Суррогат для боссов Братвы

ГЛАВА 9

СОФИЯ

Прошла неделя после той напряженной ночи, и все удивительным образом улеглось. Я почти помирилась со всеми мужчинами из Братвы, и мы пришли к некоему соглашению. Они будут проводить со мной время, по крайней мере раз в неделю. Потому что, признаться, я умирала от скуки в этом роскошном, но изолированном особняке.

Но на этой проклятой розовой палочке все еще есть одна черточка. Я все еще не беременна.

Они также предоставили мне свободу выбора, чьего ребенка я хочу выносить. Это тяжелый выбор, который я, честно говоря, не знаю, как сделать. Я и в лучшие времена не умела принимать решения, а сейчас? Это определенно не лучшее время.

Они все такие… привлекательные. Красивые, высокие, и, несмотря на их несколько серую мораль, в каждом из них есть что-то неоспоримо привлекательное. Виктор с его суровым характером и неожиданной добротой, Иван с его интенсивностью и удивительными моментами мягкости, Максим с его властным присутствием и скрытой глубиной. И дело не только во внешности, хотя и этого достаточно, чтобы вскружить голову любой девушке. Дело в том, как они себя ведут, какую силу и уверенность излучают. Да, они опасны, но это захватывает, а не пугает.

Я думаю о том, что было бы, если бы у каждого из них родился ребенок. Чтобы увидеть, какие части их характеров проявились бы в сыне или дочери. Это странная мысль, но она присутствует, задерживаясь на задворках моего сознания.

Но сейчас я сосредоточена на том, что происходит здесь и сейчас.

Сегодня вечером у нас будет сеанс телепросмотра. Простая вещь, просто просмотр фильма, но это похоже на маленький кусочек нормальной жизни в моей хаотичной жизни. И я выбираю фильм. Отлично, еще одно решение.

Что это со всеми этими решениями, которые я должна принимать? Я же Весы, черт возьми. Решения — это бич моего существования.

В детстве, когда люди спрашивали, кем я хочу стать, когда вырасту, мои ответы были самыми разными. В один день — врачом, в другой — танцовщицей. Потом, возможно, юристом, стюардессой, моделью. Все и вся было возможно. И даже не стоит говорить о выборе любимого цвета. Фиолетовый, зеленый, желтый, синий — зачем ограничивать себя только одним?

Но, честно говоря, выбор фильма — это приятная отсрочка от более важного и пугающего решения, нависшего надо мной: выбора отца ребенка, которого я буду носить. По сравнению с этим выбор фильма — сущий пустяк.

Перебирая варианты, я понимаю, что это не просто вечер кино. Это шанс для меня высказаться, получить немного контроля над ситуацией. И хотя это всего лишь мелочь, мне приятно. Это напоминание о том, что я не только пешка в их игре, я человек со своими мыслями, своими предпочтениями, своей жизнью.

Так что сегодня я выберу фильм и буду наслаждаться им. А что касается другого решения? Что ж, это может подождать до другого дня. А пока я сосредоточусь на том, что есть сейчас, на простом удовольствии от вечера кино в компании мужчин Братвы.

Я беру с прилавка миску с попкорном, аромат масла наполняет воздух, и направляюсь туда, где сидят они. Максим, Иван и Виктор расположились на диване бок о бок и выглядят так, будто собрались для серьезного просмотра фильма.

Я занимаю место прямо между Максимом и Иваном — лучшее место в доме, если хотите знать мое мнение.

— Итак, — начинаю я, делая паузу для пущего эффекта, когда устраиваюсь в подушках. — Я наконец-то приняла решение, — все они слегка наклоняются, словно готовясь к большому объявлению. Я практически вижу, как они затаили дыхание: — насчет фильма.

Последовавший за этим коллективный вздох выглядит почти комично. Я не могу не хихикать над их реакцией.

— Да ладно! — Иван смеется, качая головой. — Ты и впрямь на секунду завладела нашим вниманием.

— Да, София, ты мастер драматической паузы, — добавляет Максим с игривой ухмылкой на лице.

Я закатываю глаза и пожимаю плечами, пытаясь скрыть тот факт, что я вполне довольна собой.

— Ну, я должна была как-то сделать это интересным.

— Справедливо, — бормочет Виктор, его внимание, кажется, приковано к экрану.

Я наклоняюсь вперед, чтобы взять пульт, и мои пальцы случайно сталкиваются с пальцами Виктора. Он не вздрагивает, но на мгновение бросает взгляд, молчаливое признание. Я нажимаю play, и фильм начинается.

Я выбрала "Дневник памяти". Классический роман, да еще какой. Когда на экране появляется название фильма, ребята дружно стонут.

— Да ладно, ты действительно выбрала романтический фильм? Да еще и такой занудный? — жалуется Иван, вскидывая руки в насмешливом отчаянии.

— А что плохого в небольшой романтике? — Поддразниваю я в ответ, втайне гадая, понравится ли им это на самом деле.

Максим фыркает.

— Ничего, если она будет сочетаться с боевиком или триллером, может быть.

Виктор только качает головой, на его губах играет полуулыбка.

— Давайте просто посмотрим этот чертов фильм.

Пока идет фильм, я украдкой поглядываю на мужчин, их выражения варьируются от забавных до слегка заинтересованных. Это сюрреалистично — смотреть "Дневник памяти" с тремя самыми страшными людьми в преступном мире. Ирония не покидает меня.

Через несколько минут Иван неловко переминается с ноги на ногу.

— Так вот что вам, женщинам, нравится, да? Парни строящие дома для своих девушек?

Я хихикаю.

— Не всем, но да, некоторые находят это романтичным.

Максим, который молча наблюдал за фильмом, вклинивается.

— Строить дома, писать письма, грести на лодках по озерам, наполненным лебедями. Это тот стандарт, которому мы не соответствуем?

Виктор, всегда спокойный, сухо добавляет:

— Как по мне, мы скорее "защищаем и выживаем". Строить дома — это немного не по нашей части.

Я смеюсь, наслаждаясь их шуточками.

— Ну, может, после всего этого вы могли бы подумать о смене профессии. Из Братвы в строители?

Иван фыркает.

— Представляешь? "Путь Братвы. От пушек к молоткам". Это было бы хитовое реалити-шоу.

Мы продолжаем смотреть, и когда фильм доходит до более эмоциональных сцен, я замечаю, что они пытаются скрыть свою реакцию. Максим сжимает челюсть на особенно грустном моменте, Иван начинает быстро постукивать ногой, и даже глаза Виктора кажутся немного более блестящими, чем обычно.

— Не знала, что вы, ребята, такие мягкотелые, — поддразниваю я, подталкивая Максима локтем.

Он бросает на меня взгляд, который наполовину раздражен, наполовину забавен.

— Мы не мягкие. Просто ценим искусство.

— Да, искусство заставлять взрослых мужчин чувствовать себя неловко, — добавляет Иван, но я успеваю заметить, как он быстро вытирает глаз.

По ходу фильма их комментарии становятся все реже, их внимание все больше приковано к экрану. К концу, когда идут титры, воцаряется тяжелая тишина.

— Ну что ж, — наконец говорит Виктор, — это было… нечто.

Иван потягивается, пытаясь изобразить бесстрастность.

— Да, что-то, как двухчасовой урок о том, чего делать не надо.

Максим качает головой.

— Мне нужно выпить.

Я не могу удержаться от желания поддразнить их еще немного.

— Да ладно, признайтесь, все было не так уж плохо.

Максим делает паузу, уголок его рта подергивается ухмылкой.

— Это было не самое худшее, что я когда-либо смотрел, — признает он, — но не ждите, что я начну цитировать это в ближайшее время.

Иван, который спокойно убирал пустую миску из-под попкорна, подхватывает.

— Да, и если я начну писать тебе любовные письма каждый день в течение года, просто пристрели меня.

Виктор, стоящий у двери, добавляет:

— Или начнем строить дом голыми руками. Это тоже запрещено.

Я смеюсь, наслаждаясь их дискомфортом.

— Что ж, хорошо знать свои границы. Но признайтесь, это вас задело. Даже если совсем чуть-чуть.

Максим закатывает глаза, но в его тоне чувствуется легкость.

— Может немного. Но если ты кому-нибудь расскажешь, я буду отрицать это.

Иван ухмыляется — редкое зрелище.

— Да, то, что происходит во время киноночи, остается в киноночи, — и, все еще ухмыляясь, добавляет: — в следующий раз мы будем смотреть что-нибудь с погонями и взрывами. Мне нужно уравновесить всю эту сентиментальность.

Я уютно устроилась между ними, тепло и общий смех делают комнату уютнее, чем когда-либо. Странно, как фильм может так сблизить людей.

Взгляд Максима внезапно становится серьезным.

— Итак, ты наконец-то приняла решение?

Я поднимаю глаза, недоумевая.

— Какое решение?

— Чьего ребенка ты хочешь выносить, — уточняет он, его тон ровный.

О. Это решение. Я делаю паузу, прежде чем ответить.

— О, об этом… Я думала… о вас всех.

Иван усмехается, на его лице написано недоверие.

— Что? Нам нужен только один ребенок. Не… трое.

Я спешу объяснить:

— Я знаю. Только один ребенок. Просто… я не хочу выбирать…

Голос Виктора тверд.

— Но ты должна выбрать.

Я смотрю на них, и на каждом лице видна разная реакция.

— Вам действительно важно, кто из вас троих является отцом?

Максим реагирует незамедлительно.

— Нет, не очень, главное, чтобы он был наш.

— Тогда ладно, отцами будете вы все трое, — заявляю я, немного более смело, чем мне кажется.

Иван, как всегда шутник, хихикает, делая глоток своего напитка.

— Ну, биология так не работает, милая.

Я закатываю глаза, не в настроении слушать нравоучения.

— Не учи меня биологии. Я ее знаю. Я пыталась сказать, что если я займусь сексом со всеми тремя вами, и вы не сможете точно сказать, кто из вас отец, то технически это будет ваш общий ребенок. Разве не так?

Наступило короткое молчание, пока я ждала их реакции, внимательно наблюдая за ними. Я могу почти поклясться, что вижу намек на румянец на их суровых лицах.

Наконец Виктор нарушает молчание.

— Итак, ты предлагаешь трахаться вчетвером?

Максим и Иван обмениваются взглядами, явно пытаясь осмыслить это новое событие. Я вижу в их глазах желание и любопытство, но также и страх ступить на неизведанную территорию.

— Ну, это один из вариантов, — отвечаю я, пытаясь разрядить обстановку.

Иван вступает в разговор, голос его слегка дрожит.

— Мы никогда не делали ничего подобного раньше. Это не входит в наши правила.

— Да, я понимаю, — отвечаю я, понимая всю серьезность того, что я только что предложила. — Но разве мы уже не нарушили столько правил? Мы уже вышли за рамки традиций.

Максим, который молча слушал, наконец заговорил.

— Это, мягко говоря, нетрадиционно. Но, — он делает паузу, размышляя, — это может быть самым справедливым решением.

Прежде чем я успеваю обдумать слова Максима, мое нутро перекручивается. Что-то не так. Слабый звук, почти как крик, прорезает воздух и резко замолкает. Он леденящий, заставляющий меня покрыться мурашками.

Затем, прежде чем я успеваю произнести хоть слово, начинается ад.

В одно мгновение спокойная атмосфера рушится, в буквальном смысле слова. Звук бьющегося стекла с силой заполняет комнату, а затем снаружи раздается безошибочное эхо выстрелов. Это хаос, внезапный и ужасающий. Этот звук настолько ужасен, настолько реален, что не похож ни на что, что я когда-либо слышала раньше.

Пули свистят в разбитых окнах, впиваясь в стены, посылая в воздух шлейфы штукатурки и обломков.

Реакция Максима мгновенна. Он прижимает меня к полу, закрывая своим телом, инстинктивно защищая от опасности. Его вес давит на меня, создавая защитный барьер между мной и летящими пулями.

— Ложитесь! — Кричит он остальным.

Иван и Виктор уже движутся, пригибаясь к укрытиям, их лица застыли, как у солдат, готовых к бою. В комнате царит шум и движение, все начинают действовать, но все, на чем я могу сосредоточиться, — это учащенное биение сердца Максима о мою спину и звук моего собственного судорожного дыхания.

По мере того, как стрельба продолжается, мне в голову приходит страшная мысль: нас атакуют. Враги Братвы нашли нас и не собираются сдерживаться. Я вдруг остро осознаю опасность и реальность мира, в котором оказалась.

Иван и Виктор открывают ответный огонь, их движения быстры и отработаны. В воздухе витает запах пороха и страха. Я дрожу, осознание того, как близко я была к смерти, посылает ударные волны по моему телу.

Сквозь хаос я вижу, как один из нападавших падает, и его тело кучей валится на землю. Остальные отступают, волоча за собой упавшего товарища, оставляя за собой кровавый след и разрушения.

Голос Максима звучит у меня над ухом, твердый и властный.

— Лежи, София. Не двигайся. — Я киваю, понимая всю серьезность ситуации. Я больше не просто невольный участник их планов, теперь я мишень в их войне.

Звуки выстрелов смешиваются с криками, визгом шин и звоном бьющегося стекла. Это симфония насилия, которую я никогда не хотела слышать.

Лежа под Максимом, я понимаю, насколько хрупким был наш маленький пузырь безопасности.