Свадьба колдуньи

Глава 7

В течение нескольких секунд оба не проронили ни слова. Верити была настолько сердита, что просто боялась себя выдать. Наконец, глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, с преувеличенной медлительностью она высвободилась из рук Люка и отступила на шаг назад, чтобы выйти из поля его магнетического притяжения. Люк уже успел сменить синюю рубашку и джинсы на свободные бежевые брюки, такую же свободную белую рубашку и голубой жилет-распашонку.

— Кто тебе дал право так обращаться с моим другом? — спросила она тихо, с едва сдерживаемой яростью. — Эллиот виноват лишь в том, что немного перебрал и случайно наступил мне на ногу. Я сама могла с ним разобраться… К тому же он просто зашел попрощаться — завтра он уезжает!

— Тогда все просто: он уедет чуть раньше, — с холодным упрямством сказал Люк. — Оказывается, он целый день пил, не переставая, и мешал отдыхающим. Как владелец отеля я оставляю за собой право изгонять отсюда непрошеных гостей.

— Ага, понятно. Ты хочешь сказать, что настойчивые ухаживания Эллиота не имеют ничего общего с данной демонстрацией… мелкого деспотизма?

В уголках его губ шевельнулась насмешка.

— Что они могут иметь между собой общего? — с едва прикрытой издевкой спросил Люк, приближаясь к ней. В этот момент над головой у них раздался такой грохот, что Верити едва не подскочила. Тяжелые капли дождя застучали по навесу. — Не хочешь ли ты сказать, что я тоже за тобой бегаю, Верити?

Голос его стал таким густым, что по спине у нее забегали мурашки, но она не смогла оторвать глаз от его непроницаемого лица.

— А разве нет? — прошептала она с вызовом.

Что она говорит?!

— А тебе бы хотелось? — пробормотал он.

— Нет!

Небо вдруг разверзлось, и хлынул такой ливень, что стоять на террасе было все равно что принимать душ. Уже через несколько секунд они промокли до нитки.

Люк подтолкнул ее внутрь. Не обращая внимания на стекавшую с них ручьями воду, они остановились друг перед другом на коричневом кафеле гостиной, как два боксера перед началом очередного раунда.

— Значит, нет? — усмехнулся он с угрожающим блеском в глазах. — Ты в это уверена, Верити?

Синие глаза медленно осмотрели ее с головы до ног: пышные золотисто-ореховые волосы, сжатые губы, длинная шея и четко обрисовавшаяся грудь под промокшей, прилипшей к телу шелковой блузкой. Под этим беззастенчивым и оценивающим взглядом Верити почувствовала себя обнаженной и покраснела.

— Есть что-то необъяснимо притягательное, — глухо пробормотал он, — в женской груди под мокрой шелковой блузкой…

— Прекрати! — выкрикнула она, обхватывая себя руками. — В этом весь ты! В женщине ты видишь только сексуальное, эротическое начало… Ограниченный эгоист! Неудивительно, что после развода в твоей жизни была целая череда безмозглых секс-бомб!

— Да что ты? — неожиданно прервал он угрожающе-спокойным голосом, и она тут же раскаялась в своих словах.

Он взял ее руки, которыми она прикрывала грудь, и резко развел их в стороны. При этом на лице у него была насмешливая гримаса.

— А ты, Верити, как ты распорядилась своей жизнью после смерти Эдварда? Череда Эллиотов Грозвеноров? Людей с достатком, которые в состоянии потакать твоим прихотям, а с другой стороны, настолько слабы, что полностью зависят от твоих обещаний сексуального вознаграждения?

С побелевшим лицом она стала яростно извиваться, пытаясь вырваться от него, что только дало ему возможность насладиться видом ее гибкого тела с предательски набухшими сосками на груди. Верити была словно загипнотизирована и чувствовала свою полную незащищенность. По каким-то необъяснимым причинам злость на высокомерие Люка в одну секунду переросла в уже знакомый и так страшивший ее сумасшедший внутренний огонь. Сердясь на себя за собственную слабость, она выпалила:

— Ты ничего обо мне не знаешь, ничего, если не считать поверхностных заключений, что ты сделал в тот раз…

— Ошибаешься, — поправил он ее с мягкой насмешкой. — Эдвард много о тебе рассказывал, Верити. Он был без ума от тебя. Я, например, знаю, что ты училась в интернате, что твоими любимыми предметами были математика и экономика Англии, что ты носишь обувь шестого размера и что в музыке твои вкусы простираются от шотландских народных баллад до Отиса Реддинга. Я знаю, что ты пьешь кофе с молоком, а твои любимые блюда — это макароны, салаты и рыба; я знаю, что´ ты предпочитаешь из одежды и даже белья — шелковые лифчики и французские шарики для них, подчеркивающие твой темперамент…

— Ну и ну! — только и могла выдавить она из себя, до крайности раздраженная его издевательским, насмешливым тоном, безуспешно пытаясь освободиться из его рук. В пылу борьбы их бедра соприкоснулись, и ее как током ударило.

— Единственное, чего я еще не знаю, так это что´ ты предпочитаешь в постели, — добавил он глухо.

И тут Верити взорвалась. С неожиданной силой вырвав руку, она ударила его по лицу, а ногами стала пинать его по голеням, сожалея, что на ней нет туфель. Люк недвижно сносил ее удары, но вдруг схватил и прижал ее к себе. Другой рукой он снял заколку с мокрых волос и властно запустил в них руку.

Откинув чуть назад ее голову, он склонился над ней в поцелуе, умело опутывая ее паутиной любовной ласки. И тут, инстинктивно еще обороняясь, Верити вдруг почувствовала всю силу мужского обаяния Люка, которым он заманивал в свои сети ничего не подозревающих простушек.

Опьяненная запахом его кожи, ощущая мускулистую упругость его тела, она постепенно отказалась от сопротивления. Его поначалу грубовато-настойчивый поцелуй смягчился и стал настолько чувственным, что по всему ее телу разлилась обжигающая огненная река.

— Верити… Dios[18], Верити… — простонал он, отрываясь от ее губ, и слегка дрожащим пальцем провел по ее пухлой губе. — Я хочу тебя! И ты тоже меня хочешь, я чувствую это…

Его расширенные, бездонные зрачки и мольба, прозвучавшая в голосе, окончательно сломили ее сопротивление. Люк Гарсия, знаменитый донжуан, молит ее? Она содрогнулась, и он еще крепче прижал ее к себе. На улице раздался страшный грохот, ветер яростно раскачивал пальмы и гнал по океану огромные волны. Пьянея от ответного желания, она подставила ему губы, едва держась на ногах и забыв обо всем на свете.

Не ослабляя объятий. Люк опустился на диван в глубине гостиной и тут же положил ее на мягкий коричневый бархат. Его руки нервно перебирали влажный шелк блузки и наконец сняли ее. Ощутив прикосновение его пальцев к груди, Верити едва не задохнулась… Люк прильнул к ней губами, а она судорожно гладила его влажные волосы. Впервые испытала она это потрясающее, всепоглощающее желание, волнами перекатывавшееся по ее жилам. Прикосновение его языка к доведенным до крайней степени чувствительности соскам было как удар электрического тока! Сквозь пелену чувственного дурмана она понимала, что играет с огнем, что ничего хорошего из этого не выйдет, но воля ее была парализована, и вся она была переполнена такими ощущениями и эмоциями, о существовании которых никогда и не подозревала…

Почувствовав его руки в сборках шелковой юбки, а затем на бедрах, осторожно подбиравшиеся к запретной зоне, отвечавшей на каждый безмолвный вопрос Люка, она вытянулась в струнку. Ей пришлось прикусить губу, чтобы не закричать от удовольствия, которое испытывало ее содрогавшееся с головы до ног тело от прикосновений Люка.

— Я хочу тебя, — прохрипел он нетерпеливо, вдруг поднимаясь на ноги и поднимая ее. — Но не здесь, не на этом диване, как сопливые подростки! Я ждал этого момента долгих двенадцать месяцев… Пойдем в спальню, Верити…

И он повел ее в спальню к кровати под зелено-белым покрывалом. В оцепенении, широко раскрытыми глазами она смотрела, как он закрывает ставни. И когда он обернулся, она уже была готова к отпору, придя в себя за те несколько секунд, что оказалась вне сферы его физического влияния.

Взглянув в ее глаза, Люк все понял. Освободившись от его объятий, она ужаснулась тому, что между ними произошло. Ее трясло. Стоило ему сделать шаг к ней навстречу, как она резко отступила назад и едва не упала, наткнувшись на кровать. Она быстро закуталась в шелковое покрывало, стискивая стучавшие зубы.

Люк с белым лицом и весь дрожа сделал еще один шаг. Это становилось похожим на игру в кошки-мышки.

— Верити… — тихо, с едва заметной, разрывавшей ее сердце на части дрожью в голосе сказал он.

— Нет, Люк, не могу, не могу, и все… Не могу! — на высокой ноте выкрикнула она.

— Прекрати! — оборвал он. — Dios, Верити! Не смотри на меня как на зверя. Я не собираюсь тебя насиловать.

Слезы невольно навернулись ей на глаза, к горлу подкатил ком. Она отвернулась и закрыла лицо руками.

— Уходи, Люк… пожалуйста, уходи!

— Ты уверена, что хочешь прогнать меня? — сердито спросил он, подходя к ней сзади. — Хочешь продолжать разыгрывать безразличие?

— Все равно из этого ничего не получится, это ведь только секс. Чисто физическая реакция, и все! — всхлипывая, пробормотала она.

Люк нежно взял ее за плечи, развернул к себе и обнял, прижав ее щекой к своей груди. Она услышала глухие удары его сердца, почувствовала еще не ослабшее напряжение железных мускулов, и ей опять стало не по себе.

— Так вот как ты на все это смотришь, на наше взаимное влечение… сказал он. — А может, ты именно этого и хочешь, Верити? Только секс, без каких-либо взаимных обязательств?

Она отстранилась от него, боясь, что предательское желание вновь овладеет ею. В его словах была доля истины, но он был не прав по сути. Если б это не оказалось столь болезненно, столь оскорбительно, то было бы просто смешно. Даже допуская, что Эдвард делился с Люком почти всем, маловероятно, что он рассказывал ему и об их интимных отношениях. Неужели мужчины способны рассказывать о таких вещах?

— Не плачь, Верити, — сказал Люк, не дождавшись от нее ответа. — Ничто ведь не навредило твоей добродетели и твоей гордости, по es verdad? Не правда ли? Пойди умойся и накинь что-нибудь.

Он круто повернулся и вышел, решительно закрыв за собой дверь. Дождь стихал, шторм шел на убыль.

Шатаясь, Верити добрела до ванной и, сполоснув лицо холодной водой, посмотрела в зеркало на свое распухшее, покрасневшее лицо. Зрелище не доставило ей большого удовольствия. А взглянув на все еще нывшую от желания грудь, она даже вздрогнула.

«Как я могла зайти так далеко? Совсем потеряла голову! Это еще что, упрекнула она себя едко. — Если бы Люк не оказался столь благоразумным и не предпочел комфорт и уединение спальни, дело зашло бы намного дальше!»

Зная, как на нее действует близость Люка, почему она позволила себя так одурачить? Она смотрела на свое отражение в зеркале, и вдруг страшный ответ сам пришел ей в голову.

Она его любит. Она так сильно его любит, что это даже наводит на нее ужас. Она любит его с той первой встречи на матче по поло, всего лишь за четыре недели до ее свадьбы с Эдвардом…

Она никогда не любила Эдварда. Он — да, он ее любил, и ей казалось, что этого достаточно. В нем ее привлекала надежность и те качества, которые обещали ей спокойную жизнь. Полное спокойствие для ее чувств и эмоций, никакого риска. Надо же было Люку Гарсии именно в этот момент ворваться в ее жизнь и одним махом разрушить такие уютные, удобные планы! Ей на мгновение приоткрылся рай, а весь тщательно обустроенный мирок начал рушиться по частям…

Дрожащими руками она сняла все еще влажную юбку и с трудом натянула через голову ярко-зеленое платье без рукавов, застегнула пуговицы под глубоким круглым вырезом и белый кожаный пояс на талии. Кое-как приведя в порядок прическу, надела белые босоножки без каблука и заставила себя выйти навстречу Люку, желая только одного — оказаться за миллион миль от той истины, которую только что сама для себя открыла.

Люк стоял, облокотившись на перила террасы, и смотрел на темный бурлящий океан. Небо посветлело, и серебряные стрелы лунного света освещали пенящиеся волны. Он не повернулся к ней, и Верити снова увидела последствия кошмарного визита Эллиота. Приготовленные с такой тщательностью салат и цыпленок плавали в темной луже вина и дождевой воды. Она наклонилась и стала подбирать осколки стекла и фаянса, но Люк, резко обернувшись, сказал:

— Оставь это! Через пару минут придут горничные.

— Я быстро, — возразила она.

— Я сказал, оставь!

Это был приказ, угрюмо подумала она и выпрямилась, натолкнувшись на его взгляд.

— Есть! — И она коротко отсалютовала, холодно гладя ему в глаза.

— Ты пригласила Грозвенора на ужин? — резко спросил он.

— Как я собиралась провести вечер — это мое дело, — заметила она, с трудом сдерживаясь и вызывающе глядя ему в глаза. — И раз уж мы заговорили об Эллиоте, я бы хотела знать, что ты с ним сделал, бедняга в таком состоянии, что выбросить его из отеля просто непорядочно! Он, наверное, бродит где-то под дождем, ничего не понимая…

Губы Люка скривились.

— Какая трогательная забота, — усмехнулся он. — Так, значит, я помешал интимному ужину? Хотя и сомневаюсь, что Грозвенор был еще на что-то годен.

Она с трудом сдержалась, чтобы не ударить его. Видимо, уже проявленная однажды агрессивность давала рецидивы…

— А разве ты не собирался ужинать сегодня с Карли и Раулем?

— Я извинился перед ними. Мне надо было с тобой поговорить.

В голосе его прозвучала горькая ирония, и Верити, тронутая, внимательно на него посмотрела. Но его лицо было непроницаемо.

— Что ж, давай, не упускай своего шанса, — беспечным тоном предложила она, но тут появились две горничные с пылесосами, и Верити с Люком перешли на другую сторону террасы.

— Ты хоть поужинала? — спросил Люк.

Усмехнувшись, она покачала головой и кивнула на пол:

— Вот мой ужин!

— Пойдем в ресторан. Поужинаем вместе. Там, но не здесь. Соблазн может оказаться сильнее меня… — От взгляда, который он на нее бросил, у нее чуть не подкосились колени. — Мое самообладание велико, но не бесконечно.

— Я, в общем-то, не голодна, Люк.

Она сама не понимала, как ей удалось произнести это без дрожи в голосе — она была словно на автопилоте.

— Прошу тебя, Верити.

Услышав в его низком голосе столь необычную для него просительную нотку, она пожала плечами и молча кивнула.

Люк не повел ее в свои апартаменты, видимо, по тем же причинам, что заставили его уйти из виллы, а устроился за столиком, за которым они отмечали ее день рождения. Над открытой площадкой был натянут двойной тент, и посетители, не боясь дождя, разговаривали, смеялись, ели и пили. Обстановка была легкая, непринужденная. Некоторые женщины, приветствуя Люка, задерживали на нем взгляд. «Он привлекает женщин, большинство женщин», — с горечью вспомнила она слова Эдварда. Высоким ростом, мускулами, густыми черными волосами и блестящими синими глазами, походкой уверенного в себе человека… Она далеко не первая и далеко не последняя стала жертвой его очарования.

Передернув плечами и садясь на отодвинутый для нее стул, она задумалась о тех женщинах, что с любопытством их рассматривали. Это были глаза опытных замужних дам, которые не раз испытали натиск чувств, едва не погубивший сегодня Верити. По ее виду они уже, наверное, догадываются о том, что между ними только что произошло.

Она должна быть ему благодарна за проявленное сегодня благородство. Но она чувствовала себя не в своей тарелке, как будто отдала слишком много, приблизив свою собственную гибель. Сидеть напротив задумчивого Люка, этого олицетворения мужественности, и вспоминать его ласки, от которых у нее до сих пор горела кожа, было самым тяжелым испытанием за всю ее жизнь.

Они подчеркнуто долго изучали меню, обсуждали разнообразную кухню острова, сильное испанское влияние и вспоминали наиболее яркие моменты их сегодняшнего путешествия. Но когда Паблито, спокойный и неулыбчивый, принял у них заказ, она опять закипела, едва сдерживая бурлившую в ней злость. Спору нет, Эллиот повел себя как полный идиот. Ну зачем было лететь за ней вслед? Зачем было напиваться? Но ничто, ничто не может оправдать поведение «тяжеловесов» Люка, скрутивших Эллиота, точно преступника, и вышвырнувших его из отеля…

— Верити!

Он ее о чем-то спрашивал.

— Извини, я задумалась.

— Я говорил, что здесь подают и гаитянские, и французские блюда, и традиционные испанские, а также итальянские, мексиканские и аргентинские… Я бы порекомендовал тебе креветки с гуайявой в кокосовом соусе.

— Мне все равно, — ответила она. — Выбирай сам. Я никак не могу сосредоточиться… Зачем ты приходил сегодня ко мне, Люк?

Люк что-то быстро сказал Паблито по-испански, и тот, серьезно кивнув, удалился. Верити снова почувствовала себя пленницей.

— Я подумал, что нам надо поговорить.

— И для этого взял с собой Паблито и других, на случай если при разговоре тебе понадобится их помощь?

Люк прищурился.

— Я услышал шум, черт побери. Откуда я мог знать, что там происходит! А если бы на тебя кто-то напал?!

— На меня действительно напали, только чуть позже, — вставила она насмешливо, но тут же пожалела об этом, увидев, как потемнели его глаза.

— Извини, если я тебя напугал, Верити, — угрюмо сказал он, — но должен признаться, что ты так действуешь на меня… лишаешь меня обычного самообладания.

— Твоего обычного самообладания! — передразнила она. — Говорят, обольщение — одно из твоих любимых занятий! Желтые газеты в Англии чуть ли не каждую неделю пишут об очередной победе известного игрока в поло Люка Гарсии, обладателя потрясающего латинского шарма, над еще одной «очаровательной особой»!

— Тебя это беспокоит? — спросил он мягко. — Моя так называемая репутация сердцееда сочинена газетчиками, могу тебя заверить. Стоит им увидеть кого-нибудь вроде меня с двумя разными женщинами в течение года, как тут же начинаются всякие басни…

— Вроде тебя? — быстро переспросила она, поднимая брови. — Это как?

— Человек без корней! — пожал он плечами и прокомментировал первое блюдо: — Pasteles en hojas. — И пока она рассматривала маленькие пирожки, завернутые в банановые листья, перевел: — Мясные пирожки в листьях. Попробуй, тебе понравится.

— Так что ты говорил? — спросила она, пробуя пирожок и одобрительно кивая. — Ты, и без корней? Как так, Люк? Почему без корней? У тебя прекрасная сестра, и, судя по тому, что она мне говорила, у тебя много родственников в Аргентине и в Испании. Боюсь, что ты сильно грешишь против себя самого, утверждая, что у тебя нет корней.

— Вовсе не грешу. С тех пор как мой брак развалился, я всех избегаю, — медленно сказал он и кивнул официанту, налившему белое вино в их бокалы и молча удалившемуся. — Да и образ жизни у меня соответственный. Я мотаюсь по всему свету в зависимости от сезона. Меня такая жизнь устраивает, но это не та жизнь, что… что дает так необходимую человеку опору.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она насмешливо. — А, кто-то ведь должен гладить тебе рубашки и подавать тапочки!

— Нет, я вовсе не это имею в виду, — спокойно возразил он, без тени улыбки. — Я говорю об эмоциональной опоре. О той самой поддержке, которую получаешь от общения с близким тебе человеком. Брак с Хулиеттой не мог не разочаровать меня, однако моя сестра Карли утверждает, что такие маловероятные взаимоотношения могут существовать между мужчиной и женщиной. Ее собственный брак — наглядное тому подтверждение.

— Ага, так, значит, ты, не обладая корнями, кружишь по свету в поисках образчика, который бы соответствовал этим параметрам? — с серьезным видом кивнула Верити, сама не зная, что´ заставляет ее насмехаться над откровенностью Люка. — Желаю удачи. Боюсь только, что тебе это не удастся! Как бы ты ни укреплял свой собственный маленький мирок, только ты его чуть приоткроешь, тебе не избежать боли.

Слова эти повисли между ними, как повисает звон колокола во влажном ночном воздухе.

— Той самой боли, что ожидала Эдварда? — жестко спросил Люк, внимательно наблюдая за выражением ее лица.

Сердце у Верити бешено заколотилось, грудь тяжело вздымалась. Она была в отчаянии оттого, что любила человека, который не упускал случая ужалить ее. Она вспомнила его недавние жестокие насмешки по поводу «психологии вины». Стоило ей чуть-чуть приоткрыться, как Люк тут же наносил ей удар и получал от этого массу удовольствия. Озлобленный тип! Она всегда чувствовала опасность в своем влечении к нему, а теперь, когда познала всю глубину его способности причинять боль, эта опасность возросла в сотни раз.

— Неправда! — сказала она со всем спокойствием, на какое была способна. — Я никогда не позволила бы себе причинить Эдварду боль! Он был мне нужен, как ты этого не понимаешь?

— Ты на самом деле так думаешь? — медленно спросил Люк, когда к ним подошел Паблито с огромным овальным блюдом фаршированных тропических овощей в кокосовом соусе и гарниром из маиса, батата и риса. — Ты веришь в то, что ваших с Эдвардом чувств хватило бы на всю жизнь?

— А почему бы и нет? — нетвердо спросила она. — Что ты знаешь о наших взаимоотношениях?

— Невеста, которая так реагирует на другого мужчину, или дурачит своего будущего мужа, или обманывает саму себя. Потому что меня ты желала больше. Я был тебе нужен больше, чем он. Но ты оказалась просто трусихой и не смогла себе в этом признаться.

— Так ты считаешь, что я бы стала обманывать Эдварда? Люк пожал плечами, гладя, прищурившись, на ее покрасневшие щеки и сверкающие глаза.

— Мы столкнулись с тобой всего лишь один раз, — жестко заметил он.

— И ты полагаешь, что это был один из многих таких случаев в моей практике? — Она сама не понимала, почему допытывается мнения Люка в такой форме, почему ищет еще большей обиды. Люк играл с ней в какую-то игру, а она, сидя перед ним, заставляла себя пробовать разные блюда, хотя и потеряла к ним всякий интерес. — Ты полагаешь, что у меня было много таких маленьких приключений за спиной Эдварда?

Люк откинулся на спинку стула, бесстрастно рассматривая ее.

— Я этого не говорил…

— Но думал! — Она положила нож и вилку, не в состоянии больше участвовать в этом спектакле. — Ты считаешь, что все женщины похожи на твою бывшую жену!

Последовало ледяное молчание.

— Что бы я ни сделал — все плохо, — сказал он наконец с враждебным блеском в глазах. — Сначала меня называют монстром и обвиняют в том, что я бросил больную жену. Теперь на меня навешивают ярлык неисправимого циника, для которого все женщины — вероломные шлюхи. Так, Верити?

— Извини, — она сердито покачала головой. — Больше я не могу этого выносить… этой игры в кошки-мышки… Я не понимаю, что тебе нужно!

Она собралась уже было встать, но неожиданный блеск его глаз приковал ее к стулу.

— Это не кошки-мышки, Верити. Ты мне нужна!

Глаза у Верити расширились.

— Тебе нужна я? — натянуто переспросила она. — Зачем, Люк? И насколько? Просто для того, чтобы удовлетворить свою прихоть? Еще одна женщина, которую можно пригвоздить к позорному столбу и сорвать на ней злость за неудавшийся брак? Ты решил включить меня в длинный список женщин, которых осчастливил своим вниманием великий Люк Гарсия? Нет, спасибо, меня это не устраивает.

Люк молча смотрел на нее, и морщинки, пролегшие от носа к губам и придававшие его лицу циничное выражение, стали резче.

— Надо будет предупредить Карли, чтобы она больше не предпринимала никаких усилий за моей спиной, — горько и задумчиво произнес он. — Ей кажется, что она помогает женщинам лучше меня понять. К сожалению, далеко не все из них обладают такой чистой душой, как она, а Карли настолько наивна, что не понимает этого…

— Чистой душой? — недоверчиво переспросила Верити, нетвердо поднимаясь на ноги. — Ты пройдешь мимо этой чистой души и не заметишь, даже если столкнешься с ней лоб в лоб! Человек, который попытался соблазнить невесту своего друга за месяц до свадьбы, а затем год спустя развлекается тем, что пытается повторить свою попытку… С меня хватит!

— Опять бежишь, Верити? — Мягкий упрек поразил ее, как отравленный дротик.

— Ничего подобного!

— Почему ты бежишь от собственных чувств? — спокойно спросил он. — Почему так боишься поговорить откровенно?

— Потому что ты не умеешь говорить! Все, на что ты способен, так это… насмехаться! — яростно сказала она.

— А ты прячешься за своей тонкой скорлупкой, как в башне из слоновой кости! Ты лелеешь свое чувство вины и прячешься за ним, как за щитом, — с неожиданной горечью бросил он, схватив ее за руку и не давая ей возможности уйти. — Забудь Эдварда, Верити, выкинь его из своей жизни, хватит притворяться…

— Кто из нас притворяется, так это ты! — вымолвила она, чуть не плача и не обращая внимания на заинтересованные взгляды с соседних столиков. — Ты лицемер, Люк! И садист! Я не совсем понимаю, с какой целью ты меня вытащил сюда, на Гаити, может, чтобы помучить лишний раз, но я больше не намерена терпеть это. Прошу прощения за то, что не дала тебе вдоволь повеселиться за мой счет! Я возвращаюсь в Лондон, и, честно говоря, я бы вообще больше не хотела тебя видеть!

На глаза у нее навернулись слезы. Ее так колотило, что ей понадобилось почти в два раза больше времени, чтобы добраться до своего домика. Оказавшись в спальне, она трясущимися руками покидала вещи в чемодан, думая только о том, как бы побыстрее уехать, прежде чем он вернется, обнимет ее и безрассудная физическая потребность опять возьмет верх над антипатией…

Собирая чемодан, приводя комнату в порядок и заказывая такси на утро в аэропорт, она все ждала, что вот-вот он появится в дверях.

Но он не появился.