Сверхъестественная любовь

АЛИССА ДЭЙ Принцесса и горошины

Давным-давно и далеко-далеко отсюда, в крохотном королевстве под названием Эльвания, жила одна принцесса.

Точное расположение этого королевства затерялось во тьме веков: одни говорят, что оно стало частью Франции, другие утверждают, что Швейцарии. Второе утверждение, по всей видимости, ближе к действительности, так как жителям этого королевства бывало свойственно ледяное безразличие, которое позднее назовут нейтралитетом. Все сходятся на том, что из окна своей спаленки в высокой башне принцесса могла любоваться водами озера, ныне известного как Женевское. Впрочем, живописные озера не очень ее интересовали. Как и другие виды. Принцессу занимало одно — упорные и неуклонные поиски идеального мужа.

Вот история этой принцессы (и не только ее).

— Люсинда!

Мелодичный вопль Ее Геморройного Высочества оглушил, словно рев трубы в руках бездарного трубача. Люси соскочила с узкой койки, судорожно прижимая к груди ветхое одеяло. Отупело моргая спросонья, она пыталась понять, что произошло.

Хорошо бы — с ней. С ней — это с принцессой Маргаритой Глорианой Долорес Трезор Монтегю. Для друзей — просто Глори… Хотя откуда у нее взяться друзьям? Для Люсинды — с тех пор как им обеим исполнилось десять лет — госпожа, повелительница, хозяйка и сущее наказание.

Вопль не повторился. Люси закрыла глаза и медленно опустилась на комковатый тюфяк, в глубине души надеясь, что ее посетил кошмар. Может, опять приснится тот необъяснимо волнующий сон, хотя и забавно было, что через парадный зал, сверкая черными глазами, к ней несся верхом Ян. С каких это пор Ян является ей во сне?

Более того, с каких это пор у нее дух захватывает от какого-то там… сна?

Люси решительно прогнала эту беспокойную мысль и открыла один глаз. Розоватый свет, сочившийся в узкое окно, недвусмысленно говорил о том, что прошел всего час, никак не больше, с той минуты, когда принцесса наконец-то — наконец-то! — объявила, что изволит быть удовлетворена приготовлениями, а стало быть, Люси может уйти в свою спальню — тесную конурку, примыкавшую к покоям Глори, — и вздремнуть хотя бы пару часов, прежде чем появятся гости.

Тоже, кстати, ублюдки королевской крови.

Будет просто чудо, если Люси доживет до конца этой недели. И почему она не кухарка, не посудомойка или даже не прачка? Уж верно, надрываться в духоте поварни или у котлов, где кипятится белье, — настоящий праздник по сравнению с тем, чтобы скакать на задних лапках перед избалованной принцесской.

Ну да ничего. Не важно. Спать… Ох, какое же это счастье — спать! Еще хоть пару часиков, а потом — кружку крепкого горячего чая… Нет, две кружки, а лучше три, и…

— Люсинда! Сейчас же иди сюда, ленивая мерзавка! Мы забыли про горошины!

Люси от неожиданности подскочила и ударилась головой о каменную стену, да с такой силой, что через пару часов на этом месте наверняка образуется шишка размером с гусиное яйцо. Уже не говоря о головной боли. Стиснув зубы, Люси спустила ноги с койки и встала. Ее слегка пошатывало, голова кружилась и раскалывалась от боли.

— Уже. Иду. Мерзкое. Ты. Чудовище, — едва слышно процедила она сквозь зубы. И добавила громче: — Иду, госпожа!

Она даже не потрудилась придать голосу надлежащую бойкость. Глори все равно этому не поверила бы. В последний раз голос Люси звучал бойко в тот самый день, когда она подбросила в кровать Глори чрезвычайно мокрую и склизкую жабу. Вспомнив тот случай, Люси улыбнулась, но тут же невесело вздохнула: что веселого — жить воспоминанием о ребяческой выходке одиннадцатилетней давности.

Еле волоча ноги, Люси вошла в спальню Глори и, как всегда, оторопела под неистовым напором розового цвета. Настенные коврики, покрывала и сама Глори — все и вся здесь было тошнотворно-розовым. И розово-розовым. И пурпурно-лилово-розовым. Все равно что вдруг оказаться в желудке свиньи.

Люси вновь протерла глаза, надеясь, что кошмарное видение исчезнет, — не помогло. Да и никогда не помогало.

— Глори, ты о чем? Какие горошины?

— Для тебя — «ваше высочество»! — рявкнула Глори. — Или «миледи». По крайней мере, пока не уедут гости. Еще не хватало, чтобы кто-то решил, будто я позволяю прислуге со мной фамильярничать!

— Прислуге?! Прислуге?! А на чьем плече ты выплакивалась столько раз, что нам обеим не упомнить? К кому ты забиралась в постель, трясясь от страха во время грозы, пока тебе не стукнуло пятнадцать? — Люси была уверена, что задает эти вопросы с поразительным хладнокровием. — Так что подумай, стоит ли называть меня прислугой, иначе на этой неделе тебе будет прислуживать Магда!

Глори ахнула, ужаснувшись одной мысли о том, что получит в камеристки свинарку.

— Магда?! Да ведь она год не мылась! Ты, верно, шутишь? Не забывай, что ты обязана мне…

— Я тебе ничем не обязана, — холодно отрезала Люси. — Все одиннадцать лет я отрабатывала — причем с лихвой — свое содержание, и это вопреки тому, что твоя мать обещала моей матери! Через три дня мне исполнится двадцать один, и на эту неделю я задержалась здесь лишь из одолжения той Глори, которую когда-то любила как сестру.

Надо отдать Глори должное — вид у нее стал пристыженный, но буквально на пару секунд.

— Ты отлично знаешь, что, сколько бы тебе ни исполнилось, ты никуда от меня не денешься. Тебе просто некуда идти.

— К моим услугам, Глори, целый мир. Или ты забыла?

Люси взмахнула рукой, и все вещи, которыми был завален пол спальни, — подушки, наряды, побрякушки, — грациозно вспорхнув, разлетелись по местам, в сундуки и гардероб.

— Ну? Какие горошины?

Да, конечно, обязательно нужно было спросить: «Какие горошины?» Кретинка пустоголовая! — злобно прошипела себе под нос Люси, с тяжелым стуком грохнув на деревянный, позолоченный каркас кровати последний матрас.

Вот уже добрых полтора часа она шныряла по коридору, забираясь в комнаты, приготовленные для гостей, чтобы под каждый матрас засунуть железный шарик размером с горошину. Напоследок она пробралась в роскошную опочивальню, которая предназначалась исключительно для заезжих принцев либо эльфийских вельмож, и там пристроила на место последнюю горошину. Ну вот, дело сделано.

И надо же, чтоб горошины оказались именно железными! Против железа чары Люси были бессильны, а не то бы она управилась за считаные минуты. Именно в том, собственно, и состояло задание, которое придумала для нее Глория, — спрятать в гостевых покоях крохотные кусочки железа, чтобы эльфы во время переговоров не смогли творить там волшбу.

Магия эльфов тоже была не в ладах с железом. И все же рассудок Люси, изнуренный недосыпанием, чуял в рассуждениях Глори изрядную брешь. Как бы там ни влияло железо на чары Люси, сама она твердо знала, что никоим образом не может быть эльфийской породы. Она поборола соблазн в подтверждение этой мысли потрогать кончик своего уха — обычного, ничуть не заостренного. Быть может, ее дар — отголосок древней лесной магии, но уж совершенно точно не эльфийской.

Страстное желание поскорее вернуться в постель вспыхнуло в Люси с новой силой, и она направилась к двери, безуспешно пытаясь отряхнуть с ночной сорочки накопившуюся под кроватью пыль. Надо сказать экономке, что в гостевых покоях не прибрано… Хотя нет, не надо. Ее, Люси, это больше не касается.

— Все равно эти эльфийские морды ничего не заметят, — проворчала она вслух, обращаясь к пустой комнате. — Что может быть нелепее, чем…

— Эльфийские морды? Я и представить не мог, чтобы лица моих сородичей удостоились столь лестного звания.

Незнакомый голос звучал словно воплощенный в музыке соблазн — дразнящий, чарующий, вкрадчивый ровно настолько, чтобы Люси ощутила жар в тех сокровенных местечках, на которые голос мужчины не может и не должен воздействовать подобным образом.

К счастью, на нее такие фокусы не действуют.

Прежде чем поднять взгляд, Люси попыталась стереть с лица угрюмое выражение, но при виде собеседника опять стала мрачнее тучи. Спору нет — эльфийский лорд был хорош собой. Впрочем, как и все эльфы. Высок — на добрые пол-ладони выше человеческого роста. Серебристые, с лунным отливом, волосы ниспадают мерцающей волной до самого пояса. Стройный, худощавый, но мускулистый. Глаза цвета небесной синевы отливают ледяным блеском.

А вот в глазах Яна горит огонь… Погодите-ка! Что?! Ян?! Люси недобро прищурилась, вспомнив о том, кто в последнее время все чаще и неожиданнее приходил ей на ум, и вернулась мыслями к тому, кто сейчас стоял перед ней.

Ну да. Эльф. Люси от них тошнит — от их напыщенности и непомерного самолюбия. Этот тип, должно быть, еще хуже других, потому что одет в зеленое с золотом — цвета верховного дома Благого Двора.[11]

— Лорды. Я сказала, что эти покои чересчур скромны для эльфийских лордов, — спешно поправилась Люси, хотя и не добавила при этом «милорд».

В высшей степени дурной тон — затевать ссору с царственным гостем в первый же день переговоров, но, в конце концов, есть предел и ее терпению.

Эльф привалился к дверному косяку, отрезая Люси путь к бегству, и скрестил руки на груди.

— О да, — томно протянул он, нарочито медленным взглядом окинув девушку с головы до ног. — Мы, принцы Благого Двора, не склонны к излишней… скромности. Тебя прислали в подарок? Если так, уж не знаю, чувствовать ли себя польщенным оттого, что щедрый хозяин дома осчастливил меня такой красоткой, или же оскорбиться тем, что он решил подсунуть мне на ложе вульгарную замарашку.

Люси задохнулась от такого бесстыдства:

— Ах ты наглый… Наглый… Наглец!.. Хам и наглец!

— О да, — сухо согласился он. — Хам и наглец. Полагаю, с этими чертами моего характера мы определились? Или ты впрямь думаешь, будто я поверю, что ты по чистой случайности стоишь у камина в таком месте, что твоя сорочка просвечивает насквозь?

Кровь бросилась в лицо Люси с такой силой, что оно наверняка запылало точно маков цвет, — убийственно в сочетании с темно-рыжими волосами. Впрочем, Люси было наплевать, за кого ее принял этот напыщенный ублюдок. Она сделала глубокий вдох, резким взмахом руки очертила в воздухе полукруг… и огонь в камине сам собой погас, погрузив комнату в кромешный мрак.

— Ну вот. Теперь тебе ничего не видно.

— А, так ты жаждешь побыть со мной в темноте? — проговорил эльф, смеясь, и шагнул ей навстречу.

— Не дождешься, твое остроухое высочество! — огрызнулась Люси. — Прочь с дороги, не то я вновь раздую угольки, но на сей раз в твоих подштанниках!

Эльф с минуту молчал, вероятно думая, как бы половчее пристроить собеседницу на вечное жительство в королевских темницах. Но потом, к изумлению Люси, откинул голову и от души расхохотался. Все еще смеясь, он отвесил девушке поклон и отступил от дверного проема.

— Как тебе будет угодно, моя госпожа, хоть ты и проявляешь такой живой интерес к моим… подштанникам. Однако в награду за мои труды скажи хотя бы, как тебя зовут.

Люси стремглав промчалась мимо эльфа и остановилась, только оказавшись в коридоре — в безопасности.

— Скажу, отчего нет! Мое имя Магда.

Рис а Гаранвин, принц верховного дома Благого Двора, не отрываясь смотрел вслед убегавшей от него по коридору девушке. Кровь, безусловно, людская. Быть может, с примесью незамысловатой магии. И однако же Рис не чуял в этой девушке ничего, что позволило бы ей так дерзко противостоять его чарам. Людей влечет к эльфам, как драконов к золоту и драгоценностям — безудержно и неукротимо.

Однако эта девчонка презрела знаки его внимания, даже когда Рис приоткрылся ей и вплел в свой голос немного чар. Ей надлежало пасть на колени и униженно молить, чтобы он соизволил ее коснуться. Странно, но эта мысль вызвала у Риса смутное отвращение. Девушка была хороша собой и полуодета, но отчего-то не пробудила в нем соблазн. Скорее необъяснимую нежность, что навело Риса на другую мысль — не была ли здесь пущена в ход некая, прежде ему не встречавшаяся разновидность волшбы?

Топот ног прервал размышления, и Рис глубоко вздохнул, отгоняя прочь все мысли о нахальной Магде. Может, он разыщет ее завтра. Или же потребует ее в подарок у хозяина дома. Входя в свои покои и прикрывая за собой дверь, Рис улыбался.

Возможно, нынешние переговоры окажутся самыми увлекательными за последние шесть сотен лет.

Вечер следующего дня.

Люси плелась по лестнице вслед за Глори и, бормоча под нос страшные, но по большей части бессильные угрозы, изо всех сил старалась не наступить на подол платья, которое ей вовсе не хотелось надевать. Глори решила, что ей нужна компаньонка, дабы всю неделю прислуживать ей на пирах за столом. Она, видите ли, слышала, что такой замечательный обычай водится у знатных эльфийских дам. И конечно же, для этой цели ей могла подойти только Люси.

Что ж, по крайней мере, удалось отбиться от розового платья. После долгой и душераздирающей сцены (во время которой Глори топала ногами и швырялась расческами) Люси выдвинула безупречный и неотразимый аргумент: если она, Люси, наденет розовое, это отвлечет внимание гостей от восхитительной, божественно-розовой красоты ее высочества Глорианы.

Гримаса бешенства на лице Глори тотчас волшебным образом превратилась в глубокую задумчивость. Затем принцесса повернулась к гардеробу, наклонилась, запустив обе руки в дальний нижний угол шкафа, и вынула самое потрясающее платье из всех, какие Люси доводилось видеть. Корсаж у него был изумрудно-зеленого шелка, и такого же цвета юбки пышными складками ниспадали поверх нижней юбки из тончайшей золотистой ткани. По вырезу платья и по краям рукавов каймой пущены изящные золотые бусинки — как выяснилось, и впрямь из чистого золота.

При виде этого наряда Люси так сильно захотелось его надеть, что у нее перехватило дыхание. А потом она наотрез отказалась надевать это платье:

— Нет, нет и нет! Ни за что! Это же цвета верховного дома, а стало быть, платье — подарок. Ты же знаешь, эльфы ужасно щепетильны. В этом платье я буду точно гонец, несущий дурные вести. А ведь наверняка именно эльфы изобрели, как поступать с такими гонцами. Поэтому нет. Категорически!

Это сработало. И вот теперь она бредет за Глори в платье, которое ее наверняка прикончит. На ее голове красуется нелепая копна из зачесанных наверх кудряшек, а на цепочке, обвившей шею, болтается серебряное колечко матери. Прибавьте к этому вышитые туфли-лодочки, которые изрядно велики (обноски Глори), — и перед вами малолетняя модница в материнских нарядах. Люси рывком поддернула повыше юбки и мрачно прикинула, сколько костей она переломает, если кубарем покатится по ступенькам.

Волна жара застигла ее врасплох, отогнала прочь тоскливые сетования и мгновенно обострила все чувства. В сознании Люси протрубил тревогу незримый трубач. Вытянув шею, девушка огляделась, но за ворохом розовых кружев, в изобилии украшавших наряд Глори, сумела различить только мундир одного из дворцовых стражников.

— Миледи, — почтительно произнес Ян (кому еще мог принадлежать этот низкий и столь восхитительный голос?), отвесив поклон Глори.

Принцесса, само собой, не обратила на него ни малейшего внимания и величавой поступью двинулась дальше, зато Люси осталась торчать на лестнице, глазея на Яна, словно деревенская дурочка, и обеими руками стискивая растреклятые юбки. При этом в ее голове теснились в высшей степени безнравственные мысли.

Губы Яна дрогнули в восхищенной улыбке, а в темных глазах вспыхнул огонек.

— В этом платье, леди Люсинда, вы прекраснее летнего дня. Зеленый цвет изумительно оттеняет изумруды ваших глаз. — Голос Яна прозвучал с необычной хрипотцой.

Люси зарделась, насупилась и тут же едва не наступила на подол злосчастного платья.

— Ты что, Ян, уже успел приложиться к пиву? Если меня в этом дьявольском наряде увидят лорды, которые подарили его Гло… кхм… ее высочеству, мне, скорее всего, придет конец… Эльфы, знаешь ли, шуток не любят. — Она осеклась, внезапно припомнив еще кое-что. — С каких это пор ты перестал называть меня просто Люси?

Ян поджал губы, и на его скулах заходили желваки.

— Я думал, что смогу состязаться с чертовыми эльфами в лести и поэтических речах. Видно, простому стражнику на это лучше не надеяться. Если я тебе понадоблюсь, дай знать. Ни эльф, ни человек тебя пальцем не тронет, разве что через мой труп.

На мгновение его взгляд скользнул по нелепо низкому вырезу корсажа, затем вернулся к ее лицу. В это мгновение Ян, которого Люси знала почти всю свою жизнь, превратился в незнакомца. Опасного и неукротимого.

Его глаза сузились, и Люси бросило в дрожь.

— Если принцесса или ее отец полагают, что смогут использовать тебя в своих целях, их ждет жестокое разочарование, — процедил Ян, и в его тоне отчетливо прозвучала леденящая кровь угроза.

Люси ахнула, поспешно окинула взглядом лестницу и облегченно вздохнула, увидев, что Глори отошла уже далеко.

— Думай, что говоришь! Тебя могут обвинить в измене!

Ян подошел к ней вплотную, обхватил ладонью ее подбородок и поднял его так, что их лица оказались совсем близко.

— Измена, Люси, — это самое меньшее, на что я готов пойти, чтобы защитить тебя. Помни об этом. Через два дня, госпожа моя, тебе будет двадцать один. Через два дня. И тогда, сколько бы эльфийских принцев ни преградило мне путь, я приду за тобой. Ты моя!

Люси остолбенела от изумления. Ян запечатлел на ее губах краткий поцелуй и отпустил.

— Через два дня, — повторил он и, поклонившись, зашагал вверх по лестнице.

Дрожащими пальцами Люси дотронулась до своих губ, дивясь, как одно легкое прикосновение могло опалить ее всю нестерпимым жаром. Повернувшись, она проводила взглядом плечистую, мощную фигуру Яна и вновь ощутила холодок.

Ян был капитаном гвардии короля Падрека, и все знали, что эту должность он получил не за красивые глаза. Несомненно, он был лучшим воином короля, лучшим командиром, лучшим… Просто лучшим. Чтобы Ян вел изменнические речи, да еще из-за нее… Это непостижимо!

И все же она до сих пор ощущала на своих губах прикосновение его губ.

— Люсинда!

Пронзительный крик Глори эхом заметался между каменными стенами и привычно просверлил уши.

— Сейчас же иди сюда!

Обеими руками крепко ухватив ненавистные юбки, Люси сделала глубокий вдох и двинулась вниз.

Ян сказал — через два дня. За два дня многое может случиться. А учитывая, что все это время она будет неотступно сопровождать Глори, наверняка ничего хорошего.

В пиршественном зале творилось что-то невообразимое, и Люси едва не сбила с ног Глори, которая остановилась на пороге как вкопанная. Эльфийские вельможи стояли лицом к лицу с дворцовыми стражниками, и все орали друг на друга. Сам король, сидевший во главе стола, моргал то ли от потрясения, то ли — что было более вероятно в столь поздний час — попросту был пьян.

— Глори, я думаю, что нам лучше вернуться к себе. Эта сцена не сулит ничего хорошего, и я опасаюсь за твою безопасность, — проговорила Люси, повышая голос, чтобы Глори могла расслышать ее сквозь царившую в зале какофонию.

— Отличная мысль, ваше высочество, — подхватил Ян, внезапно возникая рядом с ними. Вот только на сей раз в руке у него очень острый и, безусловно, грозный меч. — Мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы обе удалились, прежде чем эти… дебаты примут более опасный оборот.

Глори упрямо мотнула головой, и на губах ее сверкнула чарующая улыбка. Люси доводилось видеть, как она завораживала многих вельмож, принцев и королей. Даже эльфы — те, что пониже рангом, — не могли устоять перед красотой Глори, когда принцесса пускала в ход это действенное оружие.

Ян, однако, и бровью не повел:

— Итак, сударыни…

Он был на голову выше Глори, однако принцесса каким-то образом ухитрилась взглянуть на него сверху вниз:

— Не забывай, с кем разговариваешь, стражник.

— Если бы я об этом забыл, принцесса, я бы просто перекинул вас через плечо и унес наверх, чтобы вы не подвергали опасности себя и леди Люсинду, — ровным голосом отозвался Ян.

Люси широко раскрыла глаза, ожидая, что Глори сейчас закатит свою знаменитую истерику, но, к ее изумлению, принцесса лишь рассмеялась:

— О, мне никакая опасность не грозит. Этим вечером состоится моя помолвка, — почти рассеянно проговорила Глори, обшаривая взглядом зал.

— Что?! — Люси стиснула плечо принцессы. — Помолвка?! Ты мне ничего не говорила. Кто твой жених?

Глори стряхнула с плеча ее руку и расправила юбки.

— Не знаю. Пока не знаю. Идем, поможешь мне выяснить, кто прошлой ночью хуже всего спал на ужасных комковатых матрасах.

После этих слов Глори залилась серебристым смехом и, вздернув подбородок, вплыла в зал, словно хрупкий цветок (сравнение, которое было крайне далеко от истины).

— О нет! — с отчаянием простонала Люси. — Горошины! Теперь уж точно добром не кончится!

С этими словами она виновато взглянула на Яна, подхватила свои юбки и поспешила вслед за принцессой.

Яну сильно захотелось что-нибудь кому-нибудь сломать. Его глаза опасно сузились, когда он заметил, как один эльфийский лорд — самый расфуфыренный — во все глаза пялится на Люси. Да, точно. Ему решительно хочется кому-нибудь что-нибудь сломать.

Эльфийский принц был с головы до ног одет в зеленое с золотом, а это означало, что среди лордов, собравшихся на переговоры, он имеет самый высокий ранг. Традиционный нейтралитет Эльвании с давних пор сделал ее отличным местом для продления договоров, которые заключали друг с другом различные представители эльфийской знати. Эльфы прибывали сюда, съедали все, до чего дотянутся, перебирали местных служанок так ретиво, словно женщины ради того и созданы, чтобы их ублажать, а затем разъезжались до следующего года — если не довольные, то, по крайней мере, удовлетворенные. Впрочем, судя по тому, как они выглядели сейчас, не то что о довольстве — даже о смутной удовлетворенности не могло быть и речи. Однако же, если какой-то эльфийский лордик вздумает ублажить свою похоть прелестями Люси, у него, Яна, найдется веский аргумент против. Капитан ухмыльнулся, мельком взглянув на свой острый клинок. Ну о-очень веский!

Если б только он мог отвлечься от мыслей о том, как Люси будет лежать в его постели: роскошные рыжие кудри рассыпались по подушке, обнаженные груди манят коснуться их руками, губами…

Или о том, как она будет выглядеть на свадьбе: волосы украшены цветами, на пальце кольцо — его кольцо.

Люси принадлежит ему, Яну, — только что он сам напомнил ей об этом. А значит, он должен ее защитить. Ян еще крепче стиснул рукоять меча и двинулся вслед за Люси, прокладывая путь среди разбушевавшейся знати. Хотя девушка пробиралась в толпе без особого труда, сам Ян находил некое мрачное удовольствие в том, чтобы силой расчищать себе дорогу к королевскому столу. Один из эльфийских вельмож, получив от Яна увесистый тычок локтем, потянул было из ножен кинжал, но, заглянув в лицо капитана, остыл. Истинный эльф никогда не отступит в бою, но… боя можно и избежать. И эльфийский лордик отвернулся, обнаружив вдруг нечто чрезвычайно притягательное в противоположном конце зала.

В тот самый миг, когда Яну оставался всего шаг до королевского стола, по залу разнесся чистый высокий голос принцессы.

— Прошу прощения, дамы и господа, — промолвила Глори так надменно, что сразу стало ясно: вопреки собственным словам, она никогда и ни у кого не станет просить прощения. В зале тотчас стало тихо, и все, кто там был, повернулись к принцессе. — Насколько я понимаю, в ваших покоях обнаружилось какое-то неудобство?

Рис не без восхищения наблюдал за тем, как коварная принцесска задает собравшимся свой коварный вопросик. «Некоторое неудобство в покоях» — хорошо сказано! Разумеется, он обнаружил железную горошину в тот самый миг, когда перешагнул порог предназначенных для него обширных и чрезмерно пышных покоев. Из всех мифов, которыми окружали эльфов, именно этот был правдой. Чем высокороднее эльф, тем выше его чувствительность к железу.

Так заведено, что могуществу всегда сопутствует слабость, и это обстоятельство само по себе казалось Рису слабым местом в устройстве мира. Не то чтобы он однажды высказал подобное мнение вслух. Признаться даже в минутной склонности к философским мыслям означало бы разрушить его тщательно продуманный образ — воплощение томной скуки.

Поэтому он поправил отворот изумрудно-зеленого камзола, зевнул и лениво изогнул бровь:

— Неудобство?

Едва различимая неприязненная гримаска промелькнула на лице принцессы так стремительно, что иной, менее искушенный наблюдатель решил бы, что ему привиделось. Рис, однако, знал, что не ошибся. Именно такой реакции на его напускную позу и следовало ожидать.

Эльфы, находившиеся в зале, разразились громкими жалобами, в которых рассказы о железных горошинах под матрасами перемежались неистовыми обвинениями в заговоре, а Рис между тем гадал, почему его — впервые за много столетий — вдруг задела такая реакция. Впрочем, он был слишком честен с собой, чтобы притворяться, будто ему неизвестен ответ. Все дело в ней, в той девчонке, с которой он столкнулся прошлой ночью и которая сейчас стояла за спиной у принцессы Глори. Она была одета в цвета его дома, словно принадлежала ему. Рис резко втянул воздух, осознав, что мысль об этом наполняет его самодовольным торжеством. Чтобы женщина, столь пылкая и безудержная, принадлежала ему… стала его другом.

Другом?!

Девчонка — как там ее звать? Магда? — неотрывно глядела на стремительно идущего к ней стражника, крепкого парня и доблестного, судя по виду, воина.

Другом?! Да что же это с ним творится?

Рис прогнал странные мысли. В любом случае это не имеет значения. Девушка занята. Ее сердце принадлежит другому. Вероятно, в прошлом это обстоятельство могло бы раззадорить Риса. Сейчас же он просто смирился. Что проку заглушать чарами забвения подлинную любовь только ради краткой… дружбы?

Он поддался порыву. Что-то в его сознании властно требует добиться ее дружбы… Стало быть, он должен уничтожить всякую возможность такого исхода.

— Не пора ли закончить этот нелепый фарс, ваше величество? — крикнул Рис королю, и его голос без труда перекрыл царивший в зале шум. — Ваша дочь нарушила договор, прибегнув к мошенничеству, и на это ее, вне сомнения, толкнуло ребяческое стремление отыскать себе могущественного супруга-эльфа. Наказание за подобный проступок — рабство или смерть. Я не вижу причины отправлять на казнь столь хорошенькую, пусть и пустоголовую девицу, а посему принцесса станет согревать мое ложе до тех пор, пока она мне не надоест.

Глори пронзительно вскрикнула, кровь мгновенно отхлынула от лица, а ее венценосный, в стельку пьяный отец, брызгая слюной и ругательствами, попытался привстать из-за стола. В зале воцарилась гробовая тишина. Рис лениво отметил, что тот самый стражник — крепкий парень и доблестный воин — принял боевую позицию и изготовил меч, чтобы броситься на защиту принцессы.

Впрочем, Риса все это нисколько не интересовало. Все свое внимание он сосредоточил на единственной женщине в этом зале, которая была ему небезразлична.

Она тоже побледнела как смерть, но ее глаза вызывающе сверкали.

— Ты ее не получишь, мой господин, — громко и ясно произнесла она. — По крайней мере, пока я жива.

С этими словами она вскинула руки, готовая сплести какие-то защитные чары, и тут внимание Риса привлек серебряный блеск. Этого не может быть.

Не может быть!

Быстрее молнии он пересек зал и, нависнув над рыжеволосой девчонкой, сгреб в ладонь серебряное кольцо, которое она носила на шее.

— Что это? Откуда у тебя это кольцо? — с напором спросил он.

— Отпусти ее, или умрешь! — прорычал стражник, и острие его меча мгновенно уперлось в шею Риса. — Правду говоря, я бы тебя так и так прикончил — лишь за то, что посмел ее коснуться.

На мгновение Рису стало весело, и он заглянул в темно-серые, горящие яростью глаза стражника:

— Я так понимаю, в дипломатии ты не силен?

— Отпусти ее, или умрешь! — повторил тот, сильнее надавив на клинок.

Сталь рассекла кожу на горле, но Рис почти не заметил нестерпимой боли. Потеряв интерес к геройскому лепету смертного, он снова впился взглядом в рыжеволосую девушку.

— Откуда у тебя это кольцо? — спросил он с вызовом, подстрекая девчонку солгать и неотрывно глядя в ее темно-зеленые глаза.

До боли знакомые темно-зеленые и чуть раскосые глаза.

Такие же, как у Риса. Такие же, как у его сестры.

— Ты — ее дочь, — беззвучно выдохнул Рис. — Ты — дочь моей сестры.

Глаза девушки округлились, и она отрицательно замотала головой, но Рис уже был сыт по горло догадками и предположениями. Бросив кольцо, он обхватил ладонями лицо девушки и прижался лбом к ее лбу. Кровная связь, соединявшая их, пробудилась мгновенно со слепящей, почти мучительной силой.

Они — родня… Рису вдруг стало пронзительно ясно, отчего он не мог думать об этой девушке иначе как о друге.

— Ты — моя племянница, — проговорил он, едва не хохоча от счастья, безудержного счастья, впервые испытанного за триста лет, что минули после исчезновения сестры. — Моя родная племянница.

Девушка изумленно на него посмотрела. Моргнула.

— Я… знаю, — прошептала она. — Отчего-то я это знаю.

И повернулась к стражнику, который по-прежнему держал меч у горла Риса:

— Не трогай его, Ян. Он мой… дядя.

Ян медленно опустил меч, явно ничего не понимая и столь же явно не желая доверить любимую женщину Рису с его притязаниями на родство.

— Это уже совсем другое дело, — промолвил Рис, выпрямляясь во весь свой немаленький рост. — Моей племяннице ты не пара.

В мгновение ока кончик меча вновь уперся в его горло.

— Лучше передумай, дядюшка, — мрачно процедил Ян. — Будет жаль, если наш первый супружеский выход в свет обернется посещением твоих похорон.

— Ян! — ахнула племянница Риса. — Он же мой… Погоди! Как ты сказал? Супружеский?!

Рис поглядел на нее, на Яна… и начал смеяться. Аккуратно, чтобы стражнику не почудилось угрозы, отведя рукой меч, принц отвесил королю низкий поклон:

— Возвращаю тебе жизнь твоей дочери, хоть она и принадлежит мне по праву и по закону. Взамен я беру эту женщину. Она родня мне, и таково мое право. Сим требую отдать мне леди Магду!

Все эльфы в зале, которые все это время стояли молча, не шелохнувшись и затаив дыхание, разом пали на колени и провозгласили в знак согласия и верности присяге:

— А Гаранвин!

Король рухнул в кресло и во все глаза уставился на Риса. На его лице, багровом от пьянства, отразилось безмерное изумление.

— Ничего не понимаю. На кой черт тебе понадобилась наша свинарка?

Два дня спустя.

— До сих пор не могу поверить, что Глори вышла замуж за этого толстячка, — сказала Люси, изумленно покачивая головой. — Столько лет она твердила, что ее мужем станет лишь тот, кто будет равен ей красотой, а теперь ликует оттого, что тайно обвенчалась с мужчиной, который на голову ниже ее, на добрых сорок килограммов тяжелее и к тому же практически лыс.

— Да, но зато он ее безумно любит, — отозвался Ян, обняв ее за талию. — А это, знаешь ли, самое главное. С днем рождения, любовь моя!

— Меня скоро стошнит, — заметил Рис, глядя, как зловредный стражник целует Люси.

Впрочем, эти двое все равно ничего не слышали, кроме своей романтической болтовни. Держа поводья серебристой кобылки, которую он приобрел для своей племянницы, Рис зорко следил за тем, как Ян, покосившись на него, помогает Люсинде забраться в седло.

— Не так резво тяни руки к принцессе верховного дома Благого Двора, — процедил Рис.

Ян усмехнулся и намеренно поднес руку Люсинды к губам.

— Знаешь, дядюшка, — сказал он, — мы с моей будущей женой сами разберемся, куда и как тянуть руки.

— Не смей звать меня «дядюшкой»! — прошипел сквозь зубы Рис.

Люсинда расправила на седле амазонку и вздохнула — то ли досадливо, то ли безнадежно:

— И так будет продолжаться всю дорогу? Знаете что? Если вы не способны прийти хоть к какому-то согласию, мне, вероятно, придется бросить вас обоих и отправиться в путь одной.

— Ты не посмеешь… — оскорбленно начал Рис.

— Ты не сможешь так… — одновременно с ним сказал Ян.

— А вот посмотрим, — перебила их Люсинда.

Рис одарил ее свирепым взглядом, изо всех сил стараясь не выдать себя усмешкой.

— Ты — истинная дочь моей сестры, — признал он, проворно вскакивая в седло. — Я бы мог порассказать тебе такое…

— Замечательно! — буркнул Ян и, усевшись на коня, тотчас направил его поближе к Люсинде. — Выходит, нам с Люси всю дорогу так и не удастся побыть наедине?

Рис улыбнулся. В этот миг из дверей конюшни вышла спутница, которую он ждал, и, остановившись на пороге, без лишних слов протянула к нему руки.

— Не уверен, — отозвался Рис. Придержав коня, он обхватил роскошную красотку за талию и легко усадил ее перед собой. — Возможно, иногда я буду немного занят.

Ян вытаращил глаза:

— Кто это?

Рис опять улыбнулся, но ничего не ответил, с наслаждением вдыхая лавандовый аромат волос своей спутницы. Девушка прижалась к нему спиной и счастливо вздохнула.

Люси на мгновение опешила, затем ее губы тронула легкая улыбка.

— Познакомься, Ян, это Магда.

Глаза у Яна полезли на лоб.

— Магда?! Свинарка?!

Магда застенчиво улыбнулась и кивнула:

— Я приняла ванну.

Они жили счастливо до конца своих дней… Ну или, во всяком случае, очень-очень долго.