Свет Илай

Пролог

Аня не спала. Она уже вообще не верила, что сможет когда-то ещё уснуть. Едва она закрывала глаза, как перед ее взором возникали м ама и папа, снова и снова она видела Сергея, своего мужа, и маленькую девочку. Светочку. Но ведь Светочки то, как раз, и не было. Вообще никогда не было в ее жизни. Когда-то были мама и папа, был муж. А сейчас нет никого. Никого.

И никогда не было и уже не будет Светочки, ее доченьки, ее кровиночки. Как сказал следователь, подсунувший ей на подпись бумаги, все угорели. А ещё в этих бумагах было написано, что «она никого не винит». Как-будто все они сами виноваты, что ушли, точнее — остались там. А вот ей повезло — она еще и выжила. Следователь так и сказал: «Скажи спасибо, что сама, каким-то чудом, жива осталась».

Но Аня знала, что это Лиза, ее младшая сестра, закрыла вьюшку на трубе, и они все угорели, и только она, по какой-то несчастной случайности, а вовсе не чудом, осталась жива. Она была на шестом месяце, ребенок погиб, и у нее больше никогда не будет детей. Никогда. Никогда…

Из больницы ее забирала какая-то дальняя родственница мужа, кажется, двоюродная тётка, Клавдия Павловна Ивлева. Вот, поди ж ты, раньше они и виделись то всего лишь пару раз, а теперь именно эта пожилая женщина забрала ее из больницы и привезла к себе в деревню. Именно она стала для Ани единственным родным человеком.

И лишь гораздо позже, окончательно придя в себя после случившейся трагедии, Аня узнала, что даже родного дома у неё теперь не было. Пока она была в больнице, да приходила в себя, Лиза подсуетилась и стала единственной наследницей родительского хозяйства.

Но тогда Аня не думала об этом. Потеряв всех самых близких для неё людей, она совсем было собралась уйти в монастырь, да Клавдия Павловна уговорила остаться у неё, чтобы Аня помогала ей, как говорится, «век доживать». И она осталась жить у тётки. Чтобы не сидеть на шее у Клавдии Павловны, Аня помогала ей и по дому, и в огороде, а когда более-менее оклемалась, устроилась на работу в районную библиотеку.

А еще она стала каждое воскресенье ездить в церковь. Поставит свечку, и долго стоит перед иконой Богородицы, что-то шепчет одними губами. Бабы шушукались за её спиной — никак дитя просит. А какое тут дитя, когда родить она уже больше не сможет. Так врач сказал. Но Аня продолжала ходить, и всё просила, просила…

Она уже давно схоронила Клавдию Павловну, и жила одна в осиротевшей избе на краю деревни. Однажды летом, ожидая на остановке автобус, возивший жителей окрестных деревушек в райцентр, Аня услышала случайный разговор.

— …чего ты маешься? Ты у озера попроси, — говорила какая-то старушка молодой бабёнке. — Озеро наше святое, оно твою просьбу исполнит. Только ты от души проси.

Молодуха молча пожимала плечами. Видать, разговор её тяготил, а, может, и не знала она, что это такое — от души просить.

Но Аня то знала, что значит «от души», и в тот же вечер, вернувшись после работы домой, спустилась к озеру, зашла в воду и, вдруг, упав на колени, горько заплакала. Она даже не просила. Сквозь льющиеся рекой слёзы, она просто говорила о том, как тяжело у нее на душе, как хочет она пригреть кого-нибудь, кто стал бы ей родной кровиночкой. И как она будет любить и беречь эту кровиночку.

Слезы, что лились по щекам, уже давно выплакались и высохли, а Аня все говорила и говорила. И, наконец, вспомнив, для чего она пришла к озеру, попросила.

— Помоги мне, озеро, помоги. Помоги найти мою кровиночку, не дай век одной доживать!

После этого случая, к озеру Аня больше не ходила. Да и в церковь наведываться перестала. А вот той же осенью пошла она за грибами в Дальний лес, что соседствовал с Темным болотом. Именно с этого болота брало начало озеро. В тот день к обеду набежала гроза, и вернулась Аня домой поздно, вся промокшая. Да не одна. Привела она из лесу девочку лет пяти, светловолосую, с большущими серо-стальными глазами.

Участковый долго расспрашивал ребенка, но на его вопросы девочка не отвечала, а всё смотрела на Аню восторженными глазами. И лишь в конце разговора, ткнув себя пальцем в грудь, не очень внятно произнесла, — Света я.

— Витя, — обратилась Анна к участковому, — ты пока запиши её на мою фамилию.

— Ну, что ж, — согласился участковый, — так и запишем.

И записал в протоколе: «Светлана Ивлева, девочка, 5 лет».

Пока суд да дело, девочка так и осталась жить у Анны. Она скоро совсем освоилась и стала говорить. Но кто она, и как попала на болото, Света так и не рассказала.

Прошёл месяц, другой, участковый сделал несколько запросов о потерянном ребенке, но никто не откликнулся. И вот пришла пора решать судьбу найдёныша. Он думал об этой ситуации целый день, а вечером пришел к Анне.

— Анна Григорьевна, запросы о девочке я послал, вот только не признал ее никто. И по фото поиск сделали, тоже ничего. Пора в органы опеки звонить.

Анна тихо присела на край стула.

— Витюша, — участковый был ее соседом, и частенько помогал одинокой, немолодой уже женщине и с огородом, и по хозяйству.

— Виктор Петрович, — поправилась Анна, — ведь лет то мне много. Не оставят мне девочку. Сам знаешь. А она — прямо как лучик солнца для меня. Это если родители найдутся или родные там, а в детдом….

Она замолчала.

— Да, понимаю я, Аня, понимаю.

Участковый снял фуражку, вытер платком вспотевший лоб.

— Знаешь, что? Приходи-ка ты завтра с утра ко мне в участок, попробуем что-нибудь придумать. Надо только заявление написать о потере документов. Она же тоже по документам Ивлева.

Идя к соседке, участковый совсем не так хотел повести разговор, но, увидев ожившую соседку и веселую довольную девочку, по-другому поступить не смог.

А через два года Света Ивлева пошла в первый класс.

Светка, ты влипла!

Сессия осталась позади. Экзамены сданы, зачеты получены. А это значит, что можно ехать домой в деревню, к бабушке. Первым делом надо будет выспаться. Потом, само собой, помочь бабушке по хозяйству, прополоть огород. Вечерком — порыбачить на нашем озере. И, конечно, побродить по старинным развалинам, невесть каким образом, очутившимся на наших болотах. Говорили, что когда-то, давным-давно, на этом месте стоял замок. Кто и зачем его построил в этой глухомани? История молчит. А вот меня, почему-то, всегда тянуло к этим развалинам.

Я ворочалась с боку на бок и никак не могла уснуть. Какие-то непонятные мысли лезли в голову. Сон не шел. Мало того, едва я закрывала глаза, как в голове начинали вспыхивать искры, что-то шумело, шептало, словно кто-то хотел мне что-то сказать, а я не понимала. Да и не хотела понимать. Я хотела спать. Просто спать. Выспаться и уехать…на деревню к бабушке. И бродить, бродить по нашим лесам, по старым развалинам.

Но я пообещала в агентстве, где подрабатывала курьером, задержаться и еще с полмесяца поработать. Как сказал мой начальник, Всеволод Петрович?

— Светочка, без вас, как без рук. Не хватает курьеров, не хватает. Еще две недельки. А там гуляйте, отдыхайте. Лады?

И я, скрепя сердце, согласилась.

И вот теперь ворочаюсь с боку на бок, и всё думаю, думаю. А о чем?

— Светка! Спать! — Скомандовала я сама себе и закрыла глаза.

В голове сразу зашумело, забулькало, раздался невнятный, едва слышный голос, но я, крепко сжав ресницы, всё терпела и терпела, стараясь уснуть. А голос в голове все прояснялся и прояснялся. Наконец, я разобрала какую-то непонятную, но четко произнесенную фразу, которая будто переключила в моей голове какой-то тумблер. И сразу исчезли посторонние звуки, синий туман поплыл перед глазами, сгущаясь и темнея, и вдруг я увидела огромный зал с высокими витражными окнами, у высоких дверей замерли несколько человек в странных одеждах. Посреди зала стоял какой-то древний старик с длинной седой бородой. Лицо его избороздили глубокие морщины. Узловатыми, но крепкими ещё пальцами он сжимал нечто, напоминающее посох Деда Мороза. И только молодые глаза совсем не старого человека, лучились ярким синим цветом.

— Пора тебе домой, девочка, пора домой, — сказал старик. И протянул мне руку, как бы приглашая опереться на нее и шагнуть вперед…

Зал завертелся, закружился, и я, словно проваливаясь в глубокий колодец, мгновенно уснула.

Проснулась я от резкого толчка, сквозь сомкнутые веки пробивался яркий свет, как будто надо мной сияло полуденное солнце.

Вокруг орали птицы, люди, раздавался глухой металлический лязг, и стояла такая жуткая вонь, какой не было даже на свиноферме в нашем колхозе!

От толчка дико разболелась голова. Она не просто болела, она трещала по швам, как если бы они у нее были, словно кто-то снял мою голову, а на плечи водрузил медный котелок, и изо всей силы лупил по нему железной палкой. Бум-бум, бум-бум. Терпеть не было никаких сил, и я открыла глаза…

— Ааааааа…… — тут же заорала я от неожиданности, …и от души.

Прямо перед моим носом лежала чья-то голова с выпученными водянисто-белесыми глазами, с висящей на скулах дряблой, цвета земли, кожей, и разбитыми губами. Из раззявленного рта торчали гнилые зубы. Зрачки глаз завертелись и уставились на меня, челюсти клацнули, в нос ударил запах смрада. Я подскочила и опять заорала:

— Ааааааа! Зомби!..

— О ранеп перенар! Кантури…

Кто-то схватил меня за воротник куртки и оттащил к каменной стене. Мелькнула сабля, отсекая голову ожившего монстра, а я смогла перевести дыхание и рассмотреть своего спасителя.

Красавчик, что тут ещё можно сказать. Лет, пожалуй, тридцати, …короче, уже не пацан.

«Пасанов» я не любила. У тех, кого мне доводилось встретить, мысли были написаны прямо на лбу — познакомиться, угостить девочку кофе, тоником, коктейлем или еще какой-нибудь гадостью — и милости прошу в койку. А вот койка меня, как раз, и не прельщала. В мои двадцать моя девственность была при мне, и расставаться с ней я не спешила. Не было на моем горизонте парня, который бы меня заинтересовал. Все знакомые мужского пола числились в моей записной книжке, как друзья. И никак иначе.

А от взгляда этих синих глаз у меня, почему-то, что-то сжалось внизу живота, и я потупила взор. Но даже этих нескольких мгновений мне хватило, чтобы рассмотреть моего спасителя. Как сказал бы наш режиссёр любительского студенческого театра — типичный герой-любовник в облике рыцаря. Черные волосы собраны на затылке в тугой хвост, затянутый узким кожаным плетёным ремешком с серебряными наконечниками, суровый изгиб тонких бровей, длиннющие ресницы, волевые сжатые губы, высокие скулы и маленький шрам, в виде звездочки под глазом. И, модная в наше время, трехдневная щетина, уже переходившая в небольшую бородку.

Короче, красавчик.

Встряхнув головой, чтобы отогнать от себя головную боль, я осмотрелась по сторонам и поняла, что влипла. Это была, как оказалось, первая вполне здравая мысль. Но сначала я не поверила самой себе, и попробовала втиснуть происходящее в более привычные рамки бытия, и продолжила крутить головой в поиске киномеханика, или, как его там… ну, того мужика, который кино снимает.

Наивная чукотская девочка!

Никакой съемочной группы на горизонте не наблюдалось. Зато явью были тошнотворный резкий запах крови и откровенной тухлятины, отсеченные руки и головы. И вот тут до меня дошло — нет, Светка, ты не на съемочной площадке, ты реально в этом кошмаре, и в этом кошмаре не только ты одна.

Да пойми ты, наконец, бестолочь, что это не сон!

Вокруг меня суетилось человек двадцать, и все мы находились в одной громадной железной клетке. Впрочем, назвать это сооружение клеткой было бы не совсем правильно. Это больше походило на ограду в Центральном парке, только раза в два выше. Толстые железные прутья, торчащие из земли, полукругом огораживали выход из крепости, с наглухо запертыми огромными воротами. Этот полукруг упирался своими краями в камни крепостной стены, создавая небольшое пространство, огороженное с одной стороны крепостной стеной, а с другой прутьями ограды. А за оградой, к синеющему вдалеке лесу, тянулась через поле мощёная булыжником дорога, когда-то накатанная, а сейчас поросшая травой, пробившейся между оставшимися камнями. И по этой дороге, к крепости, шли нескончаемыми волнами ожившие трупы. Или как они здесь назывались? Зомби?

А люди, запертые на клочке земли, огороженном клеткой, который, как я узнала, назывался «Ведьмин пятак», отбивались от жутких, лезущих друг по дружке мертвяков, не давая им перебраться через высокие ржавые прутья клетки к крепостным воротам.

А мы, точнее они, те, кто был в этой клетке, кроме меня, конечно, эту массу движущейся мёртвой плоти пытались отбить, уничтожить, но не пропустить к воротам, и делали это очень слаженно и, как мне показалось, довольно успешно. Одного только я не помнила — как я сюда попала?

Об этом я не имела ни малейшего представления.

Рядом со мной, у стены, сидели две женщины, а за ними лежал какой-то дряхлый старик. Вдруг старик приподнялся, схватил за волосы сидящую рядом с ним женщину, и впился ей в горло остатками зубов. Та дико закричала, пытаясь вырваться, но было уже поздно — из прокушенной шеи брызнула кровь. Какой-то парень обернулся на крик, одним прыжком подскочил к взбесившемуся деду, и одним взмахом меча снёс ему голову. Но кровь из страшной раны не хлынула, да и старик, словно не заметил удара. А парень, уже не обращая внимания на деда, с разворота отсек голову и пострадавшей. Все остальные стояли у прутьев и, отбивая непрерывные атаки нападающих, не обратили на инцидент у стены практически никакого внимания, хотя, все это сопровождалось громкими криками и визгом женщин. Но самым препаршивым было то, что я ни черта из этих криков, визгов, воплей не понимала. Ни-че-го-шень-ки!

Но, нет! Понимала.

Понимала!

Я даже различила несколько отдельных слов: «держи», «куда», «кассен», и чуть не засмеялась от радости, но вовремя сдержалась — мой смех прозвучал бы в этой ситуации весьма двусмысленно.

Я огляделась по сторонам, пытаясь понять, что же здесь происходит, и как мне действовать.

— Что смотришь? Помогай! — крикнул кто-то, обращаясь явно ко мне. — Бери скорее палаш или рогатину! Что-то их сегодня много.

— Рогатину?

Я обернулась, и замерла, разглядывая полдюжины прислоненных к стене копий и вил, а на вбитых в стену крючьях висело с десяток разного вида сабель и мечей, пара кинжалов и арбалет. Вот черт! Меч для меня был слишком тяжёлым, да и махать им, впрочем, как и сабелькой, мне не приходилось. Стрелять из арбалета я умела, но здесь он, как мне показалось, был бесполезен, и я сняла с крюка что-то, напоминающее длинный кинжал. А зомби возле прутьев становилось всё больше и больше. Они лезли друг на друга, стараясь взобраться повыше, чтобы перевалиться через ограду. А стальные прутья, хотя и были толстые, но высотой были всего метра два с половиной — три.

Вот один из зомби дотянулся до верхней перекладины ограды, и стал сосредоточенно карабкаться наверх. Но наши тоже не дремали. Какой-то парень через решётку уперся ему в грудь рогатиной, пытаясь сбросить этого шустрика. Острый наконечник прошел сквозь тело, но зомби, казалось, этого даже не заметил. Деревянная поперечина рогатины уперлась ему в грудь, отдирая мертвеца от прутьев, но тот, крепко сжав костяшки пальцев, вцепился в ржавый прут ограды, как в свою собственность.

А я стояла, и не знала, что делать. Достать его своим кинжальчиком я не смогу, слишком он высоко забрался. Но тут за шустрого мертвяка ухватился другой, за него ещё один, и вся эта куча стала карабкаться вверх по щустряку, как по дереву. За нижних умудрялись схватиться и другие. Но законы физики работают даже в столь необычном месте, и остатки полусгнивших сухожилий мертвяка не выдержали многократно возросшего веса. Его руки по локоть так и остались держаться за прутья ограды, а всё остальное, с вцепившимися в него подельниками, кувыркаясь, полетело в гущу нападавших, сметая остальных со своего пути.

Я смотрела на все это, выпучив глаза, но тут кто-то схватил меня за ногу.

— А-а-а-а-а! — заорала я, — помогите!

Но из горла, почему-то, вырвался совсем другой крик — «Зонди»!

Помог мне здоровенный мужик, по самые глаза заросший черной, с проседью, бородищей, отрубив схватившую меня руку своим ржавым мечом.

— Ты, это, смотри, поаккуратнее, — неожиданно почти ласково обратился ко мне бородатый на вполне понятном, и, как мне показалось, очень знакомом языке.

— Ты кинжальчиком своим руки им отрубай. Мертвяки сёдня не старые, видать, с Зарёшкина кладбишша, плоть ишшо держится. Вот намедни — были совсем шкелеты, ох и на-ма-я-лись мы с ними. А, если получится, так голову им сбивай. Вон, как Маля.

Я посмотрелана юркого паренька, что имел своим оружием простую палку со стальным набалдашником. Этой палицей он орудовал довольно сноровисто, не давая мертвякам приблизиться к решетке.

Так мы продержались часа два, но никто не спешил приглашать нас на обед или, на худой конец, на чашку чая.

Я уже знала, как кого зовут, и за что он попал сюда, на, так называемый, Ведьмин пятак. Вот Юрко, местный карманник, юркий мальчишка лет тринадцати. Он на пятаке в первый раз. Сюда он загремел вместе с Малей, своим приятелем. А это «старожилы» — грабители Гора и Щуплый. Они здесь аж по третьему разу. Местные власти, вместо каталажки, отправляют попавшихся воров, жуликов и убийц биться с зомби, которые нескончаемым потоком бредут к городу с Забугорья. Стоит отметить, что смертность на пятачке крайне высокая, и желающих попасть сюда добровольно не наблюдается.

— Эй, красавица, — это был тот самый, очаровавший меня черноволосый красавчик, — Если мертвяки прорвутся, они, — и он указал взглядом на верх крепостной стены, — выльют смолу, так что ты стой поближе к воротам. — И тут он ухватил меня за талию, и резким движением отдернул от решетки. А еще мгновение спустя я видела, как тянущаяся к моей лодыжке рука мертвяка почернела и опала серым пеплом. Но я не успела даже сообразить, как это он так, как кто-то крикнул

— Старик, оставь девчонку, займись делом! — а я закрутила головой. Значит, где-то здесь есть старик и еще одна девчонка?

Оказалось — нет.

Мужчина отпустил мою талию, и окинул меня внимательным взглядом с ног до головы. Мне, почему-то, вдруг снова стало жарко, а щеки просто запылали.

Вот это да! Это у меня-то?

Да я же никогда не краснела. Даже тогда, когда безбожно врала нашему директору, выгораживая Сеньку Лапина, разбившего окно на глазах у всей школы.

Почему-то все на пятачке называют этого красавчика Старик. А тот, что рядом с ним — Эдрин. Я уже поняла, что они друзья. Уж слишком часто приходили на выручку друг другу.

О том, что охрана наблюдает за нами сверху, я уже знала, а вот то, что там все готово, чтобы залить нас кипящей смолой…. Это была для меня новость, причем, не самая приятная за этот день.

Тем временем зомби у решетки существенно прибавилось. Несколько десятков рук тянулись сквозь прутья, не давая простора для удара, а с десяток мертвяков карабкаясь вверх по спинам своих собратьев и хватаясь за прутья решётки.

А ещё эти гады нескончаемой вереницей брели по дороге к крепости. И все по наши души.

Но вот один не брел. И вообще, он как-то выделялся из всей этой толпы. Стоял он довольно далеко, на пригорке, махал руками, а вот нападать не спешил. Странно…

Тогда я сняла с крюка арбалет. Я уже говорила, что пользоваться арбалетом я умела. Как-то раз даже принимала участие в студенческих соревнованиях по стрельбе из арбалета, и заняла, не шутка ли, второе место (промолчим, для ясности, что участников было всего двое).

— Славная игрушка, — хохотнул Юрко, — вот, только вряд ли он нам поможет. Разве что, если перебьешь шейные позвонки.

Отвлёкся он на эту реплику всего на пару секунд, но этого хватило атакующим, чтобы просунутыми сквозь прутья руками, притянуть парня к решетке, и впиться в него зубами. Из прокушенной артерии фонтаном хлынула кровь. Я уже знала, пройдет несколько минут и Юрко очнется. Но это будет уже не тот паренек, который ещё несколько секунд назад весело смеялся. Это будет зомби. Мертвяк.

Кидаться на помощь парнишке смысла уже не было. Да и не успела бы я. Гора взмахнул остро отточенным, словно бритва, кинжалом. И покатилась голова …

Обижаться на него не имело смысла. Именно он следил на пятачке за тем, чтобы среди нас не появлялись зомби. А я поймала себя на мысли, что эта смерть меня нисколько не всколыхнула. Словно, это вовсе и не я тут — вся в грязи, и воняю, словно жиркомбинат, а кто-то другой.

Но тот тип на пригорке меня очень даже заинтриговал.

Я словно видела тугие струи воздуха, расходящиеся от каждого взмаха его рук. Да и не зомби это вовсе, это…

Да кто же он такой?

Я прицелилась в этого непонятного типа, плавненько нажала на скобу арбалета, и едва слышно прошептала вслед умчавшейся стреле.

— Лети, калёная стрела,

Ты смерть с собою в путь взяла.

Где упадешь — там боль и ад,

И нет стреле пути назад!

Слова сами собой, едва слышно, слетели с моих губ.

Я и сама не понимаю почему, когда мне надо чего-то добиться, слова всегда приходят на помощь.

Вот и сейчас. Стрела не просто попала в размахивающего руками типа. Она взорвалась, разметав его останки вокруг пригорка, на котором он стоял. А я потеряла сознание и упала под ноги Старика и Эдрина, остолбеневших от случившегося.

Я валялась в луже чьей-то крови и не видела, как, словно марионетки, потерявшие ниточки, падали на землю и рассыпались в прах мертвяки.

…Мне казалось, что я качаюсь на качелях, плавно скользя по ветру. Иногда качели вздрагивали, словно наталкивались на что-то, вроде камешка на дороге, и тогда моя голова отзывалась тупой ноющей болью.

После очередного такого толчка я пришла в себя, открыла глаза и осмотрелась.

Я лежала на соломе, в плавно движущейся повозке, скорее всего — в телеге. Но над головой колыхался полотняный тент, натянутый на деревянные дуги. По-моему, такое транспортное средство в старину называлось фургон. Темно. Кто-то заботливо укрыл меня тёплым шерстяным плащом, а под голову подложил полотняный мешок, набитый всё той же соломой.

Рядом раздавались знакомые голоса.

Разговаривали Старик и Эдрин, и я, стараясь не шуршать, слегка отодвинула полог, чтобы хоть что-то было видно. Ага, вот так — хорошо. Я прислушалась.

— Яр, вот скажи, зачем мы ее с собой тащим? — ворчал Эдрин.

— Она спасла нам жизнь.

— Она спасла жизнь не только нам. Она весь Шелдон, считай, спасла. Но у нас свои дела, и девчонка нам ни к чему. Мы и так из-за некоторых….

— Эдрин, — прервал его Старик, которого, оказывается, звали Яр, — скажи, тебя только этот вопрос интересует?

— Зачем мы ее взяли с собой? Нет. Меня еще интересует, как так вышло, что ее с нами отпустили?

— А мне интересно, кто она такая, и куда держала путь?

— Это и так ясно.

Голоса то удалялись, то приближались, как будто кто-то настраивал радиоприемник на определенную волну и наконец-то настроил.

— И…? — настаивал Яр.

— Она — начинающий маг, и едет учиться в Майн-Кэдрин. Тут, как раз, всё просто и понятно, — теперь в голосе Эдрина проскальзывали ехидно-иронические нотки. — А вот почему лейтенант её с нами отпустил, а не доложил о маге по команде? Надеюсь, некоторые не размахивали у него перед носом печатями?

Яр глубоко вздохнул.

— Размахивали…

— Но, Яяяяяр! — буквально взвыл Эдрин, — ведь наша поездка — тай-на-я!

— Эдрин, это цель нашей поездки тайная, а сама поездка — она у всех на виду. И, потом, ты видел того некроманта?

— Это, которого девчонка подстрелила? Нет. Далеко, зараза, стоял. Я только почувствовал поток энергии, и услышал звук взрыва.

— Вот и я не видел, а девочка увидала. И не просто увидала, она его еще и подстрелила. Да ещё как подстрелила!

— И что? — засопел Эдрин.

Но Яр невозмутимо продолжил приводить свои аргументы.

— Скажи мне, Эдрин, ты заклинание взрыва сколько учил? Почти год, если мне память не изменяет? Вот то-то и оно.

Эдрин задумчиво почесал переносицу.

— Знаешь, я, в конце концов, не боевой маг. Так что, заклинание взрыва мне, может, и ни к чему, а вот заклинание призыва, ты так и не выучил.

— Не выучил, — согласился Яр.

Некоторое время они ехали молча.

— К тому же, волосы у нее короткие, — после некоторого раздумья добавил Яр, — Вот и значит, что для всех остальных она — не магичка.

Они опять замолчали, а я задумалась.

Оказывается, там, на пятачке, я некроманта какого-то подорвала.

Но самым ошеломительным известием для меня стало то, что я — маг!

Вот, только, как-то это всё не укладывалось у меня в голове.

Нет, я и раньше за собой замечала некоторые странности. Например, если мне что-то надо получше рассмотреть, я могу предмет, как бы, пододвинуть поближе. Не так, как в бинокль, конечно, но всё-таки.

И еще, я от всяких неприятностей ловко ухожу…

Неприятностей?

И я вспомнила! Вспомнила!

Я ворочалась с боку на бок и никак не могла уснуть. Сон не шел. Мало того, едва я закрывала глаза, как в голове вспыхивали разноцветные искры, что-то шумело, шептало, словно хотело что-то сказать, а я не понимала. Да и не хотела понимать. Я хотела спать. Просто спать.

Уже под утро я, наконец, уснула, и мне приснился странный сон.

Я видела перед собой огромный зал с витражными окнами, у высоких дверей перешёптывались несколько человек в странных одеждах. В центре зала стоял какой-то древний старик. Длинная седая борода, глубокие морщины, узловатые пальцы, сжимающие нечто, напоминающее посох Деда Мороза. И только молодые глаза лучились ярким синим цветом.

Старик что-то сказал на незнакомом языке, и протянул мне руку, как бы приглашая опереться на нее и шагнуть вперед…

Зал завертелся, всё закружилось у меня перед глазами, и я словно провалилась в глубокий колодец, а открыв глаза, даже не сразу поняла — где это я. Сердце настойчиво пыталось покинуть грудную клетку. Нет, всё в порядке.

Я проснулась в нашей комнате, на соседних кроватях мирно посапывали мои подружки по институту — Инка и Маринка

Переведя дыхание, я откинула одеяло и уселась на кровати.

В общаге было на удивление тихо. Не хлопали двери, никто не кричал по телефону, а с кухни, расположенной как раз напротив нашей двери, не тянуло запахом подгоревшей картошки.

Полная идиллия.

Вот тут-то все и началось… вернее, закончилось.

Дверь нашей комнатушки резко распахнулась, явив пред наши очи Калерию Аркадьевну, коменданта общаги.

— Чего спим? Почему не встаем? Почему вещи не собрали? — вопросы сыпались из неё, словно горох.

И вдруг, как гром среди ясного неба, в комнате раздался голос декана нашего факультета, Екатерины Сергеевны.

— Калерия Аркадьевна, а в чём, собственно, дело, и почему студенты должны собрать свои вещи?

Это, всегда невозмутимая Маринка, высунула свой нос из-под одеяла.

Калерия Аркадьевна с испугу села на край стула, прижала руку к левой стороне груди, замерла на мгновение и, тяжело выдохнув, истерически рассмеялась.

— Ну, Маринка! Ведь так и до инфаркта довести можно. И как ты так чужими голосами-то играть можешь?

— Да, не важно, — отмахнулась Маринка. — Вы скажите, Калерия Аркадьевна, с чего это, в такую рань, и вдруг — подъем? Да еще и с вещами?

— Дык, это, ремонт. С сегодня и начинаем, и как раз с вашего этажа. Сейчас двери придут сымать, и окна новые ставить.

Мы с девчонками переглянулись.

— А как-то…заранее сказать? — Маринка не собиралась сдаваться. — Нам ещё собраться надо ….

— Девчонки, да вы чо? Объявление на вахте уже две недели висит. Все уже съехали, только вы остались, да двести тринадцатая ещё телепается…

— То-то я смотрю, вчера в душе никого не было, — проговорила Инна.

— Вы вещи то сложите в коробки, да подпишите свою комнату, а я все в кладовку поставлю.

— А где коробки взять?

— Сейчас принесу, — вздохнула Калерия Аркадьевна и вышла.

— Что делать будем? — спросила Маринка.

— Что, что? Вещи собирать. — Инка критически осмотрела комнату. — Не так много тут и наберется.

— А я вчера книги в библиотеке взяла, — вздохнула Маринка.

Лето только началось. Всего пару дней назад мы сдали последние экзамены, и общага ещё не должна была разъехаться по домам. Это мы так думали. Потому что объявление в холле никто из нас не видел.

Да и как его увидишь, если еще осенью я нашла «потайной» ход в общагу. Вот этим-то ходом мы и пользовались.

Идти от общежития до института почти двадцать минут, и сокращение этого времени практически вполовину — вполне существенно, особенно по утрам, после вечерних посиделок, когда сон не дает оторвать голову от подушки.

А тут — неприметная дверца в торце здания. Мы спускаемся в подвал, проходим по длинному коридору, потом крадемся мимо коморки завхоза, поднимаемся по лестнице, и все, мы дома. Ну, и наоборот.

Но, пользуясь подвалом, мы с девчонками прозевали объявление о ремонте общежития после окончания семестра.

Собирая одежду, и плотно укладывая в коробку конспекты и учебники, я основательно задумалась.

В риэлтерском центре, где я подрабатывала курьером, как раз сейчас начался сезон, и работы было — выше крыши. Следовательно, возросла и моя сдельная оплата. Но, если общагу закроют и жить будет негде, то ….

Вот тут и надо было посчитать, что мне выгоднее — свинтить в деревню к бабе Нюре, уволившись с работы, или найти ночлег, и поработать еще пару недель, в надежде немного подкопить деньжат.

Хотя, какие там деньги — так, одни слезы. Родителей у меня не было, и жила я с бабушкой. И хотя ни разу, на моей памяти, баба Нюра не отказала мне в какой-нибудь просьбе, ссылаясь не нехватку денег, но иметь свои — всегда приятнее. Да и не будешь же всегда зависеть от бабушки, даже такой доброй, как баба Нюра.

— Марин, ты куда переселишься? — спросила я соседку.

— Я? Домой поеду, родители вчера звонили. Они уже и билет мне купили, у сестры свадьба на носу, — как-то виновато, ответила подруга, — а ты к бабке поезжай. Твоих курьерских заработков и на пирожки не хватит. Лучше отдохни, да бабке поможешь с огородом.

— Правильно Маринка говорит, — встряла Инна, — чего тебе тут высиживать. А от бабушки огурчиков привезешь. Солёненьких…

Инка аж зажмурилась, как кот на сметану. Да, баба Нюра знатные огурчики солила.

— Уговорили, — заклеивая коробку скотчем и подписывая номер комнаты, кивнула я девчонкам, — поеду к бабе Нюре. Вот только на фирму заскочу. Мне там зарплату за прошлую неделю еще не выплатили.

— Сколько там у тебя?

— Почти две тыщи.

— Ну, тогда ладно, только билет на электричку купи заранее, — посоветовала Маринка, — а то знаю я твою контору — опять до вечера просидишь, и на последнюю электричку опоздаешь.

Ну, вот и всё. Билет — в кармане, платок — бабушке в подарок, в рюкзачке за плечами. До электрички у меня оставалось целых два часа. Теперь можно и в контору, за расчетом.

В конторе я сразу поднялась в кассу, получила причитающиеся мне деньги, и, не особо торопясь, спустилась на второй этаж, к секретарше Кате. Катерина была с нашего института, только училась на вечернем, и мы, как-то незаметно, сдружились. Только такой, как сегодня, я Катю никогда не видела. Говорят, «как пыльным мешком из-за угла» — вот именно в таком виде я и застала свою подругу — бледная, с трясущимися губами. Но едва я зашла в приёмную, и шепотом спросила:

«Катя, что случилось?», как по коридору кто-то забегал, громко топая ботинками, дверь распахнулась, и в кабинет ввалились три непонятных мужика с автоматами и в масках, закрывающих лицо.

— В коридор, на выход — заорал один из них, и вытолкал нас с Катей в коридор, где у стеночки, повернувшись к ней лицом, уже стояли сотрудники отделов. Катя оказалась рядом со мной и, едва только мужик отвернулся и что-то закричал, успела шепнуть:

— Бежать тебе надо. Среди сотрудников кто-то, ну это, знаешь, черный риелтор.

Катя хотела сказать что-то еще, но омоновец, а это, как я поняла, были именно они, видать, услышал наш разговор. Резко повернувшись к ней, он крикнул, — Молчать! — и замахнулся автоматом.

Катюшка, втянув голову в плечи, смотрела на приближающийся к ее лицу приклад, и от страха не могла даже двинуться.

— Ты чего размахался?! — я прикрыла Катю рукой, и удар приклада пришелся мне по ладони, но как-то вскользь, едва задев, но при этом мне сильно процарапало руку металлическим рожком. Из раны засочилась кровь, а Катя, округлив глаза, уставилась на царапину и, вытащив платок, стала вытирать кровь. При этом она совсем близко наклонилась ко мне.

«Уходить тебе надо, — прошептала она одними губами, — эти гады на тебя все хотят свалить. Я сама слышала…»

К нам подошел еще один омоновец, начальник, если судить по тому, как остальные при его приближении вытянулись в струнку.

— Что тут происходит, — строго спросил он.

И тут меня словно прорвало.

— Дяденька, дяденька, — заверещала я тоненьким детским голосом, — отпустите, мне бы в туалет, руку промыть, а то я поцарапалась сильно. Я только промою и перевяжу. У меня медленная свертываемость, гемофилия, болезнь крови такая, надо промыть и перевязать, а то я кровью истеку и умру.

Всхлипывая и шмыгая носом, я несла еще какую-то околесицу, но это сработало.

— Шестой, — скомандовал командир-омоновец в переговорное устройство. — Ко мне.

Рядом возник боец.

— Отведи девочку в туалет, там раковина есть, пусть промоет руку. Но следи там.

Уже по внешнему виду я поняла, что Шестой — молодой парнишка, и форма на нем совсем новая, и глаза, сверкающие сквозь прорези в маске, лучились молодым задорным блеском, и это, скорее всего, его первое боевое задание.

Подводить парнишку не хотелось, но мне надо было как-то выбираться из этой заварушки.

Шестой пропустил меня вперед и, как под конвоем, повел в туалет. Впрочем, почему «как»?

Я видела, как щурятся в усмешке его глаза, и думала про себя, — ну-ну, ухмыляйся, ухмыляйся.

Едва мы вошли в туалет, я бросилась к умывальнику. Чуть приоткрыла кран и сунула руку под струйку воды. Крови было немного, но и кран я приоткрыла совсем чуть-чуть. Вода побежала красная от крови.

— Ой, блин, какой глубокий порез, — простонала я со слезами в голосе, но не очень громко, как бы сама себе.

Но, на самом деле, слова были обращены к омоновцу, и он понял, что я тут еще задержусь, и расслабился. Да и что может случиться в туалете на втором этаже, с окнами, забранными решетками, и одной дверью, которую омоновец перегородил своим крепким торсом.

— Дяденька, а можно в туалет сходить, а то у меня аж живот схватило — тоненьким голоском пропищала я.

Нужно сказать, что на свои двадцать я не выглядела. Мне давали от силы лет 15–16. А тонким голоском меня научила разговаривать Маринка.

Взгляд бойца сразу стал снисходительным, и «дяденька» соизволил разрешить.

— Ладно, сходи, только не слишком долго.

И я бочком проскользнула в крайнюю кабинку. Именно там была узкая створка окна, не забранная решеткой, через которую я могла спокойно выбраться на улицу, что и проделывала неоднократно, сбегая от назойливых ухаживаний Петра Анисимовича, старого, потертого жизнью риелтора.

Под окном шел широкий карниз, на котором крепилась высокая вывеска соседнего кафе. Немного пригнувшись, я, никем не замеченная, прошмыгнула за вывеской, свернула за угол здания и спокойно спустилась по пожарной лестнице. Заскочила через заднюю дверь в кафе, приветливо кивнула официанту Пашке, и подошла к барной стойке.

Но интересовали меня не выставленные пирожки и пирожные, и тем более не сам Пашка, а покупатели. У барной стойки стояла группа студентов, и когда они потянулись к выходу, я вышла вместе с ними. Студенты остановились на крыльце, с интересом рассматривая омоновские машины у соседнего подъезда, и, пока они там толпились, я, укрывшись за их широкими спинами, бодро направилась в сторону остановки.

Электричка была уже на подходе. Мысленно поблагодарив Маринку, посоветовавшую купить билет заранее, я проскочила турникет, вышла на платформу и юркнула в спасительные двери электрички, распахнувшиеся перед самым моим носом.

Был рабочий день, и народу в вагоне было не так уж и много. Выбрав свободное сиденье у окошка, я откинулась на мягкую спинку, и незаметно задремала…

Проснулась я не от перестука колёс, а от умопомрачительного, просто невероятного запаха жареного мяса, с удивлением открыла глаза, и замерла, раскрыв рот.

Громадный, ярко-малинового цвета, диск солнца едва коснулся кромки дальнего леса. Птицы свистели, щебетали, прощаясь с прошедшим днем.

У небольшого костерка расположились Яр с Эдрином. На длинных палочках прямо над огнем шкворчали куски ароматного мяса, запах которого и разбудил мое голодное сознание.

Светка, еда! Мясо! Когда ты в последний раз ела?

Я выбралась из повозки и подошла к моим спутникам. Те подвинулись, освобождая мне место, сунули в руки палочку с нанизанной на нее дичью, и я впилась зубами в горячее дымящееся мясо.

Да… А перчику-то не пожалели. Но как вкусно. Мммм…

— Ты что, целый год не ела? — изумленно спросил Яр.

— Гораздо больше, — ответила я с набитым ртом.

Яр засмеялся и протянул мне кружку с каким-то дымящимся варевом, а я… Я поймала себя на том, что смотрю в эти синие глаза, и, как дура, сижу с открытым ртом. Вот только влюбиться мне сейчас и не хватало.

«Светка, возьми себя в руки и закрой рот», — скомандовала я сама себе.

— Давай знакомиться, — протянул мне руку Яр.

— Светлана, — я ответила красавчику уверенным рукопожатием.

— Светла-ана? — удивленно протянул Эдрин. — Хм. Какое странное имя?

— Ты что, не здешняя? Не с Ренолона? — закидал меня вопросами Яр.

— Нет.

Спросить сейчас, что такое Ренолон, было бы, наверное, крайне рискованно. И я, только отрицательно помотав головой, добавила, — я не местная.

— Эртиш-Влад или Кантарион? — Эдрин с любопытством уставился на меня.

— Нет, я издалека. Очень.

— Ну, и из какой же страны ты к нам прибыла?

— «Вот ведь пристали», — подумала я, и, не найдя ничего лучшего, ляпнула, — из России.

— Никогда не слыхал, — удивленно покачал головой Яр.

— Я ж говорю, что издалека, — буркнула я, и подумала, — «Светка срочно меняй тему».

— А мясо очень вкусное.

— А ты знаешь, кого так аппетитно уплетаешь?

Учитывая ехидно-нагловатую улыбочку Эдрина, я поняла, что на палочках вряд ли зажаренный кролик или молодой кабанчик.

Ждать моего ответа Эдрин не стал, а сразу решил меня огорошить.

— Это крыса.

— А-а… — удовлетворенно протянула я, и потянулась за второй палочкой, — вкусно!

Лицо Эдрина вытянулось, и, как мне показалось, он даже обиделся, не ожидав от меня такой реакции.

А чего он ждал? Что я с криком вскочу, брошу мясо и буду верещать на весь лес — крыса, крыса!

Ха. Да после того, как мы три дня проблуждали с Сенькой Лапиным по лесу, и умудрились приготовить себе варево из пойманных лягушек, крыса не вызвала у меня какого-то отвращения. Она была весьма достойна присутствовать на этом лесном пиру.

К слову сказать, то варево мы с Сенькой так и не попробовали. Нас вовремя нашел Игорь Трофимович, наш местный лесник. Голодных, продрогших, с лягушачьим супом в эмалированной кружке.

Позже лесник, впечатлённый нашей тягой к путешествиям, несколько раз брал нас с собой в лес, рассказывал, что можно есть, а что нет, как не заплутать, и много еще чего интересного и полезного.

Отхлебнув из протянутой мне кружки, я мысленно поблагодарила Яра.

Напиток был густым, пряным и очень вкусным. Куда-то ушло жжение от перца.

— Да, перчика не пожалели, — не удержалась я.

Эдрин с недоумением уставился на меня.

— Чего, чего? Какого такого «пер-чи-ка»?

«Ага, Светка, — подумала я, — оказывается те слова, которых в этом мире нет, ты говоришь на русском. Так что, надо за языком последить».

— Ну, это приправы такие, травки разные, — принялась я объяснять непонятное Эдрину слово, — для улучшения вкуса.

— Что такое приправы — я знаю, — обиделся Эдрин, — а вот «перчика»…

— В моем мире так называется острая приправа… — стала пояснять я, и, поймав заинтересованный взгляд Яра, поняла, что снова влипла, и поправилась, — ну… в моей стране…

Над костром повисла тишина, прерываемая только потрескиванием углей в огне.

— Мы будем звать тебя Вета, — вдруг сказал Яр.

И, предупреждающе подняв палец, пояснил.

— В нашем королевстве запрещено называть девочек именами, созвучными со словом «свет». Это карается смертью. А Вета — имя редкое, но не запрещенное. Меня зови Старик, ну, а моего ученика — Эдрин.

— И зачем это, ты, Вета, приехала в нашу страну? — опять подбавил ехидства в голос Эдрин.

— Я? Учиться. Магии. Говорят, у вас очень хорошая школа.

Конечно, я врала! А как иначе. Не говорить же мне, что я пришла из другого мира или из параллельной реальности. А то эти молодцы отвезут меня в свой аналог психушки, и я никогда не вернусь домой.

— Эдрин, а ведь ты оказался прав, всё-таки Мэйн — Кэдрин, — и, повернувшись ко мне, Старик продолжил. — Это единственная школа магии, которая пока ещё набирает студентов. Кстати, о том, что мы были на Ведьмином пятаке — никому ни слова, забудь. Будто этого и не было вовсе.

Я, молча, кивнула головой, хотя мне показалось странным, что Яр больше не стал спрашивать и уточнять, кто я и откуда.

Съев почти три шпажки с мясом, я поняла, что если не лягу на свое место в телеге, то усну прямо тут, у костра, и медленно, как сомнамбула, встала, и поплелась спать. Спать!!!

Едва добравшись до телеги и закрыв глаза, я тут же провалилась в густую темноту сна. Это было странно, очень странно. Сны мне снились очень редко, практически — никогда!

А тут….

Я стояла в какой — то темной полупустой комнате. До сих пор мне не доводилось видеть столь потрясающе красивой мебели. Изящный маленький столик, на полированной столешнице которого, лежала огромная книга в кожаном переплёте, раскрытая в самом начале. Рядом с книгой, в подсвечнике, догорала свеча. На стене висело несколько шкафчиков, на полках которых рассажены куклы и мягкие игрушки. Каменный пол застелен толстым ковром, а у стены просторное ложе с балдахином. Именно ложе, а не кровать или диван. Вот и все убранство комнаты.

Осторожно ступая, и стараясь не шуметь, я подошла посмотреть, кто там спит, и встретилась глазами с девочкой. Где-то я ее уже видела. Вот только где? Скрипнула дверь и в комнату, широко зевая, вошла женщина. Девочка прикрыла глаза и замерла. Женщина заглянула под балдахин, увидала, что девочка спит, удовлетворенно кивнула, и, так же тихо, вышла, даже не обратив на меня внимания.

«Ну, конечно, она же меня не видит, я же сплю», — пришла запоздалая догадка.

А девочка все так же лежала не шевелясь. Прошло ещё несколько минут ожидания, и, вдруг, боковая стена беззвучно сдвинулась с места, и вползла в нишу. В образовавшемся проходе появилась немолодая дама. Красивая, лет сорока пяти- пятидесяти, в легком дорогом пеньюаре. На пальцах ухоженных рук сияли рубинами золотые перстни. Дама с такой любовью смотрела на девочку, что мне показалось — вот сейчас, сейчас она кинется ее целовать, обнимать, но этого не последовало. Она осторожно поправила сползшее одеяло, заменила свечу в подсвечнике, с тихим вздохом закрыла лежащую на столе книгу и, также беззвучно вышла. И тотчас же дверь в стене встала на свое место.

А девочка, подождав еще пару минут, поднялась, накидала на кровать какие — то подушки, игрушки, и, укрыв их одеялом, соорудила силуэт спящего ребенка. Ей было лет пять — шесть, кудрявые золотистые волосы, длинные ресницы и серые, почти стального цвета, глаза. Подойдя к стене, она нажала на какой-то камень и открыла проход, в который ушла дама. Взглянув на меня, девочка махнула мне рукой, приглашая следовать за собой.

«Это что же, она меня видит?» — подумала я, и пошла за девочкой, уже скрывшейся в проходе.

Шли мы довольно долго. Мне всё было интересно. Сны, тем более такие, не были заурядной частью моей жизни, и я наслаждалось этим странным сном. Поддавшись внезапному порыву, провела рукой по холодным серым камням потайного хода и ощутила их шероховатую поверхность. Интересно. Оказывается сны — это целый мир, которого я до сих пор практически не ведала. Как жалко, что они раньше мне не снились.

Кто — то дернул меня за рукав. Я чуть не вскрикнула от неожиданности. Девочка смотрела на меня с таким укором, что мне стало стыдно. Серьезно, серьезно. Мне стало стыдно перед этой малявкой, но виду я не подала, и только взмахнула рукой — мол, что встала, веди. Девчонка вздернула носик, — ах так! И через мгновение мы были уже в другом коридоре. Камни стены сменили цвет на темно — серый. Толстый слой пыли покрывал пол. Тут явно ходят не так часто, как в коридоре возле спальни девочки. Интересно, а как ее звать? Я уже хотела спросить ее имя, но в это время услышала мужские голоса

— Вы подвели нас! — голос показался мне каким-то неестественным, шипящим и лишенным эмоций, словно говорила машина. — Вы не выполнили своей части сделки!

— Я? Побойтесь гнева Велиса, Као-Хай! Я сделал все что мог. Да, меня подвел Евласт. Но и вы коряво выполнили свою часть сделки. И не забывайте — это я просил вас о помощи, и за эту помощь отвалю вам немалый кусок моих земель.

Говоривший был явно взволнован.

— Ваших земель?

— Да, совсем скоро эти земли станут моими.

— Не забывайте, что между вами и правом на владение королевством стоит вдовствующая королева июная принцесса. И это вы не смогли убрать из этого списка принцессу. А скоро ей исполнится 7 лет и она, она, а не вы, станет претендентом на трон.

— Юная принцесса меня не пугает, девчонка не обладает магической силой. Я… — он не успел договорить, как его прервал все тот же шипящий механический голос —

— Ее мать тоже не обладала, а вот год назад вдруг стала обладать.

— И, не смотря на это, я от нее избавился!

— Вы? От нее избавился мой маг. И если бы вы выполнили условия сделки, сейчас не надо было бы решать, что делать с принцессой. Кстати, мой маг серьезно пострадал на корабле, и я хочу получить за это компенсацию.

— Я уже заплатил вам за нашу сделку. Или вы забыли обоз с переселенцами? А то, что ваш маг оказался слишком слаб, не моя проблема.

Голоса звучали так четко, что казалось — собеседники стояли тут, рядом с нами, но в коридоре мы были одни. Да и не коридор это был, а маленький тупичок, размером с чулан. Мы подслушивали!

— Вдовствующая королева вам не по зубам, советник. Вы, с нашей помощью, смогли убрать ее дочь, но оставили ее внучку — принцессу. И все ваши планы рухнули. Я не могу понять, на что вы надеетесь? — продолжил все тот же шипяще-механический голос.

— У меня есть рычаги воздействия на королеву. И скоро, очень скоро, она начнет плясать под мою дудку.

Мы подслушивали, но мне почему-то совсем не было стыдно. Совсем. Только обида за королеву.

И еще каким-то седьмым чувством я поняла, что разговор идет о той самой даме, что заходила к девочке. И она мне понравилась. А вот понравиться мне — это не так просто.

Еще Маринка не раз говорила: «…и как это ты, Светка, людей различаешь? Порядочных от всякой шушеры. По запаху, что ли? И ведь не ошибаешься никогда».

Интересно, голоса слышно, а вот увидеть действующие лица можно?

Оказывается, очень даже можно. Девочка, словно угадав мое желание, указала рукой на стену.

И как я сама-то не догадалась?! Там, между двумя камнями, была оставлена неширокая щель, и слышно сквозь нее было хорошо. А вот видно ли? Но других вариантов не наблюдалось, и я заглянула в щель.

Вот это сюрприз! Прямо напротив щели в стене стояло зеркало, а в этом зеркале отражалась и богато убранная комната, и оба собеседника. Один толстый, среднего роста, с лысиной на голове, а вот второй… Он был в плаще с капюшоном, накинутым на голову, и рассмотреть его было сложно. Но ни один из них не вызывали у меня хоть каких-то положительных эмоций.

— Толстый — это Аскар Хлей. Советник по финансам, — подсказала девочка шепотом, и тихонько фыркнула, сморщив носик.

— Неприятный тип, и пахнет от него всегда как-то приторно-сладко… Фу…

А потом продолжила — Но он какой-то дальний родственник, и бабушка сама поставила его на должность советника. А мне сказала — «Илай, держи друзей близко, а врагов ещё ближе».

А разговор в кабинете тем временем продолжался.

— Ваш Евласт не справился, — человек в плаще скинул капюшон с головы и я наконец-то смогла его рассмотреть. Высокий и седой. Да нет. Пожалуй, не седой, а лысый, вот только кожа была серо-белого оттенка. Но, кем бы он ни был, мне он сразу не понравился. Не знаю почему, но не понравился, и все тут. И моей спутнице он тоже, видимо, не нравился. Девочка дернула меня за рукав, и указала на незнакомца.

— Это посол из Норинги, Као-Хай. Бабушке он не нравится. Мне тоже, — она ни чего не произнесла вслух, но я все поняла. Словно мне прямо в голову вложили эти знания.

— Мне тоже, — неожиданно для себя самой откликнулась я.

Ну, вот как так? Обе дамы в спальне меня даже не заметили, а одна, так вообще — чуть сквозь меня не прошла, а эта пигалица даже за рукав дергает, и это в моем собственном сне!

Я внимательно разглядывала «серого». Широкий нос, впалые красные глаза, череп обтянут сероватой кожей и уши странные какие-то, очень маленькие. Этот человек… Во мне росло сомнение, а человек ли это? Я не задала этот вопрос вслух, но моя спутница и без того всё поняла.

— Он серпент, — едва слышно сказала она, — не глазей на него, почувствует!

И верно, Као-Хай закрутил головой, словно искал причину неприятного запаха или звука. Я быстро перевела взгляд на советника — лет сорока с обрюзгшим лицом и черными кругами под глазами, и внимательно вслушалась в очень интересный разговор.

— Евласт передал весточку. Пишет, все не так просто, как мы думали.

— И это все, что он передал вам? — спросил Као-Хай.

— Нет.

Аскар Хлей подошел к миниатюрному столику и что-то плеснул в бокал. Подержал бокал в руке, согревая налитую жидкость, и выпил маленькими глоточками. — В последнем сообщении он писал, что вы подвели его. Корабль не удалось уничтожить одним ударом. После гибели корабля, я видел его, но поговорить не удалось, хотя… Евласт был очень взволнован.

— Конечно, взволнован. Этот идиот не смог справиться с вашим заданием. И подставил всех нас. Надо было всего-то удостовериться, что вся королевская семья на борту, а потом дать отмашку. А он либо пожалел девчонку, либо решил оставить козырь в рукаве. Но мне ни то ни другое не нравится.

Неожиданно у меня пропало всякое желание смотреть и слушать, что же там будет дальше. Как будто кто-то навязчиво стал нашептывать мне: «Зачем тебе это надо? В конце концов, кто они тебе — и королева, и ее внучка, и все эти послы и советники?» Мне вдруг показалось, что я вступила в какую-то зловонную грязь, вымазала в ней руки и надо срочно идти мыться и чиститься.

Но тут девочка взяла меня за руку и наваждение пропало. Я успокоилась, и снова прислушалась к разговору. А послушать было что.

— Евласт отписал, что у него есть какая — то интересная информация, которая может кардинально изменить наши планы. Я жду его на днях…

— Ты поступил опрометчиво, Аскар Хлей, разрешив Евласту вернуться в столицу. Эрлих найдет и иголку в стоге сена, а уж как развязывать языки его учить не надо. И если он узнает, кто заказал молодую королевскую чету… Сам понимаешь, тогда наши головы… тю-тю, … как и твои амбиции.

Као-Хай противненько засмеялся.

Вот не зря я ходила с Маринкой в театральный кружок. Актрисы из меня не получилось, а вот эмоциональные тонкости в голосе различать научилась. К гадалке не ходи — не даст посол осуществиться амбициям советника. Это сейчас они рука об руку делишки обставляют, а чуть что — разбегутся и топить друг друга начнут. Ох, и змеиный клубок тут собрался.

— Впрочем, нет у него никакой информации.

Аскар Хлей удивленно поднял брови.

— С заданием Евласт не справился, — продолжил посол, — и девчонка осталась жива. Вот, казалось, что было проще — дождись, когда юная принцесса поднимется на борт с родителями, а потом уже дай отмашку топить это корыто. Так нет же, поторопился… Или девчонку пожалел? Но это все пустое… Мои люди с ним уже разобрались. А его голову, как раз сегодня я вручу вдовствующей королеве, в подарок.

— А вы не поспешили?

— Нет. Королева уже начала расследование, и приказала поднять фрегат, а он затонул на Рыбьей балке. И Евласт испугался — там же мелко. Он не стал дожидаться ни нас, ни королеву, и скрылся. Но мои люди его нашли. Или ты, Аскар Хлей, хотел, чтобы его нашел Эрлих? Вот тогда бы Евласт рассказал ему всё. И что знает, и даже то, чего не знает.

Холодный механический голос Као-Хай врезался в самую душу. Хлей сразу съёжился, ссутулился, семенящей походкой подошёл к столику и, наполнив бокал своим золотистым вином, залпом осушил его.

И вдруг мне стало ясно, что вот эта маленькая девочка, стоящая рядом со мной, и есть оставшаяся в живых принцесса, и что это о ней идет разговор, и это ее родители погибли на потопленном корабле. А она, наперекор всем этим Хлеям, Евластам и прочим серпентам, осталась жива, стоит сейчас рядом со мной и все это слышит. И надо пойти с ней к её бабушке и всё-всё рассказать. Как её назвал посол — вдовствующая королева?

Ярость и ненависть к этим мерзавцам охватила меня, я протянула руку, чтобы прикоснуться к девочке, но рука прошла сквозь неё, а сама девочка стала таять, истончаться, пока совсем не пропала, и я осталась в исчезающем каменном проходе одна, обливаясь холодным потом.

Ещё не понимая, что происходит, я открыла глаза. Стояла глубокая ночь, но уже чувствовалось приближение рассвета. Какая-то птица в звёздной тишине затянула свою протяжную трель. «Красиво поёт…» — подумала я сквозь полудрёму, и, повернувшись на другой бок, снова закрыла глаза.

Мне казалось, что я и проснуться то не успела, и мне всё ещё снится тот же непонятный сон. Я стою в той же спальне, а девочка крепко спит, положив ладошки под щеку. Я тоже люблю так спать. Бывало, вертишься, вертишься, а сна все нет и нет, а когда ладошки сложишь, под щеку положишь, то мысли исчезают, всё успокаивается, и ты засыпаешь…Но нет, это не продолжение прошлого сна. В этом сне девочка младше.

Я с каким-то нежным, щемящим сердце чувством смотрела на неё. Сколько ей сейчас? Года четыре? Пять? В прошлом сне она была постарше. И вдруг девочка проснулась. Встала, неуверенно прошлась по ковру, вышла на середину зала и …исчезла.

«Сейчас я, наверное, перенесусь к ней, как было в прошлом сне», — промелькнула мысль, но время шло, а я все также стояла в пустой комнате. Вдруг с полки упала кукла, я вздрогнула от этого звука, и тут снова появилась девочка. От нее веяло лесными запахами и какой-то удивительной чистотой и свежестью. Она тихонечко прошла мимо меня, оставляя на ковре влажные следы, подняла куклу, посадила её на место на полку…

А вот тут я окончательно провалилась в сон, и проспала без сновидений до самого утра.

Я проснулась в отличном настроении. Его не могло омрачить даже то, что я совсем не помнила, как оказалась в этом мире.

На поляне весело горел костер, кипел котелок, в который Яр подбрасывал какие-то корешки и сухие листочки. Я села рядом, на ствол поваленного дерева.

И вдруг голова закружилась, а затылок словно пронзило раскаленной иглой. Я застонала не в силах сдержаться от внезапно навалившейся боли и слабости.

Повернувшийся на мой стон Яр посоветовал:

— Ты с головой поосторожнее. Тебя у Белого озера болтом зацепило. Хорошо ещё жива осталась. Болт вскользь прошел, а то патрульные не стали бы тебя тащить в столицу, а потом еще и переправлять на Ведьмин пятак. Сразу бы схоронили. Это уж в Шелдоне решили, что ты того, не жилец.

Он немного помолчал, а потом добавил.

— Мы же не звери — живую девчонку мертвякам кидать.

— А откуда они, мертвяки эти? — Вопрос этот давно вертелся на языке, но спросить все как-то не представилось удобного случая.

— Между Реналоном и Кантарионом — Старая пустошь, — стал объяснять Яр, — и некроманты там давно обосновались. Да это в каждой сельской школе изучают. Хотя ты, как я понял, мало что помнишь. Даже откуда родом забыла.

— Как не помню? Помню. С России.

— Вета, нет у нас такой страны. Я все страны и всех королей знаю.

«Блин, Светка! Ты опять влипла…», — подумала я, но не успела ничего возразить, как Яр продолжил.

— Разве что ты из другого мира. Иногда возле Белого озера находят людей в странной одежде и не знающих языка. Но ты язык знаешь. А вот обувь у тебя странная, — указал Яр на мои потрепанные кроссовки, — да и одежда… В такой у нас только оборванцы ходят.

Я скосила глаза на свои джинсы. Да что эта темнота понимает в современной моде! Да я за эти шмотки сама отвалила десять штук.

Хотя… Старик, конечно, прав. После битвы на Ведьмином пятачке их, пожалуй, даже в машинке не отстирать, да и пованивают они. Но других-то нет!

И озеро…

Я откуда-то знала про это озеро. Вот только откуда?

Спокойный голос Яра, обстоятельность его разговора подкупали, и я не удержалась.

— Я не помню, как я сюда попала. Мир ваш странный, зомби, маги, некроманты. Мне бы домой.

— Домой… — задумчиво пробормотал Яр, — домой было бы хорошо… Только к Белому озеру мы сейчас не пойдем. И вообще… надо бы посоветоваться кое с кем по вопросу твоего возвращения. А пока с нами пойдешь. А там, коли сможем — поможем вернуться домой.

Яр снова задумался, ау меня словно камень с души упал. Верила я ему. Не знаю почему, но верила. Этот слов на ветер не бросает.

Но вопрос о зомби не давал мне покоя.

— Яр, а зомби? — напомнила я ему, — ты не договорил…

— Старик, Вета. Я — Старик! Запомни, это очень важно! Для всех нас.

Он нахмурился, но тут же улыбнулся, лукаво прищурив глаза.

Я кивнула головой.

— Старик, так старик.

Только это прозвище никак не вязалось у меня в голове с черноволосым красавчиком.

— Вот и хорошо.

Но я не отставала.

— А зомби?

— Да, зомби… Лет сто назад некромантов хорошенько потрепали, но и потом, время от времени, в пустоши отправлялся отряд начинающих магов из школ магии. С кураторами, с боевой поддержкой. Все как положено.

А лет тридцать назад школы стали закрываться. Сейчас и вовсе — только одна осталась. Вот и некому стало на пустошах порядок наводить. Посылали пару раз по отряду мечников, но толку — ноль. Даже меньше… Они только количество зомби увеличили. Без магов там делать нечего.

Яр помолчал, и продолжил.

— Шелдон — приграничный с пустошами город. Вот и приняли решение — соорудить что-то вроде защитной площадки, а оборонять город заставили осужденных за разные провинности. Со всей округи свозят преступников на Ведьмин пятак, где мы с тобой и встретились.

И,усмехнувшись, добавил.

— А тебя на пятак пожизненно сослали. К счастью, лейтенантик этого не зал, и когда ты, подстрелив некроманта, потеряла сознание, он на радостях тебя с нами отпустил.

— А всё-таки, почему стали закрываться школы? — продолжала я задавать вопросы.

То, что меня, практически, сослали на смерть, как-то прошло мимо моего сознания. Не верилось, что я могла кого-то убить или ограбить, и получить за это пожизненный срок.

— Учиться стало некому, — присоединился к разговору подошедший Эдрин.

— Почему? — повернулась я к нему, ожидая пояснения.

Но Эдрин, молча, развел руками, и занялся костром.

Я перевела взгляд на Яра.

— Так, куда ученики то подевались?

— Сложно всё это… — опустил он глаза.

Но я не отступала.

— Ну, Старый,… ну, расскажи…

— Старый, говоришь, — усмехнулся Яр, — ну ладно, тогда слушай. Понимаешь, есть маги истинные, то есть — сами по себе маги. Им не надо какой-то подпитки, подзарядки. Они магическую энергию сами аккумулируют. Но их мало, очень мало. А есть те, кто зависит от силовых линий, несущих магическую энергию. И таких магов большинство.

— Нет, не понимаю, — честно призналась я, глядя на него наивными глазами.

— Ну, как бы тебе это объяснить… — Яр провел рукой по волосам, завязанным в хвост, — наш мир пропитан магическими линиями, и чем ближе маг к этой линии, тем он сильнее. Но это, если маг зависит от внешней подпитки.

— Он хочет сказать, — стал пояснять Эдрин, — что раньше магом мог стать человек даже с маленькой искоркой магического дара. И даже люди, не родившиеся магами, но желающие ими стать. Сами они научиться этому не могли, поэтому поступали в школы, и становились лекарями, земледельцами…

— Как земледельцами? — не поняла я. — Лекарь — это понятно, он людей лечит. А зачем магия земледельцу?

— Как зачем? — Эдрин недоуменно уставился на меня. — Чтобы хлеб сажать, помогать ему расти.

— Дождь ещё пригнать, — попытался дополнить приятеля Яр, но тот и сам, похоже, хорошо разбирался в этом вопросе.

— У мага-земледельца работы много. Урожай сохранить, скотину вылечить, моровое поветрие отвести, волколаков от стада отпугнуть. Раньше в каждой деревушке был свой маг.

— А сейчас, — продолжил Яр, — магические линии почему-то стали ослабевать.

— Да не почему-то! — опять встрял Эдрин, — просто столбы силы, Велисы, стали терять свою силу.

И, оглянувшись по сторонам, почти прошептал,

— Я сам в кабинете у королевы видел карту, показывающую, где Велисы стоят. Там каждый Велес светится, как искра из костра. Так вот, она совсем блёклая стала. А дед мой говорил, что в его времена карта весь кабинет королевы могла освещать. Вот так-то.

— Я и говорю, — вновь подхватил разговор Яр, — что магические линии стали ослабевать, и больше не подпитывают Велисы.

— А почему королева не проверит, что с этими… с Велисами стало? Почему они силу теряют?

То, что Эдрин видел карту в кабинете королевы, я усекла, но задавать вопрос, как он туда попал, не стала. И так было понятно, что судьба свела меня с очень не простыми спутниками.

— Проверяла… — отмахнулся Яр. — Не все, конечно. Их по стране несколько сотен. Но рядом со столицей проверила все. Больше половины Велесов потеряли силу. Или она ослабла. А не стало магической силы, не стало и магов. Вот и некому с некромантами на пустошах разбираться, потому они и злобствуют. К городам стали подходить, дороги перекрывать.

— А некроманты? Они тоже маги? — не удержалась я от очередного вопроса.

— Маги, — со вздохом ответил Старик. — Только маги они ведь тоже разные. Каждый маг принадлежит к какой-то своей группе, и в заклинаниях использует силу своей магии. Я, например, маг огня, а Эдрин — маг воздуха.

— То есть когда тыруку того мертвяка сжег, ты применил магию огня. А Эдрин так не может?

— Не совсем так. Я — маг огня, и огненные заклинания мне даются проще. А Эдрин — маг воздуха, и ему проще даются заклинания воздуха. Воздушный капкан, воздушные стремена. Но он тоже может выучить заклинания, связанные с огнем. Правда, они ему даются хуже. Как и мне — воздушные. Например, воздушный капкан я два года учил, но так и не выучил. А вот стремена мне дались относительно легко.

— А некроманты? — вернула я Яра к интересующему меня вопросу.

— Некроманты — это маги смерти. Это в нашем королевстве магов смерти почти нет, так, один-два в столетие. А вот у такетов маги смерти в почете.

— Такетов? А это ещё кто такие?

— Это кочевники, что в пустошах живут, — снова присоединился Эдрин к нашему разговору, — да и пустоши не всегда были пустошами. Там раньше тоже люди жили. Это уже потом, когда к их землям стали подходить пески, с ними и кочевники пришли.

Если честно, мне было совсем ничего не понятно. Какие-то столбы, какие-то линии, маги, а если еще и сон вспомнить, так вообще тошно становиться: королева, ее внучка, потопленный фрегат… Брр…

Но был еще один вопрос, который не давал мне покоя.

— А мы как попали на пятак? — спросила я.

— Тебя с озера притащили, и как куклу у решетки бросили. Это чтоб мертвяки на живых не отвлекались, — заржал Эдрин. — Типа приманки. А приманка возьми и оживи.

— Повезло тебе, — закончил разговор Яр.

— А вас за что сослали?

— Нас? — мои попутчики хитро переглянулись.

— Нас не сослали.

— Мы сами туда приехали.

— Только это секрет.

— И причем не наш.

Я переводила взгляд с одного на другого и ничего не понимала.

Яр, видя, что я опять готова закидать их вопросами, собрался с духом и мужественно пояснил.

— Все очень просто. Мы с Эдрином едем в провинции, в которых сейчас сила Велисов минимальна. Где-то один — два на всю провинцию остались. А в таких местах правители сейчас пытаются выйти из-под королевской власти. Так что, для нашей безопасности, мы, вместе с осужденными, телепортом отправились в Шелдон, а там нас должен был встретить нужный человечек, он выписал бы нам подорожную, и мы спокойно отправились бы по своим делам… Если мы едем из Шелдона, то и подорожная у нас должна быть выписана оттуда же. А если из столицы, то и подорожная соответственно из Ронкаса. И смотрели бы на нас везде, как на путешественников из столицы. А там, куда мы отправляемся, столичных жителей не очень-то жалуют.

— Но, — усмехнулся Эдрин, — нужного человечка не оказалось на месте, и нас, вместе с остальными, отправили сражаться. А ты взяла и грохнула того некроманта, и всех отпустили.

— И что? Теперь не будет зомби?

— Конечно, будут. Там же не один некромант. Но какое-то время — да, не будет.

Я задавала вопросы, и внимательно слушала ответы. И, хотя, мало что понимала, знала одно — придет день, и все в мозгу разложиться по полочкам. И тогда мне самой станет смешно, что я не понимала таких прописных истин. А пока мой удел — спрашивать и получать ответы. Да и деваться мне было некуда. Яр обещал помочь вернуться домой, когда закончит свои дела, а я никогда не была букой, и упрашивать его, чтобы он бросил все свои дела, и занялся моими, не стала. Этот мир, в который я неведомо как попала, нравился мне. Нравилось ласковое солнце, нравилась мягкая трава, нравился Яр. Ой… Да, ладно, чего уж там — нравился…

Яр помолчал, глядя на пляшущие языки огня, а потом вытащил из мешка и кинул мне какой-то сверток.

— Держи. Там, в низинке — ручей, сходи умойся. В свертке одежда. Тебе, пожалуй, великовата будет, но на первое время подойдет. А при возможности — что-нибудь подкупим. Ну, а мы, пока, завтраком займемся.

Упрашивать дважды меня не пришлось — схватив узелок, я кинулась к ручью.

Так, что тут у нас? Рубашка, красивый жилет, вышитый тонкой серебряной ниткой, штаны и невысокие мягкие сапожки. Да, пожалуй, Яр прав, штанишки мне длинноваты будут, да и сапожки слегка великоваты. Размера на два.

Свои джинсы я скинула без сожаления. Вода приятно холодила тело, и я плюхнулась в ручей с головой. Поплавать бы, но омуточек, где я плескалась, был небольшой, да и ручей совсем неглубокий. Но выходить не хотелось, и я вдоволь наплескалась, радуясь чистоте и свежести, смывая и усталость, и засохшие пятна крови, и грязь. Потом, переодевшись и прихватив с собой свои кроссовки, рубашку и старые джинсы, вернулась к костру.

Эдрин с Яром уже поели, но на пне около костра меня дожидался завтрак, разложенный на куске холста. Что у нас тут? Холодное мясо, пирог и сыр. В котелке дымился уже знакомый горячий отвар.

Пока я с аппетитом уминала оставленный мне завтрак, Старик подкинул дров в костер.

— Кидай.

Мои кроссовки, джинсы и рубашка полетели в огонь.

Яр поворошил поленья палкой, чтобы лучше горело, и дождался, пока от моего старого тряпья остался лишь пепел.

— Ну, вот, и все на этом. Собираемся. Пора двигаться дальше. А то мы тут уже третий день ждем, когда ты окончательно в себя придёшь.

Помогая Эдрину сворачивать лагерь и укладывать вещи в повозку, я обнаружила под соломой свой рюкзачок.

— О! — я разгребла солому и подняла глаза на Эдрина.

— Эту сумку отдал лейтенант, сказал что она твоя, — ответил на мой незаданный вопрос Эдрин. — Удобная конструкция. Только маленькая совсем, непрактичная.

«Непрактичная! Маленькая! Да что ты понимаешь в современной моде!» — в который раз подумала я.

Хотя, конечно, парень прав. Рюкзачок, и вправду, маленький, зато теперь у меня есть деньги! Я же получила расчет в риэлтерской конторе. Надо только найти обменный пункт…

«Светка, ты реально сбрендила! Какой обменный пункт? Это же другой мир».

Я тихо застонала, и потянула рюкзачок за лямку. Вес сумки меня удивил.

Вот, только, глянуть, что за булыжник затесался среди моих вещей, я не смогла. Сумка была заперта на маленький кодовый замочек. Всего три цифры. 3-2-5. Мое любимое число. Только код почему-то не сработал.

Попробовав еще несколько раз, я поняла, что ещё не скоро загляну в свой рюкзачок. Надо набрать всего лишь какую-то тысячу комбинаций, и тогда замочек откроется. По 10 секунд на каждую комбинацию…

Да, Светочка, с математикой не поспоришь — всего каких-то три часа кропотливой работы, и ты сможешь утолить своё любопытство.

Ну, а пока надо заканчивать возиться с вещами и удивляться. Пора отправляться в дорогу.

Сборы не заняли много времени. Старик и Эдрин быстро уложили все наши пожитки в фургон.

Вот только кто нас повезет? Что повозка не самоходная, я уже поняла. Достаточно было глянуть на оглобли и привязанную к ним упряжь, чтобы понять — тягловая скотина должна быть. Вот только, я ее поблизости, пока, не наблюдала.

И тут Эдрин издал совершенно непередаваемый звук, похожий одновременно на рык льва и крик птицы, услышав который Яр быстро заскочил на облучок повозки.

— Вета, иди сюда, быстро! — крикнул он мне встревоженным голосом.

Вот только я, не то, что сесть с ним рядом, но и сообразить ничего не успела, как на поляну выскочил неизвестный науке, то есть мне, зверь.

И это лошадь?

С опушки леса на меня смотрел небольшой, но настоящий… дракон.

_______________

Друзья! Это мой первый роман, который я выкладываю на суд читателя. Мне очень важна обратная связь. Буду рада вашим комментариям.

Отдельная благодарность за подписку на автора и добавление книги в библиотеку.