Глава 3

Окно выходило на залив. Точнее, на ту самую излучину реки, где волны и ветер играли с кораблем. Но теперь на месте корабля вздувалось огромное огненное облако. Вот оно лопнуло, словно мыльный пузырь, и мы увидели охваченный пламенем корабль.

И в ту же секунду мы с принцессой, так и не выпустившей из рук куклу, очутилась на этом самом горящем корабле. Мы появились на балконе верхней палубы, а на нижней, где бушевал огонь, шла битва. Человек пять матросов, да ещё пара воинов во главе с тем самым мужчиной, что отчитывал принцессу, пытались защитить трап, ведущий на верхнюю палубу. Чуть выше их стояла молодая женщина. Вероятно, она владела магией, потому что изредка с ее рук срывался огненный шар, и летел в нападающих. А нападавшие? Вот один из них, сделав удачный удар мечом, отрубил руку обороняющемуся матросу, но и сам подставился, и оставшийся в живых воин, ответным ударом снес ему голову. Голова покатилась и застыла, глядя в небо остекленевшими красными глазами. Красными? Да это же серпенты напали на корабль! Вдруг, огненный шар, громадный, словно баскетбольный мяч, переливаясь и расплескивая огненные капли, от которых на досках палубы оставались маленькие костерки, неторопливо поплыл в сторону трапа на верхнюю палубу. И я поняла, что это конец. Защиты от такой магии у обороняющихся просто нет. Женщина метнулась вверх по трапу, и тут увидала нас с принцессой… Она остановилась, ее глаза наполнились ужасом, но вдруг летящий огненный шар упал на доски палубы и огненная лавина захлестнула нападавших. Я, словно завороженная, смотрела, как корчатся в огне все, на кого попали огненные капли.

И тут порыв ветра наполнил обвисшие паруса, корабль рванулся вперед, вырываясь из окутавшего его облака дыма, и я разглядела нескольких серпентов, стоящих на нижней палубе. Магическое пламя, пожиравшее корабль, разделяло нас. Я чувствовала, что они в замешательстве. Но тут среди дыма появился еще один серпент в странной остроконечной шляпе. Он что-то проговорил, жестикулируя руками, и в нашу сторону полетела магическая стрела. Это был не огонь, это было что-то другое, какая-то непонятная мне субстанция. Стрела летела медленно, переливаясь и закручиваясь вокруг оси. А я смотрела на нее, и никак не могла оторвать взгляд. А стрела, перекрутившись, разделилась на три части….

— Б… е…г….и!!! — вдруг раздался женский крик.

Женщина, ещё что-то кричала, а я не могла понять что.

И тут, словно проснувшись, я оторвала взгляд от стрел и вернулась в реальность.

— Беги!!! — снова закричала женщина.

Вот упал отец девочки, пораженный стрелой. Вот уже вторая летит к её матери. О, Пресветлые Небеса! Три стрелы! Три! Но последняя третья на мгновение остановилась, и ее словно вывернули. Кончик превратился в хвостовое оперение, и сейчас она летела не к принцессе, а туда, откуда пришла.

— Бе..! — слово застыло на губах женщины. Предназначенная ей стрела нашла свою цель. Женщина на мгновение застыла, и осела на палубу пустым ворохом одежды.

А мы с принцессой очутились на берегу.

Мимо бегали какие-то люди, кто-то кричал. И только один мужчина стоял, глядя на корабль и скрестив руки на груди. Вот от повернулся, его взгляд упал на принцессу.

— Вы!?

Мне этот человек был незнаком, а принцесса, вероятно, его неплохо знала.

— Как вы сюда попали, Принцесса? Я сам видел, как вы садились на корабль?

Этот вопрос был задан таким тоном и с таким удивлением, что я испугалась. Мне показалось, что сейчас этот человек просто убьет, растопчет эту маленькую девочку! Гад! У неё на глазах только что погибли отец с матерью, а он…

— Евласт! — раздался грозный окрик. К нам спешила какая-то седая дама. «Фрейлина вдовствующей королевы» — словно кто-то подсказал мне.

— О, Всемогущий Велис! Ваше Высочество, Вы живы! Но, как вы очутились на берегу, дитя моё? — это был тон, полный сострадания и сочувствия.

— Я забыла куклу, и папа разрешил за ней сплавать.

И где только эта малышка нашла в себе силы, чтобы хоть что-то говорить. У нее на глазах только что погибли родители. Погибли страшной смертью…

— О, Ваше Высочество, как же Вам повезло. Королева… — фрейлина вдруг замолчала, опустив глаза. — На все воля Небес.

А народу на берегу становилось все больше и больше. И все они стремились выразить сочувствие принцессе. Но никто не спешил организовать спасательные работы, не раздавалось ни одной команды. Только пара лодок, еще раньше спущенных на воду, подплывали к горящему кораблю. А тот, наконец-то подхваченный течением реки, несся вперед, к морю, охваченный языками пламени.

И мне отчаянно захотелось заткнуть им рты. Всем сразу.

— Смотрите! — раздался вдруг чей-то крик.

Все головы разом повернулись в сторону корабля. А тот, объятый пламенем, резко затормозил, словно наскочил на препятствие, вверх взметнулся столб искр и дыма. Прошло несколько мгновений, и корабля не стало. Только догорающие обломки плавали на месте его гибели.

И только тогда, словно вспомнив о своих обязанностях, Евласт приступил к организации спасательных действий.

— Лодки на воду, — закричал он кому-то, размахивая руками.

Вот только спасать было уже некого. А ведь он мог спасти корабль. Мог бы, если бы отправил лодки, едва только тот вспыхнул. Однозначно мог.

Это была моя последняя осознанная мысль, и я в тот же миг, словно провалилась в плотную темноту без сновидений.

* * *

А вечером Эдрин учил меня ловить лесных крыс. Хотя, называть их крысами было бы не совсем верно. Не называем же мы крысами зайцев, кроликов и белок.

По внешнему виду, это было что-то среднее между бобром и кроликом.

Животное было очень шустрым и пугливым, но крайне любопытным. Водилось оно по берегам небольших речушек с тихими, поросшими водяной травой, заводями, и питалось корешками этих самых трав.

Собрав несколько корешков, крысы усаживались на берегу и поедали их, мгновенно исчезая при любом резком звуке или движении. Но любопытство было у них в крови.

Охотник садился на берегу среди нор, и левой рукой крутил трещотку. Крысы собирались, вытягивая шеи, искали источник звука. Вот тут-то и надо было правой рукой аккуратно накинуть на шею дичи удавку, привязанную к длинной палке. Причем делать это надо было очень медленно. Крысы пугались резких движений и разбегались. А приманить их повторно на тот же самый звук, как пояснял Эдрин, было нереально. Охотник тогда либо менял трещотку, либо искал другую заводь.

Мы охотились почти час, и каждый раз я срывала Эдрину всю охоту. А дело было так. Эдрин уселся на полянке, подальше от воды, и воткнул в землю палку, с привязанной к ней трещоткой. После этих манипуляций он начинал крутить трещотку и ждать появления грызунов. Вот один, потом второй, третий повысовывали свои смешные мордочки из нор, потом вылезали сами и… Тут Эдрин вдруг вскочил на ноги

— Вета! — Животных словно ветром сдуло.

— Что?

— Ничего, — он подошел ко мне и забрал у меня палку, с привязанной на конце петлёй.

— Ой!

Ну, конечно! Он же еще в лагере предупредил, чтобы я отдала ему уду, как называлась удавка для ловли крыс, а когда Эдрин вышел на поляну, я забыла ему отдать орудие лова, все ещё рассматривая её. А там было, на что засмотреться. Древко было старое, почти чёрное, с красноватым отливом, испещренное рунами. А я, вглядывалась в них, пытаясь их разгадать.

— Упс, бывает, — и я протянула палку Эдрину.

Он вернулся на поляну, но сейчас звук издаваемый трещоткой был совсем другим. Но все равно появления первых любопытных мордочек пришлось ждать минут десять. Я бы за это время вся извелась, но Эдрин сидел спокойно и только медленно крутил трещотку.

И вот животные вылезли из нор, вот они стали подходить ближе и… тут у меня под ногами треснула ветка. Да так звонко, словно выстрел. Животные исчезли мгновенно, словно их и не было на поляне. Эдрин, все это время сидящий ко мне спиной, резко развернулся, но не успел и рта открыть.

— А что ты хочешь! — напустилась я на него, — У меня ноги затекли. Знаешь, как тяжело стоять на одном месте, а мне так хотелось посмотреть, как ты ловко орудуешь удой.

А вы чего хотели? Это еще Мария Яковлевна, наша училка литературы, говорила, что ласковое слово и кошке приятно, а мужика, того и вообще, надо постоянно хвалить. Он тогда и звезду для вас с небес достанет. Главное — постоянно напоминать ему, что он добрый, ласковый, сильный… Вот и я, незаметненько так, подсластила пилюлю для Эдрина, а тот проглотил её, и вместо «шла бы ты домой, Пенелопа», я услыхала только смиренное:

— Постарайся в следующий раз потише, хорошо?

— Конечно!

Но не дано мне было в тот день вести себя «потише». Не успел Эдрин толком усесться и завести свою шарманку, то есть трещотку, как на меня напал чих. Я чихала, и чихала, и чихала. Парень подскочил, выдернул меня из-под куста, где я устроилась понаблюдать за его охотой.

— Ты бы еще под веридиктом встала.

— Где? — переспросила я, едва перестав чихать.

— Я тебя где поставил? — напустился он на меня, и, не ожидая от меня ответа, продолжил разнос, — ты зачем перешла под чухань?

Но потом, очевидно решив, что от нотаций толку не будет, махнул рукой и пояснил по-человечески.

— Чухань — это куст такой. У него листья выделяют смолу, запах которой вызывает у человека непреодолимое желание чихать. А веридикт, это дерево такое. С него смола капает. Капля его смолы спокойно прожигает несколько слоев ткани. А если попадет на кожу, то и до кости дойдет. Человек умирает в страшных мучениях.

Он вздохнул, а я, как «умная Маша», сразу вынесла свой вердикт.

— Да подстрелить надо этих крыс, и дело с концом.

Эдрин искоса бросил на меня удивлённый взгляд, молча протянул мне лук, и я отправилась добывать нам ужин.

Конечно, все крысы будто испарились, едва я стала подходить к небольшому заливу реки, месту их кормежки.

И тут я увидела настоящее чудо — на воду залива опустились две прекрасные птицы. Они возникли передо мной, словно соткавшись из воздуха.

Завороженная их сказочным видом, я просто забыла, что держу в руке лук. Стрелять в такую красоту было бы кощунством. Вы видели лебедей? Нет, не в зоопарке или в городском парке, а на воле, когда эта величавая птица плывет по тихой глади воды. Это было великолепное зрелище.

Севшие на воду птицы, были немного меньше знакомых мне лебедей, и тоже белые. Но белизна эта была какой-то призрачно-сверкающей. Меня охватил восторг от одного вида этой прекрасной пары.

Я так залюбовалась ими, что даже не заметила, как рядом появились Яр с Эдрином.

— Вета, — тихо-тихо спросил Яр, — а зачем тебе лук? Ты же не цапу пришла стрелять?

— Цапу? Вот как они, оказывается, называются… — так же тихо отозвалась я.

— Да. Это очень редкая птица. Говорят, что тех, кто увидел цапу, ждет долгая и счастливая жизнь. А увидеть пару, это вообще из области невозможного. Одна такая птица живет в пруду королевского дворца. Но она уже очень старая.

А птицы, тем временем, проплыв мимо нас по широкому полукругу, взмахнули крыльями и взлетели, практически сразу исчезнув, словно растворившись в воздухе.

— Куда они делись? — закрутила я головой, пытаясь высмотреть только что взлетевших птиц.

— Их не видно в воздухе, — тихо сказал Яр, с мечтательной улыбкой на губах, а потом, словно вспомнив о чём-то важном, нахмурился, и повторил свой вопрос, — А зачем тебе лук? Вы же с Эдрином, вроде, за ужином пошли?

— Как это — зачем? Хочу крысу подстрелить.

Вот тут Яр удивился по-настоящему.

— Вета, а Эдрин разве не сказал тебе, что крыс нельзя стрелять?

А вот здесь рассердилась уже я.

— Знаешь, Яр, ваши шутки меня уже не веселят. Почему нельзя?

— Так, Вета, — Яр снова стал серьёзным, — сначала давай договоримся. Больше никакого Яра, только Старик. Я для тебя — Старик, и все. Это важно. Уяснила?

Я, молча, кивнула головой.

— А стрелять крысу, — продолжил он назидательным тоном, — нельзя. Во-первых, крыса сбегает быстрее, чем до неё долетает стрела, а во-вторых, у них, сразу под кожей, слой ядовитого жира. Когда стрела пробивает шкуру, то яд попадает в мясо, и… Дальше рассказывать?

— Нет, — сердито ответила я.

— Эй, Старик, Вета, заканчивайте спорить, я уже поймал нам ужин.

И, правда, пока мы с Яром любовались на птиц и разговаривали, Эдрин не терял времени, а умудрился поймать трёх зверьков. Вот, как он так?

— Вета, он магию применяет, — одними губами пояснил мне Яр. То есть — Старик.

— А-а…

Вот теперь мне стало все понятно. Ну, конечно, магию.

— Так чего ж ты мне голову морочишь?

— Не слушай его, Вета, — рассмеялся Эдрин, — я просто их усыпляю.

Странно, Старик говорит, что я сильный истинный маг, и это значит, что я из тех, кому магические линии были не нужны. А вот крысу я поймать не могла. Не получалось у меня тихо и аккуратно надеть петельку на шею дичи, она у меня сбегала от первого же движения. А вот Эдрин смог. Причем не одну…

— Он просто затормаживает их на время. Эдрин — маг-фаун. Это у него семейный дар. Он очень редкий, поэтому об этом никому ни слова, — прошептал едва слышно, одними губами, Яр, то есть, Старик, и прижал палец к губам.

И тут, у меня опять мурашки поползли по коже, вдруг, что-то запело внизу живота, и мне просто захотелось утонуть в этих голубых лукавых глазах, прижаться к этому сильному телу всей собой. Всей, всей, без остатка, и почувствовать его мужскую силу.

Ой-ё-ёй, Светка, и куда это тебя опять понесло? А на душе…

На душе скребли кошки. Ну почему, почему именно меня, а не какую-нибудь другую девчонку перенесло в этот мир? Почему именно меня? Жила бы сейчас дома, кушала бабушкины пирожки и отдыхала. А тут — вляпалась «по самое «не могу» в этого парня. Да, стоило признаться, хотя бы самой себе, Яр мне определенно нравился. Очень.

В этот мир меня вернул голос Яра.

— …пошли ужинать. И спать. Завтра вставать рано. Дорога длинная. А с тебя ещё и дрова для костра. Только от бивака далеко не уходи.

— Ладно, дрова — так дрова.

Не знаю, где я взяла силы, чтобы отвести от этого красавчика взгляд, но я их нашла. Потупила глазки, выдохнула и отправилась собирать хворост.

А ночь мне приснился сон…

Я сижу с маленькой принцессой на ковре, и она старательно строит из кубиков башню. Я вижу только ковер, раскиданные кубики и строительство башни, а башня все выше и выше, и вот принцесса встаёт на цыпочки, и тянется всем телом, чтобы поставить очередной кубик. Башня, как у всех детей — кривоватая, кубики стоят неровно, и, кажется, что она вот- вот упадет. Но башня стоит, принцесса пытается поставить очередной кубик, и все это застыло, словно картинка. Вдруг, я услышала звуки голосов, и замерла, боясь пошевелиться.

— Дилай! — раздался приятный мужской баритон. — Что тебя беспокоит? Ты в последнее время сама не своя.

Я еще не слышала этого голоса.

— Эрлих, — взволнованно ответил женский голос очаровательным контральто, — ты и сам все понимаешь. Все пошло совсем не так. Мы рассчитывали получить из девочки сильного мага, а получили ребенка, в котором едва тлеет искра магии. Ты прекрасно понимаешь, что это значит.

Эрлих? Неужели это тот самый таинственный Эрлих, о котором все столько говорили?

И как он её назвал? Дилай?! Но, ведь так зовут вдовствующую королеву. Значит, сейчас мы с принцессой в королевских покоях, и она еще совсем маленькая. А ещё это значит, что её мама пока жива.

— Да, дела обстоят хуже некуда. Велисы теряют силу. Мы не знаем, что твориться в двух наших провинциях. Еще с двумя — вот-вот потеряем связь. Но, Дилай, я уверен, тебя беспокоит что-то совсем другое. Что? — задал вопрос Эрлих.

— Меня волнует, где мы просчитались? Мы очень рассчитывали, что девочка будет сильным магом.

— Да, наши расчеты не оправдались, но еще не все потеряно. У твоей пра-пра-бабки магия проснулась лишь в 16 лет.

— Эрлих, это всё байки для прислуги. Магия у нее была с рождения, но почти на нуле. Всё, что Кайлай могла сделать, это разжечь свечу. А в 16 лет её возили к Серебряному омуту. Именно тогда и была создана эта байка. Но ты можешь этого и не знать …

— Я всегда думал, что Серебряный омут — это сказка.

— И этот человек — мой министр, моя опора, моя надежда, в конце концов, — Дилай тихо вздохнула, — моя тайная любовь.

— Дилай, если Серебряный омут не сказка, почему ты не отвезла туда свою дочь, не отвезешь туда Илай?

— Не все так просто. Пройти к омуту можно, только минуя Горный хребет Янтан. И с разрешения правящей там Янтаны. Тогда на счету стояло очень многое. Но плата оказалась гораздо выше полученной выгоды. Поэтому я не повезу к Серебряному омуту ни Илай, ни Анилай.

— В сказках говориться, что выбраться из омута нельзя. Что любой, кто попадает в воду источника, погибает. А в жизни?

— Никто этого не знает. Но Кайлай, несмотря на то, что была слабым магом, была умной женщиной. Она записала всё, до мельчайших подробностей. Каждый шаг, каждое слово и все, что видела. Даже свои ощущения — когда её вели к омуту, ей завязали глаза. И никто, кроме правящих королев, не знает о существовании этих записей. И ты первый, кто об этом узнал. Кстати, ее записи — вот они, лежат на столе.

— А, что говорили сопровождающие ее фрейлины и стража?

— А их там не было, их не пустили. Но, хватит вспоминать историю. Нам надо выработать план действий.

Голоса смолкли, и принцесса, сидящая на ковре, вздрогнув, повернула голову в сторону говоривших. И я вместе с ней. Вот, что предстало перед моим взглядом: камин, огромный стол, заваленный бумагами и свитками, мужчина и женщина, сидящие на диване. Мужчина приобнял женщину. И в ней я узнаю вдовствующую королеву. Да, это именно она заходила в спальню Илай в моем первом сне. Интересно, но, по рассказам Яра, сейчас должна править мать принцессы — Анилай, а по услышанному мной разговору, и по обилию бумаг, лежащих на столе, делами королевства ведает именно Дилай — бабушка принцессы, и мать правящей королевы.

Мужчина встал, подошел к камину, поправил поленья, и задумался, молча глядя на языки пламени.

— Я думаю, — наконец заговорил он, — что слабая принцесса нам сейчас на руку. Наш враг не будет воспринимать ее, как будущую угрозу его планам, и не будет торопиться. Это даст нам время нейтрализовать его действия. И, возможно, мы сможем понять, что происходит с Велисами.

— За тридцать лет не поняли, а сейчас поймём? — с сарказмом произнесла Дилай.

— К сожалению, далеко не тридцать, да. И искали мы, как выяснилось, совсем не там.

Эрлих замолчал, а я замерла, боясь пропустить хотьслово.

— Так что, слабая принцесса нам сейчас на руку, а вот правящая королева слабым магом быть не должна, — продолжил Эрлих. — Может нам усилить ее парой магов? Пусть сопровождают её, выполняют какие-то мелкие бытовые действия, создавая видимость применения магии королевой. Хотя, всё это чушь, чушь, чушь. Любой маг поймет, кто использует магию.

— Я не очень тебя поняла, про какую видимость ты говоришь?

— Дилай, когда ты подходишь к трону, то всегда меняешь положение подушки, а если валик для ног отодвинут далеко, пододвигаешь его магией так, чтобы тебе было удобно. И это, и много других мелочей, которые ты делаешь, даже не задумываясь. Но на эти мелкие бытовые действия очень обращает внимание твоё окружение. Маг делает их на автомате, а вот Анилай… её магических сил не хватает на эти действия

— Да, ты прав. — королева помолчала, а потом отдала распоряжение — Эрлих нужно подготовить поездку девочек по местам действующих Велисов. Пусть посетят круг Велисов, поднимутся на гору Дракона, погуляют по реликтовой роще.

— Ты думаешь, что это поможет поднять их магическую силу?

— Возможно. Иногда это удавалось.

Принцесса, наконец-то, поставила на вершину башни последний кубик. Башня слегка качнулась, но устояла. Я поняла, что Илай удерживала ее магией. Но тут Эрлих, легким, почти незаметным движением руки, послал к нам дуновение ветерка, совсем легкое, но его оказалось достаточно, чтобы башенка качнулась и рассыпалась.

Илай прижала ладошки к глазам и заплакала. И только я видела ее довольное личико. Значит, Эрлих не понял, что она удерживала башню магически.

А разговор продолжался.

— Я вызывала всех. Мага огня, воды и даже воздуха, для проверки силы девочки.

— Воздуха? — Эрлих был удивлен.

— Да! Я не исключила даже эту возможность. Но все в один голос твердят — их магии в девочке нет.

— А земля?

— Эрлих! Не сходи с ума. Откуда?

Эрлих подошел к Илай, вытер глаза платком.

— Ну что ты, красавица, расстроилась? Сейчас мы с тобой сделаем новую башню.

— А потом ты ее опять сломаешь? — Илай была еще слишком мала, и потому проговорилась, что она поняла, кто сломал башню. Но Эрлих не обратил внимания на слова совсем маленькой девочки. Мало ли, что она говорит.

А вот мне тогда многое стало понятно. Илай специально не показывает свою силу. Как сказал Эрлих — «Слабая принцесса нам сейчас на руку»?

— А мы будем строить башню аккуратно, и она не сломается.

Они занялись строительством, а я…повернулась на другой бок, чтобы увидать другой сон.

… я снова в спальне принцессы. Кажется, девочка спит, но я чувствую — это не так. Открывается дверь, и на пороге спальни принцессы появляется ее мать королева Анилай. На ней тонкий пеньюар поверх ночной рубашки. Она проходит в спальню дочери, нагибается, чтобы поцеловать девочку. И, вдруг, мы все вместе оказываемся на каком-то горном уступе. Вокруг, куда ни кинь взор, горы. Высокие вершины покрыты шапками снега. А мы стоим на небольшой площадке, метров десяти в диаметре, а на самом краю — чаша с водой, всего метра три шириной. Ни лестницы, ни каких-то ступенек я не увидала. Вода в чаше темно-синяя, — дна не видно. Или это так только кажется? Вокруг чаши высокий мраморный бордюр. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — самостоятельно выбраться из чаши не получится. Илай стоит на краю, а рядом — ничего не понимающая Анилай. В ее глаза ужас. И тут, девочка со всей силы толкает мать в воду.

Загрузка...