Свет любящего сердца

Глава 14

Почти всю дорогу Брюс Карбери, откинув голову на спинку кресла и прикрыв глаза, не переставал молиться за Корали Баррон.

Прибыв же в Бостон, он сразу же после того, как назначил встречу с нужным человеком, отправился в книжный магазин и купил красивую Библию, в настоящем кожаном переплете, темно-синюю. Книга была из тонкой белой бумаги, с четким шрифтом, ее приятно было держать в руках. Это был очень красивый экземпляр, с построчными примечаниями и ссылками, и, взяв ее, Брюс испытал радостное волнение оттого, что ему выпала честь подарить первую Библию этой девушке, сестре друга, этой потерянной душе. Ему казалось, это роскошное издание как раз подходило такой девушке, как она. Разумеется, дело не в этом, но ему хотелось подарить ей именно такое издание.

Он немедленно отправил ей книгу по почте, а сам с радостным сердцем отправился по делам, которые привели его в Бостон. Он сделал все, что мог, и теперь должен целиком возложить упование на Святого Духа. Отныне его участие будет сводиться только к постоянной молитве об этой душе, которая таким непостижимым образом обратилась к нему за помощью. В молитве Брюс просил и за Дана, у которого сложились такие тяжелые, мучительные отношения с матерью.

Удивительно, но именно в это время Дан в Нью-Йорке получил очень тревожное письмо.

Оно пришло в середине того счастливого дня, когда он целиком погрузился в работу, приносившую ему радость и удовлетворение. Письмо содержало требование адвоката в течение ближайших дней предоставить полную информацию о состоянии его покойного отца, о всех его вкладах, ценных бумагах и прочем имуществе, а также копию завещания.

Дан, имевший немного знакомых в Нью-Йорке, конечно, не мог знать, что подпись под этим письмом принадлежала одному из самых беспринципных адвокатов во всем городе. Но по стилю письма он понял, что мать решила пойти в наступление и не побрезгует для достижения своих целей никакими средствами. Значит, она все же не поверила, что Джеррольд Баррон не оставил ни состояния, ни завещания, и намеревалась любой ценой прибрать к рукам то, что, как она считала, принадлежит ей по праву.

Письмо выбило его из колеи, он не мог больше спокойно заниматься работой. Дан откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и обратился к Небесному Отцу, прося Его разрешить все так, как Ему угодно.

Наконец он с успокоенным умом и сердцем понял, что на самом деле волноваться не о чем. Собственности у него никакой нет, и это легко доказать. Но больнее всего его поразило, что женщина, которую он вынужден был называть своей матерью, оказалась способной на подлость. Оказалась настолько корыстной, что единственное, для чего ей понадобился родной сын, — чтобы отобрать у него деньги, которые, как ей казалось, он от нее скрывает. Невыносимо было сознавать, что он появился на свет от такой женщины. Конечно, можно было предвидеть, что ему придется столкнуться с чем-то подобным, раз она сбежала от мужа и маленького сына, чтобы на свободе вести разгульную жизнь. Однако Дан до последней минуты наделся, вопреки всякой логике, что в ней все же проснется нечто человеческое, доброе, любящее.

Поэтому, нисколько не возмутившись духом, Дан написал короткое ответное письмо адвокату, в котором сообщал, что у его отца на момент смерти не было никакой собственности и что сам он тоже не располагает ничем, кроме маленького ветхого домика, в котором они с отцом жили; отец переписал на него этот дом, когда сын стал совершеннолетним. Он писал, что отец также не оставил завещания, так как завещать было нечего, и все это легко проверить, связавшись со следующими адресатами. Он дал несколько адресов: коллег отца, налогового инспектора, их знакомого адвоката, семейного доктора, пастора, а также президента банка, где у отца был открыт счет.

Отправив письмо, Дан почувствовал, как на душе стало легче. С какой стати он должен волноваться? Дело скоро выяснится само собой. В конце концов, сегодня вечером он идет на ужин к Шеннонам! Ему никак нельзя быть унылым и подавленным.

Он с удвоенным пылом вернулся к работе, стараясь отогнать посторонние мысли. Вера Дана во всемогущество Отца Небесного была слишком сильна, чтобы позволить мрачному настроению и неприятностям одержать верх.

А Корали тем временем боролась со своими трудностями.

Ее первая в жизни молитва была грубо прервана стуком в дверь. Ее вызывала к себе мать. Дрожа от страха и дурного предчувствия, Корали пошла к ней в комнату. Может быть, это и есть ответ ее недавно обретенного Бога на еще не сформулированную толком просьбу — может быть, он решил послать ее на битву сразу, без подготовки?

Она вошла в модернистскую, ярко обставленную спальню матери.

Лиза подняла на нее холодный, жесткий взгляд.

— Так ты все-таки решила вернуться домой! — ядовито заметила она. — Могла бы вообще-то предупредить меня, что уезжаешь, тем более ты знала, что я жду гостей, и надеюсь, что ты поможешь их принять. И где же ты была?

Корали мгновенно забыла про все свои благие намерения, заносчиво вскинула подбородок и уже не вспоминала о Боге.

— А какое тебе дело, где я была? — ответила она в том же тоне. — Меня пригласили в гости за город. Я решила поехать, вот и все. А что до твоих гостей, так у нас каждый день гости, подумаешь! Если бы я думала о твоих гостях, мне пришлось бы сидеть дома не вылезая. Мне вообще до них дела нет.

— Вот именно, — злобно прошипела Лиза. — Ты в последнее время стала вести себя непозволительно с теми, кто приходит к нам, дерзишь им, оскорбляешь. Ты же знаешь, они приходят ради тебя, по крайней мере один из них. А ты исчезаешь в последний момент, даже записку не оставила мне, где тебя искать!

Корали приняла равнодушный, отсутствующий вид.

— Ты мне надоела, — заявила она. — Отстань со своими нравоучениями. Я их уже сто раз слышала. Я сделала это нарочно. И вообще — я всегда так буду делать, если ты станешь приглашать сюда сама знаешь кого.

— Не смей! — резко осадила ее Лиза. — Я предупреждаю по-хорошему! Я могу отравить твою жизнь так, что ты взвоешь.

— Как будто я этого не знаю! — с горечью сказала ее дочь. — Мне прекрасно известно, на что ты способна. Только, знаешь, я это учла, прежде чем уехать. Я решила, что игра стоит свеч, ты меня поняла? Лиза, я больше не собираюсь быть игрушкой в твоих руках. И не смей меня толкать в объятия этого урода! Я его ненавижу! Я больше не стану притворяться!

— Ах вот оно что!

— Да, так и знай! — сердито продолжила девушка. — Я все удивлялась, зачем ты меня с собой взяла, когда сбежала от мужа и маленького сына. А теперь понимаю — чтобы я развлекала твоих приятелей.

— Замолчи!

— Не замолчу! Ты сама меня вызвала, и теперь изволь слушать! Больше я никуда не пойду с этим ужасным Эрролом Хантом! И нравится тебе это или нет — я больше не хочу иметь с ним ничего общего.

— Глупая девчонка! — презрительно поморщилась Лиза. — Да он богат, как принц, он боготворит землю, по которой ты ступаешь, а ты еще смеешь нос воротить. — Она говорила жестко и холодно. — Надеюсь, ты не рассчитываешь, что я стану тебя содержать после того, как ты пустишь на ветер все свои деньги?

— Нет, после того, как ты пустишь на ветер все мои деньги, Лиза! — запальчиво возразила девушка. — Кстати, — тут глаза ее сверкнули, — почему ты ставишь на чеках мою подпись и предъявляешь их, словно я их сама выписала? Кажется, это называется подлогом!

Глаза у Лизы потемнели от гнева, а лицо стало совершенно белым.

— Как ты смеешь! — завизжала она. — Как ты смеешь так со мной разговаривать? Подлог! Что за слова! Как будто я не имею права подписываться на твоих чеках, если только захочу! Ты что-то очень много возомнила о себе, стала очень независимой, и это после всех тех лет, что я тебя воспитывала. Зря я только деньги на тебя тратила.

— Но это же мои деньги! — перебила Корали. — А не твои! У тебя есть только право опекунства. Мне кажется, ты и так промотала большую часть денег отца.

— Да, я была твоим опекуном! Что ты имеешь против?

Корали посмотрела на мать холодно и твердо:

— Лиза, не обманывай себя. Ты больше не имеешь надо мной права опеки. Я совершеннолетняя. И я велела управляющему банком не выдавать с моего счета денег никому, кроме лично меня, как бы хорошо ты ни срисовывала мою подпись!

— Злая, гадкая девчонка! — закричала Лиза, вскакивая с постели. — Ты хочешь сказать, что посмела так поступить? И это после всего, что я для тебя сделала? Да я могла бросить тебя еще в роддоме на произвол судьбы. А ты так со мной поступаешь! Неужели ты способна на такое?

— Да! — сказала Корали. — Я их предупредила, чтобы в твои руки больше не давали ни цента из моих денег. — Она разозлилась не меньше матери. — А ты что думала — я буду терпеть и молча смотреть, как ты выкачиваешь все деньги с моего счета на какого-то проходимца Айвора Кавано! Ты думаешь, что сможешь продать меня с потрохами, и тело и душу, этому мерзкому Эрролу Ханту и что тебе все это сойдет с рук? А потом, когда эти два мошенника исчезнут, прихватив все мои деньги, кто будет тебя обеспечивать, если у меня не останется ничего? И кто тогда позаботится обо мне?

— Да я могу заявить, что тебе еще нет восемнадцати. И никаких денег ты не увидишь. Я могу объявить тебя сумасшедшей и запереть в сумасшедшем доме, ты понимаешь это?

Она помолчала и, поймав испуганный взгляд дочери, продолжила уже спокойнее:

— Да, так я и сделаю, если ты будешь вести себя подобным образом. Если еще хоть раз так со мной заговоришь! Я не для того взяла тебя с собой, чтобы теперь воевать. Я не намерена терпеть твои выходки, и я найду на тебя управу!

— Нет, — спокойно, строго и веско произнесла Корали. — Не думаю, что ты это сделаешь, хотя кто тебя знает, на что ты способна ради денег, раз ты бросила отца и моего брата, совсем кроху! Только я позабочусь о том, чтобы твои планы не удались! — И ее глаза полыхнули синим огнем.

Лиза совершенно вышла из себя.

— Ха-ха! — закричала она. — Ты меня не остановишь! Дурочка!

— А это мы еще посмотрим! — Корали развернулась и пошла к двери.

— И не смей, слышишь, не смей общаться с этим твоим братом! — крикнула Лиза, догоняя ее. — Я не позволю ему вмешиваться в наши семейные дела, ты меня поняла?

Но Корали, не оборачиваясь, пошла к себе в комнату.

Через десять минут она уже мчалась в свой банк на такси и еще до полудня сняла все отцовские деньги и перевела их в другой банк вместе с процентами и накоплениями. Вернувшись домой, очень довольная собой, она застала Лизу в самом боевом настроении. Та уже ждала ее и бесшумно проскользнула за девушкой в ее комнату, прежде чем Корали ее заметила.

— Итак! — воскликнула она, поворачиваясь к дочери с пылающими глазами. Лиза все утро пыталась дозвониться в банк, чтобы помешать дочери. Но в итоге выяснилось, что уже опоздала. Сделать ничего было нельзя, даже если бы у нее было на это право. Корали действовала быстро и грамотно. — Что ты наделала? Глупая, безмозглая девчонка, что ты опять натворила?

— Ничего глупого я не сделала, — спокойно сказала Корали. — А сделала только то, на что имею полное право, — не допустила, чтобы все мои деньги перекочевали в карман Айвора.

Ее тон был до того спокойным и уверенным, без обычной истерической злости, что Лиза на мгновение опешила, но затем ее охватил приступ бессильной ярости, и она ринулась в атаку.

— Что ты себе позволяешь? Как ты смеешь так отзываться об этом порядочном, благородном джентльмене?

— Я очень сомневаюсь, что он благородный, а уж тем более порядочный. Нисколько не сомневаюсь, что эти двое увиваются вокруг нас, чтобы вытянуть все наши деньги до последнего цента. А как только они поймут, что денег больше нет, — их поминай как звали!

— Коринна! Я запрещаю тебе говорить в таком тоне о моих друзьях. Они очень состоятельные люди благородного происхождения. Можешь мне поверить, я знаю их получше, чем ты. У меня есть знакомые за границей, которые по моей просьбе навели справки об их финансовом состоянии.

— Ах вот как! — воскликнула Корали. — Значит, ты им тоже не очень-то доверяешь? Впрочем, не удивлюсь, если узнаю, что с этими твоими «знакомыми» сам же Айвор тебя и познакомил. Наверняка так оно и было. Ты же очень доверчива, несмотря на то, что в чем-то умна. Если эти господа так богаты и занимают положение в обществе, то почему они берут в долг такие крупные суммы у тебя, хотя знают тебя совсем недолго? Лиза, тут что-то не так. Богатые благородные господа так не делают. Они не берут в долг, да еще у женщин, которые им мало знакомы, тем более, если собираются на них жениться.

Лиза посмотрела на дочь с ненавистью, но встретила холодный, твердый и не менее воинственный взгляд. И тут в ней что-то дрогнуло, в глазах проскользнуло почти отчаяние. Лиза тихо спросила:

— Что ты сделала с деньгами? Я требую ответа!

— Я тебе ничего не скажу.

— Что ж, я найду способ заставить тебя говорить.

— Попробуй, посмотрим, как у тебя это получится. — Девушка высокомерно вскинула голову и сразу стала очень похожа на мать. — Я только теперь понимаю, как мудро поступил отец, обезопасив от тебя мои деньги.

Лиза прищурилась, и лицо ее исказилось злобой и яростью, какой даже Корали никогда у нее не видела.

— А! Теперь я все поняла! — ядовито прошипела она. — Теперь понятно, откуда ветер дует, где ты набралась всех этих идей и почему вышла из-под контроля. Это влияние твоего брата. Вы с ним решили устроить против меня заговор. Значит, ты с ним провела все эти дни.

— Нет, — ответила Корали ровным голосом. — Я была не у Дана. Я не видела его с прошлой пятницы. Когда мы последний раз с ним встречались, он рассказал мне про Иисуса Христа. Лиза, ты веришь в Бога?

Лиза, распаленная гневом, совсем не ожидала такого вопроса и, с ужасом посмотрев на дочь, яростно топнула и закричала:

— Убирайся! Убирайся вон из моего дома, иначе я тебя ударю! Ты ненормальный, чудовищный ребенок. Не смей со мной даже разговаривать, я тебя знать не хочу. Чтобы ноги твоей больше не было в этом доме!

На лице Корали появилось выражение жалости и сострадания.

— Нет, — сказала она твердо. — Я никуда не уйду. Ты сама привезла меня сюда много лет назад, и я имею право здесь жить. Пока не захочу отсюда уйти, во всяком случае. И нет ничего чудовищного в том, что я тебя об этом спросила. Я хочу знать ответ. Ты вообще знаешь о существовании Бога? И если да, почему ты мне никогда об этом не рассказывала? Ты должна была это сделать, это был твой долг. Отец наверняка рассказал бы мне об этом, если бы я осталась с ним. Я должна была это знать.

Лиза молча смотрела на нее минуту и вдруг завыла и разразилась страшными, нечеловеческими рыданиями, потом почти бегом кинулась вон из комнаты, сотрясаясь в истерике.

Корали никогда в жизни не видела, как мать плачет. Она, онемев, смотрела ей вслед. С громким стуком захлопнулась дверь Лизиной комнаты, и ключ повернулся в замке. Тогда Корали подошла к своей двери, тоже закрылась на ключ и растерянно огляделась, грустно и с сокрушенным сердцем. Подумать только, несколько минут назад она начала молиться!

Наконец она сказала вслух, запрокинув голову и сцепив пальцы:

— О боже! Ну можно ли молиться после такого кошмара?