Глава 5. Корни и ветви

Полешки тихо потрескивали в очаге, бросая на залу красноватые тени.

— Мой отец вроде бы не посещал Верхний? — потянулась Гвенн, развалившись в столь удобном кресле, что даже гримаса стоящего перед ней советника, на краткий миг исказившая его лицо, не испортила настроения.

Гвенн привычно полюбовалась им немного, затем подхватила со стола толстостенный глиняный кувшин и удивилась, насколько удобно он лег в руку. Глотнула прямо из горлышка и зажмурилась от удовольствия. Чуть крепче, чем привычное вино, пусть даже от щедрот Дома Леса, оно растекалось жарким теплом, оставляя на языке терпкую горечь, не портящую, а только оттеняющую вкус. И еще почему-то пахла настойка ромашками, каким-то незнакомыми травами и… летом. Гвенн не очень любила зиму, хоть и не признавалась в этом даже самой себе. Холод лишал ее привычной уверенности, а тепло бодрило и вдохновляло на подвиги. И ничего, если некоторые называли эти подвиги «глупыми выходками безголовой и безответственной девчонки».

— Раз я упоминал, что Угрюма прихватил из Верхнего мира ваш батюшка, наш король, да осенит Кернуннос его путь, то вы должны были сделать вывод, что посещал. Хотя бы один раз, — советник скользнул взглядом по чернильной мгле за окном, подошел неслышно, вытащил из-под руки кувшин ловко, словом, вел себя настолько элегантно, что Гвенн, чисто из противоречия и вредности, взгромоздила на крепкий дубовый стол ноги в грязных сапогах. Советник ничего не сказал, не вздохнул и даже не изменился в лице, хотя нижнее левое веко на мгновение дрогнуло, и Гвенн почувствовала себя отомщенной.

— Значит, посеща-а-ал, — протянула Гвенн. — Все как обычно, ходит куда хочет, делает что пожелает. Король! — попыталась забрать у советника кувшин, но он утек из-под ее захвата совершенно неуловимо.

— Этот стол сделал Угрюм собственными руками, — укоризненно выговорил советник, отвернувшись к пылающим углям. — Отшлифовал, чтобы была видна структура дерева, и каждый раз после еды полирует столешницу. Видимо, дорожит.

Ноги Гвенн, вне зависимости от воли хозяйки, слетели со стола.

— Да что б тебя фоморы драли! — вырвалось у нее досадливое восклицание. То ли — себе, то ли — ногам. — Да не тебе я, Джаред! — доложила она вздохнувшему советнику, который вновь быстро глянул в окно. — Я вообще-то все еще жду рассказ про Угрюма…

— В угол, — меланхолично приказал Джаред.

— Ну, знаешь, я тебе не ребенок! — оскорбилась Гвенн. — Ну, подумаешь, положила ноги на его драгоценный стол. Так сняла же!

— В угол, я сказал, — Джаред торопливо убрал посуду и выволок Гвенн из кресла, набросил на нее серебристую ткань. — У нас гости. Притворись мышкой. Полезное умение, и самое сложное для вас, принцесса. Не пропускает ни запаха, ни дыхания, ни взгляда. — Угрюм! — крикнул Джаред в оконный проем. — С чего такая честь старым ветвям?

— У него печать, — донеслось с улицы. — Хотя я могу запретить ему войти, но… Говорит, ваш старый приятель. Но что-то не очень похож.

Звуки шагов ши, входящего в дом Угрюма, были тяжелыми и размашистыми одновременно.

— Заходите, лорд Фордгалл, — совершенно ледяным тоном сказал советник. — Да будет благосклонно к вам ваше дерево и не жмет корона.

— И вам того же, советник, — низкий голос Фордгалла наполнил собой все помещение и ноющей болью отозвался в ушах Гвенн. — Разве, кроме короны, которой вы лишились по собственной воле.

— Видимо, в компенсацию за вашу, — склонился Джаред в поклоне столь легком, что его можно было счесть неучтивым, не будь он столь изящно выполнен.

— На что вы намекаете? — пророкотал Фордгалл. — Я взял то, что принадлежало мне и чего я был лишен столь долго!

— Думаю, ваш старший брат, повесившийся от горя после смерти отца, был того же мнения, — прохладно произнес Джаред.

— Джаред, мы тут одни, и разговор у меня серьезный и очень личный, раз я все еще не хлестнул вас собственным шарфом.

Джаред повел рукой, обозначая возможность присесть, и уселся сам на деревянный топчан из огромного комля, старательно отполированного.

— Берегитесь, лорд Фордгалл.

— Чего именно, Джаред?

— Собственных желаний. Они слишком совпадают с моими.

— Вы — советник, — отмахнулся Фордгалл. — Вам нельзя вступать в дуэли. Хватило одного раза — и тогда наш король помиловал вас только потому, что у него было право Слова.

— Свои обязанности я хорошо знаю, — доложил советник собственным ногтям. — Они не распространяются на тех, кто совершил преступление Слова. Тогда я смогу принять вызов как обычный ши. А может быть, и кинуть его.

Гвенн поежилась. Слишком уж искрило в комнате от сказанного, и еще больше — от непроизнесенного. Коренастый лесной лорд встал перед сидящим Джаредом, свел руки за спиной. Каштановые пряди обрамляли жесткое лицо, рот, замерший в ухмылке, горящие темным огнем глаза под широкими бровями. Ветви дуба словно обнимали своего владыку. Королевский узор, шитый золотыми нитями по коричнево-красным одеждам.

— Что? Вы же сами сказали, это приватный разговор. Так зачем пожаловали?

— Где Гвенн?! — яростно выдохнул лесной лорд. — И не надо тут доказывать, что она уже на пути в мой Дом!

— В данный момент я ее не вижу, — произнес сидевший спиной к поежившейся Гвенн советник. — Но я дал слово, что она доберется до Оак Дроф раньше вас. Если, конечно, вы еще не передумали.

— С чего бы?.. Что это? — обернулся Фордгалл к фыркнувшей Гвенн.

— Мышка, — легко ответил советник. — Не беспокойтесь, я ее уже видел сегодня. Хотел прогнать, да уж больно забавная.

Гвенн из-под ее серебристой накидки было видно не очень хорошо говорившего, но прилетевшую в нее подушку не заметить было невозможно. Мысленно она вскипела, пообещав себе высказать Джареду все, что она про него думает, постаралась не дышать и поняла, что она упустила нить диалога. Уж больно забавно было понимать, как советник соврал, ни словом не нарушив кодекс высших магов. Он же сказал Гвенн: «Сидеть тихо, как мышка!»

Джаред на что-то намекал, Фордгалл не оборонялся, а нападал в ответ. Советника не было видно, только его пушистые светлые волосы, пылающие огнем в бликах камина. Неприязнь двух важных персон Благого Двора тщательно скрывалась, но для многих не была секретом, и корни ее тянулись еще в те времена, «одну или две тысячи лет назад», когда Проклятие не упало на ши, магия искрилась в воздухе и, как сейчас, ластилась к рукам своих детей. Конечно, Гвенн вдалбливали больше других, как опасна сила волшебства, не раз ставившая мир на грань, и как жестоки ее законы. Но то, что брошенное в гневе Слово обиженной королевы Этайн перевернет жизни миллионов, было все-таки несправедливо. Да, и вроде бы вражда Фордгалла и Джареда тоже началась из-за женщины. А, судя по тому, что любил Джаред только ту, чей портрет висел у него напротив входа… Гвенн прижала пальцы к губам. Мозаика сложилась. Так это он, получается, виноват в смерти своей любимой? И Фордгалл — тоже?!

— Но есть вариант, — сложив руки за спиной, закончил лесной лорд.

— Вариант чего? Что вы добровольно признаете себя виновным? — шелковым голосом ответил Джаред.

— Вариант того, что я, как отец Финтана, расторгну его брак с Гвенн.

— Вам не нравится Гвенн? — спросил Джаред очень осторожно.

— Ну что вы! Я не имею права возводить хулу на королевскую семью, да это и не нужно. Гвенн невероятно хитра, умна и беспринципна, она твердо идет к своей цели. О такой дочери можно только мечтать.

Гвенн закусила костяшки пальцев, раздираемая противоречивыми чувствами. Майлгуир никогда не называл ее дочерью, поэтому слова лесного лорда слышать оказалось приятно. Но хотелось ли ей иметь такого отца?

— Вы что-то хотите от меня. Говорите, раз уж воспользовались подарком Майлгуира, чтобы проникнуть сюда.

— Я отпущу Гвенн, а вы будете мне обязаны один раз сказать «да» на королевском совете.

— Когда именно? — холодно поинтересовался Джаред.

— А я вам сообщу! — ухмыльнулся Фордгалл.

— Н-н-нет, — даже с каким-то легкомыслием протянул советник.

— Вы даже не подумаете? Не взвесите последствия? Не решите, что для вас важнее?

— Просто — нет.

— Вы не понимаете! — все еще стоящий напротив советника лесной лорд склонился к самому лицу Джареда. — Я не буду предлагать дважды. Подумайте, ведь мы с вами не такие уж разные. Мы думаем не о себе, а о благе всего мира! Что до мелких жертв… Они будут всегда, и они зачастую оправданы. Разве вы не посылали своих воинов на верную смерть? Разве ни разу не жертвовали малым, не выбирали из двух зол? Благие ёлки, да ни в жизнь не поверю! Так что вам мешает согласиться сейчас?!

Пауза повисла столь длинная, что Гвенн засомневалась в ответе Джареда. Горло высохло, сердце билось отчаянно, ладони потели. Она осторожно переступила с ноги на ногу.

— Да-а-а… — протянул советник, а у Гвенн перестало биться сердце.

— Да? — обрадовался лесной лорд.

— Да — порой тьма бывает так привлекательна… Но нет. Я вдоволь насмотрелся и на нее, и на ее подарки. Вы шагнули на тот путь, откуда нет возврата. Да, мои руки тоже в крови, но сознательно заключить договор с вами — это значит замарать и себя, и свою честь. А это все, что у меня осталось.

— Вы знаете, что значит ваш отказ, — Фордгалл процедил: — Вы стали моим личным врагом.

— А до этого не был?

— До этого вы были препятствием, которое можно обойти. Теперь мне проще и приятнее это препятствие снести.

— Фордгалл, а хлопните в ладони.

Гвен, поежившаяся от ледяного голоса лесного лорда, заинтересовалась скорее веселым тоном Джареда, чем непонятными словами.

— Не понимаю, что вам нужно, — Фордгалл сложил руки за спиной.

— Просто сведите руки. Это же первейший инструмент мага, ну же, давайте! Хлопните, что в этом страшного?!

— Я пришел сюда поговорить лично, заключить мир, а вы смеетесь надо мной?! — вскипел Фордгалл.

Джаред легко поднялся к кресла.

— Личную беседу я с вами продолжу, я уверен, очень скоро. А хлопнуть вы не хотите — и не надо! Я и так знаю — по завядшему венку вокруг вашего портрета — что магии вы лишены. Вы думаете, хитро сказанными словами и полуправдой, что куда хуже лжи, можно обмануть саму суть нашего мира?! И это лишь первая отдача. Я боюсь представить, во что то, что вы совершили, выльется не вам — а тем, кто рядом с вами. Каяться вы не желаете, а лишь множите свои грехи. Прощайте, Фордгалл. Нет, не здесь и не сейчас, — прохладно ответил Джаред на жест Фордгалла, вцепившегося в рукоять собственного оружия.

— Полукровка, выскочка, тень короля! — не сдержался Фордгалл.

— И не надейтесь на дуэль, — насмешливо произнес Джаред. — Идите.

Сказано это было определенно с толикой магии, потому что угли в камине вспыхнули, завьюжили искрами, взлетели в центр комнаты маленьким смерчем, подхватили лесного и аккуратно вывели его, сопротивляющегося, из дома Угрюма. Лесной лорд вцепился в проем, выговаривая что-то оскорбительное, но советник не снизошёл до ответа, магией отлепил его руки, толчком выгнал на улицу и погнал куда-то в дальние дали.

— Как обычно, утро, — устало произнес советник, посмотрев на небо, розовеющее в окне среди черных, качающихся на ветру веток. Подошел к Гвенн, и она увидела не только усталость, но и боль в его глазах. Он стянул покрывало невидимости, отошел к камину, уселся обратно в кресло и сказал, глядя на пламя: — Прошу простить меня, моя принцесса. Для вас все могло кончиться сегодня, но…

— Да понимаю я все, не тупее фомора! Ты не торгуешь близкими. Нет, ну каков наглец! — стукнула Гвенн кулаком по столу.

Джаред посмотрел за движением ее руки, но ничего не сказал.

— Что?! Он, вообще-то, оскорбил советника! — разъярилась принцесса. — Тебя! Фоморова задница!

— Нет.

— Нет?!

— Лесной лорд предупредил заранее, что это личный разговор. Честь Дома не задета.

— Все равно! Ты что, совсем не обиделся?

— Дорогая принцесса, я до двенадцати лет вел жизнь изгоя. Что мне до чужого мнения? Да, по сути, он не сказал ничего из того, что может обидеть меня.

— Да?! А как же честь?

— Мою честь могу запятнать только я сам, никак не один старый лесовик.

Гвенн присела рядом, взяла Джареда за руку.

— А что он говорил о долге?

— В тот момент, когда ты думала о любви? — прищурился Джаред. — Да, тогда у тебя лицо становится такое нежное. Я-то тебя видел, это Фордгалл — нет.

— Ну да, наверное, — смутилась Гвенн и спросила как можно более независимо: — Так скажешь?

— После того, как я косвенно обвинил его в неверном пути к короне, он напомнил, что у волков нет права вмешиваться во внутренние дела Домов. И я ответил: разумеется. И если сейчас кланы решат, что на Деревянном троне сидит недостойный, мы не будем вмешиваться тоже. Он не взволновался.

— Зачем ты так сказал?

— Чтобы понять, что он знает. Ни-че-го. Он думает, что его боятся больше, чем уважают, а любят больше, чем боятся. Но…

— А вот Кедр и Сосна так не думают, — фыркнула Гвенн. — А боярышник вообще печалится, что Форгдалл — его ветка. Ну так ты расскажешь? — вышло почти умоляюще, да и ладно. — Про Угрюма?

— Хорошо.

Советник высвободил свои пальцы из рук Гвенн так мягко, что она почти не обиделась. Встал, пробежался по крючкам сюрко и серебристой пене кружев рубашки.

— Да ты словно передумал, — недоуменно сказала Гвенн. — Что так? Мала или глупа?

— Наоборот, — ответил Джаред не оборачиваясь. — Наоборот, моя принцесса. Я боюсь не того, что вы не поймете, я боюсь, что поймете и сделаете правильные выводы. А правильные выводы — штука весьма неприятная и зачастую опасная. Они ведут к правильным решениям, а те по большей части наносят вред тому, кто их принимает…

— Джаред! — топнула ногой Гвенн и вскочила. — Я все равно уже потеряла твою мысль. Так что расскажи уже про Угрюма. А почему ты его не любишь?

— Как?! Как ты поняла? — обернулся к ней советник. — Я дал повод? Сказал что-то не то? Был недостаточно вежлив?

— Нет… — опустила взгляд Гвенн на собственные сапоги. — Просто мне показалось.

— Пойдем, пройдемся.

Гвенн вышла за Джаредом из бревенчатого дома и вдохнула полной грудью. Дождя не было, но утренняя роса блистала на каждом листочке и веточке, искрилась в лучах восходящего солнца, еще невидимого, но уже ощутимого. Густой куст, осыпанный белыми мелкими и очень пахучими цветами, изгородь из старых жердей, непривычные звуки животных из хлева, влажность воздуха от близкой реки — все было непривычным, все бодрило и звало жить. Гвенн потянулась и зевнула. Оглянулась, не увидел ли Джаред, но тот что-то рассматривал в бирюзовой густоте неба. Вздохнул, качнул головой и пошел по протоптанной дорожке.

— Тебе здесь нравится и не нравится, — резюмировала Гвенн, сорвала травинку и засунула в рот. Она оказалась неожиданно неприятной, и Гвенн, выплюнув горечь, заторопилась за Джаредом, чей тонкий силуэт начал пропадать среди невысоких деревьев. Сжалась, готовясь встретить очередную выволочку или нотацию, но советник, вроде бы совершенно пропавший из виду, оказался рядом, слева в паре шагов — и почти что улыбнулся ей.

— Вы многое можете, принцесса, если захотите. Так что Фордгалл был не так уж и неправ.

Гвенн в два прыжка долетела до Джареда и вскочила на его спину… То есть хотела так сделать, но оказалась на земле, мокрой и холодной.

— Предсказуемо? — выдохнула она в лицо Джареда.

— Да, — неожиданно коротко ответил тот, поднимая ее с земли. Гвенн приняла его руку, вдохнула и выдохнула, смиряя ярость и обиду. Деревья вокруг, черные, невысокие, даже кряжистые, неожиданно зашевелили ветвями. Проклюнулись почки, развернулись сморщенные зеленые листики, а за ними — бело-розовые пахучие бутоны. Гвенн потеряла дыхание, любуясь цветами, а Джаред свел ладони.

— Магию нужно доводить до конца, — наставительно произнес он. Развел руки — и на месте цветов появилось по яблоку. — А то все обидится и завянет. Не хотелось бы оставить Угрюма без его плодов.

— Но я ничего не сделала! — вскинулась Гвенн.

— Ты злилась и сдерживала себя. Вот магия и вылилась в цветение. Приедешь, вернёшься — разберем по косточкам.

Гвенн поежилась — вернется она только через год… Если, конечно, вернется.

— Вы правы, принцесса. Это место напоминает мне родительский дом, — тихо ответил Джаред, словно поняв опасения принцессы и отвлекая ее от собственных тяжелых дум. — Что до Дома Леса — помни, тебя можно поймать в ловушку, если ты будешь беспокоиться о близких. Тебя можно раззадорить, попытавшись унизить или напомнив о нашем короле. Помни — ты выплатила все долги, и ни перед кем не виновата, а значит, не должна оправдываться. Зная о своих слабостях, ты обретаешь силу.

— А что про меньшее из двух зол? Фордгалл говорил…

— Если перед вами встанет подобный выбор… — Джаред вздохнул. — Попытайтесь сделать шаг назад. Тогда, быть может, выбирать не придется вовсе. Если все же придется — выбирайте добро. Всегда выбирайте добро. А теперь… Вам пора.

— Эй-эй, что это ты делаешь, а? Джаред, нет, я не хочу, не сейчас, чего ты? — завопила Гвенн, увидев, как Джаред все быстрее крутит кистью, а за этим движением шевелится сам воздух, как в оттепель, когда над открытыми верандами Черного замка поднималось тепло и искажались очертания предметов. — Я не хочу-у-у! Я ни с кем не попрощалась, а ты так и не рассказал про Угрюма! Ты не можешь солгать, ты же маг! — шевелились только губы, и то — с трудом, тело не повиновалось Гвенн, терять было нечего. Можно поорать, можно обвинить Джареда!

— Я всегда держу слово, принцесса, — с тяжким усилием выговорил он, расширяя круги уже двумя руками. — И я обещал, что вы окажетесь в Доме Леса раньше всех его детей. Не снимайте оберег никогда, даже на ночь и в купальне. Что до Угрюма… Проверьте сумку. Доверяйте только Фианне и собственному сердцу…

Голос советника стихал, очертания менялись, запахи животных, яблоневого сада сменились сухим, кисловатым ароматом магии. Безжалостный ветер стих, но принцесса все еще висела над землей.

Гвенн вновь топнула ногой, разозлилась на себя за жест, выдающий беспомощность и капризность, поняла, что под ногой ничего нет, перевернулась в воздухе, сконцентрировалась и приземлилась на что-то мягкое. Пригорок. Лесной пригорок!

Тут же подскочила, оглядываясь, принюхиваясь и присматриваясь. Все также влажно, но все запахи стали иными. Здесь тянет прелой листвой, терпким ароматом старого осеннего леса, обволакивает тяжёлым ароматом земли после дождя. Тишина, такая оглушающая, что слышно, как стучит в висках собственное сердце. Темное, все ещё почти ночное небо сереет между кронами громадных кряжистых деревьев, что наверняка видели ещё первую эпоху, а то и выросли в самой Грёзе. Широкие листья… Под тонкой подошвой охотничьих сапог нащупалось что-то маленькое, округлое. Дубы, осенило принцессу. Они с Деем дружно зевали на природознании, но брат честно запоминал, как и положено будущему королю и настоящему наследнику, а Гвенн, «как и положено капризной принцессе», как говорили наставники, старательно отвлекалась от занудного голоса лесного. И у нее получалось не слушать и витать в собственных фантазиях на всех уроках, кроме боевого мастерства и знаний о хитросплетениях политики Домов. Впитывать учение через книги ей нравилось ещё меньше, поэтому вспомнить сейчас название дерева — уже маленький подвиг.

Дубы стояли неподвижно, выглядели подозрительно, но вудвузы в этой породе не обитали. Злость на Джареда кольнула грудь и растворилась — отправил за неблагие коряги, значит, так и надо. Не объяснил — значит, не успел. Ничего. Она сама разберется во всем! В конце концов, это всего лишь лес! Лес, в котором принцессе, надо признаться, всегда нравилось находиться. Где-то должна быть дорога, о которой говорил Финтан… Дорога, что сама приводит к Деревянному трону всех знакомых и незнакомых, и свернуть с которой невозможно. Почему — невозможно, было непонятно. Лесной принц напускал туману, чем злил Гвенн неимоверно. Тут по земле, покрытой бурыми листьями и желудями, что-то метнулось, и не успела Гвенн и вытащить оружие, ни даже ойкнуть, как ее ухватило нечто похожее на щупальце, и вздернуло вверх тормашками. Что-то прервало тишину, но не иначе — зазвенело в ушах от неприятного перемещения.

— Отпусти меня, мерзкий корень! — заорала Гвенн, извернулась, выхватила кинжал, полоснула от души и приготовилась упасть наземь. Ничего не случилось. Звенькуло так, словно корень был из металла.

Корень тащил принцессу выше и выше, солнце наконец выскочило из плотных крон, и Гвенн обернулась на землю, посмотреть, куда удобнее будет упасть, когда она избавится от надоедливого щупальца, а заодно понять, откуда взялся непонятный скрежет. И заорала.

Земли не было видно. Совсем. От того места, куда она не так давно приземлилась, дубы словно расступились, а прямо внизу вздыбилось, выпирало, даже плескалось что-то среднее между землей, скопищем веток и змеиными пастями, которые дергались к ней, но пока не доставали. Щерились игольчатыми зубами, подрагивали зубастыми листьями, и даже стебли были покрыты какими-то склизкими колючками. Корень, словно устав держать Гвенн, опустился ниже. Еще ниже! А захват ее ноги заметно ослабел. Гвенн рисковать не стала и, решив, что вверху, в кроне, там, куда уходит корень, сейчас определенно безопаснее, вложила клинок обратно в ножны и рванула вверх по корню как по толстой веревке. Заодно поблагодарила Джареда, снабдившего ее толстыми перчатками, которые ей полагались, и которые Гвенн терпеть не могла и часто не носила.

Щупальце сначала не препятствовало, а затем удержало.

— Да я вверх лезу, вверх! — рассердилась Гвенн от резкого рывка. — Что не так?

Перед головой, опущенной вниз, к корню, что-то просвистело и заорало недовольно. Гвенн в очередной раз дернулась, чуть не упав. Корень еще стянул ее вниз, и вновь что-то просвистело над макушкой, заорав громче и недовольнее Гвенн. В приоткрытой пасти серой звероптицы, облитой перьями, как кольчугой, сверкнули серебром зубы.

— Что, и птицы тут хищные? — вырвалось у Гвенн, пока она торопливо пересекала путь до зеленой кроны, показавшейся в данный отрезок времени самым безопасным местом. Щупальце не препятствовало, даже подтолкнуло в конце и пропало где-то среди ветвей. Крик внизу оборвался, словно птица столкнулась с чем-то. Затем внизу хищно чавкнуло и перестало шебуршать. Корни опустились туда, где им и положено быть, а земля вновь стала обычной землей, ну, разве немного рыхлой и лишенной всякой растительности.

— По-е-ло, — по слогам произнес кто-то тихо и рядом.

Гвенн, тяжело дыша, не удержалась от смешка. Крепко держась за толстую ветку, обернулась к говорившему и ойкнула.

— Смеш-на-я, — также по слогам продолжило странное существо. Ростом с ребенка, с большими карими глазами, зелеными волосами, перемешанными с листиками и цветами, и коричневой кожей, смахивающей на древесную кору.

— Эй, карапузик, повежливее! Я, вообще-то… — разгневалась было Гвенн, но прикусила язык. Джаред учил, что противнику знание о себе надо давать когда надо и как надо.

И всегда лучше показаться более слабой. Открываться можно только перед очень близкими, хотя Гвенн подозревала, что сам Джаред так не делает никогда. Не расстегивает миллион крючков на сюрко и не обнажает душу.

— Я Гвенн, — представилась принцесса обычной волчицей.

— Легко говорить, — зеленое создание придвинулось ближе. — Мож-но? — провело ладонью по спутанным волосам Гвенн странной деревянной ладонью с листиком на запястье.

Она сделала вид, что переводит дыхание, и это было очень похоже на правду, и не отпрыгнула с криком. Да и прыгать, прижимаясь к ветке, было некуда.

— Ты вудвуз? — подозрительно спросила она. Ведь если это на самом деле очнувшееся от тысячелетней спячки магическое создание, то ему можно трогать волосы и королей, и принцесс.

— Ву, — уточнило создание.

Гвенн фыркнула: понятнее не стало.

— Я проснулся, а тут — никого. Все гонят, — пожаловался Ву.

— Гвенн не обидит, — пояснила принцесса.

— Гвенн! Мятежная принцесса Дома Волка, обрезавшая собственную косу в знак развода. И чем тебе, изволь сказать, не приглянулся наш расчудесный принц? — раздался женский голос снизу. Тягучий и приторно сладкий, как дикий мед, он завораживал и опутывал. Гвенн посмотрела на странное создание, спасшее ее, но рядом уже никого не было.

— Кышь, нечисть! — рявкнул все тот же голос.

Увидеть, кто кричит и кому, было ужасно интересно, Гвенн не очень понимала, чего больше — ужасного или интересного. Немного пожалела, что Лили опять досталось все самое легкое и красивое. Сидит сейчас, наверное, в своей Сокольей высоте, любуется тучками, ест безе и зефиринками заедает, а вокруг нее все, как обычно, на задних лапках бегают, любые приказания выполняют. А она тут в ветвях, в грязи и в окружении недоброжелателей. Нет, Нижний мир особо гостеприимным местом не был никогда, а особенно сейчас, когда магия вновь полилась бурным потоком, а все магические создания, даже те, кого считали вымершими, повылазили из всех щелей. А возможно, появятся и новые. Такого вот мерзкого корнежора Гвенн не припоминала.

— Так что, спустишься? — донеслось снизу.

Рядом никого не было, спускаться вниз не особо хотелось. Гвенн шевельнула ногой, отодвигая ветку, закрывшую обзор. Десятка два воинов, нет, воительниц. Ух ты, золотые мягкие доспехи. Краси-и-иво.

Лица раскрашены зеленью у всех, кроме одной. Все выглядят молодо, но взгляд… Возраст не скроешь. Джаред всегда говорил смотреть в глаза. Даже издалека было понятно — этой рыжеволосой ши с чистым лицом не одна сотня лет. А может быть, и не одна тысяча. И обращается к Гвенн как к равной. Да и плащ на ней одной, расшитый золотом — признак королевской крови. Но вроде не дубы там… Какая-то непонятная зелень. Не распознать пусть и стилизованное растение показалось обидным, Гвенн решила вспомнить всех лэрдов в подчинении Фордгалла. Бук, клен, граб, терновник? Да их больше десятка, и право на трон имеют многие.

— Спукайся же, коли не трусишь. Или будешь сидеть до еще одного Проклятия? Мы поедем на этьяках, позови, — это было сказано кому-то, стоящему рядом.

Этьяки? Наверняка не страшнее эйтеллов. На летучих конях Гвенн уже путешествовала, так где наша не пропадала?

— Везде пропадала, — сказала сама себе Гвенн и отпустила спасительную ветку.

Перевернувшись в воздухе, опустилась на ноги, сохранив равновесие. Выпрямившись, принялась оглядывать лесных.

— Где же твоя охрана, принцесса? — спросила ши в королевском плаще.

— Мне не нужна охрана!

Загрузка...