Светские манеры

2

Моя мать и Поль! Как же это могло случиться? Нет, не может быть, чтобы она его любила! Если бы я могла заплакать… Бедная мама! Мне тяжело думать о ней, как о незнакомой женщине! Обозлившись и растерявшись, я не могла представить, что ты страдаешь из-за любви; я должна была бы обнять тебя и сказать, что все это теперь в прошлом. Поль умер, а причиной ревности стало твое болезненное самолюбие! Помнишь, мама, как однажды за мое хорошее поведение, когда я была маленькая, ты, собираясь на свидание, разрешила мне остаться в своей комнате. Как же ты была красива! Я боялась признаться в своем восхищении и страстно желала быть похожей на тебя. Надев вечернее платье, ты наклонилась и коснулась губами моей щеки, и показалось, что меня целует сказочная принцесса. Ты весело засмеялась, когда я прижалась лицом к мягкому меху твоего манто, и пообещала, что у меня будет такое же, когда я стану взрослой. И я тебе верила. Ложась спать, я думала о том, как ты сейчас танцуешь, и жалела, что детям нельзя попасть на ваш вечер. Но я никогда не представляла тебя в объятиях мужчины. Ты принадлежала только мне, и я тебя очень уважала, абсолютно не думая о том, что ты можешь любить кого-нибудь, кроме меня.

Меня в четырнадцать лет твои знакомые считали восхитительной! Обо мне говорили, что я скромная девушка, умеющая хорошо держать себя в обществе. Твоя система воспитания творила чудеса. Однажды ты обвинила меня в скрытности — какое заблуждение! Я не испытывала подобных чувств. Под предлогом избавить меня от опрометчивых поступков ты постоянно контролировала и подавляла малейшие порывы детской души. Я продолжала восхищаться тобой, но не могла любить по-прежнему. Ты была так далека от меня, мама! Как же я могла понять твои страдания в период предсвадебных приготовлений?

Но Поль! Как же он смог утаить от меня свои отношения с тобой? Может, из-за любви? Или он догадывался о моем равнодушии к нему? Тогда зачем же он женился на мне?

А все-таки, Поль, наша свадьба дает мне все основания думать, что ты любил меня! От всей этой торжественной церемонии у меня осталось лишь воспоминание о сильной усталости. Потом я помню еще собранные чемоданы и твою машину. Я спала почти всю дорогу. Ты был, наверное, немного удивлен моим спокойствием перед предстоявшей нам первой брачной ночью. Или, может, был настолько уверен в моей любви, что считал такое поведение вполне естественным? Приехав в Геннеквиль, ты поцелуем разбудил меня, чтобы я могла полюбоваться нашим домом. «Яблоневый сад» оказался большим каменным строением, затерявшимся в глубине фруктового сада, и стены выглядели белыми в ярком свете автомобильных фар. Шел мелкий дождь. Ты еще пошутил тогда, что по обычаю после свадьбы жену полагается вносить в дом на руках. Нам не нужны свидетели нашего счастья, заявил ты, здесь никто не помешает.

О Господи, для чего мне теперь все эти незначительные детали, которые я так стараюсь восстановить в своей памяти? Но все же, наверное, та первая ночь стала и первым камнем в стене, которую я сама воздвигла между нами?

Ах, Поль, как ты смеялся, когда я призналась тебе, что страшно проголодалась! Вероятно, мое признание произвело на тебя сильное впечатление, потому что ты часто потом вспоминал об этом. После того как я, совершенно на заботясь о приличии, с жадностью почти опустошила холодильник, ты повел меня в спальню. Извини, дорогой, за то, что я не поняла, что твоя искусственная непринужденность была свидетельством твоей деликатности. Ужасно устав после этого длинного дня, я стала медленно раздеваться в твоем присутствии, и привычка, сохранившаяся со времен моей учебы в колледже, заставила меня аккуратно повесить все вещи на спинку кресла. Обернувшись, я увидела твое лицо. Ты не поверишь, если я скажу, что до этого взгляда мне в голову не приходило серьезно задумываться об этой неизбежности супружеской жизни.

Запоздалая застенчивость заставила меня юркнуть в постель. Нет, я не испугалась, скорее, удивилась твоему замешательству, ведь ты еще был одет. Расстегнутая рубашка дала мне возможность разглядеть твою крепкую фигуру. Сидя на краю постели, ты, казалось, находился в затруднительном положении. Дрогнувшей рукой ты нежно коснулся моего лица, а я с любопытством взглянула тебе в глаза. Тогда ты медленно провел ладонью по моей шее, и ласковые пальцы застыли на обнаженной груди. Видимо, от смущения мой взгляд изменился, и ты начал ласково успокаивать меня такими фразами, какими, наверное, пользуются конюхи для приручения молодых кобылиц. Я закрыла глаза, чтобы ты больше не мог видеть моего волнения, а ты, несомненно, расценил это как выражение безграничного наслаждения, так как движения трепетных рук стали более дерзкими.

Внезапно мне показалось, что я одна, но это была лишь вынужденная заминка, чтобы ты мог раздеться, а для меня она стала мгновениями душевного покоя. Вскоре я ощутила тебя рядом. Меня окутало тепло, и в эту минуту я почувствовала непреодолимое влечение, которое заставило страстно прижаться к тебе, а ты, скорее всего, воспринял это как признак безграничной любви… Потерянной девственности, к моему удивлению, ты не заметил. Но и я не пережила ничего подобного тому, что было с Жозефом. Утомившись, я скоро уснула.

На следующий день я проснулась раньше тебя. Я боялась твоего плохого настроения, и наши отношения прошлой ночью показались мне оскорбительными. Твой самодовольный вид вызывал у меня смех, а твоя детская наивность придала мне уверенность в своем превосходстве.

Но сегодняшний разговор с матерью открыл мне глаза. Может быть, именно в этом самом доме она проводила с тобой время на протяжении всей вашей связи? Мой муж, вероятно, поверил в видимость переполнявшей меня любви. Поль, ты понял тогда свою ошибку и был любезен со мной, чтобы только ободрить меня? Или же женился на мне по расчету? Для чего, прожив бок о бок с тобой целых двенадцать лет, окруженная стеной безудержного эгоизма, я теперь, после твоей смерти, мучаю себя ненужными вопросами? Но все-таки, почему человек, с которым я прожила столько лет, вызывает теперь у меня гораздо больший интерес, чем он же в те годы, когда был моим мужем?