Священные кошки Нила

2

На следующее утро Диана перебралась в маленькую гостиницу на углу Линкольн-Инн и Друри-Лейн. В суете переезда она не переставала думать о своем отце. Бедный! Сколько лет он прожил с таким камнем на душе! Интересно, вспоминал ли он о Шейле каждый раз, когда видел перед собой лицо Дианы? Если да, то просто удивительно, что его сердце не разорвалось от горя. И все эти годы он скрывал свою боль ото всех. Ото всех, даже от Дианы, которую так сильно любил, которая была для него одновременно дочерью и утраченной навеки Шейлой. Сама Диана чувствовала после разговора с Шейлой какую-то странную, новую близость с покойным отцом. Даже при жизни он не был ей так близок. И как же она теперь понимала его! О, Диана хорошо знала, что это значит: быть отвергнутым и покинутым тем, кого любишь, в кого веришь всем сердцем. Ах, если бы она узнала обо всем, пока отец был еще жив! Быть может, она сумела бы помочь ему – так же, как он сам помог ей после того, как Джек...

Впрочем, нет. Она ничего не смогла бы изменить в прошлом – ни своем собственном, ни прошлом отца. Так что единственный для нее способ проявить уважение к его памяти – это исполнить его предсмертную волю. Найти сокровища Клеопатры, вернув тем самым отцовскому имени чистоту и достоинство.

Все это хорошо, но как это сделать?

Мысли Дианы переключились на их с Шейлой разговор. Неторопливо меряя шагами свою небольшую гостиничную комнату, она принялась вспоминать его слово в слово. Последние слова отца, его последняя воля... «Найди кошек Клеопатры... Александрия... «

Диана никак не могла понять, что же кроется за этими словами. Ехать в Александрию? Хорошо, но с чего начать, когда она окажется в этом городе? Кошки?

Она никогда не слышала ничего о кошках Клеопатры. Да какие кошки, когда дворец и сад Клеопатры давно погребены под слоем земли и на этом месте построен новый город! Даже Александрийская коллекция...

Стоп! А может быть, в предсмертных словах отца говорилось не о городе Александрии, а как раз об Александрийской коллекции? О той самой коллекции с такой странной и несчастливой судьбой?

Диана мысленно перенеслась к тем дням, когда Стаффорд, Нивен и Джек нашли так называемую Александрийскую коллекцию. Незадолго до этого Стаффорду удалось установить, что после смерти Клеопатры ее сокровища, главным образом драгоценности, подаренные ей римским полководцем Марком Антонием и великим Юлием Цезарем, были отправлены в Рим. Все было погружено на судно, которое вышло в Средиземное море, но так и не появилось у берегов Италии. После долгих поисков в руках Стаффорда оказался документ – подлинная запись в книге одного из прибрежных христианских монастырей. В ней говорилось о том, что судно с драгоценным грузом затонуло неподалеку от Александрийской гавани. Теперь за дело взялся Джек. Он проделал гигантскую работу по составлению графиков погоды и подробнейшей карты морского дна в этой части Средиземноморья. Ему удалось проследить влияние штормов на перемещение огромных пластов придонного песка, которые неминуемо должны были занести затонувшее судно, превратив его в едва заметный бугорок на дне моря. Таким образом появилась возможность вычислить то место, где находится затонувший римский галеон. И, наконец, он был найден. На его борту действительно обнаружились сокровища, но... Но не нашлось ни одного доказательства тому, что они принадлежали самой знаменитой и загадочной в истории египетской царице.

В те дни, когда Александрийская коллекция привлекала внимание археологов и историков всего мира, Диана была слишком занята своими собственными делами – она готовилась к предстоящей свадьбе. Поэтому она так и не удосужилась посмотреть ту часть коллекции, которая позже была продана Джеком. Может быть, именно эта часть коллекции состояла из сокровищ, принадлежавших Клеопатре? И если так, то не было ли среди украденного статуй, изображающих кошек?

Интересно! Глаза Дианы вспыхнули, но так же быстро погасли. Она вспомнила о том, что единственный человек, который мог бы помочь ей в поисках украденного, – это Джек Резерфорд.

Человек, которого она меньше всего хотела бы видеть.

Диана долго думала над тем, нельзя ли ей обойтись без Джека, но так ничего и не придумала. Как ни крути, но он остается единственным, кто может ответить на ее вопросы. Так что придется ей смирить собственную гордость и отправиться к Джеку.

Диана прекрасно понимала, что все будет непросто. Во время суда адвокаты сделали все, чтобы заставить Джека назвать имя человека, пожелавшего купить часть коллекции, но так и не сумели этого добиться. Теперь Диане оставалось надеяться только на то, что с ней Джек окажется разговорчивее, – хотя бы из уважения к той любви, которая когда-то связывала их.

На следующий день Диана поехала в гостиницу «Савой», где жил Джек. Она заметно нервничала. Не помогали даже мысли, которые она усиленно внушала самой себе: сегодняшний визит никак не связан с их отношениями в прошлом. Деловой визит, и ничего более. Просто ей нужно получить от этого человека необходимую информацию, и все. А сам Джек? О, он давно уже для нее ровным счетом ничего не значит!

Дежурный портье сообщил ей, что мистер Резерфорд находится сейчас в столовой. Впрочем, Диана и сама догадывалась об этом: ей доводилось слышать о том, что Джек проводит там целые дни. Знала она и о том, чем промышляет Джек в последние годы. Он стал, если так можно выразиться, археологом-»наемником». Не имея официальных прав на проведение раскопок, он, тем не менее, постоянно получал приглашения участвовать то в одной, то в другой экспедиции. Это могли быть приглашения от государственных музеев или от частных лиц, занимающихся поисками кладов. Джек брался за все и. похоже, получал за свою работу немалые деньги: ведь он был удачлив. Не раз и не два за последние три года его имя мелькало на первых полосах газет – он был причастен и к открытию затерянного в горах дворца инков, и к находке знаменитого алмаза Зулу в Ботсване, и к могильникам викингов в Эриксон-фьорде.

Но несмотря на то, что имя Джека регулярно появлялось на страницах газет, о его прошлом не забыли. Более того, всякий раз журналисты не забывали упомянуть о том, что Джек Резерфорд – это «тот самый аристократ, который провел два года в Уормуртской тюрьме за кражу из Британского музея». У читающей публики складывался образ Джека – авантюриста, удачливого охотника за сокровищами, наконец, если хотите, пирата.

Вору, пирату и авантюристу не место в высшем обществе, и лондонский свет отвернулся от Джека. Зато его с радостью приняло другое общество – художники, музыканты, актеры, то есть те, кого называют богемой. Новое окружение, очевидно, пришлось Джеку по душе: его постоянно видели то в театре, то на концерте, то в модном салоне. Всегда в компании самых скандальных поэтов и художников. По Лондону ходили также слухи о его постоянных романах с хорошенькими актрисами, в том числе и со знаменитой Лилиан Рассел. Правда, даже с нею роман продолжался недолго, как и с другими. Своих любовниц Джек менял как перчатки, благо что в театральном мире недостатка в молоденьких хорошеньких актрисах не наблюдалось никогда.

Диана несколько раз пыталась совместить доходящие до нее слухи с тем образом Джека, который жил в ее памяти, – с образом молодого мужчины в лодке, лениво плывущей по течению. С тем, кто так страстно говорил о желании приносить пользу людям, поставить свой талант на службу великой науке.

Нет, не совмещались у нее эти образы, никак не совмещались.

Диана вошла в салон и сразу же увидела Джека – впервые с того черного дня, когда так неожиданно прервалось их венчание в церкви. Только сейчас она поняла, что не готова к этой встрече. Джек сидел за круглым столиком в окружении троих мужчин. Одет он был непривычно, в какой-то сизый сюртук и желтый жилет; на шее – яркий полосатый галстук. И сидел Джек по-новому: развалясь на стуле, небрежно закинув руку за его спинку. В руке дымилась сигара, и голубоватые струйки дыма уходили к потолку. Диана невольно вздрогнула. Только волосы у него и остались прежними, до боли знакомыми ей – золотисто-бронзовыми, пышными и блестящими. Бронзовым от загара было и лицо Джека – по-прежнему тонкое и мужественное, с тонкой сеточкой морщин в уголках глаз. Такие морщины появляются у тех, кто часто и подолгу смотрит вдаль или против солнца.

Джек был окружен странной, новой для Дианы аурой. Она привлекала к себе внимание и в то же время заставляла держаться подальше. Она окружала Джека своим невидимым сиянием и служила ему щитом.

Он оживленно разговаривал о чем-то со своими собеседниками и в тот момент, когда Диана вошла в комнату, улыбнулся. Увидев его чудесную улыбку, Диана поняла, что не может больше ненавидеть этого человека, а ведь именно с этим чувством она шла сюда на эту встречу. Правда, она забыла при этом одну простую вещь: когда и где бы она ни встречалась с Джеком Резерфордом в прошлом, у нее всегда возникало только одно желание – поскорее броситься в его объятия.

Сердце в груди Дианы стучало громко и часто. Она с большим трудом подавила в себе желание повернуться и убежать прочь. Но нет, так поступить она не могла – хотя бы из любви к покойному отцу. Она не сбежит, она постарается выдержать все, чем одарит ее сегодняшняя встреча.

– Могу я чем-то помочь вам, мисс?

Диана обернулась и увидела перед собой слугу – щуплого коротышку в зеленом костюме-униформе, белой манишке и ярком галстуке. Коротышка носил свой наряд гордо и важно и был похож в нем на самодовольного индюка.

– Меня зовут Генри, мисс. К вашим услугам.

Диана достала из сумочки свою визитку и протянула ее слуге.

– В таком случае, передайте это вон тому человеку за угловым столиком, Генри.

Тот проследил взглядом за взмахом руки Дианы и осторожно уточнил:

– Вы имеете в виду мистера Резерфорда, мисс?

– Да, у меня к нему дело.

Генри посмотрел на Диану с сожалением, а затем отрицательно покачал головой:

– Я не имею права беспокоить мистера Резерфорда, мисс. Ох уж эти женщины, в гроб они меня загонят! И когда только они перестанут приходить сюда, чтобы броситься мистеру Резерфорду на шею.

Диане очень не понравились эти слова. Она смерила Генри холодным взглядом и сухо произнесла:

– Мы много лет знакомы с мистером Резерфордом. Не сомневаюсь, что он согласится побеседовать со мной.

– Все вы так говорите. Не пытайтесь обмануть старого Генри, мисс. Я здесь для того, чтобы оберегать мистера Резерфорда. Допускаю к нему не каждого. Взгляните вон туда. Видите человека, который сиди рядом с мистером Резерфордом? Это мистер Гилберт собственной персоной. А с другой стороны – это мистер Салливан, хозяин всего музыкального бизнеса в Лондоне. И знаете, о чем они говорят? О том, что мистер Резерфорд позарез нужен им обоим: одному для экспедиции в джунгли Явы, а второму – для участия в его песнях и плясках.

Терпение Дианы лопнуло.

– Ну хватит! – сердито прикрикнула она на Генри. – Все, что от вас требуется, – это передать карточку.

– Лучше послушайте меня, мисс. Уж я-то знаю все, что происходит у нас в гостинице. Я не хочу, чтобы вы ушли отсюда с разбитым сердцем. К тому же у мистера Резерфорда уже назначено свидание на сегодня – с мисс Люси Бреннинген, – Генри стойко выдержал испепеляющий взгляд Дианы и продолжал: – Это, знаете ли, новая актриса из театра, что здесь напротив. Они договорились увидеться сегодня «сразу после спектакля», как она сказала. Так что, может быть, вам лучше попробовать завтра, мисс?

У Дианы потемнело в глазах. С кем он пытается поставить ее на одну доску, этот индюк?

– Немедленно отнесите эту карточку мистеру Резерфорду. Это все, что от вас требуется, – бросила она сквозь зубы.

Генри пожал плечами и протянул Диане серебряный поднос.

– Хорошо, мисс. Но только напрасно вы не верите старому Генри.

Она положила на поднос свою карточку.

– Это вы напрасно не верите мне, Генри. Вот увидите, он примчится сюда сразу, как только увидит мое имя.

Генри неохотно пошел к столу, за которым сидел Джек, и молча остановился рядом, держа поднос в вытянутых руках. Джек продолжал увлеченно беседовать о чем-то с Гилбертом и Салливаном, не обращая на Генри ни малейшего внимания. Он выпустил густой клуб дыма и, не прерывая разговора, протянул руку, не глядя, взял с подноса карточку Дианы, мельком взглянул на нее и спокойно продолжил беседу – наверное, говорили о чем-то забавном, поскольку все сидевшие за столом дружно расхохотались. Диана видела, как Генри почтительно вложил в протянутую руку Джека перо. Не переставая смеяться, Джек написал что-то на карточке и небрежно швырнул ее обратно на поднос. На Генри он за все это время даже не взглянул.

Когда Генри вернулся, Диана стремительно схватила с подноса свою карточку и впилась в нее глазами. Мысленно она готова была не только отругать Джека за его неучтивость, но и простить его, разумеется. Однако увидев то, что было нацарапано на ее визитке, Диана вдруг почувствовала, что комната поплыла перед ее глазами.

«Не интересует» – вот что написан Джек на карточке Дианы.

– Мне очень жаль, мисс, – сказал Генри, – но я предупреждал вас. На сегодня у него уже назначено свидание с леди.

Он поклонился и отошел. Диана продолжала стоять – неподвижно, словно ледяная статуя, чувствуя, как тяжело бьется в груди сердце, стиснутое невидимой рукой. Только теперь она осознала, что до этой минуты в глубине ее души жила надежда на то, что Джек поможет ей в эту трудную минуту. Только теперь она по-настоящему поняла, насколько нужен ей этот человек – самый близкий и самый, увы, теперь далекий для нее. И, наконец, только сейчас Диана окончательно поверила в то, что их с Джеком помолвке пришел конец, и венчание, прерванное когда-то, уже не будет завершено. Никогда.

Она все стояла, не двигаясь с места, и постепенно ею начали овладевать новые чувства. Джек отверг ее? Джек унизил ее? Ну что ж! Он об этом еще пожалеет.

Диана стиснула кулаки и с побледневшим от гнева лицом покинула комнату.

Не успела за ней закрыться дверь, как веселая усмешка на лице Джека погасла. Он проклинал себя за этот смех, за напускное равнодушие, за слова, коряво нацарапанные на кусочке картона. На самом деле появление Дианы оказалось для него ударом.

Он даже боялся взглянуть в ту сторону, где стояла Диана. Из последних сил он зачем-то заставлял себя продолжать веселую застольную беседу.

Диана... Зачем она пришла? Прошло столько лет со дня их злополучного венчания. Венчания, которое обернулось для Джека судом и тюремной камерой.

Проклятье, насколько же сильны воспоминания о тех ужасных днях! Наверное, им суждено остаться с Джеком до конца его дней.

Он тряхнул головой, чтобы вернуться к действительности. Гилберт и Салливан продолжали оживленно говорить, но Джек не слышал и не понимал ни единого их слова. Он окинул пустым взглядом расплывающиеся лица – смеющиеся, чужие, отвратительные – и с ужасом подумал о том, что он и сам не лучше. Такой же пустой. Мерзкий. Бессердечный.

Довольно, хватит! Джек сердито загасил сигару, раскрошив ее в пепельнице, и резко отодвинул от себя кипу бумаг, лежавших на столе.

– Прошу прощения, джентльмены, – коротко произнес он, поднимаясь со стула;

Гилберт и Салливан проводили его удивленными взглядами, не понимая столь резкой перемены в его настроении. Впрочем, с Резерфордом это случалось, он славился своей непредсказуемостью – и это качество, кстати сказать, делало его особенно привлекательным в их глазах.