Наклонившись вперед, Пирс прищурил один глаз и прицелился.
Бильярд, как и многие другие виды спорта, давал прекрасную возможность тренировать себя в прикладной геометрии и физике. Если оборудование было стандартным, а поверхность стола идеальной, единственной переменной процесса игры становилось мастерство игрока.
Успех зависел от степени сосредоточенности. От умения фокусировать взгляд, глушить в себе чувства, не обращать внимания на эмоции и отбрасывать все человеческие слабости. И тогда тело игрока, его цель и желание приобретали решающее значение.
Быстрым движением он нанес удар кием, и белый биток врезался в красный шар. Вращаясь, оба разлетелись в разные стороны на зеленом сукне по отлично выверенным траекториям.
Бóльшую часть своей жизни Пирс и с людьми обращался подобным образом. И не потому, что презирал их или кичился своей важностью. Нет, только потому, что эмоции могли легко увести его в сторону от основной цели. Отчужденность – самое главное, и не нужно бороться с самим собой.
Так продолжалось до этого дня. Пока он не встретил Шарлотту.
Она выбила его разум и тело из-под контроля. Пирс не мог прекратить думать о ней. Он не переставая желал насладиться ее сладостью. Тем, как ее тело прижимается к нему. Шарлотта с легкостью преодолела все выстроенные им защитные барьеры, буквально проникла под кожу.
Да, она молода. Но Пирс научился быстро оценивать людей, поэтому сразу понял, что Шарлотта Хайвуд представляет собой нечто более ценное, чем кажется. Она была честным человеком, что требует уверенности в себе, а также глубокого понимания самой себя и окружающих.
Черт, это было опасно! Но, возможно, такой опасности он и желал. Шарлотта заставила его кровь быстрее бежать по жилам, а разум быть настороже. Точно так же он чувствовал себя на войне, выполняя самые опасные задания.
Тот их поцелуй словно оживил Пирса.
– Ох ты!
Что-то длинное и острое ткнуло его в ягодицу, а затем в бок.
Позади, между ним и дверью, стоял Эдмунд Паркхерст, выставив перед собой бильярдный кий. Злобно насупившись, он метил в точку прямо под нижним ребром маркиза, совсем как маленький каннибал, готовящийся метнуть копье в свою жертву.
– Я знаю, – грозно, насколько это может получиться у восьмилетнего ребенка, произнес Эдмунд. – Я знаю, что ты делал в библиотеке.
О, дьявол! Только не это!
– Эдмунд, ты ошибаешься. Я друг твоего отца. Никто даже не пытался сделать что-нибудь плохое. Мы ведь уже говорили об этом.
– Убийство! – Удар. – Убийство! – Еще удар. – Убийство!
Пирс швырнул кий на стол. Где родители этого юного создания? Где няньки? Где учителя? У него есть хобби, игрушки, домашние животные?
– Я не убийца, – решительно заявил лорд Гренвилл.
И он действительно не был убийцей. В юридическом смысле. Подобные этические кульбиты используются для того, чтобы вывести из-под ответственности солдат и палачей за выполнение ими своих кровавых обязанностей. Перед божественным судом Пирс не чувствовал бы себя настолько уверенным, но… Жизнь после смерти покажет.
– Я знаю, что ты сделал. Ты заплатишь. – Мальчишка поднял вверх кий и принялся размахивать им как палашом.
Гренвилл увернулся от удара, укрывшись за столом.
– Эдмунд, успокойся!
Он мог бы с легкостью его обезоружить, но с той же легкостью представлял, какая сцена разразится, если вдруг в процессе пострадает хотя бы мизинчик Эдмунда. Маленький негодяй помчится по коридору и будет визжать во всю глотку не только «убийство!», но и «помогите!», а может, еще и «мучитель!». И прибавит на всякий случай: «Он отказывается платить налоги!».
Вслед за Пирсом мальчишка обежал бильярдный стол, продолжая размахивать кием, на этот раз более агрессивно. Когда Гренвилл пригнулся, удар пришелся по чучелу фазана, закрепленному на жердочке на стене, и сбил его на пол. Пирсу даже показалось, что фазан пронзительно вскрикнул. В воздух взлетело облако перьев, которые заполнили комнату, а потом мягко легли им на плечи, как первый снег.
Выражение лица Эдмунда резко изменилось – от сожаления при виде распотрошенного охотничьего трофея отца и предчувствия последующего наказания до… настоящей, сосредоточенной злобы.
Мальчишка опустил кий на манер копья, сгорбился и кинулся на Пирса с новой силой.
– У-бий-ство!
Все, решил Гренвилл, с него достаточно.
Схватившись одной рукой за кий, он на полном ходу остановил Эдмунда. И заговорил тихо и сурово:
– Послушай, ты. Биться на бильярдных киях – так джентльмены не решают споры. Твой отец будет страшно недоволен тем, как ты себя ведешь. Я тоже теряю терпение. Прекрати это. Немедленно!
Они пристально разглядывали друг друга.
Пирс отпустил кий.
– Отправляйся к себе в комнату, Эдмунд.
Последовала долгая пауза.
Затем мальчишка изо всех сил ткнул его кием в пах и нырнул под бильярдный стол, оставив задохнувшегося от боли Пирса хватать ртом воздух.
– Ах ты, маленькая дрянь! – Сложившись вдвое, он заколотил кулаками по зеленому сукну стола.
Все, хватит! Сегодня Эдмунд Паркхерст получит свой урок.
– Можно я опущу эту штуку? – напряженно спросила Шарлотта. – Боюсь, меня сейчас сведет судорога.
Делия даже не подняла головы от своего блокнота.
– Еще пару минут. Мне нужно закончить набросок складок на твоей тоге.
Шарлотта постаралась не обращать внимания на приступ боли в руках.
– Интересно, где ты видела, чтобы греческая богиня держала серебряный чайный поднос?
– Нигде. Вместо подноса на картине будет лира.
В мире существовало совсем немного людей, ради которых Шарлотта могла согласиться простоять несколько часов задрапированной в простыню, с подносом в руках, который с каждый минутой становился все тяжелее и тяжелее. Делия Паркхерст была одной из них.
После того как «Пратлер» ославил Шарлотту на весь свет, она отказалась от мысли целиком заполнять свою карточку для танцев. Однако унывать было не в ее характере. Отвергнутая джентльменами, Шарлотта огляделась по сторонам, чтобы найти новых подруг.
И нашла Делию.
Делия Паркхерст была доброй, остроумной и так же подпирала стены на балах, как и Шарлотта. От рождения одно бедро у нее располагалось не совсем правильно. Они устраивались в уголке и принимались шутить над собравшимися, в основном над мужчинами, потом складывали свои неиспользованные карточки для танцев в виде корабликов и запускали в чаше для пунша.
Так продолжалось до тех пор, пока подруги не нашли для себя более интересное занятие.
Подготовка побега.
– На следующий год мы будем за тысячу миль отсюда, – сказала Делия. – Далеко от наших семей и еще дальше от тех, кто читает лондонские скандальные журналы. Я буду делать зарисовки мраморных статуй эпохи Возрождения, а ты – обследовать храмы и гробницы. А вечера мы будем проводить в окружении графов и кавалеров. И больше никаких чайных подносов.
Шарлотта почувствовала себя виноватой. После той сцены в библиотеке их план насчет поездки в Европу оказался под угрозой, а Делия еще ничего не знала об этом.
Она страдала от того, что придется расстроить подругу.
Делия отложила карандаш.
– На сегодня все.
Опустив поднос, Шарлотта развернула на себе простыню и помассировала затекшие руки и ноги.
– Давай поговорим о нашей поездке, – предложила подруга.
– О нет. Не сейчас.
«Ни за что, пока твой отец думает, будто я задрала юбки перед маркизом в библиотеке».
– Почему нет?
Шарлотта постаралась ответить уклончиво:
– У меня еще не было времени убедить твоих родителей, что мне можно доверять. Труднее всего это будет сделать с твоей сестрой. Френсис смотрит на меня так, словно я веду тебя по наклонной дорожке прямиком в руки какого-нибудь распутника.
– Френсис очень заботлива и слишком много внимания обращает на сплетни. Хорошо хоть, нет старшего брата, некому будет возражать. Эдмунд не в счет, его легко переубедить.
«Я бы не была в этом так уверена», – подумала Шарлотта.
– Что тебя останавливает? Лорд Гренвилл?
Вопрос поразил ее.
– С чего ты взяла?
Делия пожала плечами.
– Ты ушла из бального зала сразу, как только он появился, и я знаю, что думает твоя мать. Но я бы не стала беспокоиться насчет ее уловок по поводу маркиза. Он с таким же успехом мог бы находиться на луне, человек просто вне досягаемости.
Шарлотта тоже так считала, пока не оказалась не только в непосредственной близости от него, но еще и в его объятиях. От воспоминаний по спине побежали мурашки.
Она села рядом с Делией и взяла ее за руку.
– Мне нужно кое-что рассказать тебе. Меня очень беспокоит, как ты это воспримешь.
– Шарлотта, ты моя самая близкая подруга, поэтому можешь довериться мне.
У нее комок подступил к горлу. Останется ли она лучшей подругой Делии после того, как расскажет ей правду?
Где-то в коридоре послышался тихий стук. Это привлекло их внимание. Следом грохот. Они вскочили. Потом выбежали из гостиной и помчались в главный холл на звон бьющегося фарфора. Там увидели Эдмунда, стоявшего с виноватым видом над разбитой вазой.
Компанию ему составлял не кто иной, как лорд Гренвилл.
У обоих в руках были бильярдные кии.
Леди Паркхерст торопливо спустилась к ним по лестнице. Чепец у нее съехал набок, она слегка запыхалась. Вид у хозяйки дома был такой, словно грохот вырвал ее из дремоты.
– Какая нелегкая… – Она быстро окинула взглядом присутствующих. – Эдмунд, хотелось бы узнать, что ты тут…
– Прошу прощения, леди Паркхерст, – поклонился Пирс. – Это моя вина. Я тут показывал Эдмунду кое-какие приемы фехтования.
– Фехтования? На бильярдных киях?
– Да. Боюсь, мы несколько увлеклись. Эдмунд учится очень быстро. Это я, отбивая его выпад, сбил вазу. – Взгляд Гренвилла упал на еще одну груду осколков в углу. – И купидона.
– И фазана в биллиардной, – подхватил мальчишка. – Тоже он.
Пирс откашлялся.
– Да, все это моих рук дело. Надеюсь, вы простите меня за неуклюжесть.
Шарлотта скрыла улыбку. Неуклюжесть? Из опыта общения с маркизом в библиотеке она поняла, что он обладает отменными рефлексами и полностью контролирует силу своего тела. Пирс просто брал вину мальчишки на себя. Точно так же как взял на себя ее вину.
– Разумеется, мы восстановим разбитые вещи.
– О, пожалуйста, не надо! – взмолилась Делия. – Они были чудовищны.
– Делия! – одернула дочь леди Паркхерст.
– Но ведь это так.
Мать бросила на нее предостерегающий взгляд.
– Я пришлю служанку, чтобы все здесь убрать. Будь добра, отведи своего брата наверх.
Положив Эдмунду руки на плечи, Делия подтолкнула его к лестнице. Мальчишка в знак протеста едва переставлял ноги. Дойдя до верхней ступеньки, он обернулся через плечо и прошипел Пирсу:
– Это еще не конец. Я глаз с вас не спущу.
Делия посмотрела на маркиза.
– Что бы это значило?
– Понятия не имею.
Опустившись в углу на колени, Шарлотта принялась собирать осколки разбитой статуи купидона. Она пострадала не так серьезно, как ваза. Вполне возможно, что восстановить ее будет нетрудно.
Пирс присоединился к девушке. Нагнувшись, он подобрал гипсовое основание и водрузил его на пьедестал.
– Вам не стоит этим заниматься, – тихо сказала она.
– Почему?
– Потому что вы маркиз. Маркизам не полагается собирать осколки.
– Почему нет? Если я устроил разгром, я его и уберу. Так справедливо.
Шарлотте подвернулись стопы купидона, которые она установила на основании.
– Вы сами в это не верите. Эдмунд должен был бы сейчас собирать из кусков разбитую штуковину. Это явно он натворил.
– Не совсем так. – Пирс приладил к стопам гипсовые лодыжки. – Спарринг предполагает двоих участников.
Шарлотта протянула ему следующий кусок статуи – пару белых коленей вместе с пухлыми бедрами. Он взял его и при этом кончиками пальцев коснулся тыльной стороны ее руки. Это мимолетное прикосновение подействовало на нее как удар током.
Шарлотта опустила взгляд. Нашла следующий кусок – круглые ягодицы, – подняла и водрузила на верх реконструкции. Руки у нее, должно быть, дрожали. Ведь что бы она ни делала, кусок гипса отказывался вставать на место.
– Наверное, здесь не хватает еще какой-то детали, – сказала девушка. – У меня не получается приладить эту.
– Позвольте. – Пирс взялся за дело сам и сразу установил очередной фрагмент как надо. – Думаю, это следовало сделать таким образом.
О господи! Она, оказывается, держала ягодицы вверх тормашками и тупо пыталась пристроить. Смутившись, Шарлотта наклонила голову.
– И мне кажется, что следующая часть лежит вон там, за вашим коленом.
Она слишком торопливо схватилась за нее и тут же уронила, порезавшись об острый край. На пальце выступила капля крови.
– Вы поранились, – заметил Пирс.
– Не страшно.
Но он уже взял ее за руку. После быстрого осмотра сунул окровавленный палец себе в рот, немного пососал, и боль прошла. Его действия оказались эффективными, и в них не было ничего порочного, но Шарлотта все равно не могла произнести ни слова.
Затем Пирс прижал ранку своим большим пальцем. Его взгляд не отрывался от ее лица. Сердце у Шарлотты колотилось так, словно решило сделать все, чтобы кровь из пальца текла и дальше, будто ему хотелось продлить этот момент.
– Милорд…
– Пирс, – поправил он ее.
– Пирс. – Она посмотрела в сторону коридора в поисках спасения. – Вот-вот появится служанка. Мы ползаем по полу, держимся за руки, вокруг куски гипса. Ни к чему, чтобы нас вот так застали.
– Наоборот: все как нельзя лучше. Ведь меньше чем через две недели мы объявим о помолвке.
– Я как раз об этом. Мы о ней не объявим.
Маркиз вскинул брови.
– Вы забыли о том, что случилось пару дней назад?
– Нет.
Шарлотта не забыла его легкую улыбку. Не забыла сильные руки, которые обнимали ее. И конечно, тот обжигающий, страстный поцелуй.
Она убрала свою руку.
– То, что случилось в библиотеке, только моя вина. Мне не хотелось бы вовлекать вас во все это.
– Я не мог позволить вам остаться одной. Для спарринга требуются двое.
У Шарлотты стало тепло на душе. Пирс пытался быть с ней честным, и ей это нравилось. Он даже не мог представить себе насколько. И тем решительнее ей хотелось быть такой же честной по отношению к нему.
– Я устроила эту путаницу, я с ней и разберусь. – Набравшись мужества, Шарлотта улыбнулась ему. – У меня есть план.