Сыграем (Кайли Скотт) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 21

Раздался громкий, протяжный и определенно болезненный стон. Больше всего он походил на вопль раненного животного. Хотя, если бы это было животное, тогда ругани было бы меньше. Те звуки, что доносились за моей спиной, не говорили о веселом времяпровождении. Нет, они подразумевали под собой прохождение особого круга ада, называемого утром после уничтожения грузовика выпивки.

— Тыковка, — Мал зарылся лицом в волосы на моем затылке, прижимаясь ко мне своей горячей кожей. — Б**ть.

— Хм-м?

— Больно.

— М-м.

Ладонью он пошире обхватил переднюю часть моих трусиков, после чего немного сжал ее. Она прижалась ко всем занятным местам, заставляя меня извиваться.

— Зачем ты положила мою руку себе на трусики, пока я спал? Ты это к чему? — пробормотал он. — Иисусе, женщина. Ты вышла из-под контроля. Чувствую себя изнасилованным.

— Дорогой мой, я этого не делала. Это все ты.

Он опять простонал.

— Ты очень сильно настаивал на том, чтобы оставить там руку. Я подумала, когда ты заснешь, у меня появится возможность убрать ее. Но этого не случилось, — я потерлась щекой о свою подушку, его бицепс.

— Эта киска моя, — он растопырил пальцы, отодвинул в сторону ткань моего нижнего белья и начал поглаживать внутреннюю часть бедер. Сейчас совсем не подходящее время, чтобы заводиться. Нам нужно было поговорить.

— Да, так ты и сказал. Неоднократно.

Он хмыкнул и зевнул, затем потерся своими бедрами о мои. К моим ягодицам прижался утренний стояк.

— Нечего было давать мне так напиваться. С твоей стороны это было очень безответственно.

— Мне жаль, но это тоже твоих рук дело, — я попыталась сесть, но его рука не отпускала меня.

— Не уходи пока.

— Мал, тебе нужны вода и «Адвил».

— Ладно, — он убрал руку с моей промежности и, кряхтя, перекатился на спину. Прошлой ночью мне не удалось затащить его в душ. Следовательно, этим утром от нас обоих разило потом и виски.

Я принесла ему бутылку воды и пару таблеток и присела на краешек кровати.

— Вставай и глотай.

Он приоткрыл один замутненный глаз.

— Я проглочу, если проглотишь и ты.

— Договорились.

— Надеюсь, ты серьезно. Мужчине не понравится быть обманутым насчет подобного рода вещей.

Он очень медленно сел, пряди его прямых светлых волос упали на лицо. Он бросил на язык таблетки, после чего взял протянутую воду. Некоторое время он просто сидел на месте, потягивая воду и глядя на меня. Я понятия не имела, что последует дальше, что я должна сказать. Было гораздо проще просто разбрасываться глупыми шутками, чем на самом деле попытаться быть понимающей и сочувствующей. Чтобы помочь ему.

— Мне жаль, — сказала я, просто чтобы прервать молчание.

— За что? Что ты наделала? — мягко спросил он.

— Я о Лори.

Он подтянул ноги, уперся локтями в колени и свесил голову. Единственным шумом были доносящиеся звуки из соседнего номера: включение кондиционера и звон серебра или чего-то другого. Когда он, наконец, поднял голову, то на меня смотрели покрасневшие глаза полные слез. От сочувствия к нему мои глаза сразу же стали на мокром месте. Не было ни одной частички меня, которая не разрывалась от боли при виде его переживаний.

— Я не знаю, каково это, поэтому не буду притворяться, будто это так, — сказала я.

Его губы не разомкнулись.

— Но мне жаль, Мал. И я знаю, что мое соболезнование не поможет, не совсем. Оно ничего не изменит.

Все еще никакого ответа.

— Я не могу помочь тебе и из-за этого мне ужасно плохо.

На самом деле, часть, связанная с утешением другого человека, заставляла почувствовать себя абсолютно бесполезной. Потому что я не могла сказать ничего такого, что забрало бы его боль. Я могла вывернуть себя наизнанку, дать ему все что угодно, но это все равно не остановит того, что бы там не происходило с Лори.

— У меня ведь даже нет со своей матерью нормальных отношений, так что я понятия не имею, каково это. По правде говоря, я привыкла постоянно желать, чтобы ее не стало. А теперь я просто хочу, чтобы она оставила меня в покое, — выпалила я, затем замолчала, дрогнув от собственной глупости. — Черт. Это самая ужасная вещь, о которой тебе следует сейчас рассказывать.

— Продолжай.

Вот дерьмо, он говорил серьезно.

Я открыла рот, а горло сжалось. Пришлось через силу вытаскивать слова.

— Она, эм... ей стало наплевать на наше с Лиз воспитание. Наш отец ушел, и она слегла в кровать. Таким было, по ее мнению, великое решение проблемы, связанной с тем, что наша семья разваливалась на части. Не постараться найти помощь, не обратиться к медикам, а просто лежать в темноте, ничего не делая. По большому счету, она не выходила из своей спальни в течение трех лет. Не считая тех моментов, когда нас навещала служба защиты детей. Нам удавалось убеждать их, что она не просто занимала пространство. Какой бред.

Он уставился на меня, его губы сжаты в тонкую белую линию.

— Как-то раз я пришла домой, а она сидела на краю своей кровати с кучей разноцветных таблеток, лежащих на прикроватной тумбочке. Она держала большой стакан с водой. Ее рука так сильно тряслась, что повсюду разлетались брызги, ее ночнушка насквозь промокла. А я ничего не делала... не сразу.

Этот момент ужасно запечатлелся в моей голове. Как я, стоя у двери в спальню, разрывалась между тем, что же делать. Стоять и позволить этому случиться было бы непредумышленным убийством. Нечто подобное оставило бы клеймо на всю жизнь.

— Каким же искушением была та мысль, — сказала я срывающимся голосом. — Мысль о том, чтобы больше не иметь с ней ничего общего... но тогда нас с Лиззи отправили бы в детский дом и, скорее всего, разделили. Этим я не могла рисковать. Ей было гораздо лучше дома, со мной.

Его взгляд застыл, а лицо побледнело.

— Так что я осталась дома, чтобы присматривать за ней. Она попыталась покончить с собой еще пару раз, затем ей надоело, будто смерть требовала слишком больших усилий. Иногда мне просто хотелось, чтобы я пришла на пять минут позже. Тогда ей бы удалось закончить начатое. И тогда мне было бы стыдно даже допустить подобные мысли.

Он даже не моргнул.

— Я так ненавижу ее за то, что она заставила нас пройти через это. Я понимаю, что депрессии случаются, и это серьезное, ужасное заболевание, но она даже не попыталась обратиться за помощью. Я записывала ее на прием к докторам, старалась приносить брошюры и информацию, а она просто... Знаешь, ведь у нее были дети, так что у нее не было никакой е**ной роскоши просто избегать своих прямых обязанностей.

По моему лицу стекали несдержанные слезы.

— Отец был не намного лучше, хотя и присылал деньги. Наверное, мне стоило быть благодарной за то, что он не забыл о нас окончательно. Я спросила его «почему?», когда он уезжал, а он ответил, что просто не мог так дальше продолжать. Он действительно очень сильно раскаивался на этот счет. Словно выбрал не ту коробку, которая не соответствовала его критериям поиска или чего-то там еще, и теперь ему было жаль, но у него оставалось право выбора. Семья? Нет. Вот дерьмо, неужели я сказал «да»? У-упс! Гребаный мудак. Как будто остальным от твоего извинения станет легче, когда ты выходишь за дверь.

— Ты даже не представляешь, сколько времени уходит на уборку дома, оплату счетов, готовку и уборку, пока все это не сваливается на твою голову. Мой парень встречался со мной пару месяцев, но после начал обижаться, что я не хожу на субботние вечерние матчи, вечеринки и прочее. Он был молод, ему хотелось гулять и веселиться, а не присматривать за маниакально-депрессивной женщиной и девчонкой тринадцати лет. Кто мог его винить?

Я опустила голову, стараясь собрать воедино важные детали воспоминаний. Что было не просто, учитывая, сколько времени у меня ушло на попытки их забыть.

— Лиззи взбунтовалась, и от этого все стало только хуже. Она ненавидела весь мир, и кто мог ее винить? По крайней мере, когда она вела себя как эгоистичный, незрелый ребенок, за всем этим скрывалась настоящая причина, и у нее она была только одна. Ее поймали на краже в магазине. Мне удалось договориться с его владельцем, чтобы тот не выдвигал обвинений. Видимо испуг заставил ее остепениться. Она успокоилась, вернулась к школьным занятиям. Одной из нас нужно было поступить в колледж, и, несмотря на то, что я старалась, у меня не оставалось иного варианта, кроме как перейти на домашнее обучение.

Какую гребаную сцену я разыграла. Взбешенная, я моргнула и вытерла слезы.

— Знаешь, вообще-то, мне хотелось поддержать тебя. Любым способом.

Его молчание убивало меня.

— Вот такой вот мой рассказ о горе, — я улыбнулась ему. Не сомневаюсь, что выглядело это так же дерьмово, как и ощущалось.

— У мамы рак яичников, — сказал он; его голос звучал грубо. — Они говорят, ей осталось пара месяцев в лучшем случае...

От его слов у меня, казалось, остановилось сердце. Остановилось время. И все остальное.

— О, Мал.

Он откинул назад свои волосы, скрестил руки за головой.

— Она охрененно счастлива видеть, что ты со мной. Все продолжала говорить о тебе за ужином, о том, какая ты замечательная. Ты стала ее сбывшийся мечтой — она всегда желала для меня такую девушку. Теперь же она хочет, чтобы я осел на время.

Я кивнула, пытаясь выдавить улыбку получше.

— Она правда замечательная.

— Да.

— Черт, Энн. Это не единственная причина, по которой мы стали встречаться... То есть... сначала, по большей части, именно из-за этого, — он положил руку на свой затылок. — Сейчас это нечто большее, чем просто желание осчастливить ее, прежде чем она... — он замолк, его губы сжимались не в состоянии проронить ни слова. — Ты же понимаешь, что есть нечто большее, да? Мы больше не притворяемся. Ты знаешь об этом, так ведь?

— Да, знаю, — на этот раз я смогла позволить себе искреннюю улыбку. — Все нормально.

Ну и что с того, что начало наших отношений было сомнительным. Это не меняет того, что было между нами сейчас.

— Примешь со мной душ? — он протянул мне руку.

— С удовольствием.

Он галантно попытался мне улыбнуться.

Ванная комната из белого мрамора с золотой отделкой была просторной. У нас даже имелся рояль в гостиной для поднятия настроения. По-видимому, его родители остановились в президентском номере, поэтому нам пришлось поселиться в другом, немного уступающем президентскому. Такой номер тоже был вполне себе прекрасен.

Он снял свои боксеры. Я настроила подходящую температуру воды, позволяя комнате медленно наполняться паром. Сзади ко мне потянулись руки, стягивая с меня трусики и снимая старую футболку со «Стейдж Дайв». Эта футболка была единственной вещью, которую он разрешил надеть мне в постель прошлой ночью в своем пьяном здравомыслии. Мы были в своем маленьком, идеальном мире в теплоте душевой кабинки. Мал встал под струи воды, и она намочила его волосы, стекая вниз по его прекрасному телу. Я обняла его за талию, положила голову ему на грудь. От ощущения, как он обхватил меня руками, все становилось на свои места.

Мы могли бы справляться со всем в одиночку. Конечно, могли. Но куда лучше делать это вместе.

— Хуже всего по утрам, — сказал он, упираясь подбородком мне в макушку. — Первые секунды после сна все отлично. А потом я вспоминаю, что она больна и... просто... даже не знаю, как это описать.

Я обняла его крепче, словно цеплялась за жизнь.

— Она всегда была рядом. Подвозила нас на концерты, помогала с установкой оборудования. И всегда была нашим самым ярым фанатом. Когда наш альбом стал платиновым, она, чтобы отметить данное событие, сделала себе тату со «Стейдж Дайв». Женщине уже седьмой десяток, а она решила покрыть себя чернилами. И теперь она больна. В голове не укладывается, — его грудь коснулась моей, когда он сделал глубокий вдох, после чего медленно выдохнул.

Я водила руками по его спине, по всей длине позвоночника вверх и вниз, скользила ладонями по изгибам его ягодиц, перемещая пальцы выше, чтобы провести по ребрам. Мы стояли под струями горячей воды, и я утешала его, как только могла.

Давала ему понять, что он был любим.

Я вяла кусочек мыла, вспенила в руках, чтобы искупать его как ребенка. Сперва намылила верхнюю часть туловища, от изгибов лопаток до мышц на руках, а затем каждый дюйм груди и спины. Мыть волосы оказалось сложнее из-за разницы в росте.

— Опустись, — я выдавила немного шампуня на ладонь, и не спеша, массирующими движениями втерла в его волосы. — Давай, я смою.

Он сделал, как просила, без единого комментария, подставив голову под струи воды. Затем последовал кондиционер. Я осторожно распределила его пальцами по всей длине волос.

— Тебе запрещено стричься, — проинформировала я его.

— Ладно.

— Вообще.

Он почти мне улыбнулся. Я была на правильном пути.

Как только с верхней частью тела было закончено, я опустилась на колени на жесткую каменную плитку, намыливая его ноги и лодыжки. Капли воды из лейки душа долетали до меня, тем самым согревая. Была ли я лицом к лицу с твердеющим членом или нет, я его проигнорировала. Сейчас еще не время. Мышцы на его длинных, худых ногах были такими приятными. Мне нужно будет поискать, как они называются. Он вздрогнул, когда я добралась до задней части коленок.

— Щекотно? — спросила я с улыбкой.

— Я слишком мужественен, чтобы бояться щекотки.

— А, — я провела мылом туда и обратно по его упругим бедрам. Будь я проклята, если он не будет самым чистым и сияющим рок-н-ролльным барабанщиком во всем мире. По его телу стекала вода, подчеркивая все его выступы и впадины, изгибы грудных мышц и гладкость кожи. Мне стоит просто назвать его пирожным и слопать ложечкой.

— Ты собираешься пойти выше? — желание наполнило его голос.

— Со временем, — я намылила руки и отложила кусочек мыла в сторону. — А что?

— Да так, ничего.

Это его «ничего» стояло прямо перед моим лицом, такое огромное и требовательное. Одной рукой я отодвинула его в сторону, а другой скользнула между его ног. Его твердый член согревал мою ладонь. Женщина с большей терпимостью не стала бы обхватывать его рукой и крепко сжимать. Я же была просто отстойной по части терпения.

У Мала перехватило дыхание, его шестикубиковый пресс резко напрягся.

— Мне нравится твоя задница, — сказала я, водя по ней мыльными пальцами, прежде чем перейти к его мошонке. Каждая его частичка была грандиозной, будь то тело или душа. Хорошей, плохой и сложной. Порой мне хотелось, чтобы он был серьезнее, и временами у меня не было ни единой догадки, к чему он клонил. Он всегда заставлял меня желать большего, но и в тоже время быть глубоко благодарной за то, что у меня уже было.

Потому что он был моим, это было написано прямо там, в его глазах.

— Без понятия, почему мне так посчастливилось, — я уткнулась носом в его бедренную кость, скользя пальцами по гладкой коже его члена.

— Так сильно любишь мою задницу?

— Нет, это скорее из-за всего тебя.

Я еще раз сжала член, и его взгляд изменился, стал затуманенным, именно так, как мне больше всего нравилось. Между моих ног определенно было влажно, но сейчас все внимание уделялось ему. Подушечки его пальцев ласкали мое лицо; он касался меня нежно, с благоговением.

Хватит валять дурака.

Я обхватила головку его члена губами и взяла его в рот. Его руки зарылись в мои влажные волосы, крепко удерживая на месте. Языком я легонько ударила по его головке, поддразнивая чувствительный ободок, прежде чем пойти ниже, чтобы потереться о сладкое место. Я взяла его глубже, посасывая сильнее, снова и снова. Его бедра двинулись, прижимаясь ближе к моему рту. Я никогда особо не ценила искусство заглатывания, уж извините. Но из-за Мала я хотела этому научиться. Что-то подсказывало мне, что он не будет против нескольких практических занятий. Одной рукой я массировала его яички. Второй продолжала обхватывать основание его пениса, удерживая его от того, чтобы самой не подавиться. Но я брала его глубоко, как только могла, скользила вверх по его стволу, чтобы наградить вниманием своего языка. Провести им по налившимся венам и поиграть с головкой.

Пальцы в волосах сжались сильнее, боль немного обжигала кожу головы. Но ничего страшного. Все было отлично. Мне охренеть как нравилось, что я способна довести его до такого состояния.

Я втянула его глубже и посасывала, доводя до исступления. Он кончил с криком, прямо в мой рот, как только я убрала руку с его члена. Я сглотнула.

И кто сказал, что романтика вымерла.

Он стоял, тяжело дыша, свесив руки по бокам и с закрытыми глазами. Черт, он был прекрасен. Я медленно встала, мои онемевшие коленки трясло. После орального секса, кажется, всегда наступал некий момент застенчивости. Может, я должна была вести себя самодовольнее, сказать что-нибудь развязное. Вот только душ для этого был не совсем подходящим местом.

Мал открыл глаза и уставился на меня, его руки легли на мои плечи. Он притянул меня к себе, оставляя нежные поцелуи на моем лице.

— Спасибо, — сказал он, слово вышло приглушенным из-за того, что он уткнулся в мою кожу.

— Пожалуйста.

— Мне жаль насчет твоих родителей, Тыковка. Охренеть, как жаль.

Мои пальцы непреднамеренно вжались в его бедра. Однажды я перестану так реагировать и оставлю это позади.

— Мне жаль насчет твоей мамы.

— Да, — он, подбадривая, провел по моим рукам, чмокнул меня в макушку. — Нам нужно думать о позитивном. И заказать дохренища бекона и яиц. И вафель. Ты любишь вафли?

— Кто же не любит вафли?

— Вот именно. Каждого, кто не любит вафли, нужно отправить в карательно-исправительные учреждения. Закрыть их там и выбросить ключ.

— Совершенно точно.

— На сегодня хватит о грустном, — сказал он хрипловатым голосом.

Он взял мыло и стал намыливать меня, уделяя особое внимание груди.

— Есть еще кое-что, о чем, думаю, нам стоит поговорить, — сказала я, пока он с усердием оттирал воображаемое грязное место на левом соске. По правде говоря, это было приятно.

— О чем? — спросил он.

— Ну, о том, что ты сказал прошлой ночью, когда мы вернулись в отель. О том, чтобы создать семью.

Его рука замерла на правой груди.

— Создать семью?

— Да. Ты сказал, что в этом плане ты серьезно настроен. Даже выбросил в окно все презервативы и смыл в туалете мои противозачаточные таблетки.

— Это действительно чертовски серьезно. Мы перепихнулись?

Я захлопала ресницами и посмотрела на него невинным, в некоторой степени даже злым взглядом.

— Нет. Конечно же, нет.

У него загорелись глаза.

— Боже... ты чуть не довела меня до сердечного приступа.

— Прости, — я оставила поцелуй на его груди. — Ты выбросил в окно презервативы, да. Но не смог найти, где я держала свои таблетки. Затем ты лег и начал придумывать имена нашим детям.

— Всем?

— Полагаю, мы могли остановиться на выводке детишек со счастливым числом тринадцать?

Он изогнул брови.

— Блин. Эм, наверное, нет, ха-х?

— И это, наверное, к лучшему. Троих из них ты собирался назвать Дэвидом. Что вызвало бы путаницу.

— Чисто из любопытства, как много дерьма я вчера наговорил?

— Не так много. Ты пару раз падал с кровати, когда пытался лизнуть мои пальцы на ногах, и потом уснул.

Он смыл с рук пену и взял шампунь, чтобы втереть его в мои волосы.

— Ауч, — ахнула я. — Нежнее.

— Что не так?

— А ты не помнишь?

Он слегка повернул голову и искоса посмотрел на меня.

— Что еще?

— Ну, возможно, ты случайно немного заехал мне по голове, когда упал с табуретки у барабанной установки.

— Ох, нет. Блин, Энн...

— Ты не причинил вреда. Просто небольшой ушиб.

С напряженным лицом он осторожно смыл шампунь с волос, и начал наносить кондиционер. Он продолжать качать головой, при этом сильно хмурясь.

— Эй, — сказала я, касаясь его подбородка. — Все хорошо. Правда.

— Я заглажу свою вину.

— Ты уже это сделал, — я прижала руку к его сердцу, ладошкой чувствуя, как оно бьется. — Ты выслушал мою историю, не осуждая меня. Рассказал, что тебя гложет. А это и так много, Мал. Правда. У нас все хорошо.

— Я заглажу вину еще лучше. Этого больше никогда, черт возьми, не повторится.

— Хорошо.

— Я серьезно.

— Я знаю.

Он бросил на меня недовольный взгляд и затем неожиданно улыбнулся.

— Я знаю, что подарю тебе. Уже довольно долго раздумываю над этим.

— Не нужно мне ничего дарить. Хотя вафли были бы очень даже кстати, я умираю с голоду.

Я закончила ополаскивать волосы и была готова выходить их душа.

— Ты получишь больше, чем вафли, — стоя сзади, он обхватил меня руками; его ладонь скользнула вниз, между моих ног. Легонько он начал водить пальцами туда-обратно по моим половым губам. — Для начала тебе тоже нужно кончить.

— Ладно.

Он усмехнулся, говоря мне на ухо:

— Так снисходительна, когда дело касается твоих оргазмов. Мне это нравится.

Я обернула руки вокруг его шеи и крепко ухватилась. Он поднес руку ко рту, смочил несколько пальцев. Затем один палец скользнул в мою промежность, дразня меня. По мне с головы до ног пробежались мурашки. Он медленно проник немного глубже, после чего вышел из меня и обвел контур входа, увлажняя половые губы. Он завел меня, как нечего делать, мое дыхание стало быстрым и поверхностным. Я выгнулась навстречу его руке.

— Энн, тебе нужно стоять ровно, — проворчал он на меня, положив руку мне на живот. Два пальца проскользнули внутрь, потирая какое-то место, вызывая восхитительные ощущения. — Ну, давай, ты ведь даже не пытаешься.

— Не могу.

— Придется. Я не смогу этого сделать, если ты будешь дергаться.

— Ох, — вздохнула я, когда его палец скользнул по клитору, посылая молниеносные ощущения по моему позвоночнику.

— Видишь? Из-за тебя я промахнулся.

То, как он любил дразнить меня, было как благословеньем, так и проклятьем. Он вытащил пальцы, оставляя меня незаполненной, и все его внимание сосредоточилось на клиторе. Он потирал его сразу с двух сторон, заставляя меня стонать.

— Стой спокойно.

— Я пытаюсь.

— Пытайся лучше, — он легонько шлепнул по моему лобку. Реакция последовала незамедлительно, мои бедра дернулись вперед. Никто прежде не делал такого. Казалось, будто каждое нервное окончание в моем теле было готово взорваться.

— Нравятся такие удары? — спросил он.

— Черт, — это было единственное слово, что у меня было.

Он промурлыкал что-то мне на ухо, и продолжил массировать мой клитор еще быстрее. Напряжение нарастало. Так близко.

— Мал. Пожалуйста.

Снова легкий шлепок, и я кончила. Я кричала, мое тело извивалось. Ели бы он не поддерживал меня, то я бы упала на пол. Такого мужчину, как он, наверное, стоило закрыть где-нибудь подальше ради безопасности всех женщин.

Вода перестала течь. Он завернул меня в полотенце и усадил как тряпичную куклу на тумбу в ванной.

— Эй, посмотри на меня, — сказал он, склоняясь надо мной.

— Привет.

Он аккуратно заправил мои влажные волосы за уши.

— Мне кажется, нам стоит поговорить по поводу этой штуки с отношениями. И мне, наверное, стоит сказать что-нибудь мудрое. Но я не особо на это настроен. Особенно этим утром, — он тяжело выдохнул. — Ты обалденна в постели, замечательная девушка, и я охренеть как тереть не могу видеть тебя грустной, и еще мне не нравится, когда тебя нет рядом. Я даже начинаю привыкать к ссорам и драмам, потому что примирительный секс рулит. И к тому же ты того стоишь.

Кончик его языка коснулся верхней губы.

— По сути это все. Хотя и не обязательно в таком порядке. Хорошо?

— Хорошо, — засмеялась я, но совсем немного. В конце концов, он был искренним.

— Ты моя девочка. Ты должна об этом знать, — он усмехнулся и положил руки на мои коленки. — Еще что-нибудь хочешь у меня спросить?

Я помолчала некоторое время, задумавшись.

— У нас моногамные отношения?

— Ага.

— Посмотрим, как дальше дело пойдет?

— Мм-хм.

— Тогда да, вопросов больше нет.

Он кивнул, сжав мои коленки.

— Если тебе что-нибудь от меня понадобится, надеюсь, ты дашь мне знать.