Тагир. Ребенок от второй жены

Глава 5

Ночь провожу без сна, терзаемая мыслями о родителях и проклятых деньгах. Вздрагиваю от каждого шороха, ежусь и накрываюсь одеялом с головой. По стенам скачут причудливые тени, навевая мрачные мысли.

И от каждой прошедшей минуты в одиночестве меня охватывает страх, вонзается иглами в кожу и морозит сердце. Словно кто-то наблюдает за мной, отслеживая каждое трепыхание. Чувство, что я маленькая бабочка в чужих жестоких руках, никак не отпускает. Так, проваливаясь то в сон, то в явь, в полудреме провожу всю оставшуюся ночь.

А наутро еле-еле собираюсь, даже руки трясутся, не желают слушаться. Кое-как причесываю локоны, стараясь уложить их завиток к завитку. Надеваю платье, которое не висит на мне мешком.

Гляжу на свое отражение, на которое без слез не взглянешь. Раньше я была более полноватая, а сейчас… Кожа да кости, даже вещи висят, словно на вешалке.

В таком раздраенном состоянии я иду в ненавистный офис, чтобы забрать документы. Главный аргумент. Охрана должна пропустить. И никого не должно волновать, что я сделаю, как только покончу с увольнением.

Не запоминаю даже, как добралась до нужного высотного здания, где без малого отработала несколько лет. А теперь меня пнули, как захудалую псину, на улицу. И всё из-за Тагира…

Пропускают меня действительно без лишних вопросов. А я иду по холлу и коридорам, ни на кого не глядя. Как же не хочется видеть никого из тех, кто раньше мне улыбался и поддерживал.

Ведь так позорно знать, что меня уволили за прокол и все в курсе об этом. Пялятся, бросают кто осуждающие, а кто сочувствующие взгляды. Но я знаю. Это не жалость, это прикрытое любопытство барракуд, желающих оттяпать от тебя кусочек побольше и радующихся, что на твоем месте не они.

– А, явилась, – ехидно ухмыляется секретарь начальницы отдела по кадрам Лина. – Валентина Сергеевна оставила тебе бумажки для подписи. Распишись, у меня еще много дел. Не задерживай.

Фыркает, кидая на угол стола папку. Стискиваю челюсти, сдерживая готовые вырваться слова негодования. Молчу, с горечью понимая, что раньше она со мной уважительно общалась, заискивала, зная, кто ей выплачивает заработную плату. А теперь у нее, видимо, новый сотрудник, перед которым она будет лебезить.

Приходится спокойно расписаться в документах об увольнении, забрать трудовую книжку и направиться в бухгалтерию, куда меня посылают для подписания расчетного листа. Заодно и посмотрю, кто теперь занимает мое бывшее трудовое кресло. Баринов, надо же. А был когда-то всего лишь мальчиком на побегушках.

– Будьте добры, заберите свою коробку, – морщится отутюженный отглаженный мужчина, подняв пальцы, будто ему противно даже прикасаться к моим вещам.

Заглядываю внутрь, но ничего существенного не нахожу.

– Оставь себе, – единственное, что позволяю себе сказать. – Считай подарком к новой должности.

– Те, – манерно двигает руками и жеманно произносит.

– Считайте, – особо выделяю последние две буквы и выхожу из кабинета бухгалтерии.

Устало прикрываю глаза и прислоняюсь спиной к прохладной стене. Мне нужна недолгая передышка, иначе я сорвусь и впаду в истерику до встречи с Юсуповым. То, что мне выдали, лишь жалкие копейки за те дни, что я проработала в этом месяце. Деньги, деньги. Паршивые деньги, ради которых люди готовы на всё. Убивать, применять агрессию, мародерствовать. И я не стала исключением. И пусть всё было ради благой цели, но… Всегда это пресловутое но.

Как же паршиво, что я всё испортила и взяла деньги Тагира, потратила их, казалось, на благую цель, но… Снова… Это ведь грех – ослушаться и нарушить родительский наказ.

Бью себя по голове и беззвучно всхлипываю. Всегда со мной одни проблемы. Лучше бы это Аслан остался жив. Это он был идеальным сыном. Опорой. Поддержкой. Надеждой. Не я…

Пару раз глубоко вздохнув, хлопаю себя по щекам. Привожу себя в порядок, настраиваясь на тяжелый разговор, и направляюсь в приемную дирекции. Шаги гулким эхом отдаются в ушах, вторят дробному стуку сердца.

Так, Ясмина, тебе нужны все силы, чтобы выдержать это испытание. Не будь больше слабой. Никогда. Хотя бы ради памяти брата. От воспоминаний я ненадолго теряю над собой контроль, и ногти больно врезаются в мякоть ладоней, оставляют лунки.

Терзаю губу зубами и шумно дышу, как загнанный зверь, который самолично сдается хищнику и становится добычей.

– Юсупов сегодня здесь? – сухо спрашиваю у Лиды, которая сидит возле кабинета генерального директора.

Противно даже видеть эту тварь, но что поделать? Она обдает меня пренебрежительным взглядом и даже выходит из-за своей стойки. Подбоченясь, оглядывает меня с ног до головы.

– Булатова, ты бы хоть причесалась, прежде чем к руководству пойти.

У меня нет времени на прическу и макияж. Знаю, что внешний вид оставляет желать лучшего. Бледная, растрепанная, с темными кругами под глазами. Но не подстилке Тагира меня судить.

– Я задала тебе вопрос. Юсупов здесь? – стараюсь говорить как можно холоднее.

– А зачем тебе Тагир? – спрашивает высокомерно, и я вижу, что она специально не называет его по имени-отчеству, намекая на близкий характер их отношений. Хочет меня задеть? Зря. Хоть меня и царапает изнутри такая явная демонстрация, важно другое. Эта дешевка больше не потратит и секунды моего времени.

Прохожу вперед и толкаю дверь, даже не удосужившись постучаться. Если генеральный на месте, то я просто ее закрою, больше мне тут нечего терять. А если Тагир в кабинете, ничто меня не остановит от встречи с ним.

Застаю Юсупова, сидящим за столом, уткнувшись в раскрытый серебристый ноутбук.

– Я же сказал, не беспокоить, – недовольно фырчит Тагир, даже не удосужившись поднять голову от экрана.

Закатанные рукава белой рубашки обнажают загорелые и мускулистые предплечья. Я молчу, и только после он, наконец, обращает на меня внимание.

– Что за черт! – цедит и привстает со своего места.

Опирается кулаками о стол, впиваясь в меня злым взглядом. Даже верхняя губа дергается. Глаза наливаются кровью. От него ощутимо веет угрозой.

Шагаю вперед, подгоняемая гневом. Сегодня тебе придется ответить на мои вопросы, Юсупов, хочешь ты того или нет. Даже такие демоны, как ты, меня уже не страшат. Ведь ад для меня уже пройден.

– Надеюсь, что ты вломилась ко мне с хорошими новостями, – приходит в себя и холодно произносит, выходя из-за стола.

Скрещивает руки на груди, сверлит меня пытливым взглядом.

– Что за деньги ты присылал моему отцу? – перехожу к главному.

Тагир наклоняет голову набок, казалось, с интересом изучая мое пылающее негодованием лицо.

– За аренду земли, – пожимает плечами.

Его слова вводят меня в ступор, ведь это невозможно. Отец и продавать землю предков категорически не согласен, а уж сдавать ее в аренду убийце собственного сына… Нет.

– Ты врешь, папа не мог ничего подписать, – качаю головой, чувствуя, как волосы бьют по щекам. – Он ненавидит всю вашу гнилую семью! Что, хорошо живется за наш счет?! Как таких только земля носит…

Сказала… То, что сидело во мне, требовало выхода. Гнев, агрессия, злость и ненависть… Вот только легче не стало.

– Придержи свой острый язычок, Ясмина, – цедит сквозь зубы Юсупов, делает несколько размашистых шагов в мою сторону, нависает надо мной, подавляя своей мощной энергетикой.

– А то что? Тоже убьешь? – мои глаза горят гневом, губы дрожат, а сама я еле держу себя в руках.

Всё равно стараюсь поднять подбородок как можно выше. И пусть он смотрит на меня с высоты своего роста, но свысока глядеть на себя не позволю. Никто не имеет права так смотреть на нашу семью. Мы ни в чем не виноваты. Это мы – жертвы чужого произвола.

– Не неси чушь, Булатова, – трет переносицу, словно дико устал. – Вся твоя семья дико упряма. Не переживай, аренда оформлена почти законно. Никто не станет разбираться, да и кто будет этим заниматься, Ясмина? Твой умирающий отец? Агонизирующая мать? Или ты? М? Да и ни один следователь за дело не примется, карточка и счет оформлены на твоего отца. Деньги за аренду поступают ежемесячно, как и прописано в договоре, так что…

Поджимаю губы, ведь он прав. И только сейчас замечаю темные залегающие тени под его глазами, вот только вместо жалости, которую я испытывала к нему во времена своей молодости, сейчас я пылаю лишь огнем злости.

– Если землю не собираетесь продавать, чего пришла? – продолжает он наседать, хватает пальцами мой подбородок. Дергаю головой, но он не отпускает, лишь сильнее нажимает, от чего меня простреливает легкая боль. – Что, деньги нужны?

Фыркает, обводя меня странным взглядом, в котором я замечаю мужской интерес. Вот только не тот трепетный и нежный, как восемь лет назад, а… Гнилой… Чисто мужской… Неприятный до зуда.

– Какой же ты мерзкий тип, – чувствую, как искривляется от презрения и брезгливости мой рот, пытаюсь оттолкнуть мужчину, но он, завидев мимику на моем лице, еще сильнее вцепляется в меня и даже прижимает спиной к стене.

От легкого удара у меня слегка болит позвоночник, но я принципиально не издаю ни звука.

– А что мне еще остается думать, девочка? – скалится скабрезно, я не узнаю такого Тагира, ведь он открылся для меня с новой стороны. Мерзкой. – Ты ходишь ко мне как к себе домой. Ревнуешь к секретарше, устраиваешь сцены. Хочешь вернуть былое, Ясмина?

Его рука сжимает мои щеки, я хватаюсь за его кисти рук. Тяжело дышу, стою на цыпочках.

– Ты – последний мужчина на земле, которого я коснусь добровольно. Отпусти меня, мерзавец! – кричу и делаю это, видимо, слишком громко, так как его крупная ладонь тут же затыкает мой рот.

– Не зарекайся! И заткнись! – шипит мне в лицо, бешено вращая зрачками и окидывая меня своим темным тягучим взглядом.

Моя грудь от тяжелого дыхания часто приподнимается. Спустя несколько секунд свою руку он убирает, но, вместо того чтобы закричать, я лишь стискиваю челюсти, ненавидя его в этот сильнее, чем когда-либо до этого.

По щекам текут злые слезы, которые я даже не пытаюсь остановить, но мне плевать. Пусть смотрит, до чего доводит и он, и его семья. Пусть будет укором грязным делам его гнилой семье.

– Больше не смей присылать деньги! Нам от тебя ничего не нужно! Лучше сдохнуть, чем принимать ваши деньги, Юсупов! – цежу сквозь зубы, достаю судорожными дрожащими руками карточку из сумки и, выпрямившись и оттолкнув его крупное тело от себя, кидаю пластик ему в лицо.

Испытываю ни с чем не сравнимое удовольствие в этот момент. Будто отвела душу.

Тагир отклоняет голову, лицо его словно восковая холодная маска. Он продолжает сверлить меня своим взглядом. В это время раздается стук под нашими ногами. Карточка упала с шумом на пол. Ни он, ни я не двигаемся. Не отводим друг от друга взгляды.

– Мне звонили из банка. Ты ведь сняла оттуда все деньги, – холодно улыбается, по-змеиному так, будто понимает и знает все обо мне. – И как это? Возвращать пустую карту?

Сдерживаю крик злости, сжимаю кулаки.

– Я не знала, что деньги от тебя, – стараюсь говорить как можно беспристрастнее и равнодушнее. – Как только продадим квартиру, все финансы я компенсирую.

Чувствую, как бьется жилка на шее, как наливаются кровью глаза, а голову распирает от тупой боли. Видимо, давление поднялось. Такими темпами я последую за своими родителями… А ведь мне всего двадцать пять…

– Компенсируешь, – кивает, отходит к столу и садится на край. – Но денег на пересадку сердца для Карима тебе всё равно не хватит. Так стоит ли оно того?

И так обыденно и безразлично спросил, будто мы говорим об обычной погоде. Боже, неужели можно стать таким мерзавцем за восемь лет? Или в нем эта гниль была всегда? А я была просто наивной девочкой, носящей розовые очки. Благо, что они разбились… Стеклами внутрь.

– Послушай только себя, – качаю головой, направляясь к выходу на дрожащих ногах. – Ты изменился. И это не комплимент. Большей мерзости никогда не слышала. Противно даже с тобой одним воздухом дышать.

Делаю несколько шагов к двери, как вдруг его следующие слова заставляют меня остановиться.

– Ты ведь хочешь спасти отца, Ясмина, – холодный голос Тагира. – У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Опускаю голову, прикусывая губу. До чего же банально звучат его слова.

– И? – спрашиваю скорее для того, чтобы поставить окончательную точку в нашей многолетней истории.

Уверена, ниже пасть он просто не сможет. Знала бы я, как ошибалась…

– Тебе нужны деньги, а нам с женой – ребенок, – его слова бьют под дых и причиняют боль. – Ты родишь нам сына, Ясмина. И спасешь своего отца.

В кабинете воцаряется тишина. Глаза в глаза. Его – холодные и требовательные. Мои – больные и измученные.

Он прав. Денег мне взять неоткуда. Не знаю, как и откуда, но знаю, что тетя не сможет помочь, а больше друзей у нашей семьи нет. Я давно не та наивная девочка, которой была когда-то.

Не покидает чувство, словно сейчас я смотрю в холодные, безжалостные глаза мужчины, от решения которого зависит, жить моему отцу или умирать. И так плохо от этого знания. Безвыходной ситуации. Мне негде взять такую огромную сумму денег.

А Тагир стал богатым. Для него сумма на операцию моего отца ничтожна. Вот только всегда есть две стороны медали. Наказ родителей. Их жизнь. Гордость. Условия.

– Я помогу тебе, но не просто так, – произносит он, так и не дождавшись от меня слов. – Ты станешь моей второй женой и родишь нам ребенка. Мы тебе деньги, ты нам сына.

Сглатываю, хватаюсь за горло, где бешено колотится пульсирующая жилка. В груди кровоточит сердце, ведь его первая – это Наиля, моя бывшая лучшая подруга. Предательница! И в этот момент эмоции берут над моей женской сущностью верх.

– Никогда! Слышишь? Никогда я не стану твоей женой! Да пусть ты останешься последним мужчиной на земле! Как ты смеешь просить о подобном? – практически реву, готовая скатиться в истерику.

– Тогда завтра ты будешь такой гордой на могиле своего отца, Ясмина, – безжалостные слова убийцы.

Он отворачивается, а я, хватаясь за косяк и стараясь глотнуть как можно больше воздуха, деревянными ногами иду к выходу. Иду и иду. Не замечаю ни окриков секретарши, ни других бывших коллег.

Мне нужно на свежий воздух. Вот только, когда я подхожу к лифту, раздается знакомая мелодия. Будь это кто-то другой, я бы проигнорировала, но это мама.

– Отцу стало хуже, Ясмина! – надрывный женский плач по любимому мужу. – Врачи говорят, времени ждать нет. Появилось нужное сердце, но денег не-е-ет! А до следующей очереди он…

– Не доживет… – договариваю за нее, а затем смотрю невидящим взглядом в стенку коридора. – Деньги будут, мама, скажи об этом врачу. И успокойся.

Звонок матери и плохие новости, которые она сообщила, приводят меня в чувство. Не будь слабой, Ясмина. Повторяю про себя слова брата, которые он часто повторял, когда я падала в детстве, терпела неудачи и плакала.

Заталкиваю обиду, горечь, все эмоции глубоко внутрь. Забудь о своей гордости, Ясмина.

Делаю шаг в сторону кабинета, затем еще один и еще. И каждый последующий словно отрывает меня от земли, кажется легче и невесомее. Не слышу причитания Лиды в приемной, снова бесцеремонно толкаю дверь в святая святых компании.

– Я согласна! – выпаливаю сразу же, как раздается стук о стену.

В этот раз застаю Тагира стоящим у окна. Руки его сложены в замок за спиной, а сам он изучает суету на улице. Мужчина медленно оборачивается, слегка улыбается, но сейчас мне кажется, что это змеиная улыбка, когда-то сбившая первую женщину Еву с пути истинного.

И так ноет под лопатками от этой аналогии, ведь… Так оно и есть. Я нарушила отцовский запрет. И никого не волнует, что это во благо. Его благо.

– Ты сделала правильный выбор, Ясмина, – довольно произносит и берет телефон. – Больше можешь не беспокоиться. Мои юристы прямо сейчас всё решат… Но помни, назад пути не будет.

И так зловеще звучит его угроза, что я сразу понимаю. Это не пустой звук. Нарушить наказ Юсупова означает… Смерть.