Таинственный пруд. Том 2

ЗОЛОТО

Как только улеглось возбуждение, вызванное посадкой на корабль, путешествие начало казаться скучным. Интересными были только порты, и тут Джервис оказался превосходным гидом. Похоже, он совсем забыл о своих долгах, уверил себя в том, что все будет в порядке, и такой была сила его личности, что он сумел убедить в этом и меня.

Жизнь рядом с Джервисом казалась сплошной чередой удовольствий. Наверное, именно эта сторона его натуры побуждала меня любить его. Было просто невозможно чувствовать себя несчастной в его обществе. У него был дар «отряхиваться» от всех неприятностей и получать максимум от всех подворачивающихся удовольствий.

Я попросила его никогда не садиться за игорный стол, сказав:

— Ты же видишь, к чему это тебя привело.

Он скорчил уморительную покаянную гримасу и сказал, что согласен на все, что угодно, лишь бы порадовать меня. Я решила, что он согласен воздержаться от привычки, которая так перевернула нашу жизнь.

Я была молода, у меня была жилка авантюризма, и я не могла удержаться от того, чтобы меня не понесла волна возбуждения. Меня начал захватывать оптимизм Джервиса. Мы действительно собирались найти золото. Очень скоро мы надеялись вернуться домой богатыми и рассчитаться с дядей Питером. После этого мы собирались счастливо жить в нашем милом маленьком домике, которым я так гордилась. Сколотив состояние, Джервис потеряет желание обогащаться. Настоящее и будущее были для Джервиса всегда прекрасны, следовало забывать лишь прошлое, если в нем были неприятности.

Вскоре путешествие начало доставлять мне удовольствие. На корабле мы завели новых друзей. Нам очень понравился капитан Грегори, хорошо знавший Австралию. Его отец обосновался там сорок лет назад и завел имение под Мельбурном, а Грегори в свое время отправился в Англию, чтобы изучать навигацию. Когда подворачивались рейсы в Австралию, он посещал свою семью. Мы часто обедали с ним и старшим офицером — очень приятным молодым человеком, много рассказавшим нам о корабле.

Мы с нетерпением ожидали стоянок в портах. Морвенна сказала, что именно это и является одной из привлекательных сторон морского путешествия, когда, просыпаясь утром, внезапно оказываешься в незнакомом городе. Мы с интересом открывали для себя новые страны, знакомясь с пейзажами и обычаями других народов, столь отличных от нас. Жизнь была интересной и полной удовольствий.

Было чудесно своими глазами увидеть места, которые до сих пор были ничего не значащими названиями на карте. Как интересно было отправиться из Тенарифа и осмотреть то место, где наш великий лорд Нельсон выиграл битву, в которой лишился свой правой руки. Но мне доставляло удовольствие подниматься к жерлу вулкана на Лас-Канадосе и восходить на очень высокую гору Пико-де-Теиде, нависавшую над островом. Но наши стоянки были краткими. Когда я выразила свое сожаление по этому поводу капитану, он улыбнулся мне и сказал:

— Наша цель, дорогая леди, как можно скорее доставить вас в Мельбурн. Стоянки предназначены лишь для грузовых операций.

Джервис сказал, что ограниченные сроки стоянок имеют и положительные стороны, — тем сильнее мы ценим их.

Жизнь явно доставляла нам наслаждение. Иногда мне казалось, что Джервис не сомневается том, что мы найдем золото. Если у него и были сомнения, он никогда не проявлял их. За время нашего брака я узнала о нем многое, но многое мне предстояло еще открыть.

Я запомнила Дурбан — столицу Наталя, недавно ставшего британской колонией. Это был очень красивый городок на самом берегу моря, и вид волн, разбивавшихся прямо о его набережную, представлял собой незабываемое зрелище.

Но, наверное, этот период времени столь живо запомнился мне еще и тем, что происходило на борту судна. Однажды мне показалось, что Морвенна выглядит утомленной, и когда мы вернулись в каюты, она сказала, что хочет прилечь. У меня было такое чувство, что она что-то недоговаривает, и я решила при первой же возможности побеседовать с ней.

Возможность подвернулась после отправления из Дурбана, около полуночи. Мы вместе сидели на палубе. Море было спокойным, на его поверхности не было даже ряби. Оно было желто-зеленым, полупрозрачным, с легким аквамариновым оттенком.

Я искоса взглянула на Морвенну. Она была бледна, под глазами залегли тени.

— Морвенна, с тобой что-то произошло? — спросила я.

— Нет, нет, — поспешно ответила она. — А почему ты спрашиваешь?

— Мне показалось, что ты выглядишь скованной.

— Скованной? Ты имеешь в виду — утомленной?

— Пожалуй, как будто тебя что-то угнетает.

Некоторое время она молчала, а затем сказала:

— Я очень счастлива, Анжелет. Думаю, я никогда не была такой счастливой. Единственное, что омрачает мое счастье — то, что со мной нет моих родителей. Они очень озабочены тем, что я уехала.

— Естественно, озабочены: всю жизнь они относились к тебе с обожанием. Но так уж всегда бывает. Дети вырастают и начинают жить собственной жизнью. Я уверена — мои родители чувствуют то же самое, что и твои. Тебя беспокоит не это.

— Я не обеспокоена, Анжелет, я очень счастлива.

— Так что ты мне хочешь сказать?

— Я думала, ты сама догадаешься. У меня будет ребенок. Наверное, я всегда хотела именно этого. Наш с Джастином ребенок.

— А что говорит Джастин?

— Он еще не знает, вот это меня и беспокоит. Джастину такую радость доставляет это путешествие, и я не хотела бы испортить ему удовольствие.

— Ты думаешь, что известие о ребенке его не обрадует?

— О нет, ничего подобного он никогда не скажет. Но, видишь ли, мы отправляемся в дальние страны и не знаем, с чем столкнемся. Он будет беспокоиться за меня и за ребенка.

— Все будет в порядке. Конечно, там есть и доктора, и акушерки.

— Да, я тоже надеюсь.

— Это просто чудесно. Ах, Морвенна, не могу представить тебя с ребенком. Кажется, я начинаю завидовать. Значит, Джастин еще не знает?

— Видишь ли, я знала об этом еще до отправления, по крайней мере, подозревала. Но подумала, что если кому-нибудь расскажу, все будет испорчено. Вмешаются родители, а мой отец умеет быть очень настойчивым. Если бы они узнали, то ни за что не отпустили бы меня и заставили вернуться в Пенкаррон.

Ну, я поняла бы их.

— Это очень смутило бы Джастина. Я знаю, он так рвался в это путешествие, относился к нему с таким энтузиазмом. Он уверен, что мы там сделаем себе состояние.

На моем месте ты поступила бы так же, Анжелет.

— Но теперь нет нужды держать это в тайне, мы в пути. Джастин должен разделять твои чувства. Кроме того, к тебе нужно сейчас относиться с особой осторожностью, правда? Теперь мы все должны тебя беречь.

— Я так рада, что ты все знаешь.

— Думаю, следует сообщить об этом нашим мужчинам.

— Вначале я расскажу Джастину, когда мы будем наедине.

Когда я рассказала о случившемся Джервису, это повеселило его:

— Любопытно получается. Морвенна перехватила у нас инициативу.

— Она очень радуется будущему малышу. И совсем не опасается того, что ей, быть может, придется жить в плохих условиях. Единственное, о чем она беспокоится — как бы не испортить Джастину удовольствие от путешествия.

— Да, Джастину повезло. Нам с ним обоим повезло.

Вечером отметили новость. Джастин был доволен, а Морвенна — счастлива, как никогда. Теперь ее беспокоило только то, чтобы никто из домашних не узнал о случившемся, поскольку родители будут волноваться, думая о том, что в столь сложный период жизни она оказалась так далеко от дома.

Во время путешествия мне хорошо запомнилось еще одно событие. Это случилось сразу после того, как мы вышли из Бомбея. Там мы провели всего один день, но воспользовались им на славу. Было очень жарко, но город очаровал нас, хотя толпы нищих, конечно, портили настроение. Джервис быстро раздал все свои деньги, и остаток дня ему пришлось занимать у нас. Мы купили прекрасного шелка, слоников из черного дерева и безделушки из резной слоновой кости.

День мы провели очень интересно, а вечером нас пригласил поужинать капитан. Он любил поговорить и был великолепным рассказчиком. В этот вечер капитан был особо разговорчив:

— Ну что ж, нам не так уж долго быть вместе. Вскоре мы доберемся до места назначения, и мне придется распрощаться с такими очаровательными людьми, как вы.

Мы дружно заявили, что путешествие доставляет нам огромное удовольствие.

— Да, это приключение. Конечно, если принять во внимание количество рейсов, которые я проделал между Англией и Австралией. Сказать по правде, я и сам уже не помню, сколько их было.

— Должно быть, вы ощущаете пресыщенность? предположила я.

— Нет, поскольку это связано с людьми.

Просто удивительно, до чего же разнятся между собой люди. Ни один рейс не похож на другой, благодаря тому, что в них участвуют разные люди.

Я знаю, что вы не собираетесь поселяться в Австралии, хотя многие из пассажиров намерены сделать именно это.

Полагаю, вы отправляетесь туда с визитом. У вас там есть родственники?

— Мы собираемся взглянуть на золотые россыпи, — сказал Джервис.

— Да, многие едут с той же целью, хотя, конечно, в последнее время золотая лихорадка поутихла. А куда именно вы направляетесь?

— К северу от Мельбурна.

Это место называется «Золотой ручей».

— Да, это край Лэнсдона.

Край Лэнсдона? — удивленно пробормотала я.

— Ну, так называют это место. Несколько лет назад парень по имени Бенедикт Лэнсдон наделал там шума, став кем-то вроде большого белого вождя.

— Мы собираемся встретиться с ним.

— Ну, с Беном Лэнсдоном вы не пропадете. Трудно найти более подходящего человека.

— А вы его знаете?

— Все знают Бена Лэнсдона. Это было похоже на дело Лейлора.

— А в чем было дело? — спросил Джервис.

— Я так и думал, что такие новости до нашей старой доброй родины не добираются, а если и добираются, то им уделяют несколько строк на последних страницах газет. Это было под Мельбурном, и в том деле проявил себя героем Питер Лейлор. Тогда шахтеры выступили против правительства и, в конце концов, одержали победу.

Так вот, Бен Лэнсдон — это второй Питер Лейлор, один из тех, кто рожден, чтобы быть лидером. Он взял на себя ответственность, и дело улеглось, если можно так выразиться.

В общем, он сделал себе имя.

Я ощутила себя в ореоле славы. Я припомнила Бена таким, каким он приехал в Кадор. Он и тогда отличался от всех, с кем я была знакома. Я очень восхищалась им, обожала. Но в детстве я постоянно создавала себе каких-нибудь идолов: отец, Джонни, Бен… Да, я была идолопоклонницей. Но потом случай возле пруда изменил всю мою жизнь: Бен уехал, а я осталась наедине со своей тайной.

Капитан был явно настроен на то, чтобы рассказать нам всю историю. Он любил внимательную аудиторию, и в данном случае, у него был, по крайней мере, один зачарованный слушатель.

— Видите ли, — начал он, — все тогда бросились искать золото. В общем-то понемножку его находили давно. В начале пятидесятых нашли золото в Новом Южном Уэльсе, а потом в Балларте возле Мельбурна кто-то нашел шесть унций за пару дней. Все, кто жил в районе Виктории, бросились искать золото. Там поблизости живет мой отец, он и рассказал мне, что там все изменилось за одну ночь. Туда стекался народ со всей страны, даже построили что-то вроде временного отеля. Конечно, не какое-нибудь роскошное заведение, но вполне удовлетворительное для золотоискателей, которые не ищут себе легкой жизни, у них на уме одно — золото. Люди ехали туда тысячами. Ну, после некоторых лет разработки золото кончается, запасы не могут быть неистощимыми. Работа это тяжелая: некоторые трудятся непрерывно неделями и месяцами и ничего не находят. Правительство решило положить конец этой лихорадке, поэтому начали требовать с людей лицензию на добычу золота. Чем труднее было его добывать, тем дороже драло за это правительство. Видите ли, целью было вернуть людей в города, положить конец поискам золота там, где его уже нет.

— Ну, конечно же, люди были с этим не согласны, — сказал Джервис. Они отправились за золотом и, естественно, хотели продолжать свои поиски.

— Все это очень хорошо, — согласился капитан, — если есть золото, но если люди ничего не находили, как они могли платить деньги правительству? Люди объединились, и этот Питер Лейлор стал кем-то вроде лидера.

— Как Бен Лэнсдон, — подсказала я.

— Ну, это было еще до появления Лэнсдона.

Я рассказываю то, что было лет десять назад, а то и больше. Я же сказал, что Бен стал вторым Лейлором, такие люди всегда появляются, когда приходит их время. Ну, правительство послало силы порядка, собираясь провести проверку лицензий, и всех, у кого их не окажется, заставить покинуть золотые россыпи. Вы можете себе представить, что на это сказали люди!

— Но как они могли бороться с правительством? — спросил Джастин.

— А я скажу, как. Лейлор поднял людей. Они знали, что чиновники собираются проверять лицензии, так что построили вокруг шахт частокол. Вот так они приготовились, и когда правительственные чиновники приехали с проверкой, все, у кого были лицензии, за которые в те времена платили гораздо меньше, выложили их перед частоколом и подожгли.

— Полагаю, — сказал Джастин, — что они возражали платить за возобновление лицензии.

— Должно быть, дело обстояло так, — согласился капитан. — А как развиваются такие события, вы тоже знаете. Действия небольшой группы людей превращаются в настоящее восстание. Правительству пришлось вызвать войска. Золотоискатели твердо держались, а над частоколом водрузили свой флаг. Я уверен, вы увидите этот флаг еще не раз, он развевается над всеми золотоносными полями. На голубом фоне белые звезды, изображающие созвездие Южного Креста. Мы называем его «флаг Эврики».

И кто победил? — спросил Джервис.

— Войско было, конечно больше, как вы сами можете предположить. Говорят, в три раза больше, чем золотоискателей. Их было семьдесят человек, но это были храбрые люди, державшиеся за то, что считали правым делом. Их быстро покорили, но потери были с обеих сторон.

— Значит, они боролись понапрасну? — спросил Джастин.

— Не совсем. Правительство, естественно, желало продемонстрировать, что никто не имеет права самостоятельно устанавливать законы, но, с другой стороны, оно не хотело, чтобы восстания, подобные этому, распространились по всей стране. Можно сказать, что боровшиеся люди победили: еще до конца года был изменен закон и отменена проверка лицензий. Это было победой, поскольку люди добились того, за что дрались. Лейлор был избран в парламент, и теперь он один из самых уважаемых членов.

Вот видите, что вспомнилось при упоминании о Бене Лэнсдоне: он прямо-таки второй Питер Лейлор.

— Действительно, замечательный человек, — сказала я.

— Настоящий лидер, — подтвердил капитан, — Эти люди рождаются лидерами.

— А Бен Лэнсдон такой же?

— Думаю, никто не решится спорить с этим после того, что произошло у «Золотого ручья».

— Он нашел там много золота?

— Дорогая моя леди, никто — даже сам Бен Лэнсдон — не может найти золото там, где его нет.

Джастин перебил его:

— Вы хотите сказать, что в «Золотом ручье» больше нет золота?

— А кто может сказать это? Когда началась золотая лихорадка, люди каждый день находили золото, но, как я вам уже сказал, оно имеет свойство кончаться, а может, его ищут не там, где нужно. По-моему, последний десяток лет в районе «Золотого ручья» никаких серьезных находок не было.

— Но вы же сказали, что это край Бена Лэнсдона, — настаивала я.

— Ну да, он заставил людей работать на себя. Видите ли, есть люди, которые предпочитают работать за твердую еженедельную плату, а не за призрачные надежды на успех. В основном это — семейные люди, а семью надеждами не прокормишь. Лэнсдон не из тех людей, что любят трудиться в поте лице, — а добыча золота, поверьте мне, состоит именно в этом, поэтому он заставил других работать на себя.

— Но чем он занимается сам?

— Бен всегда в центре событий. Он целыми днями там, где добывают золото, присматривает за тем, чтобы не было заминок.

Не сказать, чтобы там добывали много, но добытого хватает на то, чтобы продолжать дело. Поначалу Бену немножко посчастливилось, так что он сумел выстроить себе дом и устроить жизнь не хуже, чем на родине. О, Бен много сделал для «Золотого ручья». Он там настоящий король, вот он кто. Это его устраивает: он прирожденный лидер, а лидеры любят царствовать.

Я почувствовала, что мне не терпится встретиться с Беном. Полузабытые воспоминания о тех временах, что мы проводили вместе, вновь начали возвращаться ко мне. Раньше все было омрачено происшествием возле пруда, так что долгое время я не вспоминала наши увлекательные беседы. Теперь они показались мне очень важными.

— Я не дождусь встречи с этим героем, — сказал Джервис.

Вечером, когда мы остались наедине, он заметил:

— Капитан — большой почитатель твоего Бена, у которого, похоже, очень сильный характер.

Как ты относишься к тому, что вы вновь встретитесь?

— Не знаю.

— А не вернется ли все это опять?

— Возможно, но ты, Джервис, заставил меня понять, что у нас не было иного выхода.

— Полагаю, народный лидер давно понял это.

Я абсолютно уверен в том, что он позабыл о случившемся.

— Разве такие вещи забываются?

Он нежно взял мое лицо в ладони и поцеловал меня:

— Для тебя, Анжелет, наверное, это невозможно, но я уверен в том, что Бен сумел позабыть.

Я кивнула, а про себя подумала: «Возможно, я скоро выясню это».

Я сразу же узнала его, стоявшего на причале, ожидая окончания швартовки.

Бен оказался очень высоким и более худым, чем мне помнилось. Его волосы так выгорели на солнце, что казались почти белыми, особенно по контрасту с бронзовой кожей. Ярко-синие глаза были слегка прищурены — тоже, надо полагать, от солнца. В общем, он производил впечатление очень уверенного в себе человека.

Узнав нас, он размашистой походкой направился к трапу.

— Это Анжелет! — воскликнул он. — Я узнал бы тебя где угодно, хотя ты немножко подросла со времени нашей последней встречи.

— Ты тоже, Бен, — рассмеявшись, ответила я. Он крепко обнял меня, затем улыбнулся Джервису, поняв, что именно он является моим мужем.

— Мы с Анжелет старые друзья, — пояснил он, словно извиняясь за столь бурное и фамильярное выражение чувств, — Я знаю, — ответил Джервис, улыбнувшись своей очаровательной улыбкой. — Я много слышал о вас от Анжелет. А это Джастин Картрайт и его жена Морвенна.

— Я рад вашему приезду, — сказал Бен. — Полагаю, вы захотите провести денек-другой в Мельбурне, перед тем как отправиться на наш ручей.

Я заказал вам номера в «Лорде Мельбурне», багаж доставят прямо в отель. Полагаю, вы кое-что с собой привезли. О том, чтобы багаж доставили в «Золотой ручей», я тоже позабочусь.

— Ах, Бен, ты обо всем позаботился, — сказала я.

— Все это мелочи, — ответил Бен. — Я рад, что вы присоединились к нашей дружной компании. Уверяю вас, мы изголодались по новостям из дома. У нас все ждут вашего приезда, но сейчас давайте поедем в отель. Я расскажу, что нам удалось для вас сделать.

Мы уселись в легкую повозку, которая, как я узнала, называлась у них багги, и, проезжая по улицам, заметила весьма привлекательные дома. Вскоре мы прибыли в отель.

Нас проводили вначале вверх по лестнице, а затем вдоль по коридору — в номера, выходившие окнами на улицу. Оказалось, что в комнате есть альков и принадлежности для умывания, что приятно удивило нас.

Когда дверь за нами закрылась, Джервис подхватил меня на руки и протанцевал по комнате.

— Мы здесь! — воскликнул он. — Вперед, за золотом!

— Ах, Джервис, — сказала я, — я искренне надеюсь, что у нас все получится.

Бен сообщил, что останется в отеле до завтрашнего утра, чтобы убедиться, что у нас все в порядке. Затем вернется в «Золотой ручей», а через день мы тоже приедем туда.

За обедом, в первый наш день в Мельбурне, он сумел нам многое объяснить:

— Вы найдете жизнь у нас на ручье грубоватой, хотя условия значительно улучшились с тех пор, как там появился я. Полагаю, вы несколько удивлены тем, что увидели в этом городе. Он выглядит более цивилизованно, чем вы ожидали?

Мы все подтвердили, что Мельбурн выглядит весьма современным городом.

— Немножко напрягите воображение, и вы сможете представить себе, что находитесь в обычном английском провинциальном городе, верно? Люди здесь творят чудеса. Все началось с тех пор, как мы получили право на самоуправление.

— Но страна остается колонией? — спросил Джервис.

— Я имею в виду то, что мы отделились от остальной Австралии. Говоря о нас, вы должны называть нас «Колония Виктория». Королева Англии гарантировала наше право на отделение, а за это мы оказали ей честь, назвав колонию ее именем. Как-нибудь я покажу вам вырезки из «Мельбурн Геральд», я сохранил их, это же наша история. Здесь у нас очень независимые люди.

Тысяча восемьсот пятьдесят первый год стал великим годом в истории Виктории.

— Это год, когда мы познакомились, — помимо воли произнесла я.

Бен улыбнулся мне:

— Совершенно верно, в том году в Гайд-Парке была Всемирная выставка, и вдруг появился я — потрясение для моего дедушки.

Твоего дедушку невозможно потрясти.

— Наверное, он пошел в своего внука.

Его синие глаза смотрели на меня, между нами мелькнула искра понимания. Я знала, что Бен думает о том же, что и я, — о человеке, чье тело мы столкнули в пруд.

Он резко изменил тему разговора:

— В районе Мельбурна дела процветают. Здесь можно увидеть действительно великолепные дома. Они выросли во времена золотой лихорадки. Повезло тем, кто попал сюда первыми.

— А вам? — спросил Джастин.

— Ну, можно сказать, что мне достались кое-какие остатки, на богатую жилу я ни разу не напал.

— Вы думаете, что все золото уже выработано? — несколько встревоженно спросил Джастин.

Некоторое время Бен молчал, потом сказал:

— Этого никто не может сказать, несомненно одно в этой части мира есть золото. Какая часть его уже добыта — неизвестно. Ясно одно: добывать его теперь не так легко, как раньше.

— Мы слышали о том, что у тебя есть золотые разработки, — сказала я. Капитан нашего корабля, похоже, многое знает о тебе.

— Слухами земля полнится, — небрежно ответил Бен. — А что он вам рассказал?

— Что ты — второй Питер Лейлор.

— О, это очень уважаемый член парламента и герой осады «Эврики». Я не решился бы сравнивать нас, ведь я — не политик.

— Он сказал, что ты — лидер. Бен расхохотался:

— Лейлор действительно был благородным человеком. Не думаю, что в этом я напоминаю его. Он работал на благо людей.

— А на чье благо работаешь ты?

— На свое собственное, конечно. Все рассмеялись. Бен сказал:

— Я заказал у Кобба места для вас. Это сделает ваше путешествие в мои края несколько более комфортабельным, чем бывало раньше.

— Кто такой Кобб?

— Мистер Кобб родом из Калифорнии. Он приехал сюда в тот период, когда многие хотели выбраться с приисков в города. Теперь его дилижансы ездят по всей Австралии. Мы очень признательны мистеру Коббу, он стал для нас прямо-таки благодеянием.

Просто не знаю, что бы мы здесь делали без тебя, Бен, — сказала я.

— Справились, но вам пришлось бы несколько трудней. Конечно, лучше иметь знакомого, который знает, что к чему, и может помочь.

— Дядя Питер сказал, что ты сделаешь для нас все возможное.

— Конечно, сделаю, — ответил он, и его синие глаза на мгновение остановились на мне. — Завтра с утра я уезжаю, чтобы подготовить вам достойную встречу, дамы могут посвятить некоторое время мельбурнским магазинам: у нас на ручье всего одна лавка, но особого выбора нет. Я уже приготовил для вас жилье поближе к месту, где ведутся работы. Потом вы скажете, чего там не хватает. Я бы посоветовал вам жить вместе, если это вас устраивает. Вы будете нуждаться друг в друге. Знаете, поначалу бывает трудно, но потом вы привыкнете. — Он внимательно взглянул на меня. — Таких мест, как Кадор или резиденция моего дедушки в Лондоне, вы здесь не найдете.

Мы готовы терпеть неудобства, — ответила я. Это похвально, потому что неудобств у вас будет достаточно.

— Вы очень добры к нам. Мы не знаем, как отблагодарить вас, — вмешался Джервис.

— Когда найдете золотую жилу, выплатите мне комиссионные, — улыбнулся Бен.

— Очень хорошо, но для начала нужно найти золото.

— А вы сами не добываете золото? — спросила Морвенна.

— Я нахожусь целыми днями на шахте, вникаю во все подробности, но мне нужны люди для выполнения рутинной работы.

Присутствие Бена волновало меня. В нем чувствовалась огромная жизненная сила, которая передавалась окружающим. «Интересно, женат ли он?» — подумала я. Никто не упоминал о его жене. Я могла бы спросить его об этом, но не спросила.

Мы вернулись к себе довольно рано, поскольку провели очень утомительный день. Джервис был возбужден:

— Все складывается великолепно. Этот твои родственник и в самом деле незаурядная личность. Можно поверить во все, что о нем говорят.

— А он тебе понравился, Джервис? Джервис задумался.

— Не знаю, — сказал он, наконец. — Он может быть хорошим другом, но у меня сложилось впечатление, что он способен быть и безжалостным.

Правда, для того, чтобы сделать все, что он сделал, и нужно быть таким.

Ты имеешь в виду пруд?

— И пруд. В таких ситуациях нужна хладнокровная смелость. Да, я бы остерегался рассердить его.

— Почему?

— Как я сказал, мне кажется, Бен может быть безжалостным.

Главное, мы уже здесь. Правда, это чудесно?

— Да, это и в самом деле так, Джервис, это волнует. Мне понравился этот город, думаю, здесь должны найтись хорошие акушерки.

Джервис удивленно посмотрел на меня.

— Я подумала о Морвенне, — пояснила я.

В Мельбурне мы провели три дня. Мы с Морвенной осмотрели город, прошлись по лавкам и купили младенцу приданое. Нас вполне удовлетворил выбор товаров. Мы узнали, где больница, и я хотела навести кое-какие справки, но Морвенна сказала, что делать это еще слишком рано.

Куда бы мы ни приходили, нас везде ожидал теплый прием. Похоже, людям доставляло радость встретиться с гостями, прибывшими «из дому», как они говорили здесь об Англии. Все желали услышать собственными ушами последние новости, заявляя, что их интересует абсолютно все и раздражает недостаточное количество новостей. Они гордились своим городом, но когда заходил разговор о том, что происходит «дома», в их голосах явно ощущалась ностальгия.

Было очень интересно находиться в городе, который вырос на глазах людей, еще живущих в нем. На родине все было очень старым: Лондон был Лондиниумом при римлянах, и древности в нем встречались на каждом углу. А уж Корнуолл с его легендами и преданиями, восходящими к временам, когда на наших островах еще не было христианства, казался просто вечным. А вот здесь еще несколько лет назад не было ни одного здания. Я попыталась представить себе, как выглядели в те времена эти места, но мне это не удалось. После того как я послушала рассказы людей, очень охотно говорящих о себе, и прочитала воспоминания первых поселенцев, у меня начала вырисовываться картина происходящего здесь. Я представляла себе первых поселенцев, как они были поражены красотой открывшегося пейзажа — дикие заросли, дубы и эвкалипты, растущие вдоль реки, берега которой покрыты ковром ярко-желтых цветов. Это произошло в 1835 году, еще до моего рождения, но для этих людей происшедшее пока не стало глубокой стариной. Здесь еще встречались аборигены, с изумлением смотревшие на пришельцев, которые сообщили, что эта река называется Ярра-Ярра.

Я волновалась, гадая, как сложится здесь моя жизнь. Мысли о Бене не покидали меня. Мне хотелось поговорить с ним, услышать о его приключениях, хотелось узнать все об этой стране именно от него.

Здесь было несколько прекрасных домов. Мы с удивлением узнали, что лучшая часть города называется Ричмонд, напоминая о нашем Ричмонде на Темзе. Когда я была в Лондоне и посещала выставку, впервые познакомившись с Бенедиктом, мы вместе с ним посетили Ричмонд. Мы добрались туда по реке от Вестминстерской пристани. Мне запомнилось, как мы смеялись с Беном, получая удовольствие от болтовни друг с другом.

Хотя сейчас я находилась на противоположном конце земного шара, я ощущала себя дома. Я могла по-настоящему полюбить эти места, они волновали меня тем, что были очень своеобразными и при этом не чуждыми. Люди в лавках заговаривали с нами, давая советы относительно детского белья и прочих вещей, которые нам следовало бы взять с собой. Тем не менее, мы с Морвенной согласились в том, что сначала нужно выяснить, какие вещи нам понадобятся, а выяснится это только тогда, когда мы устроимся на новом месте. Вот тогда мы снова и посетим Мельбурн. Местные люди охотно рассказывали нам о происходящем в их чудесном городе. Мы услышали о недавно построенном театре, о том, как повсюду вырастают новые лавки и великолепные дома; о том, что первые поселенцы принесли с собой английские обычаи и привычки. Здесь так же, как в Англии, играли в крикет, и совсем недавно на мельбурнском крикетном стадионе был сыгран матч со сборной Англии. Игроков, прибывших с родины, приветствовали две тысячи зрителей, и матч продолжался четыре дня.

Все здесь было, как дома.

Местные люди были энергичны, и я почувствовала, что, несмотря на желание продолжить знакомство с Мельбурном, еще больше мне хочется поскорее сесть в экипаж и отправиться на «Золотой ручей».

В назначенный день мы сели в один их коббовских дилижансов. Выглядел он очень привлекательно, был сделан в Америке, тащила его шестерка крепких лошадей, и помещалось в нем семьдесят пассажиров. Все наши вещи были отосланы на «Золотой ручей» заранее, так что беспокоиться о них не было нужды.

Путешествие оказалось очень интересным. У нас появилась возможность посмотреть на те самые богатые дома, которые в последнее время строили в окрестностях города. В большинстве своем строители копировали деревенские усадьбы Англии.

Наконец, мы покинули обжитые места. Миля за милей тянулись заросли кустов, среди которых изредка появлялись высокие эвкалипты. Время тянулось долго. Меня беспокоило состояние Морвенны, которая явно начала ощущать недомогание. Сомнений в том, что она беременна, уже давно не было. Я молилась, чтобы у нее все обошлось хорошо. Что бы она мне ни говорила, я собиралась сразу по прибытии навести справки относительно того, кто сможет помочь нам с родами.

Дважды мы ночевали на постоялых дворах, специально построенных дли таких путешественников, как мы. Люди называли их «домами Кобба». Условия там были самые примитивные, городской комфорт еще не достиг этих мест.

— Ничего, — сказал Джервис, — это всего лишь две ночи. Мы ведь и не ожидали здесь встретить роскошь, правда?

Теперь нам всем не терпелось добраться до «Золотого ручья».

Когда мы высадились из дилижанса, нас уже поджидал Бен:

— Я думаю, лучше всего для начала остановиться у меня. Потом, с утра, можно будет приниматься за дела.

Я осмотрелась. Мы высадились на дороге, которую можно было назвать улицей. Вдоль нее стояли довольно простые здания. Тротуар представлял собой дощатый настил. Несколько человек выбежали из зданий, видимо, узнав о прибытии дилижанса. Здесь были и дети — бегающие, кричащие, приветствующие кого-то из прибывших.

— День, когда прибывает дилижанс, считается здесь праздником, пояснил Бен.

— А где золотые прииски? — спросил Джервис. Бен сделал широкий жест рукой:

— Везде вокруг этого города.

— Вы имеете в виду — вокруг этого места?

— Извините, должно быть, я несколько преувеличиваю, называя это место городом «Золотой ручей».

— А ручей действительно существует?

— Ну, конечно же, от него и пошло название. Когда-то он заслуживал этого имени.

Будем надеяться, он вновь себя оправдает. Давайте пойдем туда, это чуть в стороне от улицы. Мой дом вы отсюда не увидите, поскольку он окружен зарослями. Я специально сохранил их: уединение, знаете ли.

Бен провел нас дальше.

— Вам понадобятся лошади, — продолжал он, — Без них здесь не обойтись.

У меня тут самая большая конюшня.

— Ты так добр к нам, Бен, — с благодарностью произнесла я.

Он положил руку мне на плечо:

— Ну, а к кому же я должен быть добр, если не к моей маленькой кузине Анжелет? Я не совсем уверен, что ты моя кузина, но это лучший термин для определения наших неясных родственных отношений.

Мы вскоре добрались до места, где заросли кустов стали совсем густыми. Бен указал нам проход в них, и нашим глазам открылась лужайка, а за ней дом Бена.

Он был сложен из белого камня, выглядел солидным, элегантным и, возможно, оттого, что казался здесь несколько неуместным, — роскошным.

— Позвольте представить вам Голден-холл, — торжественно сказал Бен.

— Золотой! Это ты так его назвал? — воскликнула я.

Он кивнул:

— Дом был построен на золото и стоит здесь только потому, что тут есть золото.

Так как же ему еще называться?

— Просто поразительно, — сказала я.

— Здесь тебя поразит еще многое. Ну что ж, пойдем в дом. Вас готовы встретить.

— Кто? — быстро спросила я, вдруг ощутив страх, что он представит нас своей жене. Меня это не должно было волновать, но почему-то волновало.

— Здесь у меня работает семья, — объяснил он, — Томас и его жена Мэг, а у них есть сын Джекоб и дочь Минни. Этой мой штат прислуги. Томас распродал все свое имущество, чтобы добраться сюда и найти золото, обычная история.

— Значит, вместо золота он нашел Голден-холл? спросил Джервис.

— Совершенно верно. Многие прибыли сюда в период золотой лихорадки, отчаянно работали, но при этом не нашли вообще ничего, а теперь и слышать не хотят о золоте.

Им нужно осесть и жить спокойной размеренной жизнью, какой жили до приезда сюда. Томас как раз из таких людей, да и его жена согласна с ним. Не знаю, как обстоят дела с Джекобом: он еще молод и, возможно, однажды «подхватит» золотую лихорадку. И исчезнет отсюда.

— Похоже, вы сумели свить себе здесь уютное гнездышко, — заметил Джастин.

— Мне это кажется лучшим местом в мире. Я живу как сельский сквайр, но у меня есть золотые разработки и надежды. Я рассчитываю все-таки найти богатую золотую жилу, каких еще никогда не находили.

— А если не найдешь? — спросила я.

— Я буду продолжать свои попытки до тех пор, пока не найду ее или пока меня не заколотят в гроб, — я уж не знаю, что случится раньше.

— Это называется «решимость», — сказал Джервис.

— Хороший урок для тебя, — заметила я ему.

— Ну, зайдем в дом. Мэг приготовит вам поесть, а я покажу комнаты, в которых вы сможете переночевать. А завтра спозаранку мы возьмемся за дело.

Дом был точной копией английской усадьбы: высокие потолки и мощные дубовые балки.

— Я попытался создать здесь уют, — сказал мне Бен.

— Это тебе удалось, — уверила его я.

Мы прошли в гостиную. Ее высокие, доходящие до пола окна открывались в сад.

— За ним ухаживает Джекоб, — пояснил Бен. — Ему помогает Том, а за цветами смотрит Мэг. А сейчас я проведу вас в вашу комнату. А вот и Мэг.

Мэг была пухленькой женщиной с розовыми щечками и прямыми каштановыми волосами.

— Это наши гости, Мэг, — сказал Бен.

Она провела нас наверх по широкой лестнице. Мы с Джервисом ахнули от восхищения, войдя в свою комнату. Свет, пробивающийся сквозь шторы, позволял рассмотреть голубой ковер, уютные кресла, стол и альков, где находился умывальник с раковиной. Здесь еще стояли шкаф для одежды и туалетный столик с зеркалом.

— Я принесу вам горячей воды, — сказала Мэг. — Обед будет готов минут через двадцать, если вы не возражаете.

Мы уверили ее в том, что не возражаем. Джервис взглянул на меня:

— Я не мог такого даже представить. У меня такое чувство, будто я не покидал Англию. Нужно заметить, что Бен умеет устроить свою жизнь.

Вскоре мы умылись, переоделись, потом спустились вниз в очень уютную столовую с окнами, как в гостиной, выходящими в хорошо ухоженный сад, за которым можно было различить тянущиеся вдаль поля. Я стояла, глядя в окно, и ко мне подошел Бен.

— Это земля Морли, — сказал он. — Мой сосед — Джеймс Морли. Он владеет большей частью земель в этой округе. Участок земли, на котором стоит дом, я купил у него.

— Он тоже сделал состояние на золоте?

— Нет, он живет здесь очень давно. Морли приехал сюда до начала золотой лихорадки и приобрел все эти земли за бесценок. Он — фермер, скотовод и не бросит свое дело даже ради золота. И, должен сказать, это пошло ему только на пользу. Вы наверняка с ним еще встретитесь. А теперь нам пора за еду, иначе она остынет и вы испортите отношения с Мэг, будьте уверены.

Это был чудесный вечер. Мы провели его, слушая Бена, потому что говорил в основном он, а мы забрасывали его вопросами.

Вслед за горячим супом были поданы толстые отбивные.

— У людей здесь хороший аппетит, — пояснил Бен. — Жизнь на свежем воздухе.

Бен говорил о том, что нам предстоит. На следующий день он собирался показать предназначенное для нас жилье.

— Я не знаю, насколько это понравится дамам. Оно довольно примитивно, но так здесь живут все.

Кроме тебя, — напомнила я.

— Я решил вложить все свои доходы в этот дом. Несомненно, все решили, что я свихнулся.

Как правило, здесь все хотят быстро обогатиться и уехать.

— А вы собираетесь остаться здесь? — спросил Джастин.

— Нет, когда я сделаю состояние, я подумаю о возвращении домой, но это должно быть настоящее состояние, а не гроши. А пока я желаю и здесь жить с удобствами.

Я даже подумываю о том, что дамы могли бы жить пока тут.

— Расскажите о жилье, которые вы подобрали нам, — попросила Морвенна.

— В общем-то — это хижины. Ведь городок состоит из хибар, какие вы видели по пути.

— Очень мило с твоей стороны предложить нам остановиться здесь, сказала я. — Спасибо тебе, Бен, но мы решили держаться вместе и жить так, как живут все.

Он разочарованно посмотрел на меня:

— Значит, мы будем жить в двух хижинах…

— Сначала здесь были только палатки, а потом уж начали строить эти хижины. Их тоже не хватает, и мне пришлось постараться, чтобы раздобыть их для вас. Они расположены рядом, я решил, что это вам понравится. Плата за аренду невелика. В каждой из них есть кровать, несколько стульев и стол. Между спальней и гостиной — перегородка, а позади умывальник. Воду нужно носить из колодца, она здесь весьма ценится. Человек, который владеет источником, тоже бросил охоту за золотом, решив, что вода — более доходное предприятие.

Я бросила в сторону Морвенны озабоченный взгляд, вспомнив о том, в каком положении она находится.

— Ну, дамы могут воспользоваться моим гостеприимством в любое время.

— Это очень мило и предусмотрительно с вашей стороны, — сказала Морвенна, — но мы предпочитаем находиться там, где наши мужья.

— Собственно, этого я от вас и ожидал. Здесь все ожидают от вас именно этого.

— Кто? — спросила я.

— Местные жители, — Бен нахмурился. — Видите ли, мы живем здесь очень тесным обществом. Они захотят, чтобы вы вели себя так же, как они.

Люди здесь разные, всех сословий и характеров. Некоторые из них аристократы, другие, ну, явно не аристократы.

Вам придется тесно общаться с ними, и существует определенный неписаный кодекс поведения. Мы не желаем иметь здесь лишних неприятностей, за всем приходится строго следить.

— Каким образом? — спросил Джервис. — Что-то вроде комитета бдительности?

— Можно сказать и так. Скоро вы сами увидите, как это действует. Завтра вы, наверное, захотите посмотреть свой участок. Вы купите его, и это станет вашей землей.

Я уверен, что вы захотите работать вместе, это самое лучшее решение. «Компания Мэндвилл — Картрайт». В любом случае для работы нужно не менее двух человек.

— Я не могу дождаться начала работ, — сказал Джервис.

Бен странно посмотрел на него. Я поняла, что ему трудно представить Джервиса в качестве золотоискателя.

Эту ночь я провела спокойно, в роскошной кровати, и проснулась рано утром. Лежать мне не хотелось, и я, покинув Джервиса, умылась в алькове и спустилась вниз.

Я прошла в столовую, открыла высокое окно и вышла в сад. Утренний воздух был свежим и бодрящим. Я посмотрела в ту сторону, где раскинулись земли Морли.

Я размышляла о человеке, который, приехав сюда, купил за бесценок эти земли и взялся выращивать овец и телят, избежав искушения погони за переменчивой фортуной.

Позади меня послышались шаги, и я резко обернулась. Это был Бен:

— Тебе нравится здесь, Анжелет?

— Не слишком ли рано судить об этом?

— Да, знаешь ли, жизнь здесь может показаться тебе грубой.

Возможно, мне следовало более настойчиво предупредить вас об этом.

— Знаешь, но мы ведь и не считали, что отправляемся туда, где вокруг нас будут увиваться слуги.

— Ну, ладно, помни — если станет очень тяжело, в этом доме для тебя всегда найдется место.

— Мы собираемся жить как все.

— Возможно, в данный момент…

Из дома вышел Джастин и подошел к нам. Он выглядел свежим и отдохнувшим. Бен спросил его, как он провел ночь, и тот ответил, что все было как нельзя лучше. Он полон готовности взяться за работу хоть сейчас. Мы отправились завтракать.

Этот день принес нам много новых впечатлений. Несмотря на предупреждение Бена, нас с Морвенной ошарашил вид наших новых домов. Слово «хижина» весьма точно определяло их. Я не представляла, как мой элегантный Джервис будет выглядеть в таком окружении, но он, охваченный жаждой быстрого обогащения, не высказывал никаких претензий.

Для него это было азартной игрой на высшую ставку.

В этот день нужно было сделать много дел. Мужчины отправились выбирать участок, в чем им помог Бен, а затем оформляли заявки. Пока они отсутствовали, мы с Морвенной осмотрели свои новые дома. Придя в себя от первоначального потрясения, мы начали строить планы улучшения жилья. Мы решили, что можем сделать их более привлекательными, соорудив хорошие шторы и украсив постели подушками. Затем мы осмотрели городок, что заняло у нас не слишком много времени, поскольку это была всего одна улица, а все остальное представляло собой беспорядочно разбросанные хижины, вроде наших. Колодцев было два. Потом мы зашли в лавку, где сидела некая миссис Боулз вместе со своим мужем. Я поняла, что это еще два человека, бросившие погоню за золотом и взявшиеся за работу, которая, возможно, и не приносит высокого дохода, но обеспечивает весьма сносное существование. Миссис Боулз отнеслась к нам очень дружелюбно и посоветовала, какие именно вещи понадобятся в первую очередь. Она была очень словоохотливой, но, как большинство людей, более интересовалась собой, чем другими. Как только она выяснила, из какой части старой доброй Англии мы приехали, она была вполне удовлетворена. Затем она сообщила нам, что ее муж Артур тоже приехал сюда искать золото.

— Самородки размером с кулак на деревьях не растут, их находят один на миллион. После того как за три месяца мы нашли всего несколько крупинок, я сказала Артуру: «Ну, хватит. А вот что здесь нужно так это хорошая лавка, и мы сделаем хорошую лавку».

Еще миссис Боулз поведала нам, что на родине была повивальной бабкой. Я обрадовалась и бросила многозначительный взгляд на Морвенну.

— Но здесь рождается так мало младенцев, что на жизнь этим не заработаешь, — продолжала она, — так что я лишь слегка прирабатываю этим.

Когда меня вызывают, за лавкой присматривает Артур или кто-нибудь из женщин.

Пока мы не стали сообщать ей о состоянии Морвенны, но при мысли о том, что здесь есть по крайней мере одна опытная женщина, стало легче.

В течение последующих дней выяснилось, какую примерно жизнь предстоит тут вести Морвенне и мне. Мы должны были заниматься домашним хозяйством: варить пищу, что требовало постоянного поддержания огня в печурке; брать воду в колодце; рано утром покупать мясо, сумев опередить мух. Оно здесь не хранилось, так что готовить его нужно было сразу же. Я решила, что нам, никогда в жизни не занимавшимся домашним хозяйством, предстоит многому научиться, как и нашим мужьям.

Бен объяснил нам, что если где-то и можно найти золото, то лишь глубоко под землей. Все верховые россыпи были уже давно выработаны. Золото находилось в каналах, которые назывались «жилами», и нужно было следовать за этими жилами. Это значило, что копать придется до глубины сотни футов. Поначалу, пока жилы лежали на поверхности, это было, конечно, гораздо легче. Теперь шахты нужно было долбить в глине и гравии и укреплять деревянными брусьями, поскольку земля могла обвалиться, завалив золотодобытчиков живьем. Огромные горы пустой породы высились вокруг всех шахт.

— Для того чтобы добывать снизу породу, пользуются воротами, установленными наверху, — пояснял Бен. — Но для глубоких шахт этого не хватает: нужны мужчины, копающие породу и наполняющие ею корзины. Породу вытягивают наверх воротом, потом ее промывают в ручье, чтобы выяснить, содержит ли она волшебный металл.

Ни Джервис, ни Джастин не потеряли энтузиазма, узнав о предстоящей им тяжелой работе. Это было азартной игрой, а я уже убедилась в том, что для Джервиса это было самым увлекательным занятием в жизни. Мужчины работали весь день, возвращаясь усталыми и разбитыми. Мы с Морвенной готовили им отбивные на открытых очагах нашей кухни. Нам пришлось научиться этому делу. Утолить жажду можно было пивом, поскольку здесь имелся салун, владельцем которого был еще один разочаровавшийся золотоискатель.

Прошла неделя, и я была удивлена, поняв, как многому мы успели научиться и как быстро мы приняли совершенно новый для нас образ жизни.

Часто мы встречались с Беном, и, похоже, он всегда был рад видеть меня. Однажды он зашел в хижину и спросил, не желаем ли мы с Морвенной отправиться с ним на верховую прогулку. Он подумал, что нам будет любопытно познакомиться с окрестностями. С утра он видел Джервиса и Джастина, которые уже вовсю работали.

— Они не могут сейчас бросить работу. Здесь всегда так с новичками. Они боятся потерять хотя бы минуту, поскольку она может оказаться именно той минутой, когда под руку попадет самородок в шесть унций. Я сообщил им, что собираюсь зайти к вам и предложить верховую прогулку.

Я сказала, что с удовольствием приму приглашение, и к нам наверняка присоединится Морвенна. Но мы застали Морвенну лежащей в постели, у нее была один из приступов головокружения.

— Значит, нам придется поехать вдвоем, — сказал Бен. — Пошли, я подберу тебе лошадь.

У него была хорошая конюшня. Он выбрал для меня подходящую кобылу и оседлал ее.

— Пока ты живешь здесь — она твоя.

— Ты исключительно щедр.

Ты говоришь это старому приятелю? Я улыбнулась ему:

— Я рада, что ты здесь, Бен. Наверное, без тебя мне показалось бы гораздо трудней жить.

— Не нужно думать об этом. Ведь я здесь.

— Пока не сколотишь состояние?

— Совершенно верно. Ну что? Удобно? Она у нас опытная лошадка, верно, Фокси? Милая добрая старая лошадка.

Ты хочешь сказать, что она спокойная и поэтому подходит для «зеленого новичка» вроде меня?

— Вот именно. В этой стране ты новичок, и норовистая лошадь тебе не подходит. Здесь миля за милей идут заросли кустарника. Ты можешь заблудиться и без конца петлять кругами, а Фокси очень любит родной дом, и, могу побиться об заклад, если ты потеряешься, она сама привезет тебя сюда.

Мы выехали из городка.

— Похоже на старые добрые времена, — сказал Бен. — Помнишь, как мы катались с тобой, когда я приехал в Кадор?

— Да, Бен. А ты не вспоминаешь…

— Ты имеешь в виду пруд?

— Да, это преследует меня до сих пор, ведь мы убили человека.

Бен изумленно посмотрел на меня:

— Он упал и ударился головой о камень. Именно это и убило его, и во благо. Исчезла вероятность того, что он дальше будет убивать невинных девочек.

— Но мы избавились от тела.

— Дорогая моя Анжелет, похоже, что тебя это ужасно беспокоит. Я об этом не думаю, так уж произошло.

— Хотелось бы мне смотреть на это так же.

— Дорогая Анжелет, мне было легче: меня не собирались насиловать и убивать. Именно ты была пострадавшей в этом кошмаре.

Бен придержал лошадь и взглянул на меня:

— И все это время ты терзалась. Бедная маленькая Анжела. — Он взял мою руку и поцеловал ее. — Если бы я только знал, то приехал бы к тебе, утешил и заставил взглянуть на это по-иному.

— Отсюда, из Австралии?

Он серьезно взглянул на меня:

— Из любой точки земного шара.

— Ну, как раз здесь противоположная точка земного шара.

Мы рассмеялись, и Бен сказал:

— Я так рад твоему приезду, Анжела.

Я много думал о тебе.

— Из-за того случая?

— Нет, не только из-за него, хотя совместные переживания много значат, правда? Но у нас ведь было и другое — наши прогулки верхом, наши разговоры. Ты помнишь, как мы ездили на пустошь, спутывали лошадей, укладывались на траву и болтали? Счастливое было время. Я никогда не забуду об этом. Нам нужно ездить верхом почаще, Анжела.

— Мы оба заняты.

— Мы найдем время.

Бен пустил коня в галоп, а я последовала за ним. Неожиданно он придержал коня:

— Взгляни, прекрасные пастбища. Земли Морли на многие мили.

— Он не думает огораживать их.

Мои слова заставили Бена рассмеяться:

— Дорогая моя Анжелет, он не смог бы сделать этого, даже если бы захотел.

Слишком уже велика территория. А пока мы не воруем его овец, он ничуть не возражает против того, чтобы мы здесь ездили. Взгляни сюда: мы можем присесть здесь и поговорить. Это как возвращение в прошлое, правда?

Все было почти так, как когда-то давно, на Бодминской пустоши.

— Я часто вспоминал истории, которые ты мне рассказывала, — о мужчинах, которые нашли золото в оловянной шахте, и о том, как они оставляли часть доходов таинственным маленьким человечкам… Как там их звали?

— Нейкеры.

— Я припомнил эту историю, когда услышал о том, что нашли золото здесь, в Австралии. Ну что ж, я не буду искать золото в оловянной шахте, поскольку есть более подходящее место.

Бен сорвал травинку и посмотрел на нее:

— Она не такая зеленая, как та, что растет у нас дома. Ты не скучаешь по дому?

— Возможно, по Кадору и родителям, но здесь совершенно новая жизнь, и со мной Джервис и Морвенна.

— Значит, ты чувствуешь, что взяла с собой частичку родного дома?

— Пожалуй, да. Расскажи мне про Морли и человека, о котором я слышала, — его называют Брюн.

Бен рассмеялся:

— Брюн? На самом деле его зовут Робин Берс — Медведь. Нам с ним повезло: для меня он незаменим, да и для всех здешних. Я думаю, все понимают это. Его всегда называли Медведь, из-за фамилии, конечно, да и выглядит он, как медведь.

— Он один из золотоискателей?

— Да, но у него есть и другие обязанности. Когда-то на родине он был боксером, весьма известным. На ринге он убил человека, решил больше никогда не заниматься боксом и приехал сюда в поисках богатства. Возникли кое-какие трудности с его заявкой, и я смог уладить дело.

Он очень простой, неграмотный человек, и вид бумажки, на которой что-то написано, привел его в ужас. Я показал ему, где поставить крест, и он подумал, что я волшебник. Теперь у него доля в предприятии, а я решил, что он должен помочь навести здесь порядок. Тебе следует понимать это, Анжелет, всем вам. Здесь, видишь ли, не Англия, у нас тут самые разные личности, и порядок приходится поддерживать самим. Мы живем здесь в очень тесном кругу. Большинство тут интересует одно — найти золотую жилу, которая обогатит человека в один день. Это опасная ситуация.

Ты имеешь в виду кражи?

— В том числе и кражи. У нас же здесь нет органов правосудия, нужно обращаться к правительству, а оно не хочет, чтобы его беспокоили из-за мелких ссор по поводу прав на владение. Оно бы предпочло, чтобы все здесь пошло прахом, чтобы люди разбрелись отсюда по городам. Вот тогда, возможно, правительство само возьмется за поиски золота. Мы этого не хотим, но нам нужно поддерживать здесь закон и порядок. Вот тут-то и незаменим Брюн. Если выясняется, что кто-то из членов нашей общины провинился, Брюн бросает ему вызов, требует, чтобы этот человек встретился с ним на ринге.

Это действует, никто не хочет, чтобы его отделал Брюн.

— Очень необычный способ правосудия!

— Но он работает. Знаешь ли, здесь многое может показаться необычным, а Брюн должен тебе понравиться. Он замечательный человек. Росту в нем гораздо больше шести футов; нос сломан в бою, так что немножко сплющен; ухо похоже на кочан цветной капусты, но глаза синие и совершенно невинные. Он действительно наивен, как ребенок. Тебе обязательно понравится Брюн.

— Я в этом убеждена. Теперь расскажи мне про Морли.

— Я уже рассказывал о вас Джеймсу Морли, и он хочет пригласить вас к себе домой.

Он рад вашему приезду, потому что думает, что Лиззи сумеет найти в тебе и в миссис Картрайт подходящих подруг.

— Лиззи? Впервые слышу о ней.

— Лиззи — его дочь, ненаглядное дитя.

— А миссис Морли?

— Она умерла. Их семья — это только старый Морли и Лиззи. Я покажу тебе их дом, по-своему он даже великолепен.

Видишь ли, у нас здесь действительно есть красивые дома.

— Я знаю, видела в Мельбурне.

— Они принадлежат в основном тем, кто сделал миллионы на золоте.

— Поразительно, до чего все хотят обогатиться.

— Богатство означает власть, которая является одной из самых желанных целей в жизни, сколько существует человечество.

— Ты тоже жаждешь ее, Бен?

— Да, — кивнул он.

— А когда ты станешь богатым, что ты будешь делать с деньгами?

— Я позабочусь о своих бренных нуждах.

— Власть, деньги — это еще не все. Бен пристально взглянул на меня:

— Я знаю, что есть вещи поважнее, но, ты должна признать, и деньги много значат. Ты счастлива, Анжелет?

— Счастлива? Ну, да.

— Твой Джервис очаровательный парень.

— Да, конечно. Он вел себя так тактично, когда я ему рассказала про пруд, и заставил меня взглянуть на это другими глазами. С тех пор я уже не мучаюсь, как раньше.

— Это хорошо, разумно. А Джастин Картрайт? Кто он такой?

— Ну, у них с Морвенной был очень романтичный брак. Она убежала вместе с ним в Гретна-Грин, и нам пришлось поволноваться, но все закончилось благополучно. Ты знаешь, Бен, я за нее беспокоюсь, ведь у нее будет ребенок.

— Боже милосердный! Когда?

— Думаю, месяца через три.

— У нас есть повивальная бабка — это хозяйка лавки.

— Я знаю, мы уже познакомились с ней. Она знает свое дело?

— Думаю, что да. Как жаль, что миссис Картрайт приехала сюда. Лучше бы ей рожать ребенка дома и уж потом, возможно, приезжать сюда.

— Морвенна не хотела этого. Она узнала о том, что у нее будет ребенок еще до отъезда, но никому ничего не сказала, потому что боялась расстроить близких. Морвенна такая — у нее совершенно нет эгоизма.

— Ну что ж, думаю, миссис Боулз вполне справится. Здесь родилась Лиззи Морли, да и другие рожали. С Лиззи вообще дело обстояло рискованно.

Старый Морли на родине был фермером и, услышав о том, что здесь сколько угодно дешевой земли, решил попытать счастья. Для него это стало навязчивой идеей: он всю жизнь мечтал иметь собственную землю.

Морли все распродали и приехали сюда. С Элис они были женаты уже несколько лет, но детей у них не было. К тому времени ей было около сорока, и она думала, что уже никогда не родит. Элис не очень рвалась ехать, она была домоседкой, но она хотела быть там же, где и муж, чтобы и в этой стране создать для него родной дом.

Не знаю, что уж тут повлияло: австралийский воздух, полная смена обстановки, кто знает. В общем, Морли устроились, купив на свои сбережения клочок земли. Все, казалось, шло хорошо, а потом вдруг Элис собралась рожать.

— Морли, должно быть, обрадовались этому.

— Они и обрадовались, именно этого они и желали, но, как я тебе сказал, Элис была уже немолода. Но она справилась, и, когда родилась Лиззи, все радовались. Однако… Мне рассказали обо всем, когда я приехал сюда, здесь ничего нельзя удержать втайне. Вероятно, Элис упала, когда вынашивала ребенка, и Лиззи выросла не такой, как другие девушки. Ты хочешь сказать, что она — инвалид?

— О нет, не инвалид. Дело в том, что она немножко простовата, есть в ней какая-то наивность, как будто она так и осталась ребенком. Она милая девушка, люди любят ее, она добрая и мягкая, но ведет себя по-детски. Вообще это печальная история. Когда Лиззи исполнилось чуть больше десяти, Элис тяжело заболела и пролежала несколько месяцев. У Элис была серьезная опухоль, поэтому смерть была очень болезненная. У бедняги Джеймса было разбито сердце, и все свои чувства он обратил на Лиззи. К тому времени он был уже вполне зажиточным человеком. Он непрерывно трудился, и это стало давать плоды, а Лиззи хорошо вела домашнее хозяйство, правда, была несколько медлительной. Морли выписал из Англии гувернантку, чтобы научить девочку читать и писать. Гувернантка сказала, что девочка очень милая, но выучить ее удастся немногому. Лиззи умеет шить, управляется с садом и прекрасно ухаживает за отцом. Если относиться к Лиззи хорошо, она ответит тебе настоящей любовью.

— Похоже, она очень милый человек. Мне хочется поскорее познакомиться с ней.

— Я уже договорился. А может быть, прямо сейчас? Почему бы не заглянуть к ним на обратном пути?

— Я не против, Бен.

— Я бы не прочь задержаться здесь подольше, поговорить с тобой еще…

Взглянув на меня, он улыбнулся, и некоторое время мы молчали. Я ощутила некоторое беспокойство: слишком уж часто я думала о Бене. Я встала и сказала:

— Да, мне действительно хочется познакомиться с Лиззи и ее отцом. Так что, если мы собираемся сделать это сегодня, то пора отправляться.

Я подошла к Фокси и села в седло. Ехали мы молча, поскольку Бен тоже о чем-то размышлял.

Дом Морли был довольно большим. Он был построен в псевдоготическом стиле, столь модном у нас на родине, и производил впечатление солидности. Дом был окружен садами и огородами, за которыми хорошо ухаживали, а когда мы подъехали ближе, я заметила девушку с корзиной в руке. Она обрывала с кустов увядшие цветы.

— Это Лиззи! — воскликнул Бен. — Лиззи, иди познакомься с миссис Мэндвилл.

Лиззи вскрикнула от удовольствия и бросилась к нам. Несколько увядших цветочных бутонов выпало из корзины. Она остановилась и стала задумчиво разглядывать их, как бы не решаясь, что предпринять — то ли поднимать бутоны, то ли направиться к нам.

— Ты можешь собрать их позже, — сказал Бен. — Подойди и познакомься с нашим новым другом.

Лиззи кивнула, похоже, довольная тем, что ее проблема решена, и, улыбаясь, подошла к нам.

У нее было детское лицо — совсем без морщинок, с большими наивными голубыми глазами, а прямые светлые волосы заплетены в косу и уложены вокруг головы. Бен пожал ей руку, а она в ответ радостно улыбнулась. Видимо, она была рада встрече с ним.

— Миссис Мэндвилл, Анжелет, — сказал он.

— Анжелет, — повторила она вслед за ним.

— Анжелет, это Лиззи, о которой я тебе рассказывал.

Я пожала ей руку, и она тоже улыбнулась мне чудесной невинной улыбкой.

— А отец дома, Лиззи? — спросила Бен. Она кивнула.

— Наверное, мы можем пойти поговорить с ним. А вот и миссис Уайлдер.

Миссис Уайлдер, женщина лет сорока со строгим лицом, вышла из дома и направилась к нам.

— Добрый день, миссис Уайлдер, — сказал Бен. — Это миссис Мэндвилл. Я уже рассказывал вам и мистеру Морли о вновь прибывших, вы помните?

— Конечно, мистер Лэнсдон, — сказала женщина. — Приветствую вас в «Золотом ручье», миссис Мэндвилл. Мистер Морли будет рад видеть вас, входите.

До сих пор я ничего не слышала о миссис Уайлдер, но, судя по тому, как она подошла к Лиззи и взяла ее за руку, она была здесь кем-то вроде домоправительницы или компаньонки Лиззи.

Нас провели в холл. Он весь был увешан картинками, изображавшими лошадей. Тут же стоял тяжелый дубовый комод, над которым висело зеркало в бронзовой раме. Миссис Уайлдер постучала в дверь:

— К вам гости, мистер Морли.

Мистер Лэнсдон привел миссис Мэндвилл.

— Проходите, — послышался голос.

Мы прошли в комнату с тяжеловесной мебелью. На каминной полке, уставленной безделушками, стоял снимок женщины, одетой в темное платье с узким корсажем и широкой юбкой. Ее волосы слегка опускались на виски и были уложены в узел на затылке. Я заметила легкое сходство между ней и Лиззи и предположила, что это Элис Морли.

В большом кресле, перед которым стоял столик со стаканом эля, сидел Джеймс Морли.

— Привет, Джеймс, — сказал Бен. — Я хочу познакомить тебя с одной из вновь прибывших. Это — миссис Мэндвилл.

Мужчина с явным усилием попытался встать, но Бен удержал его:

— Сиди, сиди, Джеймс. Миссис Мэндвилл не обидится.

— В последнее время я немного расклеился, — сказал Джеймс Морли. — Но я рад вас видеть. Что вы думаете о нашем «Золотом ручье»?

Бен рассмеялся:

— Если миссис Мэндвилл должна дать честный ответ, то ты требуешь от нее слишком многого, Джеймс. Она приехала сюда из самого фешенебельного квартала Лондона.

Я сказала, что это действительно так, но «Золотой ручей» показался мне интересным местом.

— Люди приезжают и уезжают. Не нужно мне было этого затевать… Морли бросил взгляд на портрет, стоящий на каминной полке.

Бен быстро вмешался:

— Иногда мы все такое говорим. — Он повернулся ко мне. — Мистер Морли — один из самых процветающих землевладельцев Виктории.

При этих словах глаза хозяина довольно заблестели:

— Подходящие земли для скотоводства. Мне здесь, конечно, повезло. Когда я приехал сюда, тут на много миль окрест не было человеческого жилья.

Миссис Уайлдер принесла вино и разлила его по бокалам.

— Когда мы приехали, Лиззи что-то делала с цветами, — заметил Бен.

— Лиззи всегда что-нибудь делает с цветами, — снисходительно улыбнулся ее отец. — Правда, Лиззи?

Девушка кивнула, счастливо улыбаясь.

— А вообще она умеет творить с ними настоящие чудеса, верно, миссис Уайлдер?

— Я и не думала, что цветы могут вырастать такими красивыми, — сказала миссис Уайлдер. — У тебя просто золотые руки, Лиззи.

Лиззи радостно засмеялась.

— Значит, и вы решили здесь отыскать золото, миссис Мэндвилл? спросил Джеймс Морли.

— Да, — ответила я, — как и подавляющее большинство людей, что едут сюда. Погнались за журавлем в небе.

— Некоторым удается схватить и журавля, — заметил Бен.

Джеймс Морли покосился в его сторону:

— И уж если кому-нибудь удастся, бьюсь об заклад на соверен, — это будешь ты, Бен Лэнсдон.

— Я в этом не сомневаюсь, — согласился Бен.

— Погоня за золотом, — сказал старик. — Если бы мы умели довольствоваться тем, что есть, и не старались бы захватить все больше.

— Тогда мир просто остановился бы, — заявил Бен. — Послушай, Джеймс, мы уже не раз говорили с тобой на эту тему. — Он повернулся ко мне. Джеймс считает, что я тоже должен заняться скотоводством. Он полагает, что это самое разумное из всех занятий.

— А ты посмотри, чем это обернулось для меня. Взгляни на мои земли, а у меня еще есть силы. Состояние на овцах, состояние на бычках. Я думаю, у меня здесь лучший дом.

— Ну, у меня тоже не последняя развалюха, — заметил Бен. Подтвердите, Анжелет, миссис Уайлдер, Лиззи…

Лиззи засмеялась.

— У него чудесный дом, — сказала она.

Я заметила, каким взглядом смотрит на нее отец любящим и немного печальным.

— Расскажите-ка, что происходит в Лондоне, — обратился ко мне Джеймс Морли. — До нас вести добираются очень долго.

Я попыталась сообразить, что же там происходит: Англия теперь находилась где-то совсем далеко. Я рассказала ему о смерти принца-консорта и о том, как тяжело переживает ее королева. Тут же я пожалела о сказанном, заметив, какой взгляд Морли бросил на портрет своей жены.

Я попыталась вспомнить что-нибудь еще: на хлопковой фабрике в Ланкшире были беспорядки среди рабочих, принц Уэльский собирался жениться на Александре — принцессе Датской, в Америке шла гражданская война…

Все это казалось малоинтересным, и поэтому я рассказала о нашем путешествии, о тех портах, которые мы посетили. Потом я заявила:

— Морвенна Картрайт очень хотела бы нанести вам визит. Она собиралась с нами сегодня утром, но почувствовала дурноту: она ждет ребенка.

Глаза Лиззи заблестели:

— Ах, как я люблю малышей!

— Нечасто здесь рождаются детишки, — сказала миссис Уайлдер. — А миссис Картрайт уже говорила с миссис Боулз?

— Нет, пока нет.

— Я думаю, ей следует это сделать. Я тоже немножко разбираюсь в уходе за детьми, но не слишком. В течение нескольких лет мне пришлось ухаживать за своим мужем, но младенцы — это не совсем по моей части.

— Морвенна… — повторяла Лиззи.

— Да, хорошее имя, правда, Лиззи? Это корнуоллское имя. Морвенна оттуда родом. Я тоже. У нас там имение.

— Чудесное место, — сказал Бен. — Дом стоит там уже несколько веков. Ты обязательно должна рассказать о нем Лиззи.

— Да, пожалуйста! — воскликнула Лиззи, хлопая в ладоши и улыбаясь.

Я заметила, что ее отец доволен, и, когда мы встали, чтобы уходить, он взял меня за руку и пожал ее:

— Приходите почаще.

В доме Морли вам всегда будут рады.

Миссис Уайлдер и Лиззи проводили нас до конюшни, где стояли наши лошади. Когда мы выезжали, они помахали нам вслед.

— Вот видишь, как обстоят дела с Лиззи, — сказал Бен.

— Похоже, что они относятся к ней как к ребенку.

— В определенном смысле она и есть ребенок. Она — не дурочка, просто она так и не стала взрослой.

— А кто такая миссис Уайлдер?

— Она перебралась сюда после смерти своего мужа: несчастный случай на шахте. Когда у Морли умерла жена, он начал подыскивать кого-нибудь, кто мог бы распоряжаться слугами и хоть в чем-то заменить Лиззи мать. Появилась миссис Уайлдер, и с тех пор она живет здесь.

— Она производит хорошее впечатление.

— Морли с ней повезло, а миссис Уайлдер повезло с ним. Это хорошая должность, и она с ней превосходно справляется, и с Лиззи у нее все сложилось прекрасно.

— Я заметила, что Лиззи любит ее.

— Дорогая моя Анжелет, Лиззи любит весь мир. Она считает, что все такие же добрые и открытые, как она сама. Иногда мне кажется, что такие люди, как Лиззи, счастливы. Они считают, что этот мир — прекрасное место, они им довольны. — Бен пристально взглянул на меня. — Это потому, что они никогда не пытаются достичь невозможного.

Я почувствовала, что за его словами скрывается глубокое значение, и от этого мне стало не по себе.

Время начало лететь очень быстро, дни были заполнены делами. Нам нужно было убирать в хижинах и создавать в них какой-то комфорт, что было нелегкой задачей. Ни я, ни Морвенна не были привычны к домашним работам. Более того, нам приходилось готовить пищу, но мы делали это по очереди: один день все четверо ели у нас, другой день — у них.

И Джервис, и Джастин — люди, пожалуй, еще менее приспособленные к работе, которой им приходилось заниматься, чем мы, — к концу дня бывали полностью измотанными. Я задумывалась — надолго ли еще их хватит? Я чувствовала, что они начинают терять иллюзии. Я заговорила об этом с Джервисом, когда мы лежали на нашей узкой неудобной постели, слишком усталые для того, чтобы вести оживленный разговор, способные лишь перебрасываться вялыми фразами.

— Джервис, почему мы не возвращаемся домой?

— К своим долгам?

— Мы бы что-нибудь придумали.

Как вы можете копать без конца, опрокидывать корзины с породой в ручей, напрасно выискивая там что-нибудь?

— Это не всегда будет напрасным. Если я уеду, а на следующий день там найдут золото, я никогда не прощу себе этого.

Я понимала, что удерживало всех этих мужчин здесь: не вчерашний день, не сегодняшний, а завтрашний.

У Джервиса, Джастина, всех мужчин, окружавших нас, была одна общая черта — жажда золота. У Бена она тоже была. Лишь немногие, вроде Артура Боулза и Джеймса Морли, сумели отвернуться от этого золотого идола. Присмотревшись, в этих двоих можно было отметить общую для них черту безмятежное спокойствие, которое было бесполезно искать во всех остальных.

Попривыкнув к этому образу жизни, я поняла, что могу успеть управиться со всеми домашними делами и еще позволить себе некоторые развлечения. Я начала знакомиться с людьми. Бен был прав, говоря, что здесь встречаются самые разные люди. Вот, например, Питер Кэллендер, о котором поговаривали, будто на родине у него был титул. Здесь он им не пользовался, потому что на это смотрели косо, но его манеры и речь выдавали в нем то, что здесь называлось «из благородных». Он всегда был галантен по отношению к женщинам, умел демонстрировать легкую беззаботность, но на своем участке трудился так же, как все остальные.

Его противоположностью был Дэвид Скэллингтон, лондонский бродяга, отбывший, как поговаривали, в этих местах срок и решивший остаться. Никто не знал, какое преступление он совершил; таких, как он, здесь немало, и было не принято расспрашивать человека о его прошлом. Здесь существовали свои правила хорошего тона, которых все придерживались.

Было еще семейство Хигтинсов — отец, мать и два сына. Все они работали, как маньяки, и я слышала, что год назад им улыбнулась удача. После этого им надо бы уехать, но они предпочитали продолжать поиски.

И, разумеется, я познакомилась с Брюном. Он мне понравился: в нем, как и в Лиззи, было что-то детское, доверчивое. Брюн тоже болел золотой лихорадкой. Это меня удивляло, поскольку его трудно было заподозрить в амбициях.

Он не любил говорить: сведения из него приходилось просто выжимать, задавая бесконечные вопросы.

— А ты никогда не скучаешь по Англии, Брюн? поинтересовалась я.

На его измятом лице появилась почти детская улыбка:

— Ну что ж, миссис, я бы не сказал — да, и я бы не сказал — нет.

— Так что бы ты сказал, Брюн? Он засмеялся:

— А вас надо опасаться.

Это было одним из его любимых выражений, и я надеялась, что в его устах это все-таки звучит комплиментом.

— А когда ты решил стать боксером, Брюн? — спросила я.

— Ну, уже давно.

— В восемь, в десять лет?

— Ага, точно.

— И кто-нибудь это заметил и стал помогать тебе?

— Это уж точно.

Брюн ухмыльнулся, опустил взгляд на свой сжатый кулачище и продемонстрировал, как он наносит удар воображаемому противнику.

— Насколько я знаю, этот вид спорта уважают даже в королевском семействе. Я слышала, что в свое время сам принц боксировал.

Брюн молчал. Я была уверена — он погрузился в воспоминания. Потом он вдруг нахмурился, и я решила, что он вспоминает о человеке, которого убил на ринге. Читать его эмоции было несложно, поскольку он был слишком простодушным для того, чтобы скрывать их.

— Расскажи мне, как ты приехал в Австралию, Брюн, — попросила я, решив отвлечь его от неприятных воспоминаний.

— На корабле.

— Ну, разумеется. Но почему?

— Золото. Мистер Бен помог мне.

На его лице появилось выражение обожания: Бена он явно почитал выше всех смертных, и его имя постоянно всплывало в наших разговорах. Наверное, это было одной из причин, по которым мне так нравилось говорить с Брюном.

Постепенно мне, наконец, удалось выяснить, как Бен помог ему разобраться с бумагами. Сам Брюн в них абсолютно ничего не понимал и уже подумывал о возвращении домой.

— А после прямо как чудо, — сказал он, щелкнув пальцами. — Мистер Бен взял и сказал: «Возьми и поставь здесь крестик, Брюн», — вот он как сказал, ну и получилось вроде у меня уже и есть заявка на участок.

Мне нравилось видеть, как светлеет его лицо при упоминании имени Бена. По правде сказать, я постоянно помнила о Бене, и это было понятно: он явно выделялся на общем фоне, отличаясь от всех остальных. Несмотря на то, что здесь Питер Кэллендер со своим титулом ценился ничуть не выше, чем Дэвид Скэллингтон со своим сомнительным прошлым, все признавали особое положение Бена.

Бен действовал не так, как другие. Он не сколотил себе состояния, но стал сравнительно богатым человеком, вполне способным построить себе роскошный дом в Мельбурне и жить там, как джентльмен, которым он, несомненно, являлся. Но что же он сделал? Он построил себе дом здесь, в этом же городе; обзавелся собственной шахтой, где люди работали на него. Более того, он стал в этом городке чем-то вроде исполнительной власти. Да, Бен явно отличался от остальных.

Все уважали его: люди чувствовали, что Бен здесь просто необходим для того, чтобы в городе поддерживался порядок. Он сумел навести его, а с такой разношерстной толпой это было не так-то просто.

У Морвенны приближалось время родов.

Миссис Боулз осмотрела ее и сообщила, что будущая роженица в добром здравии, и роды должны пройти гладко. — Вы уверены, что у нее будет все хорошо? спросила я.

— Тут — дело железное, — успокоила меня миссис Боулз, — вы уж на меня положитесь.

Я все-таки беспокоилась и заговорила об этом с Беном.

— Когда подойдет время рожать, — сказал он, — Морвенна должна переселиться в мой дом.

— Спасибо, Бен. Я передам ей.

— Я буду настаивать на этом.

В моем доме есть, по крайней мере, удобства. И тебе, Анжелет, лучше перебраться туда на это время. Я уверен, она захочет, чтобы ты была рядом.

Меня эта перспектива обрадовала. Естественно, я хотела быть возле Морвенны, и в то же время приятно было пожить в доме Бена.

Было лето, и дни стояли очень жаркие, хотя температура могла очень резко меняться, но и тогда такую погоду в Англии назвали бы теплой, однако здесь после жары она казалась прохладной. Настоящим бедствием здесь были мухи. Им, казалось, доставляло удовольствие терзать нас, и чем больше от них отмахивались, тем назойливей они докучали. Я с тоской вспоминала об Англии. Сейчас там стояла зима. Я вспоминала вечера в доме дяди Питера, обеды, где присутствовал Мэтью со своими знакомыми политиками, увлекательные разговоры за столом. А когда я представляла своих родителей в Кадоре, меня охватывала почти непереносимая ностальгия.

Я думаю, именно в это время начала исчезать моя любовь к Джервису. Он изменился, и хотя оказался человеком с легким характером, никогда не выходящим из себя, тот самый элегантный молодой человек, за которого я вышла замуж, перестал существовать. Никогда в жизни ему не приходилось заниматься тяжелым физическим трудом. Но я продолжала замечать в его глазах блеск, лихорадочное желание продолжать игру, благодаря которой мы уже лишились возможности вести комфортное и цивилизованное существование.

Совсем другим был Бен: он работал не меньше остальных. Большую часть дня он проводил на своих разработках, осуществляя наблюдение, давая указания, занимаясь организацией работ. Но он сохранял ту же спокойную уверенность в себе, которую я заметила еще в Кадоре, когда он приезжал к нам.

Когда я ознакомилась с условиями жизни большинства людей, то поняла, как много Бен сделал для нас. Мы считали свои хижины убогими развалюхами, но они были гораздо лучше большинства жилищ. У нас деревянные полы были застелены матами, кровати снабжены постельным бельем.

Бен частенько заходил проведать нас, всегда озабоченно посматривая на меня, словно желая убедиться, что со мной все в порядке. Да, иметь здесь такого друга было большой удачей.

Джервис и Джастин прилежно работали, подстегивая себя мыслью о том, что в один прекрасный день им удастся найти то, что здесь называли «ювелирной лавкой». Пару раз им удалось кое-что добыть, и это привело их в восторг, поскольку подтверждало возможность залежей золота на этом участке. Некоторые золотоискатели не могли обнаружить даже следов драгоценного металла на своей земле, и это, конечно, действовало угнетающе.

Они очень радовались в тот вечер, когда нашли свою первую унцию золота. В городе были мужчины, игравшие в карты, — иногда в чьей-нибудь хижине, но большей частью в салуне. Джервис, конечно, присоединился к их компании, и я поняла, что из случившегося с ним он не сделал никаких выводов. Он быстро проиграл свою небольшую добычу. По-другому обстояли дела с Джастином — он тоже играл и оказался в небольшом выигрыше. Я начала думать, что Джастин столь же предан азартной игре, как Джервис, но более удачлив.

Я вообще не очень понимала Джастина. Морвенна была предана ему и без конца подчеркивала его достоинства. Она была очень счастлива, что Джастин выбрал именно ее, и часто удивлялась этому. Вообще я не знала никого, кто так низко оценивал бы себя, как Морвенна. Так или иначе, Джастин, видимо, сумел оценить ее, и она была бесконечно благодарна ему за это.

Но у меня складывалось впечатление, что в его прошлом кроется какая-то тайна. Все, что мы знали о нем, — что он когда-то жил в Америке, а потом приехал в Англию найти себе занятие. В это время он и познакомился с Морвенной. Мне было интересно, не начал ли Джастин жалеть, что приехал в Австралию?

Однажды, когда я была в хижине одна, меня удивило его появление, поскольку в это время дня он обычно работал в шахте.

— Я собираюсь к Боулзам купить кое-чего, — сказал Джастин, — но я хотел бы поговорить с тобой, Анжелет. Ты не слишком занята?

— Конечно, нет. О чем ты хочешь со мной поговорить?

Он сел на один из тех крепких стульев, которые любезно подарил нам Бен.

— Я беспокоюсь за Морвенну!

Ты имеешь в виду роды… здесь? Он кивнул.

— Она не кажется мне достаточно крепкой.

— Она крепче, чем кажется, — успокоила я его. — Миссис Боулз, которая, говорят, хорошо в этом разбирается, утверждает, что все будет в порядке!

— Анжелет, ты будешь с ней рядом?

— Конечно! Очень мило со стороны Бена Лэнсдона предложить нам комнату в своем доме. Там, разумеется, будет гораздо удобнее.

— О да, — согласился он. — Ах, Анжелет, как мне хочется, чтобы все это скорее кончилось!..

Мне не терпится увидеть нашего сына!

Может статься, что это будет вовсе не сын.

— Ну, я надеюсь на это, хотя главное, чтобы с Морвенной все было в порядке.

Если все сложится удачно, я всерьез подумаю, чтобы увезти ее с ребенком домой!

— Надеюсь, и Джервис начнет подумывать об этом! — сказала я.

— Всегда кажется: а вдруг на следующий день после твоего отъезда там найдутся сокровища и ты до конца своих дней будешь сокрушаться об этом?

— Понимаю, но нельзя же всю жизнь сокрушаться по поводу упущенных возможностей.

Это верно, и когда родится ребенок… я всерьез подумаю об отъезде, это не то место, где следует воспитывать ребенка. Ты согласна, Анжелет? А вся эта работа по дому, которой вам с Морвенной приходится заниматься, — вы к этому не приучены…

Некоторое время Джастин задумчиво молчал, потом сказал:

— Если все обойдется, я уеду отсюда и возьмусь за дело. Я изменюсь, Анжелет, обещаю это!

Я вопросительно взглянула на него. Увидев выражение моего лица, он вдруг рассмеялся.

— Я перетрудился! И я постоянно беспокоюсь за Морвенну. Анжелет, обещай мне быть рядом с ней!

— Я буду с ней все время, если мне разрешат. Не беспокойся, Джастин: дети рождаются и в таких местах, как это! И чем скорей мы переберемся в дом Бена, тем лучше. Мы очень многим обязаны ему, Джастин! Без него нам было бы гораздо трудней.

— Да… мы ему многим обязаны.

— Не беспокойся, Морвенна очень счастлива. Это ты, Джастин, сделал ее счастливой!

А что касается ребенка… Ну что ж, имея его и тебя, она получит все, чего хотела в жизни!

Он резко встал.

— Боюсь, я слишком заболтался!

— Я рада, что ты пришел, но у Морвенны есть хорошие друзья, Джастин.

Он кивнул в знак согласия и, выходя, как-то неуверенно улыбнулся мне.

Я задумалась над тем, насколько страстно он жаждет сына, это можно было заметить у большинства мужчин. И все же больше всего он беспокоится за Морвенну! Я почувствовала, что мое недоверие к нему исчезает, и только теперь осознала, насколько глубоким оно было до сих пор.

Миссис Боулз сообщила предположительное время родов. Бен посоветовал нам перебраться в его дом за неделю до этого срока, комнаты для нас были уже приготовлены. Меня это очень радовало, потому что Морвенна чувствовала обычное недомогание, и ей очень недоставало некоторых удобств.

Мэг была рада перспективе появления в доме младенца, пусть даже на время. Джервис и Джастин должны были после работы заходить в хижину, мыться, переодеваться и являться в Голден-холл на обед. Это, похоже, устраивало всех.

— До чего же хорошо иметь богатых друзей! сказал Джервис.

Он не завидовал, в этом Джервиса нельзя было упрекнуть. В общем он ведь был хорошим человеком. Если бы не эта его болезненная страсть, наша жизнь сложилась бы совсем иначе!

День, когда ребенок должен был родиться на свет, пришел и ушел. Морвенна чувствовала себя хорошо, но никаких признаков родовых схваток не было.

Прошло еще два дня, а на третий мы начали беспокоиться. Миссис Боулз заявила:

— Тут бояться нечего… пока.

С младенцами оно по-всякому бывает. Им же не прикажешь поспешить: являются на свет, когда им вздумается!

Морвенна выглядела очень усталой. Она не могла дождаться родов и много спала.

Однажды, когда она дремала, а я сидела возле ее кровати, в дверь раздался тихий стук. Выглянув, я увидела Бена. Он попросил меня выйти в коридор.

— Анжела, тебе необходимо прогуляться! Поехали сейчас.

— А вдруг роды начнутся в мое отсутствие?

— Нет никаких признаков этого, и у нас есть Мэг. Она сразу же пошлет Джекоба за миссис Боулз, а я предупрежу ее. Пошли, тебе нужно сменить обстановку, хотя бы на час-другой!

Я оглянулась на Морвенну: она спала.

— Хорошо, но мы должны попросить Мэг быть наготове. Возможно, ей лучше зайти сюда и посидеть?

— Хорошо, она согласится.

Мэг действительно с радостью согласилась.

— Я уж за ней присмотрю, а как начнется, Джекоб или Томас наготове! И впрямь прогуляйтесь, миссис Мэндвилл, а то еще сами сляжете. По вашему лицу видно, что вам нужен свежий воздух.

Я ехала на Фокси, рядом со мной — Бен. Мы поехали на то же место, где отдыхали в первый раз. Отсюда было видно равнину до самого горизонта. Мы привязали лошадей к кусту и сели, глядя на ручей, в воде которого отражалось клонящееся к закату солнце.

— Я беспокоюсь за тебя, Анжела! — вдруг сказал Бен. — Вся эта здешняя жизнь, этот городок, эти хижины… Ты живешь, как прислуга!

— Я живу здесь так же, как и все остальные. Ты, должно быть, тоскуешь по дому?

Я промолчала.

Отрицать это было невозможно.

— Долго ли ты сможешь это выдержать, Анжела?

— Думаю, столько, сколько нужно.

— Ты — стоик!

— Нет, иногда я очень беспокоюсь…

— Морвенне тоже не следовало приезжать сюда.

— Ты опасаешься осложнений?

— Об этом я не думаю, просто здесь не место для женщин!

— Для мужчин тоже…

— Попробуй объяснить им: они тебе не поверят.

— Но ты сумел найти выход?

— Я действительно умею найти выход в трудных ситуациях. Единственная трудность — это вести здесь такой образ жизни… вроде бы вместе со всеми, и все-таки по-другому…

— И у тебя есть приют для нуждающихся… вроде Морвенны в ее положении.

Я тоже пользуюсь этой роскошью!

— Я хотел бы, чтобы ты пользовалась ею… всегда. Это было для меня неожиданным, но не слишком.

Я пыталась скрывать от самой себя те чувства, которые было все трудней и трудней подавлять. Я любила Джервиса, — продолжала я внушать себе, но что-то сломалось еще в наш медовый месяц. Я часто вспоминала мадам Бужери, доверяющую нам… любящую нас… и с ней Джервис обошелся вот таким образом, не испытывая никаких угрызений совести?.. Ну да, он сказал, что расплатится с ней, но собирался ли он это делать? Да, именно тогда мои чувства к нему начали меняться…

А потом этот лихорадочный блеск его глаз… это постоянное влечение к азартным играм… Это раздражало и беспокоило меня, это было похоже на болезнь.

Я попыталась выглядеть легкомысленной.

— Я буду наслаждаться роскошью, пока это возможно, — улыбнулась я.

— Мне вообще не следовало приезжать сюда, — продолжал Бен. — Нужно было возвращаться к вам, в Корнуолл! Возможно, мне следовало бы обосноваться там, приобрести где-нибудь поблизости поместье… Мы бы часто виделись, постоянно…

Бен неожиданно взял меня за руку и крепко сжал ее.

— Так мне и следовало поступить! Я сделал бы это, если бы не…

— Этот человек в пруду?

— Ты была тяжело больна! Говорили, что это лихорадка. Я знал, что это объясняется случившимся… Все боялись, что ты умрешь. Я зашел проведать тебя, а ты лежала в жару и выглядела такой беззащитной, со спутавшимися волосами, с болезненно горящими глазами… Ты взглянула на меня и воскликнула: «Нет… нет!» Решили, что мои посещения беспокоят тебя, и отослали меня в Лондон. Я думал, что мой вид всегда будет напоминать тебе об этом, а, вспоминая, ты никогда не сможешь поправиться. Так что, убедившись, что ты начинаешь поправляться, я уехал.

— Все сложилось бы по-другому, если бы я не пошла в тот день к пруду. Но уж такова жизнь, правда? Единственный незначительный поступок влечет за собой цепь событий, изменяющих судьбы.

— Я бы хотел изменить свою жизнь, Анжела!

— Большинство из нас хотело бы этого.

— Я хочу сказать, что не желаю, чтобы случайности формировали мою судьбу, поскольку считаю, что сам являюсь хозяином своей жизни! Я сумею устранить все, что угрожает мне… Я отправлюсь туда, куда хочу, Если бы только мне удалось вернуться к одному отрезку моей жизни…

— Это старая песня, Бен! Когда что-то происходит, это необратимо, навек…

— Слишком поздно… Слишком много лет потеряно напрасно, но я люблю тебя, Анжела, и никогда никого не смогу полюбить так, как тебя!

— Прошу тебя, Бен, не нужно!

— Почему же? Это правда! Ты веришь мне?

— Я не знаю…

— Но тебе хочется верить?

Я молчала, но мне хотелось сказать: «Да, это действительно так, потому что я тоже люблю тебя!»

Некоторое время мы оба не решались произнести ни слова. Я прислушивалась к шелесту травы, колышашейся под дуновениями ветерка. Наконец, Бен сказал:

— Скажи мне искренне, Анжела, ты счастлива?

— Ну… думаю, что, оказавшись дома, я была бы счастлива. Там у нас все складывалось благополучно.

— Ты имеешь в виду отношения с Джервисом?

— Джервис — один из самых милых людей, каких я только знаю.

Бен кивнул.

— Я знаю о долгах! Джервис сам рассказал мне: он задолжал моему дедушке. Я все понимаю…

Все не так ужасно, поскольку ведь речь идет о дяде Питере. Мы знаем, что он не будет обрушиваться на нас с требованиями немедленно выплатить долги или мириться с последствиями…

— Если Джервис найдет золото…

-..мы сможем отправиться домой!

— Он захочет остаться здесь, продолжить… Как ты?

— Это совсем другое дело! Я поклялся, что не вернусь, пока не сколочу себе состояние.

Кое-что я нашел и кое-чего сумел добиться… но это не то, на что я настраивался, а на меньшее я не согласен! Это было бы слабостью и до определенной степени — провалом.

— А ты не имеешь права проявлять слабость? Ты сумел сколотить достаточные средства для того, чтобы вернуться домой и, возможно, начать собственное дело. Но ты поклялся вернуться исключительно богатым человеком… поскольку сам себе поставил такую задачу!

— Я не люблю таких выражений, Анжела.

— Значит, ты будешь жить здесь, пока не достигнешь цели… а если тебе это не удастся, ты останешься здесь навсегда?

— Я хочу двух вещей, Анжела. Во-первых, состояния — ты знаешь об этом. Я хочу найти богатство в своей шахте, совершить одно из тех открытий, которые люди делали в самом начале и которые привлекли сюда все эти толпы. Но еще больше я хочу тебя!

— Я предпочла бы не слышать от тебя таких слов.

— Я хочу быть абсолютно искренним с тобой!

— Это невозможно, Бен: я замужем за Джервисом!

— Ты не любишь его! Он разочаровал тебя, я же вижу это!

Бен повернулся ко мне, я оказалась в его объятиях, и он страстно поцеловал меня. Я была настолько ошеломлена, что не могла ясно мыслить. Все, что я сознавала, — это желание быть с ним рядом… Я смирилась с тем, что отказывалась признать уже давно… с тех самых пор, как мы вновь встретились с Беном.

Джервис был очень мил со мной — добрый и нежный муж, и я считала, что люблю его. Я была слишком молода и неопытна, чтобы по-настоящему оценить свои чувства к нему. На самом деле я не знала Джервиса, лишь во время нашего медового месяца я впервые открыла его слабые места — не только его болезненное пристрастие к игре, но и определенную аморальность, которая позволяла ему улизнуть от доверявших ему должников, не расплатившись, или играть на деньги, на самом деле ему не принадлежащие.

Я была тесно связана с Беном. Это было неизбежным после того, что мы пережили вместе. Я задумывалась над тем, как развивались бы события, если бы не тот случай у пруда. Меня вновь охватили воспоминания. Они всегда охватывали меня в самые критические моменты моей жизни, теперь я ясно сознавала это. Если бы не тот случай, жизнь сложилась бы по-иному. Я отстранилась от него.

Мы не должны так встречаться, Бен!

— Мы должны и часто, — ответил он. — Ты мне нужна, Анжела!

Это осчастливит меня хотя бы на время; возможно, и тебя…

Я покачала головой.

Ты любишь меня! — сказал Бен. Это звучало, скорее, утверждением, а не вопросом.

— Бен, я не видела тебя много лет… а потом, когда приехала сюда…

Ты сразу все поняла! Не будем терять времени в попытках отрицать очевидное, Анжела! Давай подумаем о том, что можно сделать?

— Ничего сделать нельзя! Мы уедем отсюда, а ты останешься жить в своем прекрасном доме до тех пор, пока не сколотишь огромное состояние. Возможно, это займет долгие годы, и к тому времени мы станем достаточно старыми и мудрыми для того, чтобы посмеяться над всеми этим глупостями.

— Я смотрю на это с иной точки зрения, и я не смирюсь с поражением!

Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я люблю тебя, а ты любишь меня! Ты замужем за милым приличным человеком, но он — азартный игрок, из тех, кто проигрывает, Анжела. Таких людей я узнаю с первого взгляда Твоя жизнь с ним превратится в сплошную череду побегов от кредиторов. Ты же видишь, к чему это привело? Тебе пришлось жить в ужасных условиях, потому что вы были вынуждены бежать! Оставь его сейчас, я буду ждать тебя!

Не может быть, чтобы ты имел в виду это!

— Я имею в виду, что нам не следует сидеть сложа руки и выжидать — что еще надумает с нами сделать судьба! Ты вышла замуж за Джервиса. Я понимаю, он способен очаровать: вежлив, воспитан, настоящий английский джентльмен, но я уже сказал, как будет выглядеть твоя жизнь с ним. Я вижу это совершенно ясно, я разбираюсь в людях. Уверяю тебя, он всегда будет проигрывать! Он очень отличается от своего приятеля Джастина Картрайта.

— Что ты имеешь в виду?

— Джастин из тех, кто умеет выигрывать! Я кое-что слышал: ему очень везет за карточным столом. Всякий раз, когда он садится играть, он уходит с выигрышем. Похоже, он скорее сделает состояние за игорным столом, чем в шахте!

— Откуда ты знаешь это?

— Все играют в салуне, который приносит неплохой доход старине Фиттерстону. Он из тех, кто умеет делать деньги, и делает их не тем, что потеет у лебедки. Есть разные пути сколотить себе состояние, и твой приятель Джастин недурно знает один из этих путей.

— Возможно, он отправится домой: он очень беспокоится за Морвенну.

— Это весьма вероятно: лондонские клубы — более доходное место, чем наш жалкий городок. Копать золото днем и просиживать за столом ночью… Да, жаль, что у Джервиса нет хотя бы частицы того же везения, что у Джастина. Анжела, ты должна оставить его, скажи ему об этом! Если бы мы поговорили с ним и объяснили, как обстоят дела, он, возможно, понял бы нас. Он способен на это.

— По-моему, ты обезумел, Бен!

— Да… обезумел от тебя, Анжела!

Я знал, что наши отношения сложатся так, уже в тот момент, когда ты спускалась с борта корабля. Я часто вспоминал тебя… но как маленькую девочку. Меня и тогда влекло к тебе…

Я чувствовал, что между нами существует какая-то связь… а когда увидел тебя, я убедился в этом!

— Нам не следует вести подобные разговоры!

— Дорогая моя Анжелет, сейчас ты не в гостиной своих родителей! Неужели ты допустишь, чтобы жизнь бросала тебя, куда угодно?

— Я замужем за Джервисом! Я люблю Джервиса! Я никогда не оставлю его! Он славный человек, добрый, и он очень хорошо относится ко мне!

— Ты всегда будешь жертвой его болезненной страсти к игре. Поверь мне, я разбираюсь в этом, я уже встречался с такими ситуациями. Это не должно случиться с тобой, Анжела!

— А ты? Разве ты не одержим страстью? Ты поклялся сколотить себе состояние и говоришь, что не уедешь отсюда, пока не сделаешь этого. Разве это не одно и то же?

Нет, я сделаю это, он — никогда!

— Откуда ты знаешь? Может быть, завтра он найдет золотую жилу?

— Предположим, он и в самом деле найдет ее. Предположим, он доберется до дому. Я гарантирую ему ненадолго хватит ее: пара лет… возможно, три года. Таков образ жизни азартного игрока!

— Я не хочу вести эти разговоры, Бен!

— А я не собираюсь сидеть, сложа руки, и терпеть поражение, решительно заявил он. — Мы созданы друг для друга, не забывай об этом!

Глупо выражаться так.

— Зато это правда: я люблю тебя, я хочу тебя, все равно мы с тобой будем вместе!

Произнося эти слова, Бен брал горсти песка и сыпал его сквозь пальцы.

— Я найду то, что ищу в этой земле, — продолжал он, — и в один прекрасный день мы с тобой будем вместе!

— Мы должны возвращаться! Я не хочу надолго оставлять Морвенну! Посмотри-ка на свои ладони! Что ты играешь с песком?

Бен взглянул в сторону ручья.

— Схожу умоюсь…

Я наблюдала за ним, склонившимся у ручья, и изо всех сил пыталась подавить в себе волнение, которое он вызвал.

Бен был прав, я любила его! Теперь я это понимала. Можно было еще думать о том — не больше ли у него недостатков, чем у Джервиса, но они были недостатками сильного человека, а у Джервиса — слабого. Джервис действовал не потому, что хотел этого, а потому что его слабость не позволяла сопротивляться искушению; Бен действовал по собственному разумению, уверенный в том, что мир создан для него. Можно ли здесь было говорить о выборе? С точки зрения морали — это ничего не значило, это был вопрос взаимоотношения силы и слабости, но был ли смысл проводить сравнение? Любовь является без приглашения, путем рассуждений невозможно полюбить!

Слишком уж долго Бен стоял у ручья. Я встала, направилась к лошади и отвязала ее: мне нужно было возвращаться к Морвенне.

Похоже, Бен не собирался отходить от ручья. Наконец, вернувшись, он вытер руки о полы куртки. Он молчал и был погружен в глубокие размышления, пока мы ехали домой.

Я подумала, что Бен сожалеет о том, что сказал слишком многое. Должно быть, он понимает, что ему не следовало заводить этот разговор, и все-таки я была довольна, что он произошел: он должен послужить для меня предупреждением! Принимая во внимание наши чувства друг к другу, я должна была вести себя особенно осторожно.

На следующий день весь городок гудел от возбуждения: Одноглазый Томпсон и Том Кэссиди нашли золото, не какую-то крупинку, а настоящую жилу!

Одноглазым Томпсона называли по вполне очевидной причине, хотя никто не знал, где он потерял свой правый глаз. Он был человеком, который не любил общаться со своими собратьями. Жил он в хижине вместе со своим партнером Томом Кэссиди. Они были молчаливой парочкой и лишь изредка появлялись в салуне, чтобы пропустить по кружке эля и сразу уйти. Работали они упорно, трудолюбиво и до последней поры — безуспешно.

Новость распространилась мгновенно. Если кто-то находил хоть какое-то золото, это могло означать, что в этих краях еще есть неразведанные запасы. Надежда охватывала городишко, словно пожар.

Одноглазый, как обычно, помалкивал, но Кэссиди был не в силах скрыть свое счастье.

— Наконец-то, — сказал он, — нам удалось! Вскоре мы отправимся домой миллионерами!

Они лихорадочно работали, поднимая породу со дна своей шахты, затем таскали ее к ручью и промывали, отделяя пустую от драгоценного золота.

Все только и говорили про везение Одноглазого и Кэссиди, других тем просто не существовало.

В течение трех дней они непрерывно трудились, добывая золото, но продлилось это недолго.

Золото исчезло так же неожиданно, как и появилось.

— Наплевать, — заявил Кэссиди. — Мы уже сделали состояние.

Теперь они собирались домой. Золото было упаковано и приготовлено к отправке в Мельбурн. Там его должны были оценить, но не было сомнений в том, что оба в несколько дней стали богатыми людьми.

В соответствии с обычаем, по которому всякий, на кого, как говорили, свалилось богатство, устраивал городу праздник. Удачливые партнеры угощали всех желающих. Решили на открытом воздухе зажарить барана на вертеле, потом собирались устроить танцы с песнями. Когда кому-нибудь везло, это говорило о том, что такое может случиться со всяким. В этом состоял весь смысл здешней жизни, это внушало всем оптимизм. «Бог окажется щедрым, как в пятьдесят первом году! — говорили люди. — Просто на этот раз золото немного поглубже, так что и добывать его потруднее».

Мне хорошо запомнился этот день. Все были очень возбуждены, было просто невозможно не принять в этом участие. Даже Одноглазый не скрывал своего восторга, а Кэссиди совершенно явно блаженствовал. Джервис тоже был очень рад.

— Их черед — сегодня, а наш — завтра! — говорил он. — Вскоре на их месте окажемся мы. Золото здесь есть, я это чую!

— Я предчувствую, что нам вскоре повезет, — сказал и Джастин.

— Здесь у всех такое предчувствие, — заметила я. — Надеюсь, оно вас не обманет.

Дневная жара уже спала, и вечер оказался просто замечательным. На бархатном небе начали загораться яркие звезды: Южный Крест, постоянно напоминавший нам о том, как далеко мы от дома. Повсюду горели костры, на которых жарили мясо. В золе пекли пресные лепешки. Похоже, на праздник собрался весь городок.

— Вы увидите, как празднуется по-настоящему крупная находка! — говорил Бен. — После месяцев подавленности, когда всем начинает казаться, что золотые деньки навсегда ушли в прошлое, кто-нибудь делает такую находку, и вновь оживают надежды!

Я видела, что и Бен изменился. Его, похоже, тоже потрясла эта находка, и он подхватил ту же «золотую лихорадку», что и остальные.

Особенно хорошее настроение было у Джервиса.

Только подумать, на их месте могли бы оказаться мы!

— Если бы это оказались мы… — вздохнула я.

— Если бы… - повторил Джервис.

«Если бы» — эти два слова не раз еще звучали в моих ушах: признание Бена произвело на меня сильное впечатление. Я внушала себе, что нам нужно уезжать отсюда, я не была уверена в себе…

Кое-кто уже пустился танцевать. Двое мужчин принесли с собой скрипки и почти непрерывно играли на них. У одного из музыкантов оказался весьма неплохой голос.

Странно выглядел этот пейзаж. Горящие костры освещали хижины неверным светом, придавая им загадочность, напрочь отсутствовавшую при дневном освещении.

Морвенны с нами, конечно, не было. Она чувствовала недомогание, и с часу на час мы ожидали рождения ребенка. Мы ни на минуту не оставляли ее без надзора, всегда в доме находился кто-нибудь, чтобы оказать помощь. Сейчас дежурила Мэг со своим мужем, готовым тут же броситься за миссис Боулз, если появятся признаки родов.

Я сидела на траве, рядом со мной — Джастин и Джервис. Джервис продолжал с энтузиазмом обсуждать находку. Я знала, что его желание вернуться домой и жажда найти золото были тесно связаны друг с другом. Я была уверена в том, что если бы не долг дяде Питеру, он уже уехал бы отсюда. Как сказал Бен, даже за лондонскими карточными столами было легче заработать деньги, чем на золотых полях Австралии.

— Тут должно быть гораздо больше золота! — повторял Джервис. — Если находишь след — значит, неподалеку его гораздо больше. Мы отыщем его, я уверен в этом!

— Я слышал, что Бен Лэнсдон собирается прикупить земли у Джеймса Морли, — сказал Джастин. — Как ты думаешь, что он там хочет делать? Пасти овец?

— Он мало похож на скотовода, — заметил Джервис.

— Значит, новая шахта?

— А почему на земле Морли?

— Может быть, он пришел к заключению, что его шахта здесь уже безнадежна?

Я подумала: «Да, у Бена та же золотая лихорадка, как и у остальных, и он никогда не бросит этого дела, как и остальные».

В толпе я заметила Бена: с ним были Джеймс Морли и Лиззи. Бен оживленно разговаривал с ними, Джеймс смеялся, а Лиззи счастливо улыбалась. В свете костров она выглядела просто красавицей, с чудесным наивным выражением лица, говорившим о полной беззаботности.

Они подошли к нам. Бен взял меня за руку и твердо пожал ее.

— Ну, что ты думаешь о нашем веселье? — спросил он.

Превосходно! — ответила я. — Городок выглядит совсем иначе при свете костров, и эти звезды…

— Ну да, мы видим его сейчас «в розовом свете»… Похоже, Одноглазый и Кэссиди просто счастливы!

— Нам будет не хватать их, — сказал Джервис.

— Ничего, на их место придут другие, не волнуйтесь…

— И последуют новые разочарования! — добавил Джеймс Морли. — Я думаю, что большинству из них лучше бы взять по куску земли да растить овец с телятами!

— Ну, не всем это удастся так, как тебе, Джеймс! заметил Бен.

Удастся, если будут работать! А то копают… копают… — и в конце концов ничего не выкопают, только испортят хорошую землю!

— У тебя одно на уме, Джеймс, — рассмеялся Бен, — возвращение к земле!

— Да, и брось надо мной посмеиваться!

Золото, может, здесь и есть, но не так уж его много, чтобы гоняться за ним… Пусть оно себе лежит спокойно!

— Ваш образ жизни приносит, судя по всему, больше счастья? — заметила я.

Перед тобой один из самых удачливых скотоводов Виктории! — сказал Бен. — Не у всех дела идут так успешно, но покажите мне двух более счастливых мужчин, чем Одноглазый и Кэссиди!

— Они счастливы, потому что могут уехать отсюда, — заметила я.

— Но, дорогая, — вмешался Джервис, — ты представь себе счастье, которое охватывает тебя, когда, наклонив свой промывочный лоток и заглянув туда, мгновенно понимаешь, что ты, наконец, добился своего!

— Да, я могу себе представить это чувство, но часто ли такое случается?

— Анжелет тоскует по дому! — сказал Джервис.

— Как и все мы, — заметил Бен. Джеймс Морли запротестовал.

— Нет, я не тоскую, мне нравится смотреть на мои пастбища, на моих овец и телят! Я бы не хотел, чтобы мои земли трогали… это уж факт!

— Даже если там лежат самородки величиной с кулак? — спросил Джервис.

— Для начала мне нужно показать их, тогда, может, я и позволю тревожить свои земли!

— А как же узнать об этом, если не искать? — спросила я.

— Это хорошее рассуждение: значит, и искать не стоит, верно? Ну, что касается меня, так если они есть, то пусть себе там и лежат, я и без того доволен тем, как живу, и не хочу иметь ничего общего с этой золотой лихорадкой! Вон, взгляните на этих людей: танцуют… поют…

Это похоже на то, что писано в Библии: помните, как там поклонялись золотому тельцу?

Я подошла к Лиззи.

— Правда, при этом свете все прекрасно? Не видно некрасивого, как днем? — спросила она.

Я согласилась с ней.

Кто-то затянул песню. Здесь пели старые, хорошо известные всем английские песни: «Ну-ка, девушки и парни», «Служаночка» и «Правь, Британия». Я обратила внимание, что некоторые тайком утирают слезы: песни заставили вспомнить родину.

Потом Кэссиди затянул песню, которую я до этого никогда не слышала. Это была песня золотоискателей:

Вся толпа молчала, лишь голос Кэссиди отчетливо звучал в ночной тишине. После песен, которые эти люди привыкли слышать с детства, последняя, похоже, произвела отрезвляющий эффект.

Ее слова продолжали звучать в моей душе. Я обратилась к Джервису:

— Думаю, мне пора идти: не хочется надолго оставлять Морвенну, хотя там есть кому присмотреть за ней. Скорее бы уж наступали роды!

— По-моему, такие задержки нередки?

— Возможно, нам следовало отвезти ее в Мельбурн? Там есть больница.

— Все будет в порядке, не расстраивайся, — попытался успокоить меня Джервис. — Я провожу тебя.

Бен встал.

— Вы уходите? — спросил он.

— Я беспокоюсь за Морвенну и отправляюсь к ней. Ты не можешь довериться Мэг?

— Могу, конечно, но мне хочется быть там.

— Я провожу тебя, я все равно ухожу, пойдем.

— Спокойной ночи, Джервис, — сказала я. Он обнял меня и поцеловал:

— Я не дождусь, когда ты вернешься в нашу хижину!

До Голден-холла было недалеко. Бен сказал:

— Я хотел поговорить с тобой… Я ждала продолжения.

— Что-то произойдет, — продолжал он, — вскоре… Все изменится, вся наша жизнь… Я хочу, чтобы ты оставила Джервиса и стала моей! Ты любишь меня, а Джервиса ты никогда по-настоящему не любила!

Ты говоришь чепуху, Бен! Когда-то мы встречались с тобой, а вновь лишь недавно встретились. Много ли мы знаем друг о друге?

— Мы многое вместе пережили… когда-то, с тех пор я постоянно думал о тебе. А ты обо мне думала?

— После случившегося ты уехал, покинул меня…

— Если бы я думал, что нужен тебе, я бы никогда не уехал!

— После всего того ужаса…

Я была ребенком, нуждалась в поддержке…

— Я думал, что ты слишком мала для того, чтобы глубоко переживать это…

— Должно быть, ты думал, что я восприму это так же легко, как и ты?

— Я был уверен — ты понимаешь, что в этом нет никакой нашей вины! Мы никому не причинили зла! Но я не об этом, я думаю о будущем. Я люблю тебя, Анжела! Мне сейчас очень важно знать, что ты тоже любишь меня… что ты вернешься со мной в Англию!

— Слишком быстро все это произошло!

— Это происходило все эти годы…

— Хорошо, но почему, в таком случае, ты оставался в Австралии?

Почему не приехал и не отыскал меня… до того, как я вышла замуж за Джервиса?

— Потому что я сам не сознавал этого, пока не увидел тебя вновь! Все встало на свои места: я понял, что ты для меня — единственная!

— А что с Джервисом? Он мой муж! Мы счастливо живем вместе! Неужели ты думаешь, что я могу сказать ему: «Было очень мило познакомиться с вами, но теперь мне уже пора идти!»

— Со временем Джервис это переживет!

Я знал многих мужчин, похожих на него: он добрый, мягкий, любящий и слабый. Он будет чувствовать то же самое, что с тобой, и с любой женщиной, ты не первая в его жизни! Для него самое важное — азартные игры, вот что его по-настоящему интересует. И если он потеряет тебя, он выиграет в рулетку или найдет золото… он утешится!

Я, потеряв тебя, не утешусь, ты — тоже, мы — другие. Мы чувствуем глубже, мы многое значили друг для друга с первого дня нашего знакомства. Анжела, я должен знать, что ты согласна уйти ко мне! Вместе мы сумеем объяснить это Джервису, и он не станет у нас на пути!

Ты хочешь сказать, что он просто уступит меня тебе?

— Он захочет, чтобы ты была счастлива! И он получит от меня компенсацию: я уступлю ему свою золотую шахту, а мы с тобой отправимся в Англию!

— Я не верю в то, что ты говоришь серьезно!

— Я смертельно серьезен! Джервис должен согласиться на развод, мы сможем пожениться и поселиться в Англии.

— И как, по-твоему, нас примут дома? Твой дедушка?..

— Мой дедушка — человек, повидавший жизнь, он все поймет! Там я не предвижу никаких трудностей… а если они и появятся — я с ними справлюсь!

— Ах, Бен, у тебя все так просто!

— Скажи мне честно: тебе доставляет радость быть со мной? Больше, чем с кем-нибудь иным?

Я ничего не ответила.

— Молчание — знак согласия?

Я обдумывала сказанное им… Быть вместе с Беном… и отправиться на родину?.. Все это казалось мне раем. Впервые я призналась себе в том, что с момента нашей первой встречи в Австралии я ощущала смущение и тревогу. Я пыталась убедить себя, что это объясняется тем, что когда-то мы вместе пережили трагедию, но дело было не в этом. Я хотела быть вместе с Беном! Если бы я была свободна… Если бы только я была свободна!

Но я действительно любила и Джервиса! Да и кто бы мог не любить Джервиса? Он всегда был так добр ко мне, а когда его слабость стала столь явной, у меня появилось желание защитить его. Конечно же, это была любовь. Наверное, можно любить одновременно двух мужчин?

Любовь Джервиса ко мне была нежной и спокойной, любовь Бена требовательной и страстной. В глубине души я сознавала, что мне нужен именно Бен. Одновременно я понимала, что никогда не расстанусь с Джервисом.

И все-таки я позволила себе пофантазировать. Приехать домой с Беном… Я представила, как он разговаривает со всеми, заставляет их смириться со случившимся… Бен умеет побеждать!

Когда мы подошли к дому, он взял меня за руку. — Пожалуйста, Анжела! Если ты не согласишься, ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь!

— Мне кажется, что если я соглашусь с тобой, то тоже буду жалеть об этом… Нет, Бен, я не могу! Ты не все обдумал…

— С тех пор, как здесь появилась ты, я почти ни о чем другом не думаю! Я не могу быть счастливым без тебя, Анжела! А ты без меня?

— Я попытаюсь, Бен! Я жила довольно счастливо до того…

— До того как поняла, что сделала ошибку?

— Я не считаю это ошибкой!

— Ты же знаешь, у тебя никогда не будет спокойной жизни! В ней всегда будет это… будет нависать, как тень!

У вас будут долги…

У вас всегда будут долги! Ничего другого ты не можешь ожидать от Джервиса.

— Я попытаюсь изменить его!

— Ты не можешь менять людей, Анжела, они такие, какие есть!

— Я думаю, можно перебороть некоторые свои недостатки!

— Некоторые… возможно, но не такой… когда за него так крепко держатся, когда он становится неотъемлемой частью личности!

— Я уверена, что у всех есть недостатки!

— У меня больше, чем у кого бы то ни было!

— Ну что ж, тогда…

Мы вошли в дом. Там стояла тишина: Джекоб и Минни, должно быть, отправились на праздник, Том, вероятно, спал, а Мэг должна была сидеть возле Морвенны.

В холле мы остановились, и Бен обнял меня.

— Я хочу, чтобы ты была со мной! Анжела, я брошу все, клянусь, если сегодня ты согласишься стать моей!

— О… нет… я не могу, Бен! Он крепко прижал меня к себе.

— Это очень важно! Милая Анжела, я хочу быть уверен! Я должен получить уверенность… сегодня. Я откажусь от всего, если ты согласишься. Мы отправимся домой… мы всегда будем вместе!

Бен поцеловал меня, и я вдруг ощутила страстное желание — желание принадлежать ему. Я совершила ошибку: я принимала воспитанность, хорошие манеры, доброту, нежность Джервиса за любовь. Это было совсем не так: любовь оказалась неуправляемым чувством, охватывающим тебя в самый неожиданный момент… внезапно, и когда она захватывает тебя, ты — в плену!

Странно устроена жизнь: следует оказаться в нужном месте в нужное время. Вот это мне и не удалось: на месте Бена оказался Джервис, и я совершила ошибку, приняв тень за суть, пустую породу за золото. Теперь было слишком поздно, слишком поздно… Эти слова эхом отдавались в моих ушах.

Но действительно ли было слишком поздно? Жить полной жизнью — это значит уметь использовать все возможности. Никто не знал этого лучше, чем Бен. Теперь он говорил мне: «Еще не слишком поздно! Мы не должны смиряться с этим! Мы еще можем все изменить!»

Я чувствовала, что мое сопротивление слабеет: я любила Бена, я хотела Бена. Мой здравый смысл говорил мне, что это невозможно, что предлагаемое им — не правильно; нельзя отказываться от моральных принципов только потому, что когда-то совершил ошибку, а потом осознал ее.

Я изо всех сил пыталась сопротивляться, но в объятиях Бена, ощущая его поцелуи, я боялась… Я отчаянно боялась, что мое страстное желание окажется сильней моих угрызений совести. Возможно, это произошло бы. Мы находились в этом доме одни… почти одни… вместе…

Наверху послышались какие-то звуки, чей-то голос. Колдовские чары разрушились, на верхней площадке лестницы стоял Томас.

— Там миссис Картрайт! Мэг говорит, похоже, она, наконец, рожает!

Начались роды! Я поспешила в комнату Морвенны. Мэг была озабочена Морвенна мучилась от сильных болей.

— Надеюсь, миссис Боулз вскоре появится, — сказала Мэг, — за ней отправился Том! Она все подготовила и ждет вызова. У меня тоже все готово, пойду только поставлю воду. Говорят, всегда нужно много горячей воды!

Если вы посидите с ней…

Морвенна была очень бледна и время от времени корчилась от боли, пытаясь не кричать. Я не знала, что предпринять, и могла лишь молиться о том, чтобы побыстрее пришла миссис Боулз.

Мне показалось, что я ждала ее очень долго, хотя, конечно, это было не так. Понятно, что она была подготовлена: разве мы не ожидали уже две недели рождения этого ребенка?

Миссис Боулз выгнала всех из комнаты, оставив только Мэг: она недавно уже помогала при родах.

В доме появились Джастин и Джервис, пришли и Минни с Джекобом узнать, не могут ли они чем-нибудь помочь.

Началось ожидание. Мы сидели молча, ожидая… полные опасений. Время тянулось невыносимо, и было уже за полночь, когда к нам спустилась миссис Боулз.

— Что-то там не в порядке, мне нужен доктор. Разыщите доктора Филда!

— Доктора Филда? — воскликнул Бен. — Он живет в десяти милях!

Миссис Боулз коротко бросила:

— Это необходимо!

— Я выезжаю, — ответил Бен и тут же вышел. После этого мы по-настоящему испугались. Мне было жаль Джастина: он сидел и смотрел в пустоту невидящими глазами.

— Все будет в порядке! — сказал Джервис. — Всегда бывают какие-нибудь мелкие осложнения…

Мне хотелось заорать: «Да что ты понимаешь в этих вещах? Почему ты всегда говоришь, что все будет в порядке?» Я чувствовала, что он меня раздражает. Наверное, это происходило из-за того, что в душе я была ему уже неверна. Я презирала себя за это, а когда человека охватывают такие чувства, он возлагает вину на пострадавшую сторону. Потом я стала очень волноваться… и уже не осталось места ни для каких других чувств, кроме страха за Морвенну.

Это были, пожалуй, самые страшные часы в моей жизни. Мы сидели, ждали, боялись, гадали, что происходит в комнате наверху, ловя каждый звук, доносившийся оттуда. Мы ожидали, когда спустится миссис Боулз и сообщит нам о том, что происходит, — ожидали ее появления и боялись того, что она может сообщить…

Вместе с миссис Боулз была только Мэг. Я предложила свою помощь, но решили, что лишние люди в комнате только помешают. Нужно было ждать прихода доктора и молиться, чтобы он появился побыстрей.

Я никогда не забуду, как выглядел в это время бедняга Джастин. По правде говоря, я не предполагала, что он будет так переживать. Часто я задумывалась относительно мотивов его женитьбы и решила, что все объясняется тем, что Морвенне предстояло в один прекрасный день стать богатой наследницей. Пенкарроны очень разбогатели благодаря шахте, и все должно было остаться Морвенне, но теперь Джастин был совершенно явно расстроен: он так мечтал о сыне!

Шли часы. Только к утру появился Бен с доктором Филдом. Бену удалось уговорить доктора, и они уже в темноте добирались до нас.

Доктор поднялся к Морвенне, и вновь началось ожидание, и вновь мы сидели в напряжении. Потом появилась Мэг:

— Доктор хочет переговорить с мистером Картрайтом!

Джастин тут же встал и последовал за ней, а мы вновь сидели… ожидая.

— Как ты думаешь, что происходит? — спросил Джервис.

Я ответила ему, что просто боюсь.

— Все будет в порядке, — успокоил он меня. — Все должно быть в порядке!

Все сидели молча и продолжали ждать. Напряжение стало непереносимым.

— Я хочу сходить и узнать, что происходит, — сказала я.

Джервис положил ладонь на мое плечо. Ты не должна расстраиваться, Анжелет!

Я отвернулась от него, выбежала из комнаты и наткнулась на Джастина. Он сидела на ступенях лестницы возле комнаты, в которой лежала Морвенна, обхватив голову руками. Я подошла к нему и села рядом.

— Джастин, что происходит?

— Меня вызвал доктор. Дело плохо, Анжелет! Он сказал, что может спасти ребенка, но это может стоить жизни Морвенне…

— О нет!..

Он кивнул.

— Вопрос встает так: либо мать, либо ребенок… И еще доктор сказал, что после этого у нее никогда не будет детей!

— Ах, Джастин… Это ужасно!

— Я сказал, что он должен спасти Морвенну!

— Но я знаю, как сильно ты хотел ребенка, Джастин!

— Доктор сказал, что оба под угрозой… но спасти можно только одного…

Мы молчали. Я думала о том, как Морвенна хотела родить ребенка! После этого она будет считать себя несчастной…

Я почувствовала огромную нежность к Джастину. Мне хотелось просить у него прощения за то, что я не доверяла ему.

Неожиданно послышался крик ребенка. Джастин вскочил, и мы переглянулись. Я увидела, как он беззвучно произнес: «Морвенна». «О нет… нет… — думала я, — это невозможно! Джастин велел спасать мать».

Я слышала о случаях, когда нужно было сделать такой выбор. И зачем мы приехали в эту Богом забытую дыру! Если бы сейчас Морвенна была в Лондоне, она получила бы всю необходимую помощь, возле нее были бы лучшие доктора и самые опытные сестры милосердия!

Мы вновь сели. Я не знала, какие слова подобрать, чтобы утешить Джастина, но, должно быть, мое молчаливое сострадание было красноречивее любых слов.

Не знаю, долго ли мы так сидели. Вновь послышался крик новорожденного. Джастин закрыл ладонями глаза. Он просто сидел… и молчал.

Наконец, открылась дверь и вышел доктор:

— Мистер Картрайт! Джастин тут же вскочил.

— Ваша жена сейчас спит и будет спать в течение нескольких часов. За ней нужно хорошенько присматривать, но миссис Боулз весьма опытна и знает, что надо делать. Поздравляю вас с рождением сына!

— Но я думал…

— Признаюсь, я сам удивлен! Я не считал возможным спасти обоих!

Полагаю, вашему сыну суждено стать весьма живучим мальчиком!

Мы с Джастином уставились друг на друга, потом он раскинул руки и крепко сжал меня в объятиях.

Эти дни запомнились мне как период полного счастья. Нам не оставалось ничего другого, как радоваться: то, что считалось потерянным, было нам возвращено. Морвенна была слаба, но нуждалась лишь в хорошем уходе. Что же касается сына, то он был здоровеньким малышом, и, похоже, ему не помешали некоторые трудности с появлением на этот свет.

Миссис Боулз распирало от гордости — по ее мнению, главной героиней события была она: она руководила всей операцией; она знала, когда посылать за доктором; она с самого начала знала, что в результате все будет в порядке.

Позже я зашла к Морвенне. Она лежала с сияющими глазами — красавица, довольная собой, а уж когда миссис Боулз подала ей ребенка, она стала выглядеть просто как мадонна.

— Я и не думала, что можно быть такой счастливой! Анжелет, ты должна немедленно написать моим родителям и сообщить им о том, что у них есть внук!

Я была слишком взволнована, чтобы говорить. Тогда, сидя на ступеньках, я вновь и вновь повторяла себе: «Как же я расскажу Пенкарронам?» А теперь оказалось, что все новости — радостные!

Тут же был Джастин, улыбающийся Морвенне и восхищающийся своим новорожденным сыном. Всем хотелось потрогать младенца, но миссис Боулз, как стойкий часовой, защищала его от всех покушений. Все были захвачены радостью. Это был великолепный день!

На следующее утро я первым делом направилась в комнату Морвенны. Миссис Боулз осталась в доме, собираясь присматривать за Морвенной до тех пор, пока это будет необходимо. Она спала в комнате, примыкающей к той, которую теперь стали называть детской.

Я сказала, что, когда Морвенна окрепнет, мы отправимся в Мельбурн, где купим колыбельку и детскую коляску. Еще я хотела купить игрушки. Морвенна рассмеялась:

— Пока ему не нужны игрушки, разве что-нибудь мягкое, чтобы прижимать к себе…

Я просидела возле нее чуть ли все утро, рассказывая, как мы перепугались за нее, как сидели и ждали всю ночь напролет…

— Вы все так любите меня! — сказала она.

— Бен Лэнсдон проехал десять миль глубокой ночью… и еще десять назад, с доктором Филдом!

— Я никогда не забуду, что он для меня сделал!

— Бог знает, что случилось бы с тобой, если бы не доктор, Морвенна!

Она тихо рассмеялась.

— Джастин очень рад ребенку!

Еще больше он рад за тебя! Знаешь ли, существовала проблема выбора… Был момент, когда доктор сказал, что может спасти либо тебя, либо ребенка…

— Я не знала этого!

— Джастин велел спасать тебя! Вот видишь, Морвенна, ты — любимая женщина!

Слезы появились у нее на глазах.

— Он, правда, так сказал, Анжелет? Я… иногда задумывалась… действительно ли он любит меня?

— Почему? Он когда-нибудь плохо относился к тебе?

— О нет, и всегда говорил, что любит меня, но я не могла всерьез поверить, что мужчина может по-настоящему любить меня!

— До чего же ты все-таки глупая, Морвенна! Ну, теперь ты знаешь?

— Я так счастлива! Вот здесь, именно здесь, я счастлива больше, чем когда-либо в жизни! Странно, правда? И чудесно?

Я согласилась с ней.

В городе была новая сенсация. Золото Одноглазого и Кэссиди исчезло, а вместе с ним Дэвид Скэллингтон. Должно быть, он украл золото и сбежал во время празднеств. Никто не заметил этого, а Одноглазый и Кэссиди спохватились лишь через двадцать четыре часа: им понадобились целые сутки для того, чтобы отоспаться.

Казалось, что Одноглазый и Кэссиди навсегда потеряли свое состояние, а Дэвид Скэллингтон был явно вором, так что рождение нового младенца во время тяжелых родов со счастливым окончанием временно отвлекло умы от ужасной судьбы, постигшей двух золотоискателей.

Все восхищались способностями доктора и миссис Боулз. Конечно, это было ее звездным часом. Она пребывала в Голден-холле, где была Морвенна с младенцем, а когда выходила на улицу, вокруг нее собиралась толпа, желавшая выслушать все подробности. — Рискованное это было дело! — говорила она. Доктор Филд спрашивает меня: «Миссис Боулз, ну что вы скажете на это?», а я ему прямо говорю: «Либо она, либо — ребенок!» А он говорит: «Вот этого я и боялся, миссис Боулз! Ну, ладно, будем стараться изо всех сил». И мы постарались, один Господь знает, как мы старались! Мы их обоих вытянули! Я боялась, что не выйдет, но нам удалось!

Я представила себе, как она еще долгие годы будет рассказывать эту историю, развешивая сахар или нарезая бекон в своей лавке.

Эту неделю мы провели в состоянии эйфории. Морвенне с каждым днем становилось лучше: счастье хорошо восстанавливает силы. Миссис Боулз распирало от гордости, а ребенок становился все крепче.

Морвенна долго выбирала имя для младенца и решила назвать его Патрик. Это было старым корнуоллским именем, и так звали ее прадедушку.

Можно было провести крещение в Уоллу, где практиковал доктор Филд, там была церковь со священником, но миссис Боулз сказала нам, что он приезжал сюда пару раз на похороны и на свадьбу, так что мог бы приехать и на крещение.

— Мы окрестим ребенка, когда он станет немножко постарше, — сказала Морвенна.

Было решено, что она останется в доме Бена, пока не окрепнет окончательно. Миссис Боулз тоже нужно было задержаться здесь, чтобы присмотреть за малышом. Она туманно намекнула на то, что хотя ей с доктором и удалось совершить чудо, но не следует надеяться на повторение. Я посчитала, что это разумно. Что касается миссис Боулз, то она была очень довольна, поскольку, находясь в ореоле славы, она тоже могла наслаждаться тем, что называла роскошью. К досаде Бена, я вернулась в свою хижину, заявив, что у меня нет никаких оснований задерживаться в этом доме. На самом деле я отчаянно боялась тех чувств, которые во мне вызывал Бен.

Это было для меня временем открытий: я училась узнавать людей. Раньше я судила о них по первому впечатлению, которое впоследствии оказывалось ложным. Дело в том, что люди — сложные существа, которых нельзя делить на плохих и хороших, не следовало также делать поспешных суждений и оценивать людей на основе мимолетних наблюдений.

В своей наивности я наделила Джервиса всеми рыцарскими качествами, а затем обнаружила «глиняные ноги» своего идола — эту непреодолимую страсть к игре, которая изменила всю нашу жизнь и могла в один прекрасный день — я была уверена в этом! — разрушить ее. С каждым днем я чувствовала, что все меньше люблю Джервиса, и в основном это объяснялось тем, что я все больше любила Бена.

Сейчас я была счастлива, потому что во время этого страшного ожидания на лестнице рядом с Джастином я поклялась себе в том, что отдам все, что у меня есть, и все, на что я надеюсь, за то, чтобы Морвенна могла жить, вместе со своим ребенком. Ребенок выжил, да и сама она с каждым днем крепла, и я стала забывать о своей клятве, теперь я хотела счастья не только для Морвенны, но и для себя.

Я устала от этого городка, от постоянной грязи, от примитивных условий жизни, от четырех стен своей убогой хижины, от попыток навести в ней чистоту, от необходимости поддерживать огонь даже в страшную жару, от недостатка воды, от насекомых, о существовании которых я раньше не подозревала, от вездесущих мух… Мне хотелось домой… по многим причинам. Мне хотелось видеть свою семью, мне хотелось жить в комфорте, и особенно я боялась того, что может произойти между мной и Беном, если я останусь здесь.

Бен всегда был где-нибудь рядом, он умел оказываться там же, где и я, он подталкивал меня к действию — если не словами, то взглядами. Похоже, он тоже боролся с самим собой.

Однажды я сказала ему:

— Ты мог бы отправиться на родину. Почему бы тебе не уехать, просто так?

Бен сказал, что поклялся не возвращаться до тех пор, пока не найдет такого количества золота, которое, как ему известно, должно быть в этой земле. Я ответила, что глупо давать такие клятвы, он мог бы вернуться уже сейчас. У него достаточно денег для того, чтобы взяться за какое-нибудь доходное дело.

— Если бы ты согласилась поехать со мной, я бы вернулся!

В противном случае я остаюсь, здесь все взаимосвязано. И что подумает дедушка, если я вернусь без того, за чем поехал сюда?

— Он понял бы тебя.

— Если бы мы вернулись вместе — да, тогда он действительно все понял бы…

— Бен, я не могу вернуться с тобой! Я буду вечно верна Джервису: я вышла за него замуж и дала брачный обет!

Бен печально взглянул на меня.

— Тогда, похоже, что мне придется продолжать то же самое… здесь, сказал он.

Ты здесь играешь важную роль, пожалуй — самый главный человек!

Он засмеялся, но смех его был невеселым.

Ты даешь работу людям, которые трудятся у тебя на шахте, у тебя есть собственный дом со слугами, ты ведешь совсем иную жизнь, чем остальные! Разве только Морли может сравниться с тобой… Ты очень честолюбивый человек и можешь гордиться тем, что сделал, и тем, что еще удастся сделать! Это должно утешить тебя… относительно нас с тобой…

— Меня ничто не сможет утешить, но ты права: я должен заниматься тем, что для меня возможно! Мне будет везти во всем, кроме любви… Это не то, чего я хочу… Помни об этом, Анжела: это не то, чего я хочу!

Я чувствовала, что мое сопротивление слабеет, и боролась изо всех сил. Действительно, я все глубже любила Бена. Это было совсем не так, как с Джервисом, — то была девичья готовность испытать любовь и решение, что она уже пришла, как только встретился достаточно симпатичный молодой человек.

Здесь было совсем другое дело: меня с самого начала влекло к Бену. У меня было такое чувство, что мы предназначены друг для друга. Джервиса я любила до тех пор, пока не узнала о его слабости, но была уверена в том, что, сделав какие угодно открытия, связанные с Беном, я все равно не разлюбила бы его. Возможно, именно в этом и была разница.

У меня вдруг появилось подозрение, что я жду ребенка Поначалу я подумала, что внушила это себе от постоянных мыслей о новорожденном Патрике. Впрочем, в любом случае удивляться было нечему: мы с Джервисом были молоды и здоровы, почему бы у нас не появиться ребенку?

Если бы мы были в Англии, и если бы я все еще любила Джервиса, меня такая новость чрезвычайно обрадовала бы. Можно было представить, какой поднялся бы шум: моя мать, Амарилис… Все обо мне заботятся, и мой ребенок, рожденный в комфорте…

Но здесь! Нет, это было место не для того, чтобы рожать ребенка: я уже задумывалась над тем, как мы управимся с делами, когда Морвенна покинет Голден-холл. Она не желала постоянно пользоваться гостеприимством Бена, хотя он, разумеется, не возражал против этого. Как мы управимся в этой крошечной хижине с младенцем в колыбельке? Здесь, где так трудно раздобыть свежее молоко, да и вообще все необходимое? Я представила себе, как нам придется нелегко.

Да, женщины здесь рожали и раньше, но Морвенна нуждалась в отдыхе, а я не привыкла к тяжелому труду, так что… перспектива обзавестись собственным ребенком выглядела здесь совсем иначе, чем дома.

Бен сказал, что Морвенна ним в коем случае не должна уходить с ребенком в хижину, а оставаться в его доме. Мэг и Минни тоже настаивали на этом, им нравился младенец в доме.

— Это ведь разумно! — сказал Бен. — Кроме того, ты каждый день будешь навещать ее… Я настаиваю на том, чтобы Морвенна осталась здесь хотя бы на некоторое время!

Я обсудила это с Джастином и Джервисом.

— Превосходная идея! — сказал Джервис. — Почему бы и нет: в Голден-холле достаточно комнат?

Счастливчик Бен — сумел обзавестись таким уютным гнездышком!

— Он его заработал, — раздраженно заметила я, — а не проигрывал все, что попадало ему в руки!

Джастин же был расстроен тем, что Морвенна будет жить отдельно от него, но понимал, что это делается ради нее. Итак, Морвенна осталась, и ребенок просто расцветал.

А я убедилась в том, что забеременела! Когда я сообщила об этом Джервису, он обрадовался.

— Джервис, теперь нам пора подумать о возвращении домой!

Теперь? — удивился он. — После находки Одноглазого и Кэссиди?

— Я не хочу здесь рожать!

— Ну, до этого еще не один месяц!

Мы успеем найти золото и добраться до дому…

— Семь месяцев, Джервис!

Он взъерошил мои волосы и очаровательно улыбнулся.

— Обещаю тебе — мы вернемся вовремя!

Я вздохнула: как говаривала миссис Пенлок: «Есть люди, у которых обещания, как корочка на пирожке, специально чтоб сломать!» Таковы были и обещания Джервиса.

Под его очарованием крылся глубокий эгоизм. Он делал то, что ему хотелось, и при этом любезно улыбался, бормоча нежные слова. Наверное, именно тогда я окончательно разлюбила Джервиса.

Я не сказала Морвенне о том, что жду ребенка: боялась расстроить ее. Она начнет вспоминать свои роды и то, что лишь чудом пережила их, будет опасаться и за меня, а я не хотела омрачать полное счастье, которым Морвенна сейчас наслаждалась.

Одноглазый и Кэссиди на следующий день после праздника ушли на поиски Дэвида Скэллингтона, поклявшись разыскать его и отомстить. Я заговорила об этом с Джервисом:

— Вот видишь, как жажда золота склоняет людей к злу! Она сделала из Дэвида Скэллингтона вора!

— Он был вором и до этого… Бывший заключенный, ты же знаешь!

— А если они разыщут его, то убьют и сами станут убийцами! Неужели ты не понимаешь, Джервис? Здесь очень нехорошо, это просто ощущается! Когда я смотрю в глаза всех этих мужчин… это невыносимо! Все ищут золото, чтоб в один день разбогатеть!

— В один день! — воскликнул он. — А многие месяцы тяжелого труда?

— Это нехорошо, Джервис, я это чувствую, это поклонение золотому тельцу!

— Ха! — воскликнул Джервис, нежно взял меня за подбородок и поцеловал — жест, которым он привык очаровывать меня, что до последнего времени ему удавалось.

— Да, это вроде поклонения некоей богине… золотой богине зла, поскольку эта страсть заставляет людей творить зло ради того, чтобы завоевать ее благосклонность!

— Ты вечно что-то выдумываешь, милая!

— Джервис, — начала я умолять его, — давай уедем, давай бросим все! Мы справимся с нашими долгами, попытаемся жить по средствам! Я уверена, что дядя Питер не будет нажимать на нас и даст время расплатиться с долгами. Я попрошу отца помочь нам, объясню ему ситуацию… если только смогу быть уверенной в том, что ты не собираешься пустить все по ветру благодаря своей игре!

— Скоро у нас будет все в порядке! — успокаивающе сказал он. — Мы скоро найдем золото, я в этом убежден! Возможно, это случится даже завтра! Тогда мы отправимся домой, и наш малыш родится в семье богачей!

— Давай не будем дожидаться золота, Джервис!

— Ты только подумай, что мы почувствуем, если уедем и выяснится, что сразу же после нашего отъезда здесь сделали самую крупную находку за все время! Мы никогда себе этого не простим!

— Я всем существом чувствую, что нам надо уезжать, пока не поздно!

— Я понял, что с тобой: это ребенок! Когда женщины беременны, у них бывают всякие капризы.

Джервис вновь поцеловал меня, и я поняла, что он никогда не поймет меня…

Я отправилась навестить Морвенну. Она уже начинала выходить с ребенком в сад, тем не менее, была слишком слаба, чтобы возвращаться в хижину.

— Я буду вечно благодарна Бену за то, что он позволил мне пожить здесь. Просто не знаю, что бы я делала в той лачуге? — сказала она.

— Да, Бен — молодец! — подтвердила я.

— Мэг и Минни постоянно помогают мне, и даже Том с Джекобом все время норовят заглянуть! Забавно глядеть на них: им, похоже, немного неловко наверное, они считают, что это не по-мужски — интересоваться малышом. Я написала родителям и все рассказала им… И какой малыш — умница: он уже узнает меня и перестает плакать, когда я беру его на руки!

— Значит, ему суждено стать гением!

Было просто чудом — видеть ее такой счастливой. Счастье мимолетно: немножко здесь, немножко там… и оно исчезает. Нужно пользоваться им, когда оно есть, и не упускать возможности, если оно подворачивается…

— Да, я многим обязана Бену! — говорила Морвенна. — Хотя бы за то, что он поехал среди ночи к доктору Филду! Если бы не он, я наверняка потеряла бы ребенка, — при этой мысли она даже прикрыла от ужаса глаза. — Но он поехал… весь этот путь… ночью! Теперь Бен дал мне возможность пожить здесь… Когда я пытаюсь благодарить его, он только отмахивается и говорит, что в этом нет ничего особенного и любой на его месте сделал бы то же самое. Как бы мне хотелось вознаградить его за это!

— Лучшее вознаграждение для него — что вы с ребенком счастливы здесь!

— Как бы мне хотелось, чтобы ему удалось купить тот участок земли!

Ты имеешь в виду землю Морли?

— Морли упрямится, он боится, что Бен начнет там добывать золото, и потом землю нельзя будет использовать под пастбище. Мне рассказал об этом Джастин: Морли — очень упрямый человек!

— Безусловно! — согласилась я. — Интересно, получит ли ее Бен в конце концов?

— Бен такой же упрямый, как Морли, и когда сталкиваются двое таких мужчин, никогда не знаешь, что произойдет! Пока ясно, что владельцем земли является мистер Морли, и если он не уступит, то у Бена ничего не получится. Мистер Морли считает, что все должны возвращаться в города или вести то, что он называет «приличной жизнью», перестав копаться в земле в поисках несуществующих богатств.

— Но ты ведь понимаешь, что когда-то они были, и кое-кто сумел их отыскать.

Вспомни о чудесных домах в Мельбурне…

— Да… А хорошо бы оказаться в Англии, правда?

— Да, несомненно! — горячо подтвердила я.

После этой картины — счастливая Морвенна в уютном окружении — наша хижина выглядела особенно непривлекательной. Можно было сколько угодно наводить здесь чистоту и ничего не добиться: всепроникающая пыль была непобедима.

Я подумала, что у мужчин есть утешение, по крайней мере в надежде ведь каждая корзина, поднятая на поверхность земли и отправленная на промывку, могла содержать искомые сокровища. Мысль об этом должна была укреплять их. Для женщин же не оставалось ничего, кроме повседневных забот — приготовление малосъедобной еды, экономия драгоценной воды…

Были моменты, когда мне хотелось броситься к Бену и сказать ему: «Ты обещал забрать меня отсюда? Отвези меня домой, и я поеду с тобой!» Нет, это выглядело бы слишком похоже на сделку, но дело было не только в возможности вернуться домой — мне хотелось быть с Беном! Я понимала, что он честолюбив, осуждала его жадность к золоту, но мои чувства к нему от этого не менялись.

Потом в городок вернулись Одноглазый и Кэссиди. Они приехали в полдень. Все мужчины работали на своих участках, а женщины были в хижинах. Повсюду царила обычная полуденная тишина.

И вот они появились. Поднялся шум, мужчины бросили работу, а женщины повыскакивали из хижин, окружив приехавших и желая выслушать новости.

Одноглазый и Кэссиди вернулись с победой: они разыскали свое золото и привезли его с собой. Они нашли и Дэвида Скэллингтона… Возле него стояла лошадь, превратившаяся чуть ли не в скелет.

— Там он и лежал, где мы нашли его, — говорил Кэссиди, — милях в пятидесяти отсюда, не больше! Его лошадь была еще жива… не хотела уходить от него.

Одноглазый погладил животное.

— Мы ее откормим, приведем в порядок. Ведь это благодаря ей мы нашли Скэллингтона!

У всех была куча вопросов, а они были явно не прочь рассказать свою историю, но нужно было накормить лошадь. Одноглазый и Кэссиди не желали даже присесть, пока не будет улажен вопрос с лошадью. Именно благодаря ей они вернули свое состояние, а они были людьми, привыкшими платить свои долги. Лошадь Скэллингтона теперь ожидала королевская жизнь!

Все собрались в салуне. Одноглазый и Кэссиди сидели, уплетая мясные пироги и запивая элем. Потом они, наконец, начали рассказывать, как они отправились на поиски Скэллингтона.

— Все равно, что искать иголку в стоге сена, — говорил Кэссиди. — Мы прямо с ума сходили, верно, Одноглазый? У нас-то поначалу было одно на уме что мы сделаем с этим поганым воришкой, когда найдем его? Мы собирались его повесить, он бы у нас долго подыхал!

Сколько мы его искали… а он дальше пятидесяти миль и уйти не смог! Всегда он был дураком, этот Скэллингтон!

Не знаю, куда он собирался добраться?.. В Уоллу, может, и куда оттуда? Он-то думал, что мы в первую очередь будем искать его в Мельбурне. В общем-то он был прав, мы и искали, расспрашивали, но никто его не видел. Так что мы поняли, что он туда и не приезжал, чтобы пристроить самородки, и мы поехали назад. Мы уже почти потеряли надежду, верно, Одноглазый?

Одноглазый подтвердил.

— А потом, — продолжал Кэссиди, — когда мы уже почти вернулись и думали, что нам опять придется копать, мы заметили эту лошадь. Она стояла рядом с телом Скэллингтона! Вы знаете, что с ним случилось? Он просто помер с голоду! Он пробовал есть траву: у него была вся рожа измазана. Птицы быстренько бы с ним справились, я думаю… когда углядели бы его. В общем, он там лежал, так что живым мы его не застали…

Одноглазый покивал, подтверждая.

— И он все еще лежит там? — спросил Артур Боулз.

— Да, — сказал Одноглазый. Кэссиди добавил:

— Как мы его там увидели, так мы вроде даже и обрадовались, что нам теперь и мстить не нужно, что без нас все обошлось. Даже интересно, как у человека настроение меняется. А золото наше было при нем: кое-что в поясе… кое-что в карманах… Все при нем, до единого кусочка, верно, Одноглазый?

— Да, — подтвердил Одноглазый, — все, до единого кусочка.

— Тут-то и задумаешься! — продолжал Кэссиди. — Он помер, и помер с голода. Раз он помер, то и у тебя уже другие мысли начинаются… Мы вон с Одноглазым надумали гроб для него сделать, да поехать туда и привезти его обратно.

Мы думаем сделать ему похороны… а уж после домой поедем. Но теперь-то уж мы со своего золота глаз не спустим, верно, Одноглазый?

— Нет уж, пока не доберемся до Мельбурна… пока не взвесим и все такое прочее.

В этот день вся работа пошла насмарку. Все обсуждали случай с беднягой Скэллингтоном, совершившим кражу и умершим от голода.

— Бедный старина Скэллингтон, — говорили люди, — никогда он жизни-то не видел!

Дали ему семь лет, когда он был еще совсем мальчишкой, а потом он здесь в лепешку разбивался, и у него не было даже маленьких находок, как у остальных. Бедный старина Скэллингтон!..

Верные своему обещанию, Одноглазый и Кэссиди соорудили гроб. Взяв с собой тележку, они отправились на поиски и вскоре привезли тело Скэллингтона. Из Уоллу приехал священник, и была отслужена панихида. Возле городка уже были несколько могил, и старина Скэллингтон нашел там вечный покой.

После этого случая мне захотелось домой больше, чем когда бы то ни было. Как раз после похорон Бен пригласил меня прокатиться верхом. Мы отправились на то самое место возле ручья и, спутав лошадей, уселись рядом.

— Сколько так будет у нас продолжаться? — спросил Бен. — Ведь ничего не произойдет, если мы сами не побеспокоимся об этом! Послушай, Анжела, неужели ты собираешься провести здесь всю жизнь?

— Боже сохрани!

— Неужели ты считаешь, что Джервис когда-нибудь найдет золота столько, чтобы стать новым человеком?

— Нет… честно говоря, я не думаю, что кто-то на это способен. Я уже знаю человека, который нашел золото и остался здесь… Жаль! Я бы хотела, чтобы золото оставалось там, где лежит, и чтобы никто не знал об этом!

— А ты говорила Джервису о том, что думаешь? Я кивнула.

— А он сказал: «Мы скоро натолкнемся на золото и вот тогда отправимся домой». Да? Он так сказал?

— Да…

— Он не найдет его! А если и найдет, что он, по-твоему, сделает? Отправится в Англию и спустит его в несколько недель!

А потом ты дашь себя убедить вернуться сюда и начать все сначала!

— Оказавшись дома, я не вернусь сюда никогда!

— Я отвезу тебя домой, даю слово! Приходи ко мне… и мы отправимся на родину. Скажи «да», Анжела! Ты не представляешь, как важно для тебя сказать «да» именно сейчас!

Я закрыла глаза. Казалось, передо мной открываются все царства Вселенной и слышатся слова из Евангелия: «Тебе дам власть над всеми сими…» Бен… и дом… Да, я могла бы быть свободна от постоянных забот о том, сколько еще долгов будет отягощать меня; я могла бы оказаться дома; я могла бы встретиться со своими близкими, и все-таки я должна ответить: «Изыди, Сатана!»

Бен обнял меня.

Нет, Бен, нет, я не могу!

— Ты хочешь этого!

Я не отвечала. Он целовал меня и говорил:

— Мы больше так не можем… ни ты, ни я. Я знаю твои чувства, ты знаешь мои чувства! Послушай, Анжела, я приехал сюда, чтобы найти золото! Я поклялся в том, что не вернусь, пока не сделаю этого, но ради тебя я готов нарушить клятву! Разве это тебе не доказывает?..

— И почему это должно случиться только теперь? Зачем ты уехал сюда?

Почему тогда не вернулся в Кадор?

Теперь бесполезно говорить об этом, слишком поздно! Ты сама знаешь, что в прошлое вернуться невозможно. Но мы можем изменить все сейчас, можем дальше строить свою судьбу! Все, что нужно, — найти смелость оставить Австралию, отправиться домой и начать все с чистой страницы!

— А наши семьи?

— Поначалу они будут шокированы, но переживут. Тебя слишком любят в семье и не захотят потерять. Ну, для начала немножко пошумят, но ведь такое случается…

— Я не могу сделать этого, Бен! У меня будет ребенок…

— Ребенок! Ребенок Джервиса?

— Конечно, он мой муж! Это все меняет, не так ли?

— Это осложняет дело, но все поправимо! Если бы не этот ребенок, ты сказала бы «да»?

— Я не знаю, я не могу бросить Джервиса…

— Почему?

Он постоянно в долгах!

Он и сейчас играет… если не в салуне, то в какой-нибудь из хижин. Джастин Картрайт ведет себя похожим образом, но ему, видимо, лучше это удается, а Джервис постоянно проигрывает! Я узнал, что он уже должен и в салуне…

— О нет!

— Да, и так будет продолжаться всю жизнь! Ты собираешься так жить? Уезжай со мной, мы приедем домой. Там, конечно, возникнет скандал.

Моему дедушке это тоже не понравится, но он наверняка видел и не такое. С ним ясно одно: он не святой, но, подобно большинству грешников, снисходителен к таким же, как он. Со временем все уладится и станет так, как должно было быть с момента нашего знакомства! Ах, Анжела, не упускай наш шанс!

— Будет ребенок! — повторила я.

— Мы вместе вырастим его!

— Но его отец — Джервис!

— Нет причин особенно распространяться об этом…

— Секреты… обман… Бен, я не могу сделать этого! Джервис будет просто потрясен, он считает, что у нас с ним все в порядке.

— Он будет счастлив до тех пор, пока сможет держать в руках карты. Он азартный игрок, Анжела!

— Если бы только ему удалось найти золото… если бы мы могли отправиться домой… тогда совсем другое дело. Я думаю, я смогла бы…

Ты не можешь менять людей, Анжела! Я не могу изменить тебя, ты не можешь изменить меня, в этом все дело. Сегодня, сейчас, Анжела, я должен принять решение. Это очень серьезно! Я должен получить от тебя ответ… немедленно!

— Единственным ответом может быть «нет»…

— Потому что ты не любишь меня? Потому что ты мне недостаточно доверяешь?

Ты же знаешь, что это не так! Просто я не могу сделать этого, не могу бросить Джервиса, особенно теперь, когда должен родиться ребенок…

— Именно ради ребенка ты должна отправляться домой! Вспомни, как это происходило с Морвенной.

— Со мной этого не случится: я покрепче Морвенны.

— Я должен получить от тебя утвердительный ответ, Анжела! Ты просто не понимаешь, почему он нужен именно сейчас! У нас мало времени.

Он отвернулся и стал смотреть на ручей.

— Мой ответ отрицателен: я замужем за Джервисом, я дала брачный обет и считаю его священным. Кроме того — ребенок!

Буду откровенна: я действительно люблю тебя, Бен!

Мы должны были быть с тобой, но у нас не получилось. Нам не повезло… помешали обстоятельства, так уж сложилось. Думаю, и до нас со многими такое случалось…

— Нас не касается то, что случалось с другими! Я предлагаю тебе счастливую жизнь! В последний раз, Анжела, ты принимаешь мое предложение?

— Мне нужно домой: пора готовить еду! Мне следует думать об этих вещах…

— Значит, ты приняла решение?

— Я вынуждена, Бен.

Его губы были жестко сжаты. Я решила, что он рассержен, но, подсаживая меня в седло, он был, как обычно, любезен.

Новости мне выложила миссис Боулз.

Я зашла в лавку, чтобы сделать кое-какие покупки. Она тепло приветствовала меня.

— Как там поживает наш малыш? — спросила она. Она имела в виду Патрика, на которого у нее, как она полагала, были определенные права собственности. Я сказала, что с ним все в порядке.

— Ну конечно же, он там, как сыр в масле, катается! Да, хорошо, что мистер Лэнсдон решил завести хозяйку в доме, нельзя мужчине жить одному! Нет, я, конечно, ничего не скажу плохого про Мэг и Минни: лучше, чем они, за ним никто не присмотрит, но жена есть жена — тут уж не поспоришь!

— Мне кажется, о нем хорошо заботятся…

— Да нет, Мэг с остальными там останутся, ей понадобится помощь, чтобы по дому управиться, тут уж точно!

— Мэг? Как? Что?

Миссис Боулз расхохоталась.

— Да нет, я не так сказала! Я думала про мисс Морли!

— Что мисс Морли?

— Ну, так вы, видно, не слыхали про помолвку? Говорят, свадьба скоро будет, здесь у нас все проще… Да и мистер Морли, видно, не больно-то здоров… ему тоже хочется дочку в хорошие руки отдать.

— Простите, миссис Боулз, но я, похоже, ничего не понимаю…

— Да, видно, вы вообще ничего не слышали? Я всегда говорила, что Бену надо бы женой обзавестись… но уж на мисс Лиззи ни за что не подумала бы!

Я почувствовала, что холодею. Я не могла поверить в то, что действительно слышу эти слова, и медленно произнесла:

— Вы хотите сказать, что мистер Лэнсдон собирается жениться на мисс Лиззи Морли?

— Так оно и есть!

Она, конечно, милая, славная девочка… безобидная такая.

Конечно, она маленько простовата, что-то у нее не так в голове с рождения.

Меня еще здесь не было! — с сожалением добавила миссис Боулз, намекая, что если бы в те времена здесь была она, то дела с Лиззи обстояли бы ничуть не хуже, чем с малышом Морвенны.

— Вы в этом уверены? — я услышала, что заикаюсь. — Это как-то… неожиданно!

— Да куда уж неожиданней! Ну, я Бена поздравила, а он заулыбался и говорит «спасибо»…

Весь городок заговорил о помолвке. Джервис заявил:

— Старому Морли это понравится, он обожает свою девочку!

Его, разумеется, должно было беспокоить, как она будет жить после его смерти. Другое дело, что Лиззи вряд ли подходит Бену. Впрочем, влечение противоположностей…

Я не могла видеть Бена и избегала его. Он тоже не пытался искать встреч со мной. Но мне приходилось бывать в Голден-холле для встреч с Морвенной, поскольку я не могла ни с того ни с сего прекратить эти посещения. Всякий раз, отправляясь туда, я боялась встретиться с Беном: я просто не представляла, что скажу ему.

Его признание в любви было бессмысленным, я была одурачена, думая, что за этим кроется что-то еще! Какими были его мотивы? Соблазнить чужую жену? Я слишком плохо знала жизнь, я не разбиралась в людях, мои суждения о них были слишком поспешными. Так произошло с Джервисом, и теперь тоже я страдала от последствий этого.

Морвенне не терпелось обсудить со мной свежую новость.

— Надеюсь, Бен будет счастлив! Я думаю, так и будет: Лиззи — милая девушка. Она так счастлива… прямо в блаженстве, она всегда обожала Бена!

Возможно, она подходит ему? Бен из тех мужчин, которые привыкли все решать по-своему, а Лиззи и в голову не придет ставить хоть что-нибудь под вопрос! Она по-настоящему любит его! Редко можно встретить такого счастливого человека, как она, да и мистер Морли тоже доволен. Я слышала, у него нелады со здоровьем, недавно у него был удар, а как раз перед нашим приездом сюда доктор Филд сказал ему, что он должен очень беречься! Ты знаешь, он приходил сюда с Лиззи, и мы долго разговаривали. Он был так рад этой помолвке, что разоткровенничался: «Я так рад, что Лиз пристроена! Бен сумеет позаботиться о ней. Мне сразу полегчало, а то, знаете, я же в любой день могу помереть». Так что, понимаешь…

— Да, понимаю…

— Видимо, скоро будет свадьба, нет никакого смысла тянуть.

— Никакого смысла…

— Я полагаю, мистер Морли позаботится об этом! Ты же понимаешь человек с таким слабым здоровьем, так заботящийся о своей дочери… Он хочет быть уверенным в том, что все в порядке, и увидеть это своими глазами!

— Да, он очень хороший отец, — согласилась я.

— Когда заведешь своего ребенка, начнешь лучше понимать такие вещи! с гордостью заявила Морвенна.

А у меня на уме было другое: «Как Бен мог сделать это? Должно быть, он уже обдумывал это, в то время как навязывался мне в любовники?»

Теперь уже никому нельзя было верить…

Не знаю, как я прожила следующую неделю. Все казалось каким-то нереальным. Каждый день я просыпалась в убогой маленькой хижине, и рядом со мной был Джервис. Он оставался таким же жизнерадостным. Наверное, азартные игроки по природе своей оптимисты, и явным признаком такого человека является то, что он может долго говорить: «Наверное, это произойдет сегодня, или уже завтра я могу стать богатым…» Возможно, это должно было нравиться, меня, однако, это беспокоило.

Изредка Джервис выигрывал в карты. Тогда он говорил, что фортуна повернулась к нему лицом, и это всего лишь начало цепи блистательных изменений в жизни: ему повезло за карточным столом и вскоре повезет в шахте.

Я знала, что Джастин тоже играет вместе с ним, и мне хотелось поговорить об этом с Морвенной, но я не могла заставить себя сделать это. В душе я была уверена, что Джастин точно такой же азартный игрок, как Джервис, но результат был все-таки другим. Похоже, у него никогда не было финансовых трудностей, которые преследовали Джервиса. Никого, видимо, это не беспокоило. О долгах знали лишь те, кому Джервис был должен, а вел он себя с той беззаботностью, которую я когда-то считала шармом.

Возможно, я выискивала в Джервисе недостатки оттого, что любила Бена и пыталась внушить себе, что все мужчины — обманщики? Я была обманута Джервисом и, уже оказавшись в глупом положении, не могла позволить себе быть обманутой Беном. Теперь, потеряв Бена, я поняла, как много он значил для меня… Я поняла, что поддерживала свой дух, видя в Бене средство побега… побега к счастью. Действительно ли он был согласен бросить все, если бы я согласилась уехать вместе с ним в Англию? Могло ли это быть правдой? Ведь он немедленно повернулся в другую сторону! Но Лиззи Морли! Ну да, она была довольно хорошенькой… но как мог человек с таким живым умом жениться на Лиззи? В свое время должна была выясниться причина этого.

А пока тянулись эти ужасные дни, в течение которых обитатели городка не говорили ни о чем другом, как о свадьбе. Она должна была состояться в доме Морли, и приглашались абсолютно все.

Для торжественной церемонии прибывал священник из Уоллу, а бракосочетание решили провести в саду перед домом. Говорили, что мистер Морли обратился в Мельбурн к лучшим поставщикам, чтобы они позаботились о должной подготовке к свадьбе. Это событие должно было навсегда запечатлеться в истории городка. По этому поводу у миссис Боулз были свои комментарии:

— Сперва похороны, потом — свадьба, просто не знаю!

Мне так это кажется почти странно: одно по пятам за другим! Прямо не знаю, что будет дальше, то есть, я хочу сказать — кто б такое мог подумать? Теперь имущество Бена и Морли объединится, — сказал Джервис. — У них будет совместное владение. На это Джастин заметил:

— Бен, наконец, сможет застолбить участок на землях Морли! Он давно уже пытался купить у него какой-то кусок.

Я решила, что именно поэтому Бен и женится на Лиззи. Это было единственным объяснением: ему была нужна земля! От этой мысли мой гнев на него лишь усилился.

В течение времени, предшествующего свадьбе, я почему-то была убеждена в том, что ей что-нибудь помешает. Я не могла поверить в то, что это произойдет, и временами мне казалось, что это просто дурной сон.

Настал решающий день. Стояла прекрасная погода — чуть прохладней, чем в последние дни, когда была жара. Все были возбуждены, и прииск опустел: никто не собирался работать в день свадьбы Бена и Лиззи.

Мистер Морли позаботился о том, чтобы на свадьбу прибыли скрипачи. В саду перед домом расставили кресла: для всех не хватало, и одни стояли, а другие расположились прямо на траве. Наступило напряженное молчание, когда появился священник из Уоллу и занял место возле стола. Вышел мистер Морли, ведя под руку сияющую Лиззи, одетую в белое платье с флердоранжем, затем Артур Боулз с Беном. Когда Лиззи и Бен, стоя рядом, начали произносить слова брачного обета, я закрыла глаза.

Я предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь! Но я, конечно, была вынуждена прийти — если бы я осталась дома, люди бы задумывались над этим. На болезнь я тоже не могла сослаться, да мне и хотелось испить чашу сию, хотелось видеть то, что, по моему мнению, являлось совершенно невозможным.

Итак, Бен и Лиззи поженились.

Как мне хотелось домой, в Англию! Как мне хотелось вычеркнуть из памяти весь этот период своей жизни! Как я была глупа: верила в то, что Бен любит меня, и несколько раз уже была близка к тому, чтобы сдаться, однако его предательство заставило меня стать взрослее, и я не собиралась больше никому верить!

Я начала умолять Джервиса:

— Давай поедем домой! Джервис, я не могу жить такой жизнью!

— Понимаю, но потерпи, дорогая… еще немножко, пока мне не повезет.

— Я почему-то уверена, что этого не случится…

— Да как ты можешь такое говорить?

Вспомни Одноглазого и Кэссиди! Сейчас они уже на пути в Англию!

— А кого еще мне вспомнить, Джервис? Они единственные за все это время!

— Завтра на их месте окажемся мы!

— Ты сам в это не веришь…

— Я верю и знаю, что однажды ты будешь просто поражена! Выяснится, что все было не зря!

— Я хочу вернуться домой, чтобы рожать там!

— К тому времени мы будем в Англии!

Что толку было говорить с ним? Золотой капкан держал Джервиса так крепко, что не было никакой надежды на его освобождение. Это будет продолжаться без конца, а если бы мы и вернулись домой, он продолжал бы играть, как раньше. Выхода не было. Я вышла замуж за азартного игрока и больше не любила его. Теперь я любила другого человека — и вновь неудачно, а к тому же на этот раз слишком крепко!

Мне хотелось бы во всем довериться Морвенне, но это было бесполезно: она все равно ничего не сумела бы понять. Кроме того, это расстроило бы ее, а она сейчас так радовалась жизни.

Лиззи стала хозяйкой Голден-холла. Она упрашивала Морвенну остаться в доме.

— Теперь дела обстоят по-другому, и мне следует уходить отсюда, говорила мне Морвенна. — Я полностью оправилась, а ребенок крепкий и здоровый. Мне надо жить в своем доме, но Лиззи чуть не задушила меня в своих объятиях. Она поразительно эмоциональна! Ее, конечно, невозможно не любить, рядом с ней чувствуешь себя очень спокойно, Анжелет. Бен очень мил с ней, а что касается старого мистера Морли, то он прямо светится от радости!

Итак, Морвенна осталась жить под крышей Бена, и Джастин частенько ходил туда обедать. Я же не ходила туда со дня свадьбы: я собиралась как-нибудь пойти, но не теперь… позже. Слишком мало времени прошло с момента предательства.

Потом умер мистер Морли. Однажды утром в его спальню вошли слуги и обнаружили, что он тихо отошел во время сна. Выглядело это так, будто он, уверившись в том, что Лиззи благополучно пристроена, спокойно распрощался с жизнью.

Таким образом, миссис Боулз оказалась права: свадьба — похороны. Бедная Лиззи! Совсем недавно она была одета в белое, а теперь погрузилась в траур. Она была неразрывно связана с отцом, и теперь из состояния безоблачного счастья впала в бездну отчаяния.

— Я так рада, что рядом с ней Бен, — сказала Морвенна. — Он единственный, кто может ее утешить! Бен спрашивает, как у тебя идут дела? Он сказал, что вы с ним давно не виделись, не скакали верхом. Он хочет напомнить тебе, что Фокси всегда в твоем распоряжении!

— Мне некогда, — коротко ответила я.

— Знаешь, я чувствую себя виноватой в том, что живу здесь. Мне следовало бы вернуться домой.

— Домой? Ах, ты имеешь в виду эту лачугу! Не глупи, Морвенна!

Патрику жить в таком месте? Ты должна оставаться в Голден-холле ради него.

— Именно это я себе и внушаю, но мне кажется, что я сама себя обманываю.

Анжелет, я просто не представляю, как ты это выдерживаешь? Мне хотелось бы, чтобы ты тоже жила вместе со мной. Я уверена, Лиззи была бы в восторге от этого.

— Что? В качестве нахлебницы?

— Вот от этого я и чувствую себя виноватой.

А кроме того, Джастин… Мне следовало бы быть возле него!

— Он рад тому, что ты живешь здесь, и он понимает, что это наилучший выход.

— Как бы мне хотелось, чтобы они нашли такое количество золота, которое удовлетворило бы их, чтобы мы могли вернуться домой.

— Домой! — безнадежно повторила я. Мне начинало казаться, что и дома я буду чувствовать себя такой же несчастной, как здесь. Я совершила глупость, поверив Джервису, позволила заманить себя в ловушку, и теперь у меня не было выхода.

Потом вдруг все стало для меня совершенно ясно. Новости, как обычно, поступили от миссис Боулз.

— Вы слыхали, небось, о находке?

— Какая находка?

— Золото на землях Морли! Ну, теперь-то они земли Бена и Лиззи.

Говорят, там такое, что этого никто никогда не видал во всей Австралии, хоть вдоль, хоть поперек!

— На землях Морли? — пробормотала я.

— Да, ручей там есть… недалеко от дома… Ручей на землях Морли. Я начала припоминать… как мы сидели и разговаривали с Беном… как я слушала его признания в любви, наблюдая за солнечными зайчиками, играющими на водной поверхности ручья.

— Я… да, знаю…

— Ну, вот там-то золото и есть! Мистер Бен нашел его! Говорят, прямо как в пятьдесят первом году, когда кто-то в Балларате намыл шестьсот унций за день. Там оно и есть, в ручье… прямо поверху… ясно, как Божий день, а никто его не видал, пока мистер Бен не пригляделся! Ну что, теперь у него и впрямь будет состояние!

Видать, теперь он недолго здесь проживет, теперь ему прямая дорога домой, вот оно как, в Англию!

Наконец, мне все стало ясно: именно поэтому Бен и женился на Лиззи! Он узнал, что в ручье есть золото, и тут же решил, что оно должно принадлежать ему любым путем. И какая разница была между ним и Джервисом? Оба они были рабами одного и того же золотого идола. Теперь я могла меньше винить себя, а вместо этого обрушить свой гнев на него. Да, я была глупа, но все-таки не совсем безнадежна. Предположим, тогда я поддалась бы его уговорам — только сейчас я поняла, как близка была к этому, — а потом вдруг поняла бы, что связала свою жизнь с таким же точно азартным игроком. Ну, конечно, он был игроком другого рода — безжалостным, удачливым, — но с теми же побудительными мотивами действий. В первую очередь этих мужчин интересовало золото, все остальное — во вторую очередь. Я услышала, как бормочу в ответ миссис Боулз какие-то слова о том, что это действительно большая удача.

Я не могла не поспешить к ручью. Там уже вовсю шла работа, начинали рыть шахту. Никакого идиллического пейзажа. Казалось, что время, когда я сидела здесь и слушала признания в любви, было в очень отдаленном прошлом.

Уходя оттуда, я натолкнулась на Бена.

— Анжела, — тихо сказал он. — Мы с тобой сто лет не виделись!

— Мы виделись на твоей свадьбе! Надеюсь, ты счастлив?

Ты же знаешь, что это невозможно! Я подняла брови, изображая удивление.

— До меня доходят противоположные сообщения! Бен уныло взглянул на меня, и это по непонятным причинам слегка подняло мое настроение. Я попыталась пройти мимо, но он протянул руку и задержал меня.

— Я бы хотел поговорить с тобой, Анжела.

— Разве у тебя есть, что сказать мне?

— Мне не хотелось, чтобы все получилось так…

— А я думала, тебе хотелось, и все шло так, как тебе хочется!

— Эта женитьба…

— Неужели тебя втянули в это насильно? — задала я вопрос, надеясь, что он прозвучит достаточно иронично.

Бен помолчал, а потом сказал:

— Ты же знаешь, что мне была нужна ты. Ты мне всегда будешь нужна!

— Трудно ожидать таких заявлений от новоиспеченного мужа!

Я была довольна собой. Я строила хорошую мину, бросая дерзости, в то время как мое сердце разрывалось от горя, пока я демонстрировала безразличие и одновременно чувствовала, что никогда не была так несчастна, как сейчас.

— Ты меня отвергла!

— А как я могла сделать что-либо иное? Я в браке, а теперь и ты… так что мы в равном положении!

Почему бы нам не прекратить этот бессмысленный разговор? Если это все, что ты собирался мне сказать…

— Подожди минутку, я должен сказать тебе…

— Да, я забыла тебя поздравить! Весь город говорит о твоей находке. Ты просто счастливчик! Ведь к этому ты и стремился, не так ли? Ну вот, твои старания вознаграждены. Ты достиг своей цели! Я слышала — это одна из крупнейших находок в истории континента.

— Позволь объяснить тебе…

— А что там объяснять? Ты выяснил, что на этой земле есть золото, вот почему ты так хотел купить ее.

— Это правда…

— В тот день, когда мы разговаривали с тобой… Я помню, как ты мыл в ручье руки.

Что-то тогда произошло… теперь я знаю, что именно! Это тогда?

Он кивнул.

— Тогда я увидел золото… прямо в ручье.

Если существуют настолько отчетливые следы, это значит рядом огромные залежи!

— Ты не сказал об этом мистеру Мор ли?

— Он бы и пальцем не шевельнул, он ведь и думать не хотел о разработке золота.

Морли хотел, чтобы земля оставалась такой, какая она есть… Если бы ты согласилась… Я умолял тебя… Я бы бросил все это…

— Я не верю тебе, Бен: ты такой же, как все остальные!

Ты болеешь той же самой лихорадкой… золотой лихорадкой! Ты ни за что бы не отказался от дальнейших поисков, в особенности заметив эти признаки!

— Ты же помнишь день, когда мы сидели здесь? Ты же знаешь, когда я узнал о том, что в ручье есть золото? Уже после этого я умолял тебя отправиться со мной на родину, и я уехал бы вместе с тобой!

— После того, как добрался бы до этого золота!

— Ну, я думаю, было бы глупо не сделать этого?

— Да, это было бы глупо, а ты не можешь позволить себе сделать глупость, Бен.

Существовал единственный способ приобрести эту землю, верно? Жениться ради нее!

— Если бы ты уехала со мной, я никогда бы не женился на Лиззи, я никогда не стал бы добиваться этой земли! Скажу честно, я хотел заполучить это золото… но еще больше я хотел получить тебя.

И сейчас хочу этого! Ради тебя я брошу все! Я рассмеялась ему в глаза.

— Я уже не та легковерная девочка, Бен! Я знаю твои уловки… и уловки всех мужчин, живущих здесь… большинство из уловок. Это навязчивая страсть, это лихорадка, с которой вы не в силах бороться! Вы не способны излечиться от нее!

— Вот что я тебе скажу: когда я добуду из этой земли…

— Из земли, которую ты приобрел путем вступления в брак?

-..Я отправлюсь домой и больше никогда в жизни не брошу даже взгляда на золото!

— Нет нужды рассказывать мне все это, теперь я знаю тебя, Бен.

Раньше я многого не понимала, но сама виновата в том, что была так наивна. Прощай, Бен, нам больше нечего сказать друг другу!

— Анжела, — сказал он уже мне в спину, — иногда я должен видеть тебя…

— Я считаю это излишним!

— Ты боишься своих чувств ко мне?

Взбешенная, я обернулась.

— Здесь все на виду друг у друга! Я не хочу, чтобы начали ходить слухи, это повредит Лиззи. Она совершенно невинное существо, верно? Овечка, подставленная на бойню!

— Лиззи сейчас очень счастлива, и я собираюсь позаботиться, чтобы ее счастье было безмятежным.

— Будем надеяться, что она никогда не узнает о том, что ее взяли в придачу к золотым россыпям! Прощай!

— Если тебе захочется прокатиться на Фокси — она всегда в твоем распоряжении.

— Спасибо, — холодно бросила я, повернулась и пошла.

Я находилась в полном замешательстве, не представляя, чем все это кончится.

Шли недели. До рождения моего ребенка оставалось всего пять месяцев. Я подумала, что теперь уже поздно уезжать. В моем положении было не слишком разумно трястись в дилижансе несколько дней до Мельбурна, а потом отправляться в дальний морской вояж.

Я решила посоветоваться с миссис Боулз.

— Еще один малыш! — воскликнула она. — Вот это уж впрямь хорошие новости! Ну уж тут-то с родами никаких неприятностей не будет, я это знаю мне достаточно глянуть на женщину.

Взять вон миссис Картрайт — как глянула на нее, так и поняла, что тут придется повозиться, но вам-то — как курочке яичко снести!

Оптимизм, вспыхнувший с момента находки Одноглазого и Кэссиди, теперь полностью захватил население городка. Если повезло одному, это значило, что везение могло распространиться и на остальных. Ведь если золото находилось на самой поверхности земли, это значило, что где-то поблизости можно было найти не меньшие россыпи. Это напоминало о том, что здесь действительно золотой край.

Джервис с Джастином работали просто яростно. К концу каждого дня слышалось одно и тоже: «Наверное, завтра придет наш счастливый день».

— Везет же Бену Лэнсдону! — завистливо сказал Джастин. — И раньше у него неплохо шли дела, а теперь он нарвался на жилу!

— Для этого ему пришлось жениться на Лиззи Морли! — едко заметила я.

— Какая разница, как именно он это получил! — ответил Джастин. — Он знал, что там есть золото, это все говорят, вот почему он и женился на Лиззи. Я слышал, будто Морли перед смертью заключил с ним сделку: возьмешь Лиззи — получишь землю!

— Ты веришь в это? — спросила я.

— Ну, так или иначе, а получилось все как надо, правда? Он изо всех сил пытался купить эту землю… Я слышал, он предлагал какую-то фантастическую сумму, а не получилось — он взял землю через женитьбу, а заодно и золото! — Бену на все наплевать: ради того, чтобы добиться своей цели, он готов на все!

О золоте теперь говорили больше, чем когда бы то ни было. Мужчины постоянно толковали о жилах и россыпях. Жилы, как пояснил мне Джервис, были похожи на все остальные залежи металлов. В аллювиальных образованиях россыпях — металл сосредоточен в почве, обычно в пустотах, вымываемых водой. Тот факт, что золото было обнаружено прямо в ручье, говорил, что в данном месте находились действительно богатые залежи металла, именно поэтому Бен в свое время так разволновался.

Я много раз наблюдала за тем, как мужчины занимались промывкой породы. Их действия выглядели весьма своеобразно — постоянное потряхивание, вращение и покачивание лотка, причем все делалось с большой осторожностью, чтобы смыть пустую породу, не потеряв при этом ни крупицы драгоценного металла. У них были небольшие ручные лотки, здоровенные лотки для промывки больших количеств породы и какое-то сложное устройство, которое фамильярно называли «Томом». У Бена использовались все методы работы. Он нанял несколько человек в помощь себе и неплохо платил им.

Больше чем когда-нибудь, мне хотелось уехать отсюда. Я чувствовала, что в этих поисках золота есть нечто дурное. Я часто вспоминала Дэвида Скэллингтона, который не смог противиться искушению, украл золото, найденное другими, и погиб из-за этого столь ужасной смертью.

Иногда я ходила на могилы и смотрела на грубые каменные надгробья, установленные там: «Джеймс Морли», «Дэвид Скэллингтон». С тех пор как я появилась здесь, умерло два человека. Я с содроганием думала о том, что здесь могла бы лежать Морвенна или ее ребенок, если бы не милость Господня и не способности доктора Филда… ну и миссис Боулз, конечно.

Как-то вечером Джастин пришел к нам в хижину, чтобы сыграть в карты с Джервисом. Как правило, они играли в салуне, но в этот вечер собирались просто по-дружески переброситься в покер между собой. До рождения Патрика они поочередно собирались в одной из наших хижин. Мы с Морвенной обычно уходили в спальню и болтали, а мужчины играли в «гостиной» в карты. Сейчас я была одна, поскольку Морвенна так и не переехала из Голден-холла.

Оставив их, я прошла в спальню, мне хотелось спрятаться. Слишком уж убогим было зрелище: не грязная комнатушка со свечами, мерцающими в железных подсвечниках, а напряженное выражение на лицах игроков. Мне было тошно смотреть на это. Это было внешним знаком того, что привело нас сюда, оторвав от семей, домов, пристойного образа жизни.

Неожиданно я услышала крики, звук опрокинутого стула, возбужденные голоса. Я вбежала в комнату: оба мужчины стояли и злобно глядели друг на друга.

— Ты — шулер! — кричал Джервис. — Я все видел! Ты не посмеешь отрицать это!

Джастин был очень бледен и молчал. Я увидела, что карты рассыпаны по столу, сверху лежали туз и король червей. Джервис, теперь уже холодно, произнес:

— Значит, в этом причина всех твоих выигрышей? Ты — жулик, Картрайт, ты — карточный шулер…

— Это было… ошибкой… — пробормотал Джастин.

— Ошибка, на которой тебя удалось схватить за руку! — с этими словам Джервис обошел вокруг стола и взял Джастина за шиворот. Он был на несколько дюймов выше Джастина. Джервис приподнял его, встряхнул, как щенка, а потом отбросил от себя. Джастин споткнулся и упал, ударившись о стену.

Вставал он медленно. Я думала, что он сейчас бросится на Джервиса, поджидавшего его. Я кинулась между ними.

— Прекратите! — воскликнула я. — Прекратите это! Я не позволю вам драться здесь!

— Он шулер и лжец! — сказал Джервис. Он стал совсем другим человеком: я никогда не видела в нем такой холодной яростной злобы. Наверное, я просто никогда не присутствовала при нарушении правил, столь свято соблюдавшихся им.

— Джастин, мне кажется тебе лучше уйти отсюда… сейчас же! воскликнула я.

— Я никогда больше не сяду с ним играть! — заявил Джервис, и я никогда не слышала такого жесткого холода в его голосе.

Джастин ничего не говорил. Он был подавлен. «Значит, это правда? подумала я. — Он жульничает в карты? Вот почему ему постоянно везет! Ах, бедная Морвенна! Джервис — азартный игрок, но он, по крайней мере, честный!»

Джастин выскользнул из хижины, дверь за ним захлопнулась.

— Это очень неприятно, — сказала я, собирая карты со стола. — Полагаю, теперь тебе не скоро захочется сыграть партию накоротке?

— Во всяком случае, не с этим шулером! Он больше не будет играть в карты в этом городке! Узнав об этом, никто не захочет с ним играть!

Джервис сел и уставился в стену невидящим взглядом. Усевшись напротив него, я спросила:

— Значит, ты расскажешь всем?

— А что мне еще остается? Неужели я могу позволить ему сесть за стол, зная такое?

— Возможно, он сделал это лишь однажды… поддавшись искушению?

Он покачал головой.

— Очень уж ловко он проделывает это! Я не первый день присматриваюсь к нему: слишком уж ему везет для честного игрока!

По-моему, он занимается этим не первый год, очень уж профессионально он это делает, а такое достигается длительной практикой. Я со вчерашнего дня присматривался — очень уж ему шла карта, и присмотрелся. Да, Джастин хитер, и за ним нужно глядеть в оба! Ну, вот сегодня я и углядел…

Джервис умолк, а я подумала: «До чего же я ненавижу азартные игры! До чего же я ненавижу это место! Как мне хочется уехать отсюда и никогда не возвращаться!»

— А Морвенна?

Она — его жена!

Значит ли это, что вашей дружбе с Джастином положен конец?

— Неужели ты полагаешь, что я могу дружить с таким человеком? Я схватил его за руку!

— А что мы скажем Морвенне?

— Она узнает правду, вот и все!

— Это невозможно! Это огорчит ее! Джервис недоверчиво взглянул на меня.

— Не хочешь ли ты сказать, что я должен спустить это Джастину с рук? Продолжать вести себя как ни в чем не бывало только оттого, что Морвенна может огорчиться?

— Она еще не совсем оправилась после родов, неужели ты не понимаешь? Роды проходили ужасно, она чуть не умерла! Если Морвенна будет волноваться, это повредит и ребенку, они оба нуждаются в осторожном обращении!

— Я не могу допустить, чтобы Джастин Картрайт играл с другими! На родине его вышибли бы из всех клубов! Это же страшный скандал, если кого-нибудь ловят на шулерстве!

То есть ради своей драгоценной игры ты готов повредить Морвенне и ее ребенку?

Джервис продолжал изумленно смотреть на меня. Я сказала:

— Я знаю, что мы сделаем: я схожу и поговорю с Джастином. Я заставлю его дать обещание больше не играть, и, если он сдержит свое обещание, ты дашь мне слово ничего никому не говорить о случившемся здесь… некоторое время… хорошо?

— Ты ничего не понимаешь, Анжелет…

— Я слишком хорошо все понимаю! Эта проклятая азартная игра значит для тебя больше, чем все остальное, вместе взятое! Ради нее можно наплевать на все? Смотри, к чему нас это привело: дома долги, здесь долги… и все из-за того, что ты хранишь верность своей игре! Ты всегда проигрываешь сегодня с уверенностью, что выиграешь завтра. А теперь ты собираешься рассказать все игрокам о том, что совершил Джастин? Джастин — муж Морвенны, она любит его. Я не позволю ее расстраивать! Джервис, ты должен обещать мне, что никому не скажешь о случившемся!

— Я не могу позволить ему играть… зная об этом…

— Понимаю, это противоречит этике азартных игроков.

Играть на чужие деньги… глубже и глубже влезать в долги… разорять свои семьи… - все это можно, а вот нарушать свои глупые правила — смертный грех!

Джервис потихоньку становился самим собой. Ярость исчезала, он снова был мягким и нежным.

Ты так разволновалась, Анжелет! — искательно сказал он.

— Я не позволю расстраивать Морвенну! Ей сейчас хорошо, она живет в комфорте, в Голден-холле. Лиззи очень привязалась к ней и хочет, чтобы она с ребенком была рядом… Джервис, она не должна ничего знать! Если Джастин пообещает не играть…

Я бегом направилась к соседней хижине. Джастин сидел за столом, обхватив голову руками.

Я подошла к столу и села по другую сторону, так что мы смотрели в лицо друг другу.

— Мне жаль, что так случилось, — тихо сказал он.

— Ты всегда жульничаешь? — спросила я.

Он кивнул.

— Это… твоя профессия?

— Надо же мне чем-то заниматься, ничего другого я не умею…

— Отец Морвенны предлагал же тебе работать вместе с ним!

Джастин уныло взглянул на меня.

— У меня к этому делу нет способностей…

— Что ты теперь собираешься делать?

— А что я могу сделать? Мне конец!

— Джервис пообещал мне, что никому не будет рассказывать об этом. Пока! При условии, что ты не будешь играть! Это не должно стать известным! Морвенна не должна ничего узнать!

Джастин испуганно посмотрел на меня, а я продолжала:

— Я не представляю, что с ней произойдет: это разобьет ее сердце! Она так гордится тобой! А кроме того, у вас ребенок!

— Нет, она не должна знать, — пробормотал он.

— Повторяю, Джервис пока ничего не будет рассказывать при условии, что ты обещаешь больше не играть!

Джастин жалко взглянул на меня.

— Неужели так ты зарабатываешь себе на жизнь? Именно этим ты и занимался в Лондоне?

Он промолчал, но этого мне было достаточно. Что же мы наделали, Морвенна и я? Похоже, она совершила еще большую ошибку, чем я: Джервис был слаб, но он, по крайней мере, не шулер!

— Ты должен прекратить это, Джастин! Рано или поздно тебя все равно поймают.

— Если бы я нашел золото, я никогда в жизни не взял бы в руки карты! Ну почему золото всегда идет к тем, у кого уже и без того его достаточно? Взять хотя бы Бена Лэнсдона…

— Он не проигрывал то, что зарабатывал, а тратил свои деньги с пользой!

— Да… а теперь еще женился на золотой россыпи!

— Не нужно злиться, Джастин, мне кажется, между вами нет особой разницы. Я еще поговорю с Джервисом. Я хочу, чтобы все продолжало идти так же, как шло до сих пор, но ты больше не будешь играть в карты! Как только ты это сделаешь, Джервис все расскажет: он полагает, что это для него вопрос чести!

— Мне не остается ничего, кроме как согласиться с этим.

— Завтра утром и ты, и Джервис поостынете. Вы не можете быть врагами друг другу! В конце концов, вы вместе работаете.

— Я согласен, обещаю…

Я встала.

Тебе придется… ради Морвенны!

Джастин кивнул, и, когда я выходила, он пробормотал мне вслед:

— Спасибо тебе, Анжелет…

Между мужчинами установился нейтралитет, долго ли будет так продолжаться? Они почти не говорили на темы, не касающиеся шахты. На работе один из них копал глубоко под землей, а другой поднимал наверх бадьи с породой.

Вообще я перестала интересоваться этой жизнью. С каждым днем росло отвращение ко всему, окружающему меня. Отчаянная жажда золота, которая читалась на лицах мужчин, вызывала неприязнь: жадность и после первоначального возбуждения от сделанной кем-нибудь находки — злобная ненависть! Жажда золота… зависть к соперникам… Я стала понимать, отчего эти грехи считаются смертными.

Как никогда, мне хотелось уехать отсюда, отправиться на родину, наслаждаться шумом Лондона, тишиной Кадора — все это казалось мне недостижимой мечтой.

Во мне росло равнодушие. Может быть, это объяснялось моим состоянием: я постоянно думала о ребенке. Как я была бы счастлива, будь я дома, где мой ребенок мог бы получить такое же воспитание, как я, где была вся моя семья… в благоприятных условиях, но ребенок здесь! Как я могла растить ребенка в этом убожестве?

Все выглядело просто ужасно. Я беспокоилась о том, как сложатся отношения с Джастином, хотя, нужно сказать, я и не питала к нему особой симпатии. Я думала о Морвенне, которой в будущем неизбежно предстояло узнать о том, кем на самом деле является ее муж. Бедняжка Морвенна, она была еще менее опытна, чем я! Как она воспримет это?

Я молилась о том, чтобы что-нибудь произошло, что-нибудь, позволяющее выйти из постоянно ухудшающейся ситуации, в которой я оказалась. Мои молитвы были услышаны… хотя совсем не так, как я предполагала…

Я кое-что знала о методах работы, используемых при добыче золота. Когда в начале пятидесятых здесь открыли золотые россыпи, его добыча не составляла особого труда. Тогда золото было обнаружено на поверхности, в россыпях, формировавшихся в высохших руслах рек и ручьев. Оно лежало почти на виду. Эти золотые запасы быстро обнаружили и выработали, а теперь приходилось все глубже закапываться в землю, строить для этого настоящие шахты. После того, как произошло несколько несчастных случаев, все поняли, что необходимы деревянные крепления шахт, чтобы предотвратить обвалы.

Когда породу, предположительно содержащую золото, поднимали на поверхность, ее пересыпали в тачки и отвозили к воде. Там ее промывали в лотках, отделяя пустую породу от золота. Это был очень утомительный процесс, и часто все усилия оказывались бесплодными. Время от времени обнаруживалась золотая крупинка, сама по себе ничего не представляющая, но дающая надежду на будущее.

Чем глубже становились шахты, тем опаснее было работать в них. Там появлялись, например, яды от гниющих растений. В городке был молодой человек, из-за этого ставший на всю жизнь инвалидом. Он работал в шахте с отцом и был внизу, когда произошел обвал, а это значило, что выкопать его удалось лишь через несколько часов. Теперь он постоянно кашлял, и было ясно, что он не жилец на этом свете. Так что совершенно необходимы были деревянные крепления, удерживающие шахту и достаточно прочные для того, чтобы принять на себя давление земли.

Дело шло к обеду. Я направлялась в лавку, зная, что миссис Боулз непременно захочет узнать, как поживает маленький Патрик. Она любила слушать отчеты о его состоянии, склонив набок голову, поджав губы и довольно сверкая глазками. Это был ее ребенок — тот, которому не жить бы на этом свете, если бы не ее чрезвычайные таланты!

Уже на пороге лавки я услышала какие-то крики. Я остановилась, прислушиваясь. Миссис Боулз вышла из лавки и встала рядом с озабоченным видом. Все мужчины бросили работу и бежали куда-то.

— Что-то случилось! — сказала миссис Боулз. — Ну-ка, Артур, быстрей!

Артур присоединился к нам, и мы побежали туда, куда устремилась толпа. У меня появилось страшное предчувствие, поскольку все бежали в направлении нашей шахты.

Я заметила Джервиса. Вокруг него столпились мужчины, и я попыталась пробиться к нему.

— Кого-то там завалило, — сказал стоявший рядом мужчина.

— Это Картрайт, не иначе, — сказал другой.

— Джервис! Джервис! — крикнула я. Он не слышал меня. — Что случилось?

Один из мужчин повернулся и взглянул на меня.

— Должно быть, брус не выдержал.

Я пробилась немножко дальше. Проталкиваться через толпу было трудно.

— Он там, внизу! Я собираюсь достать его! — выпалил Джервис.

— Ты дурак, парень! — возразил Билл Мерриуоттер, один из самых старых и опытных золотоискателей. — Тебе это ни за что не удастся.

— Я это сделаю! — повторил Джервис.

— Джервис! Джервис! — вновь крикнула я.

Он обернулся и послал мне нежную улыбку. Билл попытался схватить Джервиса, но он высвободился, и я увидела, как он спускается в шахту.

Кто-то другой заметил:

— Парень обезумел! Теперь их там будет двое.

— Что происходит? Скажите мне, — умоляла я. Рядом появилась миссис Боулз и обняла меня.

— Это обвал!

Но все будет в порядке…

— Этот парень не из слабаков, — сказал кто-то. — Хочет спасти приятеля!

Эти слова никто не комментировал. Я попыталась пробиться к горловине шахты, но люди не пустили меня.

— Сейчас им ничем не поможешь! — сказал один из золотоискателей. — Нам остается только ждать, дорогуша, и быть наготове…

Не знаю, сколько времени длилось ожидание. Время вообще остановилось. Стояла пронзительная тишина. И это небо… вид которого был мне так отвратителен… и эти люди, собравшиеся вместе, как бы молча молясь.

Сколько это длилось? Не знаю: секунды… минуты… часы? Я вспоминала, как они тогда сидели в комнате — Джервис, уставившийся сверкающими глазами на Джастина. Джервис — игрок, Джастин — шулер… и теперь они там внизу, вместе… в шахте, которую я всегда подсознательно ненавидела и боялась.

Неожиданно раздался крик, что-то произошло. Все, как один, двинулись к шахте.

И тогда я увидела Джастина, он был без сознания. Его поддерживал Джервис, выталкивая наверх. Сразу несколько мужчин бросились вперед, подхватили Джастина и вытянули его наружу. Еще секунду я видела Джервиса, выражение триумфа на его лице… на лице, покрытом грязью. Я увидела, как блеснула полоска его белоснежных зубов.

А потом раздался грохот. Кто-то потянулся, чтобы схватить Джервиса, но он уже исчез. Послышались ужасные звуки крошащегося дерева, падающих камней: шахта обвалилась… похоронив Джервиса…

Его выкапывали в течение четырех часов. Весь городок скорбел о смерти храброго мужчины. Вот так я стала вдовой…

Джастина отнесли в хижину. Морвенна, покинув Голден-холл, прибежала к нему. Он был покрыт синяками и царапинами, но ничего серьезного с ним не произошло.

Я была в таком замешательстве, что не могла ясно мыслить. Многие старались как-то выразить соболезнование мне, находившейся на шестом месяце беременности и потерявшей мужа при столь трагических обстоятельствах.

Морвенна настояла на том, что будет ухаживать за мной и Джастином. Она ничего не говорила о героическом поступке Джервиса, но я понимала, что она постоянно об этом думает.

Все жители городка проявляли заботу обо мне, делали все, чтобы помочь, — каждый, конечно, по-своему. Я была глубоко тронута этим и подумала, что несчастье выявляет лучшие черты в людях, добро и зло — оно присутствует во всех. Еще недавно я думала только об их вожделении к золоту, о жадности, о зависти. Теперь вместо этих чувств я замечала трогательную нежность и сострадание.

Я думала о Джервисе, припоминая счастливые моменты нашей жизни — как тактичен он был в нашу первую брачную ночь, как добр он был ко мне в остальное время. Я забыла об инциденте на постоялом дворе, забыла о долгах: когда теряешь человека, которого любил, о нем вспоминается лишь хорошее.

Мне было о чем подумать: все планы на будущее изменились…

Меня зашел навестить Бен. Он сел на стул и грустно взглянул на меня.

— Ах, Анжела, ну что я могу сказать тебе? Если я хоть чем-нибудь могу тебе помочь…

Я грустно улыбнулась.

— Если бы только…

Я умоляюще взглянула на Бена. Я знала, что он собирается сказать, и слушать это мне было невыносимо.

— Наверное, теперь ты отправишься домой? — спросил он.

— Мне придется дождаться рождения ребенка…

Он осмотрелся.

— Просто не знаю, как ты будешь в таких условиях…

— Все будет в порядке: не я первая…

— Ладно, есть миссис Боулз, а кроме того, я опять вызову сюда доктора Филда! Он некоторое время поживет у меня.

Я улыбнулась.

— Ты забываешь, Бен, что все это не имеет ничего общего с тобой…

— Твои заботы — мои заботы!

— А как дела с золотом?

Бен ничего не ответил, лишь печально смотрел на меня. Я сказала:

— Все здесь очень добры ко мне…

— Я позабочусь о том, чтобы все было сделано… Все, что только возможно сделать!

— Спасибо, Бен, очень мило, что ты зашел.

— Ты говоришь так, будто я такой же, как все остальные!

— Так оно и есть, Бен!

— Я поговорю с тобой позже, ты еще не оправилась от потрясения…

Я поблагодарила его, и он вышел…

Джервиса похоронили на местном кладбище. Хоронили его как героя. Из Уоллу приехал священник. Все это глубоко тронуло меня. По одну сторону от меня стояла Морвенна, по другую — Джастин. Я присутствовала здесь как трагическая фигура — вдова, ожидающая рождения ребенка от человека, который умер героической смертью и которым восхищались все до единого.

Очень трогательные слова произнес священник: «Его смерть является примером высшей жертвенности. Его друг оказался в опасности. Никто не мог ожидать от него столь рискованного поступка, но он не колебался. Они вместе отправились в эту страну, они трудились рука об руку, они были друзьями…» И я вновь припомнила, как они сидели за карточным столом, глядя друг на друга: Джервис, с лица которого исчезло обычное выражение беззаботности, пылающий гневом; Джастин, сжавшийся от страха; Джервис, хватающий Джастина за шиворот и встряхивающий его, как щенка…

«…И нет большей любви, чем любовь человека, положившего жизнь свою ради друга», — завершил священник, и я увидела, что многие из присутствующих не скрывают своих слез.

Похоронили Джервиса неподалеку от останков Дэвида Скэллингтона, и я подумала, что теперь уж он никогда не вернется домой и никогда не сколотит себе состояние, в чем был так уверен. Бедный Джервис! Он всегда проигрывал…

К огромному сожалению Лиззи, Морвенна уехала из Голден-холла. Лиззи часто посещала меня, всякий раз принося подарки для будущего малыша. Она очень беспокоилась за меня.

— Анжелет, ты должна переехать отсюда в холл и родить ребенка там!

— О нет! Спасибо за беспокойство, но это невозможно. Мне очень приятно, что ты беспокоишься за меня, и вообще…

— Но я хочу, чтобы ты переехала к нам, — настаивала она, и ее глаза наполнились слезами. — Я очень люблю малышей!

— У каждого человека должен быть свой дом, Лиззи! Мы не должны жить в чужих домах.

— Тебя просит переехать Бен! — она победно улыбнулась. — Он обещает уговорить тебя.

— Я не могу, Лиззи.

Она оставила этот разговор, хотя, по ее мнению, желания Бена являются законами.

Я подолгу разговаривала с Джастином и Морвенной.

— Мы собираемся домой! — радостно заявила Морвенна. — Мы уже решили, правда, Джастин?

Я написала родителям, они будут рады. Мы хотим взять с собой и тебя, Анжелет!

Я бросила взгляд на свой увеличивающий с каждым днем живот.

— Мы тебя подождем! — заметила Морвенна. — Мы уже все обдумали! Мы не уедем, пока ты не родишь ребенка, а потом придется подождать, пока малышу не исполнится месяцев шесть.

— Итого, почти девять месяцев? Так долго ждать? Лучше поезжайте сейчас, я сама доберусь до дома.

— Ну, разумеется, мы тебя подождем, правда ведь, Джастин?

Понимаешь, когда знаешь, что все равно уедешь — ждать легче! Ты считаешь дни, ты их вычеркиваешь, когда они проходят, и знаешь, что отъезд все ближе. Ужасно, когда не знаешь, сколько все это продлится! Мы можем подождать девять месяцев, правда, Джастин?

Джастин ответил:

— Да, конечно, мы подождем!

Мы не собираемся бросать тебя здесь, Анжелет, вернемся все вместе. А пока я подберу себе напарника для работы.

— Ах, Джастин, неужели ты спустишься туда снова, после всего случившегося?

— Мне кажется, я знаю, в чем было дело: слишком влажное место, и дерево подгнивало. Знаешь ли, со временем начинаешь разбираться в таких вещах и дважды не ошибаешься!

— Я знаю, как вы стремитесь побыстрее уехать после всего, что произошло… В особенности Джастин. Пожалуйста, не беспокойтесь за меня, я справлюсь!

Но они не желали и слушать меня. Позже я поговорила с Джастином с глазу на глаз. Он сказал:

— Мне ужасно стыдно! Ты одна из всех можешь понять, как мне стыдно!

— С этим все кончено, Джервис мертв. Только три человека знали, что происходило в ту ночь. Нельзя без конца думать об этом.

— Мы не перебросились ни единым дружеским словцом с тех пор, как это произошло! — продолжал он. — Он презирал меня, я знаю! Это читалось в его глазах…

— Да, — сказала я, — шулерство он считал смертным грехом. Карты были манией Джервиса.

— И многие из нас…

— Ты собираешься бросить их?

Он посмотрел на меня беспомощным взглядом. Я сказала:

— В Англии отец Морвенны найдет для тебя неплохое место.

— Я знаю и собираюсь попробовать… Я чувствую, что мне никогда не забыть о случившемся! Это было так благородно с его стороны!

— В Джервисе было много благородства…

— О да! Он ненавидел меня, презирал и был совершенно не обязан спускаться в эту шахту. Если бы он не сделал этого, сейчас он был бы жив, а на его месте лежал бы я… Почему он так поступил? Он ведь знал, на какой риск идет!

— Джервис любил рисковать!

Он был азартным игроком до мозга костей и считал, что может выиграть… он всегда так считал. Он шел на самые крупные ставки, но на этот раз он рискнул совсем по другой причине, не ради выигрыша… а ради чужой жизни…

— И проиграл, — обронил Джастин.

— Нет, выиграл: он спас твою жизнь, Джастин! Джервис играл на эту ставку…

Я отвернулась, чтобы скрыть волнение.

— Ах, Анжелет, как мне жаль! Это мне следовало погибнуть, я недостоин жизни!

Тебе удалось сделать Морвенну счастливой! У тебя есть сын, ты будешь любить его и заботиться о нем. Мы должны забыть о том, что было в прошлом! Становясь опытней, мы должны становиться лучше, учиться на свои ошибках!

Джастин очень серьезно взглянул на меня:

— Я сделаю для тебя все возможное, Анжелет! Так я попытаюсь хоть как-то расплатиться с Джервисом…

Шли недели. Все в городке демонстрировали теплые чувства к вдове героя.

Со мной постоянно была Морвенна. Ее очень радовала перспектива возвращения домой, чаще всего она говорила именно об этом.

Еще восемь месяцев… Время скоро пролетит!

Джастин подобрал себе партнера для работы — Джона Хиггса, к которому должна была перейти шахта после отъезда Джастина. Они заложили рядом новую шахту, и все заявили, что в ней «безопасно, как дома», — не знаю, насколько уж безопасными были эти дома…

Я думаю, для Джастина было тяжким испытанием — спускаться в шахту после всего случившегося, но он справился с этим. Я была уверена в том, что его подстегивает надежда найти в конце концов золото. Каким эффектным завершением его пребывания в «Золотом ручье» был бы такой случай: избежать верной смерти и сделать состояние! Но ничего особенного не случалось, обычные эпизодические находки — ровно столько, чтобы не угасала надежда. Иногда Джастин играл в карты; не знаю, жульничал ли он при этом. Я не спрашивала, я не хотела знать об этом.

Теперь я воздерживалась от поспешных суждений о людях. Их невозможно узнать… никогда, судя по всему. Я часто думала о Джервисе — печально, ностальгически вспоминая все его хорошие черты. Как только мне на ум приходили мысли о нашем бегстве с постоялого двора, я тут же подменяла эти картины изображением героя, воспоминаниями о его последнем взгляде, о грязи, облепившей его волосы и стекающей по лицу, — это у Джервиса, у самого элегантного мужчины во всем Лондоне! Мне навсегда запомнилось выражение триумфа на его лице, когда он вытаскивал Джастина: он поставил на кон свою жизнь и проиграл ее, но по большому счету — выиграл, поскольку главной целью было спасение Джастина, которого он презирал как шулера.

Но в основном мои мысли теперь были сосредоточены на ребенке, единственной моей радости. Мне не хотелось постоянно вспоминать о прошлом; мне не хотелось думать про Бена и Лиззи; мне не хотелось вспоминать о том, как я чуть не изменила Джервису; мне не хотелось думать о разочарованиях и расстройствах во время жизни с Джервисом. Все это завершилось, и вскоре должна была начаться новая жизнь — жизнь с ребенком!

Однажды, когда я пришла в лавку, миссис Боулз сказала мне:

— Я уже все подготовила! Мы расположимся в тех же комнатах, где была миссис Картрайт, когда рожала Патрика.

— Что?! — воскликнула я.

— Ну-ну, уже подошло время, когда не вы решаете! Тут уж все предоставьте мне! Я поселюсь в комнате рядом с вашей, и мы переедем туда за неделю до родов. Я уже все обсудила!

— Но я-то не обсуждала этого, миссис Боулз!

— Я обсуждала с мистером Лэнсдоном и мисс Лиззи! Мы собираемся вызвать доктора Филда, он немного поживет в холле. Как появятся у вас признаки, так Джекоб сразу же и поедет за ним!

— Я не могу… и зря вы все это затеяли, миссис Боулз!

— Ну, вот, вы уже и закапризничали! Малышу это не на пользу! Мы же не хотим, чтобы он начал высовывать нос, чтобы посмотреть, почему мы шумим, пока мы ему встречу не подготовим?

— Но я хочу оставаться в своем доме…

— А малышу это не на пользу! Что бы случилось с миссис Картрайт, если бы она оказалась в таком месте, где не было бы кучи народу, который помогал ей?

— Со мной другое дело…

— Да то же самое! Все женщины одинаковы, в любом краю, а особенно, когда они в положении. И говорить тут не о чем, все уже решено! А если начнете ломаться, так все подумают — она, мол, что-то имеет против тех, что в холле живут.

Тут я поняла, что мне придется сдаться — ради ребенка и принимая во внимание, «что люди могут сказать». Но следует признать, сдалась я с облегчением. Морвенна очень волновалась, ожидая рождения ребенка в нашей хижине, — как, впрочем, и я сама. Мне следовало забыть, от кого исходило это гостеприимство. В конце концов, жизнь моего ребенка была важней моей гордыни!

Близилось время родов. Я с нетерпением ждала решающего дня: вскоре после этого мы уедем отсюда. Поскорее бы летело время!

Много разговоров шло о шахте Морли. Предполагалось, что залежи в ней еще богаче, чем считали поначалу. Бен всегда был самым уважаемым человеком в городке, но теперь вокруг него возникла чуть ли не божественная аура: он сумел найти золото и сделать так, что оно принадлежало ему. Это всех восхищало.

Все, конечно, знали, что ради этого он женился на Лиззи. Лиззи тоже должна была знать об этом. «Но если обе стороны были удовлетворены условиями сделки, — сказала я Морвенне, — какая разница, что за мотивы были за их действиями?»

Морвенна была настроена романтично:

— Я бы предпочла думать, что Бен влюбился в Лиззи и поэтому женился на ней… а уж потом нашел на этой земле золото. В конце концов, она хорошенькая, миленькая и такая добродушная! Я не представляю, чтобы она могла принести хоть кому-нибудь вред. А ему, должно быть, хотелось защитить ее: сильные мужчины любят брать кого-нибудь под защиту!

Я только улыбнулась в ответ: до чего же Морвенна была наивной! — и еще раз порадовалась тому, что от нее удалось скрыть позорное поведение Джастина.

В назначенный день я перебралась в Голден-холл. Когда я прибыла туда в сопровождении миссис Боулз, меня встречали Бен и Лиззи.

— Рад видеть тебя здесь, — сказал Бен.

— В этом не было необходимости: вы все решили за меня!

— Это Лиззи настояла.

— Да, это я! — радостно подтвердила Лиззи. — А Бен сказал тоже, что ты должна переехать, правда, Бен?

Меня привели в комнату, предназначенную для роженицы. Как все здесь отличалось от убогой хижины! Нет, в самом деле, нельзя было, чтобы ребенок родился в этой ужасной обстановке.

Миссис Боулз разгуливала, надуваясь от гордости по поводу доверенной ей миссии. Через некоторое время прибыл доктор Филд.

Роды были простыми, без осложнений, и меня охватила необычайная радость, когда мне в руки вложили мою маленькую девочку. Я сказала, что больше всего на свете хотела именно девочку.

— Как удачно, — воскликнула Морвенна, — потому что у меня — мальчик! Возможно, когда они вырастут, то поженятся!

— Я настаиваю на том, что мое дитя должно сначала выйти из колыбели, а уж потом ты начнешь навязывать ему свои матримониальные планы! — ответила я.

Мы долго обсуждали имя. Морвенна хотела, чтобы девочку назвали Беннат, что, как она заявила, на корнуоллском наречии значит «благословение».

— Ведь именно благословением стал для тебя этот ребенок, Анжелет, добавила она.

«Беннат»… Я подумала, что люди будут называть ее Бен или Бенни, а этого я не могла допустить. Это постоянно напоминало бы мне о нем. Больше всего я хотела уехать отсюда, забрав своего ребенка, забыть это место… и все случившееся здесь. Я собиралась домой, где еще можно было начать все с чистой страницы.

Наконец, я решила назвать ее Аннора-Ребекка: Аннорой в честь своей матери и Ребеккой просто потому, что мне нравилось это имя. «Но звать ее мы будем Ребеккой, — сказала я, — потому что очень неудобно, когда в семье два человека носят одинаковые имена». Так она стала Ребеккой.

С ней было все в порядке, но я оставалась в Голден-холле. Я говорила, что делаю это ради ребенка, но мне и самой нравилось здесь. Мне не хотелось думать о возвращении в хижину.

Миссис Боулз была постоянно рядом со мной и обучала обращению с малышкой. Давно я уже не чувствовала себя такой счастливой, как сейчас.

Я написала родителям о Ребекке и о том, что выезжаю домой, как только ребенок достаточно окрепнет для дальнего путешествия. Подробно я описала им обстоятельства гибели Джервиса. В ответ пришли письма, где меня просили возвращаться как можно скорей.

Мы были готовы к отъезду. Джастин побывал в Мельбурне, заказав билеты на корабль. Если все будет благополучно, то мы должны прибыть в Англию примерно через три месяца. Там будет весна, а здесь как раз начнется зима. Зиму здесь было трудно переносить, хотя, возможно, летняя жара была не менее изнурительной. Я заметила, что в мою сторону начали бросить завистливые взгляды. Мы были счастливчиками, хотя и не нашли золота: мы собирались на родину!

Однажды, когда я собирала в хижине свои вещи, туда зашел Бен. Через два дня мы должны были сесть на дилижанс и отправиться в Мельбурн.

Он закрыл дверь и встал возле нее, пристально глядя на меня.

— Ты так скоро уезжаешь!

Ах, Анжелет, каких глупостей мы наделали!

— Что? Ты — предмет зависти не только «Золотого ручья», но и всей Австралии!

— Все получилось не так, как я хотел…

— Все получилось так, как ты сделал!

— Когда ты уедешь, здесь станет совсем пусто… Я попыталась изобразить смех:

— Вряд ли меня можно назвать душой здешнего общества!

— Ты знаешь, кем для меня являешься…

— Я помню, что ты мне говорил… когда-то.

— Я всегда буду любить тебя, Анжелет! Все сложилось против нас: когда я был свободен, ты была замужем, а теперь… Кто бы мог подумать!

Мне хотелось отвечать ему весело и легкомысленно. Я чувствовала, что это необходимо для того, чтобы не выдать свои истинные чувства. Как раз этого я не могла себе позволить.

— Ты хочешь сказать, что Джервису следовало организовать свою смерть в более удобное для тебя время?

Бен выглядел ошеломленным, пораженным ужасом. Я продолжала:

— Наверное, ты должен благодарить судьбу!

Подумай, что произошло, если бы я послушалась тебя? Предположим, я бы уехала с тобой и сейчас была бы женщиной без мужа, а ты — мужчиной без золотой шахты!

— Ты для меня гораздо важней золотой шахты!

— Вспомни свою клятву: не возвращаться до тех пор, пока не найдешь золото… много золота! Ну вот, теперь оно у тебя есть.

— Я тоже вернусь, скоро…

— Но не раньше, чем исчерпаешь запасы шахты, Бен!

Он сделал шаг ко мне, но я отступила.

— Нет, все кончено! Впрочем, почему кончено? У нас ведь ничего и не было, верно?

— Мне вообще не следовало приезжать сюда! Мне нужно было вернуться в Кадор и остаться с тобой!

— Все в прошлом, Бен! Я уеду отсюда, и дома все изменится. У меня есть ребенок, я начну новую жизнь! Все кончено, завершено, и, можно считать, что этого никогда не было!

Ты не забудешь меня!

— Я попытаюсь забыть, а если когда-нибудь все-таки вспомню и почувствую хоть малейшее сожаление, я скажу себе: «Он женился на Лиззи! Он женился на ней, потому что знал, что на землях ее отца есть залежи золота, и что это единственный способ наложить на золото лапу!»

— Не слишком лестная картина, Анжела…

— О я не осуждаю тебя! Это сделало Лиззи счастливой, и это дало тебе то, чего ты хотел. Отец Лиззи тоже умер спокойным за ее судьбу. Наверное, вообще все случившееся к лучшему! У меня есть ребенок, а у тебя есть твоя золотая шахта! Вот видишь, нам обоим есть за что благодарить судьбу!

— Мы не прощаемся: скоро и я буду в Англии!

— О нет, Бен! В твоей шахте очень много золота… пока.

— Золото! Золото! Ты не можешь думать ни о чем, кроме золота!

— Нет, Бен, я лишь говорю о нем, а ты им живешь! Ты ничего не понимаешь…

— Я понимаю… все понимаю. Радуйся тому, что у тебя есть, и не стремись к невозможному: вот так я собираюсь жить! Тебе пора.

На пороге он оглянулся.

— Анжела, пожалуйста, не забывай меня!

Бен ушел. Я подошла к двери и прислонилась к ней. Меня охватило ужасное чувство одиночества.

Тогда я направилась к колыбельке дочери. Она заинтересованно взглянула на меня, и я поняла, что она уже узнает свою мать. Мне показалось, что она улыбнулась, и я возблагодарила Бога за Ребекку.

Через два дня мы отправились в путь. Наш багаж был отослан в порт неделей раньше, и мы отправились налегке. Похоже, провожать нас вышел весь городок: бесконечные рукопожатия и добрые пожелания. Завистливые взгляды и выражение тоски по дому были заметны, как никогда.

Здесь были и Бен с Лиззи. Он был очень печален, она — тоже.

— Оба малыша уезжают! — вздохнула Лиззи. Бен взял меня за руку.

— Не забывай нас! Не забывай меня… Внимательно взглянув на него, я сказала:

— Неужели ты считаешь это возможным?

Для всякого постороннего эти слова звучали совершенно обыденно, но для нас они имели особое значение.

Мы поехали. Я смотрела из окна дилижанса, пока городок не исчез из виду. Я очень хотела уехать отсюда, но теперь меня мучила одна-единственная мысль: «Возможно, я больше никогда не увижу Бена».

Но на руках у меня была Ребекка, и, прижимая к себе ее маленькое тельце, я знала, что теперь мне есть ради кого жить.