Там, где горит свет

Глава 8

После того вечера, когда, борясь с брезгливостью, сперва бултыхался в теплой скользкой воде, а потом с полчаса оттирал щелоком, казалось, намертво въевшийся в руки жир, Тьен пришел к выводу, что хватит с него откровенных бесед и геройских поступков. При жилье остался, хозяйка обид не держит — и хорошо. Ужинать, правда, теперь стали вместе и разговаривать чаще, но в основном о пустой ерунде, лишь бы чем себя занять.

На второй день узнал, что Софи в самом деле подняли плату в лавке. С заработком, очевидно, прибавилось и работы, но Валет не расспрашивал, что да как, а сама она не рассказывала. По-прежнему тягала за собой туда-обратно братишку, а возвращаясь, возилась на кухне или бралась за уборку. Даже гулять с Люком ходила, как обычно. Как-то пришло в голову пойти за ними и посмотреть, берет ли девчонка, как мечталось, коньки под залог или топчется у бортика, пока другие катаются. Не пошел, конечно. Подумал, что лучше купит мелкой коньки в подарок — до нового года оставалась неделя. Нужно только присмотреть что-нибудь подешевле, потому как время шло, отложенные когда-то деньги таяли буквально на глазах, а нового места он себе так и не нашел.

Прикидывал, не податься ли и впрямь к театралам. Но у тех наверняка лучшие точки уже оприходованы, да и в колоде, выйди он «в люди», рано или поздно прознают, а этого пока хотелось бы избежать. Нет, от царской свиты беды не ждал. Жил он в слободе честно, в казну свою долю отстегивал, другим работать не мешал, а уйти, тем паче, после всего, что было, — его право. Может, только отступные какие стребуют, так и это — вопрос решаемый. Другое дело, если до «мертвяка» дойдет. Франтоватого господина, чей портсигар он до сих пор носил в кармане, хоть после своей «смерти» ни разу больше не закурил, Валет не то что боялся, но всерьез опасался. Чего-то ж ради поднял тот на уши и колоду, и слободских жандармов, чтобы его найти? И явно не за тем, чтобы краденую безделушку вернуть. А зачем — неизвестно. И пока неизвестно, Тьен больше нужного светиться не собирался.

В третий вечер вышел-таки из дому. Прогулялся по людным местам. Дернул пару бумажников — вроде никто не засек. Улов достался некрупный, но на первых порах, не шикуя, можно и так продержаться. Опять же, пока никто не заметит на своей территории чужака. Но если работать аккуратно, сегодня здесь, завтра там, то и не попадется.

На том и порешил.

А на следующий день была назначена встреча с Лансом.

Место Тьен выбрал подальше и от родной слободки, и от дома Софи. Неприметный кабачок на окраине делового центра работал допоздна и принимал, как вечно нищих студиозов, так и вполне себе обеспеченных клерков. И те, и другие, сделав заказ сообразно своему кошельку и вкусу, тихо сидели за разделенными деревянными перегородками столиками, тихо жевали и изредка так же тихо переговаривались. Не случалось тут ни шумных попоек, ни пьяных драк, ни поножовщины, ни облав. Кухня, правда, оставляла желать лучшего, а за приличное вино сдирали втридорога, но Валет рассудил, что за спокойствие, как и за все в этой жизни, нужно платить.

— У вас не занято?

Специально явившийся пораньше вор допивал уже вторую чашку кофе, когда над головой раздался простуженный, а оттого казалось, незнакомый голос.

— Нет, располагайтесь, — ответил он, не поднимая головы.

— Покорнейше благодарю.

Сначала на стул напротив полетело теплое клетчатое пальто, а затем прямо на небрежно брошенную одежду приземлился Шут. Привычно встрепанный, но подстриженный и тщательно выбритый, в новом костюме-тройке и — о, диво! — при галстуке.

— Тебя прям не узнать, — улыбнулся Валет, довольный, что приятель внял его советам и обновил гардероб, а не спустил легкие деньги в игорном доме.

— Богатым буду, — хитрым котом потянулся белобрысый. — Пожрать… В смысле, поужинать не желаете, сударь?

— Не желаю. — Ну не нравилась Тьену местная стряпня. — А ты, если голодный, закажи чего-нибудь.

Шут задумался, и пришлось добавить:

— Заплачу.

Друг просиял, но наглеть не стал, обошелся густой бобовой похлебкой с мясом и зеленью и двумя порциями сырного пирога. О вине, вопреки обыкновению, даже не заикнулся, и Валет это отметил.

— Рассказывай, — велел он, пока Ланс в ожидании заказа, грыз хрустящую хлебную палочку. — Что с работой?

— Все путем. — Блондин кивнул на стоящий на полу саквояж, вроде того, что был у Мориса. — Второй день в поте лица тружусь.

— И как?

Тьен побаивался, что приятель заявит, мол, ерунда полная, и в гробу он видал эту работу, или потребует немедля посвятить его в подробности дела, ради которого он должен с утра до вечера обходить дома мало-мальски обеспеченных горожан, но Шут только улыбнулся шире.

— Неплохо, — сказал он так, словно сам удивлен этим фактом. — Весьма… Весьма, засим, извольте, покорнейше благодарю и милостиво прошу. Видишь, мне твоя наука даром не прошла. А вежливое обращение, брат, любые двери открывает. Почти. Ну и карточка еще.

Сверкая довольной улыбкой Ланс выложил на стол перед товарищем визитку.

— Ланселот Крайо, торговый представитель, — прочел Валет с успевшей уже измяться картонки. — Ты — Ланселот?

Бумаг у приятеля он никогда не спрашивал, Ланс да и Ланс. А он, оказывается, не Ланс, а целый Ланселот! Мелочь вроде бы, а покоробило: не думал, что у Шута есть от него секреты. У него от Шута — есть. Но чтобы наоборот…

— Ну Ланселот, — стушевался новоявленный коммивояжер. — Мамаша моя в книгарне полы мыла. Видать, почитывала там бабские романчики. Вот и подобрала имечко. А папаша как всегда был слишком пьян, чтобы разбирать, как там сынка обозвали.

Папашу Ланса Тьен помнил. Тот, хоть и не просыхал ни на день, здоровьем обладал отменным и по сей день пил бы, не угоди по пьяному делу три года назад под телегу. Но даже при этом жену свою, женщину, по воспоминаниям знакомых, тихую, набожную и, как только что выяснилось, не чуждую романтики, пережил на добрый десяток лет. Иногда Валет гадал, что Шут взял от таких разных родителей… И тут же задумывался, что ему самому досталось от тех, кого он даже не помнит.

— Хорошее имя, — пробормотал вор. Встряхнулся, отогнал неуместные мысли и поинтересовался содержимым саквояжа: — Что за товар?

— Разный. Например, вот.

Белобрысый извлек на свет какую-то палицу. Отполированная деревяшка дюйма полтора в диаметре, а длиной все десять венчалась выпуклой шишечкой, а с другого ее конца торчали коротенькие загнутые железки.

— День добрый, сударыня, — коротко поклонился Шут в его воображении занявшей место вора дамочке. — Только сегодня и только для вас у меня есть весьма выгодное предложение, — продекламировал он, держа палицу в отставленной в сторону руке шишечкой вверх. — Позвольте порекомендовать вам предмет, нужность которого несомненно оценит любая женщина. Испытав удовольствие от использования нашего товара, вы больше не захотите делать это руками…

Официант, в этот момент выставлявший перед господином коммивояжером тарелки, выпучил глаза и покраснел до кончиков редких волос, сделавшись жутко похожим на рака. По-рачьи и удалился, медленно пятясь от стола.

— Что это? — прошипел Валет. К розыгрышам товарища он давно привык, но сейчас для подобных шуток было не время и не место. Не хотелось привлечь ненужное внимание.

— Как что? Ухват для сковородок, конечно!

Перехватив деревянную ручку посередине, Шут попытался железками поддеть одну из тарелок. Со второй попытки ему это удалось, и наблюдавший за ними со стороны официант, вернув себе естественный окрас, успокоенно вздохнул и ушел к ждущим его посетителям.

— И как? Берут? — кивнул Тьен на отложенный в сторону «дамский» товар.

— Это — не очень. У меня, гляди, еще что есть!

Ланс открыл саквояж, вынул что-то и, задрав скатерть, шустро привинтил к столешнице странного вида приспособление: в металлической рамке крепились два тесно трущихся друг о друга жестких войлочных валика, приводимые в движение расположенной сбоку ручкой.

— Молодой человек! — яростно зашипел тут же подбежавший к столу официант. — У нас не принято…

— Чистить ножи? — в наигранном удивлении изогнул бровь Шут. — Жаль, очень жаль… Весьма.

Предлагаемые посетителям столовые ножи своим видом подтверждали сказанное: если их и чистили, то не слишком старательно. Тусклый темный металл пестрел желтыми пятнышками, и господин коммивояжер решил немедля это исправить. Одной рукой взял нож и сунул его между валиков, второй принялся крутить ручку, при этом то загоняя лезвие поглубже, то вынимая почти целиком, так что постепенно вся поверхность оказалась обтерта войлоком.

— Ну вот, совсем другое дело, — заявил он через несколько минут. — Теперь нужно только протереть салфеткой.

Что, собственно, Ланселот и сделал, после чего протянул растерянному официанту блестящий в свете люстр столовый прибор.

— Жаль, проблем с заточкой данное устройство не решает, но у меня есть замечательный точильный диск. Весьма удобен в применении в домашних условиях…

Кроме точильного камня в саквояже Ланса нашлась пара салфетниц (без пояснений понятно, что весьма удобных) и зажимы для скатерти, чтобы не съезжала со стола, — тоже весьма.

Кончилось тем, что официант, впервые столкнувшийся со столь странными клиентами, пригласил к их столику управляющего. А тот, недолго думая, приобрел у расторопного коммивояжера устройство для полировки ножей для нужд заведения и просил занести на днях еще одно — хотел взять и на собственную кухню.

Не привлечь внимания не вышло, но Тьен уже не сомневался, что нашел другу занятие по способностям.

— Мне пора, — сообщил он, пока Ланс не вспомнил о «большом деле», ради которого нанялся торговать вразнос. — Еще через недельку или две свидимся.

— Где?

— Я придумаю, — заверил Валет.

— Снова с напарником придешь?

— Может быть. А может, и с напарницей.

Появилась одна идейка. Оставалось обмозговать получше.

С наступлением холодов у старого Ганса прибавилось посетителей. Не то, чтобы совсем уж зачастили, но работы стало больше, чем по теплому времени. То простынет кто, то пальцы обморозит — плохо, конечно, но ведь и аптекарю нужно на что-то жить.

Старик как раз закончил готовить микстуру с алтейным корнем и, покуда заказчик не явился, по своему обыкновению присел у стойки перечесть дневную выручку, когда входная дверь медленно отворилась, впуская внутрь порыв холодного воздуха и новую покупательницу. Совсем юная девушка, худенькая и невысокая, в длинном и, кажется, великоватом на нее коричневом пальто и в сером пуховом платке, повязанном поверх кроличьей шапочки, неспеша подошла к прилавку, кивком поздоровалась, невнятно прошептав что-то растрескавшимися на морозе губами, и принялась сосредоточенно рассматривать уставленные бутылочками и баночками шкафы за спиной аптекаря.

— Что нужно-то? — поинтересовался старик сварливо.

Обычно люди с порога говорят, зачем пришли, а эта, никак, просто погреться завернула.

— Мне… горчичников дайте. — Голос у девушки был хрипловатый, но не так, как от простуды бывает, а словно в горле у нее пересохло. — И еще… еще… Рыбий жир есть у вас?

Ганс сгреб с прилавка монеты, убрал в ящичек и развернулся к полкам.

— Есть. — Он поставил перед покупательницей пузырек.

— А-а… масло облепиховое?

— Вам, барышня, если губки мазать, готовый бальзам возьмите. — Старик достал из-под прилавка маленькую баночку. — Вот. Помогает лучше, и по цене не намного больше выйдет.

— Спасибо. — Девушка смущенно опустила глаза, но лишь на миг, а затем снова уставилась на полки, куда-то на самый верх. — Мне бы еще сало со скипидаром, для растирки.

— Готового не держу, — объяснил старик. — Подождете, смешаю.

— Нет, вы мне тогда просто скипидару отлейте. И полынной настойки, если есть. И шиповника сироп. И валерьянки. И…

— А денежка у вас, барышня, простите, имеется? — недоверчиво сощурился Ганс. Было с чего: по таким заказам и не поймешь, чем болеет и на что жалуется. Разве что на голову.

— Да, конечно.

Странная покупательница положила на прилавок бумажку в три листра, и аптекарь, махнув рукой, принялся собирать заказанные снадобья. А пусть бы и на голову — лишь бы не задаром на стремянку лезть, выискивая на полках нужную бутылочку…

Только подумал об этом, а за спиной уж раздались торопливые шаги, и хлопнула дверь.

— Вот шельма!

Аптекарь чуть с лесенки не свалился. Подбежал к прилавку, поглядеть, не прихватила ли девица чего из лекарств на дармовщинку, и замер. Стянул с носа очки, протер глаза. Все было на месте, только баночка с бальзамом для губ пропала, но возмущаться по этому поводу Ганс не стал, ведь рядом с аптечными пузырьками лежала банкнота в три листра.

Выскочив на улицу, Софи припустила бегом. Неслась во всю прыть, почти летела. И не диво — такой камень с души упал.

Сегодня у нее был выходной, и девочка, дотерпев, пока Люк уснет после обеда, оставила братишку с квартирантом, строго-настрого приказав никуда из дому не уходить и малыша не уводить. Сказала, что нужно отлучиться на часок по срочному делу. С делом, слава богу, разобралась. Теперь бы домой успеть. Паровозы паровозами, а доверия к постояльцу у нее не сильно прибавилось, и надолго бросать с ним Люка не хотелось. Да и ужин еще готовить…

За переездом Софи остановилась, отдышалась и дальше пошла обычным шагом. Людей навстречу попадалось немного, а оттого стоявшую на перекрестке пару девочка заметила издали, а приблизившись, уже не отводила глаз. Высокий мужчина в легком не по погоде плаще и без головного убора и дама в богатой черной шубе и высокой каракулевой шапочке, украшенной большой блестящей брошью, привлекли бы ее внимание даже будь улица забита народом. Во-первых, не тот это район, чтобы подобные господа тут разгуливали, а во-вторых, она узнала женщину. Трудно забыть такую красавицу: бледное, и на морозе не разрумянившееся лицо, яркие синие глаза и длинные золотистые волосы, как и в тот вечер, ничем не собранные, и свободно спадающие из-под шапочки по сверкающему на солнце меху. А вспомнив даму, Софи вспомнила и ее спутника, и услышанный когда-то разговор.

Тревожное предчувствие заставило отвести взгляд от блистательной пары и ускорить шаг, но проскочить мимо не удалось. Едва она поравнялась с женщиной, та шагнула к ней и резко, хоть и не грубо, взяла за плечо. Мужчина тем временем встал за ее спиной, так близко, что Софи слышала, как он постукивает тростью по обледеневшим булыжникам.

— Прелесть, правда, Фер? — спросила у него незнакомка, разглядывая испуганно замершую девочку. — Ты снова не ошибся.

— Я редко ошибаюсь.

— Значит, вода? — улыбнулась женщина. Улыбка у нее была красивая, но какая-то холодная. А вот пальцы, легонько толкнувшие Софи под подбородок, заставляя поднять голову, — теплыми, несмотря на мороз. — Огонь, вода… Что теперь? Воздух?

— Думаю, земля, — непонятно ответил на непонятный вопрос мужчина. — С воздухом могут быть сложности.

— Посмотрим.

Красавица, склонив к плечу голову, заглянула девочке в глаза.

— Ты ведь знаешь, о ком мы? — спросила она нараспев.

Софи затрясла головой.

— Знаешь-знаешь. А знаешь, где он сейчас?

Снова — нет.

— Ну и ладно, — легко отмахнулась прекрасная незнакомка. — Все равно мы еще встретимся. Но если вдруг увидишь его раньше, чем мы, передай ему… Передай ему вот что.

Обхватив ладонями ее лицо, красавица притянула девочку к себе и поцеловала. Не просто коснулась губами губ, а впилась в них, высасывая выступившую из трещинок кровь и слизывая ее языком.

— Лили! — строго окликнул свою спутницу мужчина, прежде чем Софи попыталась вырваться. — Прекрати.

Женщина отстранилась. Облизнула губы.

— Какой ты зануда, Фер. Мне в самом деле уже нравится этот мальчишка. Можно сказать, я заочно влюблена…

Оставив Софи посреди тротуара и, казалось, напрочь о ней забыв, красавица взяла мужчину под руку и неспешно пошла с ним по улице, продолжая о чем-то говорить. А девочка постояла еще с минуту, убедилась, что ушли они не в ту сторону, куда нужно ей, и даже не глядят ей вслед, и бросилась бежать, не останавливаясь теперь уже до самого дома.

Софи примчалась, когда Люк только-только проснулся.

Из детской Тьен слышал, как она влетела в прихожую и с грохотом захлопнула входную дверь. Как затем, должно быть, оступилась, снимая сапоги, уронила что-то или сама упала. Потом забежала в комнату: платок сполз, шапка набекрень, пальто на одном плече — по полу волочится.

— И надо было торопиться? — спросил, по-своему истолковав ее спешку, парень. Подбросил на руках малого. — У нас все в порядке. Правда, напарник?

Девчонка поглядела на них, захлопала глазами и вдруг, ни с того, ни с сего, разрыдалась.

Валет растерялся. А Люк испугался. Прижался к вору, из-за его плеча посматривая на сестру, а через минуту, видя, что та никак не хочет успокаиваться, сам захлюпал носом и из припухлых со сна глазенок покатились по щекам крупные капли.

— Эй, вы чего?

Тьен встряхнул мальчишку, но тот расплакался еще больше, вырвался у него из рук, кинулся к усевшейся прямо на пол Софи и спрятался у нее под пальто. Так они и ревели оба. Она — с тихими неразборчивыми причитаниями, сотрясаясь всем телом и размазывая по покрывшемуся пятнами лицу непрерывными потоками льющиеся слезы. Малой — просто по-детски, от страха и непонимания.

Странно это было. А что самое странное — Валета этим плачем зацепило. В другой раз и на кого другого рявкнул бы, что нечего тут сырость разводить, — мигом умолкли бы. Или вообще к себе пошел бы, и пускай рыдают, если заняться нечем. Но сейчас захотелось присесть рядом, успокоить как-то, утешить, а прежде всего — разобраться, что так расстроило его квартирную хозяйку. Девчонка, как он успел понять, была не из слезливых, из-за какой-нибудь ерунды ныть, а тем паче братишку пугать, не стала бы. Значит, причины серьезные.

Правда, утешитель из Тьена был еще тот. Не учит колода жалости. Да и кого ему было жалеть? Кнопку, пацана, с которым в ночлежке делили на двоих вонючий соломенный тюфяк? Им лет по семь было, когда Кнопка, чьего настоящего имени он так и не узнал, стащил на рядах вяленую рыбину. Квелый он был, бегал плохо, еще и через мешки перецепился. Догнали. Рыбину отобрали, а Кнопку даже не били — швырнули в сторону, об кирпичную стену. Головой. Тьен его тогда до ночлежки кое-как дотащил, хотя с полпути уже знал — поздно. И на целую неделю тюфяк стал только его.

Вот Кнопку было жалко. И горбунью Нэн — их общую няньку, разводившую малолетних попрошаек по слободе, а к вечеру собиравшую снова вместе с добычей. Она варила на всех похлебку и жарила пресные лепешки, а когда бывала в духе, рассказывала странные и длинные сказки. Никогда не заканчивала, но Тьену нравились эти истории. Он уже ушел в науку к Ловкачу Мило, когда узнал, что старуха слегла. Бывшие питомцы скинулись и позвали к Нэн настоящего доктора, но тот даже денег не взял — только руками развел. Валет, который тогда еще не был валетом, через день бегал в ночлежку с гостинцами. Почти месяц…

После Нэн да еще старика Михала жалеть уже было некого. Разве что Ланса. Но тому какая жалость нужна? Деньгами пособить, накормить, иногда приютить на денек-другой — вот и все.

А опыта в успокаивании разнюнившейся малышни у Тьена не было.

Вытащил сперва Люка. Усадил на кровать, достал из кармана портсигар — всучил поиграться. Конфет наобещал, поезд запустить, еще чего-то. Вроде умолк.

Тогда занялся его сестрицей. Поднял на ноги, вытряхнул из пальтишка, смотал с головы платок. Усадил рядышком с малым. Сладостей не сулил. Принес с кухни стакан воды, сунул в руки, а сам присел напротив девчонки на корточках, думая, что бы ей такое сказать, чтобы больше не плакала. Не только сейчас, вообще чтоб не плакала. Не нравилась она ему такой: глаза краснючие, нос распух, губы дрожат — страшненькая, если хуже не сказать.

— Ты попей, — кивнул он ей на стакан, который Софи сжимала в побелевших пальцах, но так и не пригубила. — Попей, успокойся.

Она сделала глоточек, всхлипнула и неожиданно плеснула оставшуюся воду парню в лицо. Следом полетел и стакан, но Валет успел увернуться, и тот разбился не об его лоб, а об стену за спиной.

— Все из-за тебя! — выпалила девчонка. — Из-за тебя! Лучше бы ты сдох в том проулке!

Люк испуганно отполз от сестры и скривил рот, готовый в любую секунду снова зайтись плачем. Тьен поглядел на него и удержался и от ответной грубости, и от оплеухи, которую уже собрался отвесить мелкой за внеплановое умывание.

— Брата хоть не пугай, — сказал он негромко. — Успокойся. Стекла собери. Тогда и поговорим.

Вор протянул мальчику руки:

— Пошли ко мне, напарник. Поищем конфеты.

Десяти минут девчонке хватило.

Тьен за это время успел сменить намокшую рубашку и растормошить малого: тот уже не хныкал, жевал пастилу и катал по покрывалу сложенный из газеты кораблик. Но на душе у вора было тревожно. Что могло случиться? И как он в этом виноват?

Когда приоткрылась дверь, и Софи заглянула в комнату, сам чуть было не кинулся навстречу.

— Рассказывай, — велел коротко, дождавшись пока она усядется на кровати рядом с заигравшимся братишкой.

Единственное, что он понял без лишних пояснений, так это то, зачем она ходила в слободу. Совесть покоя не давала. А после аптекарской лавки начиналось нечто невразумительное. Остановили, что-то странное сказали, ни о чем не расспрашивали, следить не стали. Казалось бы, чего тут бояться?

Но поднимать девочку на смех Валет не спешил.

— Мужчина как выглядел? — спросил он серьезно.

— Высокий. Худой. Лет сорок на вид. Волосы темные, короткие. А глаза наоборот — светлые. Лицо… приятное такое. Спокойное.

Парень нахмурился. По описанию выходило, что Софи повстречался «мертвяк». Но если бывший владелец портсигара каким-то образом узнал, что девчонка связана с ним, с Тьеном, почему не стал ни о чем расспрашивать и не предпринял попытки разыскать его через нее?

— А женщина?

Еще не избавившееся от следов недавних слез личико Софи скривила гримаса отвращения.

— Красивая, — выдавила она через силу. — Очень.

В женщине, видимо, и было дело. «Мертвяк» с приятным лицом мог насторожить девочку, напугать, но уж точно не довести до слез.

Но выведать подробности ее общения с незнакомкой оказалось непросто. Софи бледнела, краснела, кусала губы, пока наконец не сдалась. Отвела в сторону взгляд, пряча вновь заблестевшие на глазах слезы, и еле слышно прошептала:

— Она меня поцеловала. Просила передать тебе.

— Что передать? — не сразу понял парень.

— Поцелуй.

В пору было рассмеяться, но стало еще тревожнее.

Чтобы успокоить девочку, вор заявил бы, что знать не знает, что это были за люди, и что они просто ошиблись, спутав ее с кем-то, но чувствовал, что в такое объяснение она не поверит. Сказал бы ей правду… Но правды он сам не знал.

— И что теперь? Снова велишь собирать вещи?

Уходить ему не хотелось. Тьен успел привыкнуть к этому дому и к маленькой семейке хозяев. Но еще меньше хотелось навлечь на Софи и Люка неприятности.

— Не знаю, — опустила голову девочка. — Ты ведь не скажешь мне, кто это такие и чего еще от них ждать?

— Не скажу, — согласился вор.

И вдруг, незаметно для себя самого, выложил ей все с начала и до конца. О том, как украл дорогой портсигар у богатенького щеголя и с тех пор стал видеть его два раза в неделю, но всегда лишь мельком и издали. О том, что после того, как его едва не убили, странный господин организовал на его поиски слободских легавых и посулил богатую награду. О том, что теперь сам недоумевает, почему, если он был так ему нужен, тот не воспользовался шансом прийти сегодня вслед за Софи…

— А чего я вообще не понимаю, так это, как они поняли, что ты со мной знакома, — закончил парень свою историю. — Но как-то поняли. Так что, если тебе будет спокойнее, я уйду. Совсем.

Она долго молчала, обдумывая его предложение, а потом медленно проговорила:

— Сегодня пятница, да? Ты сказал, он приходит по средам и пятницам, — значит, еще четыре дня можно не ждать… Поможешь на ужин картошки начистить?

На миг пришло на ум, что она не захотела терять тех денег, что он платил за комнату. Но Валет тут же отбросил эту мысль.

Просто пожалела его, как тогда, в переулке.

Софи росла не в ночлежке Сун-Реми, училась жизни не при колоде и умела по-настоящему сочувствовать другим, будь то оставшаяся в холода без угля соседка, несправедливо обиженный старик-аптекарь или подстреленный шулером вор. Тьен ничего не сказал вслух, даже не поблагодарил, но мысленно обещал себе, что сделает все от него зависящее, чтобы мелкая никогда не пожалела о своей доброте.

— Поцелуй-то передавать будешь? — вспомнил он уже после ужина.

— Размечтался! — сердито буркнула девчонка и отвернулась, чтобы он не заметил, как она покраснела.

— Ну и не надо, — не настаивал вор. — Оставь себе.

В голове с треском вертелись шестеренки, рождая откуда-то знакомый ритм: пам-па-пам-па-па-па-па-пам… Среда-па-пятница-па-па-па-па-среда-па. Так стучат паровозные колеса… Нет, так проворачивается ключ в сложном многоступенчатом замке, открывая дверь. Дверь куда? Или откуда?

Огонь, вода, земля, воздух… Земля или воздух?

Показалось, он знал это когда-то, а после забыл.

«Вспомню, — сказал себе Тьен. — Обязательно вспомню»