Танцовщица по найму

Глава 8 Спустя 2800 вздохов

– Смотри куда едешь, о, шакал с глиняной головой! – лицо молодого мужчины, сидевшего за рулем такси, выражало не то что недовольство, а злость. Только что бампер его машины чуть не помял какой-то лихач на своей крутой иномарке. – Ездят тут и считают себя хозяевами жизни! – ворчал мужчина, не в силах успокоиться. Удивительно, но это мелкое происшествие почему-то вывело его из равновесия, хотя на самом деле и не является значительным. Таксист отъехал чуть в сторону от дороги, открыл все двери, чтобы воздух мог свободно циркулировать в машине, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. На его смуглом лице читалась усталость, которая залегла складкой между бровями. Он хмурился и сам того не осознавал. Черные кудри непокорными завитками, торчащие как им вздумается, придавали ему весьма небрежный и неряшливый вид, и можно было подумать, что молодому человеку не больше двадцати лет. На самом же деле он подходил к 25. Эта цифра немного пугала его, потому что представляла собой в воображении треть прожитой жизни. А что он смог сделать? Кем стать? Что приобрести? Скорее, он только терял. Первым, что было потеряно, стал отец. Снова воскресли в памяти скандалы, которые повторялись с чередованием в несколько дней, а то и меньше. А однажды мама нашла у отца в кармане пиджака два билета на самолет. Конечной точкой прибытия был Израиль. Для мамы это значило, что отец ей изменяет. Она потребовала ответа и получила его – папа устал припираться и ссориться, а потому сказал все как есть:

– Да, Индира. Я давно люблю другую женщину, и мы хотим быть вместе.

– А как же наша семья?! Как же Акшай?!

– Он уже не мальчик, ему 18, он поймет меня. Я собираю вещи и ухожу. Этот дом остается вам с сыном. Также я буду обеспечивать вас, за это можешь не волноваться.

Акшай, стоявший за дверью, слышал все, что говорил отец. Он видел искаженное гримасой душевной боли лицо матери, как задрожали ее губы, словно листья деревьев, тронутые ледяным ветром, как упали обессилено на колени тонкие руки. У него самого встал ком в горле. Но он не выдал своего присутствия, потому что сейчас не вынес бы разговора с отцом. Акшай просто выбежал из дома и долго бродил по ночному Дели. Плакал. Бил кулаками в стены. Злился. Все, что он пережил в ту ночь, каким-то странным образом сложилось воедино, образовав одно большое чувство, желание – Акшай теперь во что бы то ни стало должен заботиться о матери, не оставлять ее одну.

Однако мысли о заботе очень скоро улетучились, словно их и не было. Сессии, посиделки с друзьями, влюбленности – карусель молодой и веселой жизни закрутила его, так что Акшай почти не замечал происходящих с матерью перемен. А Индира, после ухода мужа потеряла интерес к чему-либо. Она и сама не подозревала, что на самом деле по-прежнему, даже после стольких лет брака, любит Виджая. Он был ее первым и единственным мужчиной на всю жизнь, а потому ей даже представить было невозможно как это – искать другого мужчину. Целыми днями Индира могла не выходить из комнаты, смотрела фотографии, разбирала вещи, перекладывая их с места на место, слушала по многу раз одни и те же песни. Атмосфера в доме была не самой приятной, и Акшай, по большому счету, не знал, как вести себя правильно. Ему самому было нелегко, а когда позвонил отец и сказал, что хочет поговорить с сыном, – стало еще хуже.

Разговаривали они в офисе отца, куда Акшай пришел в мятой рубашке на выпуск, джинсах с дырками и кедах. При виде так неряшливо одетого молодого человека, офисные работники бросали в сторону сына хозяина фирмы взгляды, похожие на скомканную исписанную бумагу, место которой только в корзине для мусора. Войдя в кабинет отца, Акшай как можно развязнее уселся на стуле, чуть не закинув ноги на стол. Ему приятно было видеть недовольство отца.

– И о чем ты хотел со мной поговорить?

Виджай молчал, сверля сына острым взглядом, потом выдохнул и ответил.

– Прежде всего, я хочу поставить тебя в известность, что ушел из семьи окончательно.

– Представь себе, это я и сам понял. Ты вызвал меня только ради того, чтобы сказать, что бросаешь нас с мамой?

– Вас никто не бросает, что за глупости?! – на висках Виджая выступил пот. Он по-прежнему был красив и обаятелен, даже раздражение было ему к лицу. Снова выдохнув, он сказал теперь спокойно: – Я не бросаю ни тебя, ни маму. Ваше обеспечение – моя забота. Ты – мой сын, а потому я все-таки надеюсь на твое понимание. Так случилось, и ничего с этим не поделаешь. Ты, как истинный индус, знаешь, что для нас значит любить. Любовь в нашей крови от рождения, и мы не способны идти против нее. Кстати, тебе бы тоже пора подумать о девушках.

– Представь себе, я о них не только думаю, – Акшай усмехнулся.

– Очень хорошо. Потому что тебе предстоит вести мое дело, а если рядом с тобой будет верная, преданная жена, которая поддержит, успокоит – ты добьешься гораздо больше, нежели один.

Акшай вскипел.

– Отец, мы говорили с тобой об этом. Я не собираюсь продолжать твои дела, можешь все распродать. И жениться в ближайшие лет десять я тоже не намерен, – произнося последнюю фразу, парень наклонился вперед, чтобы быть ближе к Виджаю, будто так можно было лучше дойти до смысла сказанного. Его губы отчеканивали каждый слог.

– Я помню, – коротко и твердо отозвался Виджай. – При этом ты забываешь об обязательствах, которые есть у тебя с рождения. Ты – мой единственный наследник и все дела фирмы я могу и хочу передать только тебе. У тебя есть невеста, с которой ты помолвлен с восьми лет, неужели забыл или думал, что это игра? Акшай, ведь ты не настолько глуп, каким хочешь казаться. Я верю в тебя!

– А я в тебя не верю! Тебе не верю! Ты – двуличный и жестокий человек, – Акшай вскочил со стула и, размахивая руками, стал кричать. Слезы обиды наворачивались на глаза. Он был зол на отца за все сказанное, но еще больше – на себя за то, что не может сдержаться и не выдать свою слабость в крике, в слезах. – Говоришь мне о любви, а сам вынуждаешь меня жениться неизвестно на ком! Ради чего, отец? Ради выгоды! Уговаривая меня взять управление делами и работать на тебя, ты просто хочешь спихнуть на меня долги, в которых ты погряз как в испражнениях! Думаешь, я не осознаю все это?! Да ты всю жизнь старался только ради себя, вот и живи, а про меня можешь забыть. Я тебе больше не сын! – бросив эту страшную фразу, Акшай резко открыл дверь и стремительным шагом вышел прочь, готовый крушить и ломать все на своем пути. Он мог бы даже ударить Виджая, если бы пробыл там еще минуту. Нет, нет, нужно срочно уезжать из города. Взять маму с собой и ехать. Они смогут прожить и сами – Акшай устроится на работу и больше ни рупии не потратит из денег, которые выделяются им с мамой на обеспечение. Не нужно ничего, только бы быть свободными.

С такой решимостью, уверенный в себе, Акшай вернулся домой. Он привык, что теперь уже давно в их доме не звучит смех, музыка, никто не ведет долгие задушевные разговоры. Сроднился с тишиной, которая, словно постоялица, занимала теперь собой почти каждый уголок их большого дома. Сегодня же было еще тише, чем обычно. Акшай позвал:

– Мама, ты дома? – отклика не последовало. Молодой человек знал, что на выходные помощница отпросилась, а потому Индира должна была остаться одна. Но, даже мимолетного отзвука с верхнего этажа не было слышно. Акшай заволновался и быстро вбежал по лестнице на второй этаж. Дверь в комнату Индиры была приоткрыта. Акшай снова обратился к ней – бесполезно. Тогда он, испуганный, ускорил шаг и вошел в родительскую спальню. Здесь было сумрачно, потому что шторы Индира не открывала, предпочитая прятаться от солнечного света. Вокруг кровати были разбросаны фотографии, подушки скомканы и в беспорядке уложены на кровати. Постель, застланная длинным покрывалом, касающимся пола, была пуста. На ней будто сидело прошлое. Мамы, на первый взгляд, не было в комнате. Только Акшай чувствовал, что она не могла куда-то уйти вот так вдруг, не сказав и не предупредив. По крайней мере, она хотя бы оставила записку. Точно – нужно поискать записку на столе! Воодушевленный этой мыслью, Акшай начал пробираться через море рассыпанных фотографий к письменному столу. Пока он переступал через них, он думал о том, что эти снимки похожи на опавшие листья с большого семейного дерева. Теперь оно чахнет и высыхает, нужно как можно скорее срубить его, а для этого изменить жизнь, уехать. Так они и сделают с мамой и тогда все закончится. Когда до стола осталось всего несколько шагов, и Акшай уже обошел кровать с другой стороны, ему открылась страшная картина: мама лежала на полу без малейшего движения. Глаза были закрыты, руки раскинуты в стороны, лицо застыло бледной маской.

– Мама! – закричал Акшай, бросившись к ней на помощь. Он стал поднимать ее, но обмякшее тело стало тяжелее. Руки парня дрожали, дыхание было прерывистым, сердце в груди колотилось молотом. Он никак не мог сосредоточиться. Уложить маму на кровать удалось с третьей попытки. Акшай вытер пот со лба и только тут сообразил, что не нужно было тратить время, а сразу позвонить доктору. Шаря по карманам в спешке, он приговаривал, успокаивая то ли себя, то ли маму: «Сейчас все будет хорошо, сейчас все будет…». Как только на том конце провода отозвался голос их семейного врача, Акшай закричал что есть сил:

– Маме плохо, срочно приезжайте! Маме очень плохо! – и тут рыдания отчаяния, страха, горя, ужаса исторглись из него с такой силой, что Акшай больше не мог говорить. Единственным, что понял доктор, немолодой, а потому опытный профессор медицины, было то, что с Индирой что-то не так, и нужно срочно поехать и узнать, в чем дело.

А дело оказалось очень серьезным – Индира умирала от рака мозга. Сделать уже ничего было нельзя, даже если заплатить миллионы. Изнутри женщину пожирала болезнь, а снаружи давила пустота, образовавшаяся после ухода Виджая. Акшай сидел в коридоре, сжимал до боли кулаки и молился, чтобы мама осталась жива. Он проклинал деньги, отца, себя, всех их, за то, что они не сумели спасти маму вовремя. Но она должна остаться здесь, она не может уйти, ведь он возьмет ее с собой, они уедут и будут счастливы. Могли бы быть счастливы. Индира умерла через три часа после того, как была привезена в больницу. Спустя 2800 вдохов. Виджай прислал на похороны бывшей жены цветы.