Танцуя на радуге

Глава 7

Лоретте показалось, что сердце вот-вот вырвется у нее из груди, так бешено оно забилось.

И в то же время по ее телу прокатилась могучая волна радости, и ей показалось, что она вернулась к жизни, потому что перед ней был он.

Фабиан медленно приблизился к ней и только, когда их разделяло лишь несколько шагов, остановился и сказал странным голосом:

— Должен ли я понять, что леди Бромптон — на самом деле леди Лоретта Кэрт?

— Вы… не… знали?

— Не имел ни малейшего представления. Лоретта посмотрела на него в полной растерянности.

— Тогда… каким образом вы… оказались… здесь? Как вы… нашли меня?

Говоря это, она видела, каким мрачным стало лицо Фабиана, и он глядел на нее, словно не мог поверить, что перед ним не призрак.

После паузы он ответил:

— Когда вы скрылись столь непонятно и жестоко, не попрощавшись со мной, я думал, что сойду с ума.

— Ингрид… сказала вам, кто я?

— Нет. Она лгала весьма убедительно.

— Так как же…

— Хью Голстон оказался сговорчивее. Он сказал мне, что, по его мнению, мне может помочь некая леди Лоретта Кэрт.

— И вы приехали… сюда.

— Спросить, где мне искать леди Бромптон. Наступила пугающая пауза, а потом он спросил:

— Как могли вы обмануть меня, а потом скрыться?

— Вы… сердитесь на… меня?

— Очень! — сказал он. — Я думал, вы мне доверяете, и я поверил, что вы любите меня.

— Я люблю вас… люблю, — ответила Лоретта очень тихим голосом. — Я люблю вас… но я не смогла… сказать вам, кто я… такая.

— Почему?

— Потому что я… приехала в Париж… навести о вас… справки.

— Справки? Обо мне? — перебил он. — Но с какой стати?

Лоретта растерянно посмотрела на него. Но он ждал ответа, и она сказала:

— Я… я думала… что не могу… выйти замуж за человека… которого… не люблю.

Наступило молчание. Фабиан словно окаменел на секунду. Потом он сказал:

— Но при чем тут ваше замужество? Вероятно, я тугодум, так как не понимаю, о чем вы говорите.

Лоретта посмотрела на него и подумала, что этот разговор ей чудится — такой странный оборот он принял.

Ей казалось, что все будет совсем по-другому, если она и Фабиан когда-нибудь вновь увидятся.

На нее нахлынула застенчивость, и, отведя глаза, она сказала:

— Я… я приехала в Париж, потому что… папа объявил мне, что я должна выйти за вас замуж, что он… все устроил с вашим отцом.

— Это правда?!

Фабиан почти закричал, потом схватил Лоретту за плечи и повернул к себе.

— Вы говорите правду? — спросил он с бешенством. — Ваш отец и мой решили нас поженить?

От его прикосновения по телу Лоретты пробежала сладкая дрожь, хотя его гнев и пугал ее.

— Они… они договорились на… скачках, — ответила она. — Но ведь… ваш отец… должен был… сказать вам…

— Он мне ничего не сказал! Уже много лет он приказывал мне, умолял меня, убеждал жениться во второй раз, но я не собирался ему подчиняться!

Его тон убедил Лоретту, что она действительно потеряла его навсегда, и солнечный свет померк.

Затем, словно с усилием воли взяв себя в руки, он сказал резко:

— Мне кажется, вы должны объяснить мне с самого начала, что это все означает. Я в полном недоумении.

При этих словах он отпустил ее, и Лоретта, вся дрожа, показала на деревянную скамью под деревьями в глубине сада.

Она чувствовала, что не может управлять своим голосом, что онемела.

И молча направилась к скамье, зная, что Фабиан идет за ней.

И с грустью заметила, что он сел как мог дальше от нее.

Он чуть повернулся к ней и сказал все тем же резким тоном:

— Прошу вас, начните с самого начала, чтобы я наконец понял.

— К-к-как могла я подумать… как могла я вообразить… что вы… не знали?

Фабиан не ответил, и секунду спустя она продолжала с тихой печалью, такой непохожей на ее обычный тон:

— Папа вернулся со скачек на прошлой неделе и… и сказал мне, что его лошадь… выиграла у лошади… дюка де Соэрдена.

Она думала, Фабиан что-нибудь скажет, но он молчал, и, взглянув на него, она увидела, что его губы сжаты в узкую линию.

— Папа был в восторге, — продолжала она. — И не только из-за победы своей лошади, но и потому что… дюк… предложил, чтобы я… вышла за его… сына.

— И вы согласились?

— Я… я пыталась убедить папу, что и речи быть не может о том, чтобы я вышла за человека, которого никогда не видела… и не люблю.

— А что ответил он?

— Пришел в ярость, как с ним бывает, и сказал, что я выйду за маркиза де Соэрдена, даже если ему придется тащить меня к алтарю силой… потому что это отличная партия… и он ее… одобряет.

Вновь она взглянула на Фабиана и увидела, что теперь он смотрит куда-то вдаль, и продолжала тоскливо, понимая, как он разгневан.

— Я знала, что бесполезно… спорить с папой… или умолять его… и тут я подумала, есть только один способ… убедить его, что я не могу… выйти за вас… Поехать в Париж и… узнать, какой вы… так, чтобы вы не знали… кто я.

— Так вы полагали, что есть что-то такое, о чем можно узнать?

— Я думала, что да… потому что со всем… так торопились… Вы должны были погостить у нас неделю Аскотских скачек… и сразу же предполагалось объявить о нашей помолвке на балу… который папа намерен дать… здесь по окончании скачек.

И не глядя на него, она знала, что Фабиан возмущен еще больше.

Она ощущала его флюиды и сказала себе, что каждое слово все больше губит ее счастье.

Она убивала все, что составляло смысл ее жизни.

— Я… вспомнила, — продолжала она после паузы, — что моя кузина Ингрид, о которой не разрешалось даже упоминать, живет в Париже, и я узнала ее адрес у нашей старшей горничной, которая теперь живет в деревне. Она француженка.

— И вы поехали во Францию одна?

— Нет, с Мари, и все оказалось легче, чем я ожидала. Когда я рассказала Ингрид, почему я… приехала, она… поняла.

— Что она поняла?

Лоретта не ответила, и Фабиан повторил:

— Что она поняла?

— Что вы… не тот муж, который подходил бы мне… и вы сделали бы меня… очень несчастной.

— И что еще она говорила?

— Сказала, что ей кажется, она… знает, почему дюк, ваш отец… так торопится… женить вас.

— В чем же заключалась причина? Неохотно, будто каждое слово у нее вырывали клещами, Лоретта ответила:

— Ингрид… сказала, что вы… увлечены вдовой… на которой… вы могли бы… так как она благородного происхождения… жениться… если бы захотели.

— Узнаю ход мыслей моего отца, — саркастически сказал Фабиан.

Лоретта глубоко вздохнула, опустила глаза и вдруг заметила, что у нее дрожат руки.

— И потому вы с Ингрид, — продолжал Фабиан, — решили обмануть меня, превратив вас в леди Бромптон!

— Я настаивала на том… чтобы познакомиться с вами так, чтобы вы не знали, кто я… а Ингрид сказала, что вы уклонитесь от знакомства с jeune fille… она даже думает, что вы никогда… ни с одной не разговаривали.

В первый раз уголки губ Фабиана чуть изогнулись в улыбке.

— И вы полагали, что ваш маскарад удался, — сказал он, — что я обманулся и поверил, будто вы искушенная замужняя женщина.

— Но вы же пригласили меня позавтракать с вами и пообедать!

— А что произошло потом?

Воцарилось молчание, и Фабиан повторил настойчиво:

— Что произошло, Лора?

— Я… я… влюбилась в вас, — ответила Лоретта таким тихим голоском, что он едва расслышал, — как все другие… глупенькие женщины… на которых… вы обращали внимание.

— Влюбились? — переспросил он негромко. — И все же исчезли без объяснений, не сказав мне правды.

— Я… я знала, что Ингрид и Хью хотели бы остаться одни, и, кроме того… вы ведь оказались совсем другим, чем я ожидала… и у меня не хватало духа… признаться вам… ведь я знала, вы… рассердитесь на меня.

— Я оказался другим, чем вы ожидали? Но каким же?

Лоретта сделала беспомощный жест.

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, — сказала она. — Вы говорили со мной, как никто никогда… прежде со мной не говорил… и я не могла не… полюбить вас.

И словно ей необходимо было как-то оправдаться, она повторила:

— Как могла я… вообразить даже на минуту, что вы не знали о… планах вашего отца?

— Да, я вижу, как он хитро все продумал, — сказал Фабиан медленно. — Он попросил меня в этом году сделать ему одолжение и поехать с ним в Аскот, а мне всегда нравилась Англия, и я согласился.

Он помолчал, словно продумывая эту мысль до конца.

— Потом он бы настоял, чтобы я поехал погостить здесь у вашего отца, и прежде чем я успел бы возразить, о нашей помолвке было бы уже объявлено.

— Так… они и собирались… сделать, — сказала Лоретта. — Вот почему я должна была найти способ избежать этого, ведь я не могла… выйти замуж за вас.

— Почему вы так твердо это решили? Лоретта судорожно вздохнула и ответила без утайки:

— Я всегда грезила, что… когда-нибудь… встречу человека, которого полюблю… и он… полюбит меня…

— А когда вы познакомились со мной?

— Вы и были… человеком моих грез. Я поняла это, едва ощутила ваши… флюиды, и окончательно убедилась, после того как мы побыли… вдвоем.

Наступило долгое молчание. Лоретте чудилось, что Фабиан удаляется от нее, милю за милей, исчезает за дальним горизонтом, и она уже никогда его не увидит.

Она знала, что умолять его о любви значило бы вести себя наподобие всех женщин, кого он любил прежде, и решила сохранить гордость.

Пусть потом он даже не вспомнит о ней, но хотя бы она сохранит достоинство.

С почти нечеловеческим усилием она встала со скамьи, говоря:

— Теперь вы знаете правду… Я хорошо понимаю, что… вы чувствуете… и полагаю, будет… разумнее, если вы уедете… немедленно, поскольку нет… смысла… больше говорить об этом.

Фабиан продолжал сидеть и только смотрел на нее. Он спросил:

— Вы этого хотите? Лоретта закрыла глаза.

Она знала, на какую пытку обрекает себя, но нет, она не бросится к его ногам, не станет умолять остаться.

— Я… думаю о вас, — сказала она. — Если станет известно, что вы были здесь… пока это маловероятно… если, конечно, вы не назвали слугам свое имя… мой отец узнает, когда вернется… и положение станет… еще более трудным, чем… сейчас.

— Так вы намерены сказать ему, что брак между нами не состоится?

— Я смогу… сказать это, если вы… не приедете… на скачки в Аскот.

Фабиан медленно поднялся со скамьи.

— Так вы полагаете, что я должен вернуться в Париж и оставить мои поиски леди Бромптон?

— Это… нетрудно, ведь она не… существует.

— А вы? Вы забудете, что чувствовали, когда я целовал вас? — спросил он. — Что мы оба чувствовали у фонтана в Булонском лесу?..

Он хотел продолжать, но Лоретта перебила его, не в силах долее терпеть. Она подняла ладони, словно отталкивая его, и сказала:

— Перестаньте! Вы только… делаете все… еще труднее. Прошу… прошу вас… уходите… сейчас же!

Она почувствовала, что он стал у нее за спиной. Снова он положил руки ей на плечи и повернул к себе.

Но не резко, а с бесконечной нежностью.

— А если я уйду, — спросил он, — вы согласитесь уйти со мной?

Она посмотрела на него широко открытыми непонимающими глазами, но инстинктивно ощущая, что он больше не сердится.

Фабиан улыбнулся улыбкой, преобразившей его лицо.

— Вы так прелестны, — сказал он, — так невероятно, немыслимо красивы! Как бы я мог потерять вас?

На мгновение Лоретта подумала, что ослышалась.

Но ее тело пронизал восторг, словно раздвоенная молния.

Ее глаза, казалось, отражали игру радуг в струях фонтана, когда она спросила, боясь, что ошибается, что поняла неверно:

— Что… что вы говорите? Что вы… хотите… чтобы я сделала?

— Мне пришла в голову замечательная мысль, мое сокровище, — сказал Фабиан, — но я боюсь, что вы можете не согласиться на это.

— Не согласиться… на что?

Так трудно понять его, если сердце поет в груди!

Она сознавала только выражение, которое появилось в его глазах, не осмеливаясь поверить, что это… любовь!

— Неужели ты правда думала, что я способен расстаться с тобой? — спросил он. — Ну хотя бы потому, что будет очень интересно познакомиться хотя бы с одной jeune fille.

— Так вы… не сердитесь… на меня?

— Больше не сержусь.

— И еще любите меня… хоть немножко? Вместо ответа он сжал ее в объятиях.

Ее губы затрепетали, ожидая прикосновения его губ, а он посмотрел на нее долгим взглядом и сказал:

— Я люблю тебя! Я обожаю тебя! Я преклоняюсь перед тобой! Этого достаточно?

— Ах… Фабиан!

Слезы, подступавшие к ее глазам все время, пока она говорила с ним, объясняя, что произошло, теперь заструились по ее щекам.

Но его губы прижались к ее губам, покоряя, властвуя, и она почувствовала, что распахнулись врата Небес и их обоих осиял Божественный свет.

Фабиан целовал ее властно, страстно, требовательно.

Сад закружился вокруг них, они перестали быть простыми смертными и воссоединились с Богом.

Когда он наконец поднял голову, Лоретта прошептала:

— Я люблю тебя… я люблю тебя… Ах… Фабиан… я люблю тебя… и когда думала… что я… потеряла тебя… мне хотелось умереть!

— Ты не умрешь, моя бесценная маленькая богиня, — сказал он. — Ты будешь жить со мной в вечном счастье.

Потом он спросил другим тоном:

— Но ты все еще не ответила на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Я спросил, согласна ли ты уйти со мной. Она взглянула на него с недоумением, и он сказал:

— Я не терплю, чтобы мной распоряжались, и для нас обоих было бы немного унизительным позволить нашим отцам воображать, будто они устроили все, не спрашивая нашего согласия, а потому я предлагаю бежать!

— Бежать?

Лоретта с трудом выговорила это слово. Фабиан засмеялся удивительно счастливым смехом.

— Я уже просил тебя об этом. Я знал, что ты любишь меня, как я люблю тебя, и думал, что ты согласишься.

Его глаза весело заблестели.

— Несмотря на таинственного мужа, который, совершенно очевидно, не только не научил тебя ничему о любви, но даже ни разу не поцеловал.

Лоретта смущенно спрятала лицо у него на плече.

— И это… вызвало у тебя… подозрения?

— Нет, я подозревал и раньше, — ответил Фабиан. — Ведь ни одна замужняя женщина не могла бы сохранить такую невинную чистоту и, уж конечно, не могла бы источать такую ауру целомудрия.

Лоретта совсем смутилась, а он продолжал:

— Я понял это по твоим флюидам, которые воспринимал особенно сильно, потому что никогда прежде мне не приходилось испытывать ничего подобного.

— Ты не думаешь… что я… настоящая я… наскучу тебе?

— Я убежден, что обучать тебя любви будет самым прекрасным, самым захватывающим из всего, что выпало мне в жизни.

Он поцеловал ее в лоб и продолжал:

— Но я уверен, если мы разыграем этот фарс, притворимся, что видим друг друга впервые, когда я приеду сюда после скачек, после чего последует объявление о нашей помолвке, а затем пышная, скучная модная свадьба, на которой мои родственники будут пророчить, каким плохим мужем я окажусь, все это омрачит наше счастье.

— Да… конечно, — согласилась Лоретта. — Ах, Фабиан, я сделаю все… что ты захочешь, чтобы… я сделала.

Он приподнял пальцем ее подбородок.

— Это правда?

Он не поцеловал ее, как она ожидала.

— Ты уверена, что обойдешься без компании некрасивых подружек невесты, которые будут завистливо брести за тобой, и без огромного неудобоваримого свадебного торта? Что не услышишь, как я произношу дурацкую, неловкую речь?

Все это он сказал так забавно, что Лоретта засмеялась и ответила:

— Нет… я не вынесла бы! Увези меня, пожалуйста… увези меня.

— Отлично! — согласился он. — Мы убежим, и никакие интриги наших отцов нам не помешают.

— Они… постараются… помешать нам. Лоретта даже вздрогнула, представив, в какое бешенство придет ее отец.

— Предоставь все мне, — приказал Фабиан. — По правилам я должен бы похитить тебя нынче же вечером, что причинило бы массу неудобств, или же мы можем уехать завтра рано утром, что будет куда приятнее, и еще до вечера окажемся в моем нормандском замке.

Помолчав, он добавил:

— Там нас обвенчает мой капеллан, и никто нам не помешает.

— Ах, это было бы… чудесно!

— Ты уверена, ты совершенно уверена, что хочешь, чтобы было так?

— Я хочу только, — ответила Лоретта, — чтобы… ты любил меня и… даже если мне… как будут предсказывать все, узнав о нашем браке… суждено лишь краткое время с тобой… это будет лучше… целой жизни тоски и скуки… с… кем-нибудь другим!

Она понимала, что поддразнивает его, но глаза Фабиана только весело блеснули, и он ответил:

— На нашей брильянтовой свадьбе ты сознаешься, как глубоко ошибалась! Я могу сказать лишь одно, мое сокровище: тебе будет крайне трудно избавиться от меня. Ведь лишиться тебя мне столь же невозможно, как потерять половину своего тела и остаться в живых.

Последние его слова прозвучали так серьезно, что Лоретта прильнула к нему и обвила руками его шею.

— Увези меня… пожалуйста, увези… меня, — умоляюще сказала она. — Я… так боюсь, что мне… снится… чудесный сон и меня… разбудят.

— И я правда возлюбленный твоих грез?

— Ты знаешь сам. Ты… все, о чем я когда-либо… мечтала… но только… бесконечно… бесконечно лучше… у меня нет слов выразить, каким… каким чудесным… ты мне кажешься.

Фабиан засмеялся, а потом сказал:

— Я бы хотел, чтобы ты попыталась, но теперь, сокровище мое, я хочу, чтобы ты вернулась в дом, упаковала все, что хочешь взять с собой, и была бы готова завтра к семи утра, когда я заеду за тобой, если это не слишком рано.

— В семь я обычно уезжаю на верховую прогулку.

— В Нормандии у нас будет много таких прогулок.

— Я слышала, что твои лошади великолепны.

— В твоем распоряжении будут лучшие из них, и надеюсь только, что они тебя не разочаруют.

— Меня теперь… ничто не может… разочаровать, — сказала Лоретта. — Ах, Фабиан, неужели… правда, что я могу стать твоей женой?

— Без таинственного мужа, притаившегося где-то за кулисами, это будет совсем просто.

Он уже вел ее через лужайку, а когда они подошли к арке между тисами, остановился и сказал:

— Тут я поцелую тебя на прощание.

— Ты не… хочешь… остановиться здесь… в доме?

— Мне кажется, это было бы ошибкой, и хотя, пожалуй, будет лучше, если ты сообщишь своему отцу, за кого выходишь замуж… — Он помолчал и докончил с улыбкой: — Моего я оставлю в сомнениях. Я люблю его, но он упрямо отказывается признавать, что я давно уже взрослый и могу распоряжаться своей жизнью, как считаю нужным.

Лоретта огорченно вскрикнула:

— Мы не должны начинать нашу… жизнь вместе… с недоброго поступка! Я… счастлива так, что хочу, чтобы весь мир… был счастлив!

— Ты права, радость моя! И мы будем стараться приносить счастье всем, кому сможем, хотя я совершенно убежден, что никто не способен быть счастливее, чем я сейчас!

— Ты правда… любишь меня? — спросила Лоретта. — То, что я… убежала… от тебя… не заставило тебя… измениться?

— Только вынудило меня под пыткой признаться себе в том, что я уже знал, — что я не могу жить без тебя. Ты моя, моя целиком, и все мое счастье зависит от тебя.

— И моей… любви будет… достаточно?

— И ты сомневаешься?

— Я люблю… всем моим… существом, — прошептала она.

Он нежно поцеловал ее и сказал:

— Об этом ты расскажешь мне завтра ночью, когда станешь совсем моей.

И он скрылся за тисами.

Лоретта знала, что он не хотел бы, чтобы она пошла за ним, и вернулась к фонтану.

Она остановилась там, глядя на радуги взлетающих и опадающих струй, чувствуя, что они вспыхивают и переливаются в ее сердце.

Ее счастье было слишком велико, чтобы выразить его словами.

Впоследствии Лоретта не могла вспомнить, как она провела вечер и ночь в ожидании встречи с Фабианом.

Ей казалось, что она танцует на радуге среди звезд, и она просто не могла думать ни о чем земном и обыденном.

Каким-то образом ее чемоданы были упакованы — Сара сердито ворчала, потому что только-только распаковала их.

Лоретта послала сказать кузине Эмили, что утром опять уедет.

Сама она к ней не поднялась, так как Эмили, сообщила ее горничная, еще чувствует себя очень плохо.

Услышала Лоретта об этом, едва приехала. У ее кузины болело горло, ее мучил сильный кашель, и она опасалась заразить Лоретту.

Граф должен был вернуться еще только через два дня.

Лоретта оставила ему письмо у него в кабинете, коротко упомянув, что случайно познакомилась с Фабианом де Соэрденом. И они полюбили друг друга.

Но решили бежать и обвенчаться, так как им обоим претила мысль, что брак для них устроили без их согласия.

Письмо было коротким, но закончила она его так:

Пожалуйста, не сердитесь, папа. Я знаю, вы любите меня и старались сделать, как для меня лучше, но теперь я сама делаю то, что хочу, и что, я знаю, самое лучшее для меня.

Я очень-очень счастлива.

Ваша преданная и любящая дочь

Лоретта.

Когда в семь часов подъехал Фабиан, Лоретта уже ждала его в вестибюле.

Он правил щегольским фаэтоном, запряженным парой лошадей.

Позже она узнала, что ему их одолжил друг, у которого он переночевал.

За ним следовала повозка шестерней, в которой ехал его камердинер с багажом. Фабиан выпрыгнул из фаэтона. Лоретта подошла к нему, он посмотрел ей в глаза и поднес к губам ее руку.

Не сказав ни слова, он усадил ее в фаэтон. Они уехали в сопровождении только грума на запятках.

Лоретта не сомневалась, что слуги в замке изнывают от любопытства, почему она уехала столь рано и кто за ней заехал.

И только на полпути к воротам она сказала, поддразнивая:

— А я опасалась, что за ночь… вы… передумаете!

— Я опасался того же, — ответил Фабиан. — Но потом подумал, моя храбрая малютка, что это — чудесное приключение, и тебе оно доставит столько же радости, сколько и мне.

Лоретта улыбнулась ему, а он продолжил:

— Мы помешаем тем, кому захочется упрекнуть нас за то, что мы лишаем их пышной светской свадьбы! Мы обвенчаемся вечером в Нормандии, но через два дня, прежде чем грехи наши настигнут нас в облике наших родственников, я увезу тебя в Северную Африку.

Лоретта вскрикнула от восторга:

— Правда? Я думала, это… предназначалось… для леди Бромптон.

Фабиан засмеялся:

— Это предназначалось для несравненной красавицы, которая станет моей женой! Мне надо столько тебе показать, и мне надо еще столько узнать не только о пустыне, но и о тебе.

— Надеюсь… вас не разочарует то… что вы узнаете, — сказала Лоретта скромно.

— Весьма маловероятно, — ответил Фабиан, переложил вожжи в одну руку, а другой сжал ее пальцы. — Мое сокровище, только у тебя могло хватить смелости вот так уехать со мной, а если ты жалеешь, что осталась без приданого, клянусь, я выберу для тебя самые великолепные и дорогие туалеты, какие только подходят для новобрачной!

Лоретта вопросительно взглянула на него, и он сказал с усмешкой:

— Я ведь француз, и хотя ни один англичанин не станет утруждать себя даже мыслью о портнихах, я намерен сам решать, что тебе к лицу, а что нет, и ты будешь выглядеть даже еще более прекрасной, чем в эту минуту!

— Как чудесно! — сказала Лоретта. — Ах, Фабиан, я так счастлива!

— И я счастлив, — ответил он. — И клянусь, ты никогда не пожалеешь, что вышла за человека с репутацией «современного Казановы».

— Вы знали, что вас называют так?

— Разумеется, знал, — ответил он. — Но предпочитаю думать о себе, как о Дон Кихоте, копьем пронзающем радуги.

Несколько минут они ехали в молчании, а потом он сказал:

— Знаешь, большинство мужчин вызывает жалость — такая удача, как мне, выпадает редко!

— Я не понимаю…

— Когда я познакомился с тобой, то сказал, что паломничество в поисках тебя было долгим и меня подстерегало много разочарований. Вот что обнаруживает каждый влюбленный, странствуя по жизни и наталкиваясь на одни разочарования.

Его голос стал более глубоким.

— И все же он надеется, что следующий сорванный у дороги цветок окажется тем совершенством, которое он ищет, но цветок увядает, и он вынужден бросить его.

Лоретта ахнула от ужаса.

— Что, если… это случится… с нами?

— Неужели ты можешь хоть на миг поверить в это?

— Но вы… твердо… убеждены… что так… не будет?

— Совершенно и абсолютно, — ответил Фабиан. — Я знал, едва ты вошла в гостиную в тот вечер, что все мои флюиды устремились к тебе, и тебя окутал ослепительный свет! Ты была та, кого я ждал, кого искал!

— Вы правда… чувствовали… это? Я почувствовала ваши флюиды, — сказала Лоретта. — Но меня предостерегли, что в вас влюбляются все женщины, и я… боролась с вашей… магией.

— Так я оказался в крайне невыгодном положении, — сказал Фабиан, — но вопреки всем трудностям и помехам мы победили, любовь моя, и сегодня вечером я расскажу тебе, какой я счастливец, когда буду давать тебе твой первый урок любви.

— Я… буду ждать… его… с нетерпением, — прошептала Лоретта.

Ехали они долго. Сначала на поезде до Портсмута, где в порту, к удивлению Лоретты, их ждала яхта Фабиана.

Новая паровая яхта, которую он приобрел совсем недавно.

Хотя море было спокойно, он настоял, чтобы она спустилась в парадную каюту и отдохнула, пока они будут пересекать Ла-Манш.

Каюта была просторная, великолепно отделанная, и Фабиан, проводив ее туда, сказал:

— Я не собираюсь сейчас показывать тебе яхту, хотя и очень ею горжусь, ведь очень скоро, дня через два-три, не дольше, мы оставим наш дом — твой и мой, мое сокровище, — и уплываем на ней в Северную Африку.

— Мы отправимся туда на яхте? Как замечательно!

— Надеюсь, ты хорошо переносишь море.

— И я надеюсь! — ответила Лоретта. — Как неромантично было бы страдать от морской болезни во время медового месяца!

Фабиан засмеялся и поцеловал ее.

Ей хотелось быть послушной, а потому она легла на широкую удобную кровать и тут же уснула, чему потом очень удивилась.

Но ведь, подумала она, почти всю прошлую ночь ей не удавалось смежить глаз, так свеж был вкус поцелуев Фабиана на ее губах, такой трепет в ее груди вызывало воспоминание о его словах.

И вот теперь она проснулась, потому что Фабиан, сев рядом, нежно ее поцеловал.

— Вы… мне… снились, — сказала она сонно.

— Мы причалили, любимая, — сказал он. — До дома нам ехать около часа, а потому тебе пора вставать.

— Ну конечно, — отозвалась Лоретта. — Мне так хочется поскорее увидеть ваш замок.

— Наш замок. Наш дом, — негромко сказал Фабиан. — Он наш общий, как теперь у нас все общее.

Впереди показался замок, и Лоретте вновь почудилось, что она грезит.

Они подъехали к нему в открытом фаэтоне, в который была запряжена пара таких великолепных, таких породистых лошадей, каких она еще никогда не видела.

А замок, встававший за деревьями, казался просто сказочным.

Его башни, шпили, башенки и окна отражали свет вечернего солнца, а вокруг раскинулись сады, разбитые по французской моде.

А фонтанов было пять!

Все они били, и, глядя на игру струй, ниспадавших в изящные каменные чаши, Лоретта подумала, что с ними не сравнится даже фонтан в Булонском лесу, который показал ей Фабиан.

Когда они переступили порог замка, Лоретта тут же хотела начать его осмотр, но Фабиан отправил ее наверх переодеваться.

— Мы обвенчаемся сейчас же, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой без минуты промедления.

Глаза Лоретты широко раскрылись, и она сказала растерянно:

— Я думала… вы назначите… церемонию… позднее.

По его глазам она увидела, как желанна ему, но он сказал спокойно:

— Мой капеллан нас ждет, чтобы совершить обряд, как только ты будешь готова. Это был замок моей матери, и ты наденешь фату, в которой венчалась она. И я пришлю тебе с горничной ее тиару. Мое сокровище, я хочу, чтобы ты выглядела как невеста, которая всегда жила в моих мечтах.

Она одарила его улыбкой безграничного счастья.

Лоретта поднялась по лестнице, где на верхней площадке ее ожидала экономка в черном платье, седая почтенная женщина.

Указывая Лоретте дорогу по коридору, она говорила:

— Это очень счастливый день для нас всех, мадемуазель. Мы так молились, чтобы господин маркиз женился, и теперь, видя вас, я вижу, что вы именно та невеста, которую выбрала бы для него его покойная матушка, которую мы все любили.

— Благодарю вас, — сказала Лоретта. Спальня, куда ее проводили — спальня матери Фабиана, решила она, — показалась ей изумительно красивой.

Плафон изображал Венеру, восстающую из моря, в окружении купидонов.

Большую кровать венчал поддерживаемый четырьмя столбиками балдахин, на котором позолоченные купидоны держали цветочные гирлянды.

Лоретта распорядилась, чтобы Сара упаковала среди прочих и платье, которое было сшито в Лондоне для ее представления королеве.

Оно было из белого шифона с пышными оборками, а рюшки у выреза блестели стразами.

Ей показалось, что она видит брызги фонтана.

Белокурые волосы и лицо она укрыла фатой из брюссельских кружев, ниспадавшей до пола.

А когда одевавшие ее горничные надели ей на голову тиару, сделанную в виде цветочного венка, Лоретта почувствовала, что выглядит не только как невеста, готовая стать у алтаря, но немножко и олимпийской богиней, как называл ее Фабиан.

Ей сказали, что он ожидает ее внизу.

В спальню принесли букет из белых роз и ландышей.

Лоретта поняла, что букет символизирует ее целомудрие, о котором говорил Фабиан, и чуть покраснела при этой мысли.

А когда она начала спускаться по лестнице и увидела его внизу, она почувствовала, что во всем мире нет человека более красивого и столь неотразимого.

Он был в парадном костюме по французскому обычаю, как она знала.

И она впервые увидела его орденские награды, тут же решив непременно узнать, за что он их получил. Конечно, за высокую доблесть, в этом она не сомневалась.

Он смотрел, как она медленно спускается к нему, и, шагнув ей навстречу, сказал очень тихо и нежно:

— Никакая женщина не могла бы выглядеть столь совершенно. Сердце моего сердца, я знаю, ты ангел, спустившийся ко мне с Небес!

Под фатой она улыбнулась ему, а он взял ее под руку и повел по длинному коридору.

Лоретта догадалась, что часовня расположена в восточном крыле замка.

Вскоре до них донеслась негромкая органная музыка.

Но когда они вошли, Лоретта уже видела только капеллана, ожидающего у аналоя.

По его бокам стояли двое служек.

Служба была короткой, так как Лоретта не принадлежала к католической церкви.

Однако, стоя на коленях рядом с Фабианом и принимая благословение, она решила, что перейдет в католицизм, чтобы молиться вместе с Фабианом и их детьми, когда они у них будут.

Они поднялись с колен, и ей показалось, что маленькая часовня вовсе не пуста. Она ощутила, что тут жива и сильна вера всех тех, кто молился в этих стенах на протяжении многих веков.

И когда Фабиан повел ее к двери, ей не нужны были поздравления никаких свадебных гостей.

К удивлению Лоретты, они не направились, как она ожидала, в гостиную, чтобы выпить шампанское за здоровье друг друга.

Вместо этого Фабиан поднялся с ней по лестнице в другую спальню, смежную, как она догадалась, с ее спальней.

Эта комната была больше, не менее красивой, но, пожалуй, чуть пышнее, а старинная мебель, видимо, уцелела в кровавые годы революции.

Огромную кровать с алыми расшитыми гербами Фабиана занавесями увенчивал балдахин, сверкающий позолотой и покрытый столь искусной резьбой, что Лоретте захотелось посмотреть его поближе.

Однако пока ей довольно было смотреть на своего мужа.

Он закрыл двери и увлек ее к окну, откуда открывался вид на фонтаны, играющие среди цветников.

— Это твой дом, мое сокровище, — сказал он, — и я хочу, чтобы ты полюбила его, как люблю я, и превратила в обитель любви для всех, кто живет тут.

— Этого и я… хочу.

Тут она прильнула к нему и спросила:

— Мы правда… поженились? Я правда ваша… жена? Я была так уверена, когда вы… сердились на меня, что… я вам больше… не нужна.

— Ты моя жена, — сказал Фабиан глубоким голосом, — и я намерен доказать это, моя любовь, так убедительно, что ты уже никогда в этом не усомнишься.

При этих словах он осторожно снял с ее головы тиару, а потом кружевную фату, положил их на кресло рядом и притянул Лоретту к себе.

Приподняв пальцем ее подбородок, он начал ее целовать, сначала очень нежно, будто она была чем-то бесценным и хрупким.

Потом, когда трепет волнения и восторга пронизал все ее тело, его поцелуи обрели нарастающую страстную требовательность.

И вновь она словно танцевала на радуге высоко в небе, и вдруг ее платье зашуршало и соскользнуло на пол.

И сразу же, едва она вскрикнула от удивления, Фабиан подхватил ее на руки.

Он направился с ней к кровати, говоря:

— Cinq-a-sept[23] во Франции это время отдыха, и, раз я обучаю тебя французским обычаям, моя обожаемая чаровница, то это в деликатной форме означает, что я хочу любить тебя.

Он положил ее на мягкие, отделанные кружевом подушки, и ей вновь показалось, что она грезит.

А когда проснется, замок и фонтаны исчезнут, и окажется, что возлюбленный, о ком она грезила всю жизнь, лишь плод ее воображения.

Но тут Фабиан лег рядом с ней, и, когда он взял ее в объятия, она поняла, что это явь, что она нашла его, что она его жена.

И любовь, которая весь день словно переполняла ее тело солнечным сиянием, возросла стократно.

Точно приливная волна это чувство влекло ее к нему, все ближе, ближе, пока она не почувствовала, что его сердце бьется вплотную к ее сердцу, что они стали единым и неделимым целым.

— Мое сокровище, моя любовь, моя совершенная и обворожительная женушка! — сказал Фабиан глубоким голосом. — Ты моя, и мы спаслись не только от наших отцов, но и от мира, и от всего безобразного и мерзкого.

Он притянул ее к себе и продолжал:

— Мы начинаем новую жизнь, ты и я, и наша любовь укажет нам путь к счастью, которое, возможно, покажется невероятным, но которое останется нашим всю вечность.

— Я… люблю тебя… Я люблю… тебя, Фабиан, — прошептала Лоретта.

Она ощутила его поцелуи на своих губах, шее, груди.

Его флюиды подчиняли ее, побеждали, и она растворялась в них.

Она стала частью его, и радуга уносила ее все выше и выше в небо.

Пронизывая ее тело, радуга превращалась в огненные язычки страсти, и они сливались с пламенем, бушевавшем в Фабиане.

Она чувствовала, как жар этого пламени пожирает ее, и утратила способность думать, могла только чувствовать… чувствовать…

— Это… любовь! Ах… Фабиан… я люблю… тебя!

— Ты моя, мое сокровище, моя совершенная маленькая богиня, моя жена! Подари мне себя.

— Я… твоя… вся… твоя!

И тут, когда радуга коснулась звезд над ними, а восторг превратился в экстаз, почти болезненный в чрезмерности, Фабиан сделал Лоретту своей.