Танец под золотой вуалью [СИ]

Саломея

Не думая даже о том, что детектив был самым болтливым типом в нашем участке, и что завтра всё отделение узнает о том, чем я занимаюсь по ночам, я вмиг забыла о воре, оглушенная осознанием того, что Джун узнал мою главную тайну. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, словно не опознавая. Наконец, он со строгим изумлением сказал:

— Мэя?! — его брови поползли сначала вверх, а следом глубоко вниз. Сзади меня ещё стоял Санха, в которого я грозила упереться спиной, желая отойти подальше, но смысла в этом уже не было. Разоблачена и поймана с поличным.

— Вы знакомы, значит? — задался риторическим вопросом Санха.

— Это мой начальник. — опуская глаза, пробормотала я.

— Я её молодой человек. — приобретая в голосе стальные ноты, добавил Джун. — А потом уже начальник.

— Так, он всё-таки существует? — усмехнулся «золотой».

— А почему вас это интересует? — близким к вызову тоном бросил мой жених.

— Я, пожалуй, пойду, — с расползающейся саркастичной улыбкой двинулся к двери детектив, косясь то на меня, то на двух представителей сильного пола. — Думаю, лейтенант Пак и без меня всё расскажет.

Посмеиваясь, он оставил нас втроем. Все же в отделении знали, что мы пара, поэтому он и ретировался, отдавая меня на поруку моего ухажера. Мне хотелось провалиться, как некоторое время назад под сцену. Тогда это было не так необходимо, как теперь. Джун и Санха перебросились взглядами, и первый вновь воззрился на меня.

— Ничего не хочешь рассказать?

— Я бы сначала хотела услышать, что сказал Сонмин. — пробормотала я со всей уверенностью, какая только во мне оставалась. — У него что-нибудь оказалось?

Зачем я завела эту пластинку, если прекрасно знала, что у него ничего нет? Я знала, что вор не он, но всё-таки почему-то играла дальше Саломею, сказочный мир которой не собирался выдавать всех своих секретов.

— А можно поговорить наедине? — Джун кивнул на Санха. А мне вот как-то с ним было спокойнее. При нем ликвидировался шанс разбора личного. Нехотя, я обернулась.

— Не выйдешь?

— Как скажете, принцесса. — последнее он опять сказал с усмешкой и очень тихо, направляя фразу лишь мне. Но от Джуна не укрылось, что мы общаемся слишком интимно.

— Мэя, что это всё обозначает? — после того, как дверь в очередной раз закрылась, мужчина подошел ко мне. — Ты… ты и есть эта танцовщица, которая развлекает богачей в этом клубе?

— Да, а что? — не стала отпираться я, затеребив браслеты на запястьях. — Тебе это не нравится?

— Не нравится? Мэя, но это же… неприлично! — явно попытавшись сказать более обидное слово, выкрутился он и остановился на данном варианте.

— Неприлично? — я вспыхнула. И без него знала, что голая грудь — это перебор. Сэй так долго уговаривала меня на этот шаг, но можно было сначала меня спросить, что я сама думаю об этом, а не выдавать мне, как новость, что стриптиз — это неприлично! Прекрасно понимая, что гордиться своей подработкой нельзя, я ощутила в Джуне ханжество. Так мне показалось, хотя, наверное, если рассуждать без эмоций, это было трезвое мнение воспитанного человека, который не подозревал в своей второй половине никакого разврата. — Я не хочу слушать ничего от тебя об этом. Лучше расскажи мне о Сонмине, пожалуйста.

— Не хочешь слушать? — Джун округлил глаза, ещё больше став недовольным. — Мэя, мне очень жаль, что я не услышал от тебя обо всем. Почему ты не сказала, что ты и есть Саломея, ведь ей же… то есть, тебе подкинули ожерелье, и ты молчала… Почему ты не сказала мне?

Я поджала губы и насупилась. Чем тут оправдаешься? Я никому, кроме сестры и подруг, не говорила. Именно потому, что считала это неприличным и не хотела упреков. Санха не в счет — он узнал сам, да и чья бы корова мычала. Претензии от Санха на все пошлости и недозволенности, были бы как призывы к не убиению животных от мясника в сторону едящего котлету. К счастью, парень и не морализаторствовал.

— Мэя, ты не доверяешь мне? Ты мне не открылась, чтобы самостоятельно провести расследование? — смягчившись, он положил ладони на мои плечи и чуть встряхнул меня, чтобы я посмотрела в его глаза.

— Дело не в расследовании. Я ведь танцевать начала до всех эти краж…

— Что ж, надеюсь, что теперь ты это делать перестанешь. — серьёзно выдал Джун, и я отшатнулась, сбросив его руки.

— Это ещё что за указания? Ты приказываешь мне бросить танцы?

— Я не приказываю, не передергивай, — слегка пошел на попятную мужчина, видя мою реакцию. — Но, по-моему, ясно, что с этой минуты продолжать заниматься стриптизом неприемлемо…

— Почему? — нахмурилось моё лицо.

— Ну… разве не очевидно? — Джун обтекаемо указал на мой наряд, стараясь улыбаться и не заражаться моим тоном, готовым разродиться ссорой. — Ты моя девушка. Я не хочу, чтобы на мою девушку в голом виде таращились все, кому ни попадя. Это, знаешь ли, унизительно.

— Ах, тебе унизительно, что я твоя девушка?! — воскликнула я.

— Да нет же! — не выдержал он, взмахнув руками. — Причем тут ты? Я говорю о танцах, о раздевании…

— Но я люблю свою работу! Мне нравится этим заниматься! — согласившаяся бы в другой раз со всеми его словами, я среагировала на его повелительные ноты, и теперь хотела только сопротивляться и возмущаться. — Или тебя не волнует, чего хотела бы я?

— Черт, Мэя! — Джун приложил ладонь ко лбу, потерев его. Отвел руку и недовольно посмотрел на меня. — Почему не волнует? Просто, мало сказать, что я в замешательстве. Я не предполагал у тебя такого подспудного занятия и, естественно, каждый мужчина пожелает, чтобы его половина такого не делала.

— Каждый? — хмыкнув, я встала в надменную позу. — Другие любят своих девушек, чем бы они не занимались! Даже проституцией!

— Покажи мне таких идиотов! — показать ему Санха? Пусть в лицо ему скажет, кто идиот. А вот за Джело я сама оскорбилась. Мальчишка умеет любить, в отличие от нас.

— Знаешь что, если тебе всё это так неприемлемо, то не вижу смысла продолжать наши отношения, потому что я такая, какая я есть! — заявила я и, не обращая на Джуна больше внимания, скинула плащ, развернувшись к нему спиной, и начала переодеваться в свою обычную одежду.

— О господи, Мэя, ну что ты несешь? — он хотел ко мне подойти, но в этот момент я оказалась почти без всего и натягивала на себя футболку. Не для тесных объятий случай, когда физически ещё с человеком близок не был. — Сама надумала, сама разгорячилась и всё решила! Я ни слова не сказал против тебя. Я лишь предположил, что было бы естественным, если бы ты перестала танцевать…

— Это прозвучало как приказ, а не предположение. — ворча, натягивала я джинсы.

— Ну, что я могу поделать, может, у меня начальственный тон уже в крови. А может тебе так показалось, потому что ты всё ещё меня как босса воспринимаешь, а не мужчину. Как мы выяснили пару минут назад.

Джун развернул меня к себе, взяв за предплечья. Пыхтя от злости и щурясь от ярости, я взглянула на него.

— То есть, ты хочешь сказать, что если я не оставлю танцы Саломеи, то ты продолжишь со мной встречаться, как ни в чем не бывало? Что не станешь упрекать и смиришься с моим увлечением?

— А ты хочешь продолжать, даже когда расследование закончится?

— Ответь мне на мой вопрос. Ты сам не передумаешь встречаться со стриптизершей? — я мотнула головой в сторону выхода, намекая на детектива. — Учитывая, что завтра уже все наши ребята будут обо мне знать.

— Мэя, я не говорил, что расстанусь из-за этого, но неужели я не мог озвучить своё отношение к происходящему? Да, мне это не нравится, а кому бы понравилось? В нормальном мужчине должна быть ревность, и во мне её полно! Что касается смирения — нет, я бы не смирился и старался бы делать всё, чтобы ты передумала этим заниматься.

— Отлично! Всё-таки ты не примешь меня такой, какая я есть. — грустно выдохнула я, освобождаясь от его рук.

— Разве не логично стараться направить человека по правильному пути? А если бы у меня было пристрастие к алкоголю, ты бы смирилась с этим или попыталась меня от него отговаривать?

— Ты сравниваешь восточные танцы с алкоголизмом? — ахнула я, добравшись до зеркала и подтянув контейнеры для линз, чтобы освободиться от последних штрихов.

— Я сравниваю раздевание за деньги с выпивкой. Порок с пороком. И не вижу большой разницы. — Джун устало присел рядом. — По-моему, мы первый раз спорим так горячо и причина этого, возможно, всего лишь в том, что у тебя более свободное воспитание, наверное, чем у меня. Я во многих вещах консервативен.

— Я ещё и невоспитанная, стало быть? — отклеив накладные ресницы, я протирала глаза от остатков макияжа. Я не знаю, зачем так взъелась на Джуна, потому что пора бы было остыть. В голову опять проник мой похититель, и я понимала одно: всё моё негодование основано на внутреннем неудовлетворении Джуном, на отсутствии с его стороны тех смелых шагов, которые делал грабитель. В душе я сравнивала их, и хотела бы быть с таким, как тот неуловимый жулик, оттого и любые доводы своего парня готова была отвергать, возможно, в душе хотя отвергнуть его целиком.

— Мэя, давай закончим этот разговор, он никуда не ведет. Ты придираешься к каждому моему слову.

— Хорошо, — я щелкнула косметичкой и, подняв сумочку, перекинула её через плечо. Всё-таки, лучшая защита — это нападение. Стоило перекинуть выяснения с себя на него, как оправдываться пришлось не мне. К сожалению, надо признать, что получалось это всегда у тех, кто менее дорожит отношениями. Джун дорожил, поэтому готов был уступить, попридержав свои мысли. — Закончим. Я пойду домой, так что до встречи на работе.

— Стой! — он поймал меня за запястье и притянул к себе. — Пойдем вместе, ночь на улице.

— Нет, я дойду сама. Спасибо. В городе вполне безопасно. Кроме воров и бандитов-то стоящих нет.

— Мэя, — Джун поднялся и поцеловал меня в уголок рта. Я не двигалась, думая, как быстро идти на перемирие и нужно ли вообще это сделать? — Ты ведь в шутку сказала, что не видишь смысла в дальнейших отношениях?

— Я… я не знаю. Я хочу подумать и разобраться в себе. — неопределенно ответив, мне хотелось оказаться дома и вспоминать о грабителе. Я не имею права увлекаться этой мечтой! Ведь это наивно и бессмысленно, бросить Джуна ради кого-то вне закона, с кем мне и так никогда не доведется быть. Я его посадить должна, а не любить! О боже, как сложно… — Зачем полиция рвалась к Саломее? Что от неё хотели услышать?

— Ну, Сонмин утверждает, что в упор не знает ни о каких драгоценностях и кражах. Мы хотели поинтересоваться, с чего же Саломея решила, что это он и вывела нас на него. Так, может, скажешь? Или ты и вовсе знаешь, кто на самом деле совершал ограбления? — с какой-то точки зрения так и было.

— Нет, не знаю. А Сонмин… он уже очень давно грозился добыть себе Саломею любыми способами. Об этом тут все знали, кроме него и подумать было не на кого. К тому же, он нанимал одного человека, чтобы меня ему доставили, но не вышло, вот мне и казалось, что только Сонмин осмелится на подобное. Но я была не права.

— Тебя уже пытались похищать?! — Джун обнял меня крепче. — Ты сумасшедшая! Как можно так рисковать собой?!

— Я же полицейский, я должна это делать. — улыбнулась я вдруг, почувствовав неподдельное переживание с его стороны.

— Полицейские работают под прикрытием, а ты что творишь?

— Ну, тут есть Санха. — хохотнула я, но поймала предупреждающий взор Джуна и успокоилась.

— Мэя, они тут все далеко не законопослушные люди. А ты с ними сотрудничаешь! На какой ты стороне? — хороший вопрос! До встречи с тенью в подземелье я в себе была уверена, но теперь нет.

— Разумеется, я за порядок и справедливость. — только вот чьими руками наводимыми? — Я пойду, правда. Я устала.

Джун отпустил меня, поцеловав в щеку и пожелав спокойной ночи. Нам и выходить было разными путями, поэтому я пропустила его вперед, замешкавшись якобы для того, чтобы проверить всё ли положила в сумку. А потом пробралась до тайной лазейки и вынырнула через неё в лабиринты, не решаясь свернуть куда бы то ни было кроме известного мне пути.

Айли сегодня дома не ночевала. Намекнув на трудную статью и усердную подготовку материала, она сказала, что будет с Ынхеком. Ну и ладно, я не боюсь темноты и спать одна в квартире. Скинув ботинки и сняв с плеча сумку, я дошла до ванны, где тщательно умылась. Голову мыть, чтобы избавиться от впитанных в волосы клубных запахов, сил не было. Душ приму с утра, а прическу заберу потуже, не моя голову, потому что моя копна всё равно не высохнет меньше, чем через час. Если с феном, то быстрее, но всё равно не хотелось тратить на это время. На работу — не на бал, лишь бы аккуратно выглядеть. И прийти пораньше, пока все не обмусолили тему моей настоящей личности.

Переодевшись в легкую шелковую пижаму, я зажгла свет в спальне и села на кровать. Как же быть дальше? Нет, не с Джуном, а с подвигом для похитителя. Я не хотела у него ничего просить, мне от него ничего не было нужно. Я лишь хотела узнать, кто он. Отправиться после трудового дня к Сольджуну? Иных возможностей не было. А что я сделаю, когда узнаю, кто же скрывается под черным плащом? Арестую, сдам полиции? Страшнее всего для моей совести было осознавать, что я ничего подобного не предприму. Лишь буду надеяться, что он прекратит свои проделки, тем более, если причина их — я. Это что же, если отдаться ему, то и преступления прекратятся? Разве это тоже не выход для стража порядка? Стыдно было и за то, что большая часть меня уже собиралась сделать это с удовольствием — открыться грабителю и ответить ему взаимностью.

Летняя жара проникла в каждый угол комнаты, а кондиционера у нас не было. Вентилятор стоял в зале, и тащить его оттуда не хотелось. Я подошла к окну и, открыв его, вдохнула ночной воздух, который был едва свежее, чем внутри. Положив локти на подоконник, я приложила руки к вискам и некоторое время простояла так, вместо того, чтобы ложиться спать. Как я могу влюбиться в преступника? Это дикость, это содрогнет мои нравственные устои, хотя, если верить Джуну, они у меня и так чрезмерно поверхностны. Отойдя от окна, я вернулась на постель и упала на спину. Неужели я обманываю себя, и на самом деле никакой я не честный человек, а одна из тех, кто участвует в мировом беспорядке? Далеко же можно зайти в дешевой философии своего бытия, когда надо как-то оправдать свои поступки или найти выход из неловкой ситуации… Как градинами по подоконнику, я услышала несколько коротких, но звонких стуков за окном. Кому бы ещё, как ни Джело это делать? Я села, быстро глянув в зеркало, что пижама у меня вполне пристойная, и собралась подойти на звук, но увидела, что мальчишка уже заскочил в окно и сидел на нём. Если бы я и не подразумевала улицезреть именно его, то испугалась бы, но так просто вытаращила глаза.

— Привет, неожиданно. — поспешно принявшись собирать волосы в кучу, я перекинула их вперед. — А подождать разрешения войти? Где ваши манеры, молодой человек?

— Я же предупреждал, чтобы ты закрывала окно, если не хочешь моего вторжения. Но ты его открыла. — Джело смотрел на меня в десять раз пристальнее, чем обычно. Закинув вовнутрь и ноги, он скинул кроссовки и спустился на пол. — Нуна, а где ты была? Я стучал и раньше. Тебя не было дома так долго…

— Я? Я… — растерявшись, я начала глупо улыбаться, осматривая очень любопытными ставшие комод, стульчик рядом. — По работе пришлось отлучиться. Срочный вызов.

— Ну да, быть копом — это не шутки. — без спроса миновав меня, он быстро прошагал через всю комнату и погасил свет.

— Эй, ты опять меня куда-то хочешь вытащить? — я поднялась, привыкая к темноте, в которой пока ничего не видела. — Я никуда не пойду, я устала, очень.

— Нет, я никуда тебя не потащу. — Джело подошел и встал впритык, но я видела лишь его контур. — Никуда отсюда.

Движением, которого я не заметила во мраке, он обхватил меня за загривок и подтянул к себе так ловко, что я не сообразила, как уже оказалась прижатой к нему, и к моим губам приник его поцелуй. Собираясь воспротивиться странному для него напору, я уже прислоняла ладони к его груди, когда его губы разомкнули мои и ворвались с такой страстью, что моя память не позволила спутать её ни с какой другой. Повторяя те же захватывающие ласки языком, Джело превращался в черную тень, от которой у меня шла кругом голова. Подгибающиеся колени не выдержали, и я обвалилась в его руки, не могущая вырваться из поцелуя, которым он меня приковал к себе. Не может быть, не может быть… нет! Подхватив меня на руки, парень заканчивал поцелуй, кладя меня на постель, пока я дрожала и негодовала над происходящим. Наконец, уста разомкнулись.

— Ты… ты… ты?! — всё что могла, пролепетала я, не отпуская его плеч.

— Я могу сказать то же самое… — прошептал он мне в губы, отрывисто целуя их. — Но, пожалуйста, можно я сначала, пока слова всё не испортили, побуду немного с Саломеей?

Замолчав, я застыла, понимая и не понимая одновременно. Коварный гений, злой грабитель, Джело, беспризорный мальчишка с улицы… наивный паренек, которому я безмерно верила и похититель, который обманул полгорода и провел всех полицейских. Как?! Он прав, любые слова, которыми мы начнем объясняться, испортят всё окончательно и бесповоротно, и пока мы не заглянули за тот поворот…

— Саломея не прочь побыть со своим героем. — Джело стянул футболку и откинул её, подкрадываясь ближе. Я потянула его на себя. Он же меня младше! Что я делаю? Это непозволительно, это аморально, но… он же сам этого хочет, это не я его тащу в кровать. Это он меня сюда положил. Да и, если он тот, кто он есть, разве это невинный безобидный юноша?

— Санха так не вовремя прервал нас… — говорил Джело, скользя руками по моему телу под майкой от пижамы. — Он определенно хочет тебя покорить сам.

— То есть, если бы он не пришел, ты бы соблазнил меня прямо там? — проведя ладонью по его гладкой спине, я обняла его вокруг талии.

— А ты была бы против? — улыбался он в темноте, которая немного рассеялась, прогоняемая светом с улицы.

— Смотря как бы ты уговаривал…

— Ну, примерно точно так же, — впившись губами в шею, он опустил руки на мои бедра и слегка сжал их. — Никакого принуждения, само собой.

— С чего ты взял, что я против небольшого принуждения? — игриво целуя его, я свела ноги вместе, не дав ему лечь между ними. Его голый торс, лежавший на мне, такой стройный, юный и худощавый, он сводил меня с ума, как кошку март. Его светлые волосы, в которые я запустила пальцы, пахли так сладко и притягательно, что принуждение, конечно, было не нужно, но ведь не сдаваться же Саломее так просто?

— Даже так? — Джело снова затянулся горячим поцелуем, тесно пригвоздив меня к простыне. — Разумеется, я могу быть грубым, напористым и немного безжалостным…

Парень схватил меня за запястья и завел их над моей головой, коленом пытаясь развести мои ноги.

— Но почему-то мне хочется быть с тобой бесконечно нежным, а не по-скотски похотливым. — поддавшись и открывшись ему, я развела ноги и обвила его ими. Он отпустил мои руки, и я поспешила обнять его вновь. Какой же он необыкновенный, этот мальчишка!

— А я, ну совершенно, не могу тебе оказывать сопротивление. — губы вновь нашли друг друга и мы замолчали в тонкой тишине, нарушаемой порой проезжающими за окном машинами. Наше дыхание переплеталось, как и тела, желавшие слиться друг с другом так, что не разомкнуть. Он с таким непостижимым изяществом стянул с меня остававшуюся одежду, что я усомнилась, кто из них с Сольджуном был великим умельцем в исчезновениях нижнего белья. Джело оказался так высок, что уместился вытянувшись в моей кровати едва-едва. Стянув с себя штаны, он вернулся в мои объятья, такой трепещущий и беззащитный. У нас обоих складывалось ощущение, что мы столкнулись со своей мечтой, со своими идеалами, которые могут оказаться явью лишь в эту ночь. — Ты знаешь, мне кажется, я всё-таки влюблена в тебя.

— Но ведь Джело никак не мог покорить тебя, — шептал он, целуя мою грудь, мягко сжимая её в своих больших ладонях, в которых она умещалась полностью. — Значит, ты любишь меня, как вора?

— Нет, как человека. — проведя пальцами по его узким ключицам, я не могла остановиться и перестать трогать его. Я боялась, что это всё ускользнет, что милый мальчик, поселившийся в моем сердце, окажется выдумкой, какой оказалась для него Саломея. Ведь он разочарован, разве нет? — А ты? Ты ведь говорил, что не влюблен в Саломею…

— А что я должен был сказать полицейскому, чтобы не попасть под подозрение в попытках украсть танцовщицу? — радостно заявил он, зарываясь лицом в мои волосы и вдыхая их аромат. Его дыхание щекотало моё ухо и озноб бежал от него по всему телу до самых пяток.

— Так, ты любишь меня, как восточную красавицу? — вернула я ему переиначенный под себя вопрос.

— Я люблю ту, которая спасает меня от себя самого и помогает забыться. — Джело внезапно вошел в меня, и я громко простонала, выгнув спину. Он перехватил конец стона поцелуем и, начал плавно двигаться во мне, поцеловал подбородок, слегка прикусив его и опускаясь ниже. — Вы обе с этим отлично справляетесь…

— Не уверена, что одна из нас всё ещё существует. — подавшись ему навстречу, я погрузила его в себя до конца и ощутила то, чего так давно не было в моей жизни, но только с привкусом кое-чего нового, чего не было никогда: это был привкус любви, которая не позволяет думать ни о чем, кроме того, с кем ты сейчас находишься, о его счастье, удовольствии и о том, как ты хочешь полностью принадлежать лишь ему. — Кажется, ты украл не ту, и где находится Пак Мэя, я понятия не имею. Она не выходит на связь уже пару часов.

Джело тихо засмеялся, остановившись на секунду.

— Я слышал, что она поймала в свои сети того, кого искала. И он тоже пропал без вести.

Обхватив меня с силой, парень прижал к себе, целуя глаза, скулы и губы, двигаясь всё в более быстром темпе, потом вдруг замедлившись, и размеренно, осторожно и ювелирно проникая в меня каждым толчком, доводил движениями своих бедер до исступления. Да, девственником он точно не был, и, судя по всему, давно. Ловкость рук, развитая мошенничеством и фокусами, работала и в занятиях любовью, так что вся моя плоть ощущала, что она связалась с профессионалом. Длинные пальцы умело выжимали из меня крики и безошибочно находили самые чувствительные зоны, прикладывая именно ту силу, которую нужно было. Распластавшись под ним, я не выговаривала даже его имени, потому что язык запутывался во вздохах и глубоких стонах, к которым вскоре присоединились и стоны Джело, без остатка отдавшегося чудесам этой ночи. Извиваясь с юношеской грациозностью, он возбудил все мои потаенные желания, которые никогда бы и не узнали о себе, но в этот раз я понимала, что хочу всего и много, хочу отдаться до конца, пусть не спать до рассвета и вновь пойти на работу без сна, но уже не думалось и об этом. Мысли ушли прочь, остались лишь я и Джело, слившиеся в странном прелюбодеянии, искушавшем нас так долго и вот, наконец-то, давшем выход нашим страстям. Приподнимая бедра ему навстречу, я алчно ловила его рывки вперед, хватаясь за его плечи, целуя их. Не отдаляясь ни на сантиметр, Джело создавал амплитуду только своими бедрами, опираясь на ноги, и его член вонзался с прытью умирающего зверя, когда агония заставляет рваться так, как не сможет ни один здравомыслящий, находящийся в безопасности. Могла бы я когда-нибудь предположить, что почувствую это, что пересплю с мальчишкой, казавшимся мне таким незрелым и ребячливым? Но он таким не был. Он был настоящим мужчиной, пожелавшим завладеть Саломеей и добившимся этого. И она сдалась добровольно.