Глава 3

— Можете поцеловать жену.

Джек подождал пока жених приподнимал тонкую фату, и щелкнул затвором в тот самый момент, когда встретились взгляды только что ставших супругами молодых людей. Муж впервые посмотрел на свою жену. Объектив фотоаппарата сумел поймать миг вечности, тот неповторимый миг, когда свершается некое таинство, и глаза обещают глазам любить и верить.

Когда уста молодоженов слились в долгом поцелуе, раздались аплодисменты и восторженные восклицания гостей.

Джек, который чувствовал себя не в своей тарелке, раздраженно подумал, собираются ли новобрачные в ближайшем будущем оторваться друг от друга и перевести дыхание, или они в буквальном смысле поняли слова торжественной клятвы «быть вместе до смертного часа». Он переключил свое внимание на публику и успел сделать еще несколько быстрых кадров прежде, чем закончился, наконец, процесс лобызания, и чета молодоженов ступила на узкую белую ковровую дорожку, раскатанную в честь такого случая через восточную лужайку.

Повесив на шею свой фотоаппарат, Джек вместе со всеми направился к заставленному невероятно огромными букетами цветов помосту, служившему импровизированным алтарем.

— Джек Танго снимает свадьбу, — проворчал он, подумав о том, что, может быть, иногда не так уж неразумно совершать глупости. Слава Богу, что Франклин не видит всего этого. После стольких лет профессионального соперничества Франклин отдал бы полжизни за то, чтобы посмотреть, как его близкий друг и именитый коллега, обладатель приза Пулитцера, неожиданно скатился до того, что согласился растрачивать свой талант на оформление какого-то свадебного альбома. Джек никогда не хвастал своими достижениями, но любой, кто хоть в какой-то мере был знаком с его работами, признал бы, что это было равносильно тому, что классный повар намазал бы студень арахисовым маслом. Просто убийственно.

Он изобразил на лице улыбку и в очередной раз подтянул сваливавшийся с него широкий ритуальный пояс. По всей видимости сбежавший Стив не отказывался от возможности как следует подкрепляться в праздничных буфетах во время своего пребывания в должности штатного фотографа. Как только Джек установил свой треногий штатив, его глаза моментально с безошибочной точностью разыскали в толпе Эйприл. Она лучезарно улыбалась и, умело поддерживая беседу, переходила от одной группы приглашенных к другой, создавая вокруг себя атмосферу непринужденности и праздника. Эта леди знала, как угодить обществу. Ее гости были довольны.

Это действительно было безрассудством — с закрытыми глазами согласиться с ее предложением. Он был буквально шокирован, когда узнал, в чем состояла просьба. Но теперь ворчи не ворчи, а сделка состоялась. Он убеждал себя, что пошел на этот шаг только ради того, чтобы таким образом получить возможность провести хоть немного времени наедине с очаровательной хозяйкой курорта. Однако, приходилось признать, что плата за это удовольствие была для него настоящей пыткой.

Он увидел, как тревожная тень промелькнула на ее улыбающемся лице, когда она подняла свой бокал с шампанским и украдкой оглядела толпу, и понял, что не только та роль, которую ему приходилось сейчас играть, была для него пыткой. Эта маленькая хрупкая женщина обладала невероятным запасом энергии, что было совсем не удивительно, если принять во внимание, как успешно ей удавалось управлять таким большим курортом. И все же Джек не мог не заметить, как что-то не давало ей покоя. И это что-то было похоже на страх. Но чего она могла бояться? Его интуиция журналиста подсказывала ему, что она что-то скрывает. А может быть скрывается от чего-то.

Сегодня за завтраком он заинтриговал ее фразой о «некоторой своей наразумности», и, чтобы уйти от вопросов, попросил объяснить, зачем ей понадобилась его помощь. Когда она принялась рассказывать ему о своем затруднительном положении, он понял, что она не на шутку обеспокоена. И вряд ли такое сильное беспокойство могло быть вызвано обыкновенной неурядицей, рядовой проблемой, с которыми ей постоянно приходилось иметь дело.

Он видел, как она поставила бокал, даже не пригубив дорогого вина, и снова окинула взглядом толпу гостей. Он машинально пробежал глазами по лицам, пытаясь определить, кого она ищет, и вдруг резко остановился. «Нет, я здесь ни при чем». Мысленно проклиная Франклина за то, что послал его сюда, — как будто больше некуда было отправить — Джек снова повернулся к группе собравшихся возле него людей и заставил себя сосредоточиться на своих непосредственных обязанностях.

С гримасой на лице, которая, он надеялся, сойдет за улыбку, Джек сделал два снимка братьев бабушки со стороны невесты. Потом один из братьев, попросив его подождать, отправился на поиски чьих-то братьев со стороны жениха или кого-то еще. Джек повернул голову, чтобы проверить, сколько у него осталось пленки, моля Бога, чтобы она побыстрее закончилась, и неожиданно перехватил мимолетный взгляд Эйприл, которая шла по лужайке к молодоженам. Пожав им руки, она улыбнулась, а потом рассмеялась над чем-то, что жених прошептал ей на ухо.

Ни на секунду не задумываясь, Джек схватил висевший на шее фотоаппарат и несколько раз нажал на кнопку. Удивительное преображение ее лица, которое во время смеха стало вдруг таким естественно-счастливым, было для него настоящим откровением. И он подумал, что, когда она смотрит на него с любезной улыбкой, у нее никогда не бывает такого… беззаботного выражения лица.

Что же могло произойти, чтобы настолько обеспокоить женщину, заставить жить в постоянном напряжении, вынуждая подавлять в себе естественные проявления чувств? Они были знакомы меньше суток, а он уже видел ее насквозь. Как хорошо он понимал состояние ее души. Оно отражалось в ее глазах точно так же, как в тех, которые вглядывались в него каждый раз, когда он смотрел в зеркало.

— Простите, молодой человек, но не могли бы вы сфотографировать нас? Я уверена, что Деборе захочется увидеть наши лица в своем альбоме.

— А? Что? — ответ Джека был отнюдь не профессиональным. Он быстро обернулся и был встречен снисходительными улыбками нескольких пожилых дам, одетых как на подбор в какие-то банты и рюши. — К вашим услугам, леди.

Джек облегченно улыбнулся, радуясь тому, что появился повод отвлечься от своих мыслей, и инстинктивно включая свое обаяние, которым он, как фотожурналист, научился пользоваться много лет назад. Оно служило ему своего рода инструментом, позволявшим расположить к себе «объект». Улыбнись, и тебе улыбнется весь мир — таков был его жизненный девиз.

— Разве может свадебный альбом обойтись без фотографии таких очаровательных дам!

Час спустя Джек, изображая само терпение, которое, кстати говоря, у него было готово вот-вот лопнуть, проклинал про себя, чертыхаясь на разных языках, одну из этих старух, уползшую, чтобы разыскать «дорогую тетушку Минни», без которой никак не мог обойтись последний — на этот раз самый последний — групповой портрет.

Никогда-никогда больше он не позволит ни одной напористой энергичной фее с волосами цвета воронова крыла и таинственными глазами, так бессовестно надуть себя. И какое это имеет значение, что он сам предложил заключить эту сделку? Разве есть на свете что-то более мучительное и унизительное, чем его сегодняшняя «работа»? И разве есть такая плата, которую можно предложить за этот позор?

В ожидании, пока жужжавшие возле него старухи решат, наконец, кто где должен стоять, он, сам того не замечая, снова стал всматриваться в толпу. И в конце концов увидел ее. И увидел в тот момент, когда сенатор Смитсон распростер руки, чтобы заключить ее в свои объятия. Эйприл побледнела, и ее губы напряженно сжались. Сейчас в журналисте должен был проснуться профессиональный интерес, но вместо этого Джек вдруг почувствовал сильнейшую вспышку…

«Чего, Танго? Ревности? А может быть это называется защитной реакцией организма? Давай-давай, — подначивал он себя, — сенатор годится ей в отцы. Или в друзья ее отца». И все-таки в нем заговорил фотограф. В какой-то момент его внутреннее волнение превратилось в неудержимый творческий порыв.

Джек жестом подозвал Алехандро, который пришел помочь ему, отработав свою смену в столовой. Нисколько не волнуясь, появится ли лицо тетушки Минни на этом снимке, Джек быстро объяснил парню, как прицеливаться и на что нажимать, а сам стал торопливо менять объектив в висевшем на шее фотоаппарате на более мощный.

Справившись с объективом, он поспешно обошел небольшую группу людей, стараясь никого не задеть локтем и не толкнуть с напитками, чтобы поймать в кадр Эйприл и «добряка» Смитсона, пока они не закончили свою беседу.

Сенатор стоял теперь на расстоянии вытянутой руки от нее, с восхищением осматривая то ли саму Эйприл то ли ее платье. Джек уже оценил великолепный наряд огненно-красного цвета. Глубокий круглый вырез оставлял открытыми грациозную шею и соблазнительные плечи, а широкая юбка волнующе шелестела, когда она проходила мимо. Он подумал, что надо не забыть забрать ее фотографии, прежде чем отдать пробные снимки невесте.

Он подошел к длинным столам, на которых были расставлены всевозможные сладкие блюда, а в центре возвышалась пирамида замысловато украшенного свадебного торта. Наведя объектив на лицо Эйприл, он навел резкость. Но в этот момент сенатор Смитсон на секунду загородил ее своей спиной. Когда сенатор отступил в сторону, Джек словно прирос к месту, его тело замерло в напряжении, как у человека, который подвергся смертельному риску. Так и есть, ее лицо было кумачовым, как и платье. Чутье не подвело его.

Реакция Джека была мгновенной. Сорвавшись с места, и не сводя с нее глаз, он стал быстро обходить бесконечно длинные столы, на чем свет стоит проклиная выстроившиеся в боевом порядке батареи бутылок и ряды тарелок.

Смитсон, с лица которого не сходила улыбка, сделал еще одно бестактное замечание, не обращая внимания на то, какой эффект производят его слова на Эйприл. И тут Джек увидел, как она пошатнулась, словно у нее подогнулись колени. Черт побери! Опершись рукой на стол между подносом с эклерами и блюдом с французскими пирожными, он одним прыжком перескочил через него.

Эйприл неожиданно почувствовала, как чья-то мозолистая рука подхватила ее под локоть, и, повернув голову, увидела склонившегося над ней улыбающегося Джека. Он словно вырос из-под земли. Прежде чем она успела что-то сказать, он притянул ее к себе и обнял одной рукой за талию, прижав к себе, и таким образом поддерживая, а вторую протянул сенатору Смитсону.

— Поздравляю вас, сенатор. Вы должно быть, гордитесь своей дочерью? — Джек энергично потряс руку Смитсона и еще сильнее прижал к себе Эйприл.

Приведенный в замешательство седовласый джентльмен с трудом нашелся, что ответить.

— Да, Деб моя единственная дочь. Что-то не припомню вашего имени, молодой человек. — Он говорил хрипловато-скрипучим голосом, растягивая слова на техасский манер, и его медленная фраза показалась такой же раздутотолстой, какими были линзы сенаторских очков.

Сощурив глаза, известный политик внимательно посмотрел на него через увеличительные стекла, и Джек чертыхнулся про себя, подумав, что совсем не учел того, что сенатор мог вполне узнать его. Джек вел в основном международные репортажи и очень редко касался политики Соединенных Штатов, но в последнее время благодаря современным средствам массовой информации мир стал довольно тесен.

— А вы, случайно, не…

— Здешний фотограф? Совершенно верно. Госпожа Морган специально пригласила меня ради такого торжественного события. — Отпустив, наконец, руку Смитсона, он приподнял висевший у него на шее фотоаппарат, чтобы его слова прозвучали убедительнее.

— Ах так, ну что ж, надеюсь, вы как нельзя лучше справляетесь с работой.

Заметив, что сенатор вновь превращается в гордого отца, Джек облегченно вздохнул.

— Признаться, я только профинансировал все это мероприятие, на этом моя роль закончилась, — продолжал Смитсон. — Всем же остальным занималась Марта — это моя жена — и то, что праздник удался, я считаю, — целиком ее заслуга.

Эйприл все еще опиралась на Джека, давая тем самым понять, что нуждается в нем; и он ни на секунду не сомневался и мог поспорить на любой из своих призов, что позже она пожалеет об этом. Но в данный момент для него это было вполне достаточным, чтобы решить, в каком направлении действовать дальше.

Поведение Джека немного смутило Эйприл, но сейчас ее гораздо больше беспокоила мысль о том, как побыстрее избавиться от старика-сенатора. Еще минута, и она уже совершенно оправилась от растерянности, и улыбка снова озарила ее лицо. Неожиданно Джек расслабил руку, которой обнимал за талию, и, почувствовав это, она сама еще крепче прижалась к нему.

— Правильно, обопрись на меня, mi cielo, — прошептал ей на ухо Джек, в то время как сенатор монотонно гудел что-то о своей дочери. — Не бойся!

Ее тело мгновенно напряглось, и она попыталась отстраниться от него.

— Спасибо, но я могу спра… — шепот прервался на полуслове, когда Джек снова притянул ее к себе и тут же переключил внимание на Смитсона:

— А знаете, сенатор, мне кажется, я еще не сделал ни одного снимка вас и вашей очаровательной жены. Марта, так ее зовут? Джек ловко подхватил политика под руку, которой тот выразительно жестикулировал, и, лавируя между людьми, повел не успевших опомниться старика и Эйприл к столику с закусками.

— Вообще-то мне кажется…

— А теперь, позвольте, я предложу госпоже Морган чего-нибудь съесть, — непринужденным тоном перебил политика Джек. — Я уверен, вы прекрасно знаете, что такое люди, помешанные на своей работе. У них никогда нет времени оставить свои дела и поесть по-человечески. И если бы не ее сотрудники, госпожа Морган просто валилась бы с ног от усталости и голода.

Джек и дальше продолжал нести подобный вздор, и Эйприл, совершенно сбитая с толку его болтовней, не знала, что сказать, чтобы остановить его. К тому же, честно говоря, она была несказанно рада, когда Джек, не говоря ни слова, пришел ей на выручку после того, как сенатор, сам того не замечая, заставил ее покраснеть. Не успела Эйприл еще сообразить, что же, все-таки, происходит, как она уже сидела на раскладном садовом стульчике, держа в одной руке тарелку с какой-то едой, а в другой — кружку с пуншем. Когда она наконец все поняла и подняла глаза, чтобы поблагодарить своего спасителя, он подходил уже к середине лужайки, все еще буксируя за собой сенатора.

Эйприл рассеянно надкусила маисовую лепешку с сыром, продолжая следить за Джеком, который уже брал в плен элегантно одетую яркую блондинку. Узнав в ней Марту Смитсон, Эйприл подумала, что жена сенатора наверняка уже поддалась его обаянию. Этот человек обладал каким-то удивительным чутьем. Иначе как объяснить то, что он появлялся рядом именно в тот момент, когда Эйприл требовалась помощь? Однако она была не настолько глупа, чтобы не понять, что за эту помощь придется платить.

Несколько раз во время церемонии и после нее она оборачивалась, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Каким образом она угадывала, что это именно его взгляд, оставалось для Эйприл загадкой. Одна только мысль о том, что он заинтриговал ее точно так же, как, по всей видимости, и она его, выбивала из колеи.

Она заставила себя отвести глаза от его высокой стройной фигуры и посмотрела в свою тарелку. Но это не помогло. Его образ не покидал ее мысленного взора, как она ни старалась. В черном фраке и в черном галстуке Джек Танго был неотразим. И что из того, что фрак был так туго натянут на широких плечах, что каждый раз, когда он наклонялся над своим треногим фотоаппаратом, казалось, вот-вот разойдется по швам? И что из того, что широкий шелковый пояс постоянно сползал на бедра, приковывая ее взгляд к его сильным ногам. Любой мужчина выглядит красавцем в смокинге.

Да, она не могла не признать, что даже мысленный образ Джека Танго не давал ей покоя.

К тому же, он снова назвал ее mi cielo. Эти слова, которые она слышала в последний раз десять лет назад, притупленные болью, лежали где-то на дне памяти. Отец постоянно называл ее так, безжалостно используя это ласкательное имя, когда убеждал дочь не подавать в суд на Алана Мархама за его грязные домогательства. Мархам был начальником Эйприл и ко всему прочему деловым партнером отца, не говоря уже о том, что баллотировался в то время в государственный сенат.

Отец перестал называть ее ласкательным именем задолго до того, как дело было рассмотрено в суде. А потом ее и отца с ног до головы облили дерьмом. И после этого он называл ее другими далеко не ласковыми словами. Теперь же он и вовсе никак не называл ее.

И вот прошло десять лет, и ей стало известно, что Алан Мархам, человек, которому она так безуспешно пыталась закрыть дорогу в сенат, тот самый человек, который не остановился ни перед чем, чтобы унизить и втоптать ее в грязь перед лицом всей нации, готовился объявить себя кандидатом в президенты Соединенных Штатов.

Кусок застрял у нее в горле, и она решила, что нужно поскорее уйти отсюда. Положив на тарелку наполовину съеденную лепешку, Эйприл отдала ее вместе с кружкой пунша, к которому не притронулась, проходившему мимо официанту. Потом поднялась со стула и отправилась на поиски Кармен. Убедившись, что все находится под контролем, она быстро нашла молодоженов и подошла к ним, чтобы попрощаться, хотя даже не сомневалась, что уже в следующую минуту они забудут о ее существовании. С того момента, как жених подал невесте руку, эти двое не сводили глаз друг с друга.

Стараясь не поддаваться нахлынувшей на нее при этой мысли грусти, Эйприл осмотрелась в поисках сенатора и его жены. Конечно, уйти не попрощавшись с ними и не поинтересовавшись лично, всем ли они довольны, и не нужно ли им еще что-нибудь, будет более чем невежливо, но ей страшно не хотелось еще раз встречаться с ними. Наконец она заметила их в сотне метров от себя.

Похоже, их внимание было целиком поглощено какой-то беседой; и неудивительно — рядом с ними стоял Джек. Она тотчас же повернулась к ним спиной, прежде чем он успел обернуться и поймать ее пристальный взгляд, и быстрыми шагами направилась к дому. В ее голове кружился вихрь мыслей, и единственное, чего ей сейчас хотелось, это спрятаться от всего и от всех, чтобы хоть немного прийти в себя. Не задумываясь над тем, от кого она больше стремилась сейчас убежать — от сенатора или от Джека, Эйприл нырнула в прохладу коридора и поспешила в свой кабинет.

Взгляд Джека оторвался от миссис Смитсон, с которой он вел разговор, как раз в тот момент, когда Эйприл скрывалась в боковой двери. Черт, ему нестерпимо захотелось догнать ее. Но вместо этого он заставил себя сделать еще один неторопливый глоток ледяной воды. У него будет еще предостаточно времени, чтобы выяснить, что же все-таки произошло между сенатором и Эйприл. Он взглянул на часы. По его подсчетам ее долг составлял уже пять часов.

Джек надеялся, что она не собиралась воспользоваться каким-нибудь трюком, чтобы увильнуть от исполнения своего обещания, согласно их уговору. Кроме того, догадывалась она об этом или нет, но их отношения уже вышли за рамки игры.

Ну а пока беседа с сенатором была оптимальным вариантом проведения времени.


Эйприл поднималась по дорожке к бунгало номер четырнадцать, и с каждым шагом желание бежать в обратном направлении становилось все сильнее. Она еще раз повторила про себя те слова, которые собиралась сказать Джеку. Вот уже два дня, с того самого момента, когда она улизнула с церемонии, Эйприл не видела его даже мельком. И тогда она подумала, что он освободил ее от обязательств. Ведь она не обманывала его, когда говорила, что в ближайшие дни будет очень занята.

Большинство приглашенных на свадьбу гостей все еще оставалось здесь. Почти все они, за исключением сенатора и его жены, уехавших вчера утром следом за молодоженами, решили продлить себе праздник, Эйприл предполагала, что увидит его на местном вертодроме во время проводов виновников торжества, но в то утро Джек так и не появился. Не появился он и в следующие двадцать четыре часа.

Насколько она поняла, он, вне всякого сомнения, даже не пытался найти ее.

И вдруг два часа назад консьерж сообщил ей, что сеньор Джек просил передать, что хотел бы встретиться, как только у нее появится свободное время. Она как могла оттягивала этот визит к нему и, убедив себя в том, что администраторам гостиницы просто не обойтись без нее в связи с наплывом участников какой-то конференции, решила лично заняться их регистрацией. Однако, очень скоро выяснилось, что ее сотрудники без труда справлялись сами, и ее помощь им абсолютно не требовалась. Больше не было предлога, чтобы откладывать встречу и дальше. К тому же теперь, когда прошло какое-то время, и она внутренне подготовилась к этой встрече, у нее появилось чувство уверенности в себе.

Сдув со лба прядь, выбившуюся из закрученного на затылке узла волос, которой играл утренний ветер, Эйприл взошла на крыльцо. Странно, каким уединенным неожиданно показалось ей это бунгало. И еще эти буганвилии. Ей всегда нравился запах этих ярких цветов, обвивавших открытые веранды бунгало. Сейчас он вдруг показался ей приторным и тошнотворным.

Пытаясь успокоить неровное дыхание, она подняла руку, чтобы постучать в дверь, моля Бога, чтобы Джек согласился принять ее предложение, касающееся оплаты его труда.

От легкого стука дверь внезапно распахнулась сама, и Эйприл приготовилась увидеть перед собой его лицо. Но прошло несколько секунд, которые показались ей часами, но никто не появился. Она взялась уже за ручку двери, чтобы закрыть ее, удивляясь, что он ушел из бунгало, не закрывая его, оставляя в нем свою дорогую фотоаппаратуру, как вдруг услышала звук льющейся в душе воды. Ее рука, закрывавшая дверь, остановилась на полпути и все ее тело замерло, когда она отчетливо, словно на фотографии, представила обнаженного Джека, стоящего под струями воды в душе. По его высокой мускулистой фигуре стекал водопад, провокационно дразня, вырисовывая каждую мышцу его сильного тела.

Пытаясь стряхнуть с себя это наваждение, Эйприл подумала, что нужно немедленно уйти, пока пути к отступлению оставались открытыми. Но пока ее рассудок доказывал, что необходимо вернуться к работе, тело решило войти в дом. Переступив через порог, она захлопнула за собой дверь, но в ту же минуту передумала и немного приоткрыла, надеясь на то, что эта узкая щель, оставлявшая путь к отступлению, придаст ей уверенности в предстоящем разговоре с Джеком.

Эйприл подошла к маленькому диванчику. Вещмешка на нем больше не было. По всей видимости, Джек совершенно освоился и чувствовал себя здесь как дома. Она дотронулась до знакомой желтой футболки, переброшенной через спинку дивана, потом провела пальцем по горлышку стоявшей на столике пустой бутылки из-под пива и, натолкнувшись на мокрое пятно, отдернула руку, неожиданно осознав, что в ее движениях есть что-то интимное.

Раздумывая, стоит ли крикнуть ему, что она здесь, Эйприл вдруг заметила ту маленькую сумку, которую несколько дней назад она сама внесла в эту комнату. Ее внимание привлекла не сама сумка, а то, что выглядывало из расстегнутого бокового кармашка. Стопка каких-то фотографий. Подумав, что это скорее всего свадебные снимки и, что она, как человек, выступающий в данном случае в роли работодателя, имеет полное право увидеть их, Эйприл осторожно вынула пачку глянцевых фотографий из сумки. Они были перевернуты к ней обратной стороной, и, когда она перевернула их, то вздрогнула от неожиданности: на нее смотрели ее собственные глаза. Пришедшая в замешательство от того, что была единственным «объектом» на этом снимке, она стала быстро просматривать остальные фотографии, которых было около десятка. И на всех была изображена она.

И уже в следующую секунду растерянность и смущение уступили место возмущению и негодованию. Как он посмел! От гнева у нее помутилось в глазах, но постаравшись взять себя в руки, она снова принялась перетасовывать снимки, на этот раз внимательно разглядывая каждый, так, словно пыталась навсегда запечатлеть в своем болезненно сжимавшемся сердце доказательство его коварства и предательства. Как будто можно было забыть такое!

Вот снимок, на котором она пристально смотрит невидящим взглядом куда-то вдаль, погруженная в свои мысли. А вот здесь она смеется вместе с женихом и невестой. Эйприл быстро убрала эту фотографию вниз, не найдя ничего замечательного в сияющем от радости выражении своего лица, которое поймал его объектив. Но следующий снимок приковал ее внимание, и она долго смотрела на глянцевый листок, слегка дрожащий в руке. Какой одинокой она выглядела здесь. И когда она поняла, что этот кадр был сделан за какую-то долю секунды до первого поцелуя молодоженов, мучительная тяжесть змеей заползла в ее душу.

Ее гнев постепенно исчезал, перерастая в щемящее в груди напряжение, оттого, что эти фотографии заставляли ее снова и снова заглядывать внутрь себя. Каждый из этих отлично сделанных цветных снимков безжалостно обнажал все те чувства, которые много лет назад она попыталась предать забвению в надежде исцелить свою душу. Когда в руках оказался предпоследний снимок, все ее тело внезапно оцепенело.

Эйприл мгновенно поняла, что на этот раз Джек заснял ее в тот момент, когда она смотрела прямо на него. Ее рот слегка приоткрыт, щеки залила краска, а в глазах застыло жгучее…

Эйприл быстро собрала фотографии в стопку и, сминая их, стала торопливо заталкивать назад в боковой карман сумки, чтобы не видеть своих глаз, этого взгляда, которым она смотрела на Джека. Жаждущего взгляда. Глубоко жгущего жаждущего взгляда.

Ее бросило в жар от стыда, и, готовая убежать отсюда, она резко отвернулась от сумки… Зеленые полупрозрачные глаза Джека пристально смотрели на нее. Он стоял в дверях спальни, прислонившись к косяку. Его бедра были обернуты белым банным полотенцем, а с темных завитков влажных волос стекали бисерные капли воды, соскакивая ему на грудь. Он молча созерцал ее. Эйприл не знала, как долго она стояла так, впитывая в себя его оценивающий взгляд, которым он медленно ощупывал каждый сантиметр ее тела. Может быть всего одно мгновение, а, может быть, целую вечность.

— Вам понравилось? — Ни один мускул не дрогнул на его теле, когда он произносил эти слова.

Она стояла напротив со скрещенными на груди руками и тоже не шевелилась.

— Неужели вы и правда думали, что они мне понравятся? Может быть, вы именно для этого и делали их?

— Я уже говорил вам, что все сделанные здесь фотографии, — разумеется, за исключением свадебных — будут принадлежать только мне. Я это снимал исключительно для себя. Но, честно говоря, я действительно надеялся, что они вам понравятся.

— Мне казалось, что я более чем ясно дала вам понять, что не хотела фотографироваться.

— А мне казалось, что мы заключили сделку.

До сих пор его голос оставался мягким и спокойным, и тон его был абсолютно безразличным, словно ее ответ не имел для него ни малейшего значения. Но эта последняя фраза вдруг выдала то напряжение, с которым он пытался контролировать себя, и Эйприл невольно отступила на шаг назад.

— Условия нашего уговора были таковы: час моего времени за каждый час вашего. Но вы ничего не сказали насчет того, что я должна буду позировать вам.

Джек оторвался от дверного косяка, но так и остался стоять на том же месте.

— Вы что, решили поиграть словами? Интересно, каким образом вы собирались расплачиваться со мной, Эйприл? Скажите, вы за этим пришли сюда?

Его проницательные глаза блуждали по ее лицу, внимательно рассматривая каждую черточку, и откровенное напряженное любопытство его взгляда языками жаркого пламени лизало ее тело. Было непонятно, что творилось сейчас в его душе. Эйприл видела только эти раскаленные, обжигавшие ее глаза и не знала, горят ли они от гнева… или от желания.

Неожиданно до нее дошел смысл его слов, и, осознав, в каком глупом положении она оказалась, Эйприл, которой захотелось провалиться сквозь землю, обернулась и бросила взгляд на сиявшую солнечным светом узкую дорожку к свободе.

— Что ж, уходите, если вы действительно этого хотите. Я не стану вас удерживать. Но в таком случае наш разговор состоится позже.

Несмотря на его слова, она вдруг почувствовала себя в ловушке, и в ней проснулась дикая ярость, совсем как тогда, когда много лет назад Мархам прижал ее в углу своего кабинета. Отогнав от себя вереницу заплясавших в голове мыслей, она сказала:

— Если вы ставите вопрос подобным образом, то я считаю, что эти фотографии полностью компенсируют затраты вашего труда. И конец всем разговорам.

Эйприл рванулась с места, чтобы уйти, но сильная рука быстро схватила ее за запястье. Когда он успел приблизиться к ней?

— Не надо так спешить, senorita Морган.

Как только она остановилась, его пальцы, державшие ее в плену, слегка расслабились. Джек медленно потянул ее за руку, и Эйприл повернула к нему лицо. Он терпеливо ждал, и она, наконец, посмотрела прямо ему в глаза. Встретив ее открытый взгляд, он мысленно похвалил ее за мужество, но когда в прекрасных золотисто-карих глазах промелькнул страх, раздосадованно выругал себя за то, что стал причиной этого страха.

— Если впредь вам понадобится моя помощь, я к вашим услугам, — она говорила тихим, спокойным голосом.

— Если бы вы не убегали каждый раз, как только разговор становится вам неприятен, мне бы не пришлось прибегать к подобным мерам.

— Отпустите меня, — медленно и отчетливо произнесла она.

— А если я пообещаю, что не дотронусь до вас, вы, может быть, останетесь еще ненадолго и мы закончим наш разговор? Прошу вас!

Она кивнула, и он сразу же выпустил ее запястье.

— Вы должны помнить, что можете доверять мне, Эйприл. Но и не забывайте, что я придаю очень большое значение выполнению обещания.

Ее глаза расширились от ярости и негодования, и Джеку захотелось улыбнуться, потому что вернулась прежняя Эйприл Морган, характер которой восхищал его. Однако серьезность их разговора заставила его воздержаться от улыбки.

— Я не давал вам обещания, что не буду фотографировать вас, — его голос слегка смягчился. — Но я обещал, что никому не буду показывать снимки. Если бы вы знали меня немного лучше, то вы бы не сомневались, что я умею держать свое слово, и это одно из моих самых ценных качеств.

Он замолчал, наблюдая за выражением лица Эйприл. Ее подбородок оставался таким же напряженным, а губы растянулись, образуя унылую и безжизненную линию. И тогда он решил задать ей вопрос, на который больше всего хотел услышать ответ, и резкость совершенно исчезла из его голоса.

— Вы действительно очень недовольны тем, что я сделал это?

Джек скорее ощутил, чем увидел ее внутреннюю борьбу, результатом которой было поражение, появившееся в теплых карих глазах. И это так глубоко задело его, что он почувствовал, как открывается тайник его души, который он замкнул много лет назад. Замкнул, и постарался забыть о его существовании. «Но почему сейчас? — спросил он себя. — После стольких лет строжайшего контроля над своими эмоциями, когда он не допускал и малейшего намека на проявление подобных чувств. И почему именно она?»

Но вот так сразу ответить на эти вопросы было невозможно. Он смотрел в глаза, в которых всего несколько минут назад вспыхивал завораживавший его трепетный огонь. Теперь они казались пасмурными и грустными. То поражение, которое она признала за собой, погасило их. И Джек почувствовал, как все его существо охватило горячее желание. Желание заставить ее снова улыбаться, желание узнать, где ее мир дал трещину, и все исправить, чтобы успокоить ее. И это желание было таким сильным, что в целях собственной безопасности ему следовало не медля ни секунды бежать от нее.

Но вместо этого он подошел к ней еще ближе. Больше всего на свете ему хотелось сейчас дотронуться до нее, прижать к себе, утешить. Но он обещал не делать этого. И тогда он поднял руку к ее рту, едва не касаясь пальцами губ. Их глаза встретились, но уже в следующую секунду он перевел взгляд на ее губы и стал медленно очерчивать пальцем их воображаемый контур. Потом сжал ладонь и уронил руку.

— Никто, кроме тебя, не увидит их, клянусь!

Ее губы раскрылись, но она ничего не сказала. Джек сделал глубокий выдох, отчаянно борясь с желанием оживить ее своим поцелуем.

Но он дал слово, и к тому же ему хотелось, чтобы их первый поцелуй был необходим ей так же, как и ему. Меньшего не заслуживала ни она, ни он.

— Могу я быть уверенным, что вы побудете здесь еще несколько минут, пока я переоденусь?

Ее реакция была такой же быстрой и резкой, как он и ожидал. «Но, — подумал он, — гораздо приятнее было бы целовать ее сейчас, вместо того, чтобы играть в слова».

Она отошла от него на пару шагов и со злостью сощурила свои карие глаза.

— Если бы вы знали меня лучше, то вам бы не пришлось спрашивать меня об этом, — парировала она, бросив в него его же фразу.

Джек повернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Закрыв за собой дверь спальни, он прислонился к ней, размышляя о том, что буря еще не прошла. Что бы он ни предпринял, чтобы заставить ее на какое-то время сдаться, ему не удастся полностью погасить разгоревшееся между ними пламя противостояния.

Пройдя несколько шагов по маленькой комнатке, Джек невольно усмехнулся. Он приехал сюда отдохнуть, устроить передышку своему телу и душе, хоть немного расслабиться. И что же получалось? Он потерял над собой контроль и умудрился поддаться тому, чего ему удавалось избегать целых тридцать пять лет. Его затягивал интерес к женщине.

— Плохо управляешь собой, Танго, — пробормотал он. Но другого выбора у него не было, и он это знал. Хотел он того или нет, но Эйприл Морган полностью завладела его чувствами.

Джек развязал полотенце, и оно упало к его ногам на кафельный пол. На его лице снова появилась улыбка, когда он с неохотой признался, что это притяжение к Эйприл было просто неизбежным. Она еще и не подозревала, что у нее появился надежный союзник.

И в скором будущем он непременно станет ее любовником.

Загрузка...