Что они знали о дальних землях? Только то, что те далеко. Как там живут, какие там законы, какой климат, традиции, еда? Все это было им неизвестно, но Амелия и Таша не унывали — они были живы, они были вместе, это было главное. Дорога была нескончаемой, и казалось, что любое место, куда они в итоге прибудут, сразу станет любимым домом. Только бы закончилась тряска в повозке, холодная еда и ночи под открытым небом.
Наконец путь был окончен, и новый дом распахнул для женщин свои массивные деревянные двери. Они прибыли в небольшой замок на северо-востоке, которой возвышался на горе у самого океана. Хозяином местных земель был барон Хьюго Шортон, крупный бородатый мужчина средних лет. Его густые рыжие брови хмуро сошлись, когда барон читал послание своего сюзерена, которое привез королевский посыльный. Он взглянул на молодого юношу в ливрее короля и недовольно спросил:
— Значит, я должен кормить два рта за просто так?
Юноша весь подобрался:
— Насколько я знаю, король миловал вам не два «рта», а две новых рабыни.
— Рабыни, как же, — усмехнулся сэр Хьюго. — Ты хочешь меня убедить, что эти изнеженные столичные леди способны на что-то кроме нытья и слез?
Посыльный шагнул к барону и понизил голос, ведь те самые «изнеженные столичные леди», стояли совсем недалеко и все слышали:
— За долгую поездку из столицы я не услышал от них ни одного слова жалобы или упрека. А дорога была не из легких.
Хьюго перевел взгляд на прибывших дам. Их платья и плащи были запыленными, а лица уставшими. Но спины они держали прямо, а глаза были опущены в пол, как и полагается рабам.
— Подойдите, — велел барон.
Женщины тут же пришли в движение и вскоре уже стояли перед ним. Хьюго сразу отметил изящную красоту матери и еще не распустившуюся женственность дочери. Может, «милость короля» не так и плоха, задумался Хьюго, внимательнее присматриваясь к старшей женщине. Как её, леди Амелия — а она очень даже ничего. Он, наверное, простит ей и неумение работать и умение ныть, если она будет с ним ласковой. Барон Шортон уже пять лет как овдовел, и совсем не против заменить уже порядком надоевшую любовницу-служанку на эту чернявую красавицу.
Леди Амелия сразу определила ход мыслей нового господина, и он ей не понравился. Но женщина напомнила себе, что теперь она бесправная рабыня, а значит её жизнь и, что гораздо важнее, жизнь её дочери, полностью зависят от этого мужчины. Она вежливо поклонилась, грациозно приподняв испачканное платье, и сказала:
— Барон Шортон, я и моя дочь благодарим вас за приют. Мы будем усердно трудиться на благо вашего дома, чтобы не слыть бездельниками. Мы будем отрабатывать свой кусок хлеба честно, — последнее слово женщина особенно выделила, и это не укрылось от барона.
Он не был глупым мужчиной и сразу понял её намек. Хьюго усмехнулся, как же быстро эта светская леди его раскусила. Ну ничего, он не будет спешить, у него хватит терпения. Леди Амелия скоро сама запросится в его постель, когда поймет, что по-настоящему работать совсем не просто. Работа раба — это тебе не крестиком вышивать и эль разливать.
— Хорошо, — ответил мужчина. — Сколько лет вашей дочери?
— Таше семнадцать лет, ваша милость.
— Чему она обучена?
— У неё светское образование.
Мужчина снова усмехнулся:
— Вряд ли светское образование пригодится вашей дочери на кухне или в прачечной.
Леди Амелия не осталась в долгу:
— Моя дочь сообразительная и быстро учится. Она будет полезна там, где вы сочтете нужным, — сказала женщина и сразу осеклась, понимая, что её слова звучат двусмысленно. — Моя дочь воспитанная и благочестивая девочка, уверена, в вашем доме найдется подходящая работа для неё.
— Конечно, — ответил Хьюго, рассматривая дочь леди Амелии. Но она была уже не девочкой, а юной миловидной девушкой, а скоро расцветет и станет настоящей красавицей. Мать правильно делает, что волнуется за дочь, скоро вся округа станет за ней волочиться. А учитывая её положение рабыни, многие сочтут девушку легкодоступной. Барон решил, что должен защитить честь леди Таши и на корню пресечь все возможные поползновения в её сторону. — Не волнуйтесь за дочь, в моем доме она найдет достойный приют.
Леди Амелия благодарно улыбнулась, понимая, что сэр Хьюго имел в виду:
— Большое спасибо, ваша милость.
— Отдохните с дороги. Приступите к работе завтра. Вайла, — кликнул Хьюго экономку.
Женщина средних лет тут же явилась и поклонилась хозяину:
— Ваша милость.
— Это Амелия и Таша, новые слуги. Накорми их и устрой на ночлег. Завтра назначь работу. Идите.
Женщины поклонились и покинули общий зал. Хьюго улыбнулся посыльному:
— Думаю, ты тоже хочешь отдохнуть с дороги, дружище, но сначала выпей со мной эля. А заодно расскажешь последние столичные новости.
— С удовольствием.
Вайла проводила женщин на кухню и усадила за стол ужинать под заинтересованными взглядами прислуги. Таша блаженно улыбнулась, грея руки о горячую кружку травяного чая, — наконец в желудок попадет хоть что-то теплое.
— Откуда вы родом?
Амелия приветливо улыбнулась экономке:
— Из центрального Ройена.
— Значит, вы жили недалеко от столицы?
— Да. Последние пару лет мы жили в столице, а до этого в замке неподалеку.
Слуги внимательнее пригляделись к вновь прибывшим. Их скромные платья и отсутствие драгоценностей никого не ввели в заблуждение: перед ним были истинные леди. Правильная речь и манера держаться выдавали их с головой. Экономка хмуро глянула на служанок, которые с любопытством рассматривали приехавших женщин:
— Отнесите господину и его гостю еды. Живо, — Вайле не нужны были лишние уши, когда она узнает у светских леди обстоятельства приезда в их глушь, да еще в роли рабынь.
Служанки тут же ушли, унося с собою подносы с едой. Экономка открыто посмотрела на Амелию:
— Будем честны друг с другом. Господин сказал, что вы новые служанки, но я же не слепая, вижу, что вы леди. Этого не утаить, как ни старайся.
— А мы и не собирались ничего скрывать. Я и моя дочь родились и воспитывались в знатных родах, под древними фамилиями. Но указом короля мы лишены своего рода и земель. Теперь мы обычные слуги, рабы своего нового господина. Такие же слуги, как и каждый слуга здесь.
Экономка перевела удивленный взгляд с матери на дочь, которая всё это время тихо пила чай. Юная леди была такой безмятежной, как будто ужас перемен её жизни совсем девушку не трогал:
— Как же это случилось? За что король так поступил с вами?
— Король был милостив к нам, и я буду всю жизнь благодарна ему за это, — сказала Амелия и грустно улыбнулась. — Он сохранил нам жизни, хотя должен был казнить. Мой второй муж граф Брантос предал короля и открыто выступил против него. Предателей и их семьи ждала только смерть, но нас помиловали в память о моем первом муже и отце Таши. Граф Ратингер был верным соратником и другом бывшего короля, он был отважным воином и благородным человеком. Его доброе имя защитило нас и после его смерти.
— На вашу долю выпало так много испытаний, — покачала головой Вайла. — Но здесь вы найдете покой. Наш господин справедливый и добрый человек. Он, конечно, любит побушевать, как и любой мужчина, но его гнев быстро утихает. Я найду для вас несложную работу, под стать вашему положению.
Амелия накрыла ладонью руку экономки и пожала:
— Спасибо, Вайла, за ваше искреннее участие в нашей судьбе. Но мы не просим и не хотим к себе особого отношения. Мы теперь такие же слуги, как и вы, и готовы трудиться наравне со всеми. Прошу только дать нам пару дней, чтобы обвыкнуться и постичь нужный навык. А сейчас мы хотели бы прилечь, дорога была долгой и утомительной.
— Да, да, да, — подскочила экономка, проникаясь уважением к этой сильной духом женщине. — Конечно, идите за мной. Я отведу вас на ночлег.
Вайла выделила им крохотную комнату под самой крышей с двумя толстыми перинами и теплыми одеялами. Она не стала размещать мать и дочь в общей спальне для слуг. Что бы ни говорила Амелия, а они все же были леди, и привыкли к уединению. Женщины умылись перед сном и расчесали волосы, потратив на это последние силы. Таша укрылась одеялом и взглянула на мать, которая заканчивала короткую молитву богам. Женщина легла, и их взгляды встретились:
— Как тебе понравился дом?
— Я видела только зал и кухню, — сказала Таша и улыбнулась: — но здесь есть крыша и горячая еда, а значит, он идеален.
Амелия улыбнулась: её дочь была удивительной девушкой, но никто не замечал этого под кротостью и немногословностью. Но Амелия не расстраивалась, потому что самолично приложила к этому руку. Она с самого детства учила дочь скромности и покладистости, учила быть вежливой и почтительной. И только с матерью Таша позволяла себе некоторую вольность, проявляя толику характера рода Ратингеров:
— Кажется, Барон Шортон присмотрел себе сегодня новую жену.
— Леди Таша, — попыталась вразумить её мать, понимая намеки дочери, которая была очень наблюдательной.
— Вайла сказала, что он добрый и справедливый. Мне он понравился, мама.
— Это не имеет никакого значения. Если ты не забыла, я вдова, а он мой господин.
— Не думаю, что это может стать преградой.
— Может. И станет. Мне еще полгода носить траур.
Таша не сдержала тихих слов:
— Ты будешь скорбеть по недостойному человеку?
Амелия строго посмотрела на дочь:
— Я больше не хочу слышать от тебя таких слов. Граф Брантос был моим мужем, а тебе заменил отца. Он дал тебе крышу над головой и хорошее образование.
— Конечно, мама, — ответила Таша. Она не стала напоминать матери, что образование она получила только потому, что так завещал её родной отец, и оставил на это приличную сумму золотом. За эти средства образование получила и Кирия, а остатки золота отчим потратил на выдержанный эль и породистых лошадей для себя. Таша прикрыла глаза: — Я очень рада, что смерть не коснулась нас. И я рада за Кирию, которая осталась при дворце. Ей бы не подошла жизнь здесь, она бы зачахла без столичной суеты, — Таша также не стала озвучивать мысли о том, что Кирия, любительница роскоши и всеобщего внимания, нашла себе самое подходящее место для жизни. Таша лишь пожалела юную принцессу Нинель, которая показалась ей добрым человеком, потому что из Кирии вряд ли выйдет хорошая фрейлина и подруга. Все время и силы её сводной сестры будут направлены на короля, которого Кирия непременно попытается заманить в свои сети. И он явно не будет этому противиться.
— О чем ты думаешь? — спросила Амелия дочь.
Таша распахнула глаза, она никогда не врала матери, ведь только с ней могла быть до конца откровенна:
— Я думаю о том, как король смотрел на Кирию в тронном зале. Он тогда возжелал её? Верно?
Амелия также всегда была честна и откровенна с дочерью, по-другому с Ташей просто было нельзя:
— Думаю, да. Ты завидуешь этому? Завидуешь, что на тебя король так не смотрел? — осторожно спросила Амелия.
Таша задумалась:
— Мне нечему завидовать, мама. Король и на меня бросал подобные взгляды, но они разбились о мою скромность и молчаливость. «Трусишка младшая сестра» не достойна внимания великого правителя. Серая мышь Золотого льва не заинтересовала.
Амелия привстала на локтях и внимательно посмотрела на дочь:
— Таша, милая, ты же знаешь, что поступила правильно. Тебе нельзя было оставаться в королевском замке, это место не для тебя.
— Да, я знаю, мама. И не ропщу на свою судьбу. Я правда рада, что мы уехали из столицы. Каждый добился того, чего хотел.
— Думаешь, Кирия рассчитывала на такой результат?
— Она хотела, чтобы её заметили, и добилась своего. А дальше сыграло мужское влечение, — ответила Таша совсем по-взрослому и добавила: — Сыграло Кирии на руку.
Амелия снова легла и укрылась одеялом. Её дочь больше не ребенок, как бы тяжело не было это признавать. За последний год Таша очень сильно повзрослела и лучше узнала реальную жизнь. Больше её не укрыть за стенами детской комнаты, не поселить на страницах сказок, не затерять в мире игрушек. Таша выросла.
Амелия заметила:
— Король такой же живой мужчина, как и другие. Он молод, горяч и порывист. Он увидел лакомый кусочек и не смог устоять. Какой бы ни была Кирия, но красоты и изящества ей не занимать. Надеюсь, ей так же хватит ума не продавать себя за бесценок.
Таша рассмеялась:
— Мама, ну правда, это уже перебор. Ты уверена, что хочешь говорить на такие темы со своей юной дочерью?
Амелия улыбнулась:
— Ты неразумная только для окружающих. Но мы-то с тобой знаем правду.
— Да, мы знаем правду.
Через две недели Амелия и Таша полностью вписались в жизнь своего нового дома. Никто уже не смотрел на них с любопытством и не шептался за спиной. Вайла нашла применение новым служанкам: Амелия стала её правой рукой, с которой она постоянно советовалась, а Ташу пристроили на кухне, в помощь доброй кухарке. Работы было много, но женщины не роптали, и Вайла была довольна новыми помощницами, о чем не забывала при каждом удобном случае сообщить хозяину. Но барон не проявлял восторга от успехов новых служанок, как экономка. Он был уверен, что Амелия скоро запросится в его постель, лишь бы увильнуть от работы, но с каждым днем его уверенность таяла на глазах.
А вот уважение к леди, напротив, росло: женщина с достоинством приняла своё новое положение и всю себя посвятила домашним обязанностям. И надо отдать ей должное, за какую-то неделю замок преобразился на глазах: еда и питье стали вкуснее, полы и окна чище, слуги улыбчивее. Наверное, они брали пример с самой леди Амелии, на лице которой всегда светилась приветливая улыбка. Улыбка не покидала её красивое лицо, даже когда она вместе со слугами мыла полы, морозя руки в ледяной воде, чистила скользкую рыбу и колючие овощи, носила тяжелые ведра и пыльные ковры. Её же дочь, леди Таша, наоборот, почти очень редко улыбалась, девушка была молчаливой, скромной и необщительной, но свою работу делала так же хорошо, как мать. В общем, барону Хьюго повезло с новыми рабынями, но он не был этому рад. Его бы гораздо больше порадовала ласковая женщина в его постели, чем добросовестная служанка в его доме.
Таша с самого утра собирала в лесу ароматные ягоды. Она уже набрала полную корзину, когда вдруг небо заволокло тучами, и неожиданно пошел дождь. Девушка нашла убежище в полуразрушенной хижине лесника, которая сохранила две стены и ветхую крышу. Таша хорошо укрыла ягоды своим плащом, чтобы те ненароком не промокли, и уселась на покосившуюся скамью — остаток разворованной мебели дома. Она всегда любила такие вынужденные моменты уединения, дождь может затянуться, а значит, Таша дольше побудет наедине с собой, вспомнит прошлое, помечтает о будущем.
Но сегодня судьба уготовила девушке иное, её желанное уединение было грубо нарушено. К хижине приблизился всадник и, быстро спешившись, завел животное под ветхую крышу. Мужчина откинул капюшон с головы, и Таша вскинула на него взгляд: красивый, молодой, знатный.
Никэль тоже не остался в долгу, его взгляд быстро прошелся по старым запыленным ботинкам, унылому безразмерному платью, небрежно заплетенной косе с сухими листиками в волосах и остановился на красивых глазах, которые разглядывали его из-под веера пышных ресниц. Взгляд девушки тут же потупился, а мужчина отметил красоту юного лица и изящество тела, которое угадывалось под старым платьем. Никэль улыбнулся и потрепал коня по гриве:
— Ну и погода сегодня, а ведь утром ничего не предвещало беды, — ответа от незнакомки не последовало, и Никэль улыбнулся сильнее, угадывая её смущение. — Тебя, я вижу, погода тоже застала врасплох, — он посмотрел на укрытую плащом корзину и предположил: — Собирала в лесу ягоды?
— Да, ваша милость, — наконец тихо сказала девушка, подчеркивая их статусное различие.
Хоть Никель и видел, что незнакомка из селян или слуг, но её «ваша милость» ему не понравилось. Девушка была привлекательной и заинтересовала его, поэтому мужчина хотел, чтобы и на него юная красавица смотрела так же, с интересом, а не боязливо прятала взгляд. Никэль шагнул к ней и заметил, как плечи девушки напряглись.
— Как твое имя, милая?
— Таша, ваша милость, — сказала она и быстро поднялась на ноги.
— Ты из деревни?
— Нет, из замка барона Шортона, — девушка взглянула на мужчину и добавила: — я под его защитой.
Никэль нахмурился и внимательнее пригляделся к незнакомке. Красивая рабыня с правильными чертами лица и хорошей осанкой, кожа мягкая, волосы блестят — она достойна постели знатного человека. Наверное, не один Никэль заметил миловидность юной служанки, похоже, барон Шортон уже давно пригрел эту красавицу у себя в постели. Но все же девушка была слишком молодой, чтобы быть любовницей Хьюго. Она годилась ему в дочери.
— Как давно ты в замке?
— Около месяца, ваша милость.
Опять это «ваша милость», разозлился Никэль:
— Около месяца и уже забралась в постель к моему отцу? Ловко.
Таша резко вскинула взгляд — незаслуженное оскорбление её задело. И пусть перед ней сын её господина, она не потерпит таких слов:
— Сейчас же возьмите свои слова обратно!
Никэль не поверил своим глазам: еще секунду назад перед ним стояла тихая, запуганная мышка, а сейчас на него взирает разъяренная тигрица с достоинством королевы. Невероятное преображение! Мужчина на пару секунд потерял дар речи, любуясь этой воинственной и величественной красавицей. Но девушка, похоже, тоже поняла, что её преображение слишком разительно, потому что в её взгляде что-то сверкнуло, а потом потухло. Таша прикрыла глаза и сделала шаг назад. Перед Никэлем снова была «мышка».
— Простите мне мою дерзость, ваша милость. Но ваши предположения неверны, я не грею постель вашего отца. Барон Шортон взял меня под свою защиту, чтобы никто не посягал на мою честь. Ваш отец очень добрый господин.
Мужчина кивнул, принимая и её извинения, и слова о своем отце. Все же Никэль был прав, думая, что Хьюго не опустится так низко, чтобы затащить к себе в постель столь юное создание.
— Ты тоже прости мне мои слова, милая. Я был неправ, предположив худшее о тебе. Значит, мир?
Девушка нерешительно взглянула на него и кивнула. Таша потянулась к плащу, который укрывал корзину с ягодами, и быстро его надела. Дождь заканчивался, а значит, в продолжении разговора нет необходимости. Она потянулась к корзине, но Никэль её опередил, он поднял корзину:
— Я помогу тебе донести ягоды до замка.
Девушка воспротивилась:
— Не нужно, ваша милость. Это моя работа и я хочу честно её выполнять.
Никэль улыбнулся, почему-то ничего другого мужчина от неё и не ожидал:
— Что плохого в моей помощи?
— Вы помогаете всем рабам, ваша милость, или только избранным?
А она была с характером, и это ему понравилось. Мужчина придвинулся ближе и тихо произнес:
— Таша, я хочу помочь ТЕБЕ. Позволь мне это.
— Нет, — был её прямой ответ, и девушка отступила. — Мне не нужна ваша помощь. Я не смогу за неё расплатиться… так, как вы хотите.
Никель не ждал такой откровенности от столь юного создания и немало удивился:
— Откуда тебе знать, чего я хочу?
Таша открыто взглянула на мужчину:
— Мы оба знаем, чего вы хотите, — девушка решительно протянула руку и забрала у Никэля корзину с ягодами. — Только я не отдам это добровольно, и надеюсь, у вас хватит благородства, чтобы не брать это силой, — она накинула капюшон на голову и, не говоря больше не слова, быстро вышла из хижины.
Никэль проводил её задумчивым взглядом: вот тебе и юная рабыня с речами, достойными королевы. Невероятно красивая даже в своем мешковатом платье, вежливая и застенчивая, но в обиду себя не даст. Что-то в ней было, что-то, что его безмерно заинтересовало. Мужчина потрепал гриву коня и тихо сказал:
— До встречи, загадочная Таша.
Таша ускорила шаг и в конце даже перешла на легкий бег. Она опасалась, что сын барона вот-вот её нагонит, но этого, слава богам, не произошло. Девушка чуть замедлилась только тогда, когда вошла в ворота замка, но сердце все еще продолжало гулко стучать в груди.
Что бы она сделала, если бы мужчина предпринял попытку её поцеловать? Она бы сопротивлялась, царапалась и брыкалась? Она бы применила силу против него? Или позволила ему себя поцеловать? Сын барона был красивым, сильным и молодым, он был привлекательным мужчиной. Он так на неё смотрел… как король смотрел на Кирию. Он возжелал её — Таша безошибочно это определила. Это было приятно и пугало одновременно, Таша не привыкла к такому. Она прижала ладони к пылающим щекам, что с ней творится? Почему этот мужчина так её взволновал? Во всем виноваты его ласкающие кожу взгляды!
Из тревожных мыслей девушку вывела мать, которая следила за приготовлением обеда на кухне:
— Таша, ты попала под дождь? Сильно промокла?
— Нет. Я переждала дождь в заброшенной хижине, — сказала девушка и поставила корзину с ягодами на пол.
Таша усердно отводила от матери взгляд, но напрасно: та сразу заподозрила что-то неладное. Амелия подошла к дочери и заглянула в глаза:
— Что с тобой? Ты раскраснелась. Что-то случилось?
Таша никогда не врала матери и не стала начинать сейчас. Она взяла Амелию за руку с намерением вывести из кухни и все рассказать. Но ей помешала Вайла, которая фурией ворвалась в кухню и громогласно заявила:
— Сэр Никэль вернулся домой! Поторопитесь с обедом! — Вайла стала раздавать команды направо и налево: приготовить комнаты, натаскать воды для ванны, застелить постель свежим бельем и прочее, прочее, прочее.
Амелия удивленно взглянула на дочь, может, та понимает, что происходит?
— Сын барона вернулся, — тихо объяснила ей Таша и все-таки увела мать из кухни.
Они отыскали укромный уголок в коридоре и Амелия взволнованно спросила:
— Что случилось?
— Я встретила сына барона в старой хижине лесника, мы вместе пережидали дождь, — взгляд Амелии настороженно скользнул по дочери, с намерением отыскать какие-нибудь изменения в её внешности. Таша повела плечами: — Не смотри так. Ничего между нами не было.
— Тогда почему у тебя виноватый вид?
Таша отвернулась к окну и тихо призналась, глядя на океан:
— Потому что, я… возможно, хотела, чтобы он меня поцеловал.
Амелия встревожено распахнула глаза, но подавила в себе нехорошее предчувствие и обняла дочь за плечи. Женщина тихо спросила:
— Таша, милая, он тебе понравился?
— Он красивый.
Амелия прикрыла глаза, призывая мудрость предков, чтобы найти правильные слова для юной дочери:
— Ты же знаешь, красота в мужчине не главное.
— Я знаю это, мама.
— Он показался тебе благородным? Сильным? Добрым?
— Он хотел помочь мне донести корзину с ягодами. Я не позволила, — Таша обернулась к матери и честно призналась: — Он возжелал меня, я сразу это поняла.
Амелия затаила дыхание:
— Тебя это оскорбило или порадовало?
— Я не знаю.
— Но ты хотела, чтобы он тебя поцеловал?
— Я не знаю.
— Но ты так сказала…
— Я не знаю, мама! — Таша быстро высвободилась из материнских рук. — Не знаю! — вскричала она. Амелия медленно отстранилась, в упор глядя на дочь. Она столько сил и времени потратила на то, чтобы научить Ташу контролировать вот такие приступы гнева, которыми грешил род её отца. Девушка знала этот взгляд матери и тут же почувствовала себя виноватой: — Прости меня, мама.
— Мне не за что тебя прощать, милая, — грустно улыбнулась Амелия и снова обняла дочь. — Ты молодец, ты так хорошо научилась себя контролировать. Это я сейчас виновата, вынудила тебя кричать. Ты не обязана мне ничего объяснять, я просто хочу, чтобы ты сама во всем разобралась. Разберись в себе, Таша, в своих чувствах и желаниях. Ты же знаешь, как это важно.
Таша крепче обняла мать и тихо призналась:
— Я бы, наверное, позволила ему себя поцеловать. Хорошо, что он не захотел этого сделать.
Амелия прикрыла глаза — дочка выросла, она больше не девочка, а молодая женщина с бурными чувствами и желаниями. Как Амелия сможет защитить дочь от плохого в этом мире, если не в силах защитить Ташу от самой Таши?
Никэль неспешно пил эль, вполуха слушая рассказ отца о домашних делах. Мужчина был рад наконец-то оказаться дома после трехлетнего отсутствия. Путешествие, которое в начале было столь увлекательным, к концу изрядно утомило. И теперь, сидя у теплого камина в удобном потертом кресле, Никэль ощущал умиротворение. Правда, оно тут же испарилось, стоило ему увидеть изящный силуэт новой помощницы Вайлы, которая прислуживала им за обедом. Сейчас прислуга убирала со стола под руководством все той же Амелии, кажется, так её звали. Никэль перевел взгляд на отца. Хьюго, попивая эль из высокого кубка, как и сын, наблюдал за уборкой столового зала. А точнее, за красивой женщиной, которая этой уборкой руководила. Никэль усмехнулся: эта женщина гораздо больше годилась отцу в любовницы, чем её малолетняя дочь. Интересно, Амелия уже занимает это тепленькое местечко?
— Значит, у нас появились новые рабы? — беззаботно спросил Никэль. — Вайла сказала, их сослал сюда сам король.
Хьюго нахмурился, глядя на сына:
— Почему это сослал? Говоришь так, как будто у нас здесь край земли. У нас здесь, конечно, не столица, но и не захолустье.
Никэль усмехнулся:
— Я лишь пересказал слова Вайлы. Она, кстати, очень хорошего мнения о леди Амелии и её дочери. Таша, кажется. Я что-то не видел её за обедом.
Хьюго прищурился, внимательно изучая сына:
— А с чего это рабыне быть на хозяйском обеде?
Никэль отпил эля и беззаботно ответил:
— Прислуживать, разумеется.
— Разумеется, — подозрительно повторил Хьюго. — Леди Амелия вдова предателя, её саму и её дочь ждала смерть. Но король проявил милосердие и даровал им жизни. Теперь они наши рабы.
Тайна необычной Таши была раскрыта для Никэля уже час назад, когда словоохотливая Вайла рассказала ему все о новых служанках. Теперь мужчина знал, что так привлекло его в девушке: аристократичного происхождения и врожденного благородства было не спрятать за убогим платьем. То, что он по незнанию принял за неловкое смущение, было ничем иным, как скромностью и чувством такта. Её глаза пылали не дерзостью, а негодованием. А слова о расплате были сказаны искренне, а не с желанием завлечь отказом.
Хьюго привлек внимание сына, когда подозвал Амелию, чтобы та подлила в их бокалы эля. Женщина двигалась с удивительной грацией, а на её лице светилась приветливая улыбка. Она молча выполнила поручение и посмотрела на барона:
— Вам что-нибудь еще надо, ваша милость?
— Комнаты моего сына готовы? — спросил барон.
— Конечно, ваша милость. Я все лично проверила.
— Хорошо, тогда это все. Можешь идти.
— Спокойной ночи, ваша милость.
Амелия присела в изящном поклоне, но слова Никэля её задержали:
— Отец сказал, вы вдова предателя. Ваша дочь его наследница?
Женщина быстро глянула на барона и медленно ответила Никэлю:
— Нет. Таша — моя дочь от первого брака.
— Сколько ей лет?
— Шестнадцать, ваша милость.
Никэль отпил эль и заметил:
— Уже достаточно взрослая. Почему вы не выдали её выгодно замуж, когда еще была такая возможность?
— Я не хотела с этим спешить, — ответила Амелия и осторожно добавила: — Может, Таша уже и вошла в возраст взросления, но она еще совсем ребенок.
Никэль был с женщиной не согласен, её дочь уже давно не ребенок, и любой мужчина, имеющий глаза, это заметит. Но он не стал озвучивать свои мысли. С Ташей он разберется позже, а сейчас надо все выяснить с её матерью. Никэль открыто посмотрел на женщину, оценивая её изящную фигуру и красивое лицо:
— Я пойду в спальню через полчаса, распорядитесь приготовить мне горячую ванну.
— Конечно, ваша милость.
— Вы лично поможете мне её принять.
Амелия потеряла дар речи — его намек был вполне понятен. Она быстро взглянула на барона, который в изумлении смотрел на сына. Хьюго наконец пришел в себя:
— Никэль, что за вздор! Тебе поможет кто-то из слуг.
Сын спокойно посмотрел на отца:
— Я и хочу, чтобы мне помог кто-то из слуг. Разве нет?
Барон вскочил из кресла:
— Не передергивай!
Никэль отставил бокал с элем и медленно поднялся:
— Не ты ли минутой ранее говорил, что теперь они наши рабы. Разве я хочу чего-то особенного от рабыни?
— Никэль, — зловеще предупредил барон. — Не смей. Ты меня слышишь?
— А что так? Или эта рабыня помогает с ванной только тебе?
Хьюго шагнул к сыну, его кулаки в гневе сжались:
— Это не твое дело.
— А мне так не кажется, — спокойно парировал Никэль. — Я же должен знать, где «твоя территория», чтобы ненароком на неё не ступить. А то будет неловко. Не находишь?
— Леди Амелия и её дочь под моей личной защитой, — тихо предупредил Хьюго с металлом в голосе.
— Даже так. И она и её дочь? — усмехнулся Никэль. — Я горд тобой отец, ты в хорошей форме.
Хьюго не узнавал своего сына, неужели тот мог так сильно измениться за те три года, что они не виделись? Или Никэль чего-то добивается, выводя на неловкий разговор, как всегда делал в детстве? А может сын просто по-мальчишески ревнует отца, заметив его интерес к женщине. Барон посмотрел на Амелию, которая все это время тихо стояла чуть поодаль:
— Амелия, ты свободна. Передай Вайле, пусть распорядится насчет ванны для Никэля.
— Да, ваша милость, — ответила женщина, сделала легкий поклон и быстро ушла.
Барон посмотрел на сына:
— Что это было? К чему весь этот фарс?
— Хотел кое-что выяснить, — беззаботно улыбнулся Никэль.
Хьюго нахмурился:
— И как успехи, выяснил?
— Да. Доброй ночи, отец.
Амелия пригладила волосы и стряхнула несуществующие пылинки с платья. Она уже целых пять минут стояла у двери, не решаясь постучать и войти. И дело было не в том, что женщина сомневалась в правильности своего решения, а в том, что она сомневалась в своих чувствах. Она боялась, что если сделает, что задумала, то может потерять свою выдержку и холодность, которую выстраивала годами вокруг своего сердца. Но другого пути у неё не было, она пожертвует чем угодно ради своей дочери.
Амелия постучала в дверь и быстро вошла, не дожидаясь на это позволения. Хьюго сидел перед камином в простой холщовой рубашке и домашних штанах. Он неспешно точил боевой топор, перед завтрашней охотой. Мужчина оторвался от своего занятия и взглянул на незваного ночного гостя. Его глаза в изумлении расширились:
— Амелия? — Хьюго отложил топор. Женщина закрыла дверь и снова повернулась к мужчине. — Зачем ты здесь? Что-то случилось? Никэль, он…
— Нет, ваш сын ничего мне не сделал.
— Тогда что привело тебя сюда так поздно?
Амелия сделала шаг ему навстречу:
— Я прошу у вас защиты для моей дочери, — сказала она и добавила: — И готова за это заплатить.
Мужчина вскинул голову и прищурился. Амелия, глядя прямо на него, потянула за завязки платья и стала распускать шнуровку. Хьюго весь подобрался:
— Что ты делаешь?
— Раздеваюсь.
— Зачем? — хрипло спросил мужчина. От вида её молочной кожи, которая показалась в вырезе платья, у него мгновенно пересохло во рту.
— Вы же умный взрослый мужчина, ваша милость. Вдовец. Вы должны понимать, зачем женщина раздевается в мужской спальне, придя в неё ночью.
Хьюго вскочил на ноги, когда платье упало на пол. Женщина осталась в одной груботканой рубашке, которая полностью открывала изящные руки и ноги ниже колен. Амелия потянула за завязки рубашки.
— Остановись!
Она не остановилась, и через мгновение взгляду Хьюго предстало обнаженное женское тело, красота которого была в самом соку. Мужчина затаил дыхание, а его взгляд лихорадочно метался, пытаясь увидеть и запомнить каждый сантиметр желанного тела. Боже, как же сильно он её хотел! На него как будто наваждение нашло, что с ним творится? Такое чувство, что он никогда не видел женщину и снова стал тем прыщавым юнцом, перед своей первой ночью со шлюхой, которую оплатил для него дядя. Но эта благородная женщина, которая сейчас стояла перед ним, шлюхой не была, и он уже давно не юнец. Так откуда это непреодолимое желание поддаться искушению и сделать её своей? Хьюго шагнул к Амелии, и та прикрыла глаза, то ли в смущении, то ли в страхе. Это в раз отрезвило мужчину: она не хочет быть в его спальне, не хочет лечь с ним, не хочет стать его женщиной. Амелия здесь только потому, что хочет спасти свою дочь, кажется, так она сказала. Барон в гневе сжал кулаки:
— Оденься.
— Зачем? — Амелия распахнула свои синие глаза: — Я вам не нравлюсь?
Хьюго разозлился еще больше:
— Потому что я так велел! А ты рабыня, и должна делать то, что велит тебе твой господин.
Она медлила. Но все же потянулась к одежде и быстро накинула рубашку:
— Я могу заплатить вам только так. Больше у меня ничего нет, — тихо сказала женщина.
Хьюго из последних сил сдерживал ярость и страсть, которые одновременно рвались из него:
— Тебе не нужно мне платить. Твоя дочь под моей защитой, её никто не тронет.
— Даже ваш сын?
Барон нахмурился, глядя на женщину:
— Что ты знаешь? Говори.
— Они встретились в старом доме лесника сегодня днем. Таша сказала… она сказала, что ваш сын возжелал её.
— Откуда твоя юная дочь вообще знает такие слова?
Амелия смутилась:
— Последний год нашей жизни был не из легких, моя девочка многое узнала о реальном мире. Я уже была не в силах её защитить… Когда король даровал нам милость, я взмолилась, чтобы это стало нашим шансом на новую жизнь. В вашем доме я надеялась найти не только приют и кров, но умиротворение и безмятежность… Ваша милость, прошу, защитите мое дитя. Мы оба знаем, что может сделать мир с молодой девушкой без покровительства…
— Мой сын её не тронет, — перебил взволнованную женщину Хьюго. — Никто её не тронет, даю тебе слово.
Амелия, не колеблясь не секунды, упала перед ним на колени и стала целовать руку:
— Спасибо, ваша милость. Спасибо.
Хьюго высвободил руку из женских ладоней и приподнял лицо Амелии к себе, нежно удерживая за подбородок. В женских глазах стояли слезы благодарности, и мужчина поклялся себе, что сделает все возможное и невозможное, чтобы оправдать её доверие:
— Не благодари за это.
Амелия накрыла своей ладонью его руку и нежно погладила пальчиками мужскую ладонь:
— Вы хороший человек, ваша милость. Благородный человек.
Хьюго коснулся пальцами её нежной щеки и хрипло ответил:
— Нет. Будь я хорошим и благородным, велел бы тебе сейчас же уйти.
Амелия чуть наклонила голову, подаваясь его ласковой руке:
— Так велите.
Барон тяжело вздохнул, понимая, что проиграл войну с самим собой. Его пальцы нежно провели по желанным алым губам, которые чуть раскрылись в трепетном ожидании:
— Нет. Я больше не стану тебе приказывать, Амелия. Я попрошу. Останься со мной.
Амелия прикрыла глаза, признавая свой проигрыш, лед её истерзанного за последние годы сердца дал трещину. Она знала барона Хьюго лишь пару недель, но этого времени ей вполне хватило, чтобы понять, что он добрый, справедливый и благородный человек. Хьюго мужчина, который достоин любви. Её любви.
Амелия беззвучно кивнула, и большего Хьюго было и не нужно. Он мгновенно поднял женщину на руки и уложил на свою постель. Его горячий поцелуй обжег её кожу, принося радость наслаждения. Сильные мужские руки были нежными, а губы шептали слова страсти. Амелия обняла Хьюго за плечи, даря в ответ такую же искреннюю ласку. Она уже и забыла, как это приятно отдаваться мужчине добровольно, с радостью, трепетом и любовью. Каково это быть желанной и желать так же сильно в ответ. Как хорошо быть самой собой, не таясь и не притворяясь. Как радостно чувствовать себя счастливой женщиной. Женщиной, любящей достойного мужчину.
Таша чистила на крыльце кухни яблоки для пирогов. Она любила солнечное утро и всегда старалась проводить эти часы на улице. Теперь можно не бояться, что аристократичную, светлую кожу покроет темной дымкой солнечный загар. Больше она не была светской леди, а значит, ненужными условностями можно пренебречь. Таша прикрыла глаза и подставила лицо теплым лучам, но на небо набежали тучи, закрывая от неё солнце.
Девушка распахнула глаза и поняла, что вовсе не тучи заслонили от неё солнечные лучи, а высокий силуэт Никэля. Мужчина стоял возле крыльца и приветливо улыбался ей:
— Доброе утро, Таша.
— Доброе утро, ваша милость, — ответила она и снова принялась за оставленную на минуту работу.
Мужчина сел подле неё на крыльцо:
— Хорошее летнее утро, — он взял из корзины яблоко и надкусил. — А ты, как я посмотрю, ранняя пташка.
— Все слуги встают с солнцем, — тихо заметила девушка.
— Ах, ну да. Все слуги, — улыбнулся он, а потом добавил: — Но ты ведь не обычная рабыня, верно? Мне известно о тебе и о твоей матери, — Таша молчала, продолжая чистить и резать яблоки. — Тебе, должно быть, нелегко приходится в качестве служанки? Тяжелая работа не для светской леди.
— Я больше не светская леди, ваша милость, — наконец ответила ему девушка. — Теперь я обычная служанка и работаю наравне со всеми. Особого отношения мне не нужно.
— Да, я помню, — усмехнулся Никэль, — ты не хочешь «особенным образом» расплачиваться за мое «особое отношение».
Таша отложила нож и быстро поднялась, но мужчина удержал её за руку. Она попыталась выдернуть свое запястье, но Никэль не пустил. Девушка ощутила на коже его дыхание. Мужчина поднял руку и прикоснулся к её щеке в медленной ласке. Это напугало Ташу, и она ощетинилась:
— Ласка вам не поможет.
— А я думаю иначе, — тихо ответил Никэль и добавил: — вода и камень точит.
— Я не камень, а вы не вода, — заметила она. — Я рабыня, а вы мой господин. Других отношений между нами не будет.
— Время покажет.
Таша снова потянула свою руку, и снова безуспешно, Никэль нежно, но крепко её держал. Девушка тихо предупредила:
— Не соревнуйтесь со мной в долготерпении и упорстве, ваша милость. Вы проиграете.
— Посмотрим, — улыбнулся мужчина. Он достал из кармана что-то блестящее, и через секунду на запястье девушки красовался драгоценный браслет из полированного темного дерева, покрытого яркой глазурью. Таша нахмурилась, и Никэль с улыбкой предупредил: — Это подарок, отказываться невежливо.
Подарки Тише дарила только мама, и они всегда были полезными. Поэтому эта совершенно бесполезная и такая красивая вещица Таше очень понравилась. Но она знала, что не должна принимать этот подарок:
— Я не могу его принять.
— Можешь и примешь. И я хочу, чтобы ты его носила каждый день.
Таша испуганно взглянула на мужчину:
— Браслет может сломаться или потеряться.
Никэль улыбнулся, наслаждаясь её искренним смятением:
— И тебя это расстроит? Расстроит, что подарок от меня потеряется?
— Да, — честно призналась она, а потом нерешительно добавила, снова глядя на браслет: — У меня никогда не было такой красивой и изящной вещи.
Никэль нахмурился, о чем она говорит? Она же была дочерью графа, как это у неё не было красивых вещей? Но спросить он не успел, на крыльцо кухни поспешно вышла Амелия, с упреком глядя на них:
— Ваша милость, доброе утро, — сказала она вежливо. — Таша, кухарка ждет яблоки.
— Да, мама, — ответила девушка и высвободила наконец руку.
Браслет сверкнул в лучах солнца и сразу привлек внимание Амелии:
— Что это у тебя?
Таша нерешительно взглянула на Никэля и ответила матери:
— Это подарок.
— Подарок? — Женщина укоризненно посмотрела на сына барона, но обратилась к дочери: — Таша, ты же знаешь, порядочная женщина не может принимать дорогие подарки от мужчины, который не является её родственником. Это неприлично. Сейчас же сними.
Таша потянула браслет, но Никэль воспрепятствовал этому, останавливая её. Он посмотрел на Амелию:
— Ваша дочь будет носить мой подарок, таково мое желание.
Амелия приподняла брови и спокойно уточнила:
— Желание господина?
— Да.
Женщина медленно кивнула и посмотрела на дочь:
— Раз наш господин приказывает, мы обязаны подчиниться. Мы послушные рабы, — Таша прикусила губу и, быстро подхватив корзину с яблоками, скрылась в кухне. Никэль нахмурился, понимая, что все пошло совсем не так, как он планировал. Амелия тихо заметила: — Моя дочь не привыкла к мужскому вниманию и дорогим подаркам. Но пусть это вас не обнадеживает. Она не продается.
Мужчина разозлился:
— Я её не покупал.
— Вы в этом уверены, ваша милость? — спросила Амелия и, грациозно приподняв платье, скрылась на кухне.
Амелии удалось поговорить с дочерью только после обеда, она застала её одну в саду, где та пропалывала зелень. Таша отряхнула руки от земли и взглянула на мать, заранее зная тему их разговора:
— Я не хотела принимать этот браслет.
— Отчего же, он красивый, — улыбнулась Амелия и подняла руку. Таша протянула ей запястье с браслетом, и женщина покрутила драгоценность на солнце. — Изысканная работа. Дорогой подарок.
Таша прикусила губу и призналась:
— Мне он тоже понравился. Так красиво блестит на солнце. Но я знаю, что не должна была принимать его подарок.
Амелия внимательно взглянула на дочь:
— В твоей жизни было так мало подарков, милая. В этом только моя вина. После смерти твоего отца я вышла замуж не за того мужчину.
— У тебя не было выбора, мама.
— Выбор есть всегда, и я сделала не тот, — вздохнула Амелия. — А браслет красивый, и если уж у тебя нет возможности от него отказаться, то носи с радостью. Только, прошу, не забывай, кто ты и кто он.
— Я всегда об этом помню.
Амелия обняла дочь:
— Ты у меня умница.
Таша приняла объятия и тихо спросила:
— Мама, ты провела эту ночь в спальне барона Хьюго? Ты сделала это ради меня?
Амелия прикрыла глаза, она не станет врать ни дочери, ни себе:
— Нет, Таша, не ради тебя. Я осталась с ним этой ночью… ради себя. Мне нравится этот мужчина.
— Но разве он сначала не должен стать твоим мужем?
Амелия вздохнула и поправила дочери волосы:
— Наша жизнь сейчас не такая, какой была раньше, милая. Я рабыня, он мой господин, а господа не женятся на своих рабынях.
— Значит, ты стала его любовницей?
Амелия грустно улыбнулась:
— Значит стала. Надеюсь, ты не осудишь меня за это?
— Нет, мама, конечно нет. Главное, чтобы ты была счастлива.
— Я счастлива, Таша. Счастлива и спокойна. Барон позаботится о нас и не даст в обиду. Он дал слово, и я ему верю.
Таша улыбнулась, ей тоже сразу понравился этот хмурый мужчина. В бароне чувствовалась истинная мужская сила, а значит, он не станет обижать тех, кто слабее его. Настоящие мужчины так не поступают. Таша надеялась, что и своего сына барон воспитал соответственно.
К концу недели Таша уже не считала сэра Никэля воспитанным человеком, а все потому, что он просто не давал ей прохода. Он был повсюду, куда она — туда и он: в лесу, в саду, на кухне, в прачечной, в кладовой — куда ни пойди, везде Ташу поджидал Никэль с веселыми историями, откровенными вопросами и навязчивой помощью:
«У кухарки аллергия на чеснок, в детстве мы с мальчишками ей его повсюду подкладывали. Мельник прячет от жены эль в мешках с зерном, и эль часто проливается, поэтому его хлеб прозвали Хмельным. Если залезть на то дерево, можно увидеть пещеру русалки. Но ведь леди не лазают по деревьям. И зачем смотреть на какую-то русалку, когда рядом есть прекрасная Таша».
«Как ты спала? Что тебе снилось? Какую книгу ты сейчас читаешь? Какой твой любимый цвет? Ах, синий! Вот, возьми, эта синяя шаль теперь твоя. Нет, отказаться ты не можешь. Возьми и носи, я так хочу. Хочу порадовать свой глаз, глядя на самую красивую девушку».
«Дай мне ведра с водой, не рви руки. Я понесу тюль с бельем, а ты просто иди рядом. Нет, этого ты делать не будешь, конюх и без тебя справится. Я помогу тебе нарвать нужные травы. Что, эти цветы не лекарственные? Зато очень красивые, я нарвал их для самой милой девушки, для тебя. Вот, возьми».
И это не заканчивалось ни утром, ни днем, ни вечером. Вскоре Таша начала прятаться от мужчины, но это у неё плохо получалось, ведь Никэль вырос в этом замке и знал все его укромные уголочки:
«Под этой лестницей я прогуливал уроки чтения. В этом закутке прятал сладости. А в этой башенке мечтал о путешествиях, глядя по ночам на звезды. Твои глаза как звезды. Посмотрим сегодня на ночное небо вместе? Приходи в полночь, я буду тебя ждать. Придешь?»
С каждым днем Таша раздражалась на мужчину все больше, ведь у неё не осталось ни одной минутки уединения, а косые взгляды других служанок прожигали ей спину. Наконец, она решила серьёзно поговорить с Никэлем и объяснить, что такое положение вещей неприемлемо. Сын барона лишь улыбнулся и заявил:
— Я у себя дома, хожу, где хочу. Я же не виноват, что ты ходишь там же.
Таша рассердилась:
— Я надеялась, что замок Шортон станет и моим домом. Но ваше поведение не оставляет мне на это ни малейшей надежды.
— Почему же?
— Потому что на меня все смотрят косо из-за вашего навязчивого внимания. Все думают обо мне плохое.
Никэль перестал улыбаться:
— Скажи мне, кто посмел тебя обидеть. Я разберусь с этим, — он придвинулся к ней, преграждая путь.
Таша отодвинулась:
— Нет. Вы сделаете только хуже.
— Позволь тебе помочь, Таша. Я хочу быть тебе другом и только.
Наглая ложь! Таша поняла, что время светских бесед и уговоров прошло, нужно ставить вопрос ребром: или он оставит её в покое, или не будет ей житья в этом доме:
— Вы поможете, если оставите меня наконец в покое, — резко ответила она и добавила со всем высокомерием, на которое была способна: — Неужели это так трудно понять? Мне не нужна ни ваша помощь, ни ваша компания. Вы мне не нравитесь. Перестаньте, наконец, навязываться, — тон и слова, которые Таша подглядела у Кирии, когда та отшивала особенно рьяных поклонников, дал свои результаты, Никэль отступил от неё, внимательно разглядывая. Мужчина не узнавал всегда скромную и милую девушку. Эта Таша ему не нравилась. Девушка решила закрепить достигнутый результат. Она сняла с запястья браслет, который до этого носила, и сунула в мужскую руку: — Заберите, ваши подачки мне не нужны. Надеюсь, мы поняли друг друга, и больше мне не придется терпеть ваше присутствие рядом.
Она развернулась, чтобы уйти, но Никэль схватил её за локоть и повернул к себе. На его лице читалась злость, он яростно отшвырнул браслет, и тот с грохотом покатился по полу:
— Подачки? Зря я с тобой возился. Надо было сразу завалить тебя на сеновале, и дело с концом.
Таша презрительно поджала губы, вспоминая, как это делала Кирия, и сказала:
— «Завалить на сеновале»? Что за манеры? Хотя, чего от вас еще ожидать.
Тут, надо признать, она перебрала с презрением — лицо мужчины запылало яростью:
— А ну, повтори, — прошипел он. Таша не на шутку испугалась и дернулась из его рук. Но мужчина не пустил, а напротив, сильнее прижал её к стене: — Повтори, что сказала.
— Пустите, — прошептала девушка.
Жесткие губы накрыли её нежный рот в наказывающем поцелуе. Таша никогда не думала, что её первый поцелуй будет таким, яростным и горьким. Она уперлась ладошками в мужскую грудь и попыталась оттолкнуть Никэля, но не тут-то было. Он обхватил её за талию и шею и усилил свой натиск. Девушка начала задыхаться и перестала бороться. Еще мгновение, и она потеряет сознание… но её спасли.
Барон с гневным рыком оттащил сына от Таши, и та стала жадно глотать воздух.
— Что ты творишь! — взревел Хьюго. — Я же тебя предупреждал насчет неё!
Никэль смотрел волком:
— Плевать! Она и её мать считают нас грязью под своими ногами. Невоспитанными деревенщинами.
— Ты сейчас и ведешь себя, как деревенщина, — ответил барон. — Накинулся на беззащитную девушку. Этому я учил тебя? Так воспитал?
— Хватит, отец! Неужели ты не видишь, что она нравится мне. Что я все это время ухаживал за ней, со всем почтением и нежностью. И чем она ответила мне? Холодным презрением и оскорблениями. Даже сейчас, став рабыней, считает меня недостойным её величественной персоны, — с уязвленным самолюбием сказал Никэль и добавил: — Так что не обманывайся на их счет. Уверен, мать под стать дочери. Ты пригрел в постели женщину, которая тебя даже не уважает.
Никэль резко развернулся и быстро ушел, оставляя за собой накаленную атмосферу. Барон хмуро взглянул на Ташу, та вмиг побелела под его пристальным взглядом:
— Все не так, — взволнованно молвила она.
— А как?
— Он… я… просто… все не так, — не могла Таша подобрать нужных слов, нервно сжимая пальцы.
Хьюго стал злиться от её косноязычия, он шагнул к девушке:
— А как?!
Амелия точно фурия появилась из ниоткуда и буквально оттеснила барона от своей дочери. Она укрыла ту в кольце своих материнских рук и гневно взглянула на Хьюго:
— Оставь её!
— Амелия…
— Я сказала, оставь её! Ты мне обещал! Так вот чего стоит твое слово?
Барон отшатнулся, такой яростью пылал взгляд его любимой женщины. Разве его нежная, улыбчивая, ласковая Амелия может так смотреть?
— Мама…
— Все хорошо, милая. Я здесь, рядом. Все хорошо. Ничего не бойся, — погладила Амелия Ташу по волосам и снова взглянула на мужчину: — Вы уйдете наконец или нет?
Её властный тон и взгляд разозлил мужчину, он уже собрался высказать ей все, что думает, когда неожиданно обрел защитника. Таша вывернулась из материнских рук:
— Мама, прошу, не злись на барона Хьюго. Он ни при чем. Он помог мне. Его сын… Барон, — Таша посмотрела на мужчину, — все что сказал ваш сын — неправда, ни я, ни моя мать не считаем вас недостойными или невоспитанными. Вы очень хорошие люди, приютили нас у себя в замке, заботитесь. Просто… Просто ваш сын проявляет ко мне излишний интерес, а так не должно быть, ведь я всего лишь служанка. Вот я и решила… решила…
— Его отвадить, — подсказал ей Хьюго.
— Да, — ответила Таша и потупила взгляд. — Наверное, я перестаралась.
Барон усмехнулся:
— Зато подействовало.
— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь случилось? — нахмурилась Амелия.
— Твоя скромная и тихая дочь показала коготки, — усмехнулся Хьюго. — Вся в мать.
Амелия возмущенно посмотрела на него, но обратилась к дочери:
— Таша, девочка моя, сейчас же мне все расскажи.
— С этим надо что-то делать, — сказала Амелия, удобнее устраиваясь на груди у Хьюго. Мужчина был умиротворенным после занятия любовью, а значит, самое время для непростого разговора. — Твоего сына надо чем-то отвлечь.
— И чем же? — усмехнулся барон, перебирая волосы любимой женщины. — Погремушкой у него перед носом позвенеть? Поверь, твоя Таша будет поинтересней любой погремушки.
Амелия ткнула его локтем в бок:
— Не смешно. Если ты не вмешаешься, случится беда.
— Брось, Амелия. Ну какая беда может случиться? Ну зажал он девчонку в углу, украл парочку поцелуев. Дело-то молодое.
— Молодое? Ты говоришь о моей дочери! — Амелия села в кровати и прижала простыню к обнаженной груди: — Барон Хьюго, не смейте так говорить о моей дочери. Вы обещали мне…
— Ну все, все, успокойся, моя тигрица, — привлек мужчина к себе Амелию и нежно обнял. — Ну хочешь, я отошлю Никэля куда-нибудь на месяц-другой? Нагуляется и вернется поостывший.
— Хочу, — кивнула женщина и тихо добавила: — А еще лучше его женить.
— Женить?
— Да, Хьюго, женить, — загорелась этой мыслью Амелия. — Самое время и возраст у твоего сына подходящий. А при молодой да красивой жене никто налево не смотрит. Есть у тебя на примете подходящая девушка?
Хьюго задумался. Невест в округе было достаточно, но захочет ли Никэль променять воспитанную, образованную, благородную дочь графа, пусть и лишенную всех титулов, на местных девчонок? Об этом надо было хорошенько подумать. Хорошенько.
Таша резко проснулась и сразу поняла, что больше не одна в своей маленькой спальне. Она медленно натянула одеяло повыше и села в постели. Никэль сидел на стуле возле стены и смотрел на неё. Из одежды на нем были только штаны, а в руках полупустая бутыль с элем. Таша затаила дыхание: волнение и страх забрались под кожу. Опасная для неё смесь. Она разлепила вмиг пересохшие губы и тихо попросила:
— Пожалуйста, не надо.
Он отпил из бутылки эля и поставил ту на пол:
— Что не надо, Таша? Почему ты всегда уверена, что знаешь, что я хочу сделать? Думаешь, все про меня ведаешь? Да?
— Нет.
— Нет, — медленно повторил он. — Что с тобой не так, Таша? Почему ты такая холодная со мной? Разве я чем-то обидел тебя? Унизил? Оскорбил?
— Нет, ваша милость.
— Не называй меня так! — резко оборвал он. — Назови меня по имени, — она молчала. — Ну!
— Мне не положено, — тихо молвила девушка.
— Назови.
— Это приказ?
Никэль прищурился:
— А если прикажу, подчинишься?
Они оба знали, что он говорит не об имени. Таша сжала пальцами колени и тихо спросила:
— Много радости вам принесет моё вынужденное подчинение?
Никэль резко поднялся и уже через секунду крепко держал её за плечи:
— Как складно ты поешь. Вас, знатных леди, этому обучают, да? Морочить голову мужчинам складными речами?
Таша прикрыла глаза, удерживаясь на грани паники:
— Нет.
Он тряхнул её:
— На меня смотри! — Таша распахнула глаза, в которых страх смешался с горечью. Эта смесь вмиг охладила Никэля, он привлек девушку к себе, нежно гладя по волосам и спине:
— Испугалась? Нет, не бойся меня, не бойся. Девочка моя, милая. Я тебя не обижу. Никогда не обижу, — мужчина стал целовать Ташу по волосам и открытым плечам, распаляясь её податливостью:
— И никому в обиду не дам. Никому. Моя маленькая, моя нежная Таша. Моя девочка. Я знаю, ты не такая, не такая, какой была сегодня, — он заглянул ей в глаза:
— Ты добрая, нежная, скромная. Ты ласковая, — Никэль мягко поцеловал девушку в губы. — Моя ласковая Таша.
Она попыталась оттолкнуть его, но мужчина не позволил, он зажал Ташу крепким кольцом рук и продолжал целовать шею и плечи. Девушка взмолилась:
— Не надо. Не надо… пустите. Пустите меня, прошу.
— Все хорошо. Все хорошо, моя девочка, — шептал Никэль, задирая её ночную рубашку. — Не бойся, я не обижу тебя. Не причиню боли. Я буду нежен с тобой. Не бойся.
— Прошу! Не надо, — пыталась вразумить его Таша между страстными поцелуями. — Это неправильно…Так неправильно. Не надо так… Никэль.
Он вскинул на неё взгляд, который пылал страстью:
— Скажи еще раз. Назови по имени.
Таша облизала пересохшие губы и взяла его лицо в свои ладони:
— Пожалуйста, не делай этого, Никэль. Ты пожалеешь об этом утром, а ничего уже нельзя будет исправить.
— Я не пожалею…
— Пожалеешь. Ты обесчестишь меня и утром устыдишься этого. Потому что ты благородный и добрый…
— Таша, — он зарылся лицом в её волосы, — как же сильно я тебя хочу. Как же сильно…
Девушка обняла его за плечи, укачивая в своих руках. Что она могла ответить ему? Что сейчас в её молодом теле бушуют такие же страстные чувства? Что если бы не условности и запреты, она бы с радостью отдала ему то, что он так сильно жаждет. Если бы не её воспитание, если бы не её семья, если бы не её… Таша распахнула глаза, в которых стояли слезы. Она не могла поддаться минутной слабости тела, разрушая все то, что они с матерью строили годами. Только не так, только не сейчас, только не здесь, — шептал её разум. А как, когда, где? — спрашивало юное тело. Терпение — было ему ответом.
Тело Никэля постепенно обмякло в её объятиях, и девушка поняла, что эль сделал свое дело, мужчина уснул. Она уложила его на свою постель, оделась и вышла из спальни. Бродить по ночному замку было не лучшей идеей, и Таша спустилась в кухню. Девушка забралась в укромный уголок над печкой и улеглась на теплые камни. Молодое, проснувшееся от нескромных ласк тело, рвалось к мужчине наверху, но разум удерживал его на месте. А сердце?
Сердце молчало.
Он пробудился среди безлунной ночи, потому что гнев сковал его сердце. Что-то было не так, что-то было неладно. Его сила как никогда взывала к нему, требовала выпустить её на свободу. Она стремилась вдаль, в неизведанное место, туда, где он никогда не был. Но он усмирил её, подавил внутреннею силу, как делал всегда, изо дня в день с момента своего взросления. Он не мог выпустить силу на свободу, иначе она разрушит все вокруг. Он глянул на женщину, которая спала подле него, и коснулся её мягких волос, успокаиваясь. Он прикрыл глаза, размеренно задышал, и глубокий сон пришел через мгновение. Ему приснилось, что он выпустил свою силу и стал свободен — это принесло ему истинное счастье.
Наутро в доме барона был переполох. Из столицы прибыл гонец от самого сюзерена, он привез приглашение на королевскую свадьбу. Таша почти не удивилась, когда услышала имя невесты короля — Кирия Брантос. Сводная сестра все-таки не продала себя за бесценок.
— Барон Хьюго Шортон, сэр Никэль Шортон и, — гонец замялся: — Амелия. Вас ждут во дворце через неделю на королевской свадьбе, — торжественно закончил он.
— Только нас? — вежливо переспросила Амелия, украдкой поглядывая на дочь, которая сегодня была тише обычного.
Гонец кивнул и подал леди приглашение:
— Здесь только три имени.
— Спасибо, — улыбнулась Амелия, перечитывая пергамент.
— Отдохните с дороги, — предложил Хьюго и кивнул Вайле. Та увела гонца на кухню. — Почему не пригласили Ташу?
— Оно и к лучшему, — улыбнулась Амелия. — Дорога до столицы и обратно будет утомительной.
— И все-таки её не пригласили, — заметил хмурый Никэль, который все утро не расставался с флягой воды и головной болью. Он бросал украдкой взгляды на Ташу, которая тихо сидела в углу комнаты. Утром он проснулся в её постели, заботливо укрытый одеялом. Вчера девушка остановила его, не дала совершить роковую ошибку, и Никэль был благодарен ей за это. Но поговорить с Ташей с глазу на глаз и извиниться за вчерашнее у него пока не было возможности, мать ни на минуту не отпускала дочь от себя.
Амелия взглянула на Никэля:
— Они с Кирией не были близки, — только и ответила она. — Нам нужно спешно собираться в дорогу. Надо выехать к ночи, чтобы не опоздать на церемонию венчания.
— Я не поеду, — заявил Никэль и открыто посмотрел на Ташу.
Девушка вскинула на него тревожный взгляд. Их гляделки не остались не замеченными: Амелия нахмурилась, а Хьюго заявил:
— Поедешь. Королю не отказывают.
Никэль недовольно посмотрел на отца:
— Мне нездоровится.
— Знаем мы эту хворь, — усмехнулся барон. — Перебрал вчера с элем, неразумная твоя голова. Ничего, к вечеру отпустит.
Никэль резко поднялся:
— Сказал, не поеду!
Взгляд Хьюго яростно блеснул:
— Дамы, оставьте нас, — дам как ветром сдуло, а барон продолжил: — А я сказал, что ты поедешь с нами в столицу. А там будешь веселиться и флиртовать с юными красавицами, как и положено молодому мужчине.
— Отец…
— Нет! И слушать не хочу. Хватит дурить, Никэль! На Таше свет клином не сошелся.
Никэль сжал кулаки, гнев бурлил в нем:
— Не лезь в это.
— Не лезь? Не лезь! Я твой отец, не смей говорить со мной таким тоном! — осадил Хьюго сына, а потом спокойно добавил: — Я решил, что тебе пора выбрать невесту. И приглашение в столицу как нельзя кстати. Там много молодых и благородных девиц, и одна из них станет твоей женой.
— Я не намерен жениться ни на одной из них, — безапелляционно заявил Никэль.
Хьюго ждал чего-то подобного и даже надеялся на это:
— И на ком же ты намерен жениться, позволь спросить? Может, на рабыне?
Никэль вздернул подбородок:
— Может быть.
Хьюго выдержал картинную паузу и ответил:
— Моей невесткой никогда не станет рабыня, — Никэль не успел возразить, потому что отец добавил, — а вот дочь графа, которая некоторое время была в опале у короля, вполне подойдет на эту роль.
Сын осекся, а затем радостная улыбка осветила его лицо — все-таки его отец очень умный человек.
— Кирия поступила нехорошо, — заметила Амелия, укладывая свои вещи в дорогу. — Вы с ней в детстве, конечно, не ладили, но чтобы отыгрываться теперь? Не думала, что она способна на такую мелкую месть.
Таша улыбнулась:
— Ну почему же мелкую? Или ты считаешь свадьбу короля какой-то мелочью?
— Ах, Таша, — улыбнулась Амелия. — В тебе нет ни грамма тщеславия. Другая бы девушка заливалась слезами, если бы её не пригласили на такое важное событие.
— Мне залиться слезами? — рассмеялась Таша.
— Нет уж, уволь. Ты и слезы — это что-то несовместимое. И все-таки Кирия поступила совсем некрасиво, не пригласив тебя на свадьбу.
— Она просто подумала обо мне. Она же знает, что я не люблю столичную суету.
Амелия взяла дочь за руку и заглянула ей в глаза:
— Таша, я очень рада, что месть сестры не трогает тебя. Что ты выше этого, — мать пригляделась к дочери: — Или просто тебя сейчас тревожит что-то другое?
— Нет, конечно нет, — улыбнулась Таша.
Дочь в первый раз ушла от ответа, Амелия остро это почувствовала. Женщина знала, что когда-нибудь такое случится, что её девочка не будет делиться с ней сокровенным до конца жизни. И вот этот миг настал. Что мать почувствовала при этом? Грусть от того, что её ребенок отдаляется. Радость от того, что её ребенок становится самостоятельным. Амелия улыбнулась, делая вид, что ничего не заметила:
— Что привезти тебе из столицы?
— Пирожные из Карамельной кондитерской. Мои любимые.
— Боюсь, они не переживут дороги.
— Тогда ничего не надо. Отдохни в столице за нас двоих.
Амелия обняла дочь и тихо сказала:
— Мое сердце грустит в ожидании скорой разлуки. Мне не хочется тебя покидать.
— Мама, это же ненадолго. Моргнуть не успеешь, и мы снова будем вместе.
Амелия так не чувствовала, её материнское сердце тревожилось, оставляя дочь. Но она отогнала от себя беспокойные мысли и крепче обняла своего ребенка:
– Я очень люблю тебя, Таша. Всегда помни об этом. Живи в мире с собой и помни, кто ты.
— Я люблю тебя так же сильно, мама. Пусть твоя дорога будет счастливой и легкой.
Они еще раз обнялись у ворот замка. Амелия села в карету, и та медленно покатила вперед. Таша поклонилась барону и Никэлю. Хьюго улыбнулся ей и вскочил на своего коня, а Никэль придержал девушку за локоть:
— Я не успел извиниться за то, что было ночью.
— Вам не нужно извиняться, ваша…
— Нет. Нужно. Я вел себя непочтительно. Ты простишь меня за это?
Таша заглянула в его взволнованное лицо:
— Я прощаю вас.
Мужчина немного успокоился и тихо сказал:
— Я вернусь, и мы обо всем поговорим.
— Хорошей вам дороги, ваша светлость, — высвободила она руку из его захвата.
Он придвинулся к ней:
— Таша, хоть на прощание, назови по имени.
Она колебалась, но все-таки сказала:
— Хорошей дороги, Никэль.
— Я буду скучать по тебе, Таша, — улыбнулся мужчина и порывисто поцеловал её руку. А затем вскочил на коня и умчался вслед за отцом. Таша еще некоторое время стояла на месте, смотря вдаль, пока совсем не стемнело, и Вайла не позвала её в дом.
— Таша! Таша! Тебе письмо! — на весь дом кричала Вайла.
Девушка оставила тряпку и ведро и быстро сбежала на первый этаж, вытирая мокрые руки о передник. Она оглядела конверт, узнавая почерк матери:
— От мамы, — ответила девушка любопытной экономке и добавила, уходя в сад, — потом все тебе расскажу.
Таша нашла укромное местечко и сломала восковую печать. Она достала письмо из конверта и на ладонь ей выпал маленький серебряный ключик на цепочке. Тревожное предчувствие забралось Таше в сердце: её мама никогда не расставалась с этим ключиком, всегда носила его на шее. Девушка быстро развернула письмо:
«Дорогая моя дочь!
Надеюсь, ты в добром здравии и мир живет в твоем сердце.
В моем же поселилась тоска и боль от осознания нашей неминуемой разлуки. Но я буду сильной, и ты будешь сильной, потому что иначе нельзя. Как мне хочется в эту самую минуту держать тебя за руку и утешать, готовя к новым испытаниям в твоей жизни. Я до последнего надеялась, что тебя ждет спокойное и умиротворенное будущее, но видно у судьбы совсем другие планы, и надо быть откровенной, я всегда это знала. Мы всегда это знали.
Но на стенания и горечь нет времени, поэтому я перейду сразу к делу. Ты знаешь, что это ключ от моего ларца, в котором я храню самое ценное. Сейчас же иди в спальню барона и отыщи ларец, он находится в скрытой стенке под центральным окном. Иди сейчас же, Таша, прочтешь дальше, когда найдешь ларец!»
Девушка вскочила на ноги и побежала в спальню барона. Она не без труда отыскала ларец и продолжила читать письмо матери:
«Открой ларец. В нем ты найдешь медальон с Драконом. Я надеялась, что ты никогда не увидишь и не наденешь этот медальон, но жизнь иногда ломает наши надежды. Надень его сейчас и больше никогда не снимай — Дракон убережет тебя и поможет найти правильный путь в жизни».
Таша внимательно взглянула на странный медальон, который показался её смутно знакомым, и быстро надела его на шею, пряча за воротом платья.
«Также в ларце лежит мешочек драгоценных камней — камни твои, они помогут тебе лучше золота. Ты сейчас возьмешь все это, наденешь мои кожаные ботинки (они лежат в сундуке барона), мое теплое синее платье и льняную рубаху (твоя уже совсем негодная). Возьмешь теплый плащ барона, тот, который на лисьем меху, его кожаные перчатки и пояс. Наденешь все это, спрячешь драгоценности во внутренний карман платья и выйдешь из замка потайным ходом, про который я напишу дальше. Таша, девочка моя, не думай над моими словами, у тебя будет время все обдумать позже. А сейчас времени совсем нет! Прошу, просто делай, как я говорю! Иди, ни с кем не прощайся и никому не попадайся на глаза. Будь осторожна, никто не должен видеть, как ты уходишь из замка!»
Девушка резко поднялась и отложила письмо. Её мать всегда заботилась о ней, всегда была с ней откровенной, всегда её любила. У Таши не было ни единого повода усомниться в словах своей матери. Она быстро выполнила то, о чем писала Амелия и, следуя её руководству, покинула замок потайным ходом. Как и было написано в письме дальше, она украла в доме у мельника, который сейчас был в поле, лошадь и еду:
«О мельнике не волнуйся, я рассчитаюсь с ним, когда вернусь в замок.
Таша, ты еще совсем дитя в моих глазах, но ты выросла. Ты стала взрослой, умной, смелой и честной. Осталось сделать последний шаг, стать свободной. Так будь ею! Ты больше не наследница графа, не падчерица предателя, не рабыня барона. Теперь ты просто Таша. Будь свободной, моя Таша!
А теперь скачи во весь опор, скачи туда, откуда встает солнце. Скачи, пока силы не покинут тебя! Скачи и думай о том, что теперь ты свободна!
А когда силы покинут тебя, прочитай письмо дальше. Но только тогда. Прошу! Ведь время утекает сквозь пальцы, его у тебя совсем не осталось!»
Таша спрятала письмо на груди и пустила лошадь во весь опор. Она гнала из головы ужасные мысли, а слезы из глаз. Её взгляд был направлен вперед, туда, откуда обычно вставало солнце. Она не оглядывалась и не жалела себя. Она была любящей дочерью, и делала то, о чем просила её мать.
Таша не знала, сколько прошло времени, когда она и лошадь смертельно устали. Девушка спешилась, расседлала животное, напоила его из ручья живительной водой. И только тогда Таша упала на колени и утолила свою жажду. Она легла на спину и прикрыла глаза. Таша уснула лишь на мгновение, а в следующее уже читала продолжение письма:
«Я знаю, тебе сейчас тяжело. Ты устала, и жуткие мысли лезут в голову. Но ты сильная, ты справишься, я верю в тебя. Надеюсь, ты уехала далеко от замка, а значит, у тебя есть немного форы. Но долго отдыхать не нужно. Дочитай письмо и скачи дальше.
Я не буду рассказывать тебе, как мы доехали до столицы, и как Кирия встретила нас — на это нет ни сил, ни желания. Твоя сестра возвысилась, она всегда стремилась к власти и общему обожанию и получила их. Кирия есть Кирия. Она была приветлива, а король в честь свадьбы вернул нам с тобой титулы, правда, без земли (он её уже кому-то отдал). Да впрочем, зачем нам земля, так ведь? Но все это неважно. Важно другое. После свадьбы был большой прием, на котором и случилось то, из-за чего я вынудила тебя скоро бежать из замка барона. Никэль попросил аудиенции у короля, на которой просил у него твоей руки. Король согласился, и тебя вмиг просватали за сына барона — ты стала его невестой. Хьюго знал, что Никэль так поступит (если не сам его надоумил) и с радостной улыбкой сообщил мне, что все устроилось наилучшим образом. Видела бы ты, каким счастьем светились их лица, особенно лицо Никэля. Бедный мальчик. Он ведь не понимает, что моя Таша не для него. Не понимает, что ты погубишь его и себя, если ваш брак случится… Таша, моя бедная Таша. Я с болью в сердце осознаю, что возможно и ты бы обрадовалась новости о вашей помолвке, расскажи её тебе Никэль при вашей встрече — поэтому я и не могла позволить ей случиться. Сейчас ты осудишь меня, что я не оставила тебе выбора, вынуждая на этот побег… Но ты знаешь, знаешь, моя сильная дочь, что быть женой Никэля не твоя судьба, что он совсем не твой мужчина. Ты знаешь это, Таша! Загляни в свое сердце, оно подтвердит мои слова…»
Таша прикрыла глаза и прижала письмо к груди. Сердце билось, все так же ровно, не замирая при мысли о Никэле и их возможной женитьбе. Девушка распахнула глаза и продолжила чтение:
«Мир мужчин жесток, они решают все за нас. Но я не могла позволить им решать и твою судьбу. Только не твою! Только ты, помни это, моя дочь, только ты сама выбираешь свою судьбу. Только ты! Никто другой! Никогда не забывай об этом!
В последний раз я направила твой выбор и спасла тебя от вынужденного брака, который только в первые мгновения мог принести тебе счастье, а потом превратился бы в пытку и страдания. Если ты еще не поняла этого, то поймешь позже, когда лучше узнаешь себя настоящую.
Молю, не оглядывайся! Не разворачивай лошадь! Не сворачивай с пути, который я указала тебе! Только вперед, только туда, откуда встает солнце! Только там ты сможешь быть собой!
Ты держишь свой путь на восток, там, на краю королевства находятся земли твоего дяди, младшего брата твоего отца, опального графа Торина. Он приютит тебя, свою родную кровь. Ты покажешь ему медальон, попросишь о помощи, и он примет тебя без лишних расспросов. Я лелеяла в своем сердце надежду, что тебе никогда не придется познакомиться с родней твоего отца, жить в их доме, есть их пищу. И это вовсе не потому, что они плохие люди, просто в их доме ты обретешь себя настоящую. Станешь настоящей Ташей, которую я долгие годы пыталась подавить и скрыть за воспитанием и скромностью. Но судьба распорядилась иначе. Значит, так тому и быть.
Значит, будь собой, моя дочь, найди свой путь, обрети свой дом, завоюй свое счастье. Обрети себя настоящую. Только помни о том, кто ты, и какое наследие несешь в себе. Помни и будь осторожна.
Обо мне не беспокойся. Когда мы вернемся в замок, я даже не стану скрывать, что помогла тебе с побегом. Но барон Хьюго не будет сильно бушевать, особенно когда узнает, что в скором времени я рожу ему дитя, которое скрепит наш союз. Так что в замке Шортон свадьба все-таки состоится. О Никэле не тревожься, мы спасли его от безрадостного брака с девушкой, которая ему совсем не подходит. Он поймет это, когда обретет своё истинное счастье.
Не думаю, что мы когда-нибудь увидимся с тобой, дочь моя, но надеюсь на это. Я буду сильной, и ты будешь сильной. Мы будем счастливы. Люблю тебя, моя Таша.
P.s.: И никогда не забывай, что все страшные сказки…»
— Когда-то были реальностью, — закончила Таша фразу матери, которую та всегда повторяла ей перед сном, и утерла слезы вынужденной разлуки с родным человеком.
Она так устала и измучилась от долгой дороги в неизвестность. Еда и вода давно закончились, а её лошадь отказалась идти дальше. Таша заблудилась и потеряла надежду. Она ждала скорой смерти, лёжа на выжженной земле рядом с выбившейся из сил лошадью.
Таша услышала голоса, но открыть глаза и посмотреть, кто стоит над ней, сил не было. Девушка даже не ощутила на лице горячие пальцы, но живительную влагу на губах приняла с радостью. Таша стала жадно глотать воду, которая полилась по подбородку и шее.
— Смотрите-ка ожила, — рассмеялся Игон, рассматривая девушку, которую поил Кабир. — Может, если её накормить, она для чего путного и сгодится?
— У тебя мысли только об одном, — усмехнулся Орти.
— А у тебя как будто нет. Уже неделю мои глаза не видели женщину. А эта вроде ничего.
Кабир откинул волосы с обветренного юного лица:
— Совсем ребенок.
— Неправда, — возразил Игон. — Грудь уже налилась, значит не ребенок.
Кабир даже не взглянул на друга и поднял девушку на руки. Она почти ничего не весила, учитывая рост и габариты самого Кабира. Он отнес её к своей лошади и передал на руки молчаливого Анри. Воин быстро вскочил на своего коня и протянул за девушкой руки:
— Едем дальше, — Кабир устроил найденную в пустоши девушку у себя на груди и прикрыл её плащом от жалящего восточного ветра. Как такую малышку занесло одну в эти богом забытые земли?
— Что будем делать с её лошадью? — спросил Орти. — Кобыла еле дышит.
— Прирежь её. Пусть не мучается, — ответил Анри и вскочил на своего жеребца.
Таша дернулась в руках незнакомого мужчины при этом холодном «прирежь». Все-таки лошадь мельника верой и правдой служила ей все это время. Кабир, который удерживал Ташу на своих коленях, заботливо укрывая плащом, погладил девушку по голове:
— Не грусти о лошади, девочка, она уходит в лучший мир.
Таша бы с радостью последовала за животным. Но только потеряла сознание.
Мужчины двинулись в путь по пустынным землям, через которые лежал их путь домой. Анри поравнялся с Кабиром и тихо заметил:
— Девчонка все равно не выживет, не стоило брать её с собой. Она только замедлит нас.
— Хочешь её прирезать? Лишить мучений? — спокойно спросил Кабир, зная, что его друг не способен на убийство беззащитного человека.
Анри промолчал, и они поехали дальше. Кабир знал, что она не выживет, не каждый взрослый мужчина способен пережить путь по пустынным землям, не говоря уже об этой измученной девочке. Но оставить её умирать одну он не мог. Пусть лучше последние часы её жизни пройдут у него на руках, чтобы девушка не чувствовала себя одиноко. Никто не должен умирать в одиночестве.
Они сделали привал только на закате. Кабир аккуратно положил девушку на землю, укрывая её от ночного холода. Незнакомка пошевелилась и что — то прошептала. Кабир наклонился к ней, чтобы лучше расслышать её слова. Неожиданно девушка распахнула глаза и посмотрела прямо на него:
— Я умерла? — прошептала Таша потрескавшимися губами.
— Еще нет, — ответил Кабир, залюбовавшись синевой красивых глаз.
Таша прикрыла глаза:
— Значит, скоро умру, — она медленно подняла руку, которая казалась пудовой, и притронулась к своей груди. — Медальон.
Кабир не сразу понял, что девушка пытается расстегнуть ворот на платье, маленькие пуговки ей никак не поддавались. Он нежно отстранил её руку и сам расстегнул пуговицы на девичьей груди. И тут же услышал насмешливый голос Игона:
— Что, все-таки решил вкусить девичьих прелестей?
— Она умирает, — оборвал Кабир друга и тот, сразу став серьезным, присел возле девушки.
Кабир распахнул ворот женского платья и в заходящих лучах солнца на её груди блеснул металл. Мужчины в изумлении замерли, мгновенно узнавая дракона, выгравированного на медальоне. Девушка притронулась к украшению и прошептала:
— Граф… дядя… отдайте… прошу, скажите… — договорить она не успела, потому что снова потеряла сознание.
Игон резко склонился над Ташей, проверяя дыхание:
— Жива, — облегченно выдохнул он и посмотрел на хмурого Кабира: — Торин снесет нам головы, если узнает, что мы не привезли к нему его кровную племянницу живой.
— И это еще будет легким избавлением для нас, — согласно кивнул Кабир и быстро поднялся. — Привал окончен.
— Что? — возмутился Орти. — Я даже поесть не успел.
— Голова отдельно от тела есть не хочет, — усмехнулся Игон. — А твоя голова именно там и окажется, если мы не поторопимся.
— Почему это? — возмутился Орти, подходя к ним.
— Все вопросы к Кабиру. Это он решил поиграть в благородного рыцаря сегодня утром, и теперь нам придется взмылить задницы, пока не окажемся дома, — ответил Игон и указал на девушку. — Нужно успеть довезти её живой.
Анри вскинул бровь, только тем и выражая свой вопрос. Кабир ответил:
— На ней медальон Дракона.
Больше ничего объяснять не пришлось, воины мгновенно свернули лагерь и отправились в путь, нещадно погоняя лошадей. Никому не хотелось быть вестником дурных новостей для Торина, а значит, девушку нужно довести домой живой и невредимой.