Темнота сомкнулась над холмом, подобно цветку, лепестки которого закрылись на ночь. Хоуп и Арман сидели спиной к огню, глядя на утес с другой стороны холма.
— С тобой все в порядке? — Арман пошевелил длинными ногами.
Хоуп рассматривала сверкающие алмазы, рассыпанные луной по водной глади. Только что они все обсудили, пытаясь решить, каким будет ее следующий шаг. Сундучок стоял рядом со свернутым в скатку спальником Армана в палатке у самого входа. Они не видели его, но оба чувствовали его присутствие.
— Все нормально; правда, я слегка озябла.
— Не хочешь ли ко мне в спальный мешок? — Голос его был нежен.
Она улыбнулась, все еще глядя на воду.
— Нет, спасибо. — Мысли Хоуп были поглощены головоломкой, кусочки которой никак не собирались вместе.
— Вот как? Ну, если не хочешь воспользоваться моим спальным мешком, почему бы тебе не придвинуться сюда и не позволить мне согреть тебя? — поддразнил он.
Хоуп повернулась к нему, и улыбка предвкушения близости заиграла на ее губах. Но тут же она застыла, пристально глядя на него. Зрачки ее испуганно расширились.
— Арман? — прошептала она.
Он подтянулся, чтобы пересесть поближе к ней, успокоить и прогнать страх, который прочитал в ее глазах, и увидел то же, что и она.
Он протянул вперед руку, расставив пальцы. Сквозь его ладонь просвечивало дерево.
— Mon Dieu, — проговорил он, и лицо его исказилось ужасом, повторяя выражение ее лица.
Она потянулась, словно желая помешать ему исчезнуть, и крепко ухватила пальцами его запястье.
— Не уходи.
Арман не отрывал взгляда от больших карих глаз Хоуп, умоляюще смотревших на него. Голос его был столь печален, что у нее едва не разорвалось сердце.
— Моя бедная малышка. Неужели так все и закончится? Неужели я обрел тебя для того, чтобы опять покинуть и блуждать среди звезд, пока мы вновь не встретимся?
Она покачала головой.
— Нет! — Слова застряли у нее в горле. Все ее существо было охвачено паникой. Она отчаянно нуждалась в нем, хотела, чтобы он остался с ней.
Арман печально улыбнулся.
— Похоже, тут у меня нет выбора. — Он протянул руку, рассматривая ее так пристально, словно в последний раз. — Вероятно, все загадки связаны с сундучком.
Хоуп покачала головой, не соглашаясь с ним. Ей надо было так много сказать ему, но слова не приходили в голову. Как она могла объяснить Арману, что он помог ей снова почувствовать себя по-настоящему живой после кошмара проведенных в Центральной Америке месяцев? Он преподнес ей драгоценный подарок: цель в жизни. Это было безумием, но она была благодарна призраку за то, что обрела с ним смысл жизни.
Должно быть, выражение лица Хоуп говорило яснее всяких слов, так как Арман прижал пальцы к ее губам с нежностью ночного ветерка.
— Не надо, малышка. Ничего не надо говорить. — (Она молчала.) — Просто будь со мной. Оставайся со мной, пока я могу еще что-либо видеть.
Она кивнула, закрывая глаза, чтобы скрыть непролитые слезы.
— Останусь, — шепотом пообещала она.
— Поговори со мной… Расскажи, о чем ты думаешь?..
— Я думаю о том, что Фейт, наверное, была замечательной юной леди. Она отдала тебе свою любовь против воли своего отца — а ведь это, скорее всего, было для нее совсем нелегко, особенно в то время. Я также думаю о том, что торговцы мехом, о которых ты упомянул, были преданы отцу Фейт. Я еще не знаю, как это доказать, и даже не уверена, важно ли это.
— А мой сундучок? И эти люди?
Голос его казался тихим и далеким. Страх сжал ей душу. Она не могла посмотреть на него из опасения, как бы не сделать хуже. Вместо этого она бросила взгляд на свои часы. Полночь. Самый колдовской час. Очень кстати.
Сундучок был найден и повлиял на Армана, даже не будучи открытым. Что же произойдет, когда они откроют его?
— Мне кажется, нам надо все основательно обдумать, — сказала она наконец. — Несколько идей по этому поводу у меня возникло, и завтра я съезжу в Дулут — проверю в библиотеке некоторые старинные записи о людях, населявших эти места. Может, они подскажут нам что-нибудь.
— И долго тебя не будет?
Она хотела ответить ему, что не вернется вовсе, так как у нее не было сил смотреть, как он исчезает из ее жизни и с ее острова. Вместо этого сказала:
— Возможно, задержусь на одну ночь. Или на две…
— Я буду тебя ждать и постараюсь сдержать мое нетерпение, — глухо ответил он.
— Ждать? — Хоуп снова повернулась к нему. В глазах ее отразилось горе. Его очертания и лицо были все еще видны, но казались совсем прозрачными.
— Ждать, — утвердительно кивнул он. — А куда я могу уйти?
— Туда, куда ты пропадаешь сейчас! — воскликнула она, прижимаясь к нему теснее.
— Я никуда не пропадаю. Я все еще здесь, медленно произнес Арман. — Я еще не могу уйти. Я должен найти ответы, прежде чем уйду.
— Да ты в своем уме? — вскрикнула она. — Ты исчезаешь прямо на моих глазах, а мы все притворяемся, что наступит завтрашний день!
— Но он наступит. Особенно для тебя!
Она замолчала, потрясенная его уверенным тоном. Арман был прав. Будет ли она его видеть, или он растворится и станет невидимым, он все равно не найдет покоя. И только она может помочь ему обрести этот покой.
— Да, — тихо ответила Хоуп, осознав наконец смысл его слов.
— Фейт… — Арман заколебался. — Хоуп… как бы ни было твое имя, ты предназначена мне.
Чувство реальности на краткое мгновение снова вернулось к ней.
— Нет, — резко покачала она головой, затем опустила глаза, но тут же снова посмотрела ему в лицо. — Предполагается, что я — это я, а не Фейт. Но я уже больше ничего не знаю… — Она закрыла лицо ладонями, позволив громадной волне отчаяния нахлынуть на себя.
Почему этот человек стал для нее испытанием?
Притворяться спящими не стоило. Они сидели и тихо разговаривали, ожидая, когда закончится ночь. Хоуп начала рассказывать о страхах, пережитых ею в Центральной Америке.
— Так странно, — вслух размышляла она, — но сейчас мне кажется, что это все произошло с кем-то другим, а не со мной. Здоровье вернулось ко мне, как и энергия. Даже в мыслях я больше не обращаюсь к тому времени. А когда я только что приехала сюда, так думала только об этом.
— Мне знакомо это чувство. Я испытал нечто подобное после одного из сражений. Но время способно залечивать раны, которые, как нам кажется, уже никогда не затянутся.
— Арман, ты говоришь о том, что случилось между тобой и Фейт? Время залечило и эту рану?
— Возможно. Или, возможно, время нашло другой способ сократить пропасть между нами.
Наступило молчание, и Хоуп опять уставилась в темноту.
— Хоуп. — Голос Армана нарушил тишину, и она повернула голову.
— Ты возвращаешься! — Глаза ее расширились. Он все еще казался полупрозрачным, но уже не в такой степени, как раньше.
Он улыбнулся.
— Похоже, что так. — И голос его снова приобрел замечательный хрипловатый тембр.
Она улыбнулась ему.
Любовь, отразившаяся на ее лице, заставила Армана поднять руку и провести по ее волосам.
— Ты так прекрасна, — пробормотал он.
— И ты тоже, — ответила она ему. Разве можно быть застенчивой скромницей, разговаривая с призраком? — Арман? Пожалуйста, обними меня. Просто… обними меня.
Мускулистые руки, сейчас намного более осязаемые, заключили ее в объятия. Арман усадил Хоуп между своих подогнутых ног и уютно обхватил ладонями ее груди.
— Ты любишь этот край?
— Да, — сонно ответила она.
— И ты любишь меня?
— Я не знаю тебя. — Это была ложь, и Хоуп знала об этом. Она прикрыла рот, зевая.
— Нет, знаешь, — властно поправил он. — Ты любишь меня.
— Не будь таким самоуверенным. Я скажу тебе, когда почувствую любовь, — ворчливо пробормотала она и прижалась к нему, с наслаждением чувствуя прикосновение его стройных ног и сильных бедер.
Смех его прозвучал тихо и очень, очень сексуально.
— Нет, моя малышка, ничего ты мне не скажешь. Ты будешь держать это в тайне как можно дольше.
На мгновение Хоуп задумалась, стоит ли сейчас спорить, но веки ее плотнее опустились на глаза, и она уснула.
Арман откинулся назад, прислонился к неровному стволу дерева и прикрыл глаза. Ему тоже хотелось спать, хотя он никак не мог понять, почему. Разве он не проспал уже более двухсот лет?
Хоуп стояла на обочине дороги у почтового отделения Дулута — сюда она приехала проверить свою почту. Первое письмо было от ее начальника.
Джо Бэннон уведомлял ее, что она совершенно спокойно может не возвращаться на работу по крайней мере месяца три, и «неважно, развопится она по этому поводу или нет». Судя по корявым каракулям, он написал это письмо сам, чтобы секретарша не прочитала. Это было разумно. Нечего сообщать всему свету, что начальство полагает, будто она все еще в неважной форме. На этом приятные новости кончались.
Второе письмо было от отца и казалось дружелюбным и приветливым. Отец Хоуп был обеспокоен ее самочувствием, ему казалось, что ей необходимо поговорить с врачом. Он чувствовал свою ответственность за то, что случилось с ней в Центральной Америке. Если она не желает обращаться за «квалифицированной помощью», возможно, ей захочется обсудить свои «проблемы» с ним. Подписался он как обычно — «Фрэнк».
Проблемы! Ее отец никогда не узнает, что такое настоящие проблемы, пока сам не познакомится с каким-либо призраком и не попытается помочь тому обрести покой. События в Центральной Америке были в прошлом. Они остались позади. Сейчас Хоуп беспокоилась о более важных вещах, чем неприятные воспоминания.
Она запихнула письма вперемешку с несколькими счетами в сумку и пешком отправилась в деловую часть города. Настроение у нее было преотличное. В библиотеке она непременно найдет интересующий ее материал.
Все исследования, которые Хоуп делала когда-либо раньше, обыкновенно бывали связаны с современной политикой или историей какой-нибудь страны. Такие материалы хранились в отдельных разделах, и получить к ним доступ всегда было проще простого. Но поиск биографических сведений о людях, которые жили когда-то давным-давно в местах, которые и сейчас еще были очень мало заселены, был для нее чем-то новым. К счастью, в разделе местной истории было достаточно материалов. Библиотекарша рассказала Хоуп об Историческом обществе Миннесоты — эта организация старалась собрать информацию обо всех без исключения, кто так или иначе был связан с началом заселения штата. Там смотрительница очень помогла ей.
— Это должно заинтересовать вас, милочка, — щебетала пожилая женщина, усаживая Хоуп перед экраном. — Оригиналы книг слишком хрупки, чтобы ими пользоваться, но все они переведены на микрофильмы. Сейчас я вставлю фильм и запущу его. Просто нажимайте вот эту кнопку, когда вам захочется получить копию какого-нибудь документа. Это очень просто, — заверила она Хоуп, поправляя указательным пальцем сползающие на нос очки.
— А что это такое? — поинтересовалась Хоуп, всматриваясь в тонкий, как паутина, почерк, проплывавший перед ней на экране.
— Это единственный, насколько мне известно, хранящийся в Америке журнал с записями о торговле мехом в Гранд-Портидже. Поселение в Гранд-Портидже было основано в тысяча шестьсот шестидесятом году жителями Дулута и использовалось в качестве фактории для торговли с индейцами. Эти записи были посланы торговцам в течение восемнадцатого столетия. Этого не должно было случиться, так как все записи принадлежали Северо-Западной меховой компании. Но случаются ошибки, и благодаря одной из них мы оказались хранителями этого документа.
— Благодарю вас, — ответила Хоуп, читая записи на экране. Она отказывалась признаться самой себе, что волнение ожидания, засевшее где-то внутри ее, могло оказаться совсем безосновательным. Она непременно найдет что-то важное. Она просто чувствовала это.
Шесть часов спустя Хоуп вышла на солнечный свет. Данные, которые она нашла, оказались отрывочными. Разбирать почерк было само по себе довольно сложной задачей, и, кроме того, все, что находила для нее смотрительница, было почти бесполезно для ее поисков. Несколько писем, хранящиеся в архиве, не упоминали ничего ни об охотниках-трапперах, ни о торговле мехом, ни даже о войне между французами и индейцами. Это были личные письма, написанные каким-то лесорубом своей невесте в Бостон. Очень интересные письма, но совершенно бесполезные.
Хоуп, однако, смогла найти имена троих негодяев, что убили Армана. Судя по датам дней, когда им было уплачено за проданный мех, после убийства Армана они вернулись в форт. Ей также удалось выяснить, что и форт, и фактория в Гранд-Портидже сохранились до наших дней — теперь там помещался национальный музей.
Весь день она беспокоилась об Армане. Хотя к моменту наступления рассвета он опять казался материальным и настоящим, Хоуп не раз задавала себе вопрос — а будет ли он еще там, когда она вернется. Возможно, он совсем исчезнет и уже никогда не возвратится. Прочитав гору книг о призраках, которые ей удалось разыскать, она совсем запуталась…
Хоуп провела ночь в маленькой гостинице на окраине города, попросив портье разбудить ее пораньше. На следующий день к семи часам утра она уже двигалась по шоссе на север, надеясь, что направляется как раз в ту сторону, где найдет ответ на все интересующие ее вопросы.
Был уже полдень, когда Хоуп вышла из машины и зашагала через парковку для посетителей к музею «Форт и фактория Гранд-Портидж». Возможно, по этой самой земле ходил когда-то Арман. Возможно, он остановился, подойдя со своими убийцами к этому большому дубу, и стал договариваться с ними о том, что они помогут ему отправиться по суше на поиски брата. Возможно, он проходил через эти широкие ворота…
Хоуп свернула к стенду с информацией. Ее руки прямо-таки зачесались от желания потрогать некоторые из реликвий, размещенных за стеклянными витринами.
— Чем могу быть полезен? — обратился к ней служитель музея.
Хоуп улыбнулась, глаза ее возбужденно блеснули.
— Не расскажете ли вы мне что-нибудь об этом форте и фактории?
— Разумеется. — Он протянул ей брошюрку и с живым интересом продолжил: — На этом месте существовало от восьми до десяти фортов, построенных в период с тысяча шестьсот шестидесятого года по тысяча восемьсот третий. Этот форт является копией построенного в тысяча восемьсот третьем году.
Разочарование, словно тяжелая стрела, поразило ее в самое сердце.
— Значит, это не тот форт, что был основан в тысяча семьсот шестьдесят втором году?
— Нет, мэм. — Он с сожалением покачал головой.
— А есть тут где-нибудь другие форты? — Хоуп не собиралась сдаваться так быстро.
— Нет, мэм. Каждый форт строился на месте прежнего. Мы — один из пяти самых богатых в плане археологии музеев в стране, но даже мы не производили раскопки более ранних слоев: в бюджете заложено недостаточное финансирование…
Глаза Хоуп снова загорелись.
— А записи? У вас есть какие-либо записи того периода?
— Давайте посмотрим. Это было время, когда Дулут открыл тут факторию для торговли с индейцами. Подобные записи могут быть в Виннипеге, в Париже или Лондоне, где находилась администрация Северо-Западной меховой компании.
— А вы не знаете, могу ли я получить копии этих документов? — Хоуп настойчиво продолжала продвигаться вперед — она должна добыть сведения любой ценой!
— Нет, но у нас есть великолепная библиотека; если вам не лень, вы можете сначала порыться в наших книгах. Домой их брать нельзя, но здесь посмотреть можно, а также разрешается делать с них копии.
— Но послушайте, как же тогда проводить исследования по этой теме? — возмущенно спросила Хоуп. — Я пытаюсь проследить историю одного семейства, которое жило когда-то здесь. Речь идет о родственниках одного французского солдата. С чего же мне начать?
Служитель покачал головой.
— Как я уже сказал, большая часть информации может храниться в Канаде или же в Европе… Когда проводили государственную границу, компании, управлявшие фортом и бывшие в основном иностранными, увезли многое с собой, это было справедливо. Достаточно того, что мы получили превосходные земли…
Ничто не могло бы больше обескуражить Хоуп. Она ищет иголку в стоге сена, а тут оказывается, что все иголки производятся в Европе.
— В любом случае благодарю вас, — сказала она, поворачивая в сторону двери, помеченной как библиотека.
— Подождите. Вы можете попробовать обратиться еще в одно место, — окликнул Хоуп служитель. Она обернулась, глаза ее выражали сомнение. — В Дулуте живет некий старичок, профессор Ричардс. Он, занимаясь своими исследованиями, бывало, не раз приходил к нам сюда. Если я правильно помню, он как-то упоминал, что видел некоторые из документов в Лондоне и Париже… Возможно, он будет в состоянии помочь вам.
Лицо Хоуп озарилось улыбкой.
— И вы знаете, где его можно разыскать? У вас есть его адрес?
— Может быть, и есть. Подождите минутку, я спрошу в офисе. Одна из наших сотрудниц помогала ему, когда он тут работал, — печатала что-то для него.
Хоуп нетерпеливо постукивала ногтями по стойке, поджидая, когда вернется служитель. Конечно, этой информации мало, но она — единственная зацепка для нее. Собственно говоря, единственная надежда на успех, если только сегодня ее детективные способности оказались на высоте.
Через пять минут служитель вернулся, держа в руке листок.
— Вот, пожалуйста. Кэрол говорит, что она время от времени переписывается с Ричардсом и он, скорее всего, тот самый человек, который вам поможет.
Хоуп крепко пожала ему руку.
— Благодарю вас. Большое спасибо. Вы мне очень помогли. Спасибо.
Затем она, широко улыбаясь, вошла в библиотеку.
Час спустя, держа в руке кое-какие записи, Хоуп почти подбежала к своей машине. Она поехала к себе на остров. По пути остановилась в небольшом мотеле, где был сувенирный магазинчик, купила почтовой бумаги и конверт и быстро написала письмо профессору Ричардсу. Наклеив марку, она тут же отправила письмо, прошептав про себя молитву, чтобы профессор ответил на него как можно скорее.
День уже клонился к вечеру, когда Хоуп подъехала к своей лодке. Она завела подвесной мотор, и вот уже причал остался позади и глаза ее стали беспокойно осматривать берег ее острова.
Невыносимое напряжение, терзавшее весь день Хоуп, ускользнуло прочь, словно серебристая рыбка в чистой воде. Вон он стоит — такой высокий и красивый, на том же самом месте, где встречал ее и раньше! Хоуп поправила локон волос, упавший на лицо, и с наслаждением рассматривала Армана. Сердце ее неистово колотилось.
— Все в порядке? — спросил он, когда нос лодки уткнулся в берег, и нагнулся, чтобы привязать бечевку от якоря к пню.
— Отлично! — задыхаясь от волнения, проговорила Хоуп. Вдруг она похолодела. Мысли о возвращении к Арману так поглотили ее, что она и не слышала, как приближается другая лодка. Арман протянул руку, чтобы помочь ей сойти на берег. — Арман, беги! — шепотом произнесла она, оборачиваясь и видя, как ближайший мысок огибает лодка с подвесным мотором. Это был один из ее соседей.
— Не волнуйся, — спокойно ответил он. — Он меня не видит.
— Откуда ты знаешь? — прошептала Хоуп уголком губ, приветственно помахав рукой своему соседу.
Арман продолжал держать ее руку в своей, помогая ей сохранить равновесие, когда она ступила одной ногой на берег, а другая все еще находилась в лодке.
— Знаю потому, что он не видел меня и утром, когда проплывал мимо, а я помахал ему рукой. — Арман тихо рассмеялся.
— Здравствуйте, мистер Шот! Как рыбалка?
Сосед поднял вверх связку рыбы.
— Превосходно! Пожалуй, это лучшая форель, что я поймал за многие годы, — ответил он и как-то странно посмотрел на нее. — А у вас все в порядке, малышка?
— У кого? У меня? Просто замечательно. А что? — Хоуп попыталась изобразить на лице удивление, но с трудом могла найти в себе силы ответить старику. Арман целовал в эту минуту ее запястье, и язык его нежно ласкал выступившие на руке жилки.
— Я ведь просто спрашиваю, — ответил старик. — Вы сейчас похожи на одну из статуй, которые, знаете, ставят в садах… — Слова его звучали немного невнятно из-за жевательного табака у него во рту.
Хоуп напряглась и медленно повернула голову в сторону Армана. Это с его помощью она стояла так: одна рука зависла в воздухе с раскрытой ладонью, тело изогнулось, словно у танцовщицы с острова Бали,[17] весь вес перенесен на ногу, стоящую на земле, а кончики пальцев другой ноги едва касаются борта лодки…
Она улыбнулась.
— Вам нравится? Это новая поза из гимнастики по системе йогов. Я просто тренируюсь. — Хоуп попыталась вырвать руку из пальцев Армана, но он, широко ухмыляясь, не выпускал ее.
— Йогов, дорогая? — Арман шутливо нахмурился. — Как бы это ни называлось, я оскорблен. Я-то думал, что с любовью заключил тебя в объятия…
— Йогов, говорите? — произнес старик почти благоговейно. Склонив голову набок, он наблюдал, как рука Хоуп описывает неровные круги в воздухе. — Ну и дела, никогда такого не видел!
— Да, йогов, — резко ответила она Арману. — И это ничто по сравнению с такой хваткой. — Она дернула руку еще раз, стараясь освободиться.
— Такой хваткой? — повторил за ней старик, уставившись на свои руки. Затем снова посмотрел на нее.
— Да. Нет! — Хоуп снова взмахнула рукой. — Я хочу сказать, это новая поза.
— Ну, тогда понятно. — Мистер Шот отвернулся, заводя мотор. — Если вам потребуется помощь, позовите меня! — крикнул он через плечо в полной уверенности, что его соседка маленько тронулась умом.
Хоуп наблюдала, как он, аккуратно развернув лодку, направился к своей бухточке. Она подумала, что, вероятно, только что выставила себя полной дурочкой. Но почему «вероятно»? Она на самом деле вела себя будто идиотка.
— Как ты думаешь, знает он что-нибудь об этих йогах? — тихо спросил Арман; в его голосе слышался смех.
— Надеюсь, ничего, — ответила она, готовая побранить его за глупую роль в фарсе, который они только что были вынуждены исполнить.
Арман вопросительно поднял брови.
— Но он же предложил помочь тебе с этими йогами.
В ответ Хоуп расхохоталась. Она смеялась так, что упала к нему на руки и у нее на глазах выступили слезы. Вдвоем они медленно опустились на землю, обняв друг друга и чувствуя, как напряжение последней недели покидает их и сменяется невиданным наслаждением…
Наконец они поднялись и зашагали вверх по тропинке. Когда они достигли вершины холма, солнце уже стало окрашивать небо в пастельные тона. Арман крепко обнял Хоуп, а она прислонила голову к его сильной груди.
— Тебе пора идти домой, — нежно сказал он, целуя ее макушку, — принять горячую ванну, лечь в постель и хорошенько отдохнуть после всех твоих трудов. Мы поговорим утром, моя Надежда.
— Угу, — пробормотала она, слишком устав, чтобы произносить какие-то слова.
— Итак, иди, — приказал он, взял ее за плечи и развернул в сторону дома. — Я пройду с тобой, полпути.
— Только полпути? — поддразнила она его.
— Дальше я идти не могу, — мягко напомнил он ей, и ее улыбка исчезла.
Когда они дошли до невысокой сосенки, Арман остановился.
— Доброй ночи, любовь моя. — Он легонько коснулся ее губ в поцелуе.
— Спокойной ночи, — тихо ответила она, желая больше всего на свете остаться в его объятиях на всю ночь, но одновременно зная, что ей надо выспаться и принять ванну.
Хоуп медленно направилась к дому. Через несколько минут она разделась, искупалась и легла в кровать. Но глаза ее то и дело открывались, спать она не могла. Медленно наступало утро.
Натянув на себя старенькие джинсы и крупной вязки свитер, Хоуп почистила зубы и умылась, даже не посмотревшись в зеркало. Зачесав назад длинные волосы, она скрепила их заколкой, ноги сунула в темно-коричневые шлепанцы.
Достав из холодильника две порции замороженного завтрака, она подогрела их и осторожно понесла на холм вместе со вчерашними записями. Дойдя до палатки, опустила свою ношу на траву.
— Проснись, соня. Солнце уже давно взошло! Кроме того, тебе надо поесть, а затем мы должны поговорить. — Она откинула клапан палатки и потянулась через сундучок, чтобы схватить спальник за угол и потрясти, но внутри никого не было.
Рука ее повисла в воздухе, сердце тяжело стучало. Арман исчез… Значит, ночью он растаял и почему-то больше не вернулся.
Хоуп осела на землю, все еще сжимая краешек спальника в своей руке. Закрыв глаза, она попыталась справиться с болью, нахлынувшей на нее.
На деревьях весело щебетали птицы. Рыба или две плеснули в озере. Старинный французский мотив зазвучал где-то вдалеке. Сначала он был едва различим, но постепенно мелодия становилась все громче и громче.
Хоуп напрягла слух. Пение приближалось. Она встала и застыла неподвижно, пытаясь определить, откуда исходит звук. Сердце ее бешено забилось в груди. Никто на свете не знал эту песенку. Даже Фейт. Так ей сказал Арман.
Хоуп медленно повернулась. Пальцы ее руки непроизвольно вцепились в грубую ткань джинсов. Когда наконец голова Армана показалась над склоном холма, ее охватила неистовая радость, и она бросилась к нему навстречу по тропинке.
— Ты здесь! — воскликнула Хоуп, когда он застыл перед ней, держа в руке импровизированную удочку.
— А где же еще мне быть, а? — снисходительно поинтересовался Арман, выгнув одну бровь.
— Я думала, ты исчез.
Его улыбка угасла. Он прислонил свою удочку к стволу дерева и протянул руки к Хоуп, нежно заключая ее в свои объятия. Губы его дразнили ее шею, он вдыхал ее аромат и удовлетворенно причмокивал. Его руки сильнее обвились вокруг нее.
— Нет, я не исчез, — хрипловато ответил он, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть ей в глаза. — Утром я очень силен, любовь моя.
Она улыбнулась дрожащими губами.
— Все так говорят. — Не в состоянии удержать свою руку, она погладила его скулу, провела по крепкой шее, очерчивая напряженные мускулы, затем положила ее на широкое плечо Армана, задержавшись подушечками пальцев у самого горла, где бился пульс.
Глаза его мерцали как угли. Он снова привлек ее к себе и, крепко прижимая к своему телу, поглаживал руками плавный изгиб ее талии и бедер, задерживаясь, только когда рука его прикасалась к дерзко напрягшейся груди, не обремененной бюстгальтером.
— Я все еще потрясен, что дамам позволительно носить так мало одежды. Доволен… но потрясен.
— Но на тебе ведь тоже только рубашка и панталоны. Даже белья нет. — Ее веселые глаза сообщили ему, как понравилось ей ее открытие, и он алчно, по-волчьи усмехнулся.
— Некоторым мужчинам приходится искать по всему свету, чтобы найти женщину, подобную тебе, моя Хоуп. Женщину, которая хорошо знает свое тело и наслаждается тем счастьем, которое оно приносит и ей, и ее возлюбленному.
— Большинство этих мужчин, о которых ты говоришь, наверное, обгоняли свое время. Женщинам всегда нравилось все, что делают мужчины, но им твердили, что они никому не должны об этом говорить, чтобы их не нарекли нахальными потаскушками и не заклеймили позором, — объяснила она, покачиваясь и нежно касаясь его бедер.
— Моей матери это никогда не доставляло наслаждения, — высокомерно сказал он.
— Бедная твоя мама, — прошептала она, целуя его шею и чувствуя солоноватый привкус его кожи.
— Она была настоящей леди до мозга костей. Герцогиней, которая знала, что все на свете должно быть так, как оно есть. И она гордилась этим.
— Ты хочешь сказать, что дни ее были наполнены заботами, а ночи лишены наслаждения. Как это печально. — Руки Хоуп гладили плечи Армана.
Постепенно в нем зрело желание.
— Но такая жизнь устраивала ее, — настаивал он. — Моему отцу вполне хватало его любовницы.
— Бедный твой папа, — пробормотала она, утешая его и покусывая его стройную, как колонна, шею. — Хорошо, что он жил не в наше время, а не то добрая женушка живо выставила бы его за дверь. Кроме того, если тебе чего-то хочется, разве не лучше иметь это всегда под рукой, в своей постели, чем одеваться и ехать куда-то, а там снова раздеваться, чтобы заняться любовью, и снова одеваться, чтобы вернуться домой? Как утомительно…
— Мне придется подумать об этом. Кажется, ты вывернула всю логику наизнанку.
Он поцеловал самый кончик ее носа, затем лоб и щеки, и она не могла даже рассмеяться, чтобы обезоружить его. Она даже думать не могла.
— Поцелуй меня снова, — приказала она, беря его лицо обеими руками и прижимаясь губами к его губам — казалось, только для этого она и создана.
Прошла целая вечность, прежде чем Хоуп, неохотно выпутавшись из его объятий, вернулась к палатке, чтобы забрать подносик с завтраком.
— Вот. Давай-ка я накормлю тебя, чтобы ты не растаял от недоедания. А потом я хочу рассказать тебе, что мне удалось выяснить.
Он помедлил и неохотно принял подносик у нее из рук. Заглянув под крышку из фольги, спросил:
— Что это такое?
— Французские гренки с сосиской.
— Французские гренки? Невозможно. — Он покачал головой, глядя на странное блюдо в своей руке. — Это нечто, изобретенное англичанами, я уверен. Мы, французы, никогда не назвали бы это именем нашей страны, — сказал он, скривив губы с выражением, которое, как она догадывалась, должно было передать крайнюю степень отвращения.
Однако это ее ничуть не смутило, она громко расхохоталась.
— Ешь. Тебе понравится.
— Надеюсь, внутри оно окажется лучше, чем на вид, — сказал он, все еще пристально рассматривая тарелочку из фольги. Но на лице его, когда он уселся, проступила тень улыбки.
Хоуп медленно жевала, и мысли ее были сосредоточены на сделанных ею находках. Она раздумывала, рассердится ли Арман, когда узнает, что его противникам сопутствовал успех. Дела у них шли очень хорошо, если верить записям в старом журнале… Ей стало бы очень горько, окажись она на месте Армана и узнай об этом.
Собрав вместе листки со своими записями, Хоуп села напротив Армана и задумалась. Однако она совершила ошибку, посмотрев на него. Небывалое изумление охватило ее. Арман такой настоящий, такой замечательный — и призрак?! Не наваждение ли это? Она покачала головой, отгоняя прочь свои мысли.
— Нам надо поговорить, — голос ее прозвучал так, словно она задыхалась.
Арман высоко поднял брови.
— Прошу тебя, говори, — сказал он и потянулся, чтобы взять ее за руку. — Я всю свою жизнь ждал женщину, которая говорила бы так же мало, как ты, — поддразнил он. — Но теперь, когда я нашел тебя, мне бы хотелось слышать твой голос немного почаще.
— Не будь таким самоуверенным, — засмеялась она. — Ты ведь все еще можешь исчезнуть.
Улыбка сошла с его лица.
— Надеюсь, еще не сейчас. Мне многое хочется сказать тебе. Я так хочу быть с тобой…
Он провел рукой по ее щеке. Она с любовью смотрела на его худощавое волевое лицо. Лицо человека, на которого можно положиться. О котором можно мечтать.
— Я знаю. Я не это хотела сказать. Ты ведь все еще здесь, и я думаю, ты еще побудешь тут немного.
Он покачал головой.
— Давай не обманываться. В один из дней я покину тебя. Может быть, мне этого не хочется, может быть, я буду еще не готов, но я исчезну. И я примирился с этим.
— Примирился? А почему я не примирилась? — пробормотала она, словно разговаривая сама с собой.
— Возможно, потому, что сейчас твое время. Ты должна жить, а не примиряться со смертью. — Он повернул голову и поцеловал ее ладонь, ласкавшую его. — Я здесь только для того, чтобы ты помогла мне. А когда ты уедешь… — Он не договорил, но она ясно поняла, что он имел в виду. С наступлением зимы ей придется или уехать отсюда, или оказаться в весьма затруднительном положении. Когда она уедет, он останется тут совсем один…
Скрестив ноги, Хоуп уставилась на голубоватую воду, затем произнесла:
— Я нашла кое-какие записи — это журнал, принадлежавший одному из купцов в Дулуте, который он вел в середине восемнадцатого века.
Арман поднял брови.
— И что же?
— По всей вероятности, один из тех троих, Франсуа Турбэ, женился на индеанке. Они работали вместе, торгуя мехом в Гранд-Портидже. Кажется, спустя несколько лет он умер и его счета были переведены на имя его жены и ребенка. Анри Удон вместо того, чтобы продолжать жизнь охотника-траппера, поселился в Гранд-Портидже. Я не знаю, откуда у него взялись деньги, потому что фактория не платила ему, за исключением одного раза, однако денежных затруднений он не испытывал.
— Продолжай, — сказал Арман.
— Третий, — Хоуп быстро посмотрела в листки с пометками, которые держала в руках, — Жак Пийон, сколотил небольшое состояние, если можно верить этим записям. Согласно документам, суммы денег, получаемые им в качестве платежей за меха, постоянно росли, однако он никогда не покидал форт надолго. Обычно между датами платежей проходило всего три или четыре недели.
— Что еще?
Она вздохнула.
— Я ездила в Гранд-Портидж. Судя по всему, в Соединенных Штатах нет больше никаких документов, связанных с историей этого форта. За более подробной информацией мне придется ехать в крупные музеи, или в офис компании «Гудзонов залив», или в Северо-Западную меховую компанию, то есть в Европу…
— Нет, — это прозвучало хоть и мягко, но с ноткой упрямства, — ты не должна отправляться так далеко. Должен быть другой ответ.
— Надо проверить еще несколько мест. Однако большинство из хранящихся в Миннесоте документов связано с заготовкой леса, а не с торговлей мехом. — Она посмотрела на него. — Но я нашла замечательную зацепку. Здесь живет какой-то профессор, историк, который интересуется временами, когда эта территория была оккупирована Францией. Он пишет книгу о людях, населявших некогда эти места. Прослеживает родовые связи. Может быть, он располагает информацией, которая могла бы нам пригодиться.
— Когда здесь находились владения Франции, — поправил Арман. — Неужели их отняли у нас? Но кто? Новая Франция с каждым днем подпадала под все более сильное влияние Британии. Даже шотландцы и те претендовали на наши земли.
— Все, чем владела Франция и что называлось Северо-Западные территории, было передано Великобритании по договору, подписанному в тысяча семьсот шестьдесят третьем году[18] — всего год спустя после того, как ты был здесь.
— Очень хорошо, — отозвался Арман, словно разговор касался безделицы, о которой не стоило спорить.
— Как бы там ни было, через четыре-пять дней я снова съезжу в Дулут и попытаюсь связаться с этим историком. Возможно, он знает, что произошло с мерзавцами, которые убили тебя.
Арман ходил из стороны в сторону.
— Значит, скоро мы все узнаем? — Он остановился и посмотрел на нее, словно пораженный какой-то неожиданной мыслью. — А ключ нигде не упоминается? Ключ, который открыл бы сундучок?
Хоуп покачала головой.
— Нет, пока нигде. — Она боялась, что он задаст ей этот вопрос. Как можно разыскать ключ, который пропал тому назад больше двухсот лет? Это же невозможно…
— Ты найдешь его, — проговорил он с уверенностью, которая рассердила ее.
— А ты откуда знаешь? — возмутилась она. — Ведь прошло больше двухсот лет, и он вполне мог потеряться! Соединенные Штаты — достаточно большая страна, чтобы каждый год в ней скрывались тысячи людей, а ты говоришь о маленьком ключе, который к тому же старше, чем эта страна.
— Эта страна всегда существовала, — заверил он ее, словно разговаривал с ребенком.
— Я говорю о Декларации независимости. Она была подписана только в тысяча семьсот семьдесят шестом году!
— Правда? Как-нибудь ты должна рассказать мне об этой Декларации. Я не помню, чтобы ты упоминала о ней раньше.
Хоуп неохотно улыбнулась.
— Думаешь, тебе удастся погасить мою вспышку самого что ни на есть праведного гнева, если ты сменишь тему разговора?
— Не знаю, chérie. Но попробовать всегда стоит. — Его синие глаза блеснули. — Однако, если эта уловка не сработает, у меня на уме есть еще одна. Та, что доставит нам обоим гораздо больше наслаждения.
Он увидел, что она опять хохочет против своей воли.
— Ты неисправим! — воскликнула она, снова позволяя ему заключить себя в объятия.
— Что это такое — неисправим? — пробормотал он, целуя ее в шею. — Это комплимент? Это значит, что я влюблен в тебя или что ты таешь, когда я прикасаюсь к тебе? Когда я ласкаю тебя? Пробую тебя на вкус?
Руки ее обхватили его шею.
— Нет, — протянула она с искорками в глазах. — Это означает, что ты бесстыдный, эгоистичный, избалованный распутник и нет никакой надежды на то, что ты исправишься. Неудивительно, что женщины падали к твоим ногам.
— Увы, chérie, нет, — пробормотал он. — В мои объятия — да, но никогда к моим ногам, к моему великому сожалению.
Не успела она возразить ему, как губы его впились в ее губы в страстном поцелуе, от которого все ее мысли разбежались, словно мыши при виде голодного кота.
Хоуп знала, что найденные ею сведения расстроили его. Она видела это по его глазам. Три человека, которые, несомненно, были замешаны в его убийстве, преуспели в жизни и не понесли никакого наказания. Но если он желал забыть об этом в ее объятиях, самое малое, что она могла сейчас сделать, — это помочь ему.
Она крепче обняла Армана, позволяя ему увести себя за собой в страну любви. В конце концов, он ведь был французом, и она не станет мешать французу делать то, что у него лучше всего получается.