Тайна ключа из слоновой кости

Глава девятая

Хоуп быстро просмотрела письма. В первом отец сообщал, что хочет навестить ее, чтобы самому посмотреть на состояние ее здоровья. Она на мгновение прикрыла глаза, пытаясь сохранить спокойствие. Сейчас в ее расследовании не хватало только одной, последней ниточки. Неужели ей мало того, что с каждым днем Арман становится все более и более неосязаемым? Теперь придется еще справляться и с «обеспокоенным» отцом.

Во втором письме был указан день его приезда. Он писал, что пробудет у нее только два дня, так как сейчас у него много работы. Работы? Да он ненавидит этот остров и, будь на то его воля, никогда бы не приехал сюда! Ее даже удивило, что он решил задержаться тут так надолго.

Состояние ее здоровья? Благодаря Арману она чувствовала себя, как никогда, хорошо. Кроме того, Хоуп могла бы поклясться, что на отца куда большее впечатление произвела гибель его секретарши, а не то, что приключилось с ней самой в Центральной Америке. Она покачала головой, отгоняя подобные мысли. Нет, это несправедливо. Хотя расхождение во взглядах и убеждениях у Хоуп с отцом было существенным, он вовсе не был чудовищем. Но, тогда как она давно решила, что они никогда не будут откровенно беседовать, очевидно, отец ее никак не хотел признавать свое поражение. Возможно, он только хотел удостовериться, что рассудок ее в полном порядке и что можно расслабиться и вернуться к своим собственным делам. Для него самым важным в жизни было соблюдение приличий.

Арман наблюдал за тем, как Хоуп во второй раз принялась читать письма.

— Нас снова разлучат?

— Нет, — ответила она и потянулась, прикладывая палец к его губам. — Мой отец решил навестить меня, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Он будет спать в доме, а я буду спать в палатке. С тобой, — ласково успокоила она его.

Дыхание Армана коснулось ее щеки, согревая все ее существо.

— Ты уверена?

— Да. Мне просто нужно прибраться в доме и переодеться. Он уже скоро приедет. — Ее пальцы скользнули с его щеки на шею, и она испытала блаженство, прикасаясь ладонью к его жестковатой однодневной щетине. Что бы ни случилось, они с Арманом проведут оставшееся им время здесь, вместе. Теперь у нее есть он, но скоро он исчезнет, и тогда у нее останутся воспоминания, которые они сотворили сегодня.

— Я беспокоюсь за тебя, — тихо проговорил Арман. — Я вижу, как нарастает напряжение в твоих глазах, полных такой любви, и знаю, что бессилен стереть его.

Она улыбнулась.

— Со мной все в порядке.

— Я люблю тебя, Хоуп. Теперь ты знаешь это, не правда ли?

Ее улыбка стала шире, согревая его.

— Да, — повторила она, — я знаю это… теперь знаю.

— У тебя все получится.

На это она ничего не могла ответить. Просто она не знала, прав ли он.

Хоуп едва успела закончить макияж, когда услышала ворчание подвесного мотора. Быстрый взгляд в зеркало убедил ее, что выглядит она неплохо. Кажется, она даже в весе немного прибавила. Отцу придется признать, что пребывание на острове благотворно влияет на нее.

Когда лодка отца приблизилась к берегу, Хоуп уже стояла на причале, совсем спокойная, и широкая улыбка освещала ее лицо.

Отец, одетый в белые фланелевые брюки и белую с синим рубашку-поло, выпрыгнул из лодки. Как всегда, выглядел он прекрасно. Однако выражение его лица немного насторожило Хоуп. В глазах Фрэнка, обыкновенно холодного серого цвета, сейчас читалось беспокойство. Он внимательно осмотрел дочь, затем шагнул к ней, по-медвежьи обнимая, что сразу напомнило ей детство.

— Выглядишь ты неплохо, милая, — ворчливо одобрил он. — Все еще напряжена, но вид намного лучше, чем месяц назад.

— Спасибо за печать «одобряю». — Она поцеловала его в щеку, удивленная проявлением такой нежности. Таким она не видела отца с тех пор, как была ребенком.

Фрэнк достал из лодки коробку, перевязанную веревкой, и, неся ее в одной руке, другой обнял дочь за плечи. Они вместе направились по тропинке к дому.

Вдруг тихий свист привлек внимание Хоуп. Она быстро бросила взгляд на деревья слева от себя. Вот он стоит, прислонившись к стволу одной из сосен, и наблюдает за ними, насвистывая этот проклятый мотив… Глаза Армана блестели так, что это было заметно даже с тропинки…

Сердце застучало в груди Хоуп с удвоенной скоростью, когда она поняла, что Арман стоит на самом виду. Она предупреждающе покачала головой, но он только пожал плечами и продолжал насвистывать.

— Что случилось, милая? Что-то не так? — Отец остановился, пристально глядя на нее. — Тебе больно? Голова кружится?

— Нет-нет, — пробормотала она, заикаясь. — Все в порядке. Я просто неловко наступила на камушек, а он покатился и задел другие, и я не могла понять, что это такое. — Она наклонилась, притворяясь, что разыскивает противные камушки. Пока отец следил за ее взглядом, Хоуп вытянула руку в сторону и жестом попыталась заставить Армана уйти в лес.

Очевидно, сигнал был понят, так как свист прекратился. Она выпрямилась, на губах ее заиграла веселая, ничего не значащая улыбка. Хоуп увидела, что отец уставился на нее, словно она только что ускользнула из-под опеки сторожей в сумасшедшем доме.

Он приложил тыльную сторону ладони к ее лбу.

— С тобой действительно все в порядке? — спросил отец, в глазах его было беспокойство.

Она нелепо хихикнула. По крайней мере Фрэнк не слышал призрака.

— Все замечательно, правда, — сумела выдавить она, но одна мысль о том, какой дурочкой перед ним предстала, заставила ее снова прыснуть. — Я, наверное, просто проглотила смешинку. Вот и все.

— Понятно, — протянул он, явно смущенный ее поведением. Она вновь направилась по тропинке к дому. — По крайней мере чувство юмора ты не утратила.

Хоуп расхохоталась, чувствуя неимоверное облегчение.

— Вовсе нет. Мой юмор жив и бьет хвостом, Фрэнк.

В ответ он проворчал нечто, показывающее, что он не поверил ни единому ее слову.

Откинув сетку, она впустила его в кухню.

— Как насчет чашки чаю или чего-нибудь более основательного?

— Нет, спасибо, только чай. — Он поднял коробку. — Я привез мою еду с собой. Меню ресторанчика, в который я заехал по дороге сюда, оставляет желать много лучшего, но я все-таки перекусил…

После того как Хоуп и Фрэнк попили чаю, они присели на ступеньках крыльца у парадной двери, и каждый ждал, когда другой начнет разговор. Отец прокашлялся. Хоуп склонила голову в его сторону, с любопытством ожидая, что же он хочет ей сказать. Отец явно нервничал, но ведь тот Фрэнк Лэнгстон, с которым она была знакома, никогда по пустякам не нервничал.

— Хоуп, — медленно начал он, — я хочу, чтобы ты вернулась со мной домой, провела немного времени в Вашингтоне, расслабилась.

Она положила руку на его плечо. Он любит ее, она знала об этом, и приехал в такую даль…

— Спасибо, Фрэнк, — тихо ответила она, сжимая его плечо. — Мне очень приятно, что ты думаешь обо мне, но у меня все в порядке.

— Мне не нравится, что ты тут совсем одна. Это слишком опасно.

— Я ведь приехала в гости к тебе, когда меня похитили, — мягко напомнила она ему. — Кроме того, Вашингтон — это твой дом. А здесь — мой.

— Это все твоя проклятая карьера! — взорвался он, давая волю раздражению, которое терзало его всю дорогу в Миннесоту. — Черт побери, это слишком опасно! Если бы не эта твоя работа, ты бы уже давно вышла замуж, заботилась бы о доме с кучей детей, вместо того чтобы без толку шататься по всему свету.

Хоуп высокомерно подняла брови. В конце концов, не зря же она дочь Фрэнка Лэнгстона!

— И ты считаешь, женщины рождаются только для этого? Или таков уж мой удел — потому лишь, что мне не повезло и я оказалась твоей дочерью?

— Не пытайтесь разговаривать со мной подобным тоном, юная леди. Мне, как никому другому, всегда удается одержать верх, даже после поражения. — Фрэнк выпрямился. — Я не только считаю твою работу слишком опасной, но и полагаю, что ты должна обдумать возможность альтернативы этой своей… этой грубой жизни. — Взмахнув рукой, он показал на остров вокруг.

Хоуп прекрасно знала, что он имеет в виду.

— Кажется, я уже несколько раз слышала подобные доводы. — Она повернулась к нему, и глаза ее метали в него громы и молнии. — Разве не те же самые слова ты говорил маме? Еще до того, как она развелась с тобой и стала одним из лучших программистов в своей области?

Даже птицы перестали щебетать. Лицо отца застыло и посерело от такого обвинения.

— Это низко, Хоуп.

— Ничуть в этом не сомневаюсь Точно так же как и твое желание считать, что мне вечно семнадцать лет. — Горечь переполняла ее. — Ты помнишь тот год, Фрэнк? Это был год, когда умерла мама, а ты попытался не давать мне учиться на первом курсе колледжа, так как полагал, будто мне нужно оправиться после маминой смерти. А на самом деле тебе нужна была послушная дочь, которая выучится играть роль хозяйки дома, принимая у тебя пол-Вашингтона. — Кажется, гнев холодным комком застрял у нее в горле, дыхание перехватило. — А сам не смог даже приехать на похороны!

— У меня тогда обострилась язва! — защищался он. — И в тот год ты, под влиянием одного из детских капризов, начала называть меня «Фрэнк», а не «папа».

Они долго смотрели друг на друга в сгущающихся сумерках, каждый пытаясь измерить боль собеседника. Затем Хоуп почувствовала, что воинственное настроение покидает ее. Она уставилась на спокойную голубую воду.

— Я любил твою маму, ты же знаешь. Я так любил ее, что мне хотелось, чтобы она всегда была со мной… — нарушил тишину Фрэнк.

— Но недостаточно для того, чтобы отпустить ее. — Хоуп полностью контролировала себя. Ей было тяжело видеть его боль и чувствовать, что он винит себя. — Тебе хотелось завернуть нас с ней в красивую упаковку и убрать в чулан, так, чтобы всякий раз, как тебе захочется вдруг сыграть роль отца и мужа, мы бы всегда были под рукой, поджидая тебя, как и следует примерной семейке.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — устало сказал он. — Для брака необходимы двое.

— Точно так же, как и для того, чтобы родилась я. Но только у одного из вас было и время, и желание заботиться обо мне. — Нотка горечи снова закралась в ее голос. — Так что не пытайся говорить сейчас всякие пошлые банальности. Думаю, я все это уже слышала.

— Возможно, ты и права, когда говоришь о том времени. Но наш неудачный брак в любом случае не имеет никакого отношения к тебе, и нам нечего его обсуждать. Ты упомянула свою мать только как предлог, чтобы уйти от разговора о тебе самой.

— Ваш брак имеет большое отношение ко мне. Ведь я оказалась между вами. — Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Кроме того, это ты заговорил о вашем браке, — поправила она его. — А я уже отказалась от твоего предложения и начала разговор о чем-то другом.

— Тогда давай придерживаться темы, которую я выбрал с самого начала, — резонно возразил отец, стараясь не обращать внимания на эту короткую перепалку. — Я хочу, чтобы ты на несколько недель вернулась со мной в Вашингтон. Прошу тебя. А после этого посмотрим.

— Почему?

— Неужели ты действительно полагаешь, что полностью оправилась от того кошмара в Центральной Америке? — Голос Фрэнка стал почти нежен, и Хоуп насторожилась.

Она встала и спустилась вниз на две ступеньки. Засунув руки в задние карманы своих джинсов, медленно повернулась к отцу. Она не могла покинуть Армана. Только не сейчас.

— Мне хочется, чтобы твой визит был приятным, Фрэнк, но я не могу думать об этом, когда понимаю, что ты приехал сюда только для того, чтобы уговорить меня уехать. Я просто хочу, чтобы ты понял меня. Я никуда не уеду. Я останусь здесь, пока не придет время покинуть остров. И вот тогда я приеду навестить тебя.

— Есть и еще одна причина, в силу которой тебе необходимо уехать со мной, — тихо проговорил отец. Дрожь пробежала по ее спине. — Комитет сената по иностранным делам хочет, чтобы ты дала свидетельские показания. Они приняли решение пересмотреть линию нашей политики в Центральной Америке и желают заслушать очевидцев последних событий в Сан-Хименесе. По правде говоря, они требуют.

— И ты все это знал с самого начала. — Голос ее был едва слышен.

— Да.

— Значит, ты приехал только из-за этого, да? — Где же удивление, которое она должна сейчас испытывать? — Ты заставил меня поверить в то, что тебя волнует мое здоровье. Мое благоденствие.

— Но это действительно так. Как бы там ни было, твое здоровье сейчас важнее всего. Слушания состоятся через три недели, и мне хотелось, чтобы ты несколько недель отдохнула, прежде чем предстанешь перед ними. Если бы ты была домохозяйкой, Хоуп, ты бы ни за что не оказалась впутанной в эти события. Вот почему мне не хотелось, чтобы ты занималась одной лишь карьерой. Карьера отнимает у жизни все, включая и моменты счастья. Я-то знаю. — Он закрыл глаза, страдая. — Любовь и моменты любви не могут появиться, если оба человека целиком поглощены своей карьерой.

Хоуп отвернулась, больше всего сейчас желая оказаться под защитой рук Армана. Ей нужны были его успокаивающая ласка, его спокойный, умиротворяющий шепот. Его сила.

— Хоуп, я пытался добиться, чтобы твое имя вычеркнули из списка, — сказал Фрэнк, — но я не настолько всемогущ. И независимо от того, нужно тебе давать эти показания или нет, я хочу, чтобы ты поехала со мной домой на некоторое время.

Она вздохнула, понимая, что это, возможно, чистая правда.

— Не волнуйся, Фрэнк. Я предстану перед Комитетом. Однако предпочту остаться здесь до тех пор, пока мне не надо будет уезжать…

— И мое слово никак не повлияет на твое решение?

— Нет.

— Ты ведь моя дочь, Хоуп. Я так надеялся… — Голос отца замер.

— Когда-то и мне казалось, что мы могли бы быть не только близкими родственниками, но и друзьями.

— Не говори так.

Его голос явно задрожат. Притворство или он действительно взволнован? Она не могла точно определить.

— Если бы все могло быть по-моему, Фрэнк, — медленно начала она, — мне не пришлось бы говорить тебе все это, потому что тебя бы здесь не было. Ты был бы сейчас в Вашингтоне, отправлял бы мне открытки с пожеланиями выздоровления и занимался бы своими делами. Как в прежние дни… — Годы горечи и утомительной обиды отозвались в ее голосе, увлажнив душу слезами.

— Мой Бог, как же жестоко ты меня судишь…

Не говоря ни слова, Хоуп повернулась и медленно ушла в дом. Отец последовал за ней по коридору с низким потолком.

Остаток вечера они провели в разговорах на поверхностные темы. Еда, привезенная отцом, была вкусной, но Хоуп думала лишь о том, как бы припрятать что-нибудь для Армана, устроить ему праздник.

— Хоуп, ты меня слышишь? — Отец настойчиво пытался привлечь ее внимание.

Она виновато вспыхнула.

— Да?

— Где моя комната? — Тон его голоса был нетерпеливым, в нем чувствовалась усталость. Он сидел, опершись локтями о стол.

Первый раз за очень долгое время Хоуп внимательно рассмотрела своего отца. Она и не замечала раньше темные круги под его глазами и напряженную складку у самых губ. И легкое прищуривание, словно от боли, тоже появилось совсем недавно и больно резануло ее. Время обошлось с Фрэнком немилосердно. Вид у него был очень усталый. Когда же он так постарел? И почему она только сейчас заметила это? Возможно, она была так же слепа, как и он…

— Ты можешь воспользоваться свободной спальней. Она уже приготовлена для тебя. А я сегодня буду спать на улице.

— Нет, ты ничего такого не сделаешь! Ради Бога, ведь тебе нужно отдыхать больше, чем кому бы то ни было.

— Тебе не о чем волноваться. На вершине холма у меня поставлена палатка, и все это время я спала там. Мне больше нравится спать там, нежели в доме, — твердо ответила она.

Вид у Фрэнка был такой, словно он собрался спорить, но затем передумал.

— Тогда спокойной тебе ночи, — сказал он, поднимаясь по лестнице.

Через пятнадцать минут, быстро убрав на кухне, Хоуп вышла из дома. Каждый мускул ее тела рвался сейчас на вершину холма…

— А я уже начал беспокоиться, малышка, — прозвучал бархатистый голос Армана из-за невысокой сосенки. Она подпрыгнула, услышав его. Взгляд ее метнулся, пытаясь отыскать очертания его высокого, хорошо сложенного тела. Она так настроилась подняться к нему на холм, что совсем забыла поискать его у невидимой стены. Он сидел на бугорке, подогнув ноги, опираясь руками о колени и повернувшись лицом к дому и тропинке.

Половина его лица была ярко освещена лунным светом, отчего весь он напоминал дьявола во плоти. Волосы казались темнее дегтя, и глаза, мерцавшие словно серебристо-синие огни, пристально смотрели на нее. Было ли еще когда-нибудь и где-нибудь столь же красивое или столь же сокрушительное по своей красоте лицо?

— Я никак не могла уйти сразу…

Его смех казался таким же таинственным и завораживающим, как и его бесовская внешность.

— Я догадался. — Он протянул к ней руку ладонью вверх, безмолвно приглашая ее приблизиться.

— Почему? — спросила она, подходя поближе. Присев, она прижалась к нему, наслаждаясь его теплом.

Он снова рассмеялся, обнимая ее горячей рукой как раз так, как она и мечтала.

— Ведь дочь была очень занята спорами со своим отцом, правда? — ответил он. — Но сейчас, моя Хоуп, давай вместе наслаждаться черной с серебром красотой ночи. — Он поднял взгляд к усеянному звездами небу. — Здесь так спокойно и мирно.

— Угу, — пробормотала она, крепче прижимаясь к Арману, чтобы ощутить жар его тела.

Она положила голову ему на плечо. Оно казалось твердым и мягким одновременно. Превосходная подушка, сонно вздохнула она. Но его следующие слова нарушили ее умиротворение, разбудив ее:

— Твой отец кажется вполне рассудительным человеком. Я не понимаю, почему тебя так обеспокоил его приезд.

— Рассудительным? Фрэнк шантажирует меня, пытаясь заставить вернуться с ним в Вашингтон. Вернуться прямо сейчас! И ты еще помог мне выглядеть в его глазах полной идиоткой, словно я рассудка лишилась! — сердито прошептала она.

— А почему он хочет, чтобы ты посетила его дом? Ты говоришь, что этот мужчина твой отец, но сама зовешь его по имени…

— Так повелось издавна, — пояснила она. Впервые с тех пор, как умерла мама, Хоуп задумалась, не ведет ли она себя словно ребенок? Отец тоже утверждает это. Но менять что-либо в их отношениях с отцом было уже поздно.

Она почувствовала, как напряжение медленно отпустило Армана.

— Думаю, что начинаю понимать тебя, моя Надежда. И, по какой-то непонятной причине, это тревожит меня больше всего. — Арман покорно вздохнул, одной рукой поглаживая нежную, шелковистую кожу на ее груди. Затем он поднялся и потянул ее за собой. — Пойдем. Думаю, тебе пора спать. — Его рука обвилась вокруг ее талии, и он повел ее на холм. Голова Хоуп все еще была прижата к его груди, а рука покоилась в его руке. — Я хочу, чтобы ты легла рядом со мной, и я буду знать, что ты в безопасности.

— Я и так в безопасности, — наконец ответила она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его выступающую скулу. — И я счастлива. Очень счастлива.

Он привлек ее в свои объятия и поцеловал в лоб.

— Как и я, моя любимая. Как и я.

— И как это мой собственный ребенок может быть таким упрямым?! — Отец сдержанно скрестил руки на груди. Его карие глаза блестели от гнева и раздражения.

Хоуп совершенно спокойно отхлебнула еще один глоток своего утреннего кофе.

— Я не знаю на свете ни одного человека, кто мог бы состязаться в упрямстве с тобой. Только подумай о генах. Каждый раз они дают знать о себе.

— Не пытайтесь умничать со мной, юная леди! Я ведь все еще твой отец!

— Никто этого и не отрицает. — Она потянулась за банкой свежего сливового джема, которую привез Фрэнк, и начала намазывать его на гренку из белого хлеба. — Но ты не мой опекун. Я останусь здесь до начала слушаний.

Глаза Фрэнка сузились, но голос стал мягче:

— Пожалуйста, поедем вместе. Я приехал сюда потому, что мне хотелось получше узнать тебя; нам бы надо было сделать это давным-давно, если бы только не эта глупая гордость всех Лэнгстонов… — Он нерешительно прикоснулся к ее руке.

Хотя он явно старался сблизиться с ней, она не могла ответить ему — по крайней мере так, как отец этого хотел. Между ними стоял Арман, и Хоуп не могла поступить с ним так, как поступила Фейт. Хоуп отказалась предпочесть отца Арману.

— Я не могу. Во всяком случае, не сейчас. Пожалуйста, дай мне еще немного времени.

Он застыл, но затем снова расслабился. Рука, которая только что тянулась к ней, упала на его колено.

— Ты не ответишь мне «да», что бы я ни сказал, ведь так?

Она медленно покачала головой.

— Извини, но я не могу. Дай мне еще две недели. Всего две недели, и потом я приеду в Вашингтон.

— Одну неделю. Тебе понадобится еще одна, чтобы подготовиться к выступлению перед Комитетом.

— Две, — повторила она. — У тебя компетентный персонал, и мне не так много надо сказать Комитету.

Глаза отца разочарованно сверкнули.

— Милая, ты торгуешься как матерый политик-профессионал. — В его взгляде она заметила нечто похожее на восхищение. — Возможно, ты упустила свое призвание.

Она усмехнулась.

— Ничего подобного. Я не могу выносить постоянное давление. Мне хорошо и там, где я есть.

Фрэнк вздохнул.

— Ну, ладно. Две недели. А затем ты прилетишь в Вашингтон. Мы договорились? — Мгновение он поколебался, а затем робко посмотрел на нее. — Как ты думаешь, а у тебя не получится немного задержаться и посетить меня после слушаний?

— Я бы с удовольствием. Спасибо, — ответила она, вкладывая в свои слова большее значение, гораздо большее.

— Милости просим, — сказал Фрэнк и посмотрел в сторону Как он ни старался, но не мог припомнить, когда последний раз на глаза его навертывались слезы.

Остаток дня они провели в безделье. Гуляли по берегу острова, и он рассказывал ей о своих сомнениях по поводу карьеры ее матери. Хоуп была потрясена, узнав, как гордился он ее достижениями. Она никогда раньше не понимала, что отец ревновал маму к ее возрастающему увлечению компьютерами.

К вечеру она проводила отца на причал. Держась за руки, они не спеша брели к лодке.

— Ты выросла, Хоуп, и стала настоящей молодой женщиной. Я очень горжусь тобой.

Его слова запоздали на много лет, но она все равно вспыхнула.

— Спасибо, что заметил это.

— О, я замечал это и раньше, — сказал отец, и в глазах его загорелись огоньки. — Просто до сих пор у меня никогда не было возможности сказать тебе об этом.

— Возможности?

— Ладно, — признал он, вздыхая, — думаю, я смущался и ничего не говорил потому, что, когда ты бывала рядом, я слишком старался как-то восполнить свое отсутствие и чересчур усердствовал в роли родителя. Но я очень люблю тебя. Даже если я не всегда показываю это, как должен был бы.

— Я знаю, Фрэнк. — Хоуп ласково сжала его руку. — Я чувствую то же самое.

Он остановился и повернулся к ней. Ее рука все еще лежала на его запястье.

— Тогда не могла бы ты сделать мне одно великое одолжение?

Она кивнула, и глаза ее расширились, пока она раздумывала, что же такое она может сделать для своего отца. Не станет же он снова просить ее уехать с острова пораньше!

— Ты не могла бы называть меня папой? — спросил он, и слабая краска проступила на его щеках.

Не в состоянии проглотить комок в горле, Хоуп резко закинула руки ему за шею и крепко обняла его.

— Полагаю, это означает «да»? — спросил Фрэнк и отступил назад, позволяя ей увидеть слезы на его глазах.

— Да, папа, — тихо ответила она, все еще чувствуя ком в горле.

Он поцеловал ее щеки.

— Спасибо, милая, — также борясь с волнением, прошептал он. — Теперь мне пора, а не то могу опоздать на самолет. Но мы увидимся через две недели. Хорошо?

В ответ она снова обняла его. И он уехал, но близость, которая впервые установилась между ними за многие годы, осталась с ней, и Хоуп чувствовала спокойствие и почти удовлетворение.

Хоуп пощекотала стебельком травы у Армана под носом. Он лежал на простыне, положив руки под голову и закрыв глаза. Казалось, с его губ постоянно не сходила улыбка, отчего уголки их слегка приподнимались. Он выглядел совсем как мальчишка, которому удалось улизнуть, стащив несколько сочных и свежих осенних яблок. А на самом деле он только что умял две дюжины овсяных печений с изюмом.

— Я должна возвращаться в Дулут, ты же знаешь, — мягко напомнила она.

— Я знаю. Я это чувствую.

Она недоуменно уставилась на него.

— Что ты хочешь сказать?

Арман улыбнулся, открывая глаза, из которых, словно лучи солнечного света, на Хоуп брызнула его любовь.

— Я уже думал об этом несколько раз, chérie, и могу только попробовать объяснить тебе, что, чем ближе ты подбираешься к ответу, тем слабее я становлюсь.

— Слабее? — прошептала она едва слышно. Сердце ее, казалось, перестало биться, и дыхание замерло в груди.

Арман сел, задев ее ноги своими.

— Пожалуй, не следовало говорить тебе об этом.

Она кашлянула.

— Мне надо это знать. — Она смотрела на контур его лица, горя желанием протянуть руку и пригладить взъерошенные бакенбарды. — Когда это началось?

— В тот день, когда ты вернулась из последней поездки.

— Понятно. И когда же ты собирался сказать мне об этом?

Он поднял ее лицо за подбородок, нежно проводя большим пальцем по ее полуоткрытым губам.

— С тех пор как ты вернулась, ты была не одна и я не очень часто виделся с тобой.

Он убрал руку, и Хоуп похолодела. Она уставилась на сверкающую голубую воду озера. Слезы, которым вовсе не надо было показываться на ее глазах, готовы были покатиться по щекам. Он притронулся к ее ноге, нежно касаясь джинсовой ткани.

— Хоуп, посмотри на меня! — приказал он.

Ее глаза метнулись к его лицу, затем снова опустились, глядя на его загорелую руку на ее ноге.

— Если мне необходимо знать, что произошло в моем прошлом, и найти ключ к этой загадке, это еще не значит, что я хочу покинуть тебя, любовь моя.

— Ты уверен?

Он наклонил голову.

— Уверен. И что, если я и хотел раньше разделить мою жизнь с Фейт? Какая теперь разница? Я здесь. С тобой. Мне хотелось бы остаться, но мы оба знаем, что это невозможно. — В глазах его читалось горе. — Но, если только это возможно, я снова разыщу тебя. Клянусь тебе.

Хоуп бросилась в объятия к Арману, и слезы безмолвно катились по ее щекам на его обнаженную грудь. Несправедливо, что ей суждено сначала полюбить его, а затем потерять!