Тайна оберега

Глава 4

Накатанная дорога петляла сквозь вековой лес, карабкалась на невысокие живописные холмы, неторопливо сбегала в тенистый прохладный лог, деревянным мостом перекинулась над чистейшими струями Ваузы и, наконец, вывела на цветущий луг, радующий глаз нескончаемым буйством красок. Всадники огляделись, и Прохор Алексеевич, улыбнувшись, проговорил:

– Вот и вотчина князя…

Далее за лугом томными волнами перекатывались колосящиеся поля, а на горизонте явственно различались крайние избы городища. Хлепень находился в стороне от центральных дорог, а потому избежал участи многих поселений, стоящих на пути захватчиков. А от воровских шаек жителей тщательно охраняла крепостная стена да дружина княжеская численностью около пятидесяти человек.

Древний род Засекиных вёл родословную от самого Мономаха. Ходили слухи, будто далёкие предки князя ещё в конце VIII века ходили в набег на византийский город Сурож¹² под предводительством полководца Бравлина и привезли оттуда богатства несметные. А ещё поговаривали, будто дед Алексея Григорьевича нашёл клад Кудеяра¹³ и будто на него и отстроил новые хоромы на каменном фундаменте. Правда, сам фундамент был старый, оставшийся ещё с IX века, но рассказы о сокровищах, спрятанных в той древней кладовой, ходили давно, да только никто не видел их своими глазами, а потому княжеское богатство стало расхожей легендой, большее похожей на красивую сказку.

Сомнение в наличии несметных сокровищ у Засекиных вызывало ещё и упорное нежелание Алексея Григорьевича перебираться в Москву. Многие бояре всеми правдами и неправдами стремились оказаться поближе к царскому трону, а Засекин почему-то не тяготел душой к Златоглавой. И люди предполагали: раз князь в основном заботится приумножением дохода родового поместья, значит, не так он и богат. Хотя, может, наоборот, хозяин не хотел оставлять без присмотра драгоценную казну? – гадали жители, но скорее всего, Алексей Григорьевич просто был умнее других и понимал, насколько разорительна жизнь в столице и насколько дворцовые интриги её укорачивают, а потому и не спешил пополнять ряды бояр, толкущихся в царских хоромах.

Увидев цель похода, отряд оживился, и всадники, пришпорив коней, поспешили к городу. Но Гром, бежавший рядом с княжичем, неожиданно остановился, вдохнул носом воздух и протяжно завыл. Когда же дружинники подъехали чуть ближе, лошади тоже недовольно зафыркали и сбавили шаг. Вглядываясь в очертания возвышающейся над крепостью колокольни, Долматов нахмурился.

– Что-то не так, княже. Слишком тихо. На лугах животины не видно…– кивнул он в сторону горизонта. – Не пасётся никто. А над домами вороны кружат. Чую, не к добру, – покачал дядька головой.

Евсей насторожено взглянул на товарища и прибавил ходу. Неожиданно ветер принёс запах гари и сладковатую тошнотворную вонь. Дружинники тревожно переглянулись, дух был хорошо знакомым, а потому тревожным.

Уже у околицы стали отчётливо различимы следы всеобщего разорения. Настежь раскрытые двери, наводя на душу гнетущую тоску, протяжно поскрипывали, а сами дома чернели жуткими пустыми глазницами выбитых окон. Кругом валялась битая и сломанная утварь, ветер перегонял лоскуты материй, солому и пух от вспоротых перин.

Возле конуры крайней избы, оскалив окровавленную пасть, растянулась задушенная её же цепью собака, только редкие ободранные куры гордо расхаживали среди всеобщего погрома, да ошалелый кот, вылупив глазищи, провожал всадников обезумившим взглядом.

Путники заехали в распахнутые городские ворота и наткнулись на первые трупы, и чем дальше продвигались всадники по улице, тем чаще им попадались подобные находки. Тела заколотых мужиков и растерзанных женщин холодили кровь, похоже, людей застигли врасплох, и они практически не оказывали сопротивления. Лиходеи не щадили никого: ни малых детей, ни стариков, и лица воинов становились всё более напряжёнными.

Каменная церковь, возвышаясь над полуразрушенным городищем, жалобно позвякивала покачивающимся колоколом. Тягостные звуки словно взывали к равнодушным небесам, заставляя гулко вздрагивать сердца людей. На пороге храма лежало тело убитого батюшки, и, заглянув внутрь, дружинники убедились: храм полностью разграблен.

– Господи, что ж за изуверы здесь похозяйничали? – нервно сжимая рукоятку булавы¹⁴, проговорил седоусый Богдан.

– Не те ли, что напали на нас в лесу? – задумался Евсей. – Надо было догнать и в полон всех взять, – посетовал он.

– Вряд ли… – задумчиво возразил Прохор. – Тот разбойничек говорил, седмица прошла, как они на дороге нас поджидать взялись, а здесь не так давно лиходеи похозяйничали.

Воины угрюмо молчали, говорить не хотелось. Проезжая мимо сгоревшего церковного амбара, ратники заметили рядом с пожарищем человека. Мужик средних лет, погружённый в тяжёлые думы, сидел на голой земле, обхватив голову руками.

– Кто ты, добрый человек? – спросил Евсей.

Незнакомец вздрогнул, опустил руки и повернул к ратникам бледное лицо.

– Они их сожгли… – прошептал он, и из его глаз полились слёзы. – И жёнку мою, и детушек. Они все здесь, – указывая на пепелище, зарыдал мужик в голос.

Приглядевшись, воины увидели обугленные человеческие кости. Дружинники стиснули челюсти и от бессилия сжали кулаки, а человек, всхлипывая, рассказывал:

– Я по делам уехал… к родственникам… в соседний город. Вот вернулся… А здесь вон чего… Как же так? – рыдал он и, подняв лицо к небу, завопил: – Как же так?!

Небо осталось безмолвно, и грудь Евсею словно придавило пудовой глыбой:

– Похоронить бы всех следовало, – хмурясь, выдавил он. – Степан, Богдан Иванович, организуйте всё по чести. А мы с Прохором Алексеевичем княжеские хоромы осмотрим, – проговорил княжич и тронул коня. Далее улица вела к терему Засекина. – Не понимаю я, дядька, – обратился Евсей к Прохору. – Город стеной надёжной обнесён, и дружина немаленькая. Жители вполне могли схорониться в крепости. Ворота закрыть и от разбойников запросто отбиться. Как злодеям такое учинить удалось? Неужто Алексей Григорович отлучился куда? Так не должен был. Нас он дожидался… Собирался вместе с нами казну до Ярославля провожать.

– Не знаю, Евсей, не знаю… – с досадой покачал головой Долматов, подобные мысли мучили и его.

Въехав в ворота дома Засекина, всадники огляделись. Фасады княжеских палат выделялись искусной резьбой, витыми колоннами у крылечка, точёными балясинами лестниц и переходов, ведущих в смежные терема.

– А вот и дружина княжеская… – нахмурившись, кивнул дядька.

Весь двор был завален трупами: кто-то приник у стены, кто-то безжизненно свисал через перила, а кто-то просто уткнулся лицом в землю. Прохор соскочил с коня и осмотрел воинов.

– Смотри, Евсей, дружинники-то не сражались вовсе. Ран на них нет. Похоже, отравлены, – неожиданно предположил Долматов.

Евсей тоже спешился, и мужчины прошли дальше.

У дверей конюшни весь утканный стрелами лежал старший сын князя, словно лиходеи упражнялись в стрельбе из лука. Неподалеку от брата ратники обнаружили двоих заколотых младших княжичей. Лица мужчин буквально посерели.

– Видать, с охоты вернулись сыновья Заскина, видишь, даже сумки охотничьи снять не успели, – показал он, и, горестно вздохнув, мужчины прошли к лестнице, ведущей в княжеские хоромы.

Уже на входе в дом дорогу ратникам перегородил труп слуги. А когда они зашли в гридницу¹⁵, глазам бывалых воинов предстала ужасающая картина. За накрытыми столами сидели ближайшие дружинники князя, кто заколот, кто с перерезанным горлом, но большинство так же, как и воины во дворе, отравлены. На столе среди яств лежало тело девочки, одетой в расшитый золотом и жемчугом наряд, а задранный подол обнажал её худенькие ножки. На полу с кинжалом в груди покоилась девушка в изодранном платье, а посередь зала распластался изувеченный князь.

Евсей с трудом сглотнул застрявший в горле ком, подошёл к девочке и опустил подол. Лицо малышки, посиневшее и распухшее, вызвало в княжиче приступ ярости, но он только скрипнул зубами, не зная, на кого выплеснуть свой гнев и боль.

– Удавили душу безгрешную, – тяжело вздохнул Прохор. – Это, видать, младшая дочь князя. Даже девчонку не пожалели. А то невеста твоя, – кивнул мужчина на девушку на полу. – Весь род Засекина изничтожили…

– Как же так, дядька? Что же это? – нервно дрогнули ноздри Левашова

Оглядев всё вокруг, Прохор покачал головой:

– Это не разбойники из леса. Князь знал убийц и сам впустил их в дом. Видишь, хозяин пир устроил для дорогих гостей. Похоже, они подослали к дружине виночерпия с отравленным вином, а тех, кто не пил, порезали, – Долматов подошёл к телу князя. – Видимо допытывались чего-то у Засекина. Для этого и дочерей его сюда приволокли. Хотели надругаться над старшей, но сам Алексей Григорьевич её убил. Это его нож, – показал Прохор на украшенную камнями рукоять. – Тогда взялись за младшую, но отца на этот раз близко не подпустили, держали, наверное. И у него на глазах девчонку изнасиловали и придушили. А после убили и князя.

– А что с княгиней?

– Полагаю, и она мертва… А городище всё вырезали, чтобы видоков¹⁶ не осталось. Городские, видать, знали гостей. Изверги пришлые с кем из жителей на улицах поглумились, а кого не убили, тех в амбар согнали да сожгли.

Покинув гридницу, Евсей с Прохором направились на женскую половину. По пути воинам также встречались изуродованные тела холопов, но когда они зашли в опочивальню княгини, то увиденное ввергло их в ужас.

– Так что ж это за нелюди такие, – только и выдохнул Евсей. – Найду, своими руками на части порву, – сжал кулаки княжич.

На кровати в уже высохшей луже крови лежала княгиня со вспоротым животом, но главное – женщина была на сносях… И мёртвый младенец лежал рядом с ней.

Не в силах проронить ни слова мужчины вышли из комнаты, Прохор, сглотнув подступивший ком в горле, нарушил молчание:

– Скорее всего, казны мы здесь не найдём… Из-за неё всё городище и вырезали, – предположил опытный воин.

Осмотрев дом, ратники обнаружили открытую дубовую дверь. Прихватив факел, они по каменной лестнице спустились в подвал и оказались в небольшой подклети. Осветив стены, Левашов с Долматовым смогли всё хорошо рассмотреть. Массивная каменная дверь, призванная надёжно перекрывать вход в кладовую, была также открыта.

– Да, без специального ключа такую махину просто так не откроешь, она снабжена хитрым механизмом, – отметил Прохор и вытащил из затвора замысловатый украшенный инкрустацией и сложным узором ключ. – Вот из-за чего пытали князя. Видать, выведывали, где Алексей Григорьевич его схоронил. Всё-таки нашли ироды, – покачал головой воин.

Переступив порог, мужчины смогли убедиться, что, как и предполагал Долматов, княжеская кладовая была разграблена. На полу валялось несколько медных монет, пара клоков сена, обрывок парчовой материи, да у стены стоял опустошённый сундук.

– Опоздали мы, Прохор Алексеевич, – вздохнул Евсей. – И казну потеряли, и невесту не сберегли.

– Так оно, – согласился дядька. – Вот для чего караулили нас разбойники. Если не истребить, так задержать, дабы лихоимцы, подославшие их, уйти без помех успели, – догадался Долматов и вздохнул. – Вот ведь как получилось… Наша задержка в Ярославле целому городу жизни стоила.

Левашов нахмурился, действительно его отряд должен был раньше отправиться в Хлепень, но сборы несколько затянулись, и Евсей с дружиной выехал позже.

– Похоже, знали злодеи и про казну, и про то, что мы вскоре должны нагрянуть, – предположил княжич, и мужчины угрюмо переглянулись, это значило, что предатель где-то рядом, под боком, и находится в стане ополчения. На душе было тяжко и муторно.

Весь оставшийся и следующий день ратники хоронили людей. Справив всё по христианскому обычаю, отряд отправился в обратный путь, и как только они подъехали к знакомой деревушке, на улицу высыпали, наверное, все жители. Страшная новость, принесённая Петровной, молниеносно разлетелась по домам, и людям не терпелось узнать из первых рук, что же случилось в вотчине князя. Выслушав скупой рассказ дружинников, сельские мужики угрюмо хмурились и настороженно перешёптывались.

– Это ж что ж на земле-то делается? Неужто антихрист и впрямь на землю явился? – накладывая на себя крестные знамения, всхлипывали бабы, прекрасно понимая: одной молитвой вряд ли удастся защититься от лихих людей.

Отслужив в местной церквушке службу по безвинно убиенным, крестьяне вместе с дружинниками, как полагается, помянули соседей.

Ближе к вечеру, вернувшись в дом деда Дорофея, княжич наконец вспомнил о Таяне.

– Ну что, Дорофей Иванович, выяснили, откуда девчонка?

– Выяснили… – вздохнул дед. – Дочка ключницы князя Засекина она.

– Во дела… – задумался Евсей и сокрушённо покачал головой. – Теперь понятно, почему девчонка рассудка лишилась. После такого неудивительно… И как ей только сбежать удалось?

– Так, выходит, девка теперь полная сирота, – вскинул печальные глаза дед.

– И что с ней делать? Мне к князю Пожарскому возвращаться надобно. С собой забрать не могу. На войну иду, не на гульбище. В монастырь, может, какой девчонку на время пристроить? А как всё уладится, поищу её родственников. Может, дядьки или тётки в других краях остались.

– Так зачем же в монастырь? Вон Пелагея согласна за девчонкой присмотреть. Знахарка наша, – пояснил дед. – Ей помощница нужна, травы собирать. Она одна жизнь коротает, глядишь, и девку ремеслу обучит. Всё польза…

– Ну смотри, дед. Пусть остаётся, коли так. Только знаешь, что… Вы больно-то не болтайте, чья девчонка. Сирота и сирота. Хоть памяти и лишалась, а мало ли чего. И своих баб приструни. Пусть молчат от греха подальше. Не дай бог, злодеи проведают, что видаки остались дел их кровавых.

– Да что я, не понимаю что ли? – обиженно вскинул голову Дорофей и заверил: – И бабы молчать будут.… После того, что люди порассказали, чего лихоимцы в княжеской вотчине учинили, слова не проронят. Кому ж охота на себя беду накликивать…

– И Таяне не рассказывайте ничего. Не нашли родителей и всё. И так девчонка, видать, натерпелась.

– Понятное дело… – вздохнул старик и, взглянув на княжича, чуть улыбнулся. – Ты сам с ней поговори. Ждёт она тебя, спасителя своего.

Не откладывая, княжич поднялся и пошёл на двор, где ребятня играла в салочки. Завидев Левашова, Таяна бросилась к парню и, охватив ручонками, прижалась, как к родному:

– Евсей вернулся! Ты нашёл моих родителей? – взглянула она васильковыми глазищами.

– Прости, Птаха, никто не знает, где они. Не выполнил я своего обещания, – вздохнул княжич. – Но ты не горюй, найдутся, – погладил он девочку по голове и пояснил: – Я завтра дальше поеду, дела у меня. А ты пока здесь останешься. У знахарки местной жить будешь.

– Возьми меня с собой! – взмолилась Таяна.

– Не могу, милая. Где это видано, чтобы девчонка в дружине служила? – улыбнулся Левашов и, заметив наворачивающиеся на её глаза слезы, поспешил успокоить ребёнка: – Эко глазищи какие – и на мокром месте. Вот бы мне такую невесту, – пошутил Евсей и подмигнул. – Коли плакать не будешь, то когда подрастешь, вернусь и замуж возьму.

Девочка моментально утёрла слёзы:

– Хорошо, не буду плакать. Только ты возвращайся, – с серьёзным видом проговорила Таяна, и княжить ещё шире улыбнулся.

– Вот и хорошо. А пока беги к детворе, играй.

Тут же забыв про горести, девочка, уже вполне счастливая, вприпрыжку побежала к ребятам.

Утром, простившись с селянами, отряд Левашова отправился в Ярославль. Гром, требуя себя погладить, напоследок лизнул Таяне руку и помчался догонять хозяина. Провожая ратников, девочка долго махала платком, но не плакала. Вспоминая, как Евсей, погладив её по голове, поцеловал в щёку, она счастливо улыбалась.

Пелагея забрала сироту к себе. Оказавшись в доме знахарки, Таяна с опаской переступила порог и настороженно огляделась. Ребятня успела порассказать «найдёне» страшные сказки про «колдунью», и девчонке было боязно. Но изба Пелагеи оказалась самой обычной. Таяна даже немного разочаровалась. Небольшая чистенькая горница, пол, застланный самоткаными половиками, большая печь, стол со скамейкой, а у стены широкая лавка – ничего примечательного здесь не было. Если бы не развешанные повсюду и разложенные на полках травы и коренья, дом ничем не отличался от других таких же.

– Ну что замерла? – подтолкнула приёмыша Пелагея и улыбнулась. – Проходи. Не так уж у меня и страшно.

– Нет, не страшно, – согласилась девочка. – А я думала, у вас тут лягушачьи лапки, пауки и крысы, – призналась Таяна, и знахарка засмеялась.

– До чего же народ наш дремуч, – покачала головой женщина. – Везде колдовство мерещится.

Вечером знахарка с приёмышем направились в баню. Ведунья разделась и, стянув платок, распустила волосы. Взглянув на женщину, Таяна вылупила глаза:

– Тётка Пелагея, так ты ж ещё не старая! – удивлённо проговорила девочка.

– Не старая… – улыбнувшись, согласилась она.

– Так что ж ты заматываешься, словно бабка какая?

– А зачем к себе внимание привлекать? Сама говоришь, бабы злобно шепчутся. А ежели какому мужику, не дай бог, приглянусь? Совсем со свету сживут… – грустно усмехнулась знахарка.

– Так как же так, тётка Пелагея? И не было у тебя суженого никогда?

Женщина печально задумалась, и Таяне даже показалось, что у неё на глазах блеснула слеза.

– Был, Таянушка… Да оговорили меня… А он поверил и отказался от свадьбы, – вздохнула знахарка. – Батюшка рассерчал, да из дома выгнал, а бабка Аксинья меня приютила. Вот с тех пор и живу отшельницей. Бабка лекарской науке меня обучила, да только не так давно померла она, – снова вздохнула женщина и, по доброму взглянув на Таяну, погладила её по голове. – Глядишь, и тебя чему научу. Только лучше тебе семью найти, чтобы не жила ты, как я… одинокой…

– А кто он? Жених твой? – не унималась Таяна.

Пелагея, заметив в глазах девочки неподдельное сочувствие, улыбнулась.

– Может, как-нибудь расскажу… А пока давай мыться…

Постепенно Таяна обжилась в доме знахарки. Девочке казалось, что она попала в сказку про бабу-Ягу, только Яга оказалась исключительно доброй. Вместе они ходили собирать травы и коренья, грибы и ягоды. Женщина объясняла, когда растение целебными свойствами набирается.

– Всякая травинка силу имеет, только надо знать, какую, – учила ведунья.

– Тётка Пелагея, так это ж простой лопух? – порой удивлялась Таяна.

– Не такой он и простой, девонька. Он от десятка болезней помогает, – отвечала знахарка. – Ты слушай, Таянушка, да запоминай, в жизни всё пригодится…

Целыми днями Пелагея с Таяной пропадали в лесу, а то бродили по берегу реки, не забывали обойти и луга, но как-то из-под ног знахарки выскочил заяц.

– Ох, напугал окаянный! – вслед улепётывающему косому взмахнула руками женщина.

– Надо было мой лук взять, – посетовала Таяна. – Я бы того зайца вмиг подстрелила. И было бы у нас мясо. Сколько раз дичь на пути попадалась, и всё не впрок.

Не поверив девчонке, знахарка улыбнулась, но когда на следующий день Таяна подстрелила селезня, Пелагея больше не сомневалась в своём приёмыше.

Деревенские жители в обмен за лечение помогали ведунье съестными припасами. Кто мучицы отсыплет, кто куриных яиц не пожалеет, а кто рыбки подкинет. Как-то знахарка послала девочку в дом местного мастера. Пелагея помогла поставить на ноги укушенную змеёй дочку умельца, и в благодарность за помощь родители обещали налить знахарке молочка. Таяна зашла во двор, и хозяйка поспешила за крынкой, но пока женщина возилась, Пахом вынес только что сделанный лук.

– Иди-ка, Иван, опробуй, – предложил отец младшему сыну примерно одного с Таяной возраста.

– Куда стрельнуть-то, батя? – повертев в руках лук, спросил мальчонка.

– А вон на плетне горшок висит. Попадёшь?

– Конечно, попаду, – важно вскинул голову Ванька.

Мальчик натянул тетиву, выпустил стрелу, но она, не попав в цель, застряла в заборе. Детвора, наблюдающая за мальчишкой, расхохоталась.

– Это лук кривой, – проворчал Иван.

– Это руки у тебя кривые! – хохотнула Таяна.

– Кто бы говорил! – фыркнул мальчишка. – Баба будет мужика стрелять учить!

– А вот и научу! – обиделась девочка и подошла ближе. – Дай сюда, – выхватила она лук, деловито осмотрела, проверила тетиву и улыбнулась.

– Что, нравится? – спросил Пахом, и она кивнула головой.

– Добрый лук, – тряхнула головой девочка.

– Ну, раз так, вот тебе стрелы.

– Во что стрельнуть, дядька Пахом?

– Да в ту же крынку, в которую Ивашка промазал, – взглянул мужик на сына.

Мальчишка презрительно хмыкнул и, обращаясь к девочке, съязвил:

– Смотри, как бы твоя стрела в лес не улетела к лягухам на болото.

– Да она и пару шагов не пролетит, – хихикнул второй сын Пахома.

Мужчина, улыбаясь, наблюдал, как девочка вполне уверено подняла лук, прицелилась и выстрела. Стрела, лихо свиснув в воздухе, устремилась к забору и, точно ударившись в горшок, его расколола. Мальчишки только рты пораскрывали, но тут раздался возмущённый возглас жены Пахома.

– Ах вы, ироды! Чего это творите?! Ну ладно у девчонки ума нет, а ты, дурень такой, какого лешего игру затеял? – ругалась она на мужа.

– Да ладно тебе серчать, Устиньюшка! Горшок тот треснутый был, выкинуть давно пора, – ответил мужик. – А ты молодец! – обратился он к Таяне. – Учитесь! – крикнул отец сыновьям, и девочка, победно усмехнувшись, взяла своё молоко и направилась восвояси. Но по дороге её нагнали мальчишки:

– А точно люди говорят: ведьма ты! Где это видано, чтобы девчонка так стрелять умела? Не зря тебя Пелагея к себе взяла!

– А Егорка говорил, у тебя и амулет колдовской есть, – верещал Ванька.

– А ещё говорят, тебя княжич на болотах нашёл. Ты там с русалками хороводы водила, да людей губила.

– Дураки вы! И ваш Егорка тоже, – нахмурилась девочка.

– Дураки не дураки, а родичей своих помним! А ты нет! Может, их и не было у тебя? Тебя нечистый из болотной коряги смастерил? – дразнились мальчишки, намекая на худобу девочки.

От обиды Таяна закусила губу и побежала домой, а мальчишки, довольные собой, засвистели ей вслед. Влетев в избу, девочка устремила на знахарку обиженные глаза:

– Тётка Пелагея, ну почему нас люди не любят? – чуть не расплакалась она. – Вон сколько ты им помогаешь, а они всё косятся да шепчутся. И меня ни за что дразнят.

– Не обращай внимания, девонька. Это от зависти. Не любят люди, когда кто-то лучше их в чем-то разбирается. В собственной глупости признаваться не хотят, вот и обвиняют в связи с дьяволом. Ничего, скоро Москву освободят, глядишь, найдёт княжич твоих родственников, и дом обретёшь, – улыбнулась женщина.

– Я с тобой остаться хочу, – возразила Таяна.

– И я к тебе успела привязаться, милая. Но сама видишь, разве это жизнь для девушки. Подрастёшь, тебе о замужестве надобно будет задуматься… А кто ж «ведьму» замуж возьмёт? – вздохнула женщина. – Даже если какому парню полюбишься, разве родичи жениться позволят?

– А у меня уже есть жених, – гордо повела плечиком девочка.

– Это кто же? – вскинув бровь, улыбнулась Пелагея.

– Так княжич сказал: подрастёшь, замуж возьму, – ответила Таяна.

Женщина снова улыбнулась и покачала головой:

– Выкинь из головы. Пошутил княжич.

– Ничего не пошутил! – горячо возразила девочка. – Так и сказал!

– Ой, глупая ты… – засмеялась знахарка. – Если б все парни слово такое держали…

– Вот увидишь, он приедет за мной… – обижено пробурчала Таяна.

– Да ладно, садись за стол, ужинать пора, – не стала спорить Пелагея.

Так и жила Таяна в доме знахарки, ходила вместе с ведуньей за травами и многое успела узнать: и как кровь остановить, и чем рану обработать, чтобы та не загноилась, какой травкой горло и кашель лечить, а что жар и ломоту снимает, даже чего комары да мухи не жалуют. Хотя девочку и привечали в деревне, но частенько за своей спиной сирота слышала настороженный шепоток.

За обыденными заботами пролетали дни и недели, а в конце лета пришло тревожное известие: – русское ополчение идёт на Москву…