Тайная власть

Глава 4

Когда после чая Шарлотта с Аланой поднимались к себе, чтобы немного отдохнуть, Шарлотта шепнула подруге:

– Пойдемте ко мне. Мне надо поговорить с вами. – Едва за ними закрылась дверь комнаты, Шарлотта воскликнула: – Алана, я боюсь! Тетя Одель весь день не позволяет князю ни на минуту отойти от меня. Он в любой момент может сделать мне предложение, и тогда… тогда я погибла!

Шарлотта не преувеличивала. Леди Одель действительно почти насильно удерживала князя и Шарлотту друг возле друга. Когда прошлой ночью они с князем вернулись в бальную залу, Алана увидела в глазах леди Одель неприкрытую ярость. Князь тут же пошел танцевать с кем-то другим, но, как хорошо понимала Алана, у леди Одель зародилось подозрение, которое не могли рассеять никакие ее слова или поступки.

Прошлую ночь Алана долго лежала без сна, снова и снова вспоминая случившееся. Ее смущало не столько само чувство, охватившее ее в комнате с иконами, сколько схожесть его с ощущениями князя. Хотя почему она решила, что он испытывал то же самое? Это знание пришло к ней само собой, и слова сами сорвались с ее губ. У нее не было времени подумать над ними. Он вынудил ее сказать правду.

Удивительно было уже то, что в замке князя была подобная комната. Она совсем не сочеталась с его репутацией богача, колесящего по свету в поисках удовольствий, эрудированного космополита, вызывающего восхищение политических и государственных деятелей. Ни в одной сплетне, ни в одной газетной статье ни словом не упоминалось о духовной стороне его жизни.

"Не понимаю", – подумала Алана, должно быть, повторив слова многих женщин до нее, которые находили его загадочным сфинксом. Еще более странным было то, что он начал намеренно избегать ее. Случившееся не сблизило их, как этого можно было ожидать, а, наоборот, разделило. Алана почувствовала перемену в его отношении сразу же, как только они встретились утром.

– Мне кажется, – решительно сказала перед завтраком леди Одель, уже продумавшая расписание на день, – всем будет интересно посмотреть на очаровательный старый монастырь, который находится на границе поместья его светлости. – Выглянув в окно, она добавила: – Прекрасная погода! Ты, милая Шарлотта, должно быть, захочешь проехаться на лошади вместе с его светлостью.

Князь, вошедший в комнату в середине ее речи, не спускал глаз с ее красивого лица. Леди Одель интимно улыбнулась ему.

– Ваша светлость увидит, как хорошо держится в седле наша маленькая Шарлотта, а ей будет интересно посмотреть на лучшего наездника Европы. – Она перевела взгляд на Шейна: – Вы, Шейн, прокатитесь с кузиной в экипаже, новом приобретении его светлости. Ну а тебя, Роберт, я попрошу сопровождать меня.

Как показалось Алане, эта поездка была придумана для того, чтобы оставить Шарлотту наедине с князем.

Когда через час они тронулись в путь, Алана подумала, что Шарлотта так хороша в своем отлично сшитом костюме для верховой езды, что вряд ли найдется мужчина, который сможет противостоять ее очарованию. Должно быть, то же самое пришло и в голову Шейна, потому что, наблюдая за тем, как Шарлотта с князем галопом скрылись из вида, он с горечью проговорил:

– У меня нет ни единого шанса.

– Неужели вы сомневаетесь в любви Шарлотты?-удивленно спросила Алана.

– Она очень молода, – ответил Шейн. – Он может дать ей все, что она пожелает. Сегодня ночью мне пришло в голову, что чем скорее я уеду в Ирландию, тем будет лучше для всех.

– Я не верю своим ушам.

– Я сам не знаю, чему верить! – воскликнул Шейн.

– Я знаю Шарлотту уже многие годы, – спокойно проговорила Алана. – Я уверена, что она всем сердцем любит вас. Вы стали частью ее жизни. Потерять вас – для нее значит то же, что потерять руку или ногу, не говоря уже о том, что вы – ее единственная надежда на настоящее счастье.

– Вы действительно так считаете?

Шейн чуть придержал лошадей. Леди Одель с Ричардом ехали впереди, поэтому причины для спешки не было. Важнее было завершить начатый разговор.

– Мне кажется, – сказала Алана, – вы с Шарлоттой неправильно подходите к сложившейся ситуации.

– Что вы хотите этим сказать?

– Пусть даже князь не сделает ей предложения, но всегда найдется другой претендент на ее руку. Будьте уверены, родители проследят за этим, – ответила Алана.

Шейн повернулся и посмотрел на нее. Его глаза были полны боли.

– И что же вы предлагаете? – спросил он.

– Мне кажется, вам надо быть мужественными и принять решение, – ответила Алана. – Вполне возможно, что наша затея удастся, но вы все равно будете страдать, когда Шардотта станет ездить на балы в Лондоне, как это и планировалось до письма леди Одель.

– Что я могу ей дать, если даже наш брак возможен, хотя я сильно сомневаюсь в этом? – спросил Шейн.

– Я не хочу делать никаких предположений, – спокойно произнесла Алана. – Единственное, о чем я хочу сказать, это то, что вам надо верить в себя. Мой отец всегда говорил, что если по-настоящему хочешь чего-то, то обязательно добьешься этого. Суть не в том, что мы делаем, а в том, как мы чувствуем. – Вспомнив иконы и то чувство, которое они вызвали в ней, она добавила: – Может быть, вас смутит то, что я скажу, но существует высшая сила, которая может помочь нам в отчаянии.

Шейн изумленно посмотрел на нее.

– Я понимаю, о чем вы говорите, – сказал он после минутного молчания. – Вы правы, я упал духом и потерял веру и в себя, и в Шарлотту.

– Вы знаете, чего хотите друг от друга и в чем заключается ваше истинное счастье, – улыбнувшись ему, проговорила Алана, – значит, надо бороться за него, преодолевая любые трудности и препятствия.

– Вы правы, да, да, вы правы! – воскликнул Шейн, сверкнув глазами и расправив плечи.

Словно стремясь выразить свои чувства в действии, он подстегнул лошадей, и они вскоре нагнали леди Одель с Ричардом.

Монастырь лежал в развалинах, и, хотя его древность представляла некоторый интерес, Алана была убеждена, что его посещение было задумано лишь для того, чтобы оправдать поездку князя с Шарлоттой.

Когда к обеду они вернулись в замок, там их уже ждали гости. Они приехали на своих лошадях, чтобы попытать счастье на новом скаковом круге, который князь устроил в своем поместье. Изо всех собравшихся только сам хозяин с легкостью преодолевал препятствия, демонстрируя великолепную технику.

– Надеюсь, ты сказала его светлости о своем восхищении его искусством управлять лошадью, – услышала Алана слова леди Одель, обращенные к Шарлотте.

– Да, конечно, тетя Одель, – кротко ответила ей Шарлотта.

– Запомни, все мужчины, даже самые знаменитые, любят, когда ими восхищаются, – наставляла ее леди Одель. – Иди скажи ему, как он прекрасно взял последнее заграждение.

Шарлотта послушно пошла к тому месту, куда должен был после полного круга подъехать князь. Однако, заметив Шейна и брата, она задержалась возле них, чтобы поболтать с ними, так что князь успел сойти со своей лошади и принялся осматривать тех, на которых собирался ехать в следующий раз.

Алана увидела, как леди Одель недовольно сжала губы.

– Надеюсь, леди Алана, – ледяным голосом обратилась она к Алане, словно желая выплеснуть на кого-то свой гнев, – что вы, как подруга моей племянницы, не будете мешать, а, наоборот, поспособствуете ее счастью.

Алана знала, что имеет в виду леди Одель, но приняла изумленный вид и ограничилась ответом на ее прямой вопрос:

– Уверяю вашу светлость, что единственное мое желание – видеть Шарлотту счастливой.

– Если это так, – холодно произнесла леди Одель, – то, надеюсь, вы не будете пытаться привлечь к себе внимание князя, как это имело место вчера вечером. Должна заметить, ваше поведение было вызывающим. Оно не приличествует девушке вашего возраста.

И, не дожидаясь ответа Аланы, она пошла прочь, не менее прекрасная оттого, что в ее глазах сверкал гнев.

Гости наконец разъехались, и все вернулись в замок. Леди Одель хотелось отдохнуть, поэтому она сказала Шарлотте с Аланой тоже удалиться в свои комнаты.

К этому времени князь куда-то исчез. Алане снова показалось, что он намеренно избегает ее. Во весь этот день он ни словом не обмолвился с ней.

– Алана, попытайтесь отвлечь князя! – между тем говорила Шарлотта. – Я боюсь оставаться наедине с ним.

– Это не просто.

– Почему? Вчера вечером вы явно заинтересовали его.

– Кажется, он сожалеет о своем поведении.

– Сожалеет? – недоуменно спросила Шарлотта. – Что вы имеете в виду? Что же он сделал?

Чувствуя, что никому, даже Шарлотте, она не может рассказать о той комнате с иконами, которую показал ей князь, Алана ответила:

– Мы разговаривали о серьезных вещах, и я чувствую, больше того, я знаю, что он увлекся мной. Но сейчас, как мне кажется, он вернулся к своему первоначальному решению жениться на вас.

– Этого… не может быть! – в ужасе воскликнула Шарлотта. – О, Алана, этого нельзя допустить!

– Мы и не допустим, – спокойно ответила Алана. – Я только говорю вам то, что чувствует князь.

– Главное… главное, – отчаянно произнесла Шарлотта, – чтобы я не оставалась наедине с ним.

– Это правильно, – согласилась Алана, – только не представляю, как мы можем предотвратить это.

– Наверное, я могу отказаться, если он предложит мне разговор наедине? – Шарлотта в крайнем возбуждении зашагала по комнате. – Мне надо посоветоваться с Шейном. Рассказать ему, что я чувствую.

– Шейн знает об этом, потому что чувствует то же самое, – ответила Алана, – Вам надо соблюдать осторожность! Если леди Одель заподозрит о ваших отношениях, она пожалуется вашим родителям. Они не позволят Шейну гостить у вас в замке, и вы вряд ли будете иметь возможность где-нибудь увидеть его.

– Вы сказали, что спасете меня! Вы должны меня спасти! – настойчиво проговорила Шарлотта.

– Я постараюсь, обещаю вам, – отозвалась Алана.

– Выберите себе платье, – пригласила Шарлотта, – Пусть оно сделает вас такой красивой, что князь не в силах будет устоять перед вами.

Они прошли в гардеробную, где были развешаны платья Шарлотты.

– Подберите что-нибудь, в чем вы будете выглядеть необыкновенной, совсем непохожей на остальных, – проговорила Шарлотта, открывая дверцу шкафа.

Алана не ответила, но подумала про себя, что это будет не просто. Предполагалось, что этим вечером гостей будет еще больше, чем в предыдущий день, а на завтра леди Одель намечала устроить еще более грандиозный бал. Учитывая теперешнее настроение князя и то, что леди Одель намерена была держать ее в тени, Алана вполне могла остаться незамеченной.

Чем больше она думала о поведении князя, тем с большей проницательностью чувствовала, что он сожалеет о своем порыве. Он всеми силами боролся с ощущением, что они чем-то необъяснимо близки друг другу. Подавляющему большинству людей, включая леди Одель, подобная мысль показалась бы странной. Но князь отличался от других и, исходя из собственного опыта, Алана знала, что и сама она… "Он отвернулся от меня, – повторяла про себя Алана, – Он больше ничего не хочет узнавать обо мне… не хочет вслушиваться…" Она вспомнила, как он сказал, что в ее глазах кроется тайна, но она знала почти так же хорошо, как если бы он сам сообщил ей об этом, что он неколебим в своем решении жениться на обычной английской девушке без скрытых глубин и необъяснимых чувств.

Алана вздохнула. Разве могла она противостоять князю? Он слишком хорошо владел собой, слишком велика была его власть, на что бы он ни направлял ее – на добро или зло!

– Должны же мы найти что-нибудь, в чем вы будете выглядеть так восхитительно, что он не сможет устоять против вашей красоты! – отчаянно произнесла Шарлотта.

Алана окинула взглядом ряд вечерних туалетов из тюля, атласа, крепдешина и кружев. Все платья были белыми, лишь некоторые из них украшали цветные ленты и искусственные цветы. Алана вдруг вспомнила ленту, которую носила на шее.

– А где то, с фиалками? – спросила она.

– Я носила его весной, когда была в трауре по бабушке, – ответила Шарлотта. – Но я сказала горничной собрать все, что у меня есть, поэтому оно тоже здесь оказалось.

Она открыла другой шкаф. Здесь висели цветные платья – бледно-розовые, синие и розовато-лиловые. Взглянув повнимательнее, Алана увидела черное и сняла его с вешалки.

– Мама заказала его мне для первого месяца, – объяснила Шарлотта, – а потом мне позволили носить лиловые и белые.

– Прелестный наряд, – задумчиво проговорила Алана. Платье было сшито специально для молоденькой девушки, и его цвет не наводил на мысль о слезах и горе. Из прекрасного тюля, отороченное кружевами и лентами из черного атласа, спереди оно расходилось модными складками, подчеркивающими тонкость талии и величину турнюра. Сзади его украшали несколько рядов оборок, которые увенчивались огромным атласным бантом. В глазах у Аланы появился озорной блеск.

– Я надену это, – сказала она. – Черный цвет удивит всех, к тому же я кое-что придумала.

– Черное! – воскликнула Шарлотта. – Вы уверены, что хотите надеть именно его? Вы должны выглядеть красивее, намного красивее, чем я!

– Оно восхитительно, – уверенно отозвалась Алана и, перекинув платье через руку, поцеловала Шарлотту в щеку. – Не вешайте носа! У меня появилось предчувствие, что для вас с Шейном все закончится благополучно.

– Какого рода предчувствие?

– Необычное, какое вы приписывали моему отцу.

– Неужели правда? – просияла Шарлотта.

– Да, – подтвердила Алана, – иначе я промолчала бы.

– Вы сделали меня счастливой, – благодарно сказала Шарлотта. – Мне нельзя поговорить с Шейном, но, может быть, если вам представится случай, вы скажете ему, что я люблю его?

– Думаю, он давно знает об этом. Но, разумеется, я передам ему ваши слова, – улыбнулась Алана и отправилась к себе в комнату, где ее уже ждала горничная, чтобы помочь ей раздеться.

– Вас можно кое о чем попросить? – обратилась к ней Алана.

– Конечно, миледи.

– Попросите, пожалуйста, садовника, чтобы он приготовил для меня к сегодняшнему вечеру побольше маленьких белых цветов.

– Каких именно, миледи?

– По своему усмотрению, – ответила Алана, – Может быть, у него мало белых, но, пожалуйста, пусть он постарается найти мне побольше.

– Я передам ему, миледи. – Окинув несколько пренебрежительным взглядом платье, которое принесла с собой Алана, горничная заметила: – Наверно, вашей светлости нужны цветы, чтобы немного оживить его. Вряд ли найдется еще кто-нибудь, кто будет танцевать в черном.

– Именно поэтому я его и выбрала, – спокойно ответила Алана.

Позже, когда горничная помогала ей укладывать волосы, раздался стук в дверь. Это принесли цветы. Увидев их, Алана не могла удержаться от восторженного возгласа. Садовник не подвел ее. Здесь был не один десяток небольших орхидей, трогающих своей хрупкостью и изяществом формы. Все они были белоснежными за исключением пестиков. Когда с помощью горничной Алана закрепила цветы вокруг выреза и надела платье, то показалась себе неправдоподобно стройной. Черный цвет платья выгодно подчеркивал ослепительную белизну ее кожи, а орхидеи придавали ей несколько фантастичный вид. Несомненно, она была совсем не похожа на обычную дебютантку, за которую все ее принимали.

Из оставшихся цветов она смастерила венок. Он, подобно нимбу, окружал ее голову и делал ее необычайно красивой.

– Никогда не видела ничего подобного, миледи!– воскликнула горничная. – Кто бы мог подумать, что черное платье может выглядеть таким потрясающим!

– Благодарю вас, – отозвалась Алана.

– Вы будете королевой бала! – продолжала изливать свой восторг горничная. – Но ее светлость…

Горничная замолчала, однако Алана прекрасно знала, что она собиралась сказать. "Ее светлость не одобрит".

Алана твердо решила помочь Шарлотте и привлечь к себе внимание князя, поэтому оставалась у себя в комнате до тех пор, пока не прибыла основная масса гостей. К ужину было приглашено не менее сотни человек. То и дело подъезжали все новые и новые экипажи.

Наконец, бросив последний взгляд в зеркало, Алана вышла из комнаты и медленно прошла по коридору к большой лестнице, которая вела в огромный мраморный холл. Спускаясь по ней, девушка повторяла себе, что играет роль даже не в обычном театре, а в Гранд-Опера. Разве могла она, одетая как ведущая актриса, обманывающая одного из самых знаменитых мужчин Европы, быть просто Аланой, воспитательницей в доме викария?

И вдруг все ее возбуждение спало, словно ее окатили холодным душем. А если князь даже не посмотрит в ее сторону, как это было весь сегодняшний день? Тогда она не сможет помочь Шарлотте и вернется к викарию, не имея даже того утешения, что приобрела новых друзей.

Она прошла уже половину лестницы, когда вспомнила свои собственные слова, сказанные ей Шейну.

– Я должна добиться успеха! Я обязательно добьюсь его! – прошептала она. – Не ради себя, а ради Шарлотты, ради добра и справедливости. Со мной Бог, и он поможет мне.

Внезапно она вспомнила комнату с иконами. Ей захотелось снова попасть туда, чтобы попросить их о помощи. Но тут же она поняла, что не обязательно быть там, достаточно просто верить. И, на секунду замерев, она устремила мольбу о помощи к небесам. Потом, с высоко поднятой головой, с огромными темными глазами на маленьком личике, она вошла в салон. Князь стоял у самых дверей, ожидая еще не приехавших гостей. Когда Алана ступила в комнату, их глаза встретились. Казалось, они узнают друг друга через пространство и вечность. Алана замерла. Ни один из них не произнес ни слова. Да и не было нужды в словах. То, что сейчас происходило между ними, могла выразить одна лишь музыка. Неизвестно, как долго они простояли так, когда их молчание прервал резкий голос леди Одель:

– Вы опоздали, леди Алана! И как нелепо, что вы надели черное!

Алана усилием воли заставила себя посмотреть на знаменитую красавицу Англии.

– Мне очень жаль, что вашей светлости не нравится это платье.

– Оно крайне неуместно на молоденькой девушке, – уколола ее леди Одель, – а от такого обилия цветов отдает безвкусицей и театральностью.

– Они белые, как вы и наказывали мне, – ответила Алана и отошла, с облегчением заметив, что ей навстречу спешит виконт.

– Вы великолепны! Потрясающи! – воскликнул он. Когда Алана взяла бокал с шампанским, предложенный ей на золотом подносе, он тихо добавил: – Когда все это закончится, нам надо будет подумать о ваших планах на будущее. Не можете же вы вернуться к викарию.

– Других вариантов нет, – улыбнулась Алана. – Там я… счастлива.

– Нелепо, если вы проведете всю жизнь в Бриллинге, воспитывая детей викария, – возразил виконт, и в его голосе прозвучала новая нота, заставившая Алану торопливо спросить:

– А где Шарлотта? Мне надо поговорить с ней.

И она поспешила прочь, зная, что виконт провожает ее глазами. Ужин был еще более изысканным и впечатляющим, чем в предыдущий вечер. Когда он закончился и дамы покинули столовую, Алана заметила, как леди Одель отвела Шарлотту в сторону и принялась что-то настойчиво говорить ей. По выражению глаз Шарлотты было ясно, что она испугана. Наконец в комнату вошли мужчины, и леди Одель объявила:

– Танцы будут в серебряной гостиной. Сегодня я придумала особенный котильон, который начнется через час. Приготовлены очаровательные призы, так что не пропустите.

Раздались возбужденные возгласы, и молодые люди устремились в серебряную гостиную, тогда как пожилые, а среди гостей на этот раз были и такие, остались в холле.

– Я знаю, что вы, лорд Сэндфорд, вы, судья, и, конечно, вы, полковник Фосет, не имеете, склонности к танцам. – Леди Одель улыбнулась им своей знаменитой улыбкой. – Поэтому я приготовила для вас и других наших друзей сюрприз. Думаю, вы оцените мои усилия, потому что вас ждет ваша любимая карточная игра.

– Баккара! – воскликнул полковник, не дав леди Одель договорить.

– Да, баккара, – подтвердила леди Одель. – Идите и начинайте игру, заядлый вы картежник! Мы с князем присоединимся к вам позже.

Заметив, что Шарлотта задержалась в холле, Алана немного отстала от молодых людей, направлявшихся в серебряную гостиную, и, чтобы не привлекать внимания к себе, проскользнула за огромную цветочную композицию.

Как только пожилые отправились в комнату для карт, леди Одель сказала:

– Подожди немного, Шарлотта, его светлость хочет показать тебе музыкальную комнату. Это одна из самых прекрасных комнат в замке, и, я знаю, она тебя очарует. – Леди Одель многозначительно улыбнулась князю и, шелестя бледно-голубыми оборками платья, последовала за остальными в комнату для карточных игр.

Шарлотта выглядела как маленький испуганный зайчонок. Ее глаза, казавшиеся огромными на бледном лице, не отрываясь смотрели на князя, словно он ее загипнотизировал.

– Давайте сделаем так, как сказала ваша тетушка, – шагнул к ней князь. – Чувствую, у нас нет другого выбора, остается только повиноваться.

– Конечно, я буду рада взглянуть на музыкальную комнату, – ответила Шарлотта, чуть не вскрикнув от страха при его приближении. – Но пусть Алана пойдет с нами. Она очень музыкальна, и ей тоже будет интересно посмотреть на нее, ведь правда, дорогая? – В ее голосе прозвучала неприкрытая мольба. Она повернулась к тому месту, где, как она заметила, скрывалась Алана.

– Мне бы очень хотелось посмотреть на музыкальную комнату, – ответила Алана, выступив из-за цветов. – Конечно, если его светлость не возражает.

Казалось, князь колебался, не сказать ли ему, что он хочет побыть наедине с Шарлоттой, но потом слабая насмешливая улыбка искривила его губы, и он произнес:

– Разумеется, я буду счастлив сопровождать двух таких красивых молодых женщин!

Алана подошла к подруге и взяла ее за руку.

Пальцы Шарлотты дрожали. По силе ее пожатия Алана поняла, в каком ужасе она пребывала.

Они вышли из холла, и князь повел их по широкому коридору, который украшали великолепные картины и изящная мебель. По пути они слышали звуки вальса, доносившиеся из серебряной гостиной. Интересно, знал ли Шейн, что Шарлотту задержали, не дав присоединиться к остальным танцующим, и если знал, то что он сейчас испытывал?

Идти им пришлось довольно долго, и Алана поняла, что леди Одель выбрала эту комнату из тех соображений, что она находилась вдали от чужих глаз и ушей. Наконец они вошли в комнату со сводчатым потолком, мраморными колоннами и китайскими фресками на стенах. Повсюду стояли вазы с цветами. Подходящее место для того, чтобы предложить руку и сердце.

– Какая прелестная комната! – воскликнула Шарлотта. Она так нервничала, что ее голос прозвучал слишком восторженно. – У вашей светлости прекрасная коллекция музыкальных инструментов!

Алана уже обратила внимание на рояль. Это был настоящий Стейнвей, украшенный рисунками во французском стиле. В другом углу комнаты стояла древняя арфа, а рядом с ней изящный спинет из атласного дерева, возраст которого, наверное, измерялся столетиями.

Даже не глядя на князя, Алана чувствовала, что он смотрит на нее с циничной, насмешливой улыбкой. Он словно хотел подчеркнуть, что хотя и привел их сюда, но это произошло вопреки его собственному желанию, поэтому теперь он складывает с себя обязанности хозяина.

Алана замерла, ожидая, что сейчас он предложит вернуться в серебряную гостиную, когда вдруг увидела скрипку, которая лежала на приставном столике.

– Страдивари! – воскликнула она и, протянув руку, осторожно коснулась ее.

– Вы правы. Как вы определили? – спросил князь.

– Разве можно ее не узнать? Расскажите мне о ней! – почти скомандовала Алана, словно забыв, к кому обращается.

– Ее сделали в тысяча семьсот тридцать третьем году, – ответил князь. – Она изначально принадлежала нашей семье и не утратила всех своих замечательных качеств.

– Как необыкновенно! – Алана, не спрашивая разрешения, бережно взяла в руки скрипку и почти шепотом произнесла: – Как бы мне хотелось сыграть на ней! Больше всего на свете!

– Вы играете на скрипке? – изумился князь.

– Ну разумеется! – воскликнула Шарлотта и, не подумав, добавила: – Ее отец… – Тут она остановилась, осознав, что совершает роковую ошибку.

Но князь не слушал ее. Он смотрел на Алану.

– Почему бы вам не сыграть? – спросил он.

– Вы в самом деле позволите? – Глаза Аланы сверкали от возбуждения. Не произнеся больше ни слова, она тронула струны, зажала скрипку подбородком и подняла смычок.

Мгновение она колебалась, потом заиграла нежную мелодию из "Волшебной флейты" Моцарта, которую так любил ее отец. С первых звуков она поняла, что никогда не играла так хорошо. Казалось, этот великолепный инструмент повинуется малейшему движению ее души.

Мелодия заполнила собой комнату. Закончив ее и будучи не в силах остановиться, Алана перешла к одной из композиций своего отца. Он написал ее в память о ее матери. Это был крик отчаяния и скорби, любви, которая не умрет никогда, которая преодолевает смерть в своей вере, что жизнь и любовь бессмертны. Композиция завершалась воплем израненной, но в своем страдании не утратившей веру души. Эта музыка подействовала на Алану так же, как это было в те времена, когда ее играл сам отец. Не успели еще замереть последние звуки, как по ее щекам покатились слезы.

Только когда она опустила скрипку и испустила вздох, который, казалось, исходил из самой глубины ее сердца, она осознала, что Шарлотты больше нет в комнате, а князь стоит неподвижно, прислонясь спиной к мраморной колонне.

Какое-то мгновение она была не в состоянии говорить, все еще оставаясь в том мире, в который унесла ее музыка. Наконец она положила скрипку и смычок на стол и только тогда поняла, что ее щеки мокры от слез.

Она нащупала за поясом носовой платок, но тут же рядом с ней оказался князь. Достав из нагрудного кармана свой, он принялся бережно вытирать с ее лица слезы. Некоторое время Алана не осознавала того, что с ней происходит, но пальцы князя подняли ее лицо за подбородок, и их глаза встретились. Только тогда Алана почувствовала его близость.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Но потом, словно они находились еще в том мире, который создала музыка, руки князя скользнули вдоль ее плеч, и он коснулся губами ее губ. Алана не была поражена или испугана. Этот поцелуй показался ей неизбежностью, естественным продолжением мелодии, не зависящим от воли их обоих.

Секунду его губы были неподвижны, но потом им словно передалось то торжество веры и побеждающей смерть и потому священной любви, которое звучало в музыке. Как показалось Алане, все, что было в ней чистого и прекрасного, расцвело под его поцелуем, казалось, впитавшем в себя и очарование замка, и божественную силу, которую излучали иконы.

Его объятие становилось все более крепким, губы – все более требовательными и властными, так что не только ум и сердце девушки, но все ее существо устремилось ему навстречу.

Она не знала, сколько прошло времени, когда князь, наконец, поднял голову, но почувствовала, что дрожит от переполняющего ее невыразимого восторга. Казалось, ее самой больше не существует и весь мир сосредоточен в нем одном.

Ее чувства были настолько сильны, что она склонила голову ему на плечо, словно ища опоры. Он сверху вниз смотрел в ее сияющие счастьем глаза, на полураскрытые губы и легкий румянец, выступивший на щеках. Слова были не нужны, она и без них знала, о чем он думает. Потом, с возгласом торжества, он принялся целовать ее снова, более страстно и яростно, внезапно превратившись из Бога в мужчину, который желал ее.

Когда Алана начала играть и князь весь обратился в слух, Шарлотта незаметно отступила к двери и выскользнула из комнаты, уверенная в том, что они не заметят ее ухода. Она почти бежала по коридору, чувствуя, что выскользнула из западни, которую хитроумно расставила ее тетка и пленницей которой она чуть не сделалась на всю жизнь. Когда до нее начали доноситься звуки музыки из бальной залы, она чуть замедлила шаг и принялась размышлять о том, как ей вызвать Шейна.

Шарлотта помнила, что леди Одель удалилась в комнату для карточных игр, но было вполне возможно, что, организовав игру в баккара, она перешла в бальную залу узнать, как идут дела там. Поэтому девушка, благоразумно избежав парадного входа, осторожно заглянула в боковую дверь.

Все молодые люди, присутствовавшие на ужине, с энтузиазмом танцевали кадриль. Шарлотта огляделась в поисках Шейна. Сердце у нее радостно забилось, когда она заметила, что он с бокалом шампанского в руке стоит прямо напротив нее, поглощенный беседой с каким-то мужчиной.

Шарлотта взглядом попыталась привлечь к себе его внимание. Наконец их глаза встретились, и она, сделав ему знак рукой, поспешно отошла от дверей. Через секунду Шейн был уже рядом с ней.

– Что случилось? – встревоженно спросил он. – Почему ты стоишь здесь одна?

– Сейчас расскажу, – ответила Шарлотта, – но сначала… давай уйдем куда-нибудь, где нас никто не сможет увидеть.

В ее голосе прозвучало отчаяние, которое не осталось незамеченным. Шейн взял ее за руку и провел в небольшую гостиную. Когда они вошли туда, он повернулся и запер дверь.

– О Шейн! Шейн, я люблю тебя! – бросилась ему на грудь Шарлотта. – Скажи мне, что ты тоже меня любишь.

– Ты сама знаешь, – ответил он, обняв ее. – Но что тебя так расстроило? – И словно ничто на свете не имело никакого значения, кроме того, что она была рядом, он нашел губами ее губы. Поцелуй длился так долго, что у обоих перехватило дыхание.

– Я так… отчаянно люблю тебя! – воскликнула Шарлотта, когда он наконец поднял голову. – Если мне не дадут выйти за тебя замуж, то, клянусь, я покончу с собой!

Шейн снова поцеловал ее и усадил на диван, все еще не выпуская из своих объятий.

– Расскажи, что с тобой приключилось после того, как ты осталась в холле, – попросил он. – Я хотел подождать тебя, но подумал, что не стоит.

– Это тетя Одель заставила меня остаться, – объяснила Шарлотта. – Она сказала, что князь… что он… хочет показать мне музыкальную комнату. – Шейн ничего не ответил, но девушка почувствовала, как он весь напрягся. – Я сразу поняла, что он… собирается сделать мне предложение и что она решила объявить об этом на завтрашнем балу.

– Даже не спросив согласия твоих родителей? – удивился Шейн.

– Тетя Одель так решительно настроена по поводу этого брака, что для нее главное – добиться того, чтобы князь сделал мне предложение, а я приняла его.

– Но ты же не сделала этого? – спросил Шейн.

– Мне удалось… убежать… только потому, что я заставила Алану… пойти вместе с нами. А когда мы… там оказались, она… начала играть на скрипке, – Шарлотта с усилием подбирала слова, находясь еще во власти пережитого страха. – Как только я поняла, что князь… слушает ее и… не обращает на меня внимания, я… потихоньку вышла из комнаты и пошла… искать тебя.

– Ты очень разумно поступила, любимая, – ответил Шейн, – но долго так продолжаться не может.

– Именно это я и хотела тебе сказать, – согласилась Шарлотта. – Сейчас мне удалось спастись, но потом… сегодня вечером или завтра… Они не отступятся. Тетя Одель найдет способ оставить меня наедине с князем, как бы сильно я не противилась.

– Этого нельзя допустить. – Шейн встал, словно не в силах продолжать разговор сидя. Опершись рукой о камин, он некоторое время молча смотрел на огонь и только потом проговорил: – Я хотел спросить тебя кое о чем, – Его голос прозвучал так серьезно, что Шарлотта поняла: сейчас произойдет что-то важное, и нервно сжала руки.

– О чем? – дрожащим голосом спросила она.

– Я люблю тебя, люблю не один год, – ответил Шейн. – Единственное, чего я желаю для себя – это жениться на тебе. Но, бесценная моя, я ничего не могу предложить тебе взамен, ничего, кроме своей любви.

– Мне больше ничего и не надо, – перебила его Шарлотта. Она хотела встать, но он жестом удержал ее.

– Сиди, пожалуйста! Я должен сказать все, не прикасаясь к тебе. Если мы поженимся, нам придется вместе бороться за существование. У нас не будет денег. Тебя ожидает совсем не та жизнь, к которой ты привыкла. Я буду работать, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты чувствовала себя счастливой, но я не могу предложить тебе роскоши. Ты сама знаешь, как бедна моя семья.

– Неужели ты считаешь, что это имеет для меня какое-нибудь значение? – воскликнула Шарлотта. – Я согласна жить впроголодь и мыть полы, если со мной рядом будешь ты. Ты говоришь, что уже не один год любишь меня. Я люблю тебя с тех пор, как помню себя. Я предназначена тебе судьбой. Я твоя. Ни один… другой мужчина… не коснется меня.

Голос ее дрожал. Нельзя было сомневаться в искренности ее слов, которые исходили из самого сердца. Шейн улыбнулся ей, и улыбка осветила все его лицо.

– Значит, нам нечего бояться, – произнес он. Он протянул к ней руки, и она кинулась в его объятия. Они целовались так долго, что комната закружилась перед ними в ритме музыки, доносившейся из бальной залы. Наконец Шейн поднял голову и проговорил:

– Мне нужно подумать, милая, как нам следует поступить. Все это не просто, но, я уверен, не существует таких препятствий, которые мы не преодолеем вместе. Самое главное сейчас – придумать способ, чтобы наш брак стал возможен.

– Даже если мы… не можем пожениться, – тихо произнесла Шарлотта после недолгого молчания, – я… хочу… быть с тобой, принадлежать тебе.

– Я обожаю тебя за такие слова, но я найду способ, – ответил Шейн, еще крепче обнимая ее. Прижавшись щекой к ее лбу, он медленно, как бы рассуждая вслух, проговорил: – Сейчас тебе лучше удалиться к себе. Быстренько разденься на случай, если тетка обнаружит твое отсутствие и попытается заставить снова спуститься вниз. Если она пошлет за тобой, ты можешь сослаться на мигрень.

– Что ты собираешься предпринять?

– Точно не знаю, – ответил Шейн, – но мне надо найти Ричарда. Когда я приду к окончательному решению, один из нас сообщит тебе обо всем.

– Я все понимаю, – ответила Шарлотта. – И знаешь, я больше ничего не боюсь. Я буду молиться за тo, чтобы у нас с тобой… все было хорошо.

– Так и будет! – уверенно ответил Шейн. Снова поцеловав ее, он отпер дверь и выглянул в коридор. – Кажется, если сейчас ты пойдешь налево, то попадешь к лестнице, которая ведет на второй этаж. Оттуда ты незаметно можешь проскользнуть к себе в комнату.

Шарлотта кивнула и, когда музыка в бальной зале стала громче, побежала в том направлении, которое указал ей Шейн. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Потом, глубоко вздохнув, он направился в противоположную сторону.

Виконта разбудил чей-то голос, который звал его по имени. С трудом открыв глаза, он растерянно огляделся по сторонам, не в силах стряхнуть с себя сон. В комнате горела свеча, а рядом с ним, на кровати, сидел Шейи, все еще не снявший с себя фрака.

– Что случилось? – спросил виконт. – Наверное, уже чертовски поздно.

– Около четырех.

– Ты разбудил меня, чтобы сообщить мне, сколько сейчас времени?

– Нет! Я пришел сказать, что через час мы с Шарлоттой уезжаем.

Виконт резко сел на кровати, опершись на подушку.

– Что ты сказал?

– Я сообщил тебе о своих планах, – ответил Шейн. – На самом деле так нужно было поступить еще до приезда сюда, но тогда я еще не мог себе этого позволить!

– Должно быть, я отупел, но я не понимаю, о чем ты говоришь! – Виконт откинул со лба волосы.

– Неудивительно, – улыбнулся Шейн. – Знаешь, сколько я только что выиграл?

– В баккара?

– В баккара! – ответил Шейн.

– И сколько?

– Около двух тысяч фунтов!

– Не может быть!

– Но это правда! Кстати, я должен тебе двадцать. – Шейн вынул из кармана две банкноты и положил их на кровать.

– Что-то не помню, чтобы ты у меня их брал. Да расскажи же мне, что случилось!

– Сейчас узнаешь, – ответил Шейн. – Сегодня вечером князь собирался сделать предложение Шарлотте. Ему это не удалось только благодаря Алане. Когда я узнал о случившемся, то понял, что должен перестать сомневаться в себе и действовать быстро. – Он немного помолчал и добавил: – Это Алана заставила меня осознать, каким я был трусом. Благодаря ей я понял, что, если мы с Шарлоттой любим друг друга, все остальное не важно.

– А причем тут Алана?

– Мы беседовали, пока ехали вместе в экипаже, и потом я весь день думал над ее словами.

Он замолчал, и виконт нетерпеливо воскликнул:

– Продолжай же!

– Сегодня, когда Шарлотта рассказала мне о том, как ускользнула от князя, я отправил ее спать, а сам пошел искать тебя.

– Я был в бальной зале, – перебил виконт.

– Я туда не попал, – объяснил Шейн. – Когда я вышел из той комнаты, где мы разговаривали с Шарлоттой, я заметил леди Одель. Она направлялась в бальную залу. Мне не хотелось встречаться с ней, поэтому я прошел в ту комнату, из которой она вышла. – По глазам виконта Шейн понял, что его друг наконец-то начинает понимать, что произошло. – Сначала я просто наблюдал за играющими. Потом то ли мое кельтское шестое чувство, то ли вера в высшую силу, как выражается Алана, подсказали мне, что я должен сделать, – Улыбнувшись другу, Шейн продолжил: – Разумеется, у меня не было денег, поэтому я пошел к тебе в комнату и взял у тебя двадцать фунтов. Я ведь знал, где ты их держишь.

– Вот и доверяй друзьям после этого! – ухмыльнулся виконт.

– Я в любом случае вернул бы их тебе, олух, – ответил Шейн. – Правда, мне пришлось бы для этого попотеть, не то, что теперь.

– Продолжай! – снова сказал виконт.

– Я вернулся к карточному столу и сказал судьбе: "Наступило время дать мне шанс. Теперь или никогда!" И судьба улыбнулась мне!

– Да уж, по-другому и не скажешь!

– По мере того как выигрывал, я становился все более и более смелым. Потом за столом появился князь.

– Князь?

– Не знаю, был ли он расстроен тем, что Щарлотта сбежала от него, или дело было в чем-то другом, но он пребывал в странном состоянии духа. Он играл, я бы сказал, крайне безрассудно.

– Не похоже на него.

– Я тоже так подумал. Старички стали выигрывать у него, и я тоже.

– Мне показалось, ты сказал, что выиграл две тысячи фунтов, или я ослышался?

– Ты правильно понял, – ответил Шейн. – Позволь мне продолжать. Так мы играли довольно долго. На самом деле мы закончили всего час назад.

– А как моя тетка?

– По-моему, она была недовольна поведением князя. Она несколько раз заходила к нам, приглашая князя в бальную залу. Но он все время отказывался, не желая слушать ничего из того, что она говорила. Когда же она предложила ему попрощаться с гостями, он сказал, чтобы она сделала это за него.

– Но он всегда славился безупречностью своих манер!

– Сегодня вечером он отказался уйти от карточного стола и даже не встал, когда леди Одель ледяным голосом простилась с ним до утра.

– Наверное, его расстроило то, что он не смог сделать предложения Шарлотте, – пробормотал виконт.

– Я не намерен предоставлять ему другую возможность, – сказал Шейн. – Ты же понимаешь, Ричард, с такими деньгами все упрощается. Мы с Шарлоттой сможем протянуть на них весь тот год, пока будем скрываться от ваших родителей. Я должен сказать тебе еще кое-что.

– Что именно? – поинтересовался виконт.

– Среди приглашенных был судья Хадсон.

– Знаю. Я разговаривал с ним перед ужином.

– Когда он собрался уезжать, я отвел его в сторону и попросил разъяснить мне пункт в законе, который мог бы помочь одному моему другу.

– И что же ты хотел выяснить? – загорелся любопытством виконт.

– Я спросил судью, может ли не достигшая совершеннолетия особа, которая хочет вступить в брак, но не имеет возможности связаться со своим опекуном, каковым формально является ее отец, может ли она получить разрешение на брак у другого лица?

– И что ответил судья?

– Он сказал, что при таких обстоятельствах роль отца может взять на себя мать девушки, ее дядя или, разумеется, ее брат, если он достиг совершеннолетия.

– Я об этом не знал, – удивился виконт.

– Кажется, судья понял, что дело касается меня лично, потому что прощаясь он похлопал меня по плечу и сказал: "Удачи, мой мальчик!"

– Я все понял. Тебе нужно мое письменное разрешение?

– Разумеется!

– Ты решил ехать немедленно?

– Как только Шарлотта с Аланой будут готовы. – Шейн облегченно вздохнул. – Все оказалось проще, чем можно было предположить. Например, сундуки, в которых Шарлотта привезла свои платья, оказались в шкафу в ее гардеробной. Как и все женщины, она решила не отправляться в путь без своих туалетов!

– Возможно, она понимает, что твоих денег надолго не хватит, – предположил виконт.

– На некоторое время хватит, а на будущее я кое что придумал, Ричард.

Он говорил так уверенно, что виконт с изумлением взглянул на него.

– Никогда не видел тебя в таком настроении, Шейн. Похоже, в данный момент мы поменялись ролями.

Шейн понимал, что его друг имеет в виду. В их дружбе лидером всегда был Ричард. Это он принимал решения, это он добивался того, чтобы они воплощались в жизнь.

– Кажется, я пришел в чувство, когда осознал, что вот-вот потеряю Шарлотту, – спокойно ответил Шейн. – Надеюсь, в будущем я больше буду похож на мужчину, чем раньше.

– Ты в любом случае можешь рассчитывать на меня, – ответил виконт. – Но ты не сказал, что собираешься предпринять.

– Много лет назад мой отец купил участок земли на юге Ирландии. Когда я думал о том, где нам с Шарлоттой можно укрыться, я вспомнил, что там есть домик в григорианском стиле. Конечно, он нуждается в ремонте, но рабочие руки в Ирландии очень дешевы. – Шейн говорил медленно, будто еще раз продумывая то, что ему предстояло сделать. – Но что еще более важно, это прекрасное место для разведения лошадей. Ты же знаешь, я всегда хотел заниматься этим. Теперь у меня есть деньги, которые я выиграл. За жилье платить будет не надо, и скоро я смогу организовать маленький конный завод. Я буду зарабатывать достаточно для того, чтобы наша жизнь была вполне сносной.

– Прекрасная мысль!

– Я знал, что ты одобришь меня, – ответил Шейн. – Но не говори никому об этом до тех пор, пока не станет слишком поздно увозить от меня Шарлотту и аннулировать наш брак.

– Ты можешь довериться мне, – сказал виконт. – А теперь я напишу разрешение.

При этих словах он встал с постели и подошел к красивому инкрустированному письменному столу эпохи Людовика XIV, который стоял в простенке между двумя окнами. Шейн зажег лампу, а Ричард вынул из красного кожаного бювара, украшенного монографией князя, толстую пергаментную бумагу. Быстро набросав несколько строк и промокнув написанное, он положил бумагу в конверт, который с улыбкой протянул другу.

– Мне хотелось бы сопровождать Шарлотту, – сказал он, – но, наверное, вы и без меня справитесь.

– Я очень благодарен тебе за твою помощь. Надеюсь, вскоре ты станешь первым гостем Деррифилда.

– Так называется это поместье?

– Так его назвал мой отец, – кивнул Шейн, – но, насколько я знаю, он не посещал его вот уже десять лет. Мы проживем в нем еще десять, и он даже не узнает об этом!

– Тогда в Деррифилде вы будете в безопасности, – улыбнулся виконт и, встав из-за стола, спросил: – Каковы твои ближайшие планы?

– Сейчас я пойду переоденусь, а в пять, когда поднимутся слуги, распоряжусь, чтобы мне подали экипаж, потому что мне надо немедленно уехать в Ирландию.

– Ты уверен, что никто не доложит об этом князю?

– Вряд ли. Мы с ним ушли последними, после того, как разошлись судья и остальные гости. Князь был так погружен в собственные мысли, что даже не пожелал мне спокойной ночи.

– Не очень-то мне хочется оставаться здесь, – грустно заметил виконт. – А что с Аланой?

– Она поедет с нами, разумеется. Я имею в виду, до ближайшей железнодорожной станции, – ответил Шейн. – Ты объяснишь, что нам с Аланой пришлось неожиданно уехать в Ирландию, но она была так расстроена, что Шарлотта решила составить ей компанию.

– Понимаю, – задумчиво произнес виконт. – Если честно, я предпочел бы тоже уехть с вами.

– Извини, Ричард, но это невозможно. Покажется странным, если мы удалимся все вместе. Виконт внезапно рассмеялся, закинув голову.

– Не могу поверить! – воскликнул он. – Ты стоишь здесь, отдаешь мне распоряжения, увозишь мою сестру, даже не спросив на это моего разрешения!

– Ты же знаешь, я поступаю правильно, – ответил Шейн. – Не понимаю, почему ты сам не додумался до этого еще тогда, когда мы только узнали о намерениях твоей тетки.

– Ты забыл, что тогда в твоем кошельке не было этих хрустящих бумажек! – ответил виконт.

– Все обернулось к лучшему, – уверенно сказах Шейн. – А сейчас, Ричард, пойди поторопи девушек, пока я соберу свои вещи. У меня это не займет много времени.

Сидя в вагоне второго класса, Алана размышляла о том, что эти три дня, хотя и останутся в ее памяти на всю жизнь, всегда будут казаться ей волшебной сказкой, не имеющей ничего общего с реальностью.

Когда Шарлотта разбудила ее, – а тогда ей показалось, что не прошло и двух секунд после того, как она закрыла глаза, – и сказала, что через час они с Шейном уезжают и ей надо ехать вместе с ними, такой конец показался ей единственно возможным.

Сейчас Алана в первый раз смогла подумать о том счастье, которое она испытала в объятиях князя. Его поцелуи явились для нее как бы неизбежным продолжением музыки, в которой она выразила то, что хотела, но не могла выразить в словах. Невозможно было отрицать не только то, что он тронул ее сердце с самой первой минуты их встречи, но что все ее существо устремилось к нему.

И по тому, как он целовал ее, Алана знала, он тоже испытывал нечто подобное. В тот миг, когда его губы коснулись ее губ, они испытали радость совершенной любви – божественной и священной, устремляющейся к небесам, и одновременно земной и страстной, вбирающей в себя всю красоту окружающего мира. Это была та любовь, которая, она знала, Должна была прийти к ней тогда, когда она встретит мужчину, которому предназначена изначально, с которым они, как две половины, составляют единое целое.

Алана поехала в Чарл не только потому, что об этом ее попросила Шарлотта, но руководствуясь собственной, сугубо личной причиной. Она не могла предположить, что, несмотря на ее твердое решение никогда не выходить замуж, в ее сердце войдет князь.

Алана видела, как относились друг к другу ее родители, и для нее была естественной мысль о том, что любовь и музыка едины, что Бог дал их людям, чтобы напомнить им о себе. Пусть ей не суждено было познать любовь в замужестве, тем не менее это чувство стало неотъемлемой частью ее существования.

Алане казалось, что с первой минуты, когда она увидела князя, ее сердце затрепетало, и она поняла: "Вот тот мужчина, которого я искала!" Да и он испытывал то же чувство, когда водил ее в комнату с иконами, когда неотрывно смотрел ей в глаза. Их губы говорили одно, а сердца другое.

Тем не менее он был непоколебим в своем решении сделать предложение Шарлотте. Его остановило лишь то, что Алана пошла в музыкальную комнату вместе с ними. И здесь их обоих захватила магия "Волшебной флейты". Отец не раз говорил ей о скрипках Страдивари.

Она никогда не забудет, что ей выпало счастье сыграть на одной из них, как не забудет объятий и поцелуев князя, которые соединили их в единое целое.

Его поцелуй длился так долго, что ей казалось, она умрет от захлестнувшего ее восторга. Когда наконец он оторвался от нее, они долго, невыразимо долго молча смотрели друг на друга. Его черные глаза были полны огня. Потом он отнял от нее руки и, так и не сказав ни слова, вышел. Дверь закрылась за ним. Алана не могла поверить в случившееся. С трудом удерживаясь на ногах от переполнявших ее чувств, она оперлась на рояль. Спустя некоторое время она осознала, что сидит на винтовом стуле. Казалось, с небес она спустилась на землю, но и та качалась у нее под ногами. Она просидела так около часа, потом отправилась к себе в спальню.

У нее не возникло мысли, что можно спуститься в бальную залу. Ей хотелось побыть наедине с собой, избежать разговоров с чужими ей людьми, чтобы подольше сохранить тот восторг, который все еще переполнял ее.

Наконец она легла. Воспоминание о губах князя заставляло ее трепетать снова и снова, пока она не забылась сном.

Когда Шарлотта рассказала ей о своих планах, Алана рассудила, что Шейн принял правильное решение. То, что произошло между ней и князем, было лишь продолжением того вечера, когда они вместе смотрели на иконы, а в тот раз он еще более укрепился в своем решении жениться на Шарлотте.

Почему он был так настойчив? Алана не понимала этого. Впрочем, все, связанное с ним, было загадочно и непонятно. Она только знала, что любит его и что, сколько ни отрицай он этого, он тоже ее любит. Она не могла ошибиться, как не могла ошибиться в том, что она дышит или что ее сердце бьется. Его любовь была такой же реальностью, как сам замок, и в то же время и то и другое было только иллюзией.

Впрочем, как бы то ни было, опера, в которой она играла ведущую роль, подошла к концу, и у нее оставалось лишь несколько часов, чтобы приступить к своей прежней роли – помощницы в доме викария.

Утренний поезд, которым они ехали до Лондона, обычно называли "молочным". В нем не было даже вагонов первого класса. Вагоны второго класса были, но и те оказались полупустыми. Обратный путь был совсем не похож на их путешествие в личном поезде князя, но для Шейна с Шарлоттой главное было – поскорее уехать. Они сидели рядом, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу.

– Единственное, что нам угрожает, – это твоя тетка, – сказал Шейн. – Она может узнать о нашем отъезде и телеграфировать начальнику станции в Лондоне, чтобы он задержал нас.

– Неужели это возможно? – испуганно спросила Шарлотта.

– Возможно, но маловероятно, – ответил Шейн. – Первый, кто узнает о нашем отъезде, – это мистер Бросвик. Но он встает в восемь, так что у нас два часа форы. К тому же, скорее всего, он не сочтет нужным немедленно сообщать обо всем князю.

– А вдруг князь рано проснется? – спросила Шарлотта.

– Вчера мы очень поздно легли, – ответил Шейн. – Но даже если он встанет рано, то пока он прикажет разбудить тетю Одель, пока она распорядится по поводу телеграммы, пока начальник станции приступит к поискам, мы уже пересядем на поезд в Холихед.

– Я не перенесу… если нас в последний момент… задержат, – тоненьким голоском произнесла Шарлотта.

– Все будет хорошо, – вмешалась Алана. – Вы благополучно доедете до Ирландии. Я чувствую это. – Она улыбнулась Шейну: – Я же говорила вам, что можно добиться всего, стоит только как следует захотеть.

– Я действовал соответственно вашим словам, – ответил Шейн, – так что последствия будут на вашей совести.

– Я счастлива, я горжусь тем, что у вас хватило мужества поступить так, как вы хотите.

– Мы хотим быть вместе, – сказала Шарлотта, – и мы никогда не будем жалеть о том, что сделали.

– Я-то точно, – ответил Шейн, – но ты…

– Я так счастлива, – воскликнула Шарлотта, – что мне хочется петь, танцевать, и в то же время я готова разрыдаться от счастья.

– Любимая! – протянул к ней руки Шейн.

Потом они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и шептались о чем-то. Алана тактично делала вид, что дремлет. Сейчас, оставшись одна, она думала, увидит ли когда-нибудь снова Шарлотту и Шейна. Другое дело виконт. Прощаясь с ним в комнате Шарлотты, когда Шейн отправился вниз заказать экипаж и вызвать двух слуг для переноски багажа, виконт задержал ее руку в своей и сказал:

– Я свяжусь с вами, как только смогу.

– Вам надо соблюдать осторожность, – торопливо заметила Алана.

– Ради вас я буду очень осторожен. Никто в Бриллинге не должен заподозрить, что вы имеете отношение к скандалу, который неизбежно разразиться, как только станет известно, что Шарлотта сбежала с Шейном.

– Мне бы очень хотелось получить весточку о том, что они поженились и живут счастливо.

– Я напишу вам, – пообещал виконт. – В любом случае мне надо будет встретиться с вами.

– Это невозможно! – покачала толовой Алана.

– Глупости! – резко возразил он. – Вы сами знаете, у меня есть причина снова встретиться с вами, хотя я и не могу открыто подъехать к дому викария и дать всей деревне повод для сплетен!

– Нет… разумеется.

– Я что-нибудь придумаю, предоставьте все мне. Но, возможно, некоторое время нам придется подождать.

– С письмами тоже надо быть осторожнее, – предупредила Алана. – Жена почтальона читает все открытки, которые приходят в деревню.

– Я изменю почерк, а вам лучше придумать целую гвардию родственников, которые умирают от желания написать вам.

– Пожалуйста, будьте осторожны, – умоляюще произнесла Алана.

– Непременно, – пообещал он. – И спасибо вам за великолепное исполнение роли.

– Нельзя быть более благодарными, чем мы, Алана, – повернула голову Шарлотта, которая в этот момент разговаривала с Шейном. – Только благодаря вам я не вышла замуж за этого ужасного князя. Как только мы перестанем скрываться, я приглашу вас в Деррифилд.

– Мы будем рады видеть вас, – поддержал ее Шейн.

– Значит, мы увидимся там, – улыбнулся виконт, – если раньше нам этого не удастся.

Его глаза говорили много больше его слов, но Алана не хотела их слышать. У нее из головы не выходил князь, хотя она то и дело сурово одергивала себя, что все происшедшее с ней – лишь сказка, в которой он был героем. Сейчас ей надо было захлопнуть книгу и вернуться к обычной жизни, как если бы ничего не случилось. "Будет, по крайней мере, что вспомнить", – повторяла она себе, но то было слабое утешение.

Она приехала в Бриллинг после обеда. Держа в руках простую полотняную сумку, с которой она вышла из дома викария, она спросила дежурного по станции, не едет ли кто-нибудь в деревню.

– Это не мое дело, – ответил он. – Спросите на улице.

Наверное, он ответил бы по-другому, будь на ней прелестный дорожный костюм и отороченное мехом манто, в которых она ехала вместе с Шарлоттой в замок. Ее собственная одежда, очевидно, не вызывала ни уважения, ни даже дружелюбия. Переодеваясь в нее, Алана, будучи женщиной, не могла не испытывать сожаления: таким убогим и прозаичным казалось ее старое платье по сравнению с элегантными, роскошными туалетами Шарлотты.

– Нужно было оставить вам часть своих платьев, Алана! – внезапно, словно прочитав ее мысли, воскликнула Шарлотта. – Вы были так хороши в них! Но я не подумала об этом, а сейчас слишком поздно все распаковывать.

– Они будут нужны вам самой, – ответила Алана. – Надо будет беречь каждый пенни, который заработает Шейн, чтобы обеспечить себя самым необходимым.

– Да, я знаю, – согласилась Шарлотта. – Я буду очень, очень экономной. Но когда-нибудь я получу те деньги, которые принадлежат лично мне. Ведь папа не сможет отнять их у меня?

– Конечно, нет, – ответила Алана. – Ну а пока экономьте! Траты возникают там, где их меньше всего ожидаешь.

– Вы так умны, – сказала Шарлотта, поцеловав ее на прощание. – Я буду очень скучать без вас, хотя со мной будет мой любимый, замечательный Шейн.

– Я тоже буду скучать, – ответила Алана. – Вы все благодарили меня, но на самом деле это я должна благодарить вас за то время, которое провела с вами, и за Чарл. – И, не осмелившись произнести это вслух, она добавила про себя: "И за встречу с князем, всегда, всю мою жизнь!"