Тайные сомнения

ГЛАВА 28

Стояла глубокая зима. Сара была одета в черное шерстяное платье, женщина слегка продрогла и поплотнее закуталась в большую теплую шаль. Ветер слегка пощипывал порозовевшие от холода щеки. Сад стоял голый – ни фруктов, ни листьев.

Женщина остановилась под голыми кронами, принялась рассматривать синеющие горы, затянутые голубоватой дымкой. Вершины были укрыты мощными снежными шапками. По щеке Сары скатилась слеза, она смахнула ее пальцем. Как бы ни старалась Сара, ей не удавалось освободиться от мрачной депрессии, в которой она находилась уже несколько недель. Беспокоило только одно, как бы ее тоска не отразилась на здоровье неродившегося ребенка.

Со дня свадьбы прошло более четырех месяцев. Мир молодой женщины изменился до неузнаваемости. Доминик уехал в Англию вместе с адвокатом, который прибыл для того, чтобы сообщить о смерти графа. И хотя Доминик не был кровным сыном графа, он наследовал титул и собственность. А это значит, что Сара внезапно стала графиней. Лидия досадовала и была огорчена по этому поводу, а Лиза все время восхищалась. Эдвард был горд. Саре же титул и новое положение не принесли никакой радости.

Теперь-то она отлично понимала, что должна была уехать вместе с мужем, он предложил ей отправиться с ним, но она отказалась. Она не могла сразу бросить Ловеллу, и отца и отправиться в неизвестную страну с человеком, как оказалось, почти незнакомым. Ее пугала перспектива оказаться чужой в далекой стране. Ее ребенок в таком случае родится в Ирландии, он никогда не узнает обжигающего солнца и холодных зим Нового Южного Уэльса, никогда не увидит Ловеллы…

Кроме того, она никак не могла оставить больного отца. Было бы горько никогда не увидеть его. Она ведь не могла дурачить себя и окружающих надеждой, что когда-нибудь вернется. Даже если бы подобное было возможным, отец вряд ли дождется следующей встречи с дочерью…

Она попыталась все объяснить Доминику, но слова застревали в горле, она смутилась и чуть не расплакалась. Доминик разозлился и сразу же вышел из комнаты. На следующий день он уехал. Ей очень хотелось попросить, чтобы он остался. Но ехать Доминику было необходимо, если верить адвокату, представителю банка, которым пользовался старый граф, там ставили под сомнение существование Джона Доминика Фрейм. Считали, что его давно нет в живых. Доминик унаследует титул. Но если бы адвокат удостоверился в его смерти, то титул, Фондерлей и все земли переходили в наследство племяннику графа, которому по завещанию достается лишь небольшая часть движимого имущества. Племянник уже предъявляет права, если Доминик не появится лично, то племянник может выиграть дело. Служащие банка обеспокоены, так как племянник графа известный мот. Если бы дело оказалось только в титуле, Доминик не стал бы беспокоиться. Но Фондерлей… Сара понимала мужа.

Сейчас она вспомнила его смуглое лицо и представила так ясно, будто он стоял перед ней. Сердце разрывалось от невыразимой тоски и муки. Увидит ли она когда-нибудь снова эти необыкновенно голубые глаза? Сара смотрела правде в лицо и считала, что, возможно, она больше никогда не увидит своего мужа. Если Доминик и вспоминает ее, то Сара осталась, скорее всего, туманным воспоминанием, а рождения ребенка он так и не дождался. Кроме того, Лидия все время заостряла внимание на том факте, что Доминик теперь граф и вряд ли захочет вспоминать о не самых счастливых днях в своей жизни.

Имея титул, доставшееся наследство – земли, богатство и очаровательный внешний вид, он, конечно же, может выбрать любую женщину. Зачем ему вспоминать острую на язык, угловатую женщину, которую только из милости можно назвать привлекательной и которая давно уже не юна? Ради ребенка, которого она носит под сердцем? Как Лидия однажды съязвила, у мужчины может быть куча детей от разных женщин. Так что Сара не должна считать, что в ней есть что-то особенное. Всякий раз, когда Лидия твердила об этом, Сара мысленно крепко обнимала еще неродившегося младенца, он пока еще был обременяющим ее шариком на том месте, где когда-то находился только плоский живот. Что бы ни говорила Лидия, что бы ни думал по этому поводу Доминик, ребенок был особенным, по крайней мере, для Сары. Его присутствие оставалось единственным светочем в последние мрачные дни.

Даже если бы она смогла поехать с Домиником, ей не стало бы легче. Потому что она не смогла провести последние часы у постели умирающего отца. Сара слепо уставилась на ястреба, который парил в небе. Подозрения по поводу Эдварда оправдались, он тяжело умирал от изнурительной болезни, но ни разу не пожаловался и никому ничего не сказал. Даже тогда, когда узнал о том, что Доминик возвращается в Ирландию. Он сдержался, считая, что Сара отправится с мужем. Сара уже догадывалась о том, что отец болен неизлечимой болезнью, но не осознавала этого до конца. Должно быть, отчасти и из-за его состояния она отказалась покинуть Австралию.

Два месяца назад Эдварда хватил удар прямо в загоне для молодняка. Рабочие-аборигены перенесли его в дом и уложили в постель. Больше он не поднимался.

Сара, Лиза и Лидия преданно ухаживали за больным и ни на минуту не оставляли его одного. Сара была признательна Лидии за стойкость. Доктор, которого они пригласили из Мельбурна, сообщил им, что больной умрет. Но женщины не верили в подобный исход болезни до самого конца. Только шесть недель назад, когда Эдвард стал похож на скелет, обтянутый темной от загара кожей с горящими серыми глазами, они смирились с неизбежностью. Через неделю после этого Эдвард вздохнул последний раз.

Перед смертью Сара и Лидия сложили ему руки на груди, Лиза громко плакала. Солнце уходило за горизонт. Они сидели возле кровати почти всю ночь напролет. Две женщины, так и не ставшие близкими, сидели по обе стороны от кровати, на которой лежал умирающий мужчина. Для обеих он играл в жизни огромную роль, но никогда не вспоминал о себе. В последний раз Эдвард поцеловал жене руку и нежно улыбнулся дочери, когда яркие лучи восходящего солнца выскользнули из-за горизонта и омыли мир золотистым светом.

– Мне бы так хотелось увидеть внука, – прошептал Эдвард Маркхэм и умер.

Вспоминая об этом, Сара снова беззвучно заплакала. Потом старательно вытерла слезы и зашагала вперед. Она шла, глубоко вдыхая чистый, свежий воздух. Даже в холодную погоду необходимо было гулять. Ездить верхом она не могла из-за беременности, пешие прогулки стали для нее огромной радостью. Только таким образом можно хоть на время избавиться от угнетающей атмосферы, царящей в доме.

В полдень Сара с неохотой повернула к дому. Она не должна сейчас болеть и нервничать. Необходимо заботиться о здоровье ребенка. Итак, она медленно и неохотно вернулась домой и вошла через кухню.

Миссис Эботт сильно похудела за последнее время, на ее долю досталось много забот и волнений, но она всегда старалась ободрить Сару приветливой улыбкой. Сейчас она поливала жаркое заправкой, а Тесс усердно чистила картошку. Мэри в кухне не было. Сара подумала, что, вероятно, девушка находится в спальне у Лидии. Став совладелицей Ловеллы, Лидия решила, что ей необходимо иметь личную служанку, такую, какая ублажала ее в Англии. Она выбрала себе Мэри, как более изящную с неброской внешностью. Теперь миссис Эботт и Тесс приходилось выполнять работу, которую раньше делали трое. Сара полагала, что было бы неплохо возмутиться и воспротивиться нововведению. Как совладелица, согласно завещанию отца, она имела полное право. Но считала, что овчинка не стоит выделки, только попытка заговорить на эту тему, потребует немыслимой выдержки.

– Хочешь чего-нибудь перекусить, козочка? – миссис Эботт отвлеклась от жаркого и озабоченно взглянула на Сару. Та поняла, что экономка слишком обеспокоена невообразимой худобой молодой хозяйки на фоне выпирающего живота.

– Может быть, кусочек хлеба с маслом, – Сара не хотела есть, но ради ребенка заставляла себя регулярно питаться. – Не беспокойтесь, миссис Эботт, я сама все приготовлю, – она развязала теплую шаль, повесила на деревянный гвоздь и подошла к столу, чтобы отрезать кусок свежеиспеченного хлеба. Щедро намазала маслом толстый ломоть, налила в стакан молока и вышла из кухни, махнув рукой. Сегодня ей не хотелось общаться с Лидией, она решила пойти в свою комнату и там поесть. Сара уже миновала открытую дверь гостиной, когда послышался голос мачехи. Пришлось остановиться и прислушаться.

– Думаю, что розово-красная парча, да, милая? Мне очень нравятся занавески из красной парчи. Ты точно замерила, девочка?

Последние слова, сказанные равнодушным тоном, относились к Мэри. Сара вернулась к двери, остановилась в проеме. Служанка измеряла длину и ширину больших окон, выходящих на переднюю лужайку. Первые слова Лидии предназначались Лизе.

Сара тяжело вздохнула, увидев, что мать и дочь сидят за столом голова к голове. Они рассматривали журнал с образцами мебели. Необходимо познакомить Лидию с жесткими фактами, в ином случае она совсем разорит ферму.

– Я уже говорила, что денег на переделку дома нет.

Лидия и Лиза одновременно оторвались от журнала. Обе леди были одеты в платья из той же черной ткани, что и сарино, обеим черный цвет не шел. Пышный цветущий вид дам требовал более ярких расцветок.

– По-моему, я могу тратить свои деньги так, как заблагорассудится.

Сара едва не выругалась, она еле сдержалась, чтобы не отпустить одно из самых сочных выражений Доминика. Да, к сожалению, она запомнила слишком много, чтобы вычеркнуть все из памяти.

– Лидия, пожалуйста, попытайся понять. Денег нет. И не будет до стрижки овец.

– Я тебе не верю.

– Лидия…

– Ты снова плакала? – Лидия умышленно поменяла тему разговора. – Бедняжка Сара, у тебя действительно есть отчего плакать: муж бросил, тебе придется одной радоваться рождению ребенка. Но ты же знаешь, что тебе нельзя плакать. Ты становишься более некрасивая, чем обычно. Глаза покраснели как у кролика.

– Мама, – воскликнула Лиза, вскочила и сердито уставилась на Лидию. Сара впервые стала свидетельницей того, что Лиза защищает ее от нападок матери. – Почему ты так не любишь Сару? Почему бы тебе просто не оставить ее в покое?

– Лиза, – Лидия ошеломленно помолчала, но всего несколько секунд, потом тоже поднялась, голос задрожал от ярости. – Как ты смеешь разговаривать со мной подобным тоном? Позволь напомнить тебе, юная леди, что я – твоя мать.

– А Сара – моя сестра, – решительно заявила Лиза. Мать и дочь сердито посмотрели друг на друга. Сара поторопилась вмешаться раньше, чем могла бы разразиться полномасштабная война.

Но тут разговор прервала Мэри, девушка с интересом смотрела в окно.

– Извините, мэм. Мисс Сара, – Мэри все-таки решилась заговорить. Это было так непохоже на нее, что Сара удивленно уставилась на служанку. Мэри поманила ее к себе. Сара была заинтригована, она двинулась к окну, так и не договорив начатую фразу. За ней торопливо последовали Лидия и Лиза, первая при этом сердито хмурилась для формы.

– Посмотрите, мисс Сара, – Мэри показывала в направлении дороги. Сара проследила за направлением пальца служанки и замерла на месте. Из-за поворота легким галопом выехал всадник на гнедой лошади.

– Доминик, – выдохнула, растерявшись, молодая женщина. Оставив женщин у окна, она подобрала юбки и буквально вылетела из дома. Промчалась по веранде, спустилась на дорожку. Всадник приближался, больше сомнений не оставалось. Глаза у Сары блестели от счастья, она внимательно наблюдала, как Доминик подъехал, остановил лошадь и спешился.

– Доминик!

Он протянул к ней руки и она с радостью упала в его объятия. Сара почти не замечала, что округлившийся живот мешает ей прильнуть к мужу как можно ближе.

– О, Доминик, что ты здесь делаешь? Я думала, что ты уже на пути в Англию.

Он слегка отстранил ее, оглядел внимательно с ног до головы, с удивлением посмотрел на ее большой живот.

– Должно быть, все так бы и произошло. Если бы я не решился сойти с корабля на Маскаранских островах, куда мы зашли за свежей водой. Там я нашел другой корабль и вернулся в Сидней. Корабль привез меня назад, в Австралию. Я решил, что лучше дождаться времени, когда мы сможем поехать в Ирландию вместе.

Сара улыбнулась, едва веря, что ей ничего не снится. Доминик тоже улыбнулся в ответ, слегка приподняв уголки губ.

– О, Доминик. Добро пожаловать домой.

Молодой человек рассмеялся немного неуверенно и смущенно. Сара взглянула на родное, очаровательное лицо, и в сердце у нее все перевернулось. Его руки были такими добрыми, сильными, верными и спокойно лежали у нее на плечах.

– Домой, – Доминик сказал это слово изумленно, потом посмотрел ей в глаза и добавил низким, хрипловатым голосом:

– Именно это я понял, когда уехал. Мой дом там, где находишься ты, Сара.

Он снова крепко и надежно обнял ее.