Глава 5

Елена.

Кто-то однажды сказал мне, что у меня нет чувства самосохранения. И в данном случае хотелось бы согласиться. Нет другого объяснения тому, что я решила прервать парня, который, как я знаю, вероятно, является сертифицированным психопатом в середине эпизода.

Но он выглядит так, будто ему больно. И я не могу это игнорировать.

Его взгляд медленно скользнул по моему лицу, прежде чем он опустился на стул и откинулся назад. Я не сомневаюсь, что он пытается создать иллюзию своего спокойствия. Он всегда изо всех сил старается притвориться идеальным. Потому что Роман Де Лука не раздражается. Даже когда он не в лучшей форме, он должен вести себя так, как есть.

К сожалению, Роман Де Лука тоже человек. И людям больно. Даже если они этого не хотят.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спрашивает он.

— Я собиралась домой…

— Хорошо. Тогда поехали, — говорит он, отмахиваясь от меня.

Я бросаю на него свой ледяной взгляд, но он просто закатывает глаза, ничего не меняя.

— Как я уже говорила, я собиралась домой. Но, думаю, вместо этого я бы хотела выпить, — заканчиваю я, подходя к бару и садясь на один из табуретов.

Я все время чувствую на себе его темный пронзительный взгляд, но не оглядываюсь назад. Он пытается меня нервировать. И, к сожалению, у него это очень хорошо получается. Я не хочу ничего, кроме как бежать отсюда и не оглядываться назад. Но я не могу оставить его одного.

Почему я не могу?

Я тянусь за дорогой на вид бутылкой виски. Виски всегда был любимым напитком Рикардо, и это чувство передалось всем нам: мне, Роману, Тони и Майклу. Даже Роза любит время от времени баловаться. Думаю, это все, что у нас от него осталось. Воспоминания, которые он оставил нам, то, что он когда-то делал.

Я чувствую, как Роман поднимается на ноги, и через несколько секунд он сидит рядом со мной. Думаю, он решил, что не сможет меня напугать. Он хватает бутылку и после нескольких секунд раздумий наливает немного напитка в другой стакан.

— Мой отец приберегал это для особого случая, — говорит он, заглатывая его одним большим глотком. — Думаю, он не сможет пить это виски, где бы, черт возьми, он сейчас ни находился.

Моя задача — обеспечить комфорт.

— Я уверена, что он в хорошем месте, — говорю я тихо.

Роман усмехается. Это низкий насмешливый звук.

— Это очень смешно, волчонок. Единственное место, где мой отец может оказаться, — это ад, — мрачно говорит он.

К сожалению, он, вероятно, прав. Я наливаю себе еще стакан и поднимаю его. Приветствую, Рикардо. Я буду скучать по тебе.

Я чувствую на себе взгляд Романа, пока пью. Когда я поворачиваюсь к нему, в их глубине танцует вопрос. Я выгибаю бровь, подсказывая это.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он.

— Ну… я пытаюсь спасти все стаканы в этой комнате. Я не думаю, что Мария будет очень рада, если, проснувшись, обнаружит, что вся ее дорогая стеклянная посуда разбита.

— Нет, я имею в виду, почему ты здесь? В Нью-Йорке. Разве ты не живешь в Бостоне и не занимаешься бог знает чем?

— Я…Но я также должна быть здесь ради своей семьи.

Он издевается.

— Что? Семья, которую ты бросила?

Раздражение усиливается. Мне было интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы разозлить меня.

— Тебе никогда не надоело повторять одно и то же снова и снова?

Я никогда не бросала свою семью. И я не позволяю ему заставить меня чувствовать себя виноватой за то, что я преследую свои мечты. Роману нравится верить, что я эгоистичная, банальная девчонка, которой плевать ни на кого, кроме себя.

Он качает головой.

— Скажи мне, что ты делаешь в Бостоне? Я предполагаю, что у тебя есть парень, возможно, скучный. Парень, который шепчет тебе на ухо сладкие слова. Тот, кто заставляет вас чувствовать себя в безопасности, защищенной, любимой. Это то, чего ты жаждешь, не так ли, Елена? Когда все сводится к этому, ты просто девушка с проблемами с мамой. Ты всегда будешь задаваться вопросом, почему. Почему тебя было недостаточно.

Мой кулак сжимает стекло. Я могла бы промолчать. Не попадайся на удочку. Ему сейчас больно, и он в типичной римской манере набрасывается. Я должна быть спокойной и зрелой в этом отношении. Но это было бы не в моем стиле.

Я одаряю его самодовольной улыбкой.

— Думаю, мы сейчас в одной лодке, не так ли? Твой отец умер прежде, чем смог сказать тебе, что тебя достаточно. Теперь ты всегда будешь задаваться вопросом, что он на самом деле думал о тебе. Прямо как я.

Как только слова вылетают из моих уст, я хочу взять их обратно. Он атаковал мою рану, которая была там уже несколько лет. Я только что напала на его свежую. Его отец умер четыре дня назад.

Да, я определенно попаду в ад.

Роман, однако, не выглядит расстроенным моими словами. Нормальный человек был бы убит горем. Но его глаза блестят.

— Видишь, вот почему ты мне нравишься, Елена. Ты не сдерживаешь удары. Ты порочная. Вообще-то, очень похоже на твоего брата. Ты убиваешь людей словами из своего красивого ротика, а он убивает буквально.

Мой рот слегка приоткрывается от удивления. Я не знаю, что на это сказать.

— Я тебе не нравлюсь, — говорю я. Слова выходят медленно.

Он пожимает плечами.

— Мол, ненавижу, это все равно. Иногда я не могу выносить твой вид. А в другие дни ты — то, чего я жажду больше всего.

Извините, что? Он только что сказал, что жаждет меня?

Я понятия не имею, откуда взялись эти слова. Но я думаю, с меня хватит.

Я встаю на ноги, готовая бежать, убежать от того, что это за черт.

— Подожди, — говорит Роман. Очень медленно я поднимаю на него глаза. — Не уходи.

Еще одно утверждение, которое не имеет никакого смысла.

— Почему, черт возьми, нет?

— Потому что ты заставляешь меня что-то чувствовать. Я сейчас ничего не чувствую, волчонок.

Я изучаю его, отмечая выражение его глаз, круги под ними. Я тихо вздохнула.

— Думаю, тебе пора спать, — наконец говорю я.

— Поверь мне, я не смогу уснуть.

— Конечно, сможешь. Все, что тебе нужно сделать, это лечь на кровать и закрыть глаза. Даже кто-то вроде тебя способен на простые человеческие действия.

Я продвигаюсь вперед, кладу руку ему на плечо, чтобы поднять его. Его кожа — горящая печь. Но я не отстраняюсь, несмотря на то, что при контакте под моей кожей пульсирует электричество.

— Давай, Роман. Просто иди спать, ты достаточно выпил. Я гарантирую, что бар все еще будет здесь, когда ты проснешься.

Он не сдвигается с места. Выражение его лица задумчиво.

— Ты же знаешь, что ты хреново умеешь утешать людей.

— Да, спасибо, правильно принял к сведению, — отвечаю я, закатывая глаза.

Наконец он встаёт на ноги. Я веду его из бара в спальню. Я никогда раньше не была внутри его комнаты. Я всегда боялась, что молния ударит в меня, как только я переступлю порог. Но сегодня я делаю шаг внутрь. Роман немного неуверенно стоит на ногах. Моя рука все еще обнимает его, пока я веду его к кровати.

Я рассматриваю его комнату: от темно-красных и золотых цветов кровати и стен до деревянных полов, больших окон и темных штор. На стене висит телевизор с плоским экраном, а в дальнем углу комнаты стоит книжный шкаф с книгами. Я знаю, что это не просто украшение. Любимое хобби Романа, помимо развлекательных убийств, — чтение.

Очень медленно я опускаю его на кровать. Я знаю, что он не пьян; я видела, как этот мужчина выпил целую бутылку виски без всякого эффекта. Сегодня вечером он выпил всего несколько стаканов. Но он кажется утомленным.

Как только я укладываю его на кровать, его рука закрывает лицо, прикрывая глаза. Я смотрю на него секунду. Он все еще в своем траурном наряде.

— Роман, — говорю я тихо. — Тебе нужно снять костюм.

Его губы кривятся в ухмылке.

— Если ты хотела увидеть меня обнаженным, все, что тебе нужно было сделать, это попросить.

— Конечно, ты бы так сказал. Не волнуйся, дорогой, мне неинтересно видеть тебя обнаженным, — говорю я с улыбкой.

— Действительно? — тянет он.

Его рука скользит вниз от лица, и когда я смотрю в его глаза, они искрятся вызовом. Он садится на кровати, его рука скользит по пиджаку. Он снимает его, и я наслаждаюсь видом его широких плеч и тем, как рубашка облегает его мускулистые руки. Его глаза все еще прикованы к моим, и он начинает расстегивать пуговицы. Он начинает сверху, не торопясь. Пуговицы расстегиваются одна за другой, пока его грудь не обнажается.

У меня пересыхает во рту. Татуировки всегда были моей слабостью. И, к сожалению, грудь Романа вся в них. Не то чтобы я не знала, что они у него есть. Мой брат однажды рассказал мне, что Роман делает татуировку каждый год, начиная с его шестнадцатилетия, в ознаменование этого дня. Я просто никогда их не видела. Удушающие костюмы, которые он носит, скрывают то, что находится под ними.

Роман всегда был опасен. Теперь он опасен и сексуален. Это раздражает. Моя рука чешется протянуть руку и прикоснуться к ним. К счастью, я не такая уж и слабая.

Мои глаза скользят по татуировкам. У него есть имя Марии и Розалии тоже. На одной стороне его груди есть крылья, а также есть другие вещи, которых я не понимаю. Рисунки, фразы на другом языке. Вместо того, чтобы спросить его, я стиснула зубы и отвела взгляд.

— Я сейчас ухожу. Спокойной ночи, Роман, — говорю я ему.

Он протягивает руку быстрее, чем я успеваю моргнуть, и его рука сжимается на моем запястье. Я задыхаюсь, когда он тянет меня на кровать.

— Во что, черт возьми, ты играешь? — удивленно спрашиваю я, толкая его в грудь.

— Не уходи, — командует он.

— Почему нет?

— Потому что, — говорит он, глубоко вздыхая. На минуту мне кажется, что он собирается сказать что-то искреннее, но, конечно, он этого не делает. — Я так сказал.

Я выгибаю бровь, бросая на него невозмутимый взгляд.

— Потому что ты так сказал?

Повторяю с насмешкой.

— Тебя сколько, четверо? Отпусти меня.

Я пытаюсь вырвать свою руку из его хватки, но мои усилия бесполезны.

— Роман, отпусти меня! — кричу я.

— Просто побудь немного неподвижно, — тихо говорит он.

Я делаю паузу в попытке убежать от него. В его глазах кипит жар. Он так быстро обжигает то горячим, то холодным. Как я уже сказала, психопат.

Он настолько близко, что я чувствую слабый восхитительный аромат его одеколона. Я сглатываю, нервы внутри меня нарастают.

— Роман, я…

Что бы я ни хотела сказать, это оборвано, когда он кладет руку мне на шею. Давление легкое, дразнящее. Как марионетка, я притягиваюсь к нему ближе.

— Елена, — тихо говорит он, пристально глядя на меня темно-голубыми глазами.

— Да? — мой голос звучит хрипло и неправильно.

— Я вижу этот взгляд в твоих глазах. Насколько сильно ты хочешь, чтобы я тебя трахнул прямо сейчас?

И вот так момент рушится. Мои щеки пылают, когда я толкаю его в грудь. Он со смехом отпускает мою руку, и я тут же встаю.

— Я бы никогда тебя не попросила об этом, — шиплю я.

Раздражает то, что на секунду я действительно представила, каково это — быть с ним. Это был не первый раз, когда у меня были такие мысли о нем. Двенадцатилетняя я была увлечена Романом. Но это было глупое увлечение школьницы. Я знаю, кто он на самом деле сейчас.

И кто он такой, это чертовски красивый мужчина, на которого я сейчас очень стараюсь не влюбиться… черт возьми.

— Это похоже на еще один вызов, волчонок, — говорит он, скрещивая руки на груди.

Я не спускаю глаз с его лица, не позволяя им скользнуть по его мускулистой татуированной груди. По крайней мере, он выглядит так, будто у него гораздо лучшее настроение. Победа есть победа. Миссия выполнена. Он снова стал ослом.

— Ты знаешь, как много я не люблю терять, — тянет он.

Я наклоняюсь вперед, убеждаясь, что он смотрит прямо мне в глаза.

— Что касается меня, Роман, — я делаю паузу для драматического эффекта. — Поверь мне, ты каждый раз проиграешь.

Он ухмыляется.

— Посмотрим.

— Сейчас одиннадцать вечера, Елена. Где, черт возьми, ты была? — требует мой брат, как только я появляюсь в дверях нашей кухни.

Перед ним миска с мороженым. Мятная шоколадная крошка, это отвратительно. Он зачерпывает большую ложку, глядя на меня. Я закатываю глаза.

— Прекрати это дерьмо, Тони. Куда бы я ни пошла, за мной следует локатор-человек, — говорю я, садясь, имея в виду Карлоса, который одновременно выполняет функции моего водителя и телохранителя, когда я нахожусь в Нью-Йорке. — Ты точно знаешь, где я была.

Я устала после странного разговора с Романом. Я надеялась, что смогу вернуться домой и пробраться в свою комнату, чтобы хорошо выспаться, но не тут-то было.

— Почему ты провела так много времени на базе? — задает он вопросы.

— Я утешала Розу, — вру я. Сомневаюсь, что он был бы рад услышать, что я была с его лучшим другом. Почему-то он не доверяет мне Романа.

— Хм, как она держится?

— Насколько она может, учитывая, — пожимаю я плечами.

Он вздыхает, проводя рукой по темным волосам. Мой старший брат ростом шесть футов, у него стройные мускулы и карие глаза. Я не могу сосчитать, сколько раз за эти годы мне говорили, что он действительно привлекателен. Думаю, если бы я посмотрела на это с точки зрения, не связанной с братом и сестрой, я бы согласилась. Но я никогда не призналась бы ему в этом. У этого человека эго размером с Техас.

Тони дерзкий, дерзкий и склонный к дракам. Но у него также самое большое сердце, хотя он и склонен это скрывать.

— Я думала, ты где-нибудь напьешься, — говорю я, беря его тарелку с мороженым.

То, что я ненавижу это дерьмо, не означает, что я не получу удовольствия, отняв его у него. К сожалению, он отодвигает его от меня, предупреждающе прищуриваясь.

— Я бы так и сделал, но Рома нас выгнал, а с Майки не весело, — дуется он. — Он наверху, спит.

Я улыбаюсь. Из них троих Майкл, пожалуй, мой фаворит. Он мало разговаривает, и его обычно можно найти сгорбившимся перед компьютером. Я почти уверена, что он хакер. У него есть секретная комната в доме Де Лука, наполненная гаджетами. Однажды я случайно наткнулась на это, но никогда в этом не признавалась.

Майкл — единственный, кто включал меня, когда мы были моложе. Он просил меня поиграть с ним в видеоигры или просто поговорить. Он двоюродный брат Романа Де Лука, но его родители умерли, когда он был моложе, и Мария и Рикардо практически усыновили его.

— У него правильная идея, я устала. Спокойной ночи, брат.

— Вообще-то, сестра, я думаю, тебе следует поговорить с папой, прежде чем лечь спать.

— Почему? В чем дело?

— Он выглядел довольно грубо, когда я оставил его. Он в обсерватории с бутылкой виски.

Мое сердце сжимается. Сегодня вечером все находят утешение в бутылке виски. Я киваю и слегка улыбаюсь брату, прежде чем отправиться вверх по лестнице на чердак, который мой отец превратил в обсерваторию. Он сделал это для моей матери, которая любила наблюдать за звездами. И он так любил ее. Я уверена, что он сделал бы для нее все что угодно. В конце концов она ушла.

Когда я прихожу, мой отец стоит посреди комнаты. Он делает глоток виски из стакана, глядя в сторону установленного телескопа с отсутствующим выражением лица.

— Привет, папа, — говорю я, привлекая его внимание.

Он поворачивается и, когда замечает меня, его лицо расплывается в улыбке. Я иду вперед, и он тут же обнимает меня. Мы особо не разговаривали с тех пор, как я приехала. Он был слишком занят своими обязанностями перед семьей.

— Это моя любимая маленькая девочка, — говорит он, взъерошивая мои волосы.

Я с улыбкой отталкиваю его руку.

— Я твоя единственная дочь, папа.

— И ты всегда будешь моей любимицей, — парирует он. — Давай, посидим.

Он ведет меня к дивану в комнате, и я сажусь рядом с ним. Его рука обнимает меня за плечи, и я прислоняюсь к его груди, чувствуя удовлетворение. Мы не разговариваем несколько минут.

— Ты в порядке, пап? — тихо спрашиваю я.

— Со мной все будет в порядке, моя дорогая. В конце концов, — он вздыхает.

Он потерял обоих своих друзей одновременно. Смерть Рикардо и предательство Винсента, должно быть, сильно ударили по нему. Но мой отец — самый сильный человек, которого я знаю. Моя мама ушла, а он не сломался. Я знаю, что он тоже справится с этим.

Загрузка...