Марк
Голова кружится и во рту ощущается металлический привкус крови, поэтому я почти не чувствую унижения в момент, когда прошу у Ники пощады и ловлю жалость в ее огромных глазах. Зато можно отдохнуть. Ника поворачивается и тихо говорит:
– Сегодня я буду дома. Я не последняя скотина. Отдыхай.
– Спасибо, – шепчу одними губами, слабо улыбнувшись.
– Может, вызвать врача?
– В этом нет смысла. Они дадут мне те же таблетки, которые у меня уже лежат в аптечке. Мне нужно просто время.
– Сколько?
– Завтра с утра буду в твоем распоряжении.
Ника довольно улыбается и убегает, а я еще долго смотрю ей вслед, уговаривая себя, что просто нет сил подняться и выползти из машины, а не потому что у Ники такая задница, что не смотреть на нее просто нереально.
Я встряхиваю головой, сбрасывая наваждение, которое вызвано общим поганым состоянием, и выбираюсь из машины. Для того чтобы добраться до комнаты, не шатаясь и не рухнув где-нибудь в коридоре, приходится приложить невероятные усилия. Но не зря я несколько лет провел в аду; что-что, а контролировать свое тело и превозмогать боль научился. Расслабляюсь только, когда оказываюсь в комнате и навзничь падаю на кровать, испытывая наслаждение пополам с болью и уговаривая себя, что теперь все точно будет хорошо. Непременно, иначе и быть не может. И горсть таблеток, которые я в себя закинул, этому непременно поспособствует.
Лекарство начинает действовать почти сразу же и раздирающая тело боль потихоньку отступает. Лицо уже не горит, и дыхание выравнивается. Я проваливаюсь в сон, чтобы очнуться от холодных пальцев на своей груди. Вскидываюсь, перехватывая и до хруста сжимая хрупкое запястье.
– Ай! – кричит Ника и соскакивает с кровати, когда я отпускает ее руку, понимая, что сейчас едва не натворил.
– Ты что тут делаешь?
– Я … – Ника смотрит затравленным взглядом. – Я просто зашла узнать, как ты, а ты лежишь тут, словно труп. Я испугалась.
– Я дышу Ника, – Говорю мрачно. – Мертвые не дышат.
– Знаю. – Она выдыхает и прикладывает дрожащие ладони к горящим щекам. – Но так сразу и не поняла.
– Уходи, – прошу тихо. Ника вздрагивает, как от удара. – Правда, я жив. И не собираюсь сдохнуть у тебя в доме и тем самым создать проблемы. Мне просто надо отдохнуть. Твое счастье, что я слаб, но еще могу соображать и не растерял реакцию. Если бы сейчас не сложилось хоть что-то, ты бы скулила в углу со сломанной рукой. Не подходи ко мне так… я не побитый дружками мажорчик, который ждет, чтобы ему подули на сбитые кулаки, когда он по пьяни подрался в клубе. Я приучен убивать, я жил с осознанием, что любое вторжение в мое личное пространство – это попытка убить меня. Поэтому и реагирую соответствующе. Пойми, Ника, я не богатый папенькин сынок и не нуждаюсь в утешении.
– Ты прав, ты не богатый папенькин сынок – ты просто скотина! – выкрикивает она и убегает, хлопнув дверь, а я откидываюсь на подушки и со стоном закрываю глаза. Как же все достало.
Ника
«Говнюк! Напыщенный говнюк, который не ценит своего счастья!» – Я так зла, что хочется крушить дом, а лучше напиться, стащив у папы из бара бутылку виски. Посещение ментов утомило, и я до сих пор прихожу в себя. Спа обломилось, бракованный охранник отлеживается у себя в комнате, а что делать мне?
Сорваться и уехать в клуб? Так рано. Ничего не работает, а потом я пообещала Марку, что сегодня буду дома. С какой радости меня вообще волнует обещание данное прислуге?
В итоге, так и не придумав, как выплеснуть злость, я надеваю микроскопический купальник телесного цвета и иду плавать. Прекрасно знаю, что издалека смотрюсь в нем, как голая, и меня заводит мысль о том, что Марк, может быть, наблюдает за мной из окна, смотрит на плавные изгибы фигуры и, возможно, дрочит в душе. Потому что я прекрасно видела: у него на меня встает. Хорошо, допускаю, не совсем на меня. От мерзкого характера он точно не в восторге, но кроме характера у меня длинные ноги и красивые сиськи. Не верю, что это оставляет его равнодушным.
Я плаваю примерно полчаса. Вода отличная, погода на улице тоже. Мне нравится, что есть возможность освежиться. Конечно, я предпочла бы плавать не одна. Парня, что ли, завести? В голове возникает образ сильного торса и шрамы, рассекающие стальные мускулы. Блин, почему же он демонически хорош? Ведь урод уродом, но трусики в его присутствии всегда влажные. Идея соблазнить нового охранника становится навязчивой. Мне хочется побывать в его объятиях. Да хотя бы узнать, как он целуется! Наверное, я дура. Но не привыкла себе отказывать. Если он поддастся, то вылетит с работы. Ну и наплевать, я слишком его хочу, чтобы отступить. Решение крайне интересное. Марк меня заводит и бесит одинаково сильно, поэтому и перспектива зажечь его, соблазнить и выкинуть с работы полностью отвечает моему настроению. Она не первый раз появляется у меня в голове, но только сейчас трансформируется в вполне реальный план.
Я еще немного плаваю, потом валяюсь на шезлонге и с чувством удовлетворения бреду в дом. Злость почти проходит, накатывает усталость. И после пережитого стресса, и от солнышка, под которым я провалялась. Поэтому я, вернувшись в комнату, заваливаюсь спать. Раз день все равно потерян. Сегодня даже телефон молчит. Впрочем, общаться ни с кем и не хочется, я даже в телеграм не захожу. Там сейчас слишком много Лизкиных фоток и сочувствующих подписей. Особенно иронично видеть их от тех, кто ее на дух не переносил.
К вечеру просыпаюсь бодрая, завариваю себе кофе и выползаю на веранду, чтобы обнаружить там Марка, который стоит, облокотившись на перила, и, похоже, любуется закатом.
Темнеет у нас рано и быстро. И с наступлением сумерек все стихает. Садовники уходят самые первые. На кухне я видела ужин, значит, кухарка тоже ушла. А папа не вернулся, выходит, мы дома одни. Как интересно.
Кошкой продвигаюсь к Марку поближе и останавливаюсь рядом.
– Отдохнул? – интересуюсь ненавязчиво, просто, чтобы завязать разговор.
– А куда-то надо ехать? – сразу подбирается он, и у меня портится настроение.
– Ну почему сразу ехать? – Надуваю губы и меняю позу, кладу локти на перила, развернувшись к ним спиной. Нужный эффект достигнут. Марк наконец обращает на меня внимание, скользит взглядом и по светлой майке и по груди с затвердевшими сосками. Тонкий трикотаж почти ничего не скрывает. И мне нравится видеть в глазах охранника страсть.
– Чего ты добиваешься, Ника? – хрипло интересуется он и от этого голоса у меня окончательно сносит крышу.
– Может быть, поцелуя? – иду я «ва-банк».
– Зачем?
– Потому что хочется…
– Ты всегда получаешь то, что хочется?
– Да. – Я придвигаюсь ближе, а он немного отстраняется. – Ты боишься меня? – усмехаюсь. – Или просто не умеешь целоваться?
Я поднимаю руку и пытаюсь провести ей по щеке парня, но он перехватывает за запястье и отводит ее в сторону, чтобы чувствительно припечатать к перилам. Я обиженно шиплю, но сдаваться не намерена.
– Я умею целоваться, только вот ты мне не интересна.
– Врешь, – зло щурюсь я.
– Почему ты так считаешь?
Он наклоняется к моим губам так близко, что я невольно сглатываю. Игра зашла слишком далеко, мне волнительно и страшно. Он слишком меня заводит, чтобы продолжать. Но и остановиться я не могу.
– А мне кажется, у тебя просто давно никого не было. Ты не умеешь целоваться и поэтому шарахаешься от меня, – знаю, что веду себя как дура, но не останавливаюсь.
– Так ты хочешь проверить? – хмыкает он.
– Мне все равно. Просто интересно, как ты целуешься, не больше.
– Просто интересно? – Марк приподнимает рассеченную бровь, и на его лице появляется странное, немного пугающее выражение, но я уже завелась и точно знаю, что никуда не отступлю.
– Мне просто интересно… я уверена, что меня твой поцелуй не впечатлит.
– Ты уверена, что хочешь поспорить?
– Уверена, – нагло улыбаюсь я, а он делает шаг навстречу.
Его руки на перилах по обе стороны от моих бедер, а лицо так близко, что я вижу колючие ресницы и рваный шрам на щеке. А так же губы, к которым хочется прижаться в жадном поцелуе, но я не могу себе этого позволить. Марк должен поцеловать меня сам. Только так.
Он скользит губами по моей скуле, поддразнивая, а я сжимаю зубы, чтобы не охнуть. Дурацкий спор! И зачем я только его затеяла? Горячее дыхание ласкает кожу щеки и ниже по шее. Он почти не касается губами, но по спине пробегают мурашки и колени подгибаются.
Марк ведет губами по линии подбородка, и я послушно, словно заколдованная, поднимаю голову, практически признавая поражение. Это напоминает идиотскую игру в кошки-мышки, и я в этой игре добыча. Как я могла считать иначе? Глупая маленькая мышка, которая потеряла голову.
Марк легко касается губами моих губ, и я выдыхаю судорожно, прилагая все усилия, чтобы не вцепиться в его стальные плечи. Он раздвигает мои губы властно и уверенно, заставляя терять остатки самообладания. Внизу живота разливается предательский жар.
Легкий укус и у меня окончательно сносит крышу, я не могу оставаться и дальше безучастной. Наплевать, я жаждала этого поцелуя и поэтому хочу получить от него все. Марк слишком быстро опомнится и снова станет отстраненно холодным, но сейчас… сейчас мне хочется сделать так, чтобы он потерял дурацкий контроль и сошел с ума так же как схожу я. И у меня есть для него сюрприз. То, что заставит потерять его голову. Я прижимаюсь к Марку всем телом и отвечаю на поцелуй, наши языки и тела сплетаются. Теплый металлический шарик от штанги у меня в языке скользит по его напряженному языку. Марк судорожно вздыхает, а я победно улыбаюсь в душе. Эффект неожиданности творит чудеса. Парень вжимает меня в перила веранды и теперь уже не кажется безучастным. Я чувствую его желание, которое невозможно скрыть, и это заводит сильнее, внушает веру в мнимую победу и на миг меня охватывает торжество. Я все же проняла эту проклятую ледышку! Только вот, пытаясь спалить его огнем страсти, похоже, сгорела в нем сама.
Марк
Охренеть! Какая она мягкая, податливая и послушная. Кажется, взял бы ее здесь, прямо у этих треклятых перил на веранде, особенно после того, как по языку скользнул металл. Словно молния пронзает, и ширинка грозит порваться. Но в голове бьется короткий, самим себе отданный приказ: «нельзя». Девица не стоит риска, усилий, этот поцелуй не приведет ни к чему хорошему.
Меня она бесит, ей самой просто интересно – это совсем не те эмоции, ради которых все стоит ломать. Отстраняюсь с трудом, чувствуя, как острые коготки девицы разочарованно царапают его шею.
Взгляд ошеломленный, а губы все еще припухшие от поцелуев. От моих поцелуев. Надо что-то сказать, но я сам потрясен, поэтому молчу. Член встал в штанах и теперь доставляет физически дискомфорт. Ника тоже молчит. Вся ее самоуверенность куда-то делась, девушка выглядит растерянной и мелкой. Как вчерашняя школьница. Накатывает запоздалый стыд. Зря я поддался на провокацию. Я старше, взрослее, опытнее в конце концов. И последствия для меня будут серьезнее. Нужно было сразу ее послать. Далеко, чтобы не пришло в голову лезть еще раз! Только правда в том, что я просто не устоял. Теперь на губах вкус ее кожи и болезненный пожар в штанах. Я не могу ни о чем думать, кроме как о ее мягких губах, о податливом теле в своих объятиях и о ее вкусе – кофе и ванильная жвачка. Девочка-чума, опасная. Та, к которой нельзя приближаться даже под страхом смерти, но к которой тянет так сильно, что не выходит противиться. А все потому, что я давно не трахавшийся слабак.
Но и она хороша! Зачем ей все это? Она что не видит? Я же похож на – мать его! – Франкенштейна. Совсем не тот, кто может зацепить богатую балованную девчонку. Или я просто какая-то непонятная зверюшка в ее глазах? Спят же богатые бабы с неграми, бомжами или еще кем-то таким же экзотическим, потому что нормальные парни приелись? Может, и Ника из подобных?
Предположение отрезвляет. Слова так и не находятся, поэтому разворачиваюсь и выхожу так, не проронив ни слова. Оставив растерянную девчонку на веранде с чашкой давно стывшего кофе.
Отправляюсь к себе. Ночка сегодня будет бессонная, а все потому, что я теперь знаю какова Ника на вкус. Уже почувствовал, как ее мягкая грудь вдавливается в мое тело, уже в курсе, насколько упругие у нее ягодицы, если их сжать ладонями, и какой шелковый язычок. А при воспоминании о гладком, теплом кусочке металла у нее во рту хочется стонать. Ее невозможно забыть, не получится выкинуть из головы, и этой ночью я совершенно точно знаю, кто придет ко мне во снах.
Некоторые вещи лучше не пробовать вообще. Например, наркоту. Она вредна для организма и вызывает привыкание. Некоторая особенно ядреная дрянь, с первого раза. Моим наркотиком, похоже, стала Ника, девчонка оказалась такой безумно сладкой, что будет тянуть пробовать еще и еще. Но, как и увлечение любым наркотиком, увлечение Никой ведет к саморазрушению и, в конечном счете – к гибели. Поэтому нужно сделать все, чтобы выкинуть ее из головы. Жаль только нельзя вышибить клин клином. Я привязан к этому дому. Да и большинство девушек его сейчас, пожалуй, испугаются. Напиться тоже нельзя. Остается только одно средство – спорт.
В доме на цокольном этаже есть спортивный зал. Даже груша, вроде бы висит. Чем не повод заняться восстановлением физической формы? На ночь глядя в зал, правда, ходят только идиоты. Но мне кажется, это определение подходит ему как нельзя лучше. Кто он еще? Идиот.
Ника
Это самый нереальный и крышесносный поцелуй в моей жизни. Я больше скажу, до этого мгновения я вообще не целовалась. Он пробрал до костей, до кончиков пальцев, а внутри до сих пор так горячо и жарко. Так, что щеки начинают гореть. Я бы дала Марку прямо тут, если бы он не отстранился и не ушел. Я не хотела, чтобы этот поцелуй прекращался. Я никогда жизни не чувствовала себя настолько зависимой от действий другого человека. С ним я готова потерять все: невинность, гордость, голову. И такое положение дел слегка пугает. Собственные мысли будто чужие.
Я хочу этого чертова охранника, как кошка. Когда Лизка рассказывала о таком состоянии, я только смеялась. Не верила, что такое может произойти со мной. Я готова пойти на все, лишь бы еще раз почувствовать мятный вкус его губ, прижаться к его крепкому телу. Черт! Я едва не кончила, просто целуясь с ним! Я никогда не носилась со своей девственностью. Просто считаю неразумным спать с первым встречным просто потому, что все подруги уже успели потрахаться. Моим миром управляет желание, а не мода. И так вышло, что никто из тех, кто хотел меня трахнуть, не смог завести настолько, чтобы я согласилась. А вот Марка я готова раздеть сама. Жаль, что он не разделяет моих восторгов.
Почему он ушел? Ему не понравилось? Не верю! Я чувствовала его горячее возбуждение. Боится папочку? Марк не похож на тех, кто боится. Я уверена, если бы он хотел, то не остановился бы из-за идиотских запретов. Тогда почему же?
Оказывается, чувствовать себя недостаточно сексуальной – это в высшей степени неприятно. Я зла, не удовлетворена и расстроена. Поэтому не придумываю ничего лучше, кроме как переодеться в спортивное и отправиться в тренажерный зал, который находится в цоколе. Я вообще крайне редко там бываю, потому что в спорте мне компания, пожалуй, важнее, чем результат. Мой выбор – это пафосный фитнес-клуб с тренером и подружками. Томно ехать на велотренажере и приседать под четким руководством накаченного красавчика.
Сюда же я хожу исключительно побегать на дорожке в дурном настроении. Как, например, сейчас. Просто жизненно необходимо сбросить напряжение в тишине и одиночестве. Только вот я опоздала. Когда переодеваюсь и спускаюсь вниз, меня привлекает свет. Конечно, тут могут заниматься наши охранники, которые всегда находятся на территории особняка, но они живут в гостевом доме, а не в основном, и залом пользуются не после ужина.
Так что вывод напрашивается сам собой. Я хочу повернуть назад, но не могу устоять. Все же заглядываю в зал, чтобы увидеть, как Марк остервенело колотит грушу.
Здесь в одиночестве он не стесняется своего исполосованного шрамами тела. Парень в одних спортивных штанах, тугие мускулы перекатываются при каждом ударе, напрягается пресс, а все движения четкие и выверенные. Два шага и серия ударов по груше, которая с трудом выдерживает агрессивный натиск. Еще несколько шагов и опять серия ударов.
Я смотрю, не в силах отступить или отвести взгляд. Смертоносный танец завораживает, капельки пота стекают по спине и груди, когда Марк лупит по груше, а я стою, закусив губу, и понимаю, что хочу подойти к нему сзади и заставить его продолжить то, что мы с ним начали полчаса назад. И меня дико злит, что вряд ли он оценит такой порыв. Я наблюдаю за ним еще какое-то время, а потом представляю, насколько буду неловко себя чувствовать, если он меня заметит, и поэтому позорно сбегаю, чтобы спрятаться у себя в комнате.
Ника
Надо ли говорить, что ночью я сплю отвратительно. А когда засыпаю, то снится мне такое, от чего между ног влажно и горячо, а щеки буквально пылают. С утра я плаваю, прошу принести мне кофе прямо к бассейну и всеми силами избегаю встречи с Марком. То, что вчера было естественным и единственно верным, сегодня дико смущает. Я не могу его видеть, так как не понимаю, что от него жду. Как он будет смотреть на меня? А что если на его красивых губах появится презрительная усмешка победителя? Что с ней делать? Влепить пощечину? А основания?
Как теперь с ним себя вести? Будто ничего не произошло? Но ведь произошло, и я помню вкус его губ, тесные объятия, тугие мышцы и ощущение подавляющей силы. От воспоминаний я снова плыву. Грудь становится тяжелой и хочется застонать от нереализованного желания. Ну почему все так сложно? Неужели я не могу испытывать таких же чувств к кому-то из менее проблемных парней? Не к своему охраннику? Зачем мне эти сложности?
Чтобы не думать сейчас об этом, я провожу ленивый день дома, когда присутствие Марка рядом просто не требуется. Обедаю с папой, снова завожу разговор о том, что мне и без охранника хорошо. Рассказываю про произвол ментов, получаю обещание, что папа со всем разберется, и узнаю, что никаких новостей по поводу убийцы Лизы пока нет.
– Еще мало времени прошло. – Папа вздыхает и трет переносицу. Я понимаю, его тоже волнует это убийство, и у меня возникает мысль о том, что он, возможно, знает больше, чем говорит. Но я даже не спрашиваю. Он не скажет ничего способного, по его мнению, меня взволновать.
– Мне кажется, его и не будут искать. – Я качаю головой. – Всем лень работать.
– Не будут искать убийцу дочки Ленькова? Ник, ты серьезно? Будут, как миленькие, а если не захотят, то получат такое давление со всех сторон, что очень быстро передумают. Нужно просто немного потерпеть.
– И охранника? – вздыхаю я.
– И охранника, – отзывается папа. – В чем проблема, Ник? Он как-то плохо себя ведет? Лишку себе позволяет? Пристает? Ты скажи мне, и я все решу.
Я думаю. Соблазн сказать какую-нибудь гадость велик, но потом я вспоминаю капельки пота на спине, мягкие, требовательные губы, пахнущие мятой, и качаю головой.
– Нет. Он ведет себя хорошо, образцово хорошо. Просто я не привыкла. Я хочу свободу. Встречаться с друзьями, общаться, пить кофе.
– Ну и пей. Кто же мешает?
– Я всегда с ним.
– Ну представь, что это столб. Робот. Да не знаю… что его нет. Масса вариантов.
– Но он человек и он постоянно рядом. – Я откладываю вилку в сторону и встаю, понимая, что мы просто не слышим друг друга. А объяснять те чувства, которые я испытываю, когда Марк возле меня, папе не стоит.
Пока я решаю, что делать не только с Марком, но и вообще, звонит Дина.
– Мы собираемся в клуб, – говорит в трубку она. – Даже Дашка едет.
Это прямой намек на то, что и мне не отвертеться.
– Но Лиза… – делаю слабую попытку отказаться.