Темный рыцарь

Перевод группы

t.me/darksoulbooks

При поддержке канала:

t.me/bookgossip

1

КАЛЛИ

Я сижу на полу в своей новой спальне с планшетом на коленях, а меня окружают изделия, которые я разработала за последние несколько недель.

Это новое увлечение, вдохновленное фирменными надписями, которые я нанесла на наши розовые женские жакеты еще в октябре для вечеринки в честь Хэллоуина.

Думаю, из той ночи должно было выйти что-то хорошее.

И учитывая все, что недавно произошло с моими новыми подругами, это помогло мне отвлечься от того факта, что они обе с головой окунулись в мой мир и сразу же нашли себе более интересную жизнь.

Возможно, за последние несколько месяцев для меня многое изменилось — я делала то, о чем никогда не думала, испытала то, что, как я думала, мне суждено было пропустить, — но все же я здесь.

Одна.

Возможно, я переехала в логово греха Нико и превратила его в свой маленький кусочек ремесленного рая, но все равно я одна.

Я выдыхаю, задаваясь вопросом, что задумали мои друзья сегодня вечером.

Все они ранее извинились, так что, вероятно, проводят ночь со своими парнями.

На этой неделе все были в состоянии повышенной готовности, максимально напряжены происходящим. Но, как обычно, я не участвую в деталях. Даже сейчас я держусь на периферии. Все, что я знаю, это то, что в нем участвуют отец Джоди и итальянцы. Но что там нового? Оба доставляли неприятности достаточно долго, чтобы их драма стала просто частью нормальной жизни.

Гнев и разочарование клубятся у меня в животе. Во мне горит потребность сделать что-то, чтобы заставить их всех доверять мне, впустить меня так же глубоко, как это делают они.

Я вздыхаю, позволяя своим мыслям переключаться между двумя парнями, ни один из которых не должен занимать место в моей голове. Но, несмотря ни на что, они оба, похоже, поселились здесь за последние несколько месяцев.

Я качаю головой, пытаясь прогнать их. Желание взбунтоваться и вырваться из моей уединенной жизни должно было стать немного забавным. Я не должна была зацикливаться на двух парнях, которых не должна была хотеть.

Как будто он знает, что я думаю о нем, мой телефон вибрирует на ковре рядом со мной.

Ант: Ты занята сегодня вечером?

Я смотрю на сообщение, мои пальцы постукивают по боковой панели телефона, и я жалею, что открыла его.

Он увидит, что я прочитала это, и будет ожидать ответа.

Дело не в том, что я не хочу с ним разговаривать. Я хочу. Я всегда хотела. Но по мере того, как идут недели, вероятность того, что нас поймают, только растет. И теперь, когда война между нашими семьями только обостряется, это делает риск намного более реальным. Я в ужасе. Не так сильно за себя… как за него.

Если — когда — наше время истечет, он единственный, кто будет страдать от боли, проводя время со мной. Больше, чем он уже это делает.

Я до сих пор отчетливо помню тот день, когда Нико и Себ набросились на Анта и Энзо возле кинотеатра только за то, что они тусовались со Стеллой и мной.

Если бы они обнаружили, даже спустя все эти месяцы, что мы все еще общаемся, что мы все еще тусуемся…

Нет.

Это не должно произойти.

Когда-либо.

Они могут подумать, что Ант — враг из-за его итальянской крови, но это неправда.

Ант — хороший парень.

Я знаю, что он такой.

Я чувствую это, когда мы вместе, каждый раз, когда он смотрит на меня. Каждый раз, когда он целует меня…

Калли: Нет. Одна дома. * эмоджи с грустным лицом*

Я сожалею о грустном лице в ту секунду, когда нажимаю отправить, но слишком поздно. Теперь это стало известно, и я уже знаю, как он собирается ответить.

Прыгающие точки начинаются почти сразу.

Ант: Приходи, потусуешься со мной. Я скучаю по тебе.

Волнение зарождается у меня в животе. Я не должна идти. У нас и так мало времени, но я не могу отрицать трепета, который охватывает меня каждый раз, когда я бросаю вызов ожиданиям и провожу время с ним у него дома.

Внутри меня порхают бабочки, когда я рассматриваю возможность пробраться на другой конец города и провести с ним ночь.

Я опускаю взгляд на свой планшет, экран теперь темный и показывает только мое отражение.

Мои волосы убраны назад, на лице нет сегодняшнего макияжа. На мне леггинсы и рождественский джемпер, который я должна была убрать несколько недель назад, но он удобный и теплый, и, честно говоря, мне на самом деле все равно.

Действительно ли я хочу принарядиться и выйти на улицу?

Я думаю о своих друзьях, которые, вероятно, наслаждаются жизнью. Затем я думаю о своих родителях, которых, скорее всего, нет дома, в чем нет ничего нового. И мой брат, который, вероятно, где-нибудь на вечеринке, угощает какую-нибудь бедную, ничего не подозревающую женщину ночью менее чем умопомрачительного секса.

— Фу. — Дрожь пробегает у меня по спине. — К черту это.

Мне бы не помешало немного веселья, немного азарта.

Немного внимания.

Калли: Дай мне час. * улыбающийся смайлик *

Еще один трепет пронзает меня, когда я вскакиваю. Я не уверена, что когда-нибудь привыкну к тому азарту, который я получаю от восстания против всех правил и ожиданий, которые были возложены на меня.

Если бы я только знала, что такое развлечение существовало раньше.

Оставляя все на своих местах, я снимаю одежду и иду прямо в душ, чтобы освежиться.

Я скребу каждый дюйм своего тела и брею все необходимые части. Как только я выхожу и вытираюсь, я втираю в кожу свой любимый увлажняющий крем с приятным запахом.

Чувствуя себя хорошо, я достаю свое самое сексуальное нижнее белье — которое не такое уж сексуальное, но, по крайней мере, кружевное, а не хлопковое — и роюсь в своем гардеробе в поисках чего-нибудь подходящего.

С тех пор, как Стелла и Эмми вошли в мою жизнь, мой гардероб значительно улучшился. Они повлияли не только на то, как я действую, но и на то, как я выгляжу. Стелла была той, кто убедила меня избавиться от светлых волос, которые мама требовала, чтобы я сохранила, хотя в глубине души я жаждала попробовать что-нибудь потемнее и обрезать длину, которая, по словам мамы, была красивой, как у принцессы.

Я не хотела быть принцессой. Хорошая девочка, которая делала, как ей говорили, и жила самой скучной жизнью в мире, находясь взаперти в своем замке.

Я хотела испытать жизнь, как Нико. Я хотела раскрасить город в красный цвет, уйти в загул, быть подростком или, по крайней мере, иметь возможность сделать это.

Довольная своим отражением, я снова приглаживаю волосы и засовываю ноги в угги.

Схватив свою сумку, я бросаю в нее телефон и выхожу через свой новый черный ход.

Отъезд Нико был одной из лучших вещей, которые произошли со мной. Мне нравится иметь свое собственное пространство, свою собственную дверь, свою свободу. Даже если в большинстве дней я не пользуюсь этим, учитывая, что мне нечего делать. Достаточно просто знать, что у меня это есть, что мои родители наконец-то доверяют мне, хотя бы немного.

Путешествие в итальянскую часть города занимает больше времени, чем я ожидала, и по дороге я получаю не одно сообщение от Анта, спрашивающего, приеду ли я.

Его нетерпение увидеть меня заставляет меня улыбнуться, когда я останавливаюсь на улице, через дорогу от переоборудованного склада, который он называет своим домом.

Все остальные паркуются прямо перед зданием. Но, проскальзывая через деревья сзади, это позволяет мне забираться внутрь и выходить незамеченной в течение последних нескольких месяцев.

В ту секунду, когда я выхожу из машины, скрытая в тени, я вижу его, стоящего под уличным фонарем рядом с просветом между деревьями.

— Привет, незнакомка, — выдыхает он, делая шаг мне навстречу. — Я скучал по тебе.

Его рука скользит по моей шее сзади, и его губы касаются моих в сладчайшем из поцелуев.

Впрочем, такой уж Ант. Все, что он делает, мило и вдумчиво.

Ничего похожего на него.

Ант никогда бы не прикоснулся ко мне, не поцеловал меня, не взял бы меня так, как он сделал той ночью.

Это причина, по которой я все еще жажду его?

Тьма, которую он показал мне. Удовольствие.

Он взял то, что хотел, то, что, как он знал, мне было нужно — хотя я не уверена, откуда он узнал, — и дал мне то, что я никогда не смогу забыть.

— Прости, я был так занят, — шепчет он, отстраняясь, обхватывая мою челюсть ладонями и заглядывая мне в глаза.

— Все в порядке, я понимаю. — И я действительно понимаю. Он работает на семью Мариано, но он также учится на первом курсе университета и находится на последнем этапе подготовки к экзаменам. Я понимаю, почему ему нужно поставить это на первое место. Почему он должен ставить свою семью на первое место, потому что если он этого не сделает, и кто-нибудь узнает, что это из-за меня, из-за Чирилло…

Я отталкиваю реальность, пытаясь сосредоточиться на нем, когда он берет меня за руку и переплетает наши пальцы.

— Пошли, я уже заказал еду.

Мой желудок урчит по сигналу.

— Извини, что я так долго; движение было ужасным.

— Теперь ты здесь, — говорит он, поднося наши соединенные руки к своим губам.

Все внутри меня расслабляется в его присутствии. Это одна из многих причин, по которым я знаю, что мои брат и кузен неправы.

Ант не играет со мной. Он не пытается добыть информацию о нас, о нашей Семье. Он никогда даже не спрашивал меня о моей жизни вне школы или обычных вещах. Он никогда не давал мне никаких оснований полагать, что хочет чего-то большего, чем просто провести время со мной… ну, может быть, кое-что еще. Но он всегда был джентльменом и придерживался моего темпа.

В первый раз, когда мы тусовались после Хэллоуина, когда он попытался приставать ко мне, я сказала ему, что хочу не торопиться, и он принял мою просьбу без возражений, хотя я знала, что он хотел пойти дальше. Это показало мне, что он хотел поставить мои потребности выше своих собственных.

Я хотела этого. Быть с ним вот так физически. Но после него, я просто не могла.

Я бы сравнивала все, а потом застряла бы в собственной голове с тем, как он это сделал.

Мне просто нужно было время, чтобы выкинуть его и мысли о той ночи из головы, как, казалось, он сделал в ту секунду, когда вышел за дверь.

Больно было узнать, кем он был, и наблюдать, как он забывает, что это когда-либо было. Видеть его позже тем вечером, когда Себ и Тоби лежали на больничных койках, было пыткой, но это никак не повлияло на то, что он посмотрел на меня так, как в любой другой день, кивнул в знак приветствия, а затем ушел, как будто я не кончила ему на лицо всего несколько часов назад. Черт возьми, он, вероятно, все еще мог попробовать меня на вкус, но он отмахнулся от меня, как от пустяка.

Как будто я была прискорбной ошибкой, о которой он, к счастью, никогда больше не вспомнит.

— Что случилось? — Спрашивает Ант, чувствуя смену моего настроения.

— Ничего, — говорю я, натягивая улыбку. — Просто это была долгая неделя.

— Что ж, тогда ты пришла в идеальное место для отдыха.

Мы выходим из-за деревьев с задней стороны здания и обнаруживаем, что окно в квартиру Анта на первом этаже открыто и готово к приему гостей.

— Разве ты не хотел потусоваться с парнями сегодня вечером? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся у окна.

— Вместо того, чтобы провести время с тобой? Ни за что, — выдыхает он мне в ухо, подходя прямо ко мне сзади и прижимаясь всем своим телом к моему.

Я в глубоком обмороке, когда его руки касаются моих боков, наконец останавливаясь на изгибе моей талии, чтобы помочь мне пролезть через окно в его комнату.

Это должно быть ярким сигналом тревоги, что я не могу просто войти через парадную дверь, чтобы быть с ним. Этого должно быть достаточно, чтобы сказать мне, какая все это глупая идея. Но это меня не останавливает.

Проводить время с Антом так просто. Он заставляет меня улыбаться, смеяться. Он не воспринимает жизнь слишком серьезно, несмотря на уродство того, с чем мы связаны из-за наших фамилий, и он заставляет меня чувствовать себя важной, достойной, сексуальной.

— Мне нравится эта юбка на тебе, Кэл, — говорит он мне, когда я забираюсь внутрь и жду, когда он присоединится ко мне.

— Спасибо, — говорю я, мои щеки горят от комплимента. Я знала, что ему это понравится. Она короткая, и я приняла, возможно, опасное решение отказаться от колготок или леггинсов. Это может быть немного опрометчиво и, возможно, посылает ему неправильный сигнал, учитывая, что я продолжаю говорить ему, что хочу подождать. Но сегодня вечером я чувствовала себя особенно бунтарской, и я жажду ощущения, что меня хотят.

Он заставляет мою кровь закипать, а желудок дико трепещет, когда он смотрит на меня так, как будто я единственная девушка в мире.

Я едва замечаю аромат китайской кухни, который наполняет комнату, когда он закрывает окно и поворачивается ко мне, сокращая пространство между нами.

— Привет, — снова говорит он, кривая улыбка растягивает уголок его губ.

Мой желудок сжимается, когда он снова тянется ко мне.

Его пылающая рука обвивается вокруг моей шеи, когда он наклоняет голову.

Мои глаза закрываются, когда его губы касаются моих.

— Черт, я скучал по тебе, Солнышко.

— Ант, — стону я, моя рука обвивается вокруг его талии и притягивает его ближе.

Он оставляет нежные поцелуи на моих губах, прижимая меня спиной к стене и кладя руку рядом с моей головой.

Я задыхаюсь, когда его твердое тело прижимается к моему, свидетельство того, насколько сильно он сдерживает себя, более чем очевидно, прижимаясь к моему животу.

Он максимально использует мои приоткрытые губы и погружает свой язык внутрь, движению, которому я нетерпеливо подражаю, быстро теряясь в его одурманивающих поцелуях.

Мы не расстаемся, пока оба не начинаем задыхаться и хватать ртом воздух.

— Я думаю, нам стоит поесть, а?

Я подавляю желание сказать ему, что не так уж сильно хочу есть, и с сожалением отпускаю его, когда он отрывается от моего тела.

Подняв руку, он откидывает свои темные волосы со лба. Его щеки раскраснелись, а губы припухли от нашего поцелуя.

Он выглядит сексуально. Я имею в виду, он всегда горяч, в его жилах течет сексуальная итальянская кровь. Высокий, темноволосый и, о, такой красивый.

Быстрое движение его груди отвлекает мой взгляд от его прикрытых глаз, прежде чем они опускаются ниже, к более чем очевидной выпуклости на его джинсах.

Мои пальцы сжимаются в кулаки.

Было бы так легко прямо сейчас подойти к нему и сказать, что я хочу этого — его. Что я сыта по горло ожиданием и, наконец, сдаюсь, чтобы заменить свои воспоминания о той темной комнате той ночью, о его прикосновениях Антом.

Это то, что сделал бы любой здравомыслящий человек несколько недель назад.

Однако, по-видимому, это не то, кем я являюсь, когда речь идет об этих двоих.

— Черт, — шипит он, наклоняясь, чтобы привести себя в порядок и поворачиваясь к пакетам с едой навынос.

Я пытаюсь найти, что сказать, придумать оправдание тому, почему я постоянно воздвигаю барьер между нами.

Я неловко стою, все еще прижимаясь спиной к стене, пока он вытаскивает контейнеры и ставит их на поднос.

Когда он наконец поворачивается, его лицо снова расслаблено, а на губах играет мягкая улыбка.

— Все в порядке, Кэл, — прямо говорит он мне. — Я понимаю.

Я улыбаюсь ему в ответ, пораженная его пониманием, но в то же время желая, чтобы он не был таким внимательным. Часть меня хочет, чтобы он отбросил осторожность, подхватил меня на руки и просто взял то, что хочет. Чтобы пробиться сквозь стену, которую я продолжаю возводить, и разорвать ее в клочья.

— Иди поешь. Хочешь выбрать фильм для просмотра?

Я перевожу взгляд с него на поднос с едой, затем на массивный пятидесятидюймовый телевизор, который он прикрепил к стене, и качаю головой. — Нет, ты можешь выбирать.

Я забираюсь к нему на кровать, откидываясь на спинку, когда он опускает поднос и садится с другой стороны, передавая мне вилку.

Как только он берет пульт, с другой стороны двери раздается оглушительный рев.

Все мое тело замирает от осознания того, что враг — враг моей семьи — находится всего в одной комнате от меня. Черт возьми, о чем я думаю… Ант — враг.

Но когда нас только двое, наши фамилии, наши связи не имеют значения.

— Все в порядке, — говорит он, протягивая руку и разжимая мои кулаки. — Они все смотрят какой-то бой. Наверное, становится немного жарко.

Причина, по которой я должна забираться в его комнату через окно, заключается в том, что, чтобы попасть туда через парадную дверь, нам пришлось бы пройти через огромную комнату, которую младшие члены семьи Мариано превратили в огромную берлогу.

Находиться здесь опасно, но мы решили, что это безопаснее, чем находиться на публике, где нас может увидеть кто-нибудь из членов любой Семьи.

Здесь мы заперты в его комнате, где никто не должен нас беспокоить.

Что ж, это то, на что мы надеемся.

— Ты не хочешь смотреть? — спрашиваю я, снова чувствуя, что своим присутствием здесь я отдаляю его от друзей.

Опуская пульт, он просто смотрит на меня.

— Нет, Калли. Я бы не предпочел быть там с кучей потных, злых придурков, когда я мог бы быть здесь с тобой.… в этой юбке. — Он прикусывает нижнюю губу и шевелит бровями.

— Ты идиот.

Он пожимает плечами, словно ему на все наплевать, и он бесстыдно разглядывает мои ноги.

— Ешь, Солнышко. У меня есть планы на тебя сегодня вечером.

Волна жара пробегает по моему телу, сжигая меня изнутри.

— Твои родители не ждут тебя дома, верно?

Я усмехаюсь. — Ты думаешь, они вообще заметили, что меня нет дома?

Он грустно улыбается мне, но я знаю, что он понимает. Имея старшего брата, который почти всю свою жизнь был в центре внимания, он понимает, каково это — жить в тени и от него ожидают определенного поведения. Единственная разница в том, что теперь от него ожидают, что он сделает шаг вперед и станет солдатом.

Однако от меня ожидают, что я буду делать что? Найду симпатичного греческого парня и рожу несколько будущих солдат?

Я разочарованно выдыхаю.

— Тогда хорошо, что я позвал тебя. Мы бы не хотели, чтобы ты была дома одна. — Его слова сочатся похотью.

— Я просто работала, — говорю я, обливая холодной водой ход его мыслей.

— Конечно, работала. — Он многозначительно шевелит бровями.

— Ты кошмар.

— Тебе это нравится, — возражает он, наконец-то снова беря пульт и нажимая «Воспроизвести» фильм номер один, который вышел на Netflix. У меня даже не было возможности посмотреть, что это такое, кроме того, что это выглядит довольно романтично. Не то чтобы у меня были проблемы с этим. Я просто не могу представить, чтобы ему это нравилось.

Схватив один из контейнеров и вилку, Ант накалывает кусочек измельченной курицы и протягивает его мне.

— Твое любимое, — бормочет он, когда я приоткрываю губы, принимая это от него.

Благодарный стон вырывается из моей груди, когда вкус взрывается у меня во рту, и он наблюдает, как я высовываю язык, чтобы слизнуть соус.

— Ты знаешь, как трудно было сосредоточиться на этой неделе, зная, что я не мог тебя видеть?

— Ант, — вздыхаю я, желая, чтобы он не говорил мне таких глупых вещей.

Мне это действительно нравится, но это просто огромное напоминание о том, что независимо от того, что мы на самом деле чувствуем друг к другу, это никогда не сработает. Наши родители никогда бы этого не допустили.

Он улыбается мне, отказываясь иметь дело с нашей реальностью, и вместо этого мы просто тайно проводим время вместе, наслаждаясь друг другом.

Фильм разворачивается на заднем плане, но никто из нас не обращает на него внимания, пока мы едим и говорим, о чем угодно, кроме наших семей.

Он рассказывает мне об университете и предстоящих экзаменах, пока я неохотно болтаю о школе и своих занятиях. Я ненавижу говорить о школе или даже думать о ней на самом деле.

Все было нормально, когда это была просто средняя школа, но сейчас мы в шестом классе, все ожидают, что я буду знать, что я делаю со своей жизнью, и, по правде говоря, я понятия не имею.

Я никуда не вписываюсь. Я в лучшем случае посредственна по всем своим предметам. Я неплохая гимнастка и болельщица, но это не совсем вариант для карьеры.

Ничто не является таковым.

И я не хочу быть мамой-домохозяйкой. Да, однажды я захочу детей, но это не единственное, чего я хочу.

Я хочу жить своей собственной жизнью. Иметь цель. Карьеру. Я просто пока не знаю, как это может выглядеть.

— Эй, — говорит Ант, отрывая меня от моих мыслей. — Ты закончила? — спрашивает он, кивая на почти пустой поднос между нами.

— Д-да, — говорю я, мой взгляд опускается на последний блинчик с начинкой.

Злая улыбка подергивается на его губах, когда он поднимается с кровати и ставит поднос на пол.

Подойдя к выключателю, он немного приглушает свет, затем поворачивается обратно ко мне, останавливаясь, чтобы пробежаться взглядом по моим ногам, которые я вытянула перед собой.

Он быстро сокращает пространство между нами и наклоняется, хватая что-то, прежде чем вернуться ко мне на кровать и оседлать мои ноги.

— Хочешь это? — спрашивает он, поднимая блинчик с начинкой между нами.

Он проводит им по моей нижней губе, его глаза следят за его путешествием.

— Д-да, хочу, — говорю я, задаваясь вопросом, говорим ли мы все еще о еде прямо сейчас.

— Тогда откройся пошире, — говорит он, ожидая, когда мои губы разомкнутся.

В ту же секунду, как они это делают, он запихивает мне его в рот и наблюдает, его глаза темнеют, когда я обхватываю его губами и кусаю.

— Черт возьми, Солнышко, — ворчит он. — Ты понятия не имеешь, насколько ты, горяча, не так ли?

Я улыбаюсь, прожевывая, прежде чем наблюдать, как он крадет другой конец блинчика и бросает его в рот.

— Ложись на спину, — выдыхает он, мягко толкая меня в плечо, пока я не оказываюсь именно там, где он хочет, под ним на его кровати.

Мое сердце громыхает в груди, когда я смотрю на него.

— Все, что тебе нужно сделать, это сказать слово, и я остановлюсь, ты знаешь это, верно? — спрашивает он.

— Я доверяю тебе, — выдыхаю я.

На его губах появляется улыбка, от которой у меня скручивает желудок и сжимаются бедра. Потянувшись за спину, он одним плавным движением стягивает с себя рубашку, что мало что делает с желанием, которое уже струится по моим венам.

Я не в первый раз вижу его без рубашки. Он и раньше доставлял мне удовольствие наблюдать за ним, даже прикасаться к его безумно вырезанному торсу, и что-то подсказывает мне, что я не очень хорошо скрывала, как сильно мне это нравится.

Не в силах остановиться, я протягиваю руку, проводя кончиками пальцев от его груди вниз к поясу.

Движением, о котором я бы никогда даже не подумала, если бы уже не была пьяна от него, я просовываю пальцы ему под пояс и притягиваю его ближе, нуждаясь в большем.

— Поцелуй меня, — требую я.

— Как будто тебе нужно просить, Солнышко.

Его губы опускаются на мои, его мускулистое тело опускается и вдавливает мое гораздо меньшее в матрас. Мои ноги автоматически обвиваются вокруг его талии, прижимая нас друг к другу, когда он целует меня, как будто я воздух, необходимый ему, чтобы выжить.

Моя кожа горит от желания, когда его рука проскальзывает под мой джемпер, его пальцы скользят по моим ребрам.

Его бедра двигаются, его твердая длина трется о мое лоно, посылая наслаждение, пронизывающее меня насквозь.

— Черт, Калли, — стонет он, отрывая свои губы от моих и покрывая поцелуями мою челюсть и спускаясь вниз по шее. — Ты меня так заводишь.

По моей коже пробегают мурашки, когда он посасывает мою шею, задевая чувствительную кожу зубами.

— Ант, Боже, — стону я, мои ногти царапают его спину.

Он целует мою грудь, открытую глубоким вырезом джемпера, прежде чем скользнуть рукой выше и обхватить мою грудь.

Моя спина выгибается от потребности в большем.

— О Боже, — стону я, когда он щиплет мой сосок через кружево лифчика.

— Мне нравится смотреть, как ты кончаешь. Это все, о чем я был в состоянии думать на этой неделе.

Это не первый раз, когда у нас все заходит так далеко, но никогда дело не заходило дальше того, что он снимал рубашку и трахал меня насухо, пока я не разбивалась вдребезги, в то время как он, вероятно, вот-вот кончит в штаны.

Каждый раз, когда он заставлял меня кончить, меня переполняло чувство вины за то, что я не ответила ему взаимностью, но он всегда уверял меня, что все в порядке, и он не настаивал на большем.

Такой чертовски милый.

Это должно быть все, чего я только могла желать. Но в моей голове всегда есть кто-то другой. Кто-то, кто не собирался так просто меня отпускать. Кто-то, кто собирался забрать все.

Немного приподнимаясь, Ант задирает мой джемпер, обнажая живот и бюстгальтер.

— Черт, это сексуально, — бормочет он, проводя пальцем по кружевному краю.

Тихий, нуждающийся стон срывается с моих губ.

— Еще? — спрашивает он со злым блеском в глазах.

Я колеблюсь секунду, и он видит это, но, к счастью, на этот раз он не задает мне вопросов. Вместо этого он стаскивает джемпер с моего тела, бросая его на пол вместе со своим. Он снова опускает голову и прижимается губами к выпуклости моей груди, просовывая пальцы под ткань и обнажая меня.

Его глаза все время удерживают мои, говоря мне, что я могу остановиться, когда захочу. Но даже если бы я захотела, я была бы неспособна произнести это слово, наблюдая, как его полные губы обхватывают мой сосок.

Весь воздух вырывается из моих легких, когда его тепло окружает меня.

— О, черт, — ахаю я, когда он жестко сосет.

Он дразнит меня до тех пор, пока я едва могу это выносить, когда мое тело приближается к разрядке, его бедра все еще медленно двигаются по мне.

Когда мои пальцы запутываются в его волосах, прижимая его к себе, он начинает целовать ниже, по нежной коже моего живота, прежде чем погрузить свой язык в мой пупок.

Мой желудок сильно сжимается, когда я читаю намерения в его глазах.

— Я хочу попробовать тебя на вкус, Калли. Скажи мне, что я могу, — он почти умоляет.

Я бездумно киваю, и самая захватывающая улыбка появляется на его губах за мгновение до того, как он падает на живот между моих ног.

О Боже.

Я зажмуриваю глаза, когда он запускает руку мне под юбку и обхватывает пальцами края моих трусиков.

Сделав глубокий вдох и придав этим немного уверенности, я приподнимаю бедра как раз в тот момент, когда за дверью раздается грохот.

Наши взгляды встречаются, и мое сердце подскакивает к горлу.

— Все в порядке, — уверяет меня Ант, сбрасывая мое нижнее белье на край кровати. — Вероятно, они просто напились, и победил не тот парень.

Я киваю, веря, что он не сделает ничего, что в конечном итоге приведет к тому, что нас поймают, или еще хуже.

— Игнорируй их.

Я снова киваю, прикусывая нижнюю губу, когда он прижимает ладони к чувствительной коже внутренней поверхности моих бедер и широко раздвигает меня для себя.

Его глаза задерживаются на мне на несколько секунд, пока хаос, кажется, продолжается за дверью, но я делаю, как он предложил, и просто сосредотачиваюсь на нем, на нас.

Довольный тем, что я все еще здесь, с ним, в данный момент, он отводит от меня взгляд, возвращаясь туда, где был до того, как мы отвлеклись.

— Черт, — шипит он. — Ты идеальна.

Он облизывает губы, как будто ему только что вручили огромную миску с его любимым десертом, и бросается вперед, но у него так и не появляется шанса вступить в контакт, потому что дверь его спальни распахивается.

Я поспешно сажусь, тянусь за чем-нибудь, чтобы прикрыться, когда Ант рявкает: «Пошел нахуй…»

Но все рушится вокруг меня, когда мои глаза встречаются с человеком, стоящим в дверях, его глаза прикованы к моим.

Его лицо — все та же жесткая, холодная маска, к которой я более чем привыкла, но его глаза… они не просто смертоносны, они пылают презрением, желанием сжечь все это место дотла и устроить на его месте ад.

— Деймон?

2

ДЕЙМОН

Сегодняшняя ночь была… Черт. Я провожу рукой по лицу, думая о развернувшихся событиях.

Мы знали, что Джонас был в полной заднице. Но я не думаю, что кто-то из нас действительно оценил, насколько он был чертовски сумасшедшим.

Тоби был непреклонен в том, что Джонас причинил бы вред Джоди и Джоанне, и, хотя я надеялся, что он этого не сделает, прошлое, от которого пострадали Тоби и Мария, определенно указывает на тот факт, что Джонас более чем счастлив причинять вред собственной семье.

Мы просто надеялись, что с Джоди будет по-другому. Но тогда с чего бы ей волноваться? Он отправил своего собственного сына на гребаную бойню, натравив его на нас.

Действительно ли у него было так мало веры в солдат, которых он помогал обучать?

Я качаю головой, откидываюсь на спинку стула и на мгновение закрываю глаза.

Образ этих домов, взрывающихся прямо перед нами, заполняет мой разум, наряду со слишком свежей паникой, которую я почувствовал в те несколько мгновений, когда не знал, все ли мы выбрались.

Может, я и аутсайдер в нашей маленькой группе, но, черт возьми, если я хочу видеть, как кому-то из них причиняют боль. Или чтобы Джонас и итальянцы что-то у нас отняли. Не тогда, когда мы так усердно работали, чтобы их уничтожить.

В то время как Дэмиен, босс, и Эван, младший босс, разбирались с дерьмом со Жнецами и Волками, в котором недавно оказались Тео и Эмми, мой отец сосредоточил свои усилия на итальянцах.

После того, как они признались, что работали на Джонаса в ночь последней драки на трассе, которая вспыхнула — в буквальном смысле — они притихли.

Чертовски тихо.

И мы обнаружили, что для этого была очень веская причина, когда папе удалось подсадить змею и раскрыть их планы по захвату наших предприятий, которые граничат с их частью города.

Они пытались в прошлом году в закусочной Марко, но потерпели неудачу. Мы надеялись, что они, возможно, сдались, но, похоже, это было принятие желаемого за действительное. Они только что вернулись к чертежной доске и разработали план, который включал в себя большую преднамеренную потерю крови с обеих сторон.

Просто жаль, что они не воспользовались последними планами Джонаса. Это могло бы избавить Тоби от еще одной недели страданий от рук этого извращенного ублюдка.

Неудивительно, что мир, существовавший между двумя семьями годами, был разрушен так скоро после того, как Рикардо занял пост босса, а его отец ушел в отставку из-за плохого состояния здоровья. Он всегда был неуравновешенным, жаждущим власти. Рано или поздно он неизбежно втянул бы нас в войну.

Я бросаю взгляд на машину, припаркованную рядом с моей, и встречаюсь взглядом с Тео. Жажда крови к этим ублюдкам, которые пытаются забрать то, что принадлежит нам, светится в его глазах так же ярко, как, я знаю, в моих.

Мы припарковались на улице напротив склада итальянцев. Остальные наши солдаты расставлены с интервалами вокруг здания, ожидая второго сигнала от моего отца.

Это не их главная штаб-квартира, но, судя по разведданным, которые нам удалось раздобыть, именно там сегодня находится большинство из них. Достаточно, чтобы отправить сообщение, по крайней мере, Рикардо.

Доставая оружие из бардачка, я дважды проверяю, заряжен ли каждый из моих пистолетов, прежде чем засунуть два за пояс, а еще один — в наплечную кобуру под курткой. Запасные патроны рассовываются по моим карманам, прежде чем я пристегиваю один нож к лодыжке и убираю другой в кобуру.

Затем я жду.

В ту секунду, когда мой телефон звонит и на экране появляется имя отца, я открываю дверь и вылезаю, в то время как Тео, Себ, Нико и мой близнец Алекс делают то же самое, прежде чем появляется Тоби.

Я делаю двойной дубль, не ожидая увидеть его здесь после проведенной им ночи. Но я не позволяю его присутствию отвлекать меня. Если он хочет помочь донести это, как мы надеемся, кровавое послание до итальянцев, он более чем желанный гость. Я киваю в их сторону, но мое внимание сосредоточено исключительно на здании перед нами.

Насколько нам известно, это будет засада. Но, несмотря на то, что у нас был «крот» в их рядах, было бы глупо думать, что эта атака могла не дойти до них. Недавние события являются достаточным доказательством того, что мы, возможно, просто проявляем лояльность не в тех местах. Два почти мертвых тела, которые мы в настоящее время запираем, являются достаточным доказательством этого.

Мы окружаем здание, прячась в тени, прежде чем получим последний сигнал.

Улыбка появляется на моих губах, когда мы врываемся внутрь с поднятыми ружьями и обнаруживаем, что итальянцы не могли быть менее неподготовленными к этой атаке.

Тупые ублюдки пытаются защититься, но они слишком медлительны, так как мы с парнями расправляемся с ними без особых усилий.

Алекс, Нико и Себ нападают на них с кулаками, в то время как Тео, Тоби и я используем наши пистолеты с глушителями, гарантирующими, что на нас не нападет кто-нибудь из их членов, которые могут прятаться в своих комнатах.

Мы не стреляем на поражение. Мы здесь не для этого. Мы здесь, чтобы передать сообщение. Чтобы подчеркнуть, что мы всегда на шаг впереди них, и что, если бы мы хотели сократить их численность, мы могли бы легко это сделать.

— Идите проверьте все комнаты, — кричит папа на нас шестерых, когда становится ясно, что мы контролируем маленькую вечеринку, которую они устраивали.

Отворачиваясь от других его солдат, которые наводят порядок, который мы оставили после себя, мы разделяемся, трое наверху и трое внизу.

Я направляюсь к первой двери, в то время как Алекс и Нико обгоняют меня, чтобы открыть следующие две.

Я нажимаю на ручку, но она не поддается.

Предполагая, что она пуста, я почти ухожу, но что-то останавливает меня.

Я понятия не имею, что это такое, но ощущение неуверенности в моем нутре означает, что я врезаюсь плечом в светлое дерево, наваливаясь на него всем своим весом.

Замок практически расплавляется под действием силы, и дверь распахивается, открывая взору ноги парня, свисающие с края кровати, совершенно очевидно, что он занят чем-то важным.

Легкая ухмылка кривит мои губы, и я вхожу в комнату, когда парень садится и рявкает: «Пошел нахуй», но в ту секунду, когда наши взгляды встречаются, и он понимает, кто только что вошел, его слова немедленно обрываются.

Умный парень.

Но радость от того, что мое внутреннее чутье оказалось верным, длится всего долю секунды, потому что я делаю шаг вглубь комнаты, и мой взгляд останавливается на женщине с этой итальянской пиздой между ног.

Она замирает в шоке, когда наши взгляды встречаются, и между нами возникает нечто похожее на молнию.

— Деймон, — выдыхает она, внезапно переходя к действию, забираясь на кровать и пытаясь прикрыться.

Но слишком поздно, я уже видел это.

Я уже видел ее с другим гребаным парнем, гребаным итальянцем, собирающимся…

— Ты, блядь, умрешь за это. — Мой голос холоден, холоднее, чем я сам осознаю, когда слова срываются с моих губ, и я поднимаю руку, целясь из пистолета прямо ему в голову.

— Деймон, нет, — кричит Калли, вскакивая с кровати, но она слишком медлительна.

Еще до того, как ее ноги коснулись пола, я нажимаю на спусковой крючок, отправляя Антонио Санторо обратно в стену.

— Нееет, — кричит она, но я не даю ей шанса оглянуться и посмотреть, куда я его ударил. Я падаю перед ней на колени и перекидываю ее тело через плечо, выводя ее из комнаты, в то время как она кричит позади меня, ее крошечные кулачки врезаются в мою задницу.

Только мой отец поднимает глаза, когда я прохожу мимо всех окровавленных и изломанных тел, которые он и его ребята собирают. Когда Калли висит у меня за спиной, перевернутая вверх тормашками, я не беспокоюсь, что он узнает ее, и когда он даже не удостаивает женщину, нависшую над моим плечом, второго взгляда, я продолжаю двигаться, вытаскивая ее к чертовой матери из этого дерьмового шоу.

Она не перестает кричать и драться, даже когда я останавливаюсь рядом со своей машиной и ставлю ее на ноги.

— Какого хрена ты делаешь? — кричит она, ее руки летят в мою сторону, нанося удары везде, до чего она может дотянуться.

Слезы струятся по ее щекам, покрывая их черным макияжем, когда она стоит там в одном лифчике и крошечной юбке.

Черт. Она никогда не выглядела лучше.

Мой член ноет, когда образы той ночи мелькают в моей голове, как гребаный фильм.

Я был так близок. Так чертовски близок к тому, чтобы получить то, чего я позволял себе жаждать все эти гребаные годы.

Калли Чирилло.

Моя одержимость.

Моя зависимость.

Моя единственная гребаная слабость.

— Остановись, — кричу я, моя рука нащупывает ее горло, когда я прижимаю ее спиной к машине.

Ее крики прекращаются, когда ее подбородок опускается в шоке.

— Прекрати, блядь, орать, — киплю я, бросаясь прямо ей в лицо. — Если только ты не хочешь, чтобы все остальные здесь увидели, что ты выглядишь как маленькая грязная шлюха.

У нее перехватывает дыхание от моих злобных слов за секунду до того, как ее ладонь касается моей щеки.

Боль разливается по моей коже. Это только подпитывает гребаного дьявола, который живет внутри меня.

Ее грудь вздымается, когда она смотрит на меня.

— Я ненавижу тебя, — шипит она сквозь рыдания, которые все еще сотрясают ее тело. — Я чертовски ненавижу тебя, и я никогда не прощу тебя за это. Никогда.

На моих губах появляется улыбка.

Я всегда думал, что мне нужно услышать именно эти слова. Слова, которые могут разрушить власть, которую она всегда имела надо мной. Но, стоя здесь перед ней, чувствуя, как под моими пальцами грохочет ее пульс, я понимаю, что они даже близко не подошли к тому, чтобы разорвать то, что было между нами.

Во всяком случае, это только делает мою одержимость, мою потребность доказать, что она неправа, завладеть ею, черт возьми, еще более иррациональной.

Я годами говорил себе, что, если буду сохранять дистанцию между нами, она уменьшится. Я бы нашел кого-нибудь другого, на ком сосредоточил бы свои усилия, свои темные, извращенные желания.

Но этого так и не произошло.

С тех пор, как нам исполнилось шесть лет, это всегда была Калли.

И до той ночи это был мой самый темный секрет.

Который я был готов унести с собой в могилу, чтобы дать ей жизнь, которой она заслуживает, позволить ей найти мужчину, которого она заслуживает.

Потому что это уж точно не такой испорченный, холодный засранец, как я.

Но что-то сломалось во мне той ночью.

Что-то, что я не могу объяснить даже сейчас.

И я до сих пор не могу решить, было ли это лучшим или худшим, что когда-либо случалось в моей жизни.

— Садись в гребаную машину, Каллиста.

— Пошел ты, — выплевывает она, снова влепляя мне пощечину и издавая громкое рычание глубоко в моем горле.

— Ты играешь с огнем, — предупреждаю я ее за две секунды до срыва. И это означает, что я либо собираюсь выбить из нее гребаную жизнь, либо получить то, что должен был получить той ночью, прямо здесь, у моей машины, на глазах у ее брата и остальных парней.

— Тогда смотри, как я горю, придурок.

Протягивая руку, я распахиваю заднюю дверцу своей машины и, все еще держа ее одной рукой за горло, другой хватаю за талию и бросаю внутрь.

— Ты не можешь этого сделать, — кричит она.

— Я думал, ты знаешь, красавица, — усмехаюсь я. — Я могу делать все, что, черт возьми, захочу.

— Ты гребаный псих.

— Я знаю. Это весело, не так ли?

Улыбка, которой я одариваю ее, полна злобы, но под ней нет ничего, кроме желания.

Захлопнув дверь, я запираю замки, прежде чем у нее появляется шанс сбежать. Затем я быстро открываю водительскую дверь, прежде чем сесть в машину, и нажимаю на акселератор, прежде чем кто-нибудь увидит, как я уезжаю с ней.

Возможно, я был бы готов раскрыть ей уровень своей одержимости маленькой девочкой, которая помогла мне много лет назад, но, черт возьми, я не позволю никому другому увидеть, что мне что-то не безразлично.

3

КАЛЛИ

Почти бесшумный выстрел, раздающийся в комнате, вырывает крик из моего горла.

Голос пугает меня, и мои глаза распахиваются.

— Что за—

Я пытаюсь сесть, но мои руки застряли за головой.

У меня в голове все путается, действительно чертовски путается.

Я все еще пытаюсь сосредоточиться, пытаюсь вызвать воспоминания о том, как я очутилась на кровати Анта с его головой…

Все врезается в меня с силой грузовика, и я дрыгаю ногами, пытаясь еще раз подняться.

Ант.

Деймон.

Выстрел.

— Нееет, — кричу я, мое сердце колотится так сильно, что в голове еще больше путается. — Деймон, — кричу я.

Тишина.

— ДЕМОН! ДЕМОН! — Я выкрикиваю его имя до хрипоты в горле, но ничего не происходит. Никто не приходит.

Поднимая взгляд к изголовью кровати, я обнаруживаю, что мои запястья были связаны галстуком, и когда я вспоминаю, что он вытащил меня со склада в одном лифчике и юбке, я смотрю вниз на то, что на мне надето.

— Господи, — бормочу я, рассматривая черную мужскую рубашку, которая сейчас на мне.

Он, блядь, переодел меня?

— Деймон, — кричу я еще раз, но, как я и ожидала, ничего не происходит.

Он либо игнорирует меня, либо оставил меня здесь. Где бы это ни было.

Я оглядываю комнату, пытаясь найти что-нибудь, что могло бы подсказать мне, где я нахожусь.

Стены белые, а мебель из темного ореха. Все это выглядит дорого, но, конечно, это не квартира Деймона.

Я бы ожидала, что она будет такой же черной, как у Тео, под стать его душе.

Рыдание подступает к моему горлу, когда я думаю об Анте.

Это то, куда ушел Деймон? Чтобы привести в порядок свое тело?

Перекатываясь на живот, я зарываюсь лицом в подушку и даю волю слезам, оплакивая то, что все равно никогда не могло быть моим.

Я никогда не хотела этого, но я знала, что это был риск, на который мы оба шли.

Мы оба были наивны, думая, что нас не поймают.

Я просто никогда не представляла, что это будет он.

Деймон.

Мой Бэтмен.

Мои слезы только усиливаются, когда я вспоминаю ту ночь и то, как он избегал и игнорировал меня с тех пор.

Он знал, что я узнала его, но ни разу не попытался заговорить со мной об этом.

Было больно осознавать, что он так сильно сожалел об этом, когда я искренне верила каждому слову, которое он сказал мне той ночью.

Я знала, что приближаться к Анту после того, как узнала, что он был частью семьи Мариано, было плохой идеей. Но он был таким милым. Он видел во мне просто Калли, а не принцессу Чирилло, и он заставил меня почувствовать себя как никто другой, кого я, когда-либо встречала.

Он был моим секретом. То, что я выбрала для себя, когда все остальное в моей жизни диктуется моими родителями, Семьей.

Но с моей стороны было эгоистично втягивать его в свою поганую жизнь.

Я понятия не имею, как долго я лежу там, рыдая, но в конце концов, я плачу и снова засыпаю.

***

Когда я просыпаюсь, я знаю, что что-то изменилось, еще до того, как я открыла глаза.

Я чувствую его.

Его взгляд, его присутствие. Его дыхание мягко касается моего лица.

На несколько секунд я позволяю себе вспомнить, какой защищенной, какой желанной он заставил меня чувствовать себя той ночью, но это удовлетворение вскоре улетучивается, когда я вспоминаю, что произошло сегодня вечером.

Было ли это вообще сегодня вечером?

Как долго я была в отключке?

Ант.

Мои глаза распахиваются, и они сталкиваются с его темными глазами.

Он лежит на кровати рядом со мной, смотрит на меня, подложив руку под щеку.

Вид того, что он выглядит совершенно расслабленным после всего, что он сделал, разжигает огонь у меня в животе.

Я дергаю себя за руки, надеясь, что он сжалился надо мной и отпустил теперь, когда он здесь, но безуспешно.

— В чем, черт возьми, твоя проблема? — киплю я, мой голос хриплый от эмоций, когда все, что он делает, это лежит и смотрит на меня, как будто он действительно не может поверить, что я здесь.

— Шшш, все в порядке, красавица, — тихо шепчет он, протягивая руку и заправляя прядь моих волос за ухо. — Все хорошо. Все в порядке.

— Ты действительно, блядь, спятил? — огрызаюсь я, переводя взгляд с него на меня, ожидая какой-то реакции, но все, что он делает, это улыбается.

Это не то, что он делает так часто, и при виде его ямочек внутри меня происходит что-то странное.

— Твои заверения и твоя улыбка не улучшают ситуацию, — шиплю я, хотя сожалею об этом в ту секунду, когда его губы снова разглаживаются.

— Я не собираюсь причинять тебе боль, красавица. Я бы никогда не причинил тебе вреда.

— Тогда развяжи меня. У меня болят руки.

Он поднимает взгляд туда, где связаны мои запястья, а затем снова смотрит мне в глаза.

— Я не могу, — признается он.

— Почему?

Он изучает меня так долго, что я не думаю, что он собирается отвечать. Но, в конце концов, он протягивает руку еще раз, проводя кончиками пальцев по моей щеке, а затем по краю подбородка, как будто я что-то драгоценное, что может исчезнуть в любой момент.

— Потому что ты уйдешь.

— Чертовски верно, я уйду. Ты похитил меня. Ты убил Анта. — Выражение моего лица становится жестче, горе захлестывает меня, когда раскаленные слезы обжигают мои глаза, а сердце разрывается на части.

Что-то мелькает в его глазах, что-то темное, что заставляет мой желудок сжиматься от страха.

Я знаю, что Деймон опасен. Я знала это годами. Но я никогда не боялась его так, как сегодня вечером. Я всегда думала, что его гнев был направлен только на врага — я имею в виду, я думаю, что это было и сегодня вечером тоже, — но все равно, я не могу избавиться от ощущения, что я внезапно стала одним из них.

— Он прикасался к тебе. Он был… — Его челюсти сжимаются так сильно, что я не могу отделаться от мысли, что это должно быть больно.

— Я хотела, чтобы он это сделал, — кричу я, когда понимаю, что он не собирается заканчивать эту мысль, заставляя его немного отступить. — Я хотела, чтобы он прикасался ко мне. Я хотела принадлежать ему. И он тоже хотел меня. Он не прятался от меня. Он не уходил. — С каждым словом мой голос становится громче, злее.

Но, несмотря на огонь, горящий в его глазах, он не огрызается в ответ. И когда он снова заговаривает, это звучит мягко.

— Он не заслуживает тебя, красавица.

Горький смех срывается с моих губ. — А ты заслуживаешь?

— Никогда.

— Это безумие. Отпусти меня.

— Нет.

— Деймон, клянусь гребаным Богом, если ты не отпустишь меня, я… — У меня нет слов, чтобы закончить эту угрозу, поэтому вместо этого я начинаю метаться, пинать ногами и сбрасывать со своего тела простыни, которыми он меня укрыл, в моем желании причинить ему боль.

В ту секунду, когда моя нога соприкасается с его голенью, боль пронзает пальцы ног, быстро останавливая мои движения.

— Каллиста, — предупреждает он, его рука обвивается вокруг моего бедра, притягивая меня ближе к нему.

У меня перехватывает дыхание, когда его прикосновение посылает электрический разряд по моему телу. Это заставляет меня болезненно осознавать, как мало на мне надето. Тот факт, что он явно уже все видел, учитывая, что я, возможно, была не совсем одета, когда он перекинул меня через плечо и вывел из комнаты Анта, я все еще чувствовала себя значительно более прикрытой, чем сейчас.

— Не отчитывай меня, как ребенка. Как будто я веду себя как иррациональный сопляк, Николас.

У него перехватывает дыхание, когда я использую его настоящее имя. То, что дано ему при рождении, которое, я знаю, он ненавидит, о существовании которого все, кажется, забыли, поскольку Деймон, его второе имя, подходит ему намного больше.

— Не надо, — предупреждает он низким и смертоносным голосом.

— Или что? Ты меня тоже застрелишь?

Он замирает, его хватка на моем бедре на мгновение усиливается, показывая, что мои слова оказывают на него какое-то воздействие.

— Никогда, — выдыхает он, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, но не отпускает мою ногу, его пальцы впиваются в мою мягкую плоть.

У меня перехватывает дыхание, когда я нахожу глубокие царапины на щеке, на которой он лежал, но я отвожу взгляд.

Его глаза изучают мое лицо. Как будто он запечатлевает в своей памяти каждый дюйм меня, прежде чем опуститься ниже, рассматривая его рубашку, в которую я завернута, прежде чем спуститься к моим обнаженным ногам и контрасту его более темной кожи с моей.

— Ты единственный человек на этой планете, которому я бы никогда не причинил вреда. Ты гребаный ангел, Калли.

Его глаза снова находят мои, и у меня перехватывает дыхание от их интенсивности.

Он действительно имеет в виду эти слова.

Так какого черта мы здесь?

Проглатывая комок, который подступил к моему горлу, и смаргивая слезы, которые жгут мне глаза, я выдерживаю его взгляд, собирая все мужество, которым обладаю.

— Если это правда, тогда тебе нужно освободить меня.

— Чтобы ты могла вернуться к нему. — Это не вопрос. Это утверждение, как будто он знает, что уже проиграл.

Я имею в виду, я могу понять почему. Любой в здравом уме побежал бы обратно к славному парню прямо сейчас, если бы его только что не вычеркнули из уравнения.

Когда я думаю об Анте, у меня снова вырываются рыдания.

Это моя вина.

Во всем этом моя вина, и он только что заплатил высшую цену.

Одна из моих слез вырывается, и Деймон наблюдает, как она стекает по моему виску, прежде чем впитаться в линию роста волос.

— Черт возьми, ты прекрасна.

И я думаю, что ты чертовски ненормальный, но я держу это при себе. Что-то подсказывает мне, что оскорблять его — не способ выпутаться из этого.

Наклоняясь вперед, он прижимается губами к моему виску, его язык слизывает остатки моей слезы.

— Ч-что ты делаешь? — спрашиваю я, ненавидя то, как звучит мой голос после одного-единственного его поцелуя.

— Он не заслуживает тебя, Калли. Ты слишком красива для таких, как он. Слишком чистая. — У меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю, как сказала ему в ночь Хэллоуина, что я никогда ни с кем раньше не была. Его ответом было то, что он знал.

Следил ли он за тем, что я делала — или не делала — вообще?

— Так ты убил его?

Его рука скользит выше по моему бедру, и это заставляет все мое тело гореть от желания.

Глупое, предательское тело.

Подавляя свои эмоции, свое желание, я удерживаю его взгляд. — Мне нужно в ванную, — говорю я ему так мягко, как только могу.

Его взгляд скользит по комнате — я полагаю, в ванную комнату — прежде чем вернуться ко мне.

— Пожалуйста. Мне нужно пописать и освежиться. — Я понятия не имею, как долго я спала, но состояние моего рта говорит мне, что прошло какое-то время.

Он колеблется, и в течение нескольких секунд я действительно ожидаю, что он откажет в моей просьбе. Но после очередного неуверенного взгляда в сторону ванной он тянется за шелковым галстуком и начинает его развязывать.

Мои руки болят сильнее, чем я думала, когда я опускаю их и начинаю крутить запястьями, но вскоре моя рука оказывается в его хватке, и он повторяет мои движения, помогая мне расслабить мышцы, прежде чем нежно поцеловать внутреннюю сторону моего запястья, его глаза прикованы к моим.

— Деймон, — выдыхаю я, когда он повторяет действие с другой рукой.

Его нежность смущает меня после его жестокости в комнате Анта и того, как он бросил меня на заднее сиденье своей машины и связал здесь, когда я была без сознания.

Высвобождая свою руку из его хватки, я скатываюсь с кровати и встаю на ноги.

У меня кружится голова, а колени почти подгибаются, напоминая мне о чем-то еще, что он сделал.

— Ты накачал меня наркотиками.

Последнее, что я помню, это как я набросился на него с заднего сиденья машины, когда он отъезжал от склада итальянцев. Следующее, что я помню, я проснулась привязанной к его кровати.

Он отталкивается, чтобы встать передо мной, и я вздрагиваю, когда он тянется ко мне.

Боль пронзает его глаза, но он быстро скрывает это, позволяя своей руке опуститься вдоль тела.

— Это было для твоего же блага.

— Как? Зачем было накачивать меня наркотиками для моего же блага?

— Я бы разбил машину, если бы ты продолжала сходить с ума, — спокойно говорит он.

Мои глаза сужаются при виде царапин на его лице, когда ко мне возвращаются смутные воспоминания о том, как я царапала его на водительском сиденье.

Гордость переполняет мою грудь от того, что мне это удалось, что мне действительно удалось причинить ему хоть немного боли за то, что он только что сделал.

Мои губы складываются в гримасу, когда я смотрю на него, не в силах больше продолжать в том же духе.

— Я ненавижу тебя. — Моя рука двигается прежде, чем я даже осознаю, что делаю, и боль взрывается в моей ладони, когда она снова касается его щеки.

Его лицо становится диким, глаза убийственными, когда его пальцы обхватывают мое запястье, удерживая мою руку там, где она коснулась его лица.

Весь воздух вырывается из моих легких, когда я сталкиваюсь со стеной, сразу же оказываясь зажатой между ней и твердым телом Деймона, когда он смотрит на меня сверху вниз, его хриплое дыхание обдает мое лицо.

— Скажи это снова, — он бросает мне вызов.

— Я. Ненавижу. Тебя.

Прежде чем я понимаю, что происходит, его губы на моих, его язык у меня во рту, а его рука сжимает мой затылок, удерживая меня на месте.

На добрых десять секунд я отвечаю на его поцелуй с таким же пылом, мои разум и тело возвращаются прямиком к Хэллоуину, когда я полностью растворилась в нем, но затем все возвращается ко мне, и я хлопаю ладонями по его груди.

— Нет, — кричу я. — Ты не должен этого делать. Ты не можешь постоянно появляться в моей жизни и исчезать, притворяясь, что тебе не все равно на несколько минут. Нет, — выплевываю я, выскальзывая из-под его тела и стены. — Тебе на меня наплевать. Если бы это было не так, ты бы не игнорировал то, что произошло между нами, как будто все это было сном в течение нескольких месяцев.

Его грудь вздымается, губы распухли, а кулаки прижаты к бокам.

Как всегда, он одет с ног до головы в черное, только он немного более повседневен в черной футболке. Прямо как на Хэллоуин. Вот только ему не хватает плаща и маски.

Супергерой, черт возьми.

Маниакальный смех срывается с моих губ.

— Если бы тебе было не все равно, ты бы нашел меня. Ты бы сказал что-нибудь. Что угодно. Но нет, ты счастливо сидел в одной комнате со мной и делал вид, что ничего не произошло. Что ты не поцеловал меня, что ты не…

— Заставил тебя кончить? — заканчивает он за меня.

Мои щеки горят красным, когда воспоминания обрушиваются на меня, а бедра сжимаются, чтобы облегчить боль от потребности почувствовать это снова.

С Антом все было хорошо. Он заставлял меня чувствовать себя хорошо. И я могу лгать себе сколько угодно, но никогда еще не было так хорошо, как в ту ночь.

Я говорила себе снова и снова, что это было просто из-за тайны. Кайф от того, что я не знала, с кем была в той темной комнате. Дикость, бунтарство.

Но я знаю, что ничего из этого не было правдой.

Это был он.

Мой Бэтмен.

— То, что ты сказал той ночью. То, как ты прикасался ко мне, я подумала…

— Ты что подумала? — спрашивает он, делая шаг ко мне. — Ты думала, это было началом чего-то? Что я собирался заявить на тебя права у всех на глазах и сделать тебя своей?

Я качаю головой, желая, чтобы его слова не были правдой.

В ту секунду, когда он отказался раскрыть свою личность, я поняла, что мои надежды на какое-либо будущее между нами были фантазией.

— Я не могу заполучить тебя, Калли, — говорит он, печали и поражения в его тоне достаточно, чтобы немного утихомирить мой гнев.

— Итак, почему я здесь? Что, черт возьми, все это значит, если я тебе не нужна?

— Нет, — рявкает он. — Я сказал, что не могу обладать тобой, не то чтобы я тебя не хотел.

Я смотрю на него, пытаясь переварить все это, в то время как то, чем он меня накачал, все еще туманит края моего сознания.

В конце концов, я поворачиваюсь ко всему этому спиной, как в переносном, так и в буквальном смысле, и мчусь в ванную, захлопывая за собой дверь и щелкая замком, прежде чем у него появится шанс присоединиться ко мне.

Мне удается держать себя в руках, пока я писаю, но в ту секунду, когда я стою перед раковиной и смотрю в зеркало, видя следы одурманивающих поцелуев Анта на моей шее и абсолютную, блядь, усталость в моих глазах от всего, что произошло с тех пор, я разбиваюсь вдребезги.

Громкие, безобразные рыдания сотрясают мое тело, ноги подкашиваются, и я оседаю на пол.

4

КАЛЛИ

В следующий раз, когда я просыпаюсь, я снова в его постели, только на этот раз я знаю, что я одна. Я не чувствую его присутствия, его взгляда, его жара.

Приоткрывая глаза, первое, что я замечаю, это дверь ванной, которая свисает с нижних петель под забавным углом. Во-вторых, я больше не привязана к кровати.

Откидывая с лица растрепанные волосы, я сажусь и оглядываюсь.

Каждая частичка моего тела болит, но это и близко не сравнится с болью в моем сердце. Мысли об заразительной улыбке Анта, его добром характере и способах поддержать меня разрывают мою грудь на части.

Я знала, что в конечном итоге он заплатит цену за то, что мы скрывались. Но я никогда не могла себе этого представить.

Я все еще не знаю, где я, но в равной степени мне тяжело представить, что это дом Деймона.

Это так… нормально.

Я сижу там в течение долгих секунд, просто слушая, пытаясь понять, где он.

Часть меня задается вопросом, бросил ли он меня, но после того, как я проснулась привязанной к кровати в прошлый раз, я сомневаюсь, что он отпустил бы меня так легко.

Что-то подсказывает мне, что мне придется потрудиться усерднее, чем просто выйти за дверь, чтобы узнать о последствиях всего этого.

Сколько я вообще здесь нахожусь?

Каждый раз, когда я спала, это было так глубоко, что могло пройти несколько дней, или, может быть, это действие какого-то наркотика, который он мне дал, заставляло меня терять контроль над реальностью.

Выбираясь из кровати, я испытываю облегчение, когда мои ноги становятся более устойчивыми, чем в прошлый раз, когда я стояла, и я направляюсь к окну.

Раздвигая плотные шторы, я обнаруживаю, что солнце стоит высоко в небе. Но вид этого мало поднимает мое мрачное настроение, поскольку горе продолжает впиваться в меня своими когтями.

То, что мы находимся далеко от земли, только подтверждает мое первое предположение, что мы в его квартире.

— Господи, — выдыхаю я, оборачиваясь, чтобы посмотреть на часы.

На другой стороне кровати есть одни, которые показывают одиннадцать сорок пять.

Но какого дня?

Должно быть, все еще выходные. Кто-нибудь заметил бы, если бы я просто не появилась в школе. Может быть, и нет, мои родители, Джослин, наша экономка, определенно бы. Стелла и Эмми также. Возможно, даже мой брат.

Грохот откуда-то из-за спальни заставляет мое сердце подпрыгнуть к горлу.

После очередного похода в ванную, где я с трудом могу закрыть сломанную дверь, я чищу зубы зубной пастой, оставленной на краю раковины, и отправляюсь на поиски загадки, которой является Николас Деймон Деймос.

Мои глаза расширяются с каждым шагом, который я делаю через то, что может быть только его домом.

Потому что это выглядит именно так. Дом.

Ребята всегда шутят о том, что он живет в темном подвале, где поклоняется дьяволу и прочей херне в этом роде, и я не могу отрицать, что я вроде как предполагала нечто подобное.

Но он живет в квартире, в которой любая семья, вероятно, чувствовала бы себя как дома.

На диване даже есть декоративные подушки.

Кто, черт возьми, этот парень?

Очередной стук заставляет меня оторвать взгляд от мягкой мебели, и я нахожу мужчину, о котором идет речь, стоящим посреди своей кухни с кухонным полотенцем через плечо и лопаточкой в руке.

Что за хуйня на самом деле?

Его глаза задерживаются на мне на мгновение, прежде чем опуститься на мое тело.

Я нервничаю, несмотря на то, что он уже видел меня одетой в его рубашку — и только в его рубашку, — но по какой-то причине мне кажется, что он действительно видит это впервые.

Нервно теребя открытый вырез, который низко сполз на плечо, я складываю руки на груди.

— Иди сюда, красавица, — мягко говорит он, его злобный, холодный тон, который был не так давно, исчез, когда он протягивает мне свободную руку.

Я колеблюсь, не зная, что делать, но также понимая, что если я сделаю то, что мне говорят, то есть шанс, что он снова завладеет мной своими чарами.

— Пойдем, ты, должно быть, голодна. — На его губах появляется искренняя улыбка, отчего появляются ямочки, и мое сердце замирает, зная, что она адресована мне.

Я знаю, что это неправильно, но мое тело, кажется, не в ладах с моей головой, потому что, когда я двигаюсь, это делается для того, чтобы сократить расстояние между нами.

— Хорошая девочка, — хвалит он, и, несмотря на то, что я знаю лучше, я улыбаюсь ему, глупо любя эти слова, слетающие с его губ.

В ту секунду, когда я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, его пальцы впиваются в ворот рубашки, которая на мне надета, и он притягивает меня прямо к себе.

Его голова опускается, когда он смотрит на меня сверху вниз, его глаза удерживают мои, пока я не прикусываю нижнюю губу.

— Ты никогда не должна носить ничего, кроме моей одежды, — выдыхает он, заставляя мой желудок сжаться.

Протягивая руку, он проводит пальцами по моей ключице, заставляя сильную дрожь пробежать по моему позвоночнику. Его глаза вспыхивают пониманием, говоря мне, что он более чем осознает, как его прикосновения влияют на меня, прежде чем он снова стягивает ворот рубашки с моего плеча.

— Лучше, — бормочет он, опускаясь губами к моей шее и даря мне самый сладкий поцелуй.

Он не отступает сразу. Вместо этого его губы задерживаются на моей коже, когда он вдыхает мой аромат.

— Деймон, — стону я, когда он начинает покрывать поцелуями изгиб моего плеча и шею.

— Я мечтал о том, что ты будешь здесь с того дня, как я переехал.

Тогда, возможно, тебе следовало поговорить со мной, думаю я, но это не те слова, которые слетают с моих губ.

— О Боже.

Мои пальцы сжимаются на его футболке, когда его руки находят изгиб моей талии. Мои ноги отрываются от пола, когда он поднимает меня на стойку, раздвигая мои колени и вставая между моими бедрами.

— Тебе не следовало этого делать, — говорю я ему, хотя, в отличие от моих слов, моя голова откидывается назад, предоставляя ему лучший доступ, когда он перемещается к другой стороне моей шеи.

— Я делаю много того, чего не должен, красавица. Это едва касается поверхности. Ты та, кто не должен позволять мне это делать.

— Я более чем в курсе, — выдыхаю я, когда его зубы царапают мою кожу. Но я бессильна заставить его остановиться. В ту секунду, когда он смотрит на меня своими мягкими, уязвимыми глазами, в тот момент, когда он прикасается ко мне, все, что нас окружает, исчезает, превращаясь в ничто. Это опьяняет. Это затягивает.

— Мне нужно оторвать его от тебя поцелуем, красавица. Единственное прикосновение, которое ты должна запомнить, — это мое.

Его слова — напоминание, в котором я нуждаюсь.

— Остановись, — говорю я, хотя в моем голосе нет той убежденности, на которую я надеялась.

Он хихикает, на самом деле, блядь, хихикает мне в шею.

— Ты не это имеешь в виду, Ангел. Ты знаешь, что хочешь этого так же сильно, как и я. Ты знаешь, что тебе всегда было предназначено быть здесь, со мной.

Его руки скользят вверх по моим бедрам, проскальзывая под ткань его рубашки, пока он не сжимает мои бедра в своей твердой хватке.

— Я знаю, ты тоже это чувствуешь.

— Неважно, что я чувствую, — шиплю я, прижимая ладони к его груди, чтобы заставить его отступить, что он, к счастью, делает, хотя и всего на несколько дюймов.

— Ты не побежала к входной двери, Калли. Ты могла бы покинуть мою спальню и попытаться сбежать. Ты этого не сделала. Вместо этого ты искала меня.

Мои глаза сужаются, я чертовски расстроена тем, что он прав. Я даже не рассматривала возможность развернуться в противоположном направлении и попытаться покинуть квартиру, убежать от него.

Моя первая мысль была о нем. Что он делал.

Черт возьми.

— Ты знаешь, что я прав, красавица. Ты хочешь быть здесь прямо сейчас так же сильно, как ты нужна мне здесь.

— Ты сумасшедший.

— Да, я почти уверен, что это ни для кого не новость. — Его губы кривятся в подобии улыбки при этом заявлении, но что-то темное мелькает в его глазах.

Он потирает свою щетинистую челюсть, прежде чем опустить взгляд вниз по моему телу к моим голым, раздвинутым ногам, которые обхватывают его бедра. Его глаза останавливаются на месте соединения моих бедер, которое скрыто под тканью, как будто он может видеть насквозь.

К счастью, мой желудок урчит и напоминает ему, что мы оба сейчас находимся на его кухне не просто так.

— Мне нужно тебя накормить, — бормочет он, его глаза снова встречаются с моими, прежде чем он отступает к беспорядку посреди своей кухни.

Опираясь спиной на ладони, я наблюдаю за тем, как он работает, загипнотизированная тем, что этот темный рыцарь знает толк в кухне.

И вскоре я обнаруживаю, что он не только знает, как себя вести, но, черт возьми, он умеет готовить.

Поставив на обеденный стол две тарелки с яйцами-пашот и маффинами с авокадо, он возвращается за мной.

Я ожидаю, что он поможет мне спуститься, поэтому визжу от удивления, когда он стаскивает меня со стойки в свои объятия. Он несет меня к обеденному столу, где садится на стул, который сам выдвинул, сажая меня к себе на колени, обхватив рукой за талию.

— Мы не можем так есть, — возражаю я, борясь с ним.

Его свободная рука зарывается в мои волосы, оттягивая мою голову назад, чтобы я могла видеть его.

— Продолжай вот так прижиматься ко мне своей голой киской, и это не будет завтраком, который я буду есть, — стонет он мне на ухо, его губы дразняще касаются моей кожи.

Непреднамеренный бессмысленный стон срывается с моих губ при виде образа, который всплывает в моем сознании.

— Ты хочешь этого, не так ли?

— Деймон, — предупреждаю я, снова пытаясь выскользнуть из его хватки, но все, чего я добиваюсь, — это трусь о его очевидную эрекцию.

Его губы касаются моего уха, его горячее дыхание сбегает по моей шее, заставляя меня дрожать, и все это заставляет мои соски твердеть под тканью его рубашки.

— Я мог бы уложить тебя прямо здесь, на столе, и снова попробовать твою сладкую-пресладкую киску. Напомнить тебе, кому ты на самом деле принадлежишь. Это то, чего ты хочешь, Ангел?

Мои губы приоткрываются, чтобы ответить, в то время как голова и тело борются с тем, как я должна реагировать, но у меня нет шанса, потому что его зубы прикусывают мое ухо, посылая волну удовольствия, пронзающую мое тело, заканчивающуюся на клиторе.

— О Боже, — стону я, когда его язык ласкает укус.

— Скажи мне, что ты моя, — требует он, его рука скользит вверх по моему бедру.

Мои губы остаются плотно сжатыми, когда он поднимается выше, задирая ткань своей рубашки.

Мои бедра бесстыдно раздвигаются, когда костяшки его пальцев касаются моего холмика, и он стонет, как будто ему физически больно.

— Насколько ты мокрая, красавица?

Я не отвечаю, я не думаю, что кому-то из нас нужно слышать подтверждение того, что мы уже знаем вслух. Он и так должен чувствовать, как я намочила его штаны.

Я втягиваю воздух, ожидая, что он приблизится к тому месту, где я так отчаянно нуждаюсь в нем, но его прикосновения так и не происходит.

— Тебе нужно поесть, — говорит он, и его голос снова становится деловым.

Отпуская меня, он тянется вокруг моего тела за столовыми приборами и отрезает мне кусочек своего аппетитного завтрака, накалывает его вилкой и подносит к моим губам.

— Ешь, — требует он.

— Знаешь, я могу прокормить себя, — огрызаюсь я на него.

— Я в курсе. Ублажи меня.

— Почему я должна делать все, что ты говоришь?

— Потому что ты знаешь, что это доставляет мне удовольствие. Потому что ты знаешь, что я дам тебе за это все, что ты захочешь.

— Ты отпустишь меня? — с надеждой спрашиваю я, хотя не могу отрицать разочарования, которое захлестывает меня при мысли о том, чтобы уйти.

Со мной что-то очень, очень не так.

Он снова хихикает, и я молча проклинаю, что не могу видеть выражение его лица, когда он это делает.

— Я думаю, это последнее, что ты хочешь делать прямо сейчас, не так ли?

— Нет. Мне нужно пойти и—

— Назови его имя, и ты ничего не получишь.

Тишина опускается, когда между нами возникает напряжение.

— Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделал, — говорю я ему, стараясь не использовать имя Анта. Хотя я не могу отрицать, что часть меня хочет увидеть, что это заставило бы его сделать. Но я, вероятно, насмотрелась достаточно «Психо Деймона», чтобы продержаться какое-то время, особенно за последние хрен знает сколько часов.

— Да, ты сделаешь это, — уверенно заявляет он.

Когда он снова подносит вилку ближе и маффин касается моих губ, я уступаю и открываю рот, чтобы он мог продолжить кормить меня.

Срань господня.

Я стону от удовольствия, когда мои глаза закатываются.

Мальчик умеет готовить.

— Вкусно? — самодовольно спрашивает он.

— Не нужно высокомерия, — бормочу я, более чем привыкшая видеть или слышать это от моего брата и его друзей, а не от него.

Когда он предлагает мне больше, на этот раз я без колебаний соглашаюсь.

Не успеваю я опомниться, как моя тарелка пуста, а щеки горят от осознания того, что я позволила ему накормить меня всем этим, как бесполезного ребенка.

— Ты, должно быть, голоден, — говорю я, глядя на его все еще полную тарелку.

— Чертовски проголодался, — ворчит он, но вместо того, чтобы потянуться за едой, отодвигает ее в сторону, поднимая меня со своих колен и сажая на обеденный стол.

— Д-Деймон, — кричу я, когда на меня обрушивается осознание.

— Я говорил тебе, если ты будешь хорошей девочкой, я вознагражу тебя тем, что тебе нужно.

Схватив низ моей рубашки, он резко разрывает ее, и пуговицы, удерживающие ткань вместе, отрываются, разлетаясь по комнате.

— О Боже мой, — выдыхаю я, возбужденная этим одним ходом больше, чем, думаю, когда-либо в своей жизни.

— Я сожалею о двух событиях Хэллоуина, — говорит он мне глубоким и душераздирающим голосом.

Моя грудь вздымается, когда его глаза наслаждаются моим телом.

— Что я так и не смог увидеть тебя — по-настоящему увидеть. И что я так и не лишил тебя девственности.

Его глаза снова находят мои, и у меня перехватывает дыхание от интенсивности в них.

Он имеет в виду каждое слово этого заявления.

— Каждый божий день с той ночи я сожалел о том, что ушел.

— У тебя не было выбора. Ты был им нужен.

— Но ты была нужна мне.

5

ДЕЙМОН

Я смотрю на нее сверху вниз, на ее розовые щеки, вздымающуюся грудь и твердые соски.

Черт возьми, у меня буквально захватывает дух, она такая красивая.

— Ты мог прийти ко мне в любое время после той ночи. Я бы поняла. Но затем прошли недели, месяцы, и все, что я получила, — это холодный прием и твои элементарные любезности, когда у тебя не было выбора, кроме как находиться со мной в одной комнате.

— Я всегда хочу быть рядом с тобой.

Она усмехается, отрывая свой взгляд от моего. — Ты мог бы одурачить меня. Это было так, как будто мне приснилась та ночь. Что на самом деле этого никогда не было.

Она ахает, когда я обхватываю руками ее колени и раздвигаю ноги.

— Я никогда не забывал ни секунды из этого, — выдавливаю я, когда у меня текут слюнки от желания попробовать ее на вкус.

— С тех пор ты на меня почти не смотрел.

— Я смотрю на всю тебя прямо сейчас, и я могу заверить тебя, что нет ничего другого в мире, на что я бы предпочел смотреть. Ты чертовски совершенна, Ангел.

Ее румянец становится ярче, растекаясь по шее и груди.

Медленно она поворачивает ко мне свое лицо, ее глаза встречаются с моими, прежде чем опуститься вниз по моему телу, пока она не сможет точно увидеть, как она влияет на меня.

— Не прошло и дня, чтобы я не думал о тебе или о той ночи, я, блядь, клянусь тебе.

Ее взгляд задерживается на палатке в моих брюках, и она тяжело сглатывает, прежде чем ее губы приоткрываются.

— Докажи это, — застенчиво шепчет она.

У меня перехватывает дыхание от вызова в ее глазах, мой член дергается от желания закончить то, что мы начали много недель назад.

— С удовольствием.

Отпуская ее ноги, я наклоняюсь над ней, обхватываю рукой сзади за шею и поднимаю ее со стола, прижимая ее губы к своим.

Глубокое, голодное рычание вырывается у меня из груди, когда она подражает моим движениям, запуская пальцы в мои волосы и выкручивая до боли. Она глубоко облизывает мой рот, как будто она жаждет этого так же сильно, как и я, с той ночи.

Я понимаю, почему она думает, что Хэллоуин ничего не значил для меня. Но у меня были — есть — свои причины сделать то, что я сделал.

Я не имел права — вот так утаскивать ее в тень. Все эти годы мне удавалось наблюдать за ней на расстоянии, но что-то сломалось во мне той ночью с первой секунды, когда я увидел ее, несмотря на мои самые благие намерения.

Я делал то, что было лучше для нее, и я точно знал, что это был не я.

Я все еще знаю это, но видеть ее лежащей под ним в пятницу вечером…

Черт.

Гнев захлестывает меня, и моя потребность обладать ею, черт возьми, несмотря на то, что прямо сейчас она моя, поражает меня сильнее, чем я когда-либо знал.

Мне было всего шесть лет, когда я увидел в ней эту красоту.

Мне было шесть лет, когда я сказал себе, что однажды она будет моей.

Если бы я только знал, что ждет меня в следующие несколько лет и как быстро я пойму, что никогда не буду достаточно хорош для такой девушки, как Каллиста Чирилло.

Обнаружить это было сродни потере любимого человека. В то время я понятия не имел, что это было, но с тех пор я обнаружил, что глубокая боль в моей груди каждый раз, когда я думал о том, что не могу сделать ее своей, была горем.

Возможно, она жила и дышала рядом со мной, но часть нее — нас — умерла в тот день, когда я понял, что ей нужен мужчина получше.

Поэтому я сделал шаг назад и наблюдал из тени.

Я наблюдал, как она росла. Расцвела из милой девочки в невинную молодую женщину, которая изо всех сил пыталась примириться с миром, в котором родилась, в то время как я прыгнул в него ногами вперед задолго до этого.

Меня тянет обратно в реальность, к ней, когда ее зубы впиваются в мою нижнюю губу так сильно, что вкус меди наполняет мой рот.

— Калли, — стону я в ее поцелуй, с трудом веря, что она позволяет этому случиться прямо сейчас.

Я могу быть сумасшедшим, собственником, импульсивным, ревнивым и целой кучей других плохих качеств, но я не идиот. Я более чем осознаю, что ей следовало сбежать, как только я дал ей шанс раньше.

Я даже оставил входную дверь незапертой для нее.

Но она не приняла его. Она даже не пыталась уйти.

Моя грудь наполняется осознанием того, что она выбрала быть здесь.

Она предпочла быть со мной в моей квартире вместо того, чтобы отправиться узнавать о последствиях того, что произошло с итальянцами в пятницу вечером.

Черт возьми, она меня почти ни о чем не спрашивала.

Она видела меня в худшем виде. Тем не менее, она все еще здесь.

Нуждаясь в большем, я отрываю свои губы от ее и целую в подбородок, покусывая кожу. Делаю именно то, что, как я сказал, мне нужно было сделать ранее, и стираю его прикосновения, его поцелуи, его метки с ее кожи, заменяя их моими собственными.

Ее спина выгибается на столе, когда я провожу рукой вверх по ее боку, не останавливаясь, пока не обхватываю одну из ее грудей.

— О Боже, да, — стонет она, ее тело снова выгибается, когда я отпускаю ее шею и беру другую в свою ладонь.

— Черт, ты такая чувствительная, — стону я, когда щиплю ее за оба соска, и она вскрикивает.

Ее хватка на моих волосах усиливается, и она притягивает меня к своему телу.

— Что тебе нужно, красавица? — спрашиваю я, желая услышать, как она умоляет меня.

— Твой рот. — Ее глаза находят мои, и она снова дергает меня за волосы, от жгучей боли мой член течет. — Пожалуйста. Я хочу, чтобы твой рот был на мне, Николас.

— Чееерт. — Весь воздух вырывается из моих легких.

Я ненавижу это имя. Это связано с таким количеством дерьма в моей жизни, что я предпочел бы забыть. Обычно, услышав это, я становлюсь убийцей. Но слушать, как это слетает с ее губ как жалобная мольба…

Черт.

Это делает со мной то, чего я никогда раньше не испытывал.

— Ты гребаный ангел.

Наклонив голову, я глубоко втягиваю ее сосок в рот, заставляя ее выкрикнуть мое имя — мое настоящее имя — еще раз.

Я стону, вибрация проходит через нее, заставляя ее пальцы сильнее запутаться в моих волосах.

— Ты нужна мне, красавица.

— Ты меня не заслуживаешь, — выдавливает она между тяжелыми вдохами, когда я целую ее живот, целуя то сладкое местечко между ног.

— Ты думаешь, я этого не знаю? Но как бы правдиво это ни было, я не уверен, что могу позволить кому-то другому заполучить тебя.

— Это не тебе реш— черт, — визжит она, когда я хватаю ее за клитор и втягиваю его в рот. — О, мой Бог. Черт. Николас. — Ее бедра двигаются, прижимаясь влагалищем прямо к моему лицу.

Лучший, блядь, момент в моей жизни.

Прошлый раз был эпичным, но она не знала, кто я такой.

Это прямо здесь… это стоило того, чтобы сидеть сложа руки и наблюдать за ней на протяжении многих лет.

Потому что она здесь. Не потому, что она должна была быть — она могла бы легко уйти, — а потому, что она решила остаться.

Она хочет этого.

И по какой-то долбаной причине она тоже хочет меня.

Я набрасываюсь на нее так, словно умру без этого, наслаждаясь ее вкусом, запоминая ее крики удовольствия и мольбы о большем.

Все, что ты захочешь, красавица.

Ее восхождение к первому оргазму чертовски ошеломляюще.

Я наблюдаю со своего места между ее бедер, ее глаза удерживают мои, пока она наблюдает, как ее щеки краснеют, а дыхание становится таким затрудненным, что у нее нет ни малейшего шанса контролировать его.

— Ты на вкус как рай, Ангел. Я мог бы есть тебя вечно.

— Черт возьми, да, — стонет она, ее голова откидывается назад и разрывает наш зрительный контакт впервые с тех пор, как она приподнялась на локтях, чтобы посмотреть на меня, когда я начинаю дразнить ее вход.

Ее мышцы пульсируют, пытаясь втянуть меня глубже, но я сдерживаюсь, желая, чтобы она подошла прямо к краю.

Я хочу, чтобы она, блядь, умоляла меня.

— Он ел тебя так же хорошо, Ангел? — спрашиваю я, отрывая свой рот от нее, в ужасе от ответа, но отчаянно желая знать.

— Нет, — кричит она. — Нет.

Она протягивает руку, снова хватает меня за волосы и притягивает мое лицо обратно к своей киске.

— Не останавливайся.

— Скажи мне, чего ты хочешь, — требую я.

— Я хочу твой рот, — повторяет она.

— Мой рот где? — спрашиваю я, всего в шаге от ее набухшего клитора.

— Н-на мне.

— Скажи мне, где, или ты этого не получишь.

Она втягивает воздух, придавая себе немного уверенности.

— Я хочу, чтобы твой рот был на моей киске, Николас. Я хочу, чтобы ты заставил меня кончить тебе на лицо.

— Черт возьми, да, — бормочу я, давая ей именно то, что ей нужно, еще раз посасывая ее клитор и погружая два пальца в ее мокрую киску.

— Иисус. Такая влажная для меня, красавица.

— Еще, — кричит она, дергая меня за волосы так сильно, что я уверен, они вот-вот сорвутся с моей головы. Оно того более чем стоило бы.

Скручивая пальцы, я ищу то сладкое местечко, которое заставит ее увидеть звезды, когда ее ноги начнут дрожать, а стоны станут громче.

— Кончай для меня, красавица. Кончи мне прямо на лицо.

Я еще раз щелкаю языком по ее клитору, потирая точку G, и она падает, выкрикивая мое имя снова и снова.

Моя грудь вздымается, когда я слышу, как эти слова слетают с ее губ. Моя ненависть к своему настоящему имени рассеивается с каждым криком, с каждой мольбой о большем.

Я работаю с ней до тех пор, пока она не изнемогает, ее кожа раскраснелась, грудь вздымается, когда она пытается отдышаться на моем массивном столе из орехового дерева.

Не могу отрицать, что у меня были фантазии на этот счет. Калли была персонажем многих, очень многих разных фильмов на протяжении многих лет, и образы того, как я раскладываю ее на любой поверхности этой квартиры, были прямо там с тех пор, как я переехал. Я знал, что на самом деле у нее, вероятно, даже не будет повода для визита.

Я никогда не мог себе представить, что мне выпадет такой шанс.

Когда-либо.

— О Боже, — всхлипывает она, когда я наконец отпускаю ее и встаю.

Ее глаза встречаются с моими, и я обнаруживаю в них глубину, огонь, о существовании которого я и не подозревал.

Хотя я вожделел ее столько, сколько себя помню, я всегда возносил ее на этот пьедестал, как и все остальные. Она невинная принцесса, к которой никто из нас не осмеливался приблизиться.

Но прямо сейчас всего этого нет. Единственное, что смотрит на меня в ответ, — это желание и нужда, смешанные с ненавистью, огнем и страстью.

Это. Блядь. Все.

Прежде чем я успеваю пошевелиться, она отталкивается от стола и практически взбирается на меня, как на гребаное дерево. Не то чтобы я жаловался.

Ее ноги обвиваются вокруг моей талии, руки обвиваются вокруг моих плеч, а пальцы запутываются в моих волосах, сильно сжимая их.

— Калли, — стону я, мои собственные руки обнимают ее так же крепко, когда я поднимаю ее со стола, прежде чем ее губы находят мои, и она целует меня, не колеблясь, когда пробует себя на мне.

Ее поцелуй грубый, грязный и беспорядочный. Все, о чем я мог просить.

Жар ее влагалища обжигает меня через брюки, и моя потребность прижать ее к стене, просто чтобы трахнуть жестко и быстро, чтобы снять напряжение, прожигает меня насквозь.

Но я не могу.

Она не из тех женщин, в которых я могу потеряться и просто отослать прочь, прежде чем у нее появятся какие-либо идеи о втором раунде или будущем.

Вплоть до той ночи в заброшенном здании секс был ничем иным, как игрой. Средство для снятия стресса. Это никогда не было чем-то таким, чем можно по-настоящему наслаждаться, в чем можно раствориться, чем можно дорожить.

Но в ту секунду, когда я прикоснулся к ней, все, что я знал раньше, было навсегда разрушено.

Я бы никогда не смог снова быть с женщиной и довольствоваться безымянным трахом в любом темном углу, который смогу найти, в течение нескольких минут.

Все всегда будет сравниваться с ней и той ночью — и ничто никогда не будет достаточно хорошим.

Чертова волшебная киска вуду, а я еще даже не испытал этого в полной мере.

— Господи, Кэл, — бормочу я, когда она проводит зубами по моей челюсти, ее язык облизывает жесткую щетину, покрывающую ее.

Ее губы спускаются по моей шее, и сильная дрожь пробегает по моему телу, когда я веду нас в свою спальню.

— Черт, — рявкаю я, когда ее зубы впиваются в мою кожу. — Ты только что укусила меня, — выдыхаю я, глядя на нее сверху вниз, задаваясь вопросом, кого, черт возьми, я держу в своих объятиях.

Когда она, наконец, отпускает мою кожу, у нее на губах немного моей крови, а в глазах дикий, темный взгляд, который мне более чем знаком.

Кто, черт возьми, та девушка, которая все эти годы пряталась под кружевами и жемчугами?

— Т-т-т… — заикаюсь я, с трудом подбирая слова и проклиная себя за возвращение к старым привычкам.

Ее теплая ладонь ложится на мою щеку, и она удерживает мой взгляд, молча говоря мне сделать вдох.

— Т-ты чертовски совершенна.

Мои руки гладят ее задницу, я немного приподнимаю ее, захватывая ее губы в обжигающем поцелуе, прежде чем уложить ее на свою кровать.

Неохотно я отпускаю ее, чтобы полюбоваться на то, как она лежит там, одетая только в мою рубашку, ее кожа покраснела от моих засосов, а следы укусов покрывают ее тело.

Протягивая руку, я провожу пальцами по волосам, едва в состоянии поверить, что я стою здесь с ней прямо сейчас.

Она садится и немедленно тянется к моему поясу.

— Ого, черт, — шиплю я, когда она быстро расстегивает мой ремень и расстегивает пуговицу, стаскивая молнию вниз.

Когда ее пальцы обхватывают ткань, готовые стянуть мои брюки с ног, я паникую и обхватываю ее руки, останавливая ее.

Ее глаза немедленно поднимаются на мои, и они сужаются в замешательстве.

— Ты не хочешь— Она обрывает себя, нервно сглатывая, когда стыд захлестывает ее.

Обхватив ее подбородок, я провожу большим пальцем по ее нижней губе.

— Б-больше, чем ты когда-либо могла себе представить. Я-я-я п-просто пытаюсь поступить правильно, — признаюсь я, крепко зажмурив глаза, потому что не уверен, что бы я сделал, если бы она не приняла то, что я предлагаю. Но это Калли. Я должен верить в нее.

— Немного поздновато для этого, тебе не кажется?

Мои глаза распахиваются от ее комментария за мгновение до того, как она без колебаний стягивает с моих ног брюки и боксеры.

У нее перехватывает дыхание, и она прикусывает нижнюю губу, когда ее взгляд останавливается на моем члене.

— Черт возьми, — выдыхает она, изучая металлические шарики по обе стороны от моего члена. — Ты… У тебя п-пирсинг.

— Что я могу сказать? — бормочу я, сбрасывая брюки. — Я садист, который получает удовольствие от боли.

— Не могу сказать, что я удивлена, — шепчет она, почти забавляясь.

— Итак, на чем мы остановились? — спрашиваю я, обхватывая рукой свой член и проводя кончиком по ее полным губам. — Ты хотела обхватить мой член своим прелестным маленьким ротиком, Ангел?

6

КАЛЛИ

Он не дает мне шанса ответить на этот вопрос. Вместо этого, как только мои губы приоткрываются, он подает бедра вперед, вгоняя себя в мой рот.

Его вкус взрывается на моем языке, заменяя мой собственный после его поцелуя, и я жадно сосу его.

На самом деле, я ни хрена не понимаю, что я делаю. Но я полагаю, что быстро учусь и что он бысто исправит меня, если я сделаю что-то неправильно. Я имею в виду, насколько это на самом деле может быть сложно?

Он отстраняется, и я облизываю его снизу, прежде чем обвести языком головку его члена, дразня эти два маленьких шарика с обеих сторон.

Рискнув взглянуть, мои глаза скользят по темной ткани рубашки, которая все еще на нем, пока я не нахожу его приоткрытые губы, а затем его темные, голодные глаза, которые впиваются в меня, как будто он все это себе представляет. Как будто на самом деле я здесь не поклоняюсь его члену, как будто я всю свою жизнь ждала этого шанса.

Я этого не делала. Но я не могу отрицать, что это было то, о чем я думала не раз с момента нашего свидания на Хэллоуин.

В ту ночь он попробовал меня на вкус, и я не могу сказать, что мне не было любопытно, каково это — отплатить ему тем же.

Снова беря его в рот, я опускаюсь на него, пока не могу больше терпеть. Он попадает мне в горло, и мне приходится бороться с желанием подавиться.

— Черт возьми, красавица, — ворчит он, его пальцы запутались в моих волосах, удерживая меня на месте, прежде чем оттащить назад и задать ритм, который он хочет.

Я покачиваюсь вверх-вниз на его длине, наслаждаясь каждым стоном удовольствия, которые срываются с его губ, когда солоноватый вкус его преякулята оседает на моем языке языке.

— Ангел. Черт, — рявкает он прямо перед тем, как вырвать свой член у меня изо рта, наклоняется, обхватывает меня за талию и бросает обратно на свою кровать. — Я не собираюсь кончать тебе в рот. По крайней мере, не в этот раз.

— Э-это было… — Я не успеваю закончить свой вопрос, потому что он заползает на кровать между моих ног, широко раздвигает их и смотрит на мою киску, прежде чем поднять глаза на мое обнаженное тело и сосредоточиться на моих губах.

Протянув руку, он проводит по ним кончиком пальца.

— Идеально, — выдыхает он, прежде чем найти мой взгляд и устроиться у меня между ног.

Он трется головкой своего члена о мою влажность, точно так же, как он делал той ночью, прежде чем был вынужден уйти.

Опуская предплечье рядом с моей головой, он наклоняется надо мной, его нос касается моего нежным движением, от которого у меня в мозгу происходит сбой.

— Скажи мне, что ты все еще девственница, — требует он, его голос такой глубокий, что он почти не похож на него. — Скажи мне, что ты не отдала это ему, когда это всегда должно было быть моим.

Он слегка толкается в меня, но этого достаточно, чтобы все мое тело напряглось в ожидании того, что будет дальше.

У меня слова застревают в горле, когда я думаю об Анте, о том, как мы сюда попали.

Это пиздец.

Я не должна лежать здесь с Деймоном, смотрящим на меня сверху вниз, как будто я именно там, где мне и место, когда всего несколько дней назад я была почти в таком же положении с Антом.

И теперь он…

Я зажмуриваю глаза, и новая волна горячих слез угрожает вырваться, когда я думаю о реальности того, что произошло в пятницу вечером.

— Калли? — предупреждает Деймон, в его голосе появляется тот опасный тон, от которого у меня по спине пробегает дрожь страха и желания.

— Я-я… Это твое. Он… мы никогда…

— Чееерт, — стонет он, когда его бедра двигаются вперед, его член проникает в меня и заставляет мой позвоночник выпрямиться, пока мое тело борется с необычным вторжением.

— О Боже мой, — кричу я, когда боль пронзает мое тело.

Тело Деймона опускается на мое, вдавливая меня в матрас, его бедра неподвижны, когда его рука обхватывает меня сзади за шею, наклоняя мою голову именно туда, куда он хочет, чтобы он мог завладеть моим ртом.

Он целует меня, пока не проходит боль, и все, что я чувствую, это полноту его внутри меня и непреодолимую потребность в том, чтобы он двигался.

— Николас, пожалуйста, — стону я, желая увидеть, как его глаза вспыхивают желанием каждый раз, когда я называю его настоящим именем.

Я всегда знала, что он это ненавидит — вот почему я использовала это, чтобы подразнить его. Но хотя я ожидала, что это вызовет гнев, я не ожидала, что на его лице отразится голод.

— Мне нужно—

— Доверься мне, Ангел. Я знаю, что тебе нужно.

Его бедра двигаются, и, хотя все еще ощущается небольшая затяжная боль, в основном это просто безумно приятно.

— О Боже, — выдыхаю я.

— Это, вероятно, оскорбило бы его, Ангел. Я никто иной, как гребаный Сатана.

Его губы опускаются на мою шею, и моя спина выгибается навстречу ему, нуждаясь в большем. Нуждаясь во всем.

— Ты хоть представляешь, сколько лет я мечтал об этом, о том, чтобы ты была подо мной, чтобы быть внутри тебя? — он почти стонет напротив моих губ, в то время как его бедра продолжают двигаться, его член толкается в меня самым умопомрачительным образом.

— Лжец. Ты едва замечал мое существование, — говорю я ему, задыхаясь, когда он задевает какую-то глубокую часть внутри меня.

Все его тело замирает, когда мои слова задевают его, и он приподнимается на ладонях, глядя на меня сверху вниз с жестким выражением на лице.

— Ч-что? — спрашиваю я, внезапно занервничав из-за того, что все делаю неправильно.

— Калли, — выдыхает он. — Ты единственная девушка, которую я когда-либо замечал.

Весь воздух вырывается из моих легких от честности в его тоне.

Его губы обрушиваются на мои. Его слова, его прикосновения, его поцелуй, медленное покачивание его бедер полностью поглощают меня.

Он продолжает в том же нежном темпе еще несколько минут, прежде чем его внутренний дьявол начинает брать верх, и он садится, отрывая нас друг от друга, обхватывает руками мои бедра и приподнимает мою задницу с кровати, чтобы придать ему идеальный угол.

— Ты в порядке? — спрашивает он, но, должно быть, читает ответ на моем лице, потому что не дает мне шанса ответить, прежде чем броситься вперед с большей силой, чем я ожидаю.

Если бы не его хватка на мне, я бы опрокинулась на кровать.

Его губы сжимаются в тонкую линию, а мышцы на шее напрягаются и пульсируют, когда он начинает трахать меня, как мужчина на задании. Он все еще носит свою рубашку, и я ненавижу, что он скрывает от меня часть себя.

У меня такое чувство, что я так много видела настоящего Деймона за последние несколько часов, и все же он оставляет эту частичку загадкой.

Мне это не нравится.

Но поскольку он продолжает врезаться в меня, у меня нет никаких шансов что-либо с этим поделать.

Его кончики пальцев резко впиваются в мои бедра, достаточно сильно, чтобы я не сомневалась, что после него останутся синяки.

— Черт возьми, Ангел. Черт, — ворчит он, одна из его рук отпускает меня и скользит вверх по моему телу, пока не находит пристанище на моей шее.

Я задыхаюсь, непривыкшая к жесткой хватке, когда его челюсть дергается.

— Моя, — шипит он. — Ты. Блядь. Моя, — собственнически ворчит он, врезаясь в меня с каждым словом.

— Скажи мне, Калли. Скажи мне, что ты моя.

Я настолько потеряна, что ничего, кроме нашей связи, прямо сейчас не существует, и я ловлю себя на том, что кричу: — Да. Да, я твоя, — когда его хватка на моем горле и бедре усиливается, его член еще больше набухает внутри меня.

— Поиграй со своим клитором, — требует он. — Я хочу посмотреть, как ты кончаешь, прежде чем я наполню твою киску своей спермой.

Мои губы приоткрываются от его грубых слов. Я бессильна что-либо сделать, кроме как следовать приказам, и я обнаруживаю, что моя рука касается нижней части живота, прежде чем я нажимаю двумя пальцами на свой клитор.

— О, черт, — ворчит он, когда я прижимаюсь к нему. — Да. Черт. Щелкни по клитору, красавица. Обкончай весь мой гребаный член.

Я делаю то, что мне говорят, пока он смотрит на мою руку, пока я работаю над собой.

— Вот так, — подбадривает он, когда я начинаю достигать своего пика. — Да. Моя. Моя. Моя, — скандирует он, его темные, затравленные глаза смотрят мне в самую душу. На его губах играет дьявольская улыбка. — И вот так, ангел отдает себя самому дьяволу.

Его зловещие слова становятся последней каплей, и я разбиваюсь вдребезги, мое тело содрогается в течение долгих минут, пока я переживаю лучший оргазм, который я когда-либо испытывала, моя киска доит из него его собственное освобождение.

— Калли. Ангел. Черт возьми, красавица. Чееерт.

Его член дергается внутри меня, наполняя меня своей спермой, как он только что пообещал.

Моя грудь вздымается, когда я смотрю на него, наблюдая, как он испытывает наслаждение. В этом есть что-то от чистой красоты, когда его лицо напрягается, глаза закрываются, а губы приоткрываются. Это момент, в котором я могла бы застыть навечно, когда мое тело безвольно лежит на кровати, совершенно измотанное двумя оргазмами, которые он мне подарил.

Но затем он открывает глаза, темные, затравленные, опасные глаза, за которые я ежедневно ругаю себя за то, что не узнала ночь вечеринки в честь Хэллоуина, и все рушится вокруг меня.

Он отпускает мое горло и поднимает руку к моей щеке, обхватывая ее своей теплой ладонью.

— Моя, — мрачно шепчет он, когда мой желудок тревожно сжимается.

Я сглатываю, пытаясь подавить эти странные чувства, желая вернуться в любое время за последний час, когда он завладел мной настолько всецело, что я забыла, что что-то существует за пределами этой квартиры.

Но реальность такова, что жизнь снаружи продолжалась, и последствия засады на складе итальянцев повлияют на жизни всех, кто мне небезразличен. И все же, вот я здесь, валяюсь в постели с парнем, который застрелил хорошего парня, с которым я должна была проводить время, и похитил меня, накачал наркотиками, привязал к своей кровати и объявил своей.

Еще через несколько секунд он вырывается и опускается рядом со мной, немедленно обнимая меня за талию и притягивая к своему телу.

— Ты, черт возьми, все, Калли, — бормочет он мне на ухо, его голос звучит расслабленно и сонно.

И ты, безусловно, нечто, думаю я про себя.

У него так много сторон, больше, чем, я думаю, даже он осознает.

Холодный, темный Деймон жесток, внушает ужас. Но самая приятная его сторона — это… Блядь. Это все массовый трах по голове.

Он утыкается носом в мою шею, вдыхает мой запах, целует и покусывает мою кожу.

— Что случилось? — спрашивает он, когда я не отвечаю и не растворяюсь в нем, как раньше. — Я причинил тебе боль?

ДА. Но не физически.

— Нет. Я в порядке, — лгу я. — Мне просто нужно в туалет.

Когда я откатываюсь от него, я с удивлением обнаруживаю, что он отпускает меня.

Натягивая на себя его рубашку, я спешу в ванную и оглядываюсь через плечо прямо перед тем, как поднять руку, чтобы неловко закрыть за собой сломанную дверь.

Я оглядываюсь назад еще раз и обнаруживаю, что он лежит на боку, положив голову на подушку, и смотрит на меня с удовлетворением, которого я никогда раньше не видела на его лице.

Это заставляет мое сердце биться чаще.

Я сделала это. Я сделала этого холодного, бесчувственного парня таким мягким, как плюшевый мишка.

Но какой ценой?

С легкой улыбкой я проскальзываю в комнату и воздвигаю барьер между нами, делая гигантский глоток воздуха.

Когда я направляюсь к туалету, свидетельство того, чему я только что позволила случиться, скользит по моим бедрам, и я съеживаюсь. Я знаю, что сказала ему, что принимала таблетки на Хэллоуин, но он даже не колебался, прежде чем войти в меня без презерватива.

Я только что совершила самую большую ошибку в своей жизни?

Зная, что он, несомненно, придет искать меня, если я задержусь слишком надолго, я не задерживаюсь и просто собираясь умыться, подхожу к раковине.

Не найдя мыла, я открываю зеркальный шкафчик передо мной в поисках его, только там другой флакон, который бросается в глаза.

Я умываюсь, а затем беру бутылочку поменьше, читая этикетку снотворного, которое было прописано Николасу Деймосу.

Я думаю, имеет смысл, что любой человек с такой темной душой, после всего, что он натворил, испытывает проблемы со сном по ночам.

Прежде чем я передумаю, я откручиваю крышечку и высыпаю четыре маленькие белые таблетки себе на ладонь.

На этикетке написано, принимать не больше одной, но к черту это. Этот парень, блядь, накачал меня наркотиками в своей машине после того, как застрелил моего парня. Ант никогда не был моим парнем. Но он мог бы быть им. Если бы не наша кровь, наши семьи. У нас могло быть все. Было все.

Еще одно рыдание угрожает вырваться, но я проглатываю его. Наступает время моего неизбежного срыва. Но сначала мне нужно убраться отсюда к чертовой матери и подальше от этого… этого монстра.

Бросив таблетки в карман его рубашки, я расчесываю волосы пальцами и брызгаю водой в лицо.

Его глаза едва открыты, когда я возвращаюсь в спальню.

— Ангел, — бормочет он, протягивая мне руку, чтобы я присоединилась к нему.

— Я просто собираюсь попить. Хочешь что-нибудь? — спрашиваю я, чертовски надеясь, что его милая сторона не выйдет наружу и не предложит пойти и достать это для меня.

— В холодильнике есть бутылка фанты. Стаканы справа от раковины.

Идеально.

Кивнув, я разворачиваюсь на цыпочках и выбегаю из комнаты, приступая к выполнению своей миссии.

Благодарная за то, что он хороший повар, я быстро нахожу его скалку и могу раздавить таблетки на стойке, прежде чем бросить их в один из напитков. Я помешиваю его, стараясь не производить слишком много шума. Как только я уверена, что это достаточно растворилось в пузырьках, я беру их обоих и возвращаюсь в его комнату.

— Вот, — говорю я, забираясь на кровать и передавая ему напиток, в который я добавила его измельченное снотворное.

Мое сердце громыхает в груди, пока я жду, когда он сделает свой первый глоток.

Он подносит стакан ко рту, и, клянусь, я действительно перестаю дышать.

Но прямо перед тем, как стакан касается его губ, он снова отдает его.

Все мое тело дрожит от нервов.

Если это не сработает, если он что-то заподозрит, мне пиздец.

Полный пиздец.

В тот момент, когда он смотрит мне в глаза, я понимаю, что позволить ему забрать мою девственность, вероятно, было не самым глупым поступком, который я когда-либо совершала.

Это оно.

Потому что, даже если это сработает, когда он проснется, он будет охотиться за мной.

— Я тебя не заслуживаю, — шепчет он, прежде чем снова поднять стакан и залпом выпить все.

Если бы я не была на грани панической атаки, то я могла бы даже быть впечатлена его способностью так быстро осушать газированный напиток.

Когда он выпивает все, кроме последних пары миллиметров, он смотрит в стакан, нахмурив брови, пока я делаю глоток из своего.

— У него странный вкус. Это была новая бутылка, верно? — спрашивает он.

— Да, — говорю я, заставляя себя улыбнуться, прежде чем сделать еще один, больший глоток. — Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, — лгу я, морщу нос и ставлю стакан на прикроватный столик.

— Иди сюда, — говорит он, как только я выпускаю его. Обнимая меня за талию, он притягивает меня к своему телу и разворачивает так, что у меня нет выбора, кроме как смотреть на него.

Протягивая руку, он заправляет прядь моих волос за ухо и смотрит на меня сверху вниз, как будто я вот-вот растворюсь в воздухе.

Честно говоря, это именно то, что я пытаюсь сделать.

— Я никогда тебе не говорил, но мне нравятся, что ты сделала с волосами. Брюнеткой, ты еще сексуальнее.

— Да? — спрашиваю я, и мое сердце наивно трепещет от комплимента.

— Все в тебе сексуально, Калли. Всю свою жизнь мечтал об этом. Когда ты будешь рядом со мной.

— Кто знал, что дьявол может быть таким милым, — шепчу я, улыбаясь ему.

— Даже у Люцифера есть слабость, Ангел.

Наклоняясь вперед, он касается своими губами моих, и, несмотря на то, что я знаю лучше, я снова попадаю под его чары.

Он одурманивает меня своими ленивыми поцелуями и нежными ласками, пока не отрывает свои губы от моих, чтобы зевнуть.

— Устал? — спрашиваю я.

— Хм… У меня не было секса… некоторое время. Это выбило меня из колеи.

— Как долго? — спрашиваю я, надеясь, что его одностороннее путешествие в бессознательное состояние позволит мне вытянуть из него какую-нибудь правду.

— Перед Хэллоуином, — признается он, его глаза уже закрыты, пока его пальцы рисуют узоры на моем бедре. — Я не мог прикоснуться ни к кому другому после тебя. Это могла быть только ты, красавица.

— Почему той ночью? Что изменилось?

Он на мгновение задумывается, и я начинаю задаваться вопросом, не заснул ли он, но затем его голос пугает меня. — Потому что после Эмми и Стеллы я увидел в тебе что-то новое. Я видел огонь. Сила, о которой я раньше не подозревал. И я начал верить, что ты сможешь справиться со мной.

— Справиться с тобой? — тихо спрашиваю я.

— Да. Я нехороший человек, Ангел. Я совершил много плохих поступков. И я… — Он замолкает, и я снова думаю, что он спит. Но когда он наконец заговаривает, мое сердце разрывается от жалости к маленькому мальчику, все еще прячущемуся за твердой внешней оболочкой. — Я облажался. Я недостаточно хорош для тебя, для любого. Я сломлен.

— Деймон, — вздыхаю я, кладя руку на его щеку.

Есть так много вещей, которые я хочу ему сказать, но все слова застревают у меня в горле.

И когда он начинает тихо похрапывать, я понимаю, что он все равно бы их не услышал.

Я жду пять минут, хотя, пока я лежу и смотрю, как он спит, запоминая его мягкие черты, когда он расслаблен, мне кажется, что прошли часы, прежде чем я наконец выскользнула из его объятий. Все это время мое сердце подступает к горлу, когда я смотрю, как он бездумно тянется ко мне во сне.

— Мне жаль, Деймон. Но я не могу быть твоей.

7

КАЛЛИ

Мои ноги двигаются так быстро, как будто за мной гонится сам дьявол.

Ну, честно говоря, я в значительной степени так и есть. Просто сейчас он не в том положении, чтобы куда-то бежать. Я надеюсь.

Мое сердце так сильно колотится в груди, что, клянусь, я чувствую это у себя в ушах.

Я не оглядываюсь назад.

Я не могу.

Если он там — если он не так крепко спал, как я думала, — тогда я облажалась. По-королевски облажалась.

Я имею в виду, я в любом случае это сделала.

Когда он проснется, он будет охотиться на меня, как разъяренный бык, я не сомневаюсь.

Я просто надеюсь, что у меня будет достаточно времени, чтобы понять, как с ним справиться.

Черт. Как вы справляетесь с дьяволом?

Мои руки дрожат, а ноги едва держат меня, когда я лечу к лифту, навстречу своей свободе.

Я понятия не имею, что я собираюсь делать, когда выберусь из этого здания. Думаю, я разберусь с этим, как только прохладный весенний воздух коснется моих голых ног.

Все, что я знаю, это то, что я не могу остановиться.

Я нажимаю кнопку вызова лифта, подпрыгивая на носках от нетерпения, не замечая, что он уже поднимался до того, как я нажала на него.

Я должна была заметить.

Мне следовало спуститься по лестнице и убежать от того, кто неизбежно должен был выйти из него.

Я могу добавить эту ошибку ко всем другим, которые я совершила в эти выходные.

— Черт, — шиплю я в ту же секунду, как раздается звонок, объявляющий о его прибытии.

Я собираюсь метнуться вправо, зная, что тот, кто там, не может видеть меня такой. Если кто-нибудь из них узнает… если это Нико…

Черт.

Но я опоздала.

— Калли?

Я оборачиваюсь в ту же секунду, как женский голос достигает моих ушей, и я испускаю громадный вздох облегчения, когда вижу Брианну, лучшую подругу Джоди, стоящую передо мной с коробкой торта в одной руке и бутылкой розового просекко в другой.

— О… э… привет. Я должна—

Я киваю в сторону опустевшего лифта и бегу к нему.

— Ты в порядке? — спрашивает она, несмотря на то, что она ясно видит, что я не в порядке.

— Да, отлично. Ты никогда не видела меня, хорошо? — Я умоляю ее. Я понятия не имею, насколько она заслуживает доверия, но мне очень, очень нужно, чтобы она не разболтала Джоди и Тоби, как только войдет в его квартиру.

— Не-а. Нет, мы не играем в эту игру.

Прежде чем я понимаю, что происходит, она возвращается со мной в лифт и нажимает кнопку первого этажа.

— Я звоню в Uber. Куда мы направляемся?

— Домой, — шепчу я, моя нижняя губа дрожит, когда я понимаю, что она собирается помочь мне сбежать.

— Э-э… вот, добавь свой адрес. — Она передает мне свой телефон, и дрожащей рукой мне удается ввести свой адрес, чтобы она могла заказать машину.

— Алекс действительно был таким плохим любовником, а? Он вообще позволил тебе кончить, милая?

— Что? Нет. Да. Черт, — рявкаю я, роняя голову на руки и разражаясь рыданиями.

— Вот, — говорит она, и когда я оборачиваюсь, у нее в руке пара трусиков. — Они новенькие, не волнуйся. Это моя пара на всякий случай.

Я смотрю на нее в замешательстве, но решаю не спрашивать подробности прямо сейчас.

— И это. — Она протягивает мне салфетку для лица, как только я натягиваю трусики. — Держи себя в руках и владей этим. Ты распадаешься на части, когда возвращаешься домой и оказываешься вдали от пустого места, которое совершило ошибку, заставив тебя чувствовать себя дерьмово.

Наконец, она вручает мне пару балеток, которые скатаны в маленький шарик.

— Кто ты, Мэри Поппинс? — спрашиваю я сквозь сдавленные рыдания.

— Не, я просто девушка с опытом в этом дерьме на несколько лет больше, чем у тебя. Лучший совет, который я могу тебе дать? Держись подальше от любого парня, который заставляет тебя чувствовать себя такой разбитой, как сейчас.

— Это не так просто, — шепчу я.

— Я знаю. Это никогда не бывает просто.

Лифт звенит, и, к счастью, никто не встречает нас с другой стороны, а Uber уже ждет нас у входа.

Бри придерживает для меня дверь открытой и шокирует меня, запрыгивая ко мне.

— О, тебе не нужно—

— Поехали, чувак. У нас нет целого дня, — огрызается Бри водителю, прежде чем откупорить свой просекко и передать его мне.

Я подозрительно смотрю на нее, прежде чем она, черт возьми, почти сует его мне в руки.

— Теперь скажи мне, насколько маленький член Алекса на самом деле, и я буду смеяться вместе с тобой.

Я болезненно выдыхаю.

— Это был не Алекс.

Я смотрю, как она думает о том, кто еще живет на этаже этого здания, и ее глаза расширяются от шока.

— Нет, — выдыхает она.

Грустная улыбка появляется в уголках моих губ, прежде чем я поднимаю бутылку и делаю больше глотков пузырьков, чем следовало бы.

Но это наименьшая из моих проблем.

Танцуй с дьяволом, и ты всегда будешь обожигаться.

Я думаю, вопрос только в том, насколько сильно это будет больно?

Я пытаюсь держать себя в руках всю дорогу домой, обхватив себя руками за талию, крепко прижимая к телу испорченную рубашку Деймона.

Снаружи может показаться, что я справляюсь, но внутри я быстро разрушаюсь.

— К-какой сегодня день? — спрашиваю я, когда Uber делает последний поворот к дому моих родителей.

— Воскресенье.

Я киваю, уже предсказывая, что так и будет, хотя и жалею, что прошло не так много времени.

Конечно, люди заметили бы, что я исчезла с лица земли в эти выходные. У меня даже нет моего телефона. Я оставила его и свою сумку в комнате Анта.

Обеспокоенный взгляд Брианны обжигает мне щеку, но я отказываюсь поднять глаза и увидеть печаль в ее глазах, которая, я знаю, там будет.

— С-спасибо тебе, — говорю я, наконец убирая руки от тела, но стараясь не засветить водителю. — Я верну тебе деньги за поездку, мне просто нужно— Тихий всхлип обрывает мои слова, и я быстро захлопываю дверь, прежде чем кто-либо из них станет свидетелем моего срыва.

Я почти за углом, моя дверь почти в поле зрения, когда голос Бри разрывает воздух.

— Калли, подожди.

— Черт, — шиплю я себе под нос.

Ее шаги хрустят по гравию позади меня, и через несколько секунд она уже рядом со мной.

— Тебе не нужно этого делать. Я в порядке, — возражаю я.

Она пристально смотрит на меня, хотя я все еще отказываюсь смотреть на нее.