Тень машины войны

У меня не было роскоши размышлять о том, как это было достигнуто.

— Уилл! Они почти настигли нас!

— Быстрее! К двери! — он швырнул меня вперёд, и инерция помогла мне преодолеть пик холма и очутиться во дворе перед особняком. Я пробежала через опустевший передний сад и петляющую дорожку, которая вела к ступеням крыльца. Мое лицо горело. Я не чувствовала ног, но неслась вперёд так быстро, как только могла.

Шаги Уилла громко топали по земле позади меня, и я готова была поклясться, что слышала фантомное дыхание волков, пока те щелкали своими ужасными металлическими челюстями.

Инерция донесла меня прямо до жёсткой поверхности запертой двери. Я врезалась в неё, ощутив столкновение плечом и костью под щекой, но мне пришлось отбросить боль. Я яростно заколотила дверным молотком, затем затарабанила по самой двери, крича, чтобы нас впустили… а потом сообразила. Молотки были идентичны тем, что на воротах.

— Левый, — ахнула я, скользнув в сторону. При этом я мельком заметила Уилла с двумя полыхающими факелами, занявшего позицию наверху ступеней.

Первый волк кинулся на него. Уилл увернулся, замахнувшись горящими ветками так, чтобы они оказались под телом волка. С натужным воплем он изменил траекторию зверя и отшвырнул его в стену. Волк врезался в камень, повредив спину. Он пинался и боролся, но не мог подняться на ноги.

Я должна провести нас внутрь. Дрожащими руками я схватила ключ и пристроила его в левый молоток. Другой отворился, показав клавиши. Я прижалась ухом к серебристому медальону, стараясь расслышать песню и место, на котором она оборвётся. И вновь тишина. Мне нужно было сыграть мелодию полностью.

На это уйдут минуты. У нас нет этого времени.

И вновь я бросила беглый взгляд на Уилла, сдвигаясь к правой части, чтобы проиграть мелодию. Он размахивал факелами перед волками, сдерживая их, но они кидались и щелкали челюстями, оттесняя его и вынуждая отступить к двери.

Я как можно быстрее стала играть мелодию, молясь, чтобы не допустить ошибки и не начинать заново.

— Почему они такие агрессивные? — прокричала я Уиллу, когда он наградил одного из волков мощным пинком по опущенной голове. — Я думала, они не нападут, пока мы стоим к ним лицом.

— Не знаю! — крикнул Уилл. — Не я же создал этих чёртовых тварей. Поспеши, будь так любезна!

Я продолжала играть, содрогаясь от звуков позади меня. С каждым ударом металла о каменные ступени я представляла, как волки одерживают верх над Уиллом и раздирают его на куски.

— Мег!

Я подпрыгнула и дёрнулась в сторону, когда один из волков бросился вперёд и плечом врезался в дверь. Шипы и лезвия, составлявшие его шерсть, погнулись от удара. Он держал голову под странным углом, и свет в одном глазу замигал, когда волк тряхнул головой. Он зарычал на меня, вздыбив серебряные лезвия на шее. Я пнула его по морде и продолжила играть.

Волк с рычанием метнулся вперёд и схватил меня за руку. Его зубы впились в мою плоть. Затем он вцепился в ткань рукава моего пальто и потянул. Я закричала, моя рука словно горела, рана ощущалась горячей и влажной. Я рванулась из хватки волка. Мои глаза жгло, я стискивала зубы. Я чувствовала, как рвётся ткань, но не позволяла волку оттащить меня от двери.

Потянувшись назад, я сыграла две последние ноты.

И как только я это сделала, волк внезапно отпустил меня.

Три оставшихся волка опустили головы, затем повернулись и побежали вниз по холму. Тот, что удерживал меня, пошёл следом, немного прихрамывая.

Я баюкала раненую руку, прижимая её к животу и согнувшись пополам.

Уилл кинулся ко мне и обнял за плечи, когда дверь перед нами отворилась.

В тени за дверью стоял мужчина. Он был одет в старую ливрею. Возможно, дворецкий?

— Сэр, прошу, мы ищем Мориса Дюранта. Он здесь? — спросила я по-французски.

Дворецкий поднял руку и схватил свой лацкан рукой в белой перчатке, но в остальном никак не отреагировал на мои слова. Его перчатка посерела, и на тыльной стороне красовалась дырка, через которую проглядывало что-то, сделанное из… металла?

Он вышел из тени, и я подняла взгляд к его лицу.

Лицо было пустым, гладким щитом из полированного металла и обладало лишь едва заметными контурами человеческого лица.

Господи. Это робот. Один из самых искусных, что я когда-либо видела.

Он сложил обе руки за спиной. Его чёрная ливрея покрылась пылью, припудренный парик на металлической голове померк от старости.

— Добрый вечер, — произнёс робот на французском. Его голос звучал металлически, когда он отвесил натужный поклон и сказал: — Добро пожаловать в Pensée, месье Уитлок.

Он принял меня за моего деда. В этом не было сомнений. Мы в нужном месте.

Глава 16

Уилл поддержал меня, пока я баюкала свою раненую руку, входя внутрь. Массивная дверь закрылась, погрузив нас во тьму.

Единственный свет исходил от наших факелов. Уилл достал букет засохших цветов из потускневшей тяжёлой вазы и поставил туда факелы.

— Дай мне взглянуть на твою руку.

Я протянула её ему. Нижняя половина рукава моего пальто была сильно изорвана и пропиталась кровью. Уилл мягко ощупал моё предплечье.

— Как думаешь, она сломана?

Я вздрогнула.

— Нет. Кости в порядке, — я ахнула, когда он сжал рану.

Он приподнял одну бровь, помогая мне вытащить руку из пальто. Моё платье под ним оказалось окровавленным. Уилл вытащил нож, затем проворно срезал то, что осталось от рукава ниже локтя и до запястья. На моём предплечье красовались три глубоких пореза.

Новый страх зародился во мне, пока я смотрела, как кровь сочится из них и капает на руки Уилла. Если какой-то фрагмент ткани с рукава остался в ране, он может загноиться, и тогда я умру от инфекции.

— На них нужно наложить швы? — мой живот скрутило узлами при этой мысли. У нас не было ничего, чтобы зашить раны, и я не была уверена, что мне хватит силы духа не упасть в обморок, пока Уилл будет этим заниматься. У меня уже кружилась голова.

— Нам нужно удостовериться, что раны чистые. Они оставят шрамы, — Уилл в отчаянии посмотрел по сторонам, пока из моей руки продолжала течь кровь. Мне нечем было остановить кровотечение. — Эй ты! — закричал он роботу. Уилл удивился не меньше меня, когда механический мужчина повернулся к нему. — Принеси чистые простыни, — приказал он.

— Уилл, это никогда…

Робот поклонился нам, затем скованной и лязгающей походкой ушёл во тьму.

Уилл потёр костяшкой пальца свой лоб, затем вновь отчаянно посмотрел на раны.

— Чего ты мне не договариваешь? — спросила я.

— Возможно, нам придётся их прижечь.

— О Боже, — прошептала я.

Внезапно мне стало холодно, и я уселась на гладкий мраморный пол. Мне пришлось приложить усилия, чтобы не опустошить свой желудок. Наши шаги оставили размытые следы на тонком слое пыли. Как только я начала дрожать, тяжёлый вес пальто Уилла опустился мне на плечи. Он вытащил носовой платок и пропитал его виски из фляжки, опускаясь рядом со мной на колени.

— Будет жечь.

— Это всего лишь боль, — я попыталась улыбнуться ему, хотя пребывала в ужасе от того, что последует дальше. — Она меня не убьёт, — он прижал ткань к самой крупной ране на моей руке, и я зашипела. Каждая мышца в моём боку и животе напряглась, но я сидела неподвижно. — А может, и убьёт.

Мы оба следили за тем, как он продолжал промокать кровь окровавленным платком, но всё было бесполезно. Кровь продолжала литься.

Я встретилась взглядом с Уиллом.

— Сделай это, — попросила я.

Его лицо побледнело. Он прерывисто вздохнул, затем сполоснул нож в виски.

— Если ты упадёшь в обморок, ничего страшного.

Я кивнула, уже ощущая головокружение от кровоточащих ран на руке. Уилл схватил один из факелов и подержал нож в жаре пламени, пока лезвие не раскалилось докрасна.

— Закрой глаза. Я сделаю это быстро, — сказал он, и я ощутила, как его широкая ладонь обхватила мою раненую руку снизу. — Хочешь глотнуть виски?

— И так сойдёт. Просто сделай это, — сказала я сквозь стиснутые зубы.

Нож прикоснулся к моей руке, и я подавила крик. Я ощущала огонь, простреливший мою руку до самого плеча. Клянусь, моё сердце перестало биться от шока и боли. Уилл стиснул мою руку, прижигая две другие раны, и наконец-то всё закончилось.

Он бросил нож на пол и притянул меня в свои объятия, следя, чтобы не задеть мою раненую руку.

— Дыши, — прошептал он мне.

Я прерывисто вздохнула; по лицу катились слёзы. Я не могла их сдержать, да и не пыталась.

— Богом клянусь, ты очень храбрая женщина, — сказал Уилл, пока я вытирала щеки. Я всё ещё тряслась, а мою руку жалили ожоги, но хотя бы кровотечение остановилось.

— Каков наш план дальше? — спросила я надломленным и дрожащим голосом. Я вовсе не ощущала себя храброй. Я готова была развалиться на куски.

— Мы найдём Дюранта, — заявил Уилл, продолжая осторожно прикасаться к моей руке. Мы услышали вдалеке лязг металла, и к моему удивлению дворецкий вернулся с огромной сложенной простыней, на которой не было ни единой пылинки. Уилл взял её и с помощью ножа отрезал длинную полосу.

— Уилл, ты не знаешь французский, — сказала я, продолжая дрожать. — Только я могу поговорить с Дюрантом.

— Я не хочу тебя оставлять, — ответил он. Я заметила, что его руки тоже дрожали.

— Если Дюрант разозлится из-за вторжения, возможно, нам придётся быстро уходить, — а эти волки будут нас поджидать. Я задрожала при этой мысли. — Ты должен найти нам путь к отступлению, пока я буду говорить с Дюрантом. Я не хочу задерживаться здесь ни на секунду дольше необходимого.

Уилл на мгновение задумался.

— Ты уверена, что тебе не будет грозить опасность?

Я сглотнула сквозь ком в горле.

— Нет, но какой у нас есть выбор?

Уилл медленно покачал головой, и на его лице проступило обречённое выражение.

— А что насчёт твоего деда?

— Полагаю, его здесь нет, — дом ощущался слишком пустым. — Он бы услышал шумиху, которую мы подняли.

— Ищи следы, — сказал он. — Я сделаю то же самое. Мы сможем обыскать большую часть дома, если разделимся.

Я кивнула.

— Мы знаем, что Papa был здесь. Нам нужно знать, почему он уехал, когда, и куда мог…

Уилл прижал палец к моим губам.

— Иди и поговори с Дюрантом. Я позабочусь об остальном.

— Я не хочу снова сталкиваться с этими волками, — мы едва сумели пробраться в дом. Если бы они чуть дольше атаковали нас, или если бы эти челюсти нашли мою шею… или хуже того, шею Уилла… Нет. — Должен быть способ обойти их или как-то отозвать. Я знаю, что ты его найдёшь.

Уилл закончил промывать раны и заливать мою руку виски, затем крепко забинтовал её полоской простыни. Когда он затянул повязку, боль отступила. От лёгких прикосновений его пальцев, пока он расправлял ткань, а затем держал моё маленькое запястье в своих ладонях, моя голова сделалась лёгкой и как будто поплыла.

А может, дело в потере крови. Уилл помог мне подняться на ноги, и я едва не покачнулась. Он поддержал меня, тесно прижимая к своей груди и защищая, пока мир не перестал кружиться.

Мне надо взять себя в руки.

— Со мной всё будет хорошо, — сказала я, обретя опору. — Встретимся на этом самом месте, — я взяла один из факелов, которые почти прогорели. Я воспользовалась их пламенем, чтобы зажечь маленькую пыльную лампу.

Уилл переступил с ноги на ногу, словно испытывая дискомфорт. К его лицу прилило больше румянца, чем обычно.

Он не встречался со мной взглядом, осматриваясь по сторонам, но крепко поджатые губы выдавали, как сильно он страдал. Резким движением руки он достал толстую свечу из подсвечника.

— Обещаю, что найду способ обойти волков. Я не хочу, чтобы ты опять пострадала.

Я схватила его ладонь и прижала к своей щеке.

— Удачи, — сказала я. — И будь осторожен.

Он взял мою руку и как джентльмен поцеловал тыльную сторону.

— Ты тоже, — затем он скрылся в тенях длинного пустого коридора.

Я повернулась к дворецкому.

— Отведите меня к Морису Дюранту, — приказала я своим самым чётким голосом. — Пожалуйста, — добавила я, потому что ничего не могла с собой поделать.

Робот поклонился мне, затем развернулся на пятках и зашагал в направлении, противоположному тому, куда Уилл ушёл по длинному коридору. Я обернулась на тёмный проход, в котором скрылся Уилл. Я молилась, чтобы он благополучно вернулся назад, хотя сама шла в неизвестность.

Я последовала за дворецким со своей мерцающей лампой. Внутри дома было странным образом некомфортно находиться. Всё выглядело так, как и должно было, но воздух в коридорах был крайне безжизненным. Это всё равно что идти по дому, населённому одними лишь призраками. Не помогало и то, что я следовала за роботом, который по самой своей природе не был ни живым, ни мёртвым.

Я сдержала желание закашляться от пыли, витавшей в воздухе. Моя раненая рука пульсировала и ныла, но я мёртвой хваткой вцепилась в лампу. Papa правильно поступил, спрятавшись здесь. Никто в здравом уме не пришёл бы в это место, и поскольку дом примостился на вершине холма, он сумел бы увидеть любого, кто будет приближаться к особняку. Если принимать к рассмотрению этот обзор и волков, то никто не смог бы войти в дом незамеченным.

Но если это место служило идеальной крепостью, то почему он уехал?

Дворецкий шёл во тьме, не обращая на неё никакого внимания, ведь у него не было глаз. Скрип и лязг его тугих шарниров разносился по пустым коридорам.

Особняк был огромным, и должно быть, в свои лучшие времена представлял собой поистине великолепное зрелище. Хотя сам дом был выполнен в стиле барокко, антураж не казался мне чрезмерным или безвкусным, какими бывали многие дворцы Европы. Мне никогда не нравились излишне узорчатые обои на стенах или красочные фарфоровые плитки. Вместо этого стены были выкрашены в какой-то светлый цвет, который я толком не различала в ужасно тусклом освещении, а нижние половины стен были отделаны элегантными панелями, которые потом покрасили белой краской.

Мы вошли в курительную комнату, затем пересекли коридор и оказались перед огромными двойными дверями в задней части особняка.

Когда робот приблизился к ним, двери беззвучно открылись, хотя механический мужчина не протягивал руки, чтобы к ним прикоснуться. Даже такая простая вещь казалась волшебной.

Мне казалось, будто передо мной отворились врата рая. Золотистый свет хлынул в коридор. Мы переступили порог золочёной оранжереи. Стеклянный потолок весь был залит светом от подвешенных ламп, которые купали нас в тепле.

Я осмотрелась по сторонам и ахнула. Изящные деревья и цветы благоухали в изобилии под защитой стеклянных стен и потолка. Тяжёлые фрукты свисали с веток и лоз, овощи так и вываливались из контейнеров и приподнятых поддонов. Их расположение было одновременно продуктивным и декоративным.

Репчатый лук, томаты, картофель, виноград, апельсины, лимоны… внезапно я ощутила ужасный голод, совсем как Тантал⁶ под деревьями. Завиток волос прильнул к моей щеке от влаги. Я смахнула его в сторону, и тут дорогу перебежала толстая курица, а где-то в углу заблеяла коза.

Трио огромных бабочек размером с чайные блюдца играло крылышками на кусте с экзотическими перцами. Но нет, это были механизмы. Я присмотрелась к листве и увидела всюду движение.

Механический попугай привёл в порядок свои золотистые пёрышки, затем расправил хвост. Патина на меди придала металлу сине-зелёный цвет, и всё же узорные завитки на его дребезжащих перьях мерцали ярким медным отливом.

Слева на дереве повисла мартышка, зацепившаяся суставчатым хвостом за толстую ветку оранжевого дерева. Она раскачивалась там, глядя на меня безжизненными глазами из чёрного мрамора.

Весь зверинец прихорашивался и расхаживал туда-сюда, передвигаясь по защищённому саду и сияя в искусственном свете — всё заводное, всё прекрасное, и тем не менее ничто не давало мне ответа на вопрос о том, что случилось с моим дедом.

Я услышала рык и застыла.

Заводной тигр обнажил свои острые клыки, притаившись за кустом.

Моё сердце остановилось; я не могла дышать. Зубы волка были острыми и режущими, но клыки тигра были в три раза крупнее.

Он моргнул своими округлыми глазами, затем крадучись двинулся вперёд, держа голову низко опущенной.

Я побежала, чтобы догнать дворецкого, отчаянно желая убраться из оранжереи. Все фибры моего существа подгоняли меня бежать, когда открылись следующие двери, с шорохом задевая ковёр на другой стороне. Я проскользнула мимо робота в коридор, и двери вновь закрылись.

Я очутилась внизу изогнутой лестницы. Дворецкий начал подниматься, и я метнулась вперёд него. Здесь не было других проходов, других дверей. Лестница неумолимо устремлялась вверх, пока я наконец-то не добралась до огромной арочной двери.

Я переступила порог, оказавшись совершенно не готовой к тому, что увидела.

Холодный воздух омыл меня, когда я посмотрела вверх. Купол дома раздвинулся, открываясь ясному тёмному зимнему небу, мерцающему миллионом звёзд. Телескоп размером с весь мой магазин игрушек поднимался к глубокой ночи. Пока он двигался, шестерёнки, по размерам разнившиеся от крошечных до огромных, танцевали идеально отлаженный балет.

Вся постройка окружалась кольцами размером с саму комнату. Каждое кольцо содержало модель одной из планет, и они кружились и вращались вокруг центрального телескопа, как уменьшенная модель космоса.

Милостивый Боже, у меня не осталось слов. Передо мной раскинулись небеса.

Очень старый мужчина неподвижно сидел, откинувшись на спинку странного кресла с шестерёнками, которое стояло перед телескопом. Он смотрел в машину, вглядываясь в глубины того, что скрывалось за звёздами.

Я поколебалась. Меня вообще не должно быть в этом доме. Что мне ему сказать? «Простите за беспокойство, месье»? Почему-то это казалось не лучшим способом представиться тому, кого я никогда не встречала, учитывая, что я вторглась в дом этого человека без приглашения.

Что, если он захочет вызвать констебля? У него есть полное право.

Я сделала глубокий вдох и успокоила свою панику. Формально я приходилась ему членом семьи, а у Дюранта очень долго не было посетителей. И всё-таки я надеялась, что Уилл нашёл способ сбежать.

— Морис Дюрант? — спросила я как можно мягче, чтобы не напугать и не встревожить его. — Месье?

Он не ответил. Я не знала, что предпринять. Я сделала робкий шаг вперёд, затем ещё один.

— Месье Дюрант? — позвала я снова.

— Чего тебе надо? — крикнул он надтреснутым от старости возрастом. — Разве не видишь, что я занят? Вечно беспокоишь, — пробормотал он.

Эта ситуация была просто верхом неприличия, и Джон Франк уже предупреждал меня, что разум Дюранта наполовину разрушен.

— Месье Дюрант, я прошу прощения за вторжение, но я ищу Генри Уитлока, — он повернул своё кресло, и огромные шестерёнки и колеса надо мной сместились, заставив разные планеты двигаться в слаженном танце вокруг главного телескопа. Я сделала шаг назад, затем пригнулась, когда над моей головой просвистела модель Меркурия. — Я его внучка, Маргарет.

Морис Дюрант отвлёкся от своего созерцания, и кресло изменило своё положение, встав как трон в центре смещавшейся вселенной. Он посмотрел на меня. Его глаза слезились и помутились от старости, но я готова была поклясться, что в них что-то присутствовало — какая-то искра прежней гениальности.

— Генри здесь нет, и потому мне нет никакого прока от его внучки. Уйди, — сказал он, а его взгляд вернулся к телескопу.

— Прошу, месье. Мне нужно знать, куда он уехал, если он ушёл по своей воле, или же его забрали из этого места, — я не уйду без ответов.

Кресло Дюранта развернулось обратно и опустило его перед телескопом.

— Тридцать семь градусов. Отметка на 26 декабря в девять сорок… семь.

— Пожалуйста, месье! — воскликнула я.

Кресло Дюранта издало скрежещущий звук, когда он наклонил спинку, чтобы вновь посмотреть на меня.

— Ты ещё здесь?

Я приподняла подбородок, уставившись на него.

— Я не уйду, пока вы не скажете то, что мне нужно знать.

— Где Генри? — хмуро произнёс Дюрант. — Он сказал, что его не будет три дня, но теперь прошло два года, шесть недель, восемь часов и… — он посмотрел на карманные часы.

— Месье, будьте любезны. Время для меня не важно, — сказала я.

Его обветрившееся лицо покраснело.

— Не важно!

— Я лишь хочу знать, что заставило его покинуть это место, — я сжала руки в кулаки, опустив их вдоль боков.

Дюрант сделал жующее движение, словно играл с теми местами, где когда-то находились его зубы.

— Генри гонялся за призраками. Ничего хорошего из этого не выйдет, — пробормотал он себе под нос.

Я выпрямилась и пригвоздила взглядом чудаковатого старикашку.

— Вы знаете, куда он отправился, когда ушёл отсюда?

Дюрант вёл себя так, словно не слышал моего вопроса. Я не сходила с места, хотя мне пришлось во второй раз увернуться от Меркурия. Дюрант бросил на меня унылый взгляд.

— Он отправился на поиски правды, которая должна оставаться во тьме, — Дюрант повернул огромное колесо рядом с собой, и весь механизм сместился, отчего телескоп поднялся выше, и старик посмотрел в него. — Существуют тёмные места, знаешь ли. Кружащая воронка, которая забирает в себя весь свет.

Я не понимала, о чём говорил старик. Он утратил всякий рассудок. Теперь я понимала, что имел в виду Джон Франк, упоминая, что он не в состоянии поддержать разговор.

— Старое пламя пылает жарче всего, — продолжал он, всматриваясь в свои драгоценные звезды. — И всё же даже этот свет не может сбежать. Это смертоносная спираль. Она его засосала.

Я забралась повыше на устройство, игнорируя боль в руке.

— Слезай оттуда. Ты нарушишь баланс, — сказал он.

— Вы знаете, где сейчас Генри? — повторила я. Если мне придётся задать этот вопрос тысячу раз, так я и сделаю. Дюрант, похоже, понял это, наградив меня сердитым взглядом.

— Он сел на поезд, — Дюрант снова повернул колесо, затем дёрнул за рычаг. — Гнусные устройства. Нам не стоило допускать, чтобы их разработки просочились в массы. Теперь всюду рельсы. Загородные земли исчезли. Локомотивы изрыгают дым и оглушают своим свистом. Нет больше звёзд. Грязное небо.

Я изо всех сил старалась сохранять терпение.

— До какого города? — спросила я.

Дюрант не потрудился взглянуть на меня. Вместо этого он продолжал смотреть в свой телескоп.

— Мне никогда не было дела до городов. Слишком много людей. Слишком много света. Париж, ишь ты. Как он может сравниться с этим? — Дюрант взмахнул рукой над собой

Париж.

— Он отправился в Париж?

— Убирайся из моего дома. Ты мне докучаешь, — Дюрант сердито посмотрел на меня со своего насеста в сердце машины.

— Он отправился в Париж? — прокричала я.

— Так он сказал. Он также сказал, что вернётся через три дня. Он соврал, — он изменял угол наклона машины, пока телескоп не принял практически вертикальное положение. — Звезды неизменны. Они никогда не врут, — его кресло скрылось в шестерёнках, оставив меня смотреть на модель быстро накренявшихся планет.

— Спасибо, месье, — сказала я, спрыгивая вниз.

— И больше не беспокой меня! — крикнул он вслед, когда я толкнула тяжёлую дверь. Уходя, я всё ещё слышала, как он бормочет длинную череду цифр, записывая свои наблюдения.

Я побежала вниз по лестнице в поисках Уилла, надеясь, что его поиски в доме оказались такими же плодотворными.

Глава 17

Я возвращалась тем же путём, каким шла через дом, и особенно бесшумно старалась ступать в заводной оранжерее. Это место меня нервировало, и я хотела как можно скорее уйти отсюда. Когда я наконец-то дошла до входной двери, Уилл ждал меня.

— Ты его нашла? — спросил он. Уилл держал в руках хитроумное устройство с заводной ручкой сбоку, по размеру и форме похожее на ящик с выскакивающей из него фигуркой.

Я кивнула.

— Мой дедушка уехал в Париж примерно два года назад. Он намеревался уехать всего на три дня, но так и не вернулся.

— Дюрант сказал ещё что-нибудь важное? — спросил Уилл.

— Он болтал что-то про звёзды и тьму. Он утверждал, что мой дед отправился на поиски правды.

Уилл ответил едва заметным кивком.

— Мне интересно, связано ли это как-то с этой штукой.

Уилл достал руку из кармана, и с его пальцев свисал женский кулон. Подвеска состояла из огромного чёрного как мгла камня размером почти с яйцо, окружённого дымчатыми кристаллами.

— Я нашёл это в комнате твоего деда. Похоже, он уезжал в спешке. Он сжёг письмо. В очаге остался лишь небольшой кусочек, но я не разобрал ничего из написанного, — Уилл приподнял кулон повыше, и он отразил тусклый свет его свечи. — Ты его узнаешь?

Я присмотрелась к украшению. Камень в центре как будто мог затянуть меня в себя и удерживать в своих глубинах. Такое ощущение, словно тьма там способна вместить бесконечное множество секретов.

— Нет, — я никогда прежде не видела это украшение. Оно не было частью коллекции моей матери и не присутствовало на семейных портретах. — Я его не узнаю. Ты сумел найти способ обойти волков?

Уилл сжал кулон в кулаке и убрал его обратно в карман.

— Я нашёл чертежи Генри по волкам. Они действительно реагируют на звук, но и отозвать их тоже можно звуком. Я изъял отзывающую их часть из запирающего механизма в двери и установил её в эту штуку. Если мы повернём рычаг, это должно держать их на расстоянии. Я также нашёл старую шаль, в которую ты сможешь закутаться, чтобы никто не заметил твой рукав, — он протянул шаль мне, и я набросила её на плечи.

— Уилл, ты гений, — прилив гордости, затопивший моё сердце, удивил меня своей интенсивностью.

— Нам предстоит долгий путь до вокзала, но если поспешим, то будем в Париже завтра днём. К сожалению, если мы заберём это, — он приподнял механизм, — у Дюранта не будет возможности покинуть дом.

— Не думаю, что он когда-либо собирается покинуть дом. Мы расскажем об этом Оливеру, когда вернёмся. Он будет знать, что делать с Дюрантом, — сказала я. — Пошли.

Мы шли почти всю ночь, и к тому времени, когда мы добрались до Кале, я чуть ли не валилась с ног. К счастью, мы пришли на вокзал как раз перед рассветом и могли притвориться, будто только что встали ради путешествия на поезде.

Мы сумели приобрести два билета до Парижа, хотя почти все места в поезде были раскуплены. Билеты были очень дорогими. Единственные оставшиеся места располагались в частном купе, но Уилл их всё равно оплатил.

— Уилл? — я попыталась запротестовать и предложить свои скромные сбережения от магазина игрушек, но он меня остановил.

Он улыбнулся.

— Я об этом позаботился, — он предложил мне руку, и я взяла его под локоть, пока мы ждали прибытия поезда. Многие леди были одеты с иголочки, и в сравнении с ними я чувствовала себя бедной.

Моё простое платье выглядело грязным и помятым, подол запачкался в белой меловой пыли, а шаль скрывала разорванный и окровавленный рукав. Мы выглядели как бедняки, и тем не менее, мы поедем в своём личном купе. Я задремала на вокзальной лавке, отчего мой подбородок опустился на грудь, затем попыталась взбодриться. Уилл сказал мне поспать, пока есть возможность, а сам он бдительно следил за окружением.

Наконец, через несколько часов мы вошли в вагон и нашли наше купе. Уилл дёрнул за золочёную ручку и открыл дверь, обшитую тёмным деревом. Красные бархатные сиденья были мягкими и очаровательными, плотные шторы подвязывались жгутом с золотистой бахромой на концах. Я заняла место у окна и потрогала полированные медные дужки лампы, крепившейся к стене.

Всю юность я прожила в менее роскошном доме. Уилл задёрнул шторы на маленьком окошке в двери купе и сел напротив меня.

— Надеюсь, эта поездка на поезде будет куда более скучной, чем предыдущая, — сказал он.

Я испустила глубокий вдох облегчения.

— Мы когда-нибудь делали что-либо настолько обыденное?

— Мы как-то раз разделили кусок пирога, — сказал Уилл. Поезд под нами дёрнулся, затем покатился вперёд в комфортном размеренном ритме. Я смотрела, как мимо проносятся загородные земли, сонные французские деревни, леса и поля. Я мягко улыбалась про себя, вспоминая, каким липким был тот пирог, и как Уилл засунул себе в рот сразу половину куска. Это было так давно, и всё же я до сих пор почти ощущала вкус того запретного лакомства.

Однако сейчас не время витать в облаках, даже если это ощущалось так приятно.

— Что мы будем делать, когда доберёмся в Париж? — спросила я. — Нам негде остановиться.

— Мы можем остановиться в пансионе для туристов или в отеле, — Уилл потянулся ко мне и положил руку на моё колено. Моё сердце едва не выпрыгнуло из груди. Я уставилась на его руку, на такой интимный жест. Уилл убрал ладонь и окинул меня взглядом, полным тепла и обещаний. Я почувствовала, как к щекам приливает жар. Я по возможности старалась избегать интимных моментов и вести себя так, чтобы защитить свою репутацию. Теперь же в уединённом комфорте купе я ощущала слишком сильное искушение.

— Отель стоит так дорого. Это купе было слишком дорогим, — я сложила руки на коленях и посмотрела на свои пальцы. — Это будет опасно и вопиюще. Плохо уже то, что мы путешествуем одни, вдвоём.

— Тут ничего не поделаешь, — его мягкие карие глаза потемнели, и я почувствовала, как ужасающий трепет зарождается в моём нутре и пляшет там, лишая меня возможности дышать. — А что ты предлагаешь?

— Не знаю, но мы не можем позволить себе две комнаты. Ты и так сделал слишком много. Я не должна так обременять тебя. Это слишком щедро, — я посмотрела ему в глаза, и Уилл тихонько усмехнулся. Я не столько слышала, сколько видела, как его грудь слегка затряслась.

— Ты знаешь, как мне приятно наконец-то иметь деньги, которые можно тратить? — он откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди.

— Но ты копил эти деньги на своё будущее…

— Нет, — перебил Уилл. — Я копил их для нас. И неважно, используем мы их сейчас или потом.

— Но это важно. Если мы не сумеем вернуться в Лондон к Клятве, ты потеряешь своё место на Литейном заводе. И что потом? Это слишком большая жертва, — запротестовала я. — Крайне маловероятно, что я переживу эти праздники, не разрушив свою репутацию. Я не могу просить тебя связывать жизнь с загубленной женщиной и терять своё место на заводе.

Уилл ничего не говорил, и пауза казалась затянувшейся. Он склонил голову набок, пристально глядя на меня. Мне не хотелось смотреть ему в глаза. Я не видела, как могу выйти из этого приключения невредимой, и это несправедливо, потому что мы не делали ничего непристойного.

Уилл протянул руку и лёгким, как пёрышко, прикосновением пальцев заставил меня приподнять подбородок. Разве могут у мужчины быть такие глаза?

— Насколько я помню, ты и не просила. Я предложил, — его голос звучал мелодично и мягко, точно так же, как когда он работал со своими лошадьми. — Я хочу сделать это для тебя. Для нас. Я знаю, что ты никогда не будешь свободна до тех пор, пока мы не найдём твоего деда и не остановим убийцу, который его удерживает, — он подался вперёд и накрыл мою щёку тёплой ладонью. Я на мгновение погрузилась в защищённость его прикосновения. — Я люблю тебя, Мег. Если я могу тебе помочь, я так и сделаю. И это добровольный дар.

Если бы я голодала, то эти слова могли бы дать мне пропитание на тысячу лет. Если бы я чувствовала себя одинокой, его слова призвали бы армии, сражающиеся на моей стороне. Его слова переполнили моё сердце, и в то же время вызывали ужас, потому что они значили так много.

Я сглотнула неожиданный ком в горле.

— Я в тебе не сомневаюсь. Я лишь гадаю, вдруг ты однажды осознаешь, что цена слишком высока. Я ещё несколько лет не смогу выйти замуж, а ты уже несколько раз едва не погиб из-за меня. В какой момент эта любовь станет помехой вместо благословения? — я вздохнула. — Я не могу не думать о том, что вдруг однажды в Шотландии ты встретишь кроткую молодую девушку без такого количества сложностей.

Уилл склонил голову набок, и я не могла отвести взгляда от его глаз, мягких и спокойных, глубоких как ночь и таких же неподвижных.

— Например, тот факт, что её пытается прикончить убийца? — уточнил он.

— Именно.

Он медленно вдохнул, затем на мгновение опустил взгляд. Со склонённой головой он выглядел так, будто молился. Когда Уилл вновь посмотрел мне в глаза, там присутствовало нечто ещё — правда и страх.

— Почему ты решила, что у меня не было более многообещающих перспектив? — его голос понизился на тон.

Я почувствовала, как моё сердце остановилось.

Я выпрямилась, разрывая наш контакт прикосновений. Уилл наблюдал за мной с неизменным выражением лица, но я слишком хорошо его знала. Его плечи напряглись, и он приготовился к моей реакции.

Моё сердце, решившее вновь забиться, панически заколотилось.

— Почему ты не упоминал об этом в письмах?

— Потому что я отказался от всех этих перспектив.

Отказался. Я пьянела от прилива облегчения, но потом мой разум затмило неверием. Я знала, что Уилл значил для меня. Я знала, что он сделал для меня. Я также с болью осознавала каждый раз, когда я разочаровала его, воспринимала его как должное или отказывалась от того, что он готов был дать. Я ненавидела эти моменты. Я ненавидела сам факт их существования. Я ненавидела то, что они вызывали у меня чувство, будто я никогда не заслужу мужчину, который сидел напротив меня. Я хотела ощущать, что заслуживаю его любви и даю ему нечто большее, чем просто свою привязанность.

Но мне нечего предложить, кроме непредсказуемой жизни. Он заслуживал счастья, а не этого безумия. Не моих мятежных страстей. Он заслуживал женщину, которая достойна его неизменной щедрости — какую-нибудь милую, добрую, хорошую спутницу. Я не стану цепляться за него, если тем самым буду вредить ему. Если он захочет другую, мне нужно быть сильной и позволить ему найти собственный путь.

— Если у тебя есть чувства к другой, то ты вправе действовать по своему усмотрению. Я лишь мимолётное увлечение и часто приношу проблемы. Я знаю, что были случаи, когда я поступала с тобой не по справедливости.

Уилл скрестил руки на груди, и его левая бровь приподнялась в такой манере, которая указывала на то, что я либо упрямлюсь, либо всё усложняю.

— Поступала со мной не по справедливости? Ты рисковала своей репутацией, придя ко мне в конюшни Рэтфорда, а ведь тогда твоя репутация была единственным, что помогало тебе выжить. Затем ты обращалась со мной как с человеком, а не как с какой-то псиной, катающейся в навозе, хотя остальные слуги в доме воспринимали меня именно так. Ты была первой, кто когда-либо сделал для меня добро.

Он оставался неизменным и непоколебимым в своей убеждённости.

— Ты вытащила меня из того чёртова дома и затащила в свои происки, в которых полагалась на меня так, будто я обладаю острым умом, будто я жизненно необходим. Тебе хватило смелости отклонить моё предложение брака, чтобы ты сумела сделать нечто великое и сама стать великой, а потом ты продолжала любить меня и ценить, хотя я всего лишь работаю на Литейном заводе.

— Ты чрезвычайно умён сам…

— Я не закончил, — Уилл повысил голос. — Ты рисковала своей жизнью, чтобы спасти не только меня, но и сотни членов моего клана, моих братьев. И последнее, но явно не меньшее из твоих несовершенств — ты отклонила предложение преуспевающего графа. Мужчины, которого ты уважаешь, которым ты восхищаешься. Он богат, он почти равен тебе по интеллекту, и он красив. Чёрт, да на твоём месте я бы сам вышел за него замуж, хотя я этого ублюдка терпеть не могу!

Моё сердце ощущалось таким полным и свободным. Я почувствовала, как горячая слеза скатилась по моей щеке, и совсем неблагопристойно шмыгнула носом, пытаясь взять себя в руки. Выражение лица Уилла смягчилось, и он покачал головой, словно мы только что разделили остроумный секрет.

— И что мне с тобой делать? — спросил он. Его глаза потеплели от улыбки.

Я не знала, но так радовалась, что сейчас он со мной. Я не удержалась и немного поддразнила его.

— То есть, у тебя было немало отличных перспектив в Шотландии? — я прикоснулась к лицу носовым платком. Ткань на моей чувствительной коже ощущалась как песок.

— Ты ответственна за целую реку разбитых сердец, — колко пошутил Уилл, протягивая руку, и костяшками пальцев погладил другую мою щеку.

Чёрт возьми, как же я любила этого мужчину.

— Фиона в трактире была ужасно расстроена? — спросила я. Я была наслышана об её роскошных, гм… порциях.

— Она рыдала месяц кряду, — напряжение покинуло Уилла, но теперь я ощущала другой призрак, воспоминание о потерянном. Я не могла забыть молодого мужчину, который изначально дразнил меня внушительной грудью Фионы. Уилл посмотрел на свои руки, затем сжал их и снова раскрыл, будто чувствовал, как что-то ускользало сквозь его пальцы.

— Ты скучаешь по Дункану, да? — если бы я только сообразила раньше. Мы могли бы спасти его. Я всё ещё ощущала угрызения совести из-за того, что не сумела предотвратить его убийство. — Мне жаль.

Уилл посмотрел мне в глаза, и я видела там отражение Дункана. Будучи ещё маленьким мальчиком, Уилл стал свидетелем смерти своего отца, а потом мы оба видели, как умирает его самый лучший друг, и его кровь сочилась по моим рукам.

Я больше никогда не хотела видеть такую смерть. То, что я чувствовала, не шло ни в какое сравнение с болью, которую я замечала в Уилле. Мне хотелось забрать его страдания и носить их с моим чувством вины, чтобы Уилл остался лишь с любовью к своему другу и брату.

— Дункан как-то раз сказал мне привязать тебя к себе всеми возможными узами и никогда не отпускать, потому что женщина, имеющая в себе страсть — это сокровище, за которое нужно держаться, — Уилл едва заметно кивнул головой, и я едва не пропустила этот жест. — Я никогда не встречал женщину, столь храбрую и смелую как ты. Как-то раз я сказал тебе, что ты подобна птице, а я подобен камню. Если это верно, то ты заставляешь этот камень смотреть в небеса и знать, каково это — воспарить к небесам. Никакая кроткая и очаровательная девушка из Шотландии не заставит меня чувствовать то, что я чувствую к тебе.

Я ощутила тесноту в груди, ужасное и прекрасное ноющее чувство, от которого я никогда не желала избавляться.

— Если я птица, а ты камень, тогда ты — моя скала, безопасное пристанище, в которое я могу раз за разом возвращаться, когда крылья меня уже не держат. Я люблю тебя, Уилл.

Я почувствовала, как воздух между нами сделался густым и тяжёлым, и Уилл наклонился ко мне с горячим обещанием во взгляде. Моя тоска по его прикосновениям сделалась неудержимой, и голод угрожал поглотить меня огнём.

— Ты всегда будешь возвращаться? — спросил он.

— Да. Всегда. Ты будешь ждать меня? — прошептала я, когда он подался ещё ближе, крадя расстояние между нами.

— Я терпеливый мужчина, — пробормотал он. — И упрямый, — добавил он.

— Я тоже.

Уилл привлёк меня в объятия, и его губы завладели моими с неудержимым голодом. Он целовал меня со страстью, которая могла бы выжечь холод зимы и воспламенить весь мир. Мы вместе упали на колени, очутившись на полу маленького купе. Это был уединённый мирок только для нас двоих, наполненный удовольствием запретного поцелуя. Я вжалась в него всем телом, желая быть ближе и зная, что никогда не окажусь достаточно близко. Уилл забирал воздух, которым я дышала, и переполнял меня таким изумлением, что я превратилась в птицу и воспарила, забирая его с собой.

Ритмичное постукивание вернуло меня в реальность.

Тук, тук, тук…

— Билеты, пожалуйста.

Я ахнула, отпрянув обратно на сиденье, и юбки сбились в кучу вокруг моих ног. Я расправила их, спешно убрала волосы с лица и покрепче закуталась в шаль. Руки я чопорно сложила на коленях и уставилась в окно.

Моё сердце грохотало в ушах, когда я услышала, как отворилась дверь купе.

— Билеты? — спросил кондуктор по-французски. Уилл достал их из кармана своего пальто. Жилет Уилла перекосился, волосы торчали во все стороны, потому что я ерошила их на затылке. Его губы припухли и блестели, а рука дрожала, когда он протягивал кондуктору билеты.

Кондуктор прочистил горло, и я почувствовала, что моё лицо запылало.

— Благодарю, мадам и месье, — сказал он на сей раз по-английски. — Наслаждайтесь вашим пребыванием во Франции.

Мужчина дотронулся до края своей шляпы, затем подмигнул нам и закрыл дверь купе.

— Мадам? — мне хватило приличия, чтобы возмутиться.

Глаза Уилла ярко блестели лукавством.

— Он думает, что мы женаты.

Милостивый Боже. Если Уилл в таком взъерошенном виде, мы действительно перешли все рамки приличий.

— Или же он придерживается противоположного мнения, — должно быть, с разметавшимися волосами и помятым платьем я выглядела как распутная женщина. — Неудивительно, что Франция пользуется такой отвратительной репутацией. Он буквально закрывает глаза на наше нарушение приличий.

Уилл рассмеялся.

— Разве это так ужасно?

— Да, — немедленно запротестовала я. Затем лукаво улыбнулась. — И нет.

— Из тебя вышла бы отвратительная графиня, — Уилл поцеловал кончик своего пальца и прижал его к моим губам.

— Я знаю, — я прислонилась к спинке сиденья. — Возможно, я вся пошла в деда. Просто поверить не могу, что его прошлое было таким красочным.

— Описывать мнимые любовные похождения твоего деда как «красочные» — это всё равно что называть витражное окно кусочком стекла, — Уилл скрестил руки на груди.

— Не может же всё и правда быть настолько ужасно. Люди любят сплетни. Я с трудом верю, что мой дед вёл бы себя так опрометчиво. Когда он скрылся, ему было уже немало лет. Что такого могло содержаться в письме, что заставило бы его отправиться в Париж? — спросила я. — И какое отношение ко всему этому имеет кулон? Что-то тут не складывается. Он был так счастлив в браке с моей бабушкой.

Уилл сложил пальцы домиком и прижал их к губам.

— Как ты можешь быть так уверена? — спросил Уилл, тщательно выбирая слова. — Иногда всё не так, как кажется.

— Я знаю, — рявкнула я, пожалуй, резче, чем следовало. Его слова ранили лишь потому, что слишком совпадали с моими мыслями. Я смягчила свой тон. Ведь я злилась не на Уилла. — Я знаю своего Papa. Он был хорошим и честным мужчиной.

— В этом я не сомневаюсь, — Уилл вытащил подвеску из кармана и понаблюдал, как та крутится в воздухе. — Такое чувство, будто мы собрали несколько деталей, но все они от разных головоломок. Тебе лучше оставить это себе, — он протянул мне кулон.

Я посмотрела на огромный чёрный камень и цепочку. Я не могла заставить себя надеть украшение на шею, зная, что когда-то оно принадлежало женщине, у которой были непристойные отношения с моим дедом. Вместо этого я убрала его в карман, вшитый в мои юбки.

Остаток пути до Парижа был блаженно лишённым событий, и нам с Уиллом удалось позволить себе немного такого необходимого сна. Ничего столь волнительного, как обрушившийся туннель или крушение поезда, не сбивало нас с пути, хотя я бы не возражала против ещё одного поцелуя. От одной этой мысли кровь начинала нестись быстрее, но я была не настолько смелой, чтобы проявить инициативу, а Уилл на остаток путешествия сделался задумчивым.

Худшей частью пути оказалось наше прибытие с пятиминутной задержкой на вокзал, который был наполовину разворочен ремонтом.

Не самый элегантный визит в Париж, который я себе представляла, но мы наконец-то очутились на месте.

Нам не пришлось забирать ничего, кроме своих небольших припасов. Внезапно мной овладел страх. Я не знала, куда отправляться дальше.

Я повернулась и увидела, что за мной и Уиллом наблюдает мужчина с округлым лицом и аккуратной бородкой. Он был опрятно одет, но всем своим видом выражал лёгкий укор. У меня возникло ощущение, будто один из учителей поймал меня за попыткой сжульничать в задании… не то чтобы я стала так поступать, но это легко было вообразить.

Я тронула Уилла за руку и кивнула в сторону того мужчины. Он пока не выглядел опасным, но явно был слишком заинтересован в нас. Нам придётся пройти мимо него.

Опустив голову в притворной покорности, я пожалела, что у меня нет с собой подобающего чепца, чтобы скрыть лицо. Я шла чуть позади Уилла, как примерная молодая жена. Я не могла выделяться своей манерой держаться или высоко поднятой головой. Будучи женщиной, я могла раствориться в толпе. Нужно лишь хранить молчание и держать глаза опущенными.

И это удавалось мне до тех пор, пока нога мужчины не втиснулась между Уиллом и мною, заставив меня остановиться как вкопанную. Я резко подняла глаза на мужчину, испугавшись, что он встал между мной и Уиллом.

Уилл быстро повернулся, но мужчина поднял руку, чтобы остановить его так, как это сделал бы констебль. Уилл помедлил лишь на секунду, но этого оказалось достаточно.

— Сегодня прекрасный день в саду, — сказал мужчина, словно это самый естественный на свете способ приветствовать незнакомого человека.

Мои башмаки внезапно показались мне свинцовыми, а в горле пересохло. Миллион слов, которые я не должна знать, пронеслись во мне вульгарной чередой. Я посмотрела вниз, и на его кольце красовалось кольцо с печатью Развлекателей.

Я заскрежетала зубами. У меня не оставалось выбора кроме как ответить ему.

— Да, когда солнце светит позади ириса, — ответила я. Как оказалось, мои изначальные дурные предчувствия оказались очень даже оправданными.

Француз улыбнулся и действительно выглядел вполне искренним. Уилл обошёл его и встал вплотную ко мне.

— Приветствую, Ученица Маргарет. Добро пожаловать в Париж. Директор Оливер вне себя, — он мрачно улыбнулся. — Идёмте со мной. И ты тоже, МакДональд.

Я бросила на Уилла косой взгляд.

Нас поймал один из членов Ордена.

Глава 18

Мы последовали за мужчиной наружу, где он прошёл небольшое расстояние по улице до менее оживлённого угла. Поблизости ждала повозка. Я никогда прежде не встречалась с данным Развлекателем, и хоть у него имелись правильные пароли, доказывающие, что он является частью Ордена, я по-прежнему держалась настороже.

— Это для вас, — он полез в карман куртки и достал аккуратно сложенное письмо. Я взяла его и осмотрела восковую печать.

В воске виднелся оттиск метки Оливера.

Я спешно сорвала печать и приступила к чтению.

«Дорогая Мег,

Я бы спросил, о чём ты думала, отправляясь в Париж с одним лишь Уиллом, но я знаю, о чём ты думала, и не нахожу в себе сил винить тебя. Однако у меня заканчиваются голуби для отправки Габриэлле, так что я буду краток. Я не желаю терять свою лучшую ученицу в первый год работы директором — ни из-за скандала, ни из-за убийства, ни из-за формальностей. Ты должна вернуться к клятве.

Знаю, тебе кажется, что у нас нет времени, но если след остынет, я уверен, что мы вновь отыщем его. Твой дед не хотел бы, чтобы ты разрушила свою жизнь из-за этого.

Я ожидаю увидеть тебя тридцать первого числа. Что же касается твоей репутации, то я объяснил всю ситуацию Гюставу. Он мой доверенный друг, и его молодая жена может выступить твоей компаньонкой, пока ты будешь в Париже. Будь осторожна.

Увидимся в Лондоне,

Оливер

P.S. Уилл, береги её.

P.P.S. Постарайтесь не довести бедного Гюстава до психбольницы.

P.P.P.S. Когда вы в следующий раз попросите Джона Франка об одолжении, скажите ему оставить Развлечения в покое».

— Я так понимаю, всё в порядке? — спросил Гюстав, открывая дверь экипажа.

— Воистину. Спасибо, что встретили нас, — мои дурные опасения отступили, когда мы забрались внутрь. Всё обернулось лучше, чем я надеялась, и я была очень рада встретить здесь неравнодушных друзей. Уилл сел рядом со мной. Я передала ему письмо, чтобы он тоже его прочёл.

Как только Гюстав уселся, экипаж тронулся по широким авеню и бульварам Парижа. Он оправил куртку, а мы в сравнении с ним выглядели как два пугала. Уилл пребывал не в таком плачевном состоянии, как я, но Гюстав явно был очень опрятным мужчиной. Его тёмная одежда выглядела безупречно, как и короткая бородка, которая шла его широкому лицу.

— Я должен извиниться. Английским я владею не слишком хорошо, — начал он с сильным акцентом. — Нам предстоит долгий путь.

— Куда мы направляемся? — спросила я.

— В дом, который я арендовал на праздники для себя и своей жены. Оливер предположил, что перед отъездом из Лондона вы не организовали себе место, где можно остановиться. Он дал мне понять, что ваш отъезд был довольно спешным, — он скрестил руки на широкой груди. — Судя по состоянию вашей одежды, я вижу, что он не ошибался, — он опустил взгляд к белой пыли на моём подоле, и я покрепче закуталась в шаль, пряча раненую руку.

Мне действительно нужно было найти нечто более подобающее для Парижа, пока мы здесь. Страдать от осуждения за то, что я не живу как куколка на полке, начинало изрядно утомлять. Гюстав небрежно взмахнул рукой.

— Вы можете остаться в качестве наших гостей, но мы должны вернуться в Лондон через несколько дней. Я прошу вас дать обещание больше не убегать.

Я кивнула, но промолчала. Сложно давать такие обещания. Я не знала, куда заведёт меня следующая улика, но теперь понимала, что просить о помощи друзей — это более удобный способ путешествовать, чем отправляться в одиночку.

— В этот раз мы не намереваемся выбираться куда-то за пределы Парижа, — сказал Уилл. — Спасибо вам за гостеприимство. Мы очень благодарны.

— Я женился буквально этим летом, и моя жена весьма молода. Она ещё не является частью Общества. Я буду благодарен, если вы не станете распространяться на эту тему, — предупредил Гюстав. Экипаж внезапно закачался и задрожал, пока мы проезжали неровный участок дороги. Я выглянула в окно и увидела многочисленные рабочие отряды, карабкавшиеся по строительным подмостям у фасада, который без перерывов тянулся перед каждым зданием на этом бульваре. Фасад придавал улице очень опрятный и единый вид, но ей как будто недоставало своего духа. — МакДональд, лучше всего будет не упоминать, что вы путешествовали вдвоём.

— Само собой, — заверил он.

— Теперь к важному вопросу. Вы полагаете, что Генри жив и находится в Париже? — Гюстав подался вперёд и переплёл свои пальцы. — Оливер мало что сказал.

Оливер назвал Гюстава доверенным другом, и я осознала, что мне нужен союзник в Париже. Я решила довериться слову Оливера.

— Я нашла письмо моего деда, адресованное Улиссу Рэтфорду. Оно было отправлено после мнимой гибели моего деда. Он сказал Рэтфорду, что отправится в укрытие, и единственный, кто знал, где его искать — это сам Рэтфорд. Мы с Уиллом обыскали мастерскую Рэтфорда и нашли запись их последнего разговора. Рэтфорд упомянул Pensée.

— То есть, вы нанесли старику Морису визит, — сказал Гюстав. — И он до сих пор жив?

— Да. Он подтвердил, что Генри действительно бывал в имении, и мой дед намеревался отправиться в Париж всего на три дня, а потом вернуться, — объяснила я.

— Но он не вернулся.

— Нет, — я сделала глубокий вдох. Мне не хотелось озвучивать свои мысли, но этого нельзя избежать. — Этим летом мужчина, ответственный за убийство моих родителей, попытался похитить меня. Он упомянул, что намеревается воссоединить меня с моим дедом. Корабль, на котором он часто путешествовал, причаливал в Гавре, а потом поднимался вверх по реке до Руана. Есть вероятность, что он по Сене добирался до Парижа.

— Это очень слабая связь, — сказал Гюстав.

— Знаю, вот только Дюрант тоже направил нас сюда. Если мы сможем найти подтверждение того, что мужчина, убивший моих родителей, находится в городе, тогда я уверюсь, что мой дед до сих пор жив и находится в Париже.

— Но этот мужчина пытался вас похитить, — повторил Гюстав.

— Именно поэтому Оливер вне себя, — я разгладила юбки на коленях.

— Вы знаете, с чего бы Генри приезжать в Париж? — спросил Гюстав.

— Нет, но мы нашли это, — я запустила руку в карман и вытащила украшение, позволив кулону повиснуть на цепочке. Она ощущалась холодной на моих пальцах. — Это находилось в комнате моего деда в Pensée. Вы знаете, кому это могло принадлежать?

— Это было возле письма, которое почти полностью сгорело в очаге, — добавил Уилл.

— Это принадлежит женщине, — сказал Гюстав, подхватив цепочку кулона и позволив огромному чёрному камню кружиться на свету.

— Мы тоже пришли к этому выводу, да, — я отчаянно желала найти моего деда, чтобы мне больше не приходилось нести на себе бремя спекуляций об его тайных амурных делах молодости.

— Возможно, он повстречал давнюю любовницу и захотел заново разжечь потухшее пламя?

— До вас доходили слухи о романе с француженкой? — спросила я.

Гюстав кашлянул и посмотрел на меня так, будто я отрастила три головы, но потом взял себя в руки. Полагаю, это был весьма дерзкий вопрос. Я слишком привыкла обсуждать эти вещи с Уиллом.

Гюстав прочистил горло.

— Это случилось задолго до моего времени, и я никогда не терпел слухи женщин Общества. Я не был рождён в Ордене. Меня приняли в него из-за моего таланта в инженерии, и мне определённо нужно было структурировать свои познания. До Академии я явно был не лучшим учеником, — Гюстав передал украшение обратно, затем прислонился спиной к жёсткому сиденью. — У нас есть время до тех пор, как нам придётся отправиться в Лондон. Я помогу вам поискать деда в Париже, но я отказываюсь стучать в двери спален.

— Спасибо, — я ощущала, как горят мои щёки. Я тоже не желала совать нос в спальни, особенно те, в которых мог находиться мой дед, пусть и недолго. Я убрала украшение обратно в карман, затем переключила внимание на окно. Пожалуй, будет лучше сменить тему. — Что это такое?

Я подвинулась поближе к окну и выгнулась, чтобы рассмотреть как можно больше. Огромная белая арка вздымалась к небу, как великий монумент славных дней Рима. Она была украшена резными изображениями триумфальных ангелов, наблюдавших за мужчинами в сражении. Они были вылеплены с искусностью мастеров Ренессанса. У меня дух захватывало. Даже улица сгибалась вокруг арки широким кругом.

— Эта уродина — Триумфальная арка, — Гюстав отодвинулся от окна, чтобы Уилл тоже мог посмотреть.

— Разве она вам не нравится? — мне она показалась выдающейся. Я задавалась вопросом, может, Развлекатели что-то в ней припрятали.

— За последние годы Париж столько раз рушился и отстраивался заново. Замечательно, что теперь город стал намного чище и упорядоченнее, но теперь он стал слишком однообразным, слишком показным Парижем, — Гюстав задумчиво провёл рукой по своей короткой бородке. — Для меня это не Париж. Не такой Париж, каким он должен быть.

— А каким он должен быть? — поинтересовался Уилл.

— Парижу нужно нечто уникальное, — начал он, выглядывая в окно, но вместо того чтобы смотреть на Арку, он уставился на горизонт, словно мог видеть там нечто грандиозное. — Это должно быть элегантным, простым. Развлечение, которое стоит под открытыми лучами солнца, а не погружено под землю и спрятано от мира. Может, что-нибудь, способствующее коммуникации между Лондоном и Парижем, поскольку здесь, на континенте, сложно получать послания от Ордена.

— Уверен, что именно вы сможете создать нечто подобное, — сказал Уилл.

Гюстав отмахнулся.

— Ах, возможно, когда-нибудь.

Мы несколько раз поворачивали на опрятных улицах Парижа, пока не добрались до маленькой площади в стороне от оживлённых авеню и великолепия города.

Гюстав вышел из экипажа и заплатил кучеру, затем постучал по боку повозки и отослал её прочь.

— Я приношу свои извинения за скромное убранство, но хотя бы под этой крышей ваша репутация будет в безопасности.

Мы вошли в узкий городской дом и поднялись по лестницам, чтобы оказаться в скромной гостиной. Молодая женщина подошла, чтобы поприветствовать нас. Я была ошеломлена. Казалось, мы почти одного возраста. У неё было слегка квадратное лицо, волосы убраны назад в строгой и опрятной причёске. Хоть мы и были почти ровесницами, она выглядела намного старше или как минимум демонстрировала очень серьёзный и сдержанный настрой.

Вопреки холодной внешности, она улыбнулась и обменялась приличествующими поцелуями в щёку с Гюставом перед тем, как повернуться к нам.

— Вижу, ты нашёл своего коллегу и возвратил подопечную твоего друга. День был насыщенным.

Она мягко говорила по-французски, хотя на Уилла бросила подозрительный взгляд.

— Да. Боюсь, мне пришлось довольно долго прождать между двумя поездами, — ответил Гюстав. — Сожалею, если это заняло большую часть дня. Моя дорогая жена, позволь представить тебе мадмуазель Маргарет Уитлок и также моего коллегу месье Уильяма МакДональда. Это моя жена, Мари Маргарита, — Гюстав взял жену за руку и подвёл её ко мне, пока Уилл деликатно держался позади, верный своей привычке в приличном обществе.

— Рада встрече с вами. Уверена, мы можем стать хорошими друзьями, — она чопорно кивнула Уиллу, который ответил коротким кивком. — Не сомневаюсь, что вы оцените возможность освежиться. Затем мы можем что-нибудь поесть и попить. Из Лондона путь неблизкий.

Она и понятия не имела.

— Благодарю, — ответила я, и она повела меня наверх в прибранную, но скудно обставленную комнату. В углу стояла небольшая кровать с толстой периной, в изножье постели расположился простой сундук с ящиками и маленьким зеркальцем сверху. Здесь не было другой мебели, если не считать ковра ручной работы, который укрывал неровную древесину пола.

Я и не осознавала, насколько устала, пока не увидела кровать. Такое чувство, будто прошла целая вечность с тех пор, как я нормально спала в постели. Мари Маргарита стиснула свои ладони вместе, словно не знала, куда деть руки.

— Вы можете остаться здесь. Где ваши сундуки?

Простой вопрос, но правда описывала меня не в лучшем свете. Я не знала, как Гюстав объяснил своей жене мой неожиданный приезд, но её взгляд то и дело опускался к моему подолу. Должно быть, она подумала, что я сбежала от своего опекуна, а отсутствие сундуков вовсе не разубеждало её в этом выводе. И всё же нельзя сказать, будто мои сундуки внезапно прибудут сюда.

— У меня их нет, — я мельком увидела своё отражение в зеркале. Мои волосы растрепались, у меня не было чепца, и я походила на пугало.

— Вы сбежали? — она прищурилась, явно в чем-то меня подозревая.

— Не совсем.

— Вы собрались тайно выйти замуж? — её рука взметнулась к горлу.

— Нет, вовсе нет, — мне нужно было придумать какое-то объяснение, но разум пребывал в хаосе, и моему присутствию во Франции просто не существовало хорошего объяснения.

Её лицо несколько покраснело.

— Вы бежите от брака, который организовал вам опекун?

— Да, — соврала я. — Да, именно так. Я не желаю выходить замуж, — как минимум эта часть была правдой.

Я подумала о поцелуе на поезде. Ну, возможно, я всё же немножко хотела замуж, но едва ли Мари Маргарите надо об этом знать. Это моё лучшее объяснение, и нужно его придерживаться.

— О Боже, — воскликнула она, присаживаясь на постель и утягивая меня за собой. Я незаметно отодвинула раненую руку. — Брак не так ужасен. У меня тоже были свои опасения, когда мать сказала мне, что я выйду замуж за Гюстава, но я знала его с детства, и он очень добрый муж. Возможно, у вас всё будет так же.

Мне пришлось проглотить ком в горле. Как я вообще оказалась втянута в этот разговор?

— Не думаю, что у меня всё будет так же, — на самом деле, я вполне уверена, что у меня так не будет.

— Вы же подопечная, нет? — спросила она.

— Так и есть.

Она, похоже, немного расслабилась, войдя в роль мудрой мадам, которой известно уже всё, что только можно знать о супружестве, хотя она сама была замужем менее года.

— Должно быть, тяжело не иметь своей семьи.

Я отодвинулась на дюйм, чтобы создать между нами небольшое расстояние.

— Да, это так.

И вот оно. Я старалась не слишком часто позволять тоске по семье брать надо мной верх, но временами я просто не могла этого избежать.

Мари накрыла мою ладонь своей.

— Тогда почему вы не желаете создать собственную семью? Через десять лет у вас может быть шестеро детей, и тогда вы сможете заботиться о большой семье.

Во имя всего святого, это последнее, что мне нужно.

— Благодарю вас за беспокойство, но эта ситуация поистине невыносима, — запротестовала я, ощущая, как к щекам приливает жар. Я хотела в итоге выйти замуж за Уилла, но сейчас не то время. Мне нужно слишком многого достичь, и ему тоже.

— Что-то не так с вашим суженым?

— Нет.

— Он старый?

— Нет.

— Бедный, непривлекательный, суровый? — казалось, она искренне беспокоилась обо мне, отчего я лишь ещё хуже чувствовала себя из-за всего этого притворства. Возможно, глупо будет упоминать, что я отказала молодому, богатому, привлекательному (пусть и раздражающему) графу.

— Нет, ничего такого.

Её губы плотно поджались, отчего её лицо показалось ещё более суровым.

— Позвольте дать вам совет. Если у девушки нет богатого приданого, то лучше принять предложение, когда его делают. Вам лучше не оставаться на полке навеки. У вас никогда не будет своей жизни.

Я моргнула, лишившись дара речи. Господи, я никогда не встречала того, кто питал бы такой интерес к моим личным обстоятельствам.

— Что насчёт вас? — я внезапно осознала, что не знаю фамилии Гюстава, и едва ли будет прилично называть её мужа по имени. — У вас были опасения перед свадьбой? — спросила я.

Она рассмеялась, но это был невесёлый звук. Было в нем нечто пустое и неловкое.

— Ему нужна была жена, и вот я уже мадам Эйфель, — она похлопала меня по руке. — Не беспокойтесь. Уверена, вы скоро образумитесь. Ваш опекун не захочет вечно держать вас в качестве подопечной, и что же вы будете делать, когда окажетесь сама по себе? Я спрошу у мужа, нельзя ли нам отправиться на прогулку. Мы можем утром съездить и купить вам новое платье и шляпку. Уверена, его друг не станет возражать. Тогда, вернувшись в Лондон, вы, возможно, будете пребывать в благодушном настроении.

По моей спине пробежали мурашки. Слова Мари Маргариты прозвучали для меня такими чужеродными, и не только потому, что они были произнесены по-французски.

— Это будет очаровательно, — ответила я, испытывая глубинный дискомфорт в присутствии молодой женщины. Она была моей ровесницей, а Гюстав даже старше Оливера. Однако едва ли такое положение вещей можно назвать редким. Многие семьи хотели отдать своих дочерей за мужчин, которые уже нажили достаточное состояние, чтобы позаботиться о жёнах — особенно если у девушки небольшое приданое.

У меня не было приданого, но это неважно. У меня имелось нечто большее. Я подумала о магазине игрушек и обо всём, чего я добилась в Академии. Быть на содержании как жена мне казалось таким ограниченным. У меня не было таких мыслей, когда мы с Уиллом по тем полуразрушенным туннелям или исследовали особняк дряхлого старика. И тем не менее, я жила именно в мире Мари Маргариты. Ожидание этого лежало на моих плечах.

Такое чувство, будто я смотрела в кривое зеркало. Я не узнавала девушку в отражении.

Всего лишь два года назад я стремилась лишь к тому, чтобы выйти замуж как Мари Маргарита. Я готовилась к своему дебюту в светском обществе, где предо мной предстанет мираж выбора в форме изысканных балов и танцев, но в итоге меня выбрал бы мужчина, который меня захотел. Далее организовали бы свадьбу, и я бы довольствовалась жизнью, как у Мари Маргариты, и мой мир никогда бы не выходил за пределы места моего проживания.

— Возможно, у меня найдётся платье, которое вы сможете позаимствовать на ужин, чтобы выглядеть презентабельно. Я скоро вернусь, — сказала Мари Маргарита. Вставая, она легонько прикоснулась к своему животу, и я гадала, вдруг она уже носит ребёнка. Скольких ещё она принесёт в этот мир? Сделает ли она что-нибудь значимое? И хочется ли ей этого втайне? Или она станет всего лишь записью в истории достижений её мужа.

Мари Маргарита покинула комнату, чтобы принести платье, пока я повернулась к зеркалу. Я прибрала волосы, вновь аккуратно заплетя их в косы и уложив узлом на затылке.

Лёгкий синяк от летевших кусков кирпича проступил на моей щеке возле уха. Я потрогала это место. Немного неприятно, но не болело. Я накрыла ладонью повязку на руке и шрамы, которые я буду носить на себе вечно.

Они помогали мне почувствовать себя живой.

Глава 19

Ужин, должно быть, стал одним из самых сюрреалистичных случаев в моей жизни. Платье Мари Маргариты подошло мне достаточно хорошо, хотя под руками было немного тесновато, и вес ткани был колоссальным. Рукава были расклешёнными, и мне приходилось прикладывать большие усилия, чтобы кушать аккуратно и не макнуть рукав в соус на тарелке.

Гюстав принялся обсуждать с Уиллом нюансы металлургии в Англии, что хорошо подходило под нашу легенду. Мари Маргарита считала, что мы с Уиллом вообще не знакомы, и вместо этого заняла меня светской беседой о погоде во Франции и её личных предсказаниях насчёт весенней погоды. Время от времени она привносила в разговор разнообразие, обсуждая качество поданного сыра или жалуясь на нехватку качественных простыней в доме.

Мне приходилось прикусывать язык, чтобы не влезть в разговор мужчин, но нужно было играть свою роль. Вместо этого я попыталась выведать интересы или мнение Мари Маргариты, но как только я поднимала какую-то тему помимо погоды или качества простыней, она отмахивалась и сводила наш разговор обратно к обыденному.

Я готова была закричать.

Когда хозяйка удалилась в свою комнату, я выдохнула с облегчением. Уилл тоже ушёл, чтобы не создавать непристойного впечатления.

Меня раздражало, что я даже не могла пожелать ему спокойной ночи.

Когда мы наконец-то остались наедине, Гюстав обратился ко мне.

— Мари Маргарита попросила меня образумить вас, — сказал он, беря в руку бокал вина. — Похоже, у неё сложилось впечатление, что вы бежите от навязанного брака, — он усмехнулся. — Бедняжка.

Я отпила глоток кофе. Оливер помог мне пристраститься к этому напитку, и данный кофе был поистине отменным. Я поставила чашку на блюдечко.

Я кое-что хотела обсудить с ним, но это рискованно. Гюстав являлся относительно новым членом Ордена, так что традиции Развлекателей, кажется, ещё не так сильно вбиты ему в голову. Я надеялась обсудить с ним Хэддока, но не была уверена, вдруг он отчитает меня за упоминание запретного имени.

Я решила быть прямолинейной.

— Что вам известно о Хэддоке? — спросила я.

Гюстав подавился вином. Он закашлялся, стуча себя кулаком по груди и уставившись на меня прищуренными глазами.

— Это имя под запретом, — он поморщился, словно внутри воевал с самим собой, решая, стоит ли вести этот разговор.

— Я знаю, и именно в этом заключается моя проблема, ибо я считаю, что именно Хэддок удерживает моего деда в заложниках, — я повернула чашку на блюдце в одну сторону, затем медленно в другую. — Пожурите меня, если вам так угодно, но я не могу добраться до правды, если не имею возможности свободно говорить. Если Хэддок мёртв, его наказание исполнено. Ему нет никакого дела до того, состоится между нами этот разговор или нет.

Гюстав нервно поёрзал. В итоге он встретился со мной взглядом, и в его выражении присутствовала серьёзность, которой раньше там не было.

— Хэддок абсолютно и бесповоротно мёртв. Он похоронен на кладбище Пер Лашез. Он не может удерживать вашего деда.

— Логически я это понимаю, но этот скандал кажется единственным событием в прошлом моего деда, которое может вызвать такую враждебность, чтобы привести к убийству, — я подвинулась назад на стуле. Кто-то же должен что-то знать, чтобы я смогла раз и навсегда отвергнуть идею с именем Хэддока.

— Я мало знаю. Только слухи. Инцидент произошёл до моего времени. В период моего ученичества мои сверстники перешёптывались о нем. Рассказывали друг другу как поучительную историю, — Гюстав сделал ещё один глоток вина.

— Как вы считаете, он может по сей день оставаться в живых? — спросила я. — Мог ли он как-то воскресить себя механическими средствами?

Он покачал головой, словно я только что спросила у него, не может ли слон отрастить крылья и полететь.

— Это невозможно. Он мёртв и похоронен. Вы прекрасно понимаете, что вам лучше оставить это имя в покое, пока вы не оскорбили кого-нибудь, у кого будет больше причин отругать вас за это, чем у меня. Вы должны быть осторожны, Ученица, — Гюстав прочистил горло. — Человек не может выйти за пределы своей могилы. У него не осталось наследников. Его род умер вместе с ним.

— Мужчина, напавший на меня, носит заводную маску, встроенную в его плоть, — сказала я.

Гюстав вскинул брови.

— Как такое возможно?

— Вы уверены, что не существует никакого способа механически воскресить кого-либо? Мой похититель использовал бомбу с меткой Хэддока, чтобы напасть на меня, — я сделала ещё один глоток кофе, хотя мои руки ощущались ненадёжными.

Гюстав задумчиво постукивал пальцем по бокалу вина.

— Он создал ужасающие вещи. Возможно, тот, кто желает вам навредить, просто знал, где хранились кое-какие кошмарные творения мертвеца, и пожелал их присвоить.

Видит Господь, я сама повидала немало старых Развлечений.

— Это возможно, — я рассматривала вариант, что мужчина в заводной маске попросту нашёл старую мастерскую и использовал бомбу для своих мотивов. Но в этом объяснении существовала одна нестыковка. — Но в таком случае мужчина в заводной маске всё равно должен иметь какую-то связь с Хэддоком, иначе он не знал бы, как установить одну из бомб Хэддока. Такие вещи не оставляют незащищёнными, особенно бомбы.

Лицо Гюстава напряглось.

— Прошу, не произносите больше это имя. Мы понимаем друг друга. В этом нет необходимости.

Я осознала, что Чёрная Метка должна быть наказанием. Ужасно понимать, что всё твоё существование будет стёрто среди группы людей, которые так ценили свой вклад и репутацию.

Гюстав поставил свой бокал вина и медленным, задумчивым движением почесал бородку на правой щеке.

— С чего бы вы хотели начать ваши поиски завтра?

— У меня нет никакой возможной связи с француженкой, которой могло принадлежать найденное нами украшение. Лучшая зацепка, имеющаяся у меня в данный момент — это тот, кто носит Метку. Я бы хотела посетить его могилу, — сказала я.

Гюстав откинулся назад и слегка наклонил голову набок — совсем как лошадь, вставшая на дыбы перед прыжком.

— В этот самый момент в городе находится немало лиц, связанных с Орденом и готовящихся отбыть в Лондон для клятвы. Если они вас застанут, то в Ордене вас будут ждать отнюдь не лёгкие последствия.

— Благодарю вас, Гюстав. Я понимаю риск, — я встала, готовая откланяться на сегодня. — Я поистине ценю всё, что вы для меня сделали.

— Не благодарите меня, если вас поймают. Я не желаю иметь ничего общего с этим проклятым именем, — он тоже поднялся и одарил меня поклоном. — Я жалею, что не могу помочь большим.

— Я понимаю, — чем ближе я подберусь к Хэддоку, тем меньше помощи получу.

***

Той ночью мне сложно было заснуть. Мне было тепло и уютно в чистоте, и всё же я не могла найти умиротворения. Меня окружала массивная перина, и с каждым вздохом я ощущала, как проваливаюсь в неё всё глубже и глубже, глядя в потолок. Слишком много вещей крутилось у меня в голове, и мой разум не знал покоя.

Каждый звук в доме для моих ушей казался приумноженным. Я пыталась заставить себя заснуть. Мне нужно сохранить остроту ума, чтобы найти могилу Хэддока.

Я повернулась на бок. Стена завладела моим интересом не меньше, чем потолок. Я закрыла глаза и отказывалась их открывать.

В моей голове плясали образы, рисунки, схемы и математические формулы. Время перед сном я часто использовала для того, чтобы сложить воедино свои величайшие идеи. Я представляла то, что мне уже известно на данный момент. Мысленно я видела головоломку, но центральный элемент отсутствовал. Там находилась огромная тёмная дыра, которая не могла быть заполнена никаким количеством знаний.

Образ сместился и закружился, пока я не утратила контроль над своим разумом и не провалилась во сны.

Я видела, как Уилл идёт впереди меня в тенистой тьме. Такое ощущение, будто мы снова вернулись в туннель. Я не понимала, как узнала в силуэте Уилла — может, по походке и манере держать плечи. Ошибка исключалась; я просто знала, что это он.

— Уилл! — крикнула я, но голос застрял в горле, и слова не прозвучали. Я попыталась бежать, но мои ноги как будто застряли в грязи. Всё это время он продолжал идти, всё сильнее удаляясь от меня.

— Подожди, — прокричала я, но звук умер в темноте. Я рвалась вперёд, стараясь пойти за ним, но невидимое болото обхватило мои ноги, поднималось вверх по телу и не отпускало. Я не могла пошевелиться.

Затем я увидела свет — тёплый и мерцающий в конце туннеля. Моё горло сдавило, пока я пыталась прокричать имя Уилла, но с губ не слетало ни звука. Этот свет был огнём.

Пламя взметнулось вверх, разрастаясь и простираясь, пока не превратилось в огромную пылающую стену. Уилл продолжал шагать прямо к ней, словно ничего не видел.

— Нет! — закричала я, забившись в своих путах. — Нет. Уилл, остановись! Поверни назад!

Я упала на колени, когда Уилл дошёл до огня. Я боролась и боролась, кидалась на землю, пыталась ползти вперёд, но всё бесполезно.

Он ступил в пекло.

— Уилл! — заорала я, наблюдая, как пламя поглощает его. Стена пламени окружила его силуэт, и он задёргался в центре огненного водоворота. Он выгнулся и потянулся ко мне, но его ладонь и рука обратились в пепел. Всё его тело посерело, разваливаясь и рассыпаясь на моих глазах.

Он развеялся на бушующем ветру.

Я резко села на кровати. Пот покрывал мою грудь и пропитал волосы у лба. Я тяжело дышала от страха, сердце бешено колотилось. В горле пересохло, словно я за многие годы не сделала ни единого глотка воды.

Я отбросила покрывала и свесила ноги на пол. Не раздумывая, я босиком пересекла комнату, не взяв даже свечу, и приоткрыла дверь. Пол казался ледяным, но мне всё равно было жарко.

Без колебаний я прокралась по узкому коридору, пока не нашла дверь в комнату Уилла.

Мне нужно его увидеть. Я подняла руку, чтобы постучать, но остановила себя.

Если меня застанут у его двери (или хуже того, в его спальне), моя репутация будет полностью разрушена, и нас заставят пожениться при неблагоприятных обстоятельствах. Я раскрыла ладонь и прижала её к дереву. Я прислонилась к двери, пока мой лоб тоже не упёрся в её доски.

Из уголка глаз выскользнула слезинка, и я заставила себя обуздать остатки паники. В такой тишине я слышала, как Уилл тихонько похрапывает во сне.

Я ненавидела разлуку. Я ненавидела все чёртовы барьеры, которые стояли между нами. Я хотела раздражённо заколотить по двери или забыть про границы приличий. Я хотела забраться в тепло и безопасность объятий Уилла и наконец-то обрести умиротворение.

Я развернулась и на дрожащих ногах прокралась обратно в свою комнату.

Я не спала остаток ночи. Мне казалось, что до рассвета я прожила десять полных лет.

Глава 20

Вскоре после рассвета мы отправились на кладбище Пер Лашез. К счастью, снега не было, но утро всё равно казалось ужасно холодным. Я видела, как моё дыхание клубится в воздухе, пока мы забирались в маленькую открытую повозку, которую Гюстав позаимствовал у друга. Он взялся за поводья, я села рядом с ним, а Уилл забрался на маленькую грузовую платформу сзади.

Я покрепче стиснула свою сумку. Мари Маргарита любезно одолжила мне своё платье на второй день, а также подобающий чепец, но у юбок не было карманов. Мне приходилось носить сумку со своими вещами, и потому мои руки не были свободны. Я словно не могла привыкнуть к этому неудобству.

К сожалению — или к счастью, это как посмотреть — Мари Маргарита после пробуждения почувствовала себя не слишком хорошо и потому не сопровождала нас. Возможно, она уже носила своего первенца. Эта мысль вызывала беспокойство, хотя я не знала, чем это может быть вызвано. Кроме того, в повозке не осталось места для неё. Нам пришлось бы вызывать такси. Это обошлось бы довольно дорого, учитывая, что дом Гюстава находился в западной части города, а нам предстояло отправиться на восточную его сторону.

Несмотря на утренний холод, я наслаждалась поездкой. Мы ехали вдоль Сены на восток через весь город. Река блестела серебром в холодном утреннем свете. Слева от меня раскинулся город, казалось, состоявший из одних дворцов. Париж обладал изысканной и элегантной аурой, которая делала его неповторимо романтичным. Мне хотелось бы иметь возможность остановиться и насладиться видами, особенно когда мы проезжали мимо острова, на котором находился Нотр-Дам. Я вытянулась, чтобы рассмотреть крышу собора, но не могла увидеть её за остальными городскими крышами.

Гюстав, сидевший рядом, щёлкнул поводьями.

— Город этим утром прекрасен, не так ли? — спросил он. Моё восхищение явно доставляло ему удовольствие.

Уилл позади меня поёрзал, затем присел на платформе и изогнулся так, чтобы суметь тихо заговорить с нами.

— Думаю, нас кто-то преследует.

Я немедленно повернула голову, но Уилл остановил меня резким:

— Сиди смирно! — это был лишь торопливый шёпот, но я застыла. — Если ты повернёшься, они узнают, что мы смотрим. Это крытый экипаж, едущий почти сразу за нами.

Гюстав расправил плечи, но в остальном ничем не выдал, что что-то не так.

— Как долго они едут за нами?

— С тех самых пор, как мы поехали вдоль реки, — сказал Уилл. Он изменил свою позу так, чтобы его рука лениво лежала на спинке сиденья, точно его не тревожили никакие заботы.

— Возможно, они просто катаются по городу. Вполне естественно ехать вдоль реки, — сказала я, надеясь на это, но сама сомневалась в своих словах. Уилл был осторожен, но он почти никогда не ошибался в таких вещах.

— Давайте будем надеяться на это, — ответил Уилл.

Беспокойство скрутило моё нутро, и я стиснула край сиденья. Летом мужчина в заводной маске проявил себя как терпеливый хищник, выжидающий моментов суматохи или отвлечённости, чтобы нанести удар.

Если он узнал о нашем присутствии в городе, то у него будет явное преимущество в игре кошки-мышки. Он знаком с Парижем, а мы нет. Я вытащила из своей сумки маленькое круглое зеркальце и с его помощью посмотрела назад. На улицах было довольно оживлённое движение, и из-за тряски экипажа я не могла держать зеркальце ровно и что-то разглядеть.

Мой заклятый враг подложил бомбу в магазин игрушек, чтобы выманить меня на открытое пространство. Нельзя предугадать, что он сделает с бедной Мари Маргаритой, если узнает, где мы остановились. Она осталась одна дома.

Гюстав так неожиданно повернул налево, что я съехала вбок по сиденью. Я успела найти опору, а он щёлкнул поводьями и заставил лошадей пойти быстрым шагом. На широком бульваре мы вновь повернули направо, и сила поворота отбросила меня на Гюстава. Я выпрямилась, а он опять щёлкнул поводьями. Уилл сумел удержаться и теперь присел на платформе позади нас.

— Они по-прежнему следуют за нами.

Гюстав не отводил взгляда от улицы перед нами. Щуря глаза от солнца, он нахмурился.

— Когда мы доберёмся до ворот, быстро заходите на кладбище, — Гюстав повысил голос, чтобы мы слышали его сквозь стук колёс и копыт. — Уилл, будь настороже. Я изо всех сил постараюсь увести за собой преследователя, кто бы это ни был. Могила, которую вы ищете, расположена возле гробницы Элоизы и Абеляра. Когда выйдете на дорожку, свернёте направо. Это недалеко. На нужной вам могиле лежит чёрный камень. Вы поймёте, когда увидите.

Мы миновали высокую позеленевшую от патины колонну с крылатой золочёной фигурой наверху. Мы проехали мимо монумента, прибавив скорость на длинной прямой дороге, которая пролегала между двумя зловещими крепостями. Они нависали над нами как огромные замки, вот только воздух вокруг них отяжелел от страданий и смерти. Перед воротами в здание слева имелось открытое пространство. Только тогда я сообразила, что мы проехали между двумя тюрьмами, а пространство предназначалось для толп зевак, которые наблюдали за казнями на гильотине.

Я пригнулась, словно могла скрыться от тяжёлого ощущения смерти в воздухе, но оно лишь сгустилось, когда мы добрались до высокой стены кладбища. Резко повернув, Гюстав направил экипаж в открытое изогнутое пространство перед главными воротами.

Уилл соскочил с зада экипажа ещё до того, как тот полностью остановился. Он протянул ко мне руки, и я без колебаний прыгнула ему навстречу. Он подхватил меня, поставил на ноги, крепко сжал мою руку, и мы побежали.

В центре изгиба стены находились ворота, обрамлённые двумя огромными каменными колоннами. Каждую из них венчал круг из выгнутых арками блоков. В центре каждого круга выгибались выпуклые очертания песочных часов. Огромные резные изображения вечных факелов украшали бока каждой колонны, а нижний край круга обрамлялся венком. Под венком имелась какая-то надпись на латыни. Мы вбежали в ворота и сразу повернули направо.

— Думаешь, это мужчина в маске? — спросила я, запыхавшись, когда мы встали в тени массивной колонны. Широкая дорожка пересекала кладбище прямо в центре, обрамлённая элегантными мавзолеями и молодыми деревцами.

Уилл старался перевести дыхание.

— Должно быть, это он.

По мне пробежали мурашки. Да, мы искали его, но теперь, столкнувшись с ним, мне хотелось лишь сбежать.

— Пошли, — поторопил меня Уилл. Мы вместе побежали по дорожке, затем втиснулись между двумя мавзолеями и спрятались в этом промежутке. Уилл прижал палец к губам и обхватил меня одной рукой, словно защищая.

Он отвёл нас обоих назад, и мы сгорбились за узким мавзолеем. Я попыталась выглянуть в промежуток, прижавшись к боку Уилла. Мужчина прошёл по дальней стороне дорожки. Он был одет в тёмный плащ с нетипично высоким воротником и широкополой шляпой, низко надвинутой на лицо.

Он шёл медленными, осторожно размеренными шагами. Я задержала дыхание, а Уилл теснее прижался ко мне. Он заставил меня снова спрятаться за мавзолеем, но прежде я успела заметить проблеск света под тёмным полем шляпы.

И это не был монокль.

Его лицо было обёрнуто тканью, но я видела краешек шестерёнок, вращавшихся вокруг холодного металлического глаза. Моя кровь превратилась в лёд.

— Это он, — прошептала я, прижавшись всем телом к гладкому камню крипты. — Как он нас нашёл?

Уилл не ответил. Вместо этого он наблюдал за мужчиной с напряжённостью бродячего кота. Мужчина в заводной маске прошёл мимо нас, двигаясь дальше по дорожке.

— Я пойду за ним, — сказал Уилл.

Я схватила его за руку.

— Уилл, он убийца. Он убьёт тебя, если увидит.

Он взял мою ладонь и сжал, затем обернулся на мужчину, размеренно удалявшегося от нас.

— Он не знает, где мы. У нас впервые появилось преимущество. Если я последую за ним, он может привести меня туда, где спрятан твой дед.

В моём сознании промелькнул образ того, как Уилл уходит от меня в огонь. Это привело меня в ужас.

— Уилл… — я хотела сказать ему, что не стоит так рисковать, но он прав. Это наш единственный шанс.

Уилл протянул руку и смахнул выбившийся локон с моего лба.

— Он не гоняется за мной. Он гоняется за тобой. Я больше не стану ждать, когда он нанесёт очередной удар. Он не будет осматриваться, опасаясь меня. Если я буду держаться поблизости к нему, это даст тебе шанс найти могилу Хэддока. Если я буду следовать за ним, он уже не сможет подкрасться к тебе так, как раньше, — Уилл достал короткий нож, который всегда носил в ботинке, затем бросил быстрый взгляд через плечо. — Это место — настоящий лабиринт. Мы вот-вот упустим этот шанс.

— Не смей вызывать его на конфликт, — моё сердце подскочило к горлу.

— Не буду.

— Как я вновь тебя найду? — спросила я, когда он отстранился от меня, искусно прячась в тени очередной крипты.

— Встретимся в гробнице Элоизы и Абеляра. Он поворачивает. Мег?

Я закрыла глаза от ужаса.

— Иди.

Уилл ринулся вперёд и поразил меня быстрым и страстным поцелуем, затем отстранился.

— Скоро вернусь.

Я моргнула, прижав ладонь к своим чувствительным губам. Он метнулся между высоких монументов и мавзолеев, которые выстроились вдоль главной дороги. Я послала краткую молитву милостивому Господу за его безопасность, подобрала юбки и свернула на узкую дорожку, обрамлённую с обеих сторон деревьями. Я торопливо шла в тени, радуясь возможности удалиться в более тихую часть кладбища.

Когда Хэддока похоронили, кладбище было ещё новым и не слишком заполненным, но с тех пор население кладбища разрослось, как наводнение мертвецов. Я осмотрелась по сторонам. Тут находились десятки тысяч могил, множество элегантных монументов богатства и престижа.

Кладбище было переполнено лицами, одновременно прекрасными и зловещими скульптурными образами, портретами мертвецов в камне. Здесь даже в смерти все желали быть увиденными, а я искала тень.

Я дошла до тупика, где стена обрубала дорожку передо мной, поэтому свернула налево на очередную обрамлённую деревьями тропу. Мавзолеи начинали напоминать деревню из крохотных домиков, чьи двери никогда не откроются.

Огромное здание нависало справа от меня, так что я пошла вдоль него, стараясь держаться у стены. Я оказалась перед очередными маленькими воротами, и выход в город заставил меня понервничать. Я видела вдалеке башни тюрем. Мне надо оставаться незамеченной и поспешить.

Мой путь уводил меня в противоположную сторону от Уилла, и даже оглядываясь через плечо, я понимала, что с каждым шагом отдаляюсь от него. Справа от меня находилась узкая тропа, окружённая деревьями, чьи толстые стволы выросли повыше других на кладбище. Я метнулась туда и очутилась в уголке, довольно тесно заполненном могилами. Многие размещались у стены, которая не была такой узорчатой и монументальной, как некоторые другие вдоль главной дороги.

Слева от себя я видела кресты крыши готической часовни, которая содержала в себе останки Элоизы и Абеляра. Я в нужном месте. Мне лишь необходимо отыскать то самое надгробье.

Я подобрала юбки и стала ходить между могилами.

— Чёрный камень, чёрный камень, чёрный камень, — шептала я. Наконец, мой взгляд зацепился за простую чёрную плиту, покоившуюся на земле. На надгробье не было ни имени, ни даты.

Ничего.

Я подвинулась ближе, и моё сердце грохотало так громко, что я слышала этот звук в ушах. Простая чёрная плита лежала плашмя и была достаточно огромной, чтобы полностью накрыть человека. Она напоминала дыру в земле, карман тьмы, в который я могла провалиться. И её никак не избежать.

Это самая жестокая могила из всех, что я видела.

До этого момента я думала, что мужчина в заводной маске — это Хэддок. Я помнила выражение в его глазах, когда он пытался похитить меня. Он хотел уничтожить мою семью. Там жила злоба, которая была острой и личной, и мне казалось, что единственный мужчина, у которого имелась причина так ненавидеть нас — это Хэддок.

Но возле его могилы витало какое-то леденящее и ужасное ощущение. Такое чувство, будто я осязала дух Хэддока под этим ужасным камнем, заточенный в ловушку и стёртый на все времена.

Пятно света лилось поверх стены, сквозь пятнистое переплетение ветвей деревьев, и попадало на пыльную поверхность безликого чёрного камня. Я осмотрелась по сторонам. В этом узком уголке кладбища никого не было.

Я опустилась на колени возле камня, смахнув пыль кончиками пальцев. Здесь должна присутствовать подсказка, что-нибудь, что поможет мне найти ускользающую связь. Я достала кусочек бумаги и восковой мелок, которые прихватила с собой в сумке на случай, чтобы сделать набросок могилы Хэддока на случай, если здесь обнаружится подсказка, но на камне ничего не было выгравировано, так что я снова убрала их.

Мои кончики пальцев оставили разводы в пыли, и поверхность камня сияла как обсидиан. Я провела ладонью по камню, затем ещё раз, и в итоге поддалась желанию полностью очистить плиту.

Моя ладонь скользила по камню, смахивая пыль, и в итоге прошлась по центру — месту, под которым находилось бы сердце трупа, лежавшего в земле.

Крошечные полоски цвета потянулись за моей рукой.

Я отдёрнула ладонь, испугавшись, что у меня на пальцах что-то есть, но там не обнаружилось ничего, кроме пыли с могилы. Переключив внимание на камень, я заметила, как бледно-коричневый цвет снова меркнет и становится чёрным.

Заинтересовавшись, я прижала один палец к месту, где увидела загадочные коричневые разводы. Я подержала его там немножко, затем медленно убрала. Мой палец оставил красный свет.

Я вновь подняла палец, и цвет превратился в черноту.

Что бы ни было встроено в камень, это реагировало на жар моей ладони.

Распластав пальцы, я прижала руку к камню. Я удерживала там ладонь и сосчитала до десяти. Напряжение вибрировало во всём моём теле, пока я ощущала, как камень нагревается от моего прикосновения.

Я убрала руку, и там очутился спиралевидный бараний рог.

Это была метка Хэддока.

Глава 21

Я вскочила на ноги, отпрянув назад. Я споткнулась о надгробный камень позади меня и потеряла равновесие. Мне пришлось ухватиться за дерево.

— Тебе лучше выйти оттуда, дорогая, — произнёс голос пожилой женщины. — Ты же не хочешь, чтобы тебя поймали там, где тебе не стоит находиться.

Спотыкаясь, я вышла из пространства между могилами на дорожку, которая пролегала перед гробницей Элоизы и Абеляра. Я спешно постаралась смахнуть пыль с юбки и заправить выбившиеся волосы под край чепца.

— Прошу прощения. Полагаю, мы не встречались.

Худенькая женщина стояла, слегка сгорбившись. Её абсолютно седые волосы были уложены в старомодной манере под шляпой. Она немного напоминала мне мисс Бриндл. Она улыбнулась мне и подошла ближе по дорожке.

— В последний раз я видела тебя ещё совсем малышкой. Я хорошо дружила с твоей бабушкой. Боже, как ты выросла. Ты прямо копия отца, Уитлок до мозга костей, — у пожилой женщины было милое округлое лицо и умные глаза. — Ты создала себе громкое имя в Ордене. Здесь, на Континенте, мы весьма внимательно следили за твоими похождениями. Позволь представиться. Меня зовут мадам Буше, и я матрона Общества.

Моё сердце не переставало бешено колотиться с тех пор, как я вошла на кладбище, и всё же оно как-то умудрилось забиться ещё сильнее и торопливее. Мне даже сделалось дурно.

— Вы доложите обо мне Ордену? — спросила я, складывая руки и вставая так, как я стояла в детстве, когда меня отчитывала мать.

— Бог мой, нет, — она одарила меня милой материнской улыбкой. — Какая от этого польза? Хотя посещая Пер Лашез, лучше всего оставаться на дорожках.

— Конечно, — я торопливо перевела дух и постаралась успокоить бунтующее ощущение в желудке. Мне нужно отдышаться, подумать. Моё затруднительное положение, похоже, скорее веселило мадам, нежели злило или оскорбляло. И возможность поговорить с кем-либо поистине дарила утешение. — Что привело вас на кладбище?

Она лениво махнула рукой в сторону колонн и крыши монумента на дорожке.

— Я прихожу каждое утро, чтобы оставить записку Элоизе и Абеляру. Пока что они не ответили на мои молитвы, так что я возвращаюсь каждый день. Мне также нравится навещать старых друзей. К сожалению, когда проживёшь столько много лет, как я, большинство твоих друзей будет обитать здесь. Хорошо, что я тебя нашла. Ты должна быть очень осторожна, моя дорогая. Мне было бы ненавистно видеть, как ты рушишь имя своей семьи. Фамилия Уитлок обладает огромной властью, — хрупкая миниатюрная женщина пошла по дорожке, но двигалась очень медленно. Я предложила ей руку, и она оперлась на меня. — Спасибо, дорогая.

Тогда я заметила, каким изысканным был материал платья пожилой женщины. Я никогда не видела столь искусно сотканной ткани, а кружево, украшавшее манжеты, стоило не меньше, чем все товары в моём магазине игрушек. Должно быть, она получила хорошее наследство от покойного мужа.

Гробница находилась совсем близко, и когда мы проходили мимо тонкого и высокого деревца, я глянула на готическую часовню. Основание словно парило над статуями монахини и монаха, покоившихся в мире. Их ладони были сложены в молитвенном жесте, пока они целомудренно лежали бок о бок до скончания вечности. Это показалось мне весьма ироничным, учитывая, что в своё время они были скандальными любовниками.

Верхушки крыш, казалось, тянулись к небесам, а шпиль в центре придавал гробнице сходство со свадебной часовней. На макушках похожий на клевер мотив переплетался кругами, неразделимый, но в то же время не цельный. Там имелись пустые места, вырезанные из камня.

Я гадала, где же Уилл, и в безопасности ли он. Он должен был встретиться со мной здесь, и мне томительно хотелось увидеть, как он шагает по дорожке. Я сказала ему идти. Я должна была так сделать, но всё равно беспокоилась. Он не стал бы так легко отказываться от задания, и ожидание может быть долгим, прежде чем он сумеет присоединиться ко мне.

Мадам Буше встала на ступенях, ведущих к гробнице, и достала аккуратный конверт из своего ридикюля. Затем она наклонилась вперёд и уронила его на белые каменные ступени монумента.

Она утверждала, что знала моих дедушку и бабушку, а также являлась частью Общества здесь, во Франции. Должно быть, она знакома со слухами, в частности с теми, которые касались моего деда. Возможно, она сумеет стать ключом к раскрытию этой загадки.

— Это так романтично, — произнесла я, глядя на две статуи, лежащие на своих холодных каменных алтарях.

— Романтично? Скорее уж трагично, я бы так сказала, — мадам Буше посмотрела на гробницу, и тепло ушло из выражения её лица. — Юная Элоиза, соблазнённая харизматичным учёным, которому доверяла её семья. Когда она обнаружила, что носит ребёнка, её отослали вынашивать сына в одиночестве. Он стремился защитить свою репутацию, и таким образом разрушил её будущее.

— Это не совсем та история, которую я слышала, — произнесла я, хотя теперь, когда я задумалась над этим, версия мадам Буше наверняка являлась более точным изложением событий. — Бедный Абеляр пострадал хуже всех.

Пожилая женщина улыбнулась.

— Действительно.

Я взглянула на куски бумаги и посланий, усеивавшие ступени гробницы. Теперь, доставив своё письмо, мадам Буше, наверное, не задержится надолго. День был холодным и пронизывающим до костей, и я уже ощущала пробиравший меня морозец.

— Вы говорите, что знали моих дедушку и бабушку?

— О да, и весьма хорошо, — призналась она, поворачивая от гробницы и шагая обратно по дорожке. Я шагнула вперёд и снова взяла её под руку, чтобы поддержать. — Твоя бабушка была талантливой художницей. У меня до сих пор сохранилась небольшая картина сада, которую она нарисовала для меня в нашей молодости.

— Вот как? — я любила картины бабушки, но все они были уничтожены пожаром. — Я бы с удовольствием на неё взглянула.

Мадам Буше просияла.

— Почему бы тебе не присоединиться ко мне за чаем? Этот холод пробирает меня до костей, и мне пора возвращаться. Я могу показать тебе картину и рассказать побольше о твоих бабушке и дедушке.

Внезапно я почувствовала лёгкость, моё сердцебиение участилось. Вот он, мой шанс. Мадам Буше наверняка знает, с кем мой дед флиртовал во времена своей молодости. Она явно обладала острым умом и десятилетиями вращалась в слухах Общества. Могила Хэддока не принесла никаких плодов. Когда я вновь встречусь с Уиллом, мне бы хотелось иметь нечто полезное для нашего дела. Он отправился на весьма рискованное предприятие.

— Мне правда не стоит покидать кладбище, пока за мной не приедет сопровождающий, — сказала я. Хотя в душе я знала, что ожидание могло быть долгим и рискованным. Я не знала, куда отправился Гюстав, а Уилл может быть неутомимым. Он последует за мужчиной в заводной маске до самих врат ада, если придётся.

Пожилая женщина махнула костлявой рукой.

— Чепуха. Мой дом на острове Сен-Луи. После лёгких закусок можно будет спокойно отправить тебя домой. В конце концов, это же центр города. Идём. Уже поздновато для второго завтрака, и я не сомневаюсь, что у меня есть отличный ассортимент выпечки для нас.

Могла ли я воспользоваться этим шансом? Я знала, что нет ничего рискованнее погони за убийцей, но Уилл ожидал встретиться со мной здесь. И всё же мадам Буше может оказаться источником тайных знаний. Чем дольше я ждала на кладбище, тем большая угроза мне грозила. Мне нужно найти безопасное место, а с мадам Буше я могла убить двух зайцев одним ударом. Мне нужно сообщить Уиллу, где он сможет меня найти.

— Идите вперёд. Пожалуй, я тоже хочу оставить письмо Элоизе и Абеляру. Я догоню, — я достала из сумки бумагу с красным восковым мелком и быстро написала Уиллу записку о том, что присоединюсь к мадам Буше за вторым завтраком на острове Сен-Луи, а потом встречусь с ним в доме Гюстава. Затем я сложила бумагу и уставилась на её чистую поверхность. Он никак не поймёт, что записка предназначалась ему.

Я быстренько нарисовала птицу с расправленными крыльями, примостившуюся на круглом камне. Я ощутила прилив тепла, когда вспомнила наш разговор на поезде и его страстный поцелуй. Птица и камень. Он вспомнит.

Я положила письмо среди других простых конвертов. Красная птица выделялась и дарила облегчение. Удовлетворившись, что это привлечёт взгляд Уилла, и он поймёт, что записка предназначается ему, я встала и побежала мимо могил, чтобы нагнать мадам Буше. Я очень радовалась возможности покинуть кладбище. Мне не нравилось находиться в окружении смерти.

Когда мы добрались до ворот, я поискала взглядом Гюстава, но его нигде не было видно. Вместо него ждал огромный экипаж, в который был запряжён массивный чёрный конь с густой чёлкой, спадавшей на широкое белое пятно на его лбу. Плечи коня блестели от пота. От тела животного поднимался пар, оседавший на его густой зимней шкуре.

Мальчишка с симпатичным лицом сидел и держал поводья. Он выглядел скучающим или даже раздражённым этой ситуацией. Его чёрные волосы густыми кудрями торчали из-под края фуражки.

Мадам Буше подошла к нему.

— Ты сделал, как я приказала? — спросила она, но в её тоне появилось нечто иное — резкие нотки, которых я прежде не слышала.

Мальчишка кивнул, но ничего не сказал.

— Хорошо. Тогда вези нас домой.

Я помогла мадам Буше сесть в экипаж, затем забралась туда сама. Тяжёлая дверь захлопнулась за мной, закрывая нас в карете. Мы быстро отъехали от кладбища, и конь проворно затрусил по бульвару, громко цокая копытами.

Глядя в окно, я послала краткую молитву за Уилла. У меня душа будет не на месте, пока я не увижу его вновь, но впервые с начала этого приключения я ощутила надежду. Уилл знал, что делает, и я доверяла его способностям.

Мы нашли мужчину в заводной маске. Он в Париже, и это означало, что мой дед также должен находиться где-то здесь.

Моё сердце заныло. Я в том же городе, что и мой Papa. Я вновь рядом с ним. Я взглянула на мадам Буше — она наблюдала за мной из-под век, отяжелевших от возраста, но взгляд её не притупился. С её помощью я наконец-то сложу воедино недостающие части головоломки и найду его. Я знала, что так и будет.

Я привезу его домой. Если посчастливится, возможно, я даже привезу его как раз к клятве.

Я позволила себе представить наше счастливое воссоединение и грандиозное возвращение в Орден. Он будет следующим в очереди, чтобы возглавить Развлекателей, а с его властью и защитой я смогу стать тем, кем всегда хотела стать.

Я крепко цеплялась за эту надежду, пока экипаж со стуком катился мимо фонтана в центре площади, где некогда стояла Бастилия.

Чем дальше мы отъезжали от кладбища, тем сильнее становилась моя надежда. Покачивание огромного экипажа успокаивало настолько, что я уже усомнилась, бодрствует ли мадам Буше. Она опустила подбородок на грудь и не говорила ни слова. Бедная женщина, наверное, совсем вымоталась. Монумент Элоизы и Абеляра находился не на дальней стороне кладбища, и даже не на огромном холме в центре, но пожилая женщина наверняка преодолела немалое расстояние, пока навещала могилы друзей.

Метка на могиле Хэддока озадачивала меня. С одной стороны, она спрятана весьма гениальным образом. С другой стороны, такое ощущение, будто кто-то вделал её в надгробье, чтобы взбунтоваться против бездушной природы камня.

Это была изящная и запрещённая работа. Чёрная Метка должна была стереть всё. Инкрустация на могиле доказывала, что кто-то заботился о Хэддоке настолько, что сделал на его камне потайную метку. Этот кто-то обладал техническими зданиями, чтобы создать нечто столь безупречное и деликатное.

Вполне возможно, что это дело рук мужчины в заводной маске — с него станется. Если мужчина в маске так заботился о Хэддоке, что изменил его могилу вопреки Чёрной Метке, мне нужно выяснить, как они связаны меж собой.

Возможно, это менторские отношения вроде тех, что связывали меня с Оливером. Или же они имели какую-то родственную связь. Сложно было разобрать что-либо в вычерненных семейных древах среди заметок Саймона.

Тревожило то, что здесь, похоже, существовала какая-то связь со мной. Прошлым летом я была шокирована, увидев, каким сходством с моим отцом обладает мужчина в маске. Мне не нравилось думать об этом, поскольку я вспоминала момент, когда меня похитили. Даже в безопасности экипажа моё сердцебиение ускорилось, и я готова была поклясться, что ощутила запах и вкус хлороформа. Он душил меня и питал эхо моих страхов. Возможно, пришло время обдумать эту связь. Возможно, Хэддок вообще не имел ко всему этому отношения.

Может, я охотилась не на ту семью. Мужчина, проливший нашу кровь, мог иметь ту же кровь в своих жилах. Любое количество глубинных семейных секретов или проступков могло привести к тому, что недовольный кузен станет искать мести. Вот только у меня не осталось членов семьи, которые могли бы рассказать о таких секретах.

Экипаж затрясся, угодив в ямку на дороге. Мадам Буше дёрнулась и проснулась.

У меня не осталось семьи, но появилась новая союзница, которая могла знать всё, что желала скрыть моя семья.

— Спасибо, что пригласили меня в свой дом, — сказала я. — Я благодарна, что вы меня приютили.

Она улыбнулась мне.

— Мне только в радость, моя дорогая, — она прикоснулась к воротнику на своей шее. — Я так счастлива тебя видеть.

Глава 22

Я знала, что приняла правильное решение, когда мы пересекли мост, который вёл на остров Сен-Луи. Изысканные городские дома выстроились вдоль улиц, возведённые так близко друг к другу, что казалось, будто они образовывали одно единое творение из прекрасного камня и окон со шлифованным стеклом.

Экипаж привёз нас на северную сторону острова, затем повернулся и остановился возле мыса. Я сошла с экипажа и ахнула. Напротив реки стоял Нотр-Дам. Свет полуденного солнца отражался от величественных опор, возносившихся в небо от собора. Две башни возвышались как врата в сам рай, и солнце светило на них с ясного зимнего неба.

Я потрясённо стояла на дороге, пока мадам Буше не прочистила горло. Похоже, она забавлялась, пока позволяла мне помочь ей спуститься.

— Тебе нравится вид? — спросила она.

— Это просто изумительно, — я старалась говорить не слишком с придыханием, но ничего не могла с собой поделать.

Глаза мадам Буше засияли, словно она делилась восхитительным секретом.

— Из чайной комнаты вид ещё лучше. Идём.

Мы вошли в фойе, и на мгновение я поразилась тому, что перед нами не открыл дверь дворецкий или швейцар. Странно, что нас не приветствовали слуги. В столь огромном доме должно быть как минимум шесть швейцаров. Интерьер выглядел так, точно его вырезали из чистого мрамора и отделали золотом. Сразу видно, что богатство выставлялось напоказ, начиная с современных картин и заканчивая хрустальной люстрой в фойе. Даже тяжёлые шторы из синего бархата говорили о деньгах, притом в немалом количестве.

Я ошибалась. Мадам не получила хорошее наследство; она получила очень хорошее наследство.

Мадам никого не позвала, пока вела меня через фойе и вверх по лестницам. Я мельком заметила дворик в центре дома. Деревья и растения, некогда произраставшие там, умерли от зимнего холода или, возможно, от запущенности. Некоторые остатки растительности выглядели изрядно переросшими, словно за двором много лет никто не следил.

Мы добрались до приветливой комнаты, выкрашенной в кремовый жёлтый цвет. Мадам Буше села на тёмно-зелёный диванчик и смотрела, как меня так и тянет к окнам и потрясающему виду кафедрального собора.

— Прошу прощения, но возможно, придётся немного подождать, пока наш завтрак сервируют, — мадам Буше чопорно сложила руки на коленях.

— Ничего страшного, — я рада была вновь очутиться в доме. Это казалось более безопасным, чем одной стоять весь день на кладбище. — Чем занимался ваш муж? — спросила я. — Этот дом очарователен, — маленькие портреты и картины украшали стены, и я повернулась, чтобы получше рассмотреть их. Возможно, картина моей бабушки висела в этой комнате.

— Мой… Ах, да. Это состояние было построено на текстиле. Я сама управляю бизнесом, — она повернула статуэтку пастушки, чтобы фарфоровая девочка смотрела на диван.

— Вот как? — я села напротив неё, отчаянно желая разговора. Неудивительно, что у её платья такие искусные рукава. Должно быть, дела шли хорошо, раз она может позволить себе всё это. — Как такое возможно? Я думала, что женщина не может вот так получить наследство. Разве бизнес не перешёл бы к наследникам вашего мужа?

Мадам Буше оставалась бесстрастной, глядя на меня.

— У него не осталось наследников, и даже если бы были, это не имело бы значения. Компания принадлежит мне. Как видишь, я хорошо справляюсь.

— Очень хорошо. Изумительно, — я посчитала честью возможность встретиться с этой женщиной. Одно дело — управлять маленьким магазином в Мэйфере, но совсем другое — развивать производство и управлять таким огромным предприятием. — Я очень усердно работаю в магазине игрушек. Не могу себе представить, как сложно, должно быть, управлять фабрикой или заводом. Как же вы справляетесь?

— Моя дорогая, какие истории я могу тебе поведать, — она одарила меня материнской улыбкой. Возможно, после всего этого я сумею навещать мадам Буше и считать её своей наставницей. Она похлопала меня по колену. — Ты умная девочка, — сказала она. — Позволь дать тебе совет.

Я подалась вперёд. Мне не терпелось услышать её слова, и внутри я чуточку просияла от её доброты.

Морщинки в уголках её глаз сделались чуть глубже от внезапной серьёзности.

— Никогда не позволяй чему-либо встать на пути к твоей цели. Будь гибкой, если придётся, но никогда не принимай поражения.

Я кивнула. Я позволила её словам глубоко просочиться в мой разум и решительно настроилась сохранить их там как драгоценный камень знания. Мадам Буше развернулась и подняла небольшой набор шахмат со столика неподалёку. Квадратики доски были инкрустированы эбонитом и кремовым алебастром, вделанным в крышку коробки с резными краями. Серебряные лозы и листья украшали края над изящно расписанными пасторальными сценами. Мадам Буше взяла фигурки. Она повернула доску чёрной стороной к себе и взмахом руки указала на неё.

— Говорят, шахматы были созданы, чтобы обучать военной стратегии без вооружения настоящих людей, — она поставила на доску короля. Что-то в её поведении изменилось. Выражение её лица сделалось мрачным. — Если бы только мужчины могли решать свои проблемы игрой, а не кровопролитием.

— Вы потеряли кого-то на войне? — спросила я как можно более мягко.

— Сына, — она расставила ряд пешек — аккуратный строй солдат, которыми легко жертвовали. — Он отправился на войну вопреки моему желанию и вернулся сломленным мужчиной. Ни одна мать не должна терять сына таким образом.

— Верно, но что тут поделаешь? — я поставила свою ладью на доску. — Война никуда не денется.

— Я часто задавалась вопросом, почему Развлекатели со всеми их изобретениями не нашли решения проблемы, — произнесла она, ставя свою тёмную королеву на место.

— Это кажется невозможной задачей. Нельзя изменить человеческую натуру, — расставив все фигуры, я сложила ладони на коленях.

— Мужчины реагируют на многие вещи, — сказала она, откидываясь назад и дожидаясь, когда я сделаю первый ход. — Жадность, власть, похоть, — я протянула руку и передвинула свою первую пешку. Она едва заметно улыбнулась. — Страх.

— Что есть больший страх, чем сама война? — спросила я, когда она сделала ход своим тёмным конём.

— В том-то и вопрос, не так ли? Насколько я припоминаю, твой дед отлично играл в шахматы. Он учил тебя в детстве? — спросила она.

Я переставила ещё одну пешку.

— Конечно.

Она улыбнулась мне.

— Будь осторожна. Он не выиграл у меня ни одной партии, — она сделала ответный ход.

— Должно быть, вы хорошо знали моего деда, — мне нужно было обдумать множество известных мне шахматных стратегий, чтобы определить следующий ход. — Вы можете рассказать мне о нём?

— Твой дед был мужчиной, который повелевал людским вниманием, и поэтому половина Общества его обожала. В молодости он не знал сдержанности, но всегда был сообразительным и умным мужчиной. Если и имелся у него недостаток, то это его амбиции. Он никогда не был доволен тем, что у него есть. И это печально, правда. Он бывал весьма беспечным, — призналась она. — И он часто не думал о том, к чему эта беспечность может привести.

— Не уверена, что понимаю, что вы имеете в виду, — я наблюдала за руками мадам Буше, пока они проворно переставляли вперёд её королеву. Я не понимала, что она делает. Разве она не видит мою ладью?

— Вот тебе ещё один совет, — сказала она, скрестив руки на груди и дожидаясь моего хода. — Всегда думай о последствиях своих действий. Что привело тебя к запретной могиле? — спросила она.

— Любопытство, — ответила я, не зная, сколько можно ей открыть. Члены Общества славились сплетнями, и мне нужно сохранять осторожность со своими откровениями. Мне также надо остерегаться притаившейся ловушки. Я не доверяла этой тёмной королеве. Мадам Буше наверняка сменила тему, чтобы отвлечь меня от игры, и в то же время я отчаянно желала, чтобы она продолжала и рассказала мне больше.