Тень сомнения

Глава 1

– Плевать я хотел, что ты будешь делать! Завали Кейна Морана судебными исками по самое «не могу» или расцелуй его вонючую задницу. Накопай на него грязи, подкупи его или убей ублюдка голыми руками, Мэрдок! Все, что угодно, но сделай так, чтобы этой поганой книжонки не было! – Продолжая одной рукой вести машину, Датч с размаху всадил телефон в предназначенное для него гнездо на приборном щитке. – Бесхребетный кретин! – прорычал он, хотя на самом деле Ральф Мэрдок, его адвокат и политический менеджер, был одним из немногих людей в этом мире, которым Бенедикт Холланд доверял.

Терзая зубами ни в чем не повинную сигару, он вдавил в пол педаль акселератора, и его «Кадиллак» рванулся стрелой по узкому шоссе, заросшему с обеих сторон подступающим к самой дороге старым лесом. Замшелые сосны мелькали мимо, сливаясь в неразличимую полосу.

Кто мог подумать, что призрак Харли Таггерта поднимется из могилы и преградит ему путь именно сейчас, в поворотный момент его жизни? И что возомнил о себе Кейн Моран, этот дешевый щелкопер, взявшийся вытащить на свет эту старую историю? Датч хорошо запомнил Морана, хотя виделись они в последний раз много лет назад. Это был злобный щенок, хулиганствующий юнец, обиженный на весь мир, вечно не в ладах с законом. Каким-то чудом ему удалось пробиться в колледж и даже окончить курс, после чего он стал одним из тех идиотов-репортеров, которые, рискуя собственной головой, носятся по всему миру и суют нос в так называемые «горячие точки». Во время последней командировки его ранили (жаль, что не убили!), вот он и решил осесть в родных местах, чтобы написать книгу о смерти Харли Таггерта.

Машина взлетела на гребень холма, и у Датча защемило в груди. Его охватило знакомое ощущение паники – то самое, что накатывало всякий раз, когда он вспоминал о гибели младшего сына Нила Таггерта. В самом темном уголке его души, куда сам Датч не решался заглядывать, жило подозрение, что парню размозжила голову одна из его дочерей.

Но если так, то которая из трех? Его старшая, Миранда, получила юридическое образование и работала помощником окружного прокурора. Честолюбивая, целеустремленная, она была непоколебимо горда и до такой степени похожа на свою мать, что Датча иногда жуть пробирала, когда он смотрел на нее. Ранда унаследовала густые темные волосы Доминик и ее пронзительные голубые глаза. Многие считали его старшую дочь высокомерной, говорили, что у нее в жилах течет ледяная вода, но она, безусловно, была не настолько холодна, да и не настолько глупа, чтобы убить Харли Таггерта. Нет, Датч ни за что бы в это не поверил. Ранда слишком хорошо владела собой, она была из тех женщин, кто точно знает, чего стоит добиваться в этой жизни.

Клер, его вторая дочь, была тихоней, мечтательницей, романтической натурой. В детстве она казалась гадким утенком и была совсем не похожа на сестер, но потом стала выглядеть очень даже неплохо, причем Датч считал, что с годами она будет становиться все краше. Таким, как она, время идет на пользу. В то лето, когда убили Харли Таггерта, она была тихой девочкой, увлекалась спортом. Средняя сестра, на которую никто не обращает особого внимания. Отцу она никогда не доставляла хлопот, пока не влюбилась в Харли Таггерта, и даже теперь, много лет спустя, воспоминание об этом тяжким камнем лежало где-то глубоко у него внутри. Но до недавних пор Датч не считал Харли слишком большой потерей, и мысль о ранней смерти парня не мешала ему спать.

Датч почувствовал, что его пальцы, сжимавшие руль «Кадиллака», вспотели. Клер, с ее грустными, пронзительно-честными глазами и россыпью веснушек на носу, никак, ну просто никак не могла быть убийцей. В ней не было ни малейшей склонности к насилию, про таких говорят, что они мухи не обидят. Неужели он мог так ошибаться?

Солнце садилось за холмы, слепя его своими яркими лучами. Датч опустил козырек. Дорога раздвоилась, и он повернул к старому дому, который когда-то купил за гроши.

«Кадиллак» завибрировал, когда Датч на полной скорости взял поворот. Он даже не заметил, что его занесло прямо на осевую. Пикап, ехавший навстречу, отчаянно засигналил и отвернул на усыпанную гравием обочину, чтобы избежать столкновения.

– Ублюдок! – пробормотал Датч, все еще погруженный в свои мысли.

Оставалась его младшая дочь Тесса. Эта всегда была девчонкой-сорванцом, необъезженной лошадкой. Светловолосая, голубоглазая, с соблазнительной женственной фигурой, вызывающе округлившейся уже к двенадцати годам, Тесса была шальной картой в колоде и головной болью для всей семьи. В то время как Миранда всегда старалась угодить родителям, а незаметная Клер сливалась с мебельной обивкой, Тесса нарочито и дерзко бросала вызов Датчу, не упуская ни единого случая его позлить. Зная, что она его любимица, Тесса бунтовала на каждом шагу. Да, от Тессы можно было ждать любых неприятностей, но Датч не верил, не хотел верить, что она убийца.

– Чтоб им всем гореть в аду! – бормотал он, изжевав в клочья конец сигары.

Вот если бы ему действительно повезло в жизни, у него родились бы сыновья, и тогда все пошло бы по-другому. Совсем по-другому. Бог сыграл с ним злую шутку, послав ему этих трех девчонок. От дочерей человеку одни только беды!

Сбросив скорость у искривленной сосны, посаженной им собственноручно целую вечность назад, Датч направил машину на частную подъездную дорогу, ведущую к дому. Он был влюбленным идиотом, когда высаживал в землю маленькое сосновое деревце, но годы изменили его, любовь поизносилась и лопнула, расползлась по швам.

Датч отпер ворота и проехал по растрескавшемуся асфальту некогда ухоженной аллеи. Серебристые воды озера соблазнительно подмигивали сквозь деревья. Как же ему нравилось когда-то это место!

Вот и последний поворот. Тоска по прошлому охватила его, когда он увидел дом: трехэтажное, асимметричное, хаотично разбросанное на разных уровнях строение. Это было настоящее охотничье логово, уютно угнездившееся в небольшой роще среди дубов и сосен, выходящее задним фасадом прямо на озеро.

Родной дом. Предмет гордости и источник сердечной боли.

Когда-то Датч купил этот дом вместе с лесистым участком в три акра[3] для своей жены, твердо уверенный, что Доминик полюбит это место так же, как и он сам. Но с той самой минуты, как она увидела грубую бревенчатую кладку и открытые потолочные балки, Доминик всей душой возненавидела их новый дом и все, что было с ним связано. Холодным, оценивающим взглядом она окинула дубовую обшивку стен, простой деревянный настил пола и двускатный потолок. Потом потрогала вырезанные вручную деревянные перила лестницы, каждый столбик которых изображал какое-нибудь полуфантастическое животное, и ее тонкие ноздри раздулись, словно она вдруг почувствовала дурной запах.

– Ты купил это для меня! – спросила она. Ее голос, полный жестокого разочарования, эхом прокатился по громадному холлу, напоминающему пещеру. – Это... это уродство?

Четырехлетняя Миранда, уже тогда вылитая мать, с опаской огляделась вокруг, словно ожидая появления привидений, гоблинов и других чудовищ.

– Я полагаю, это считается произведением искусства? – Доминик брезгливо указала длинным пальцем на самый нижний столбик перил, изображавший лосося.

– Да.

– Ради всего святого, Бенедикт, зачем? Что на тебя нашло? Зачем ты купил это?

Нехорошее предчувствие закралось в сердце Датча. Он развел руками:

– Это для тебя и для девочек.

– Для нас? В этой дыре? В этом захолустье? Вдали от моих друзей?

Доминик пересекла холл и направилась в гостиную со сводчатым потолком и тремя канделябрами из перекрещивающихся оленьих рогов; ее каблуки негодующе защелкали. Датч, вздохнув, поплелся следом.

– Детям здесь будет хорошо...

– Детям будет хорошо в городе, Бенедикт! В городе, где они могли бы общаться с другими детьми своего возраста, жили в достойном их доме и имели возможность соприкасаться с культурой.

Внезапно Доминик увидела, что Клер, едва научившаяся ходить, ковыляет через застекленные двери на заднее крыльцо, выходящее на озеро. Она бросилась следом за дочерью, каблуки защелкали еще быстрее.

– Это будет настоящий кошмар! – Подхватив Клер уже на крыльце, Доминик повернулась и бросила убийственный взгляд на мужа. – Мы не сможем здесь жить!

– Отчего же? Вот увидишь, тебе здесь понравится! Я построю теннисные корты и бассейн с купальней. У тебя будет сад и своя собственная студия над гаражом.

В эту минуту Тесса, проявлявшая норов с самого рождения, оглушительно заорала и принялась энергично вырываться из рук своей няньки.

– Ш-ш-ш, – зашипела шестнадцатилетняя Бонита, пытаясь утихомирить расходившегося херувимчика.

– Я не могу здесь жить! – непререкаемым тоном изрекла Доминик.

– Ты привыкнешь.

– А где девочки будут учить французский?

– Ты сама их научишь.

– Я не нанималась частным репетитором.

– Ну, так мы найдем кого-нибудь. Дом большой.

– А как насчет игры на фортепьяно, фехтования, танцев, верховой езды... О господи боже мой!

Казалось, у Доминик вот-вот начнется истерика. В ее громадных голубых глазах появились слезы, она прижала к губам пальцы с длинными наманикюренными ногтями.

– Все устроится, я обещаю, – попытался урезонить ее Датч.

– Но я просто не могу. Я не создана для домашней уборки! Мне понадобится помощь.

– Знаю, знаю. Я уже переговорил тут с одной местной женщиной, она индианка по фамилии Сонгберд. У тебя будет сколько угодно прислуги, Доминик! Ты будешь жить как королева!

Она презрительно хмыкнула:

– Королева Захолустья! Заманчиво звучит, тебе не кажется?

С самого первого дня Доминик возненавидела жизнь на берегу озера Эрроухед и неустанно твердила, что ничего хорошего в этих местах их не ждет. Как позже выяснилось, она будто в воду глядела.

Датч опустил стекло пониже, впустив в машину влажный после дождя летний воздух. Озеро, нагретое жарким солнцем, казалось спокойным и мирным, словно над этими берегами никогда не бушевали кровавые страсти.

– Сукин сын! – прохрипел Датч, по-прежнему не выпуская из зубов сигары.

Он схватил бутылку виски, привезенную из города, выбрался из «Кадиллака» и, с трудом передвигая затекшие после долгого сидения в машине ноги, направился к дому. Дверь отворилась сама собой, словно его тут ждали. Подошвы его башмаков гулко застучали по пыльным доскам пола. Ему показалось, что он слышит мышиную возню где-то в темном углу.

В кухне Датч порылся в шкафах и нашел стакан, покрытый многолетним слоем пыли. Жаль, что свет, газ, электричество и телефоны подключат только к вечеру. Но, как бы то ни было, в ближайшие дни дом будет полностью приведен в порядок сверху донизу, и его взрослые дочери вернутся сюда, пусть даже вопреки своей воле!

Датч протер стакан пальцами, налил себе щедрую порцию виски и поднялся по ступеням в свою старую спальню, которую столько лет делил с Доминик. Массивная кровать с четырьмя столбиками стояла незастеленная, матрац был покрыт пластиковым чехлом. Он подошел к окнам, раздернул шторы и, прихлебывая из стакана, взглянул на бассейн – давно высохший, забитый палой листвой и грязью. Купальный домик, расположенный рядом с вышкой для прыжков в воду, был заперт много лет назад. Потом взгляд Датча скользнул к спокойным водам озера, которое он так любил. И опять его охватило скверное предчувствие, словно в мозгу неумолимо тикал часовой механизм.

Что же здесь произошло много лет назад? Что он обнаружит?

Датча пробрала дрожь. Он одним духом опрокинул в рот остаток того, что было в стакане. Огненная жидкость обожгла ему горло, скользнула в желудок и согрела его изнутри. Датч снова спустился по лестнице – подальше от этой мрачной, как покойницкая, комнаты, подальше от воспоминаний о давнем безрадостном сексе, лишенном любви. Бог свидетель, Доминик со временем превратилась в законченную стерву!

В кабинете Датч вытащил из кармана бумажник, извлек из него листок, вырванный из блокнота, и уставился на три телефонных номера, принадлежащих его дочерям. Вряд ли они обрадуются звонку от дорогого папочки, но все равно сделают то, что он им велит. Они всегда его слушались.

Датч достал мобильник, его нижняя челюсть воинственно выдвинулась вперед.

Будь проклят Харли Таггерт! Будь проклят Кейн Моран! И будь проклята правда, какой бы она ни была!

– Это нечестно! Почему это мы должны переезжать? Мы же ничего плохого не сделали! Это же не мы – извращенцы!

Воинственно выдвинув вперед подбородок, совсем как дедушка, Шон сверлил мать возмущенным взглядом сквозь падающий на лоб спутанный чуб. Бунтарство исходило от него волнами, оно светилось даже в россыпи веснушек на носу, заметных несмотря на летний загар. Руки мальчика сами собой сжимались в кулаки от бессильной досады. В эту минуту он показался Клер до боли похожим на ее отца. Ей хотелось обнять его и никогда, никогда не отпускать.

– Поверь, дорогой, так будет лучше. Она вывернула содержимое верхнего ящика комода на кровать и принялась укладывать носки и белье в пустую кар – тонную коробку. На сердце у нее было тяжело, она сама не верила своим словам. Боль в конце концов уйдет – так бывало всегда, – но это произойдет не скоро. Очень не скоро.

– Пусть папа сам уезжает!

Шон с размаху опустился на багажный сундук и хмуро уставился в окно на искривленную старую яблоню. Клер проследила за его взглядом и тяжело вздохнула.

К одному из толстых сучьев яблони была привязана автопокрышка, когда-то служившая качелями, – грустное напоминание о детстве ее детей, об их невинности, недавно столь жестоко разрушенной. Покрышка тихо покачивалась на ветру, веревка почернела и измочалилась. Дети уже давно не пользовались качелями; колеи, когда-то прочерченные на земле их кроссовками, успели зарасти травой. Все это было сто лет назад – в то время, когда Клер сумела внушить себе, что в ее маленькой семье все в порядке, что грехи прошлого больше никогда не напомнят о себе, что она обретет покой в этом тихом и сонном провинциальном городке в Колорадо. Как же глубоко она заблуждалась!

Клер со стуком задвинула пустой ящик и с удвоенным ожесточением принялась опустошать второй. Чем скорее она уберется из этой комнаты, из этого дома, из этого проклятого городка, тем лучше!

Шон встал, переминаясь с ноги на ногу, и сунул руки в карманы старых, обрезанных по колено джинсов, готовых вот-вот соскользнуть с его узких бедер.

– Ненавижу Орегон.

– Это большой штат, разве можно ненавидеть столько земли сразу?

– Я там не останусь!

– Ну почему же, дорогой? Там живет дедушка. Мальчик презрительно отмахнулся.

– Я могла бы найти там работу.

– Почасовую работу учительницей? Подумаешь, большое дело!

– Да, большое. Мы не можем оставаться здесь, Шон, ты же сам понимаешь. Со временем ты привыкнешь.

Клер взглянула на пыльное зеркало, где отражалась фигура ее сына. Он был высок, мускулист, над губой и на подбородке уже начали пробиваться первые волоски. Еще недавно по-детски мягкие губы стали суровыми, в углах рта залегли упрямые складки, очертания подбородка обрели решительность. Мальчик на глазах превращался в мужчину.

– Все мои друзья живут здесь. А Саманта? Ты о ней подумала? Она же вообще не понимает, что происходит!

«Я тоже не понимаю, сынок, – сказала про себя Клер. – Так же, как и ты».

– Когда-нибудь я ей все объясню. Шон недоверчиво фыркнул:

– Что ты ей объяснишь, мама? Что ее папочка-извращенец трахал девчонку всего на пару лет старше ее самой? – Голос Шона сорвался. – Что он спал с моей девушкой? – Он ткнул себя пальцем в грудь. – С моей подружкой, черт бы ее побрал!

– Прекрати! – Клер швырнула в ящик ночные рубашки. – Совершенно незачем чертыхаться.

– Незачем? Черта с два! У меня целая куча причин чертыхаться! Признайся, ты ведь потому в конце концов и развелась с папулей, хотя вы давно уже вместе не живете? Ты знала! – Его лицо побагровело, глаза наполнились слезами, хотя он мужественно старался их удержать. – Ты знала и ничего мне не сказала! А теперь точно так же собираешься лгать Саманте?

Ярость и унижение охватили Клер. Она подошла к двери и плотно закрыла ее. Язычок замка тихо щелкнул.

– Саманте всего двенадцать; ей не нужно знать, что ее отец...

– Почему нет? – Шон вскинул подбородок. – Тебе не приходило в голову, что она уже в курсе всех наших грязных маленьких секретов? Что ей могли нашептать ее подружки? – Он горько усмехнулся и покачал головой. – Ах да, у нее же их нет, верно? Ей повезло. Они ей не расскажут, что ее старик – полоумный извращенец.

– Довольно! – закричала Клер, захлопывая второй ящик с оглушительным стуком. – Неужели ты не понимаешь, что мне тоже больно? Он был моим мужем, Шон! Знаю, ты страдаешь, тебе стыдно, тебе хочется провалиться сквозь землю, но поверь, я испытываю то же самое!

– И поэтому ты убегаешь, поджав хвост, как побитая собака?

Такой юный и уже такой озлобленный.Клер изо всех сил вцепилась пальцами ему в плечи и вскинула голову, чтобы заглянуть прямо в его рассерженное мальчишеское лицо.

– Не смей так со мной разговаривать! Твой отец наделал много ошибок, слишком много, но он... – Клер увидела горечь в глазах сына, и что-то внутри у нее сломалось – ненадежная плотина, которую она с таким трудом пыталась возвести. – О, Шон...

Его тело оставалось напряженным и неподвижным, но Клер все-таки обняла его. Ей хотелось дать себе волю и разрыдаться. Увы, такую роскошь она не могла себе позволить.

– Прости меня, милый, – прошептала она. – Прости. Прости. Мне так жаль...

Шон стоял неподвижно, как статуя. Он так и не обнял ее в ответ, и Клер медленно разжала руки.

– Ладно, мама. Это ведь не твоя вина, так? Ты... Ведь не ты же толкнула его на это! – Шон отвернулся, мучительно покраснев.

Недвусмысленный намек в его словах бомбой разорвался в голове Клер. Сотни и тысячи раз она задавала себе тот же вопрос. Может, у нее чего-то не хватает по женской части, и она не способна удержать мужчину? Своего мужа. Какая злая шутка! В глубине души она знала, что ей не в чем себя винить. О, если бы только она раньше спохватилась! Тогда злобные сплетни и пересуды, гнусные обвинения, мучительные сомнения, выворачивающие душу наизнанку, не коснулись бы ее детей. Всю свою взрослую жизнь она стремилась к одному: оградить их.

– Конечно, нет, – ответила Клер дрожащим голосом. – Я знаю, как тебе тяжело. Поверь, это тяжело и для меня. Но, я думаю, всем нам будет лучше – и тебе, и мне, и Саманте, – если мы все начнем сначала где-нибудь в другом месте.

– Мы не должны прятаться. – Взгляд Шона бьи по-прежнему суров, и видел он куда, дальше, чем полагалось бы мальчишке его возраста. – Правда нас везде найдет. Даже в каком-то захолустном городишке в твоем гребаном Орегоне.

Потирая разболевшийся затылок, Клер покачала головой.

– Я знаю. Но к тому времени мы будем сильнее и...

– Ма!

Дверь, скрипнув, распахнулась, и Саманта влетела в комнату. В свои двенадцать лет она выглядела несколько угловатой, руки и ноги казались слишком длинными, в ней пока не было ничего женственного. Вот уже год, как Саманта надеялась отрастить что-нибудь спереди, но крошечные бутончики не заполняли даже нулевого лифчика, который она стеснялась носить. Многие девочки из ее класса уже вполне развились, в раздевалке только и было разговоров, кто носит чашки В и С, а ей вот не повезло дорасти даже до А. Для Саманты это было несчастьем, но ее более умудренная жизнью мать благодарила за это бога. В конце концов, некоторые цветы распускаются поздно, и Клер считала, что чем позже, тем лучше.

– Что происходит?

– Ничего, просто укладываю вещи, – бодро откликнулась Клер.

Слишком бодро. Она сама почувствовала фальшь в своем голосе. Шон закатил глаза к потолку и растянулся на кровати, заваленной майками, рубашками, трусами и пижамами. Клер швырнула оставшийся без пары носок в стоявший у дверей мешок с тем, что предназначалось на выброс.

– Опять вы ссорились? – обеспокоенный взгляд Саманты перебегал от брата к матери и обратно.

– Да нет, вовсе нет.

– Я же вас слышала! Вы кричали.

«Господи, только не сейчас! – мелькнуло в голове Клер. – Я этого не выдержу».

– Шон не хочет переезжать, – хмуро пояснила она, отправив свою старую сумку в другой мешок, предназначенный для Армии спасения. – Он не хочет расставаться с друзьями.

– Все его друзья – недоумки и тупицы.

– Ты-то что в этом понимаешь? – тотчас же взвился Шон.

– Мама Бенджи Норта нашла загашник прямо у него в спальне – марихуану, гашиш и...

Клер перевела взгляд на Шона. Ее худшие подозрения подтвердились. Ей стало трудно дышать, руки сами собой сжались в кулаки.

– Это правда?

– Его подставили.

– Подставили? Кто подставил? Молчание. Краткое, но выразительное.

– Его старший брат, – солгал Шон. – Это Макс спрятал свое добро в комнате у Бенджи, хотел задурить голову предкам. Бенджи чист, я клянусь!

При этом он метнул на сестру убийственный взгляд.

– Самому Максу всего семнадцать.

– Курить «дурь» можно в любом возрасте, ма.

– Я знаю. – Клер заставила себя разжать пальцы. – Это-то меня и беспокоит. Как насчет тебя, Шон?

– Я ничего не делал! – воскликнул он с чересчур пылким возмущением.

Саманта открыла было рот, но передумала и промолчала. Шон тяжело перевел дух.

– Ну, разве что пару косячков и пожевал немного, но об этом тебе уже известно.

– Шон...

– Он говорит правду, – вступилась Саманта, сверля брата взглядом заговорщицы.

Клер вздрогнула и похолодела, вспомнив, какие тайны связывают ее с собственными сестрами.

– А ты откуда знаешь? – спросила она у дочери.

– Я иногда проверяю его комнату.

– Что?! – прошептал Шон, потеряв голос от негодования.

Саманта пренебрежительно повела плечом.

– Все, что у него есть, это запас «резинок», пара экземпляров «Плейбоя» и зажигалка.

– Ах ты, чертова шпионка! – Стиснув кулаки в бессильной злобе, Шон подошел к сестре и посмотрел на нее сверху вниз. – Ты не имеешь права рыться в моих вещах! Держись подальше от моей комнаты, а не то я прочитаю твой идиотский дневник! Что? Думала, он у тебя такой тайный?

– Если ты только посмеешь...

– Прекратите оба! – приказала Клер, сообразив, что этот разговор может завести их очень далеко. – Хватит! Рыться в чужих вещах нехорошо, и это касается вас обоих. – Потом, чтобы разрядить обстановку, она добавила: – Это разрешается только матери. Если кто и будет проверять, где что лежит, так это я. Я живо обнаружу все ваши тайники.

– Как же, как же! – поддразнил ее Шон.

– Ты меня еще не знаешь.

Подойдя к зеркалу, Саманта сдернула резинку со своего конского хвостика, тряхнула волосами и нахмурилась, заметив прыщик на лице.

– Ну, я, например, только рада, что мы переезжаем, – заявила она. – Мне надоело, что все на меня глазеют и говорят за спиной всякие гадости про папу.

«Боже, пошли мне сил!» Скрестив руки на груди, Клер прислонилась к комоду.

– Какие гадости?

– Кэнди Уиттакер говорит, что папа какой-то чокнутый и что он делал что-то нехорошее с Джессикой Стюарт. Но я ей сказала, что быть этого не может, потому что Джессика встречалась с Шоном.

Шон застонал и повернулся спиной к сестре.

– И что сказала на это Кэнди? – спросила Клер, с трудом выдавливая из себя слова.

– Она засмеялась. Знаешь, таким гаденьким смешком – у меня даже мурашки пошли. А потом она сказала Тэмми Доусон, что я – типичный случай «детской депривации» и что ей лучше знать, потому что у нее папа психиатр. – Саманта вскинула подбородок, не желая мириться с тем, что считала клеветой на отца, однако взгляд у нее был встревоженный. – Но ведь это неправда? – спросила она тоненьким голоском, нервно сплетая и расплетая пальцы. – Папа ничего плохого не делал с Джессикой? Ведь ты не поэтому решила с ним развестись?

У Клер упало сердце. Закусив губу, борясь с новым приступом слез, она обняла Саманту.

– У нас с папой было много проблем, и ты это знаешь.

– У всех есть проблемы. Ты сама так говорила.

В голосе Саманты послышались слезы, ее светлая головка поникла.

– Это правда, девочка моя. У всех свои проблемы. Но...

– Нет!

Саманта попыталась высвободиться, однако Клер твердо решила, что настала пора поговорить начистоту, тем более что подружки дочери уже сами пытаются ее «просвещать».

– Но правда и то, что говорила Джессика. Что они с папой были... ну, в общем, близки.

Саманту била крупная дрожь.

– Близки?

– Они койками дружили, – пояснил Шон. – Ну, трахались, короче.

– Нет!

– Замолчи, Шон! – Клер крепко прижимала к себе дочь. – Не смей так выражаться в этом доме!

Взгляд у Саманты стал совершенно безумный.

– Это неправда! Папа... он же не мог...

– Что бы ни случилось, ты должна верить в своего отца. В конце концов, ничего особенно страшного не произошло, не нужно обвинять его во всех смертных грехах.

Клер слышала свой голос словно со стороны, он звучал как похоронный колокол. Сама она утратила веру в Пола в незапамятные времена, задолго даже до того, как отказалась поддерживать видимость давно развалившегося брака, который терпела только ради детей. Теперь собственное мученичество показалось ей издевательски жестокой шуткой. Дети будут травмированы на всю жизнь.

– Мы с папой давно уже жили раздельно к тому времени, когда... ну, в общем, когда Джессика сказала, что это случилось.

– Ты хочешь сказать, что Джессика соврала? – с надеждой спросила Саманта.

– Черта с два! – усмехнулся Шон. – Я сам их застал. Они трахались, как мартовские коты!

– Прекрати, Шон!

– Нет! – истерически закричала Саманта. – Нет! Нет! Нет! Нет!

– Милая, я только повторяю тебе то, что говорила сама Джессика. – У Клер закололо сердце от боли за дочь. – Никто из нас ничего толком не знает.

– Но почему?! – Голос Саманты сорвался.

– Потому что она шлюха, а он извращенец, – снова ухмыльнулся Шон.

– Нет! Это неправда! – Саманта наконец вырвалась из рук матери. – Я тебе не верю! – Она бросилась к дверям. – Ты все врешь, Шон! Сам ты извращенец!

Когда дверь за ней захлопнулась, Клер повернулась к сыну:

– Это было возмутительно.

– Это была правда.

– Можно было как-то смягчить...

– Зачем? Чтобы позволить этой грязной суке Кэнди Уиттакер ткнуть Сэм носом в эту самую правду? Не увиливай, ма, ты сама знаешь, что наш папаша – извращенец, зацикленный на молоденьких девочках. И Саманте лучше знать, что он собой представляет. Тогда ей больше не придется от этого страдать.

– Не придется? – шепотом переспросила Клер.

Внезапно она словно очнулась и бросилась вслед за Самантой на улицу. Жаркий ветер шевелил листья осин, заставляя их трепетать и переливаться в лучах солнца. В соседском дворе яростно лаяла собака. Клер побежала по тротуару вслед за дочерью, с трудом уклонилась от столкновения с малышом на трехколесном велосипеде и чуть не упала, споткнувшись о корни дерева, пробившиеся сквозь цементные плиты. Саманта рыдала, золотистые волосы развевались у нее за спиной, длинные ноги стремительно несли ее вперед, словно она надеялась на бегу оторваться от страшных слов, прозвучавших в доме.

«Она убегает. В точности как я, – сказала себе Клер. – Но ведь от прошлого не убежишь. Рано или поздно оно обязательно тебя догонит».

На Сентер-стрит Саманта бросилась прямо на красный свет, и какой-то грузовичок едва успел вовремя затормозить, чтобы не сбить ее. У Клер остановилось сердце.

– Осторожно! – закричала она.

– Эй, малышка, так и на тот свет загремишь! – крикнул водитель вслед девочке, не выпуская изо рта сигареты.

Клер махнула ему рукой и тоже выбежала на дорогу.

– Саманта, остановись! – закричала она, но Саманта даже не обернулась.

– Вот чертовы бабы! – выругался водитель, и грузовик с ревом умчался.

Тяжело дыша, Клер нагнала дочь неподалеку от парка. Солнце пекло беспощадно, отражаясь слепящими бликами от бамперов автомобилей и белых цементных плит тротуара. По лицу Саманты текли слезы.

– Девочка моя, – прошептала Клер. – Прости меня.

– Ты должна была все мне рассказать!

– Я не знала как.

– Я его ненавижу!

– Нет, ты не можешь ненавидеть родного отца.

– Все равно! Я его терпеть не могу! – Она судорожно перевела дух, а когда Клер попыталась ее обнять, отшатнулась. – И тебя тоже!

– О, Сэми, нет...

– Не смей меня так называть! – Саманта перешла на визг, и Клер запоздало сообразила, что именно так всегда называл девочку Пол.

– Ладно, не буду.

Громко всхлипывая и шмыгая носом, Саманта вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Я рада, что мы переезжаем. Очень рада.

– Я тоже.

– О, нет! – Саманта вдруг побледнела и отвернулась, изо всех сил стараясь сдержать дрожь.

Клер оглянулась через плечо и увидела Кэнди Уиттакер, стройную девочку с осиной талией и такими грудями, каких, по мнению Клер, двенадцатилетним иметь не полагалось. Кэнди шествовала им навстречу под ручку с другой девочкой, которую Клер не узнала. Завидев Саманту и ее мать, девчонки уставились на них, расплылись в улыбках и принялись шушукаться. Клер своим телом как щитом загородила дочь от маленьких сплетниц и дождалась, пока они, поминутно оглядываясь, не свернули на дорожку, ведущую к теннисным кортам.

– Все в порядке. Они тебя не тронут. Идем. – Взяв дочку за руку, Клер перевела ее на другую сторону улицы, и они вместе направились к дому.

«Шон, скорее всего, прав, – думала она. – Переезд не решит наших проблем, мы не сможем никуда убежать». Она однажды уже пыталась, когда-то давным-давно, но прошлое продолжало упорно преследовать ее, хватая за пятки, как злобный пес. И вот теперь оно нагнало ее. Клер не сказала ни Саманте, ни Шону, что им так и так пришлось бы переехать в Орегон. Выбора у нее не было. Ее отец, богатый человек, привыкший ни в чем не встречать отказа, позвонил на про-шлой неделе и потребовал, чтобы она вернулась на озеро Эрроухед – в то самое место, где ее поджидали кошмары. Она пыталась протестовать, но Датч пресек все возражения в корне, и ей пришлось согласиться. Он знал о ее проблемах с Полом и пообещал помочь ей с переездом и замолвить словечко в местном школьном совете. Датч предложил ей жить бесплатно в огромном доме, где она выросла; словом, дал понять, что у нее будет возможность обрести почву под ногами в своем новом качестве – матери-одиночки.

Клер понимала, что глупо было отказываться, но ее смутил его грозный тон, не суливший ничего хорошего; у нее даже волосы на затылке шевельнулись от суеверного предчувствия. Датч намекнул, что ему известно кое-что о прошлом – не все, но достаточно, чтобы она поняла, что ей придется его выслушать и поговорить о том, что произошло шестнадцать лет назад. Клер согласилась приехать, хотя при мысли о предстоящем разговоре у нее все переворачивалось внутри.

– Идем, – сказала она Саманте. – Все будет хорошо.

– Ничего хорошего не будет, – буркнула в ответ Саманта.

«Ты даже не представляешь, как ты права, родная моя!» – подумала Клер, а вслух сказала:

– Все наладится, вот увидишь. Мы постараемся. Опять она сказала неправду. Все ее слова были ложью, от первого до последнего.

Тесса включила радио, чувствуя, как встречный ветер приятно охлаждает щеки. Ее «Мустанг» с откидным верхом стремительно пересекал горный массив Сискью-Маунтинз на границе с Орегоном. Выжженный солнцем пейзаж Северной Калифорнии был совершенно безлюдным и нагонял тоску, холмы как будто выцвели. Тесса гнала машину уже много часов подряд и знала, что скоро ей придется остановиться, иначе ее мочевой пузырь грозил лопнуть от пива, которое она успела выпить по дороге от самой Сономы.

Вот и сейчас ледяная бутылка пива «Курз» была зажата у нее между голых коленей. Возить в машине открытые контейнеры с алкоголем было запрещено. Пить за рулем было запрещено. Что ж, если на то пошло, все, что в этой жизни доставляет удовольствие, либо незаконно, либо аморально! Тесса решила, что ей, в сущности, наплевать. Особенно теперь, когда она по требованию отца возвращалась к озеру Эрроухед.

Холодок пополз у нее по позвоночнику.

– Ублюдок! – пробормотала она.

Из радиоприемника раздавался только треск разрядов. Тесса переключала клавишу за клавишей, но стены каньонов вокруг были слишком высоки, настройка не работала. Ей ничего другого не оставалось, как включить магнитофон, хотя все пленки были уже старые, заигранные. Пошарив в открытой коробке на пассажирском сиденье, Тесса выбрала Дженис Джоплин. Поразительное дело: женщина уже сто лет в могиле, а ее песни до сих пор нутро выворачивают. Да, это был настоящий рок! Голос Дженис Джоплин, одновременно пронзительный и хриплый, затрагивал какие-то тайные струны в самом темном уголке души Тессы. Старушка Дженис пела так, что было понятно: она знает, что такое боль, да не просто боль, а настоящая, раздирающая внутренности агония. Ощущение, с которым Тессе приходилось жить каждый день.

Музыка полилась из колонок. Тесса отхлебнула из своей бутылки и потянулась к отделанной индейской бахромой сумочке за сигаретами.

Возьми,

Возьми еще кусочек сердца моего,

Милый,

Угощайся,

Отломи еще кусочек...

«Вот оно! – подумала Тесса. – Отломи еще кусочек моего сердца. Разве не этим занимались все мужчины, которым я когда-либо доверяла?» Она сунула в рот свою любимую тонкую сигарету «Вирджиния-Слим», ткнула пальцем в прикуриватель и почти бессознательно надавила на педаль газа. Стрелка спидометра подползла к восьмидесяти: явное превышение скорости на этой горной дороге, но Тесса ни на что не обращала внимания, ей было все равно. Она как будто опять превратилась в девочку-подростка. Ее затянуло в бурный омут прошлого, которое так долго пряталось в подсознании, что она уже сама не смогла бы с уверенностью сказать, что было на самом деле, а что ей только пригрезилось.

Прикуриватель выскочил из гнезда; Тесса раскурила сигарету, выпустила дым через ноздри, и его тотчас же отнесло ветром. Дженис Джоплин продолжала скармливать любимому кусочки своего сердца, а Тесса допила пиво, выбросила пустую бутылку из машины, и та разбилась со звоном, прорвавшимся сквозь песню и рев мотора. Голос Джоплин умолк. Тесса пальцем поправила солнечные очки, съехавшие с переносицы, а коленом умудрилась нажать кнопку перемотки. Хотелось еще раз послушать любимую песню – так будет легче подготовиться к тому, что ей предстояло.

Меньше чем через шесть часов она встретится со своей семьей впервые за много лет. Внутренности у нее сводило судорогой. Когда Датч несколько дней назад позвонил ей, он поклялся, что обе сестры будут ждать ее на озере Эрроухед.

– Засранец! – пробормотала Тесса, швырнув окурок на дорогу. – Прекрасно знает, как они всегда были нужны мне.

Клер и Миранда. Романтическая принцесса и ледяная королевна. Сколько лет Тесса не видела их вместе! Сколько лет прошло с тех пор, как они втроем жались друг к дружке, мокрые и дрожащие, как клялись, что никогда никому не расскажут, что на самом деле произошло в тот вечер.

Вся дрожа, Тесса потянулась назад, со щелчком открыла сумку-холодильник, ее пальцы сомкнулись на горлышке новой бутылки «Курза», стоявшей наготове среди кубиков льда. Но она передумала: скоро граница штата, пора завязывать с выпивкой. И когда Джоплин запела снова, Тесса решила, что хватит отрывать по кусочку от собственного сердца. Пора наконец посмотреть в глаза проклятой правде.

– Он опять приходил, – объявила Луиза, просунув голову в дверь крошечного кабинета Миранды.

Миранда зябко поежилась.

– Кто? – спросила она, хотя уже знала ответ.

– Тот самый гад, который ходит за тобой, как ищейка, последние три дня.

Луиза протиснулась в кабинет, машинально поправила на стене юридический диплом Миранды, почему-то не желавший висеть прямо, и прислонилась к узкому картотечному шкафу. Чернокожая красавица Луиза работала секретаршей в департаменте окружного прокурора округа Малтномы вот уже четыре года. Сейчас ее красивые и умные миндалевидные глаза были полны тревоги.

Миранда весь день не заглядывала в свой тесный кабинетик, да и сейчас зашла только для того, чтобы захватить кое-какие бумаги. Весь день она совещалась с патологоанатомом и снимала показания с Дениз Сантьяго по делу об убийстве Ричмонда. Но с Луизой стоило поговорить, отложив все дела: она не стала бы беспокоить ее понапрасну.

– Что же это за тип? – задумчиво пробормотала Миранда, укладывая в портфель пухлую кипу сделанных от руки заметок.

На глаза ей попалась фотография в рамке, всегда стоявшая на уголке письменного стола: ее любимый снимок, изображавший ее вместе с сестрами. Снимок, сделанный много лет назад, когда ей было только пятнадцать. Три девочки на пороге отрочества стояли, взявшись под руки, на огромном валуне, высоко над сердитыми серыми водами Тихого океана. Щеки у них разрумянились, улыбки были невинными, а души свободными, как ветер, трепавший их волосы. Время невинности, которое невозможно вернуть С тех пор миновала целая жизнь...

Миранда со щелчком закрыла портфель.

– Хотела бы я знать, кто он такой. Луиза пожала плечами.

– Понятия не имею. Но у меня такое чувство, что ничего хорошего от него ждать не приходится.

– Но здесь же не проходной двор, черт побери! Это департамент окружного прокурора! Полицейский участок рядом, кругом дюжины полицейских. Как он сюда попадает?

– Как и все – через парадную дверь. В этом и состоит недостаток всех общественных зданий. Они содержатся на деньги налогоплательщиков, стало быть, сюда может попасть любой идиот с улицы. – Луиза скрестила руки на груди. – Петрильо тоже не в восторге от того, что этот тип здесь шныряет. Он мне велел тут же дать ему знать в следующий раз, как только наш таинственный незнакомец снова появится.

Фрэнк Петрильо был детективом, и в департаменте окружного прокурора Малтномы он проработал гораздо дольше, чем Миранда. Недавно Фрэнк развелся, оставив жене двух детей, с которыми виделся куда реже, чем ему хотелось, и в последние три месяца то и дело приглашал Миранду пообедать. Она вежливо уклонялась, и до сих пор они только раз вместе поели пиццы, задержавшись допоздна на работе. Заходить дальше Миранде не хотелось: она принципиально не встречалась с коллегами по работе. Это был ее личный закон – неписаный, но соблюдавшийся неукоснительно.

– Я просто не понимаю, почему он всякий раз приходит, когда меня нет, и не сообщает свое имя или телефон. Почему мы с ним никак не можем встретиться лицом к лицу, черт побери?

Миранда с раздражением оглядела свой рабочий стол, на котором, как всегда, царил беспорядок. Папки с делами горкой возвышались в одном углу, на мониторе компьютера лежал открытый толстый справочник, возле настольного календаря стояла полупустая чашка кофе, поверхность которого уже затянулась пленочкой.

– А тебе не приходило в голову, что он какой-нибудь маньяк?

«Конечно, приходило!» – подумала Миранда, а вслух сказала:

– Для маньяка он слишком неосторожен. Очень уж много народу его видело.

– А по-моему, он ведет себя как типичный маньяк. Миранда пожала плечами.

– Ну-ка опиши мне его.

– Он приходил уже в третий раз, – Луиза подняла вверх три тонких пальца. – Был здесь вчера и позавчера. Имени не называет, а когда я предлагаю ему поговорить с кем-то еще, тут же испаряется.

– А как он выглядит?

Раньше Миранда об этом не спрашивала: у нее не было ни времени, ни особой охоты. Но теперь таинственный незнакомец начал слегка действовать ей на нервы.

– Вот в том-то все и дело! – Луиза улыбнулась ослепительной белозубой улыбкой впервые за весь день. – Этот парень выглядит так, будто сошел с рекламы «Мальборо». Ну, ты меня понимаешь: этакий грубоватый, мужественный ковбой, нешлифованный алмаз. Волосы черные, глаза серые, взгляд стальной, без улыбки. Рост – шесть футов два дюйма, худощавый, костюм всегда один и тот же: джинсы, рубашка без галстука, потрепанная кожаная куртка.

– Значит, ничего особенно страшного?

– Да нет, но меня вообще не так-то легко запугать. Улыбка Луизы погасла, и Миранда сразу вспомнила о ее бывшем муже. Этот человек избивал Луизу и несколько раз грозился убить, пока она не нашла в себе мужества порвать с ним и расторгнуть ненавистный брак.

– Но есть в нем что-то такое... не внушающее доверия, – продолжала Луиза. – Когда ему не удалось проскользнуть мимо меня, он остановился у стола Дебби, улыбнулся и включил на полную мощь свое обаяние.

– А оно у него есть? – спросила Миранда.

– Да как тебе сказать... В общем, да. Если тебе нравятся мужчины, способные включать обаяние по требованию, как радиоприемник: улыбка одним уголком рта, ямочка на щеке. В один момент Мистер Неприступность превращается в Мальчишку с Соседнего Двора. Если хочешь знать, в этом есть что-то жуткое. Ну, словом, он начал задавать Дебби разные вопросы – и все о тебе. Вопросы личного характера. А Дебби... Ну, ты же ее знаешь. В общем, стоило только мне подойти, как он тут же сделал ноги.

– Может, он репортер?

– Тогда почему он не оставил визитку? Почему не договорился о встрече, черт бы его побрал? А? Говорю тебе, подруга, это подозрительный тип! Что-то с ним нечисто.

– У нас тут таких много.

Луиза покачала головой. Ее черные локоны блеснули в беспощадном свете люминесцентных ламп.

– Нет, милая, у нас тут таких нет. Только не в конторе прокурора! И хотя он не похож на чокнутого с пистолетом, в наше время излишняя осторожность не помешает.

– Но ведь Петрильо его проверяет, верно? Луиза пожала плечами.

– Пытается.

– Не волнуйся, – Миранда вскинула на плечо ремень сумки и подхватила другой рукой тяжелый портфель. – Я беру небольшой отпуск. Может, пока меня не будет, ему все это надоест, и он залезет обратно в свою щель.

– Как Ронни Клюг?

У Миранды непроизвольно напряглись плечи и шея, она поставила портфель на пол и невольным жестом дотронулась до крошечного шрама на шее.

– Я не думаю...

– Это может быть еще кто-нибудь из тех, кого ты когда-то засадила за решетку, Ранда. Ты уже столько лет тут работаешь, что за это время кое-кто из твоих подопечных мог отсидеть свое и выйти.

– Этот человек похож на бывшего заключенного?

– Не знаю. Вообще-то, не похож, но трудно сказать наверняка. Помнишь Теда Банди? Красивый малый. Обаятельный. Просто убийственный шарм!

– Тут нечего возразить, – согласилась Миранда.

– Петрильо просматривает твои старые дела. Особенно тех, кого ты упекла за драки и избиения. Вся беда в том, что список слишком длинен.

– Слушай, Луиза, не надо так из-за меня дергаться, ладно? Только потому, что какой-то тип что-то вынюхивает.

– Тут есть из-за чего дергаться. Похоже, этот человек из тех, кто просто так не отступится. Так что советую тебе почаще оглядываться, пока будешь отдыхать.

«Отдыхать! Если бы Луиза только знала, если бы могла вообразить, что я собираюсь делать, куда направляюсь.»

Обычно Миранда была не склонна к нервным припадкам, но страхи Луизы, а особенно упоминание о Ронни Клюге, сильно подействовали на нее. Ронни Клюг и его двенадцатидюймовый нож.

Мысль о предстоящей встрече с отцом тоже не улучшила ей настроения. Направляясь к машине, Миранда чувствовала, что все внутренности у нее как будто стянуло узлом. Датч Холланд привык добиваться своего любой ценой – и от бывшей жены, и от дочерей, и от сотен своих служащих. И вот теперь ему зачем-то потребовалось видеть ее, свою старшую дочь.

Бросив портфель в багажник, Миранда окинула взглядом стоянку, потом заглянула через окно на заднее сиденье своего «Вольво» и, только убедившись, что никто не прячется по темным углам, села за руль. Стараясь не обращать внимания на головную боль, от которой разламывались виски, она влилась в поток машин, медленно продвигавшихся к выезду из города. Кондиционер в машине был выключен, поэтому она опустила стекло, и в машину сразу ворвался порыв горячего летнего воздуха, который нельзя было назвать ветром. Миранда мельком поймала свое отражение в зеркале заднего вида. Ничего хорошего. Помада на губах стерлась, тушь с ресниц осыпалась, глаза красные и воспаленные, волосы, стянутые на затылке строгим узлом, начали выбиваться из прически.

– Отлично, – пробормотала она, перестраиваясь в другой ряд, сорвала с волос скреплявшую их широкую мягкую пряжку и бросила ее на сиденье рядом с собой. – Просто отлично.

Что же это за тип расспрашивал о ней коллег, и почему это случилось именно сейчас, когда на нее свалилось разом столько неприятностей? Именно теперь, когда ее отец вдруг решил проявить свою деспотическую власть? Когда вся ее жизнь могла полететь в тартарары?

– Возьми себя в руки! – вслух сказала Миранда. Она не могла позволить нервам разгуляться. Только не сейчас. Слишком дорогой ценой далось ей ее нынешнее положение. Она вскарабкалась по служебной лестнице и добралась до департамента окружного прокурора, причем каждую ступеньку приходилось брать с боем, и за это время ей сполна досталось и физических, и эмоциональных перегрузок. А теперь какой-то таинственный субъект рыщет вокруг нее.

Ничего, он ее не достанет! И не будет она расстраиваться из-за своего дорогого папочки. Как это на него похоже: оставить ей краткое сообщение на автоответчике. Приказ явиться пред его светлые очи.

Проведя рукой по волосам, Миранда расправила спутанные пряди и нахмурилась.

Датч Холланд приказал ей приехать на встречу с ним в дом на озере. Другого места не нашел! Старый дом столько лет стоял заколоченным. Она надеялась, что его двери никогда больше не откроются и скрытые за ними страшные тайны не выйдут наружу.

– Ничего не поделаешь, – пробормотала она себе под нос, объезжая огороженный оранжевыми щитами участок ремонтных работ.

Внезапно ей в голову пришла тревожная мысль. А что, если таинственный незнакомец, который расспрашивал о ней в конторе, как-то связан с приглашением отца в дом на озере? Или он чисто случайно появился в то же самое время, когда отец вдруг потребовал ее к ответу? Хотелось бы так думать, но Миранда Холланд слишком много лет проработала в юридической системе. Она не верила в совпадения.

Глава 2

– Сейчас или никогда, – сказала себе Миранда. И, вздохнув, добавила: – Уж лучше бы никогда.

Она выключила двигатель своего «Вольво» и через залепленное мошкарой лобовое стекло, закусив губу, посмотрела на тихие воды озера. Потом голова ее сама собой опустилась, она прижалась лбом к рулевому колесу. Мысленным взором Миранда видела себя восемнадцатилетней, промокшей насквозь, перепуганной насмерть. Она стояла перед отцом и что-то отчаянно врала сквозь стучащие от озноба зубы. С того лета она сюда не возвращалась.

– Не раскисай! – приказала себе Миранда.

Она не имела права развалиться на части в такую минуту. Прошло столько лет, она приложила столько усилий, чтобы доказать своему отцу и всему миру, что она не просто дочка Датча Холланда, но и сама по себе чего-то стоит! Неужели теперь она должна все потерять?

Схватив сумку и плащ, Миранда вылезла из машины, прошла по дорожке, ведущей к широкой веранде, которая опоясывала дом со всех сторон, и постучала в дверь, но ответа дожидаться не стала. Повернув ручку, Миранда убедилась, что дверь не заперта, и вошла в дом, где выросла. На нее тут же обрушились десятки воспоминаний. Благополучное детство, когда они с сестрами не задумывались, почему отец вечно отсутствует, а мать занята только собой. Воспоминания отрочества были окрашены в более мрачные тона: она узнала, что брак ее родителей рушится, что некогда связывавшее их любовное чувство ускользнуло между пальцев, как вода. И, наконец, та страшная роковая ночь, когда жизнь изменилась бесповоротно.

В холле ее встретили запахи недавней генеральной уборки: пахло растворителем, моющими средствами, отскобленной до свежего слоя сосновой древесиной и воском. Натертые полы мягко блестели, лампы, с которых недавно стерли пыль, разбрасывали повсюду пятна света, обшитые дубовыми панелями стены лоснились новым лаком.

– Папа? – окликнула Миранда, проводя пальцами по перилам лестницы, убегавшей на второй этаж.

Когда-то на первом столбике перил была вырезана изящная фигурка лосося с изогнутой спинкой, но теперь его уже трудно было различить.

– Я здесь.

У нее сжалось сердце от одного лишь звука его голоса. Первые восемнадцать лет своей жизни Миранда выполняла великую миссию – старалась угодить отцу, доказать ему, что она ничуть не хуже любого сына, который мог бы у него родиться, но не родился. Датч никогда даже не пытался скрывать, что ему хотелось иметь сыновей – сильных, здоровых сыновей, которые когда-нибудь унаследуют его дело. Вот Миранда и пыталась заполнить этот зияющий пробел, образованный отсутствием наследников мужского пола. Разумеется, все ее попытки оказались пустой тратой времени.

Стиснув в кулаке ремень сумки, Миранда пересекла просторный холл и вошла в парадную гостиную, расположенную в задней части дома: великолепную комнату с потолком высотой в три этажа и стеклянными дверями во всю стену, выходящими на озеро.

Ее отец сидел в своем любимом кожаном кресле с откидной спинкой, удобно расположенном сбоку от камина. Строгий костюм с галстуком, до хруста накрахмаленная рубашка, ботинки начищены до ослепительного блеска – все как всегда. Он не потрудился встать при ее появлении, лишь обхватил свой стакан с виски и откинулся на спинку кресла, наблюдая, как она входит. На столе рядом с ним лежала раскрытая газета, со всей мебели были сняты чехлы. Даже большой концертный рояль, за которым она когда-то брала уроки музыки, отливал черным лаком в углу.

– Миранда! – Голос Датча звучал хрипло, как будто надтреснуто. – Ты выглядишь точь-в-точь...

– Знаю, знаю. – Она заставила себя улыбнуться. – Точь-в-точь как мама.

– Она была очень красивой женщиной. Впрочем, я полагаю, она такой и осталась.

– Я должна воспринять это как комплимент? – спросила Миранда.

Что ему от нее нужно после стольких лет? Все это время они почти не общались, и его это вроде бы устраивало.

– Разумеется. – В глазах его мелькнула странная искорка, когда он жестом указал ей на стул с высокой спинкой напротив себя. – Ты всегда была самой сообразительной из трех. Налей себе выпить и садись.

Но ее не так-то легко было успокоить, и садиться она не стала.

– Самой сообразительной? Что ты хочешь сказать? Миранда скрестила руки под грудью, от души надеясь, что за невозмутимым и солидным фасадом помощника окружного прокурора не видно испуганной и растерянной двенадцатилетней девочки, ставшей невольной свидетельницей страшных скандалов между родителями. Все-таки поразительно, что ее, бесстрашно противостоявшую суровым судьям, язвительным и скользким адвокатам, не боявшуюся даже самых закоренелых преступников-рецидивистов, до сих пор может выбить из колеи этот единственный человек. Большую часть своей жизни она пыталась, но так и не смогла завоевать одобрение отца. Лишь несколько лет назад она перестала биться головой об стену, примирилась со своим поражением и стала сама себе хозяйкой. В глубине души ей было уже все равно, одобряет он ее или нет. И все-таки стоило ему свистнуть, как она прибежала. И сердце у нее было не на месте.

– Мне надо кое-что обсудить с моими девочками.

– Девочками? Во множественном числе?

Это было что-то новенькое. И новость не из приятных.

– Клер и Тесса скоро будут здесь.

– Зачем? Что происходит?

Ее кольнуло чувство вины. А вдруг отец умирает? Вдруг он тяжело болен? Но, глядя на коренастого мужчину в кожаном кресле цвета бычьей крови, она отбросила свои страхи. Лицо у Датча было загорелое, голубые глаза, ясные, как июньское утро, смотрели на нее поверх очков, сдвинутых на кончик носа. Правда, в темно-каштановых волосах, попрежнему густых и жестких, заметно проступила седина, сгущавшаяся к вискам. Но в общем и целом, если не считать округлившегося брюшка, он выглядел здоровым, как всегда. И, как всегда, не внушающим доверия.

За окном одновременно послышалось пение двух автомобильных моторов. По гравию подъездной дорожки захрустели шины, дверцы хлопнули в унисон.

Датч криво усмехнулся:

– Твои сестры.

Он был прав. Вскоре обе младших сестры Миранды появились в гостиной. Клер, высокая и тоненькая, с коротко остриженными рыжевато-каштановыми волосами, в джинсах и хлопчатобумажном свитере, выглядела обеспокоенной. Тесса, младшая и, как всегда, самая смелая, дерзко улыбалась. Ее светлые волосы были взлохмачены, длинное газовое прозрачное платье темно-пурпурного цвета колыхалось вокруг нее волнами, на ногах красовались замшевые сапожки, украшенные бисером и доходившие до середины икры.

– Ранда! – с облегчением улыбнулась Клер, зато Тесса сразу насторожилась.

Обнимая сестру, Клер шепнула:

– Что случилось?

– Хоть убей, не знаю, – прошептала в ответ Миранда.

Клер зябко потерла плечи. Она так нервничала, что совершенно перестала есть. Последние несколько дней стали для нее пыткой, а сейчас она тревожилась о Шоне и Саманте, оставленных в тесной комнатенке придорожного мотеля. Что бы там ни затеял Датч, только бы это не затянулось надолго!

– Как дети? – спросила Миранда, пока Тесса продолжала мерить шагами комнату.

– Неплохо, с учетом всех обстоятельств. – Клер вздохнула: она никогда не умела убедительно врать. – Сказать по правде, мы прошли через ад. Ты же знаешь, Пол связался...

– Все наладится, – успокоила ее Миранда.

Старшая сестра. Всегда в курсе событий. Всегда собранная, не знающая, что такое паника. Всегда в ответе за все и за всех.

– Я надеюсь. – Клер поправила волосы. – Но Шон закатил мне скандал. Он не хочет переезжать сюда. Не хочет расставаться с друзьями.

– Переживет! – фыркнула Тесса. – Я же пережила.

– Пережила?

С этими словами Датч поднялся на ноги, но не сделал ни единого движения навстречу дочерям. В семье Холланд было не принято открыто выражать свои чувства, дочери не обнимали своего дорогого папочку и не чмокали его в щечку вот уже много лет. Клер этим обстоятельством была очень довольна.

– Ну, раз уж вы все в сборе, мы можем приступить прямо к делу, – начал он, кивком головы указывая на столик-тележку, уставленный неоткрытыми бутылками. – Если кому хочется есть, в кухне на подносе приготовлена закуска: фрукты, сыр, копченая лососина, сухое печенье и так далее.

Но никто не сделал даже шагу к вращающимся дверям, ведущим в коридор.

– Это место на меня жуть нагоняет, – объявила Тесса, оглядывая пустые стены, обшитые дубом.

Картины их матери, развешанные по всему дому, пока они жили здесь, исчезли, а головы диких животных – гордо выставленные напоказ охотничьи трофеи прошлых лет, – должно быть, перекочевали на чердак или были проданы. Никто больше не скалился со стен, ничьи стеклянные глаза не наблюдали за происходящим.

Датч нетерпеливо поморщился.

– Родной дом нагоняет на тебя жуть? Черт побери, Тесса, ты же здесь выросла!

– И не напоминай!

Она плюхнулась на диван, опустила огромную кожаную сумку себе на колени и принялась на ощупь отыскивать сигареты.

– Ну, раз вы не хотите выпить или закусить, то хотя бы сядьте.

Датч жестом предложил дочерям занять места на стульях, и Клер пришлось напомнить себе, что она не десятилетний ребенок, выслушивающий наставления старших. Она была взрослой женщиной, у нее была своя жизнь. Правда, лежащая в руинах, но это никого не касалось.

– Вы, конечно, хотите узнать, зачем я собрал вас здесь.

– Только не я! Я знаю – зачем. – Тесса вытряхнула сигарету из пачки и закурила. – Затеял небось поход во власть? – Откинувшись на спинку дивана, она оперлась локтем на одну из мягких подушек. – У тебя по-другому не бывает.

Клер внутренне сжалась. Ну почему Тесса все и всегда хочет превратить в битву? Она бросала вызов родителям на каждом шагу с того самого дня, как появилась на свет. Неужели она не видит, как побагровел отец, как заострился его взгляд?

– На этот раз, Тесса, ты, пожалуй, попала в точку, – согласился он с широкой натренированной улыбкой.

Эту улыбку Клер запомнила с детства. Он всегда так улыбался, возвращаясь домой, чтобы доложить жене о только что заключенной сделке, о новом предприятии, сулившем ему миллионы, или о задуманном плане, который собьет спесь с этого ублюдка Таггерта.

Датч отхлебнул из своего стакана.

– Мне предложили баллотироваться в губернаторы на следующих выборах.

Новость была воспринята в полном молчании. Дымок от сигареты, временно позабытой Тессой, колечками поднимался к потолку.

Клер затаила дыхание. Выборы? Но ведь это же предвыборный штаб, репортеры, избиратели, которые будут придирчиво изучать жизнь Датча – и жизнь его детей. Их будут интересовать любые слухи, любые сплетни. Господи, только не сейчас.

– Решение назревало уже довольно давно, – продолжал Датч. – Некоторые влиятельные люди хотят, чтобы я баллотировался, и готовы меня поддержать. Единственное, что меня удерживает... честно говоря, я сам не знаю, с чем мне придется столкнуться. Как вы понимаете, я имею в виду не своего оппонента. Я хочу знать, во что обойдутся эти выборы моей семье – вам, девочки, вашей маме и мне самому. Я опасаюсь скандала.

Миранда, напряженно сидевшая на самом краешке мягкого кресла, подалась вперед.

– Какого скандала?

Клер пристально посмотрела на старшую сестру и едва заметно покачала головой, стараясь привлечь внимание Миранды. Она мысленно давала ей понять, что не надо поднимать этот разговор. Тесса, демонстративно отвернувшись, смотрела в окно, хотя, как подозревала Клер, на самом деле она была погружена в свои собственные страшные воспоминания.

Датч тяжело вздохнул.

– Вы прекрасно знаете, о чем речь, – сказал он. – Слушайте, я сам не ангел в белых одеждах. У меня тоже есть свои маленькие секреты, но с вами, девочки, мне не тягаться. И теперь я хочу знать, что вы скрывали последние шестнадцать лет.

Клер похолодела. Вот оно! Ладони у нее вспотели. А Датч снова откинулся в кресле и сплел пальцы домиком под подбородком.

– Нравится вам или нет, но теперь вся эта грязная история выплывет наружу. Кроме того, у меня есть личные враги, и они сделают все возможное, чтобы я проиграл эти выборы. Я имею в виду прежде всего Уэстона Таггерта. И есть еще проблема под названием Кейн Моран. Вы его, наверное, помните?

Он не стал дожидаться ответа, но сердце Клер, и без того бившееся учащенно, от испуга заколотилось болезненно и неровно. Кейн? Он-то тут при чем? С каждой минутой ей становилось все страшнее.

– Ну, как бы то ни было, в детстве мистер Моран жил тут неподалеку. Его папаша был злобный сукин сын; он когда-то работал на меня, но потом попал в аварию и стал инвалидом. Мальчишке каким-то образом удалось пробиться, он стал знаменитым репортером, объездил весь мир, побывал во всех «горячих точках». С этой работой он завязал в прошлом году, когда его тяжело ранили в Боснии. Чуть не пристрелили. Поэтому он вернулся.

– Сюда? – едва дыша спросила Клер.

Но Датч нетерпеливо отмахнулся от вопроса дочери.

– Теперь ему вздумалось стать чем-то вроде... ну, я сказал бы, чем-то вроде романиста. Я точно знаю: все, что он напишет, будет чистейшим вымыслом, но суть в том, что он избрал объектом своих литературных упражнений нашу семью. Его книжка будет носить характер скандального разоблачения.

– Нашей семьи? – уточнила Миранда.

– Ну да, хотя главный упор он делает на смерть Харли Таггерта.

Клер чуть не потеряла сознание и ухватилась за спинку дивана, чтобы не упасть. В ушах у нее оглушительно стучала кровь.

Датч переводил мрачный взгляд с одной дочери на другую, лоб его пересекала глубокая морщина.

– Поэтому я не хочу быть застигнутым врасплох, если вы меня понимаете. Я должен знать, с чем мне придется столкнуться.

Клер тщетно призывала себя не паниковать. Только не сейчас, когда прошло уже столько лет! Она с трудом перевела дух.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она заставила себя прямо взглянуть в глаза отцу, хотя ей хотелось уползти куда-нибудь подальше и забиться в самый темный угол. Мысленно она проклинала себя за то, что так и не научилась убедительно врать.

Датч потер подбородок.

– Очень хотелось бы тебе поверить, но я не могу. – Он посмотрел в глаза по очереди каждой из своих дочерей, словно пытаясь увидеть безобразную правду. – Я хочу знать, что случилось в тот вечер, когда умер Харли Таггерт.

«Господи, помилуй и спаси! – пробормотала про себя Клер. – Милый, доверчивый Харли».

– Полагаю, одна из вас в этом замешана. У Клер вырвался протестующий стон:

– Нет...

Датч ослабил узел галстука, не сводя взгляда со средней дочери.

– Ты ведь, кажется, собиралась за него замуж, не так ли?

– Какой смысл ворошить все это теперь? – вмешалась Миранда.

– Черт! – Тесса глубоко затянулась сигаретой. – Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать все это дерьмо!

Поднявшись на ноги, она схватила сумку, швырнула окурок в камин и направилась к дверям.

– Сядь, Тесса! Мы все в этом замешаны. – Воинственно выдвинутая челюсть Датча словно окаменела. – Я сейчас думаю только о том, как бы уменьшить ущерб. Я надеялся, что вы, девочки, наконец-то будете со мной откровенны, но не исключал, что этого не случится. Поэтому я нанял кое-кого себе в помощь.

– Что?! – воскликнула Миранда. – Что ты сделал?

И опять кровь болезненными толчками застучала в голове у Клер, перед глазами все поплыло.

– Денвер Стайлз! – Он сделал театральную паузу, давая дочерям возможность усвоить новость, хотя это имя ничего им не говорило. – Стайлз – чертовски хороший частный детектив. Он выяснит, что произошло шестнадцать лет назад, и поможет мне замять дело или по крайней мере уберечь всех нас от лишней огласки. – Он потянулся за своим стаканом. – Но пока что у вас есть выбор, девочки. Либо вы признаетесь во всем мне лично, либо Стайлз раскопает правду сам. Первый путь – наименее болезненный, поверьте мне.

Он осушил стакан до дна.

– Ты не в своем уме! – Миранда вскочила на ноги. – Это дело уже расследовали по горячим следам. И в департаменте шерифа пришли к заключению, что в смерти Харли Таггерта не было ничего криминального. Просто несчастный случай на воде. Речь не шла об убийстве или самоубийстве.

– Разумеется, они пришли к такому заключению! – воскликнул Датч, от гнева его лицо пошло красными пятнами. – А тебя это не удивляет?

У Клер все оборвалось внутри. Она не хотела этого слышать! Ни сейчас, ни потом. Никогда. Харли умер; ничто не могло вернуть его обратно.

– Впрочем, на самоубийство никто не купился бы, – презрительно продолжал Датч. – Парень не оставил записки и не страдал депрессией. Так что ты права: идея с самоубийством не прошла бы.

– Не прошла бы? – растерянно повторила Клер, внезапно догадавшись, на что намекает отец.

– Минуточку. Ты хочешь сказать, что... Что ты, собственно, имеешь в виду? – Глаза Миранды расширились, она медленно опустилась на стул. – Что дело было нечисто и мы, – она широким жестом указала на сестер, – каким-то образом к этому причастны?

Датч подошел к бару и налил себе еще виски.

– Дорогие мои девочки, неужели вы и вправду ничего не понимаете? Смерть Харли была объявлена несчастным случаем по одной простой причине: я подкупил департамент шерифа. Дал им взятку, чтобы не было расследования возможного убийства.

– Не смей употреблять такие слова! – воскликнула Миранда.

– Что, испугалась?

– Еще бы! – Миранда с воинственным видом подошла к окну и, опершись на подоконник, повернулась к отцу. – Подобные обвинения могут погубить репутацию местного шерифа.

– Ты боишься, как бы шериф Макбейн не лишился своей должности? Да он ушел в отставку три года назад! Получает полную пенсию.

– Ладно, дело не в шерифе, и ты прекрасно это знаешь. Если мое имя будет связано с криминальным скандалом, это поставит под угрозу мою карьеру.

Датч позвенел кубиками льда в стакане.

– Возможно, – абсолютно спокойно произнес он.

– А как насчет тебя? Если ты всерьез собираешься баллотироваться в губернаторы, скандал станет для тебя убийственным. Если кто-то узнает, что ты сфальсифицировал дело Таггерта...

– Я буду это отрицать. – Глаза Датча сверкнули. – А что до твоей драгоценной карьеры, она и так уже под угрозой. Разве ты забыла, как провалила дело против насильника-рецидивиста?

Миранда сразу поникла, ее плечи опустились. Отец был прав – во всяком случае, отчасти. Бруно Ларкин должен был сидеть в тюрьме, а не гулять на свободе только из-за того, что в суде не хватило доказательств. Жертва изнасилования – Эллен Харпер – была застенчивой тридцатилетней старой девой. Она жила с родителями, никогда не ходила на свидания, регулярно посещала церковь и верила, что внебрачное сожительство является грехом. На второй день слушаний в суде она покончила с собой. Миранда не могла этого предвидеть, но все равно чувствовала себя виноватой. Без свидетельских показаний Эллен дело было закрыто, а Бруно отпущен на свободу.

– Вот тут ты прав.

Датч обвел взглядом всех трех своих дочек.

– Ну что ж, раз мы друг друга поняли, давайте перейдем к делу. Кто из вас причастен к смерти Харли Таггерта?

– Ой, ради бога! – Тесса перебросила ремень сумки через плечо. – Как я уже сказала, я уезжаю.

В этот самый момент во дворе послышался рев автомобильного мотора, разорвавший тишину подобно грому. Клер испугалась, что сейчас лишится чувств. Она исподтишка бросила взгляд на Миранду и обтерла вспотевшие ладони о свои линялые джинсы.

– Этот Денвер Стайлз уже начал свое расследование? – спросила Миранда. – Он приходил с расспросами ко мне в контору?

Датч пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Мне не нравится, когда кто-либо вмешивается в мою частную жизнь! – Миранда задыхалась от возмущения. – Было время, когда ты мог указывать нам, что делать и чего не делать, с кем можно встречаться, а с кем – нет, куда ходить, куда не ходить, но это время прошло, папа.

Громкий стук в дверь прервал ее слова.

– Открыто! – во всю глотку заорал Датч. Миранде казалось, будто стальные тиски сжимают ей легкие, пока в холле звучали приближающиеся шаги. На пороге гостиной появился мужчина – высокий, широкоплечий, в линялых джинсах, каждым своим движением излучавший самоуверенность. Он был небрит, высокие скулы выдавали наличие отдаленных индейских предков, серо-стальные глаза смотрели зорко. Одним молниеносным взглядом он охватил всех трех женщин, оценил их и нашел место для каждой в своей мысленной картотеке.

– Денвер! – Датч неторопливо поднялся и протянул руку вошедшему.

Стайлз сухо улыбнулся одними губами, пожимая протянутую руку, но его глаза остались холодными.

– Вы как раз вовремя. Хочу познакомить вас со своими дочерьми. – Он указал на сестер. – Миранда, Клер, Тесса, это человек, о котором я вам говорил. Он задаст вам несколько вопросов, а вы, девочки, должны говорить ему правду.

Глава 3

Миранда смерила Стайлза взглядом. За годы своей работы в прокуратуре она повидала столько всякого отребья и подонков общества, что могла распознать мошенника за несколько секунд. Однако этот тип ничем не напоминал обычного жулика, хотя было в нем что-то до жути неискреннее. Миранду напугало другое: ей показалось, что она уже видела его где-то раньше, но она так и не смогла припомнить – где именно. Это ощущение ушло, так и не оформившись. А тревога осталась.

– Мне кажется, отец напрасно пригласил вас сюда, – сказала она вслух, положив ногу на ногу и сцепив руки на колене. – Вся эта история...

Его глаза мгновенно скользнули по ее икрам и лодыжкам, хотя выражение лица не изменилось. «Значит, он все-таки не каменный, – подумала Миранда. – Вот и хорошо».

– Меня не интересует история, мисс Холланд. – Стайлз холодно улыбнулся, прислонившись плечом к каминной полке. – Я хочу знать правду.

Миранда ответила ему столь же холодно:

– Не сомневаюсь, что вы уже ознакомились с полицейскими отчетами и газетными вырезками, иначе отец не нанял бы вас. Но, если угодно, я повторю.

Черные брови Стайлза вопросительно приподнялись, он был весь внимание.

Темный, парализующий страх внезапно охватил Миранду, хотя она столько раз пересказывала эту историю – помощникам шерифа, самым настойчивым репортерам, родным и близким, – что до сих пор помнила ее наизусть. И все-таки ей стало не по себе: ведь в этой истории не было ни единого слова правды. Она бросила взгляд на сестер. Тесса с вызывающим видом раскуривала новую сигарету, на бледном лице Клер трудно было что-либо разобрать.

– Мы втроем, – Миранда кивнула в сторону сестер, – возвращались домой из открытого кинотеатра неподалеку от Чинука – в тот день там демонстрировались три фильма с Клинтом Иствудом. Было поздно, уже за полночь. В открытом кинотеатре сеансы начинались только с наступлением темноты, то есть после девяти вечера. Мы уехали, не досмотрев последней картины. Машину вела я. Я страшно устала и наверное, задремала прямо за рулем. Не помню, как мы съехали с дороги. Я очнулась, когда машина была уже в озере. – Миранда смотрела прямо в недоверчивые глаза Стайлза, который явно с первой минуты не сомневался, что она лжет. Тем не менее она продолжала, все глубже увязая в болоте полуправды и откровенной лжи. – Нас сильно тряхнуло, и я очнулась. Тесса и Клер вопили как ненормальные. Вода быстро заполняла машину, и нам пришлось вплавь добираться до берега в полной темноте. Это было ужасно, но нам, можно сказать, повезло. Машина провалилась в озеро в неглубоком месте – футов шесть, не больше. Поэтому нам удалось, помогая друг другу, добраться до берега. Как видите, здесь нет никакой загадки, мистер Стайлз.

– Денвер. Нам с вами придется часто видеться, так что официальный тон лучше отбросить сразу. – Обаятельная, но фальшивая полуулыбка, призванная обезоружить ее И поощрить к дальнейшей словоохотливости, тронула его губы. Однако серые глаза так и остались холодными, в них не мелькнуло даже слабой искорки понимания и сочувствия. – Полагаю, сестры повторят вашу легенду слово в слово.

– Это не легенда! – вмешалась Тесса.

– Тогда почему же никто не видел вас в кинотеатре? – Его черные брови сошлись на переносице, словно он глубоко задумался. – Разве это не удивительно? Ведь всей округе вы очень хорошо знакомы, вы принадлежите к одному из богатейших семейств.

– Мы ни с кем не разговаривали.

– Нет? Даже в закусочной?

– Мы запаслись содовой перед выездом из дому, – тихо вставила Клер.

Он потер подбородок.

– И вы ни разу не вылезали из машины в течение... сколько же это было? Трех или четырех часов? Даже в туалет не ходили?

– Я этого не припомню, – быстро сказала Миранда, боясь, что Клер все испортит.

– Значит, за все это время вы не встретили никого из знакомых. Вам не кажется, что в это невозможно поверить?

– Тем не менее так и было. – Миранда говорила очень спокойно. – Конечно, там было много машин – семьи с детьми, подростки, – но никого по соседству с нами я не узнала. Как я уже говорила шерифу во время дознания, рядом с нами стоял белый фургон с деревянными панелями по бокам, в нем была какая-то семья с детьми. С другой стороны от нашей машины место оказалось незанятым. Впереди нас стоял пикап – темный, с целой батареей фонарей на крыше. Кроме них, я никого не помню.

– А вы были в черном «Камаро»?

– Именно так. Я знаю, что полиция кое-кого опросила в ту ночь. Но если никто из опрошенных нас не видел, это еще не значит, что нас вообще никто не видел. Просто они опросили не всех.

– Парень, продававший билеты, вашей машины не запомнил.

– Как он мог кого-то запомнить? Мимо него в тот вечер прошло слишком много машин.

Кулаки у нее сжались сами собой, но Миранда заставила себя разжать пальцы. Уж если она чему и научилась за годы юридической практики, так это скрывать свои эмоции; а в данный момент у нее была одна цель: как можно меньше сообщить Денверу Стайлзу о той ужасной ночи.

Датч поднялся на ноги и, поморщившись, потер больное колено.

– Полиция ничего толком не узнала о той ночи по очень простой причине: я их купил на корню.

– Папа, не надо! – предупредила Миранда.

Она все еще не могла поверить в это, хотя Датч уже во второй раз признал, что пресек ход расследования. Как же далеко он может зайти, чтобы добиться своего?

Клер тихонько ахнула, а Тесса цинично усмехнулась.

– Тебя ничто не остановит, верно? – спросила она. – О господи, папа, подумать только: ты подкупил полицию!

– Я сделал то, что должен был сделать! – рявкнул Датч и распахнул высокие, застекленные до самого пола двери. В комнату сразу ворвался теплый бриз. – Я подумал, что это, возможно, решающий момент нашей жизни. Черт возьми, я надеялся, что смог уберечь вас, девочки, да и себя самого от больших неприятностей.

– Значит, ты нам не поверил?

Миранда чувствовала себя опустошенной. Она уже не сомневалась, что правда скоро выплывет наружу во всех мучительных и безобразных деталях.

– Я не мог и не собирался рисковать репутацией одной из моих дочерей. Не хотел, чтобы кому-то из вас было предъявлено обвинение в убийстве этого мальчишки Таггерта.

– У него есть имя: Харли, – напомнила Клер, вздернув подбородок. – Это было шестнадцать лет назад, папа. Вовсе не обязательно по-прежнему называть его «этим маль чишкой».

Гордо выпрямившись, она посмотрела прямо в глаза отцу, потом ее взгляд скользнул мимо него, через открытые двери, к озеру и сосредоточился на чем-то, ей одной ведомом, на противоположном берегу.

– Я просто пытался спасти ваши шкуры, вот и все.

– И свою репутацию, – напомнила Тесса. – Ты не забыл, что как раз в то время собирался открывать после реконструкции «Камень Иллахи»? Ты же не мог позволить, чтобы расширение твоего шикарного курорта было омрачено скандалом! Новое поле для гольфа, крытые теннисные корты, олимпийских размеров бассейн, великолепные виды и огромный перерасход средств. Представляешь, что бы было, если бы просочились сведения, будто дочери владельца, Бенедикта Холланда, замешаны...

– В дорожной аварии, – быстро перехватила инициативу Миранда. – Но ты так мало доверял нам, что перекупил расследование.

– Вот именно! —Датч занял оборонительную позицию, его кустистые седые брови сошлись на переносице. – Я перекупил весь департамент шерифа, чтобы это проклятое дело спустили на тормозах.

– Это было не очень умно, – заметил Стайлз.

– Слушайте, я же тогда не мог знать, что буду баллотироваться!

– Зато теперь ты баллотируешься, и тебе пришла охота покопаться в прошлом. – Клер потерла пальцами висок, безуспешно пытаясь прогнать головную боль. – Зачем?

– Чтобы опередить Морана и сбить его со следа, если придется. – Датч кивнул на батарею неоткрытых бутылок. – Кто-нибудь хочет выпить?

– В другой раз. – Денвер не сводил глаз с Тессы. – Вы не хотели бы что-нибудь добавить?

– В каком смысле?

– Насколько мне известно, разные люди некоторые события воспринимают по-разному.

Он говорил спокойно, но Миранда безошибочно уловила в его голосе скрытый вызов.

– Ну, раз уж ты угощаешь, папочка, – сказала Тесса, словно почуяв неладное, – я, пожалуй, присоединюсь. Мне водки без тоника.

– Я вам уже все рассказала. – Миранда встала и подошла к Стайлзу, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. – И не стоит пытаться подловить нас на противоречиях, сталкивая лбами моих сестер.

– Разве я это делал?

– А как иначе вы это назовете?

– Я просто подумал, что стоит выслушать их версии, хотя вы их, конечно, накачали.

Клер тоже вскочила на ноги.

– Послушайте, у меня, честное слово, больше нет времени на все на это. Меня дети ждут. Миранда сказала вам правду, и мне нечего добавить.

– Черта с два, тебе нечего добавить! – прорычал Датч. – Расскажи ему про Таггерта. Ты же была влюблена в него как кошка и даже объявила, что собираешься за него замуж. Так что не морочь мне голову, тебе очень даже есть что добавить.

Он протянул Тессе стакан с выпивкой. Она вызывающе вздернула подбородок, отошла к окну и прижалась лбом к стеклу.

– Это правда, – тяжело вздохнула Клер. – Я надеялась выйти замуж за Харли, но мы... словом, у нас ничего не вышло. – Она нервно потерла руки. – Все были против этого брака из-за разногласий, существовавших между нашими семьями.

– Он знает о разногласиях, – проворчал Датч. Недовольно хмурясь, он снова опустился в свое кресло, поднял опору для ног и отпил из стакана.

Клер вдруг стало холодно. Сквозь открытые двери она заметила, что солнце уже опускается над озером; огненные лучи окрасили тяжелые кучевые облака в розовые и оранжевые тона. Клер знала, что Миранда заговорила первой, чтобы напомнить младшим сестрам ту лживую историю, которую они когда-то вместе состряпали. Но сейчас ей показалось, что сотканная ими плотная завеса тайны, подкрепленная твердой решимостью каждой оставить ту ужасную ночь в прошлом, начинает трещать и расползаться.

– Когда я впервые встретилась с Харли... То есть мы были знакомы с самого детства, но, когда я поняла, что испытываю к нему какие-то чувства, он встречался с другой девушкой. Ее звали Кендалл Форсайт.

– Сука, – пояснила Тесса и отмахнулась от строгого предупреждающего взгляда Миранды. – Она стала женой Уэстона Таггерта, старшего брата Харли.

Клер нахмурилась. Она давно решила, что больше не позволит никому – ни отцу, ни старшей сестре – распоряжаться своими чувствами, диктовать, что ей говорить и когда молчать. Все переменилось за последние шестнадцать лет, теперь она сама будет говорить за себя и полагаться только на себя. Слишком долго она полагалась на чужое мнение: доверяла матери, потом Харли, иногда Миранде и, наконец, Полу.

– Отец, должно быть, рассказал вам, что, по его мнению, Таггерты переехали сюда с единственной целью – выжить его из дела. Но это неправда.

Датч презрительно фыркнул:

– Нил должен был оставаться в Сиэтле и заниматься своим пароходством.

– Мне кажется, они переехали сюда где-то в середине пятидесятых, – продолжала Клер, переводя взгляд с Миранды на Стайлза.

– В пятьдесят шестом, – уточнил Датч, открывая ящик с сигарами.

– Ну, как бы то ни было, папа воспринял появление конкурента как личное оскорбление.

– Я так и знал, что Харли промыл тебе мозги!

– Боже мой, папа! – воскликнула Тесса, резко повернувшись к отцу. – Ты всех нас тут собрал, настоял, чтобы мы приехали и все выложили начистоту, но стоило Клер начать говорить, как ты ее оскорбляешь. Все, я ухожу!

Она выпила свой стакан залпом, схватила сумку и направилась к дверям.

– Нет, погоди. – Датч вскочил с кресла и, морщась от боли в колене, бросился вслед за своей упрямой младшей дочерью. Но Тесса не собиралась больше все это терпеть. Буквально через несколько секунд во дворе взревел мотор, «Мустанг» Тессы взял с места в карьер.

– Продолжайте, – сказал Стайлз, обращаясь к Клер. Он стоял, засунув руки в карманы потертой куртки, и почему-то уже не казался таким суровым и неумолимым, как при своем появлении. – Так что там насчет Таггертов?

Однако Клер не успела произнести ни слова: в комнату вернулся запыхавшийся Датч. От волнения на виске у него начался нервный тик.

– Жаль, что так получилось с Тессой. Она иногда взбрыкивает, но это ничего. Она остановилась в «Камне Иллахи» – номер люкс в северном крыле. Вы можете навестить ее позже.

– Непременно, – сказал Стайлз и кивнул Клер, приглашая ее продолжить рассказ.

– В общем, отец Харли решил заняться новым делом.

–Видно, мало ему было тех миллионов, что он зашибал в своем пароходстве, – проворчал Датч. – Вот он и решил вторгнуться на мою территорию – начал скупать на побережье в Орегоне всю дешевую землю, на какую только мог наложить руки. Этот ублюдок вообразил себя главным разработчиком здешних земель и обосновался с семьей возле Чинука.

– Тем самым бросив вам открытый вызов?

– Точно. – Датч, хмурясь, допил свой стакан и поставил его на стол рядом со сложенной газетой. – Перехватил у меня отличный участок около Сисайда. Выстроил свой «Морской бриз», как только я начал строить «Камень Иллахи». – Датч с такой силой затянулся сигарой, что пепел на ее конце затлел красным. – Ублюдок!

– И что вы почувствовали, когда Клер решила выйти замуж за одного из Таггертов?

– Я пришел в ярость.

– И как далеко вы готовы были зайти?

Датч возмущенно прищурился.

– Слушайте, я не для того вас нанял, чтобы вы мне тут намекали, будто я имею какое-то отношение к смерти мальчишки! Поверьте, если бы я его убил, никто бы в жизни не заподозрил, что это не несчастный случай.

– Прекратите оба! – приказала Миранда.

– Я больше ни секунды не намерена это выслушивать, – дрожащим от возмущения голосом заявила Клер. – Не знаю, чего ты хотел добиться, папа, притащив нас всех сюда, но на меня можешь больше не рассчитывать. Все, с меня хватит.

Она нащупала в сумке ключи от машины и направилась к двери.

– Ты никуда не уйдешь! – упрямо заявил Датч. —Нам еще многое предстоит обсудить.

Клер покачала головой:

– Позже.

– Но я хочу, чтобы ты осталась здесь, в доме! Я думал, мы договорились.

– Это была неудачная мысль.

– Твоим детям нужен дом, Клер. Настоящий дом, а не какая-нибудь дешевенькая квартирка. Здесь они смогут всюду бегать, играть, мы опять заведем лошадей, они будут плавать или кататься на байдарках. Тут есть озеро, теннисные корты, бассейн.

– Меня нельзя купить, папа.

И все-таки она заколебалась. Дети были ее слабым местом, и Датч это знал. Но ей так хотелось довериться ему, поверить, что у него наконец-то прорезались запоздалые чувства к внукам.

– Я вовсе не пытаюсь тебя купить, я просто предлагаю помощь, – продолжал Датч. – Ради Шона и Саманты. Твоей матери это место никогда не нравилось, но ты-то его любила. Из всех моих детей ты одна любила здешнюю жизнь.

Вот теперь он говорил правду. И все же... Клер не хотелось принимать от него подарки. Все, что тебе дают вроде бы бесплатно, имеет скрытый до поры ценник. А она впервые в жизни пыталась самостоятельно встать на ноги.

– Нет, папа, нам не следует сюда переезжать.

– Ну, не стоит решать прямо сейчас. Мы позже все обсудим.

Повернувшись, Клер обвела взглядом дом. Теплые кедровые стены, огромный камин, винтовая лестница со стершимися фигурками на столбиках перил. Дом был почти пустой – осталось лишь несколько самых необходимых предметов мебели, и никаких украшений. Но она всегда ощущала духовное родство с этим странным зданием, перенесшим столько.

– Я подумаю, – обещала Клер, презирая себя за слабость: все выглядело так, будто отец опять одержал над ней верх.

Миранда проводила сестру взглядом, чувствуя, как в груди нарастает отчаяние. Потом она повернулась к Датчу:

– Слушай, я согласилась приехать сюда, хотя понятия не имела, что ты задумал. Теперь я вижу, что совершила большую ошибку. Этот твой нездоровый интерес к смерти Харли Таггерта. Я этого просто не понимаю. Оставь в покое Кейна Морана, пусть себе ищет что хочет. – Она медленно повернулась к очередному отцовскому мальчику на побегушках, с трудом преодолевая отвращение: – У меня к вам вопрос, мистер Стайлз.

– Валяйте.

– Кто-то несколько раз появлялся в моей конторе, не заставал меня, но морочил голову моей секретарше и девушке в приемной.

– Вот как?

Он скрестил руки на груди, и в глазах его мелькнуло что-то, сменившее угрюмую решимость: некое более глубокое и более пугающее чувство.

– Это были вы?

– А вы даром времени не теряете, переходите прямо к сути. Мне это нравится.

– Вы не ответили на мой вопрос, – Миранда посмотрела ему прямо в глаза, давая понять, что она его не боится. – Вы были сегодня в конторе окружного прокурора?

– Да.

Она неожиданно испытала острое разочарование. По какой-то необъяснимой причине ей было неприятно узнать, что этот длинноногий, поджарый и до ужаса самоуверенный сукин сын замешан в заговоре против нее.

– Почему же вы меня не дождались и никому не представились?

– Я посчитал это неуместным.

– А слоняться по зданию суда, вынюхивая что-то за моей спиной, – уместно?

Стайлз пожал плечами.

– Согласитесь, ваш отец нанял меня для расследования весьма деликатного дела. Вы же не хотите, чтобы об этом узнали ваши коллеги, подчиненные и начальство? Вот я и решил кое-что выяснить, не привлекая особенного внимания.

– И устроили секретарше в приемной допрос третьей степени.

– Просто задал несколько вопросов.

– Дебби слишком много болтает, – отрезала Миранда.

Ей хотелось выплеснуть свой гнев, но она не знала, с кого начать. Объясняться с Денвером Стайлзом? Гораздо охотнее она свернула бы ему шею, но у нее были более насущные заботы. Как вдолбить отцу, что он должен поразмыслить хорошенько и не будить спящих собак? Стоит ли встретиться с Кейном Мораном и попытаться выяснить, почему он решил вернуться домой именно сейчас и вытащить на свет божий всю эту старую историю?

– Ранда. – Голос отца, полный мягкой укоризны, заставил ее очнуться. – Я понимаю, что ты расстроена, но пойми и ты меня. Мне очень важно знать, с чем придется иметь дело. Многие люди рассчитывают на меня. Они вложили в мою предвыборную кампанию большие деньги, и я не могу их подвести. Даже тень скандала не должна лечь на мое имя.

– В таком случае откажись от кампании, отец, – посоветовала Миранда, снимая плащ со спинки дивана. – Потому что мы с тобой оба знаем: в шкафах семейства Холланд заперто слишком много скелетов и все они гремят костями. Их не удержать взаперти, а ключи давно потеряны. Рано или поздно один из этих скандальных секретов непременно выплывет наружу.

– Может, и так, но все эти внебрачные связи, неудачные капиталовложения– сущие пустяки в сравнении с тем, с чем мы имеем дело теперь. Когда мы говорим о той ночи, которая стала последней для Харли Таггерта, нам, увы, приходится говорить об убийстве.

«Одно хорошо: старик вполне предсказуем», – думал Кейн Моран. Он бродил по берегу озера, огибая разбросанные на песке валуны и выгоревшие до белизны старые поленья. Взошедшая луна бросала на воду серебристые отсветы; облака сгущались, видимо, собирался дождь.

Кейн отвел от лица ветви ели, подступившей совсем близко к береговой линии, и посмотрел на дом Холландов, высящийся всего в сотне футов впереди. Некоторые окна ярко светились в темноте летней ночи. Как и ожидал Кейн, Бенедикт Холланд позвонил своим дочерям и притащил их в старый дом у озера. Должно быть, решил предупредить их об опасности, велел держать язык за зубами, что бы они там ни натворили шестнадцать лет назад. Кейн понятия не имел, каким образом старику удалось заставить их вернуться, скорее всего, он пустил в ход подкуп, это был его обычный образ действий. Но, судя по приехавшим и уехавшим машинам, все они уже побывали дома – как и полагалось блудным дочкам.

Значит, его план сработал!

– Мама, ты действительно жила здесь в детстве? – воскликнула Саманта с таким восторгом, словно старый дом был зачарованным замком из сказки. Она только что исследовала каждую комнату, забралась на чердак, где когда-то жили слуги, и спустилась по служебной лестнице в кухню. – Тут... тут чудесно!

– Скажи это своему брату, – Клер кивнула в сторону кухонного окна. Шон сидел на ступенях и хмуро смотрел на озеро. Клер тоже взглянула вдаль поверх синей воды, и сердце у нее замерло: она разглядела хижину, в которой вырос Кейн Моран. Кто-то позаботился подновить крышу старого коттеджа и покрыть стены свежим слоем серой краски. На солнце поблескивал автомобиль, оставленный на подъездной дорожке.

У Клер перехватило дыхание. Неужели Кейн действительно вернулся? Отец не упомянул, где остановился его преследователь, но одно было ясно: на той стороне озера кто-то живет.

– Хватит шарахаться от теней! – одернула она себя, и Саманта, как раз потянувшаяся к дверной ручке, удивленно обернулась.

– Что?

– Да так, мысли вслух. Сходи спроси своего брата, не хочет ли он есть. Я могу сделать бутерброды с индейкой или разогреть кусок пиццы.

– Он все равно будет недоволен, – ответила Сэм, пожимая плечами как взрослая. – Его хлебом не корми, только дай побрюзжать.

«Верно подмечено», – подумала Клер, принимаясь разбирать покупки. Поначалу ей не хотелось жить на иждивении отца, но потом она решила, что нельзя быть эгоисткой и надо подумать о детях. Пусть они отдохнут душой в этом большом доме среди леса, пусть окрепнут. Поэтому она в конце концов все-таки приняла предложение Датча.

Вдалеке послышалась трель жаворонка, над озером мягко урчал мотор чьей-то лодки.

– Как же здесь здорово! – вздохнула Саманта.

Клер улыбнулась. Ее дочь с легкостью отряхнула прах Колорадо со своих ног и с радостью приняла перемены. Зато Шон с первой минуты возненавидел жизнь в Орегоне и обращался с Клер так, словно видел в ней своего злейшего врага, ответственного за все его несчастья.

– Я приготовлю лимонад.

– Все без толку, Ма, – сказала Саманта с недетской прозорливостью. – Ему просто нравится действовать нам на нервы.

Она вышла на террасу, подошла к Шону, и хотя Клер не могла слышать их разговор через закрытое окно, ей и так все было ясно. Шон демонстративно молчал, упрямо выпятив подбородок. Саманта оглянулась через плечо и встретилась взглядом с матерью. Ей не пришлось произносить: «Я же тебе говорила», – Клер прочла это в ее глазах.

Что ж, ничего удивительного! Клер отчаянно, но безуспешно пыталась подавить новую вспышку ненависти к бывшему мужу. Шон был в таком возрасте, когда мальчику нужен отец – настоящий мужчина, который мог бы направить его на верный путь, а не слабовольный мерзавец, считавший любую девчонку старше пятнадцати своей законной добычей.

Содрогаясь от омерзения, Клер распихала покупки по кухонным шкафам и полкам холодильника. При этом она ни на минуту не выпускала детей из виду и заметила, что Саманта отправилась осматривать лес возле озера. Шон потянулся, бросил на мать полный упрека взгляд через окно и, словно желая держаться от нее подальше, двинулся к конюшням, где уже обитали три лошади – подарок Датча Холланда.

Клер закрыла холодильник, и в этот момент кто-то громко постучал в парадную дверь.

– Иду! – крикнула она и побежала в холл.

Может, это Тесса или Ранда решили ее навестить? Прошло уже несколько дней после неприятной встречи с Денвером Стайлзом в этом самом доме, а они с тех пор так и не обменялись ни словом.

Клер распахнула дверь – и ухватилась за ручку, чтобы не упасть.

На крыльце стоял Кейн.

– Клер!

Один уголок рта у него приподнялся в дерзкой, до боли знакомой улыбке. Он оказался выше ростом, чем ей запомнилось, и возмужал так, что уже никто не смог бы назвать его мальчишкой. Ветер растрепал его светло-каштановые, выгоревшие на солнце волосы, явно нуждавшиеся в стрижке.

Он стоял, скрестив руки на груди, плотно обтянутой хлопчатобумажным свитером цвета спелой пшеницы.

Клер показалось, что стальные тиски сдавили ей легкие, совершенно не давая дышать. Она не надеялась когда-нибудь снова его увидеть, и вот он стоит на пороге – такой же нахальный и дерзкий, как тот бунтарь-подросток, которого она когда-то знала.

– Что ты здесь делаешь?

– Да вот хотел поздравить тебя с возвращением на старые места.

– Но ведь ты... ты...

Мысленно Клер напомнила себе, что она уже не застенчивая девочка-подросток, какой была когда-то. Не та богатая девочка, в которую Кейн был безумно влюблен, а она смотрела на него свысока... ну, по крайней мере, какое-то время. Она облизнула губы и тоже скрестила руки на груди, словно защищая сердце.

– Отец сказал, что ты пишешь какую-то разоблачительную книжку о смерти Харли Таггерта.

Темное облачко промелькнуло в его золотисто-карих глазах и тут же исчезло.

– Это правда.

– Но зачем?

Его губы скривились в циничной усмешке.

– Пришла пора.

– Потому что отец собирается баллотироваться в губернаторы?

– В числе прочего.

– А что же еще? – спросила она, чувствуя, как взмокли ладони.

Кейн прищурился и на мгновение скользнул взглядом по ее губам, потом снова посмотрел ей прямо в глаза.

– Мне кажется, я... вернее, мы все в долгу перед Харли.

– Но ведь вас никак нельзя было назвать лучшими друзьями.

И опять эта леденящая душу улыбочка.

– На то были свои причины, однако они лежат так глубоко, что о них лучше не упоминать, не так ли?

Клер судорожно сглотнула, но это не помогло: в горле застрял ком.

– То, что произошло между нами... – начала она, но оборвала себя на полуслове – не следовало подпускать его к себе слишком близко. – Ты что-то хотел мне сказать?

– Очень многое, но вряд ли ты захочешь слушать. Насколько я понял, твой старик представил все в таком свете, будто я затеял что-то вроде охоты на ведьм.

Клер молча кивнула.

– Что ж, доля правды в этом есть, – насмешливо фыркнул Кейн. – Я с удовольствием покажу старине Датчу, что он не может попирать закон, как ему вздумается, и с помощью взяток выпутываться из любых неприятностей. Он здесь больше не царь и бог, черт бы его побрал!

– И какой в этом смысл?

Кейн провел пальцами по грубой древесине столба, поддерживающего навес над крыльцом.

– По-моему, тебе следует знать, что в здешних краях многое изменилось. Сильно изменилось. Ну, например, Нил Таггерт перенес инсульт несколько лет назад. Теперь он прикован к инвалидной коляске. Всем заправляет Уэстон.

Клер внутренне содрогнулась. Уэстон Таггерт всегда внушал ей ужас, он был полной противоположностью своему слабому и доброму младшему брату.

– Не секрет, что Уэстон ненавидит ваше семейство еще больше, чем Нил когда-то. А его жена...

– Кендалл, – рассеянно произнесла вслух Клер, чувствуя себя так, словно вся тяжесть мира навалилась ей на плечи.

Они с Кендалл никогда не дружили, но в прошлом их связывала невидимая нить – Харли. А теперь Кендалл Форсайт стала женой старшего брата Харли, человека, не раз признававшего и на публике, и в частных разговорах, что он спит и видит, как бы выжить из города Датча Холланда.

– Похоже, вы с Уэстоном – два сапога пара.

Глаза Кейна грозно вспыхнули, брови сошлись на переносице. Он наклонился к ней поближе, и она тихонько ахнула.

– Я ничего не имею против тебя и твоих сестер, и тебе это отлично известно.

– Я теперь ничего о тебе не знаю, Кейн. И понятия не имею, зачем ты объявил крестовый поход против моей семьи.

– Не семьи! Это твой отец...

– Мой отец не имеет ни малейшего отношения к смерти Харли Таггерта. Кстати, он сказал, что Таггерты наняли тебя за плату, и меня это ничуть не удивило. – Клер вызывающе вздернула подбородок и уставилась в его глаза цвета дорогого виски. – Я полагаю, тебе щедро заплатили, чтобы представить моего отца каким-то людоедом.

– Деньги тут ни при чем.

– Как же, как же. Солидный аванс от издательства, плюс небольшой процент от соперника отца на выборах, да сверх того щедрое вознаграждение от Таггертов – этого вполне хватит на кусок хлеба с маслом. Похоже, ты наконец получил, что хотел, Кейн.

– Вот тут, дорогая, ты глубоко ошибаешься. Ты прекрасно знаешь, чего я хотел много лет назад, но так и не смог получить.

Он смотрел на нее так пристально, так пронзительно, что Клер чуть не попятилась, но удержалась, чтобы не провоцировать его еще больше. Он мог бы схватить ее, прижать к себе, но не двинулся с места. Только зрачки у него расширились, а уголки глаз, наоборот, слегка прищурились. Она открыла было рот, но лишь коротко вздохнула, не сказав ни слова.

– Вот именно, Клер. В то время я хотел тебя. Я был готов умереть, лишь бы ты взглянула на меня хоть раз – взглянула по-настоящему и увидела человека, который тебя любит, а не живописного оборванца, с которым можно один вечерок позабавиться для разнообразия.

– Прекрати! Не знаю, зачем ты сюда явился, зачем начал ворошить прошлое, но поверь мне, ты совершаешь ошибку. Лучше брось эту затею. Если тебе непременно нужно раскапывать какие-то старые скандалы, найди себе что-нибудь другое, но только не делай этого.

– Слишком поздно, дорогая. Я уже заключил договор.

– Ну вот, я же говорила, все дело в деньгах.

– Ма? – Шон внезапно появился из-за угла дома и окинул подозрительным взглядом непрошеного гостя. – С тобой все в порядке?

Только этого не хватало! Сколько он успел услышать? Клер поспешно отступила подальше от Кейна. Она должна держаться как ни в чем не бывало. Она не может себе позволить потерять самообладание на глазах сына, да еще в присутствии Кейна Морана.

– Твой сын? – спросил Кейн.

– Да, это Шон. Шон, это мистер Моран. Удивительно, как спокойно прозвучал ее голос, хотя внутри все дрожало.

– Рад с тобой познакомиться. – Кейн пожал руку Шону. – Я помню твою маму, сколько самого себя. Мой папаша работал на твоего деда.

– Ну и что? – Шон твердо решил доказать взрослым, что ему все равно. «Плевал я на вас!» – было написано у него на лице.

– Я жил на другой стороне озера – вон в той старой хижине, – добавил Кейн.

Шон не удержался и бросил взгляд на еловую рощу и укрывшийся в самой гуще деревьев крошечный домик.

– На вид – так себе.

–Шон!

– А что я такое сказал?

Кейн коротко кивнул, явно решив че обижаться.

– Ты прав, выглядит он неважно, и так было всегда. По правде говоря, я в детстве стыдился этой жалкой трущобы и старался бывать там пореже.

Шон еще больше помрачнел. Он не ожидал, что Кейн так легко с ним согласится, и это показалось ему подозрительным.

– Мой старик был калекой и злобным сукиным сыном. Я старался держаться от него подальше, часто не ночевал дома и вечно попадал в переделки. Мне казалось, что судьба сдала мне плохие карты, поэтому я в ответ злился на весь мир и старался доставить всем вокруг как можно больше неприятностей.

– Я всего лишь сказал, что внешне дом ничего собой не представляет. – промямлил Шон.

– И я согласился с тобой. – Кейн хлопнул мальчика по плечу, и тот отшатнулся. – А вот тебе, наоборот, повезло, раз ты живешь в таком большом доме.

– Да уж! – проворчал Шон, скептически хмыкнув. Он оглянулся на мать, убедился, что никакие серьезные неприятности ей не грозят, и скрылся за углом дома.

– Что тебе нужно от меня? – спросила Клер, когда Шон уже не мог ее слышать.

– То же, что и всегда.

У нее участился пульс, и ей пришлось напомнить себе, что она взрослая женщина, разведенная жена, мать двоих детей, неуязвимая для давно прошедших переживаний.

– Я думаю, тебе лучше уйти.

Его губы сжались в тонкую линию.

– Ты права, и я сейчас уйду, но сначала... Я хотел дать тебе шанс изложить мне свою версию случившегося.

– Мою версию?

– Событий той ночи, когда умер Харли Таггерт.

– Значит, мы опять к этому вернулись?

– Мы никогда от этого не уходили. Несмотря на все, что между нами произошло, ты так и не сказала мне правды.

– О господи, Кейн, я не могу.

Несколько мгновений он сверлил ее безжалостным взглядом, но потом суровые черты его лица немного смягчились, в глазах промелькнуло сочувствие.

– Слушай, Клер, я знаю, тебе будет тяжело, но без этого не обойтись. Ладно, ладно, я плохой парень, но я делаю это потому, что время пришло и у меня появилась такая возможность, понимаешь? Что бы ни случилось, я хочу, чтоб ты знала: я не пытаюсь навредить тебе и твоим сестрам.

– Ну, слава богу. Какое облегчение! – воскликнула она, не в силах удержаться от сарказма. – Наконец-то я смогу спокойно уснуть ночью!

– Я просто хотел, чтобы ты знала.

– А я думаю, что тебе пора убираться ко всем чертям!

– Я там уже побывал. – Кейн окинул ее долгим взглядом. – Увидимся, Клер. Если вдруг решишь рассказать мне о той ночи, только дай знать. Я буду недалеко – на той стороне озера.

Повернувшись на каблуках, он сунул руки в карманы и зашагал по дорожке к лодочному причалу, где была пришвартована небольшая моторная лодка. Кейн перешагнул через борт, отцепил швартов и, помахав рукой напоследок, завел мотор. Лодка описала широкую дугу и направилась к дальнему краю озера, оставляя за собой белый пенный след. У Клер на глаза навернулись предательские слезы, и она с трудом совладала с собой. Ну почему Кейн так решительно настроен разворошить прошлое? Зачем он вернулся в хижину, хотя сам же сказал, что с детства ее ненавидит! И почему, ради всего святого, почему ее сердце так сильно бьется, стоит ей только его увидеть?

«Потому, что ты совершенно не разбираешься в мужчинах, идиотка, – сказала она себе. – Так всегда было и всегда будет».

Клер виновато закусила нижнюю губу, глядя, как исчезает полоска пены на гладкой, как стекло, поверхности озера Эрроухед. Кейн Моран всегда был занозой у нее в голове – отчаянный парень, по-детски влюбленный в нее, – и все свое отрочество она провела, всячески стараясь его избегать. Но это не всегда удавалось. Иногда Клер даже приходило в голову, что ее привязанность к Харли возникла в результате страха. Страх толкал ее к доброму и порядочному Харли, потому что юный Моран со своим лозунгом «К чертям закон!» и вызывающими манерами воздействовал на самую низменную сторону ее натуры.

Кейн Моран не был связан никакими правилами. Он не считался с авторитетами и плевать хотел на запреты. Он был законченным бунтарем-одиночкой – Плохой Парень с большой буквы.

И в глубине души Клер находила его неотразимым. Она молилась ночи напролет, чтобы это непристойное влечение, разжигавшее ей кровь и заставлявшее сердце стучать молотом, развеялось прежде, чем кто-нибудь – особенно сам Кейн! – его заметит. Ей снились сны. Во сне Кейн проделывал с ней бог знает что– и ей это нравилось! Просыпаясь, она говорила себе, что это всего лишь фантазии, волноваться не о чем, и все равно волновалась. Она часами изнуряла себя, проплывая в бассейне милю за милей, чтобы выбросить Кейна из головы. Но поздно ночью, когда луна поднималась высоко и ее серебряный свет отражался в черных водах озера, Клер садилась на подоконник в своей спальне, широко распахивала створки и смотрела туда, где на другом берегу озера светился огонек – чердачное окно в доме Кейна. Вдыхая солоноватый бриз, шевеливший ей волосы и облеплявший все тело тканью ночной рубашки, она закрывала глаза и воображала, как его руки и язык ласкают ее. Несмотря на строгие обеты, данные самой себе, она знала, что, проведя с ним ночь, испытает незабываемое ощущение, ради которого стоило пойти на любой риск, даже быть проклятой навеки.

Теперь, годы спустя, Клер смотрела вдаль поверх тех же темных вод и ощущала то же самое, давно, казалось бы, похороненное желание, мешавшее ей спать в детстве. Оставалось только надеяться, что она не настолько глупа, чтобы позволить этой истории повториться. Хватит ей одного раза с Кейном Мораном. Она и так заплатила слишком высокую цену. Второй раз может погубить их обоих.