Теория страсти

11

Конни медленно возвращалась. Было уже не так жарко, даже, пожалуй, прохладно. Еще было очень приятно… всему телу. Тело было легким, почти невесомым.

Аромат цветов, незнакомый, но очень приятный. Рокот прибоя, далекий, сдержанный. Тоже приятный.

Она осторожно приоткрыла глаза, ожидая увидеть знакомый пейзаж — и тут же вытаращила их во всю ширь.

Пейзаж разительно поменялся. Собственно, он и пейзажем уже быть перестал. Конни Шелтон лежала на широченной мягкой кровати, под белым легким покрывалом, голова ее покоилась на настоящих подушках, а вокруг — вокруг была нормальная человеческая комната. Стены, обшитые светлым деревом, несколько изящных гравюр. Белая тумбочка у кровати, белый столик у стены напротив. На столе ваза с цветами. Никаких ярких оттенков, только белое, кремовое, желтое…

Окно во всю стену. Может быть, оно же и дверь. Кисейные занавеси колышутся от легкого ветерка. За кисеей — изумрудная зелень и бирюза неба. Красота.

Конни прикрыла глаза и громко сказала:

— Я Констанция Шелтон. Я умерла на необитаемом острове и меня забрали в рай.

— Нет еще. Рано.

Видимо, ангел, умиленно подумала Конни, не открывая глаз.

Ангел оказался деятельным и настырным. Ангельские руки приподняли Конни, взбили повыше подушки, отвели волосы со лба, а потом этот бесстыжий ангел взял и поцеловал девушку прямо в губы! Конни возмущенно открыла глаза, машинально отвечая на поцелуй, потом отстранилась и выпалила, задыхаясь:

— Ну у тебя и глазищи!

Рыжий ангел с зелеными глазами широко улыбнулся и уселся по-турецки в ногах у Конни. Дик Джордан, собственной персоной.

— С возвращением, светлая. Я уже начал волноваться.

— Дик, что это все значит? Как? Когда? Каким образом?

— Я же обещал, что нас найдут? Вот нас и нашли. Прилетел вертолет, тебя взяли на руки, занесли в него и полетели на Эльютеру. Я сам влез.

— Дик… я ничего не помню… Что со мной было?

— Доктор что-то такое говорил, но я не очень расслышал. Меня выгнали из комнаты. Сказали, что тебя надо осмотреть. Я не стал им объяснять, что мы давно уже рассмотрели все…

— Замолкни, бесстыдник! Не хочу слушать!

— Поцеловать можно?

— Нет! Да! Так мы на Эльютере?

— Так я целую?

— Подожди. Мы там, где я должна быть?

— Хороший вопрос. Конни…

— Дик, что ты…

Рыжий просто нырнул под покрывало у нее в ногах, стремительно прополз под ним и заключил Конни в объятия. Смеясь и целуясь, девушка выяснила заодно, что под покрывалом на ней совершенно ничего нет. То есть абсолютно. Кроме Дика…

— Это что такое?! Мистер Джордан! Мисс Шелтон нужен покой и здоровый сон, а вы…

— Это массаж. Тантрический. Очень оттягивает, док. Вы ее не узнаете через полчаса…

— Идите отсюда. Ну как наши дела, моя дорогая?

Конни, красная от смущения, забилась под покрывало и смотрела на говорившего во все глаза. Именно так и должен выглядеть доктор. Кругленький, благообразный, с венчиком седых волос, золотыми круглыми очками и стетоскопом в кармане белого парусинового пиджака…

— Так-с, посмотрим. Зрачки хорошие, просто замечательные. Пульс… изумительный, хотя и несколько учащенный… Румянец… Температура… Вы знаете, а мне все нравится! Вы отлично восстанавливаетесь. Всего двое суток, а вы уже…

Конни едва не выпрыгнула из-под одеяла, вовремя вспомнив о своей наготе.

— Сколько?! Двое суток? Какой сегодня день?

— Воскресенье, моя дорогая. Благословенное воскресенье, и погода ему под стать.

— И все это время я здесь лежу?

— О да, моя милая. Лежите пластом, я бы так сказал. Вас привезли под утро в пятницу, на вертолете. Старик Босуорт разбудил меня — вообще-то я здесь на отдыхе, кстати, позвольте представиться, доктор Легри, — и позвал к вам. Вы, девочка моя, выглядели отвратительно. Ваш рыжий хулиган мешался под ногами…

— Доктор, так что со мной?

— Как вам сказать… Несомненный перегрев на солнце, последствия шока, ушиба головы, легкое сотрясение мозга, небольшое истощение, обезвоживание… Всего помаленьку, но вкупе! Единственное, что вам необходимо, это отдых, отдых и еще раз отдых. Сон. Посидеть на веранде. Фруктовый сок, легкая пища. И никаких тантрических массажей!

Конни вторично залилась краской и спряталась под покрывало. Толстенький доктор подмигнул ей и поднялся, чтобы уйти. Уже в дверях он серьезно заметил:

— А вообще ваш парень просто молодчина. Более заботливой сиделки мне не приходилось видеть за всю многолетнюю практику.

Доктор ушел, а Конни откинулась на подушки, пылая от стыда. Сиделка! Дик Джордан — сиделка! Он ухаживал за ней, мыл ее, провел с ней два дня…

О чем ты говоришь, несчастная! Он провел с тобой гораздо больше времени. Он не дал тебе погибнуть, он добывал для тебя пищу и согревал по ночам, он подарил тебе любовь! Он сделал для тебя то, чего никто в жизни никогда для тебя не делал.

Дверь тихонько приоткрылась. Дик скользнул в комнату, следом за ним добродушный пожилой толстяк в шортах и цветастой рубахе. Конни торопливо улыбнулась и вопросительно посмотрела на Дика.

— Это мистер Босуорт, солнышко. Он места себе не находил, пока ты тут помирала, а теперь жаждет познакомиться.

— Мисс Шелтон, как я рад, что вы улыбаетесь! Я бы не простил себе, если бы вы… если бы с вами…

— Что вы! Все уже хорошо. И вам в любом случае не в чем себя упрекнуть. Я все-таки добралась до вас и могу скоро приступить к работе.

— Ни-ни-ни! Ни Боже мой! Отдыхать! Только отдыхать! Никакой работы! Мисс Шелтон, я хотел вас попросить только об одном…

— Конечно, мистер Босуорт.

Толстяк прижал к груди загорелые руки.

— Я боюсь мистера Малколма!

— Почему?

— Потому что он направил вас ко мне, а вы попали в такое ужасающее приключение. Можно, я не буду ему ни о чем рассказывать?

Конни рассмеялась.

— Сказать по правде, я его тоже побаиваюсь. Он наверняка ждет от меня результативной работы, а я… Давайте сохраним мое приключение в секрете.

— Мисс Шелтон! Вы ангел. Отдыхайте. И если что — сразу ко мне! Рыжего выгнать?

— Нет! То есть я хотела бы еще переговорить с мистером Джорданом кое о чем.

— Понимаю! Исчезаю! Удаляюсь!

Дик запер дверь и повернулся к Конни с улыбкой.

— Классный дядька. Переживал за тебя, как за родную. Ты была совсем дохлая.

— Дик… Ты со мной сидел двое суток?

— Да уж как-то привык, знаешь ли. Сидел.

— Ты за мной ухаживал.

— Честно говоря, особого ухода не требовалось. Так, помыться; в туалет, опять же…

— Дик. Ты все это делал… почему?

Зеленые глазищи полыхнули, как угли в очаге.

— Жажда наживы. Ты мне должна четыреста баксов плюс за работу сиделкой… Тут я много не возьму, не бойся. Включить сюда сафари на острове Эксума, огненные аттракционы, ныряние за мидиями, полупансион…

— Дик!

— Да?

— Почему. Ты. Это. Делал.

Дик Джордан подошел к постели, опустился на колени, взял руку Конни, поднес к губам и легонько поцеловал ладонь.

— Потому что, боюсь, я люблю тебя, девочка.

— Боишься?

— Боюсь. Я никогда не хотел никому принадлежать. Никогда не хотел кем-то обладать. Не строил дом, не искал себе пару. Я бродяга, Конни. С детства. Пожизненно. Так я думал. Теперь все изменилось.

— Что же?

— Я хочу быть с тобой. Просто рядом. Всегда. Хочу спать с тобой. Хочу с тобой просыпаться, что еще важнее. Хочу целовать тебя на рассвете. Спорить с тобой. Смеяться с тобой. Возвращаться к тебе. Думаю, что это любовь. Конни?

— Да…

— А ты? Что чувствуешь ты? Как мы будем… потом?

Конни изумленно посмотрела в зеленые глаза. Почему он спрашивает, этот невозможный рыжий парень? Разве она не говорила ему?

— Я люблю тебя. Я не могу без тебя. Я бы умерла без тебя на острове, но я умру без тебя и здесь. И везде, где не будет тебя. Это же очень просто.

— Да. Это просто.

Он просто лег поверх покрывала и привлек ее к себе. Конни закрыла глаза и блаженно вздохнула, погружаясь в прохладные океанские глубины «здорового расслабляющего сна». Все было в порядке. В полном.

Джейн Смит ворвалась в кабинет к профессору Малколму, напоминая возбужденную нимфу. Профессор откинулся на спинку кресла и невольно залюбовался своей секретаршей. Везет же некоторым электрикам!

— Что случилось, Джейн? Вы несколько…

— Я очень сильно, а не несколько! Профессор, вы гений!

— Спасибо, но…

— Нет! Вы просто гений, без всяких «но»! Я водички выпью?

— Конечно, вот минеральная, из холодильника. Так что случилось?

— Ваш эксперимент удался. Полностью.

— Джейн, я все еще как-то не очень…

— Шон вернулся с Багам!

— Да? И что же…

— Он вернулся не один. Он вернулся с ней.

— Откуда вы знаете?

— Он позвонил на автоответчик и сообщил, что вернулся, вернулся не один, и у него для меня сюрприз. У нас получилось!

Профессор Малколм торопливо закивал. Честно говоря, в последнее время он не слишком часто вспоминал свою лучшую студентку, искренне надеясь, что на Багамах ей в любом случае хорошо, но раз Джейн принимает это так близко к сердцу…

— Если хотите, Джейн, можете поехать, я вполне обойдусь без вас.

— Хочу ли я! Да я уже мысленно там.

— Джейн, только умоляю, ни слова девочке.

— Док, вы меня обижаете. Ждите вестей!

И Джейн Смит помчалась домой, собирать сумку.

На следующее утро она стояла у двери своего родного дома и страшно волновалась. Сейчас ей откроет дверь… кто? Преображенная любовью к Шону Конни Шелтон? Сам Шон?

Дверь открыла маленькая смуглая девушка. Буря спутанных темных локонов и застегнутая на пару пуговиц рубашка Шона недвусмысленно говорили о характере взаимоотношений хозяина дома и этой девушки, но Джейн застыла на пороге мраморной статуей.

Нет, она слышала, что любовь преображает людей, но не до такой же степени!

— Вы кто?

— Я? Я Карла. А вы, наверное, Джейн? Сестра Шона? Входите, прошу вас. Шон убежал на озеро, скоро вернется. Хотите кофе?

— Очень.

Джейн вошла в дом и села в гостиной на диван, чувствуя себя лесорубом, которому падающее дерево угодило прямо по темечку. Карла хлопотала на кухне, запах кофе щекотал ноздри, но Джейн сидела прямо, не шевелясь и судорожно соображая, что ей теперь говорить.

Вы не та девушка? Глупо, бестактно, наверняка она ничего не знает… Пусть он только вернется, паршивец! Съездил на Багамы, называется! Его туда зачем посылали? А он что привез? То есть кого…

Карла поставила перед Джейн ее собственную любимую кружку с зайчиками и села в кресло. Рубашку она застегнула до конца, но то, что под рубашкой ничего не было, и так ясно. Паршивец! И эта девица хороша!

— Миссис Смит…

— Джейн. Просто Джейн.

— Хорошо. Джейн. Я вас ждала. Мы вас ждали.

— Вот я и приехала.

— Да. Дело в том, что мы с Шоном поженились.

Зайчики совершили рывок из рук, но Джейн Смит умела владеть собой. И зайчиками.

— Давно?

— Нет, не очень. В Майами, четыре дня назад. Когда улетали. Но дело не в этом.

— Очень интересно. Я вас слушаю… Карла.

Девушка поднялась, подошла к окну, помолчала, собираясь с духом, а потом сказала:

— Шон очень переживал, что подвел вас, но я сказала, что его вины в этом нет. Уверена, вы тоже хотели как лучше.

Джейн очень хотелось пойти и нырнуть в озеро вслед за паршивцем-братом.

— Карла, я что-то не очень понимаю, о чем мы говорим…

— Я все знаю. Шон мне рассказал. И я должна вам прямо сказать, что не одобряю этой затеи, так же, как и Шон. Мы вас не виним…

— Серьезно? Слава Богу!

— Пожалуйста, Джейн! Не сердитесь. Это ведь наша жизнь, наша будущая жизнь, и она общая, для меня, Шона, вас, ваших ребятишек… Мы же семья, мы вместе, и я очень хочу, чтобы между нами не было недомолвок.

— Минуточку. Что именно рассказал вам Шон?

— О той девушке. О Констанции Шелтон.

— Он вам сразу рассказал? Или после того, как вы поженились.

— Не сразу. Но мы поженились после того, как он все рассказал.

— Паршивец!

— Не думаю. Он хороший, честный парень. Вы его отлично воспитали, Джейн.

— Мерси. Так, значит, он сдрейфил. Так и не подошел к ней. Или вы познакомились раньше?

— Познакомились мы действительно раньше, но Шон вовсе не сдрейфил. Мы вообще не видели мисс Шелтон. Она не приехала.

Джейн поставила чашку на стол и впилась в Карлу пронзительными голубыми очами.

— С этого места поподробнее, сестренка. Как это она не приехала?

— Она должна была приехать в прошлый понедельник. Шон очень нервничал, был сам не свой, а потом все мне рассказал. И тогда мы решили уехать. Просто уехать, не влезать в чужую жизнь. Шон переживал, что вы будете расстраиваться, но я сказала, что вы все поймете. Так лучше. Нельзя научить жить, обманывая. Нельзя придумать сценарий жизни. Жизнь, любовь, страсть не терпят теории.

Джейн поспешно замахала рукой.

— Признаю свою ошибку! Каюсь. Сейчас меня больше интересует другое. Мисс Шелтон не приехала?

— Нет.

— В понедельник?

— И во вторник, и в среду. А в четверг мы улетели с острова.

— Минуточку. А поженились вы…

— Тоже в четверг. В Майами.

— Так. Значит, до четверга она так и не появилась.

Распахнулась дверь, и на пороге вырос загорелый, могучий Шон. При виде Джейн на его лице расцвела улыбка, которая тут же увяла, сменившись тревожным и вопросительным выражением. Его можно было понять. Красавица-сестра сидела на диване, грозно сдвинув брови, и что-то бормотала себе под нос.

— Дженни, ты приехала…

— Отстань. То есть нет. Не отстань. Ты что-нибудь говорил Босуорту?

— Нет… Дженни, я долго думал и решил… мы с Карлой решили…

— Карла мне уже все рассказала, не путай меня, ради Бога.

— Ты не сердишься?

— На кого? На тебя? С чего бы?

— Ну… за все…

Джейн неожиданно улыбнулась, и в комнате сразу стало светлее.

— Уверяю тебя, сердиться тут не на что. Ты ухитрился разом решить все мои личные проблемы. Я переживала за тебя, паршивец, гадала, когда и с кем ты закончишь свои холостяцкие годы, как мне тебя женить — а ты одним махом со всем покончил.

Карла встала рядом с Шоном.

— Джейн, вы…

Старшая сестра встала, подошла к молодоженам и крепко обняла Карлу, а Шона щелкнула по носу.

— Я должна ответственно заявить вам следующее. Вы — молодцы. Тебе повезло с выбором, мальчик. Теперь я за тебя спокойна. Карла, добро пожаловать в семью — и не сердись на глупую старую тетку.

— Дженни…

— Все хорошо. Все правильно. Кроме одного. Где наша Констанция, вот что я хотела бы знать.

В понедельник страсти более-менее улеглись. Джейн Смит и профессор Малколм дозвонились Босуорту, и тот, несколько запинаясь, сообщил им, что мисс Шелтон в данный момент на пляже и подойти к телефону не может, но в остальном все в порядке. Джейн шипела на ухо профессору, чтобы он спросил Босуорта, когда мисс Шелтон прибыла на остров, но профессор делал большие глаза и отпихивал Джейн от телефона. Закончив разговор, он с упреком взглянул на Джейн.

— С какой стати я должен спрашивать его об этом, Джейн? Она нашлась, она на пляже, работает…

— На пляже?

— Она? А что еще она может делать на пляже? Только работать. Собирать материал. Джейн, дорогая моя, ну давайте покончим с этой историей. Я и так весь на нервах. В конечном итоге мы действительно погорячились. Взялись играть в добрых фей, вмешались в чужие судьбы. Хорошо еще, что ваш брат оказался на высоте. Утешайтесь тем, что у вас хорошая невестка. Ведь хорошая?

— Отличная. Но Констанция…

— Констанция проводит каникулы на Багамских островах. Это уже хорошо, учитывая, что она ни разу не отдыхала за четыре года. Все, что мы с вами напридумывали, всего лишь сказка. Не слишком ловкий и весьма избитый психологический прием. Даже хорошо, что он не удался. Моя лучшая студентка щелкает такие штучки, как орешки.

— Док, вы философ. Так что, оставим ее в покое?

— Конечно. У нас масса дел, Джейн. Займемся ими.

— Ладно. Но согласитесь, задумано было неплохо.

— Вы авантюристка, миссис Смит.

— Вы тоже, профессор Малколм.

Над Багамами царила райская погода. По ночам гремели цикады, утром в окна вливался аромат тропических цветов, дни были солнечными и ясными.

Конни окрепла, пришла в себя — и с головой кинулась в омут под названием «любовь». Они с Диком не расставались ни на минуту, ходили, держась за руки, засыпали вместе и просыпались вместе, купались, загорали, словом, были абсолютно счастливы. Старик Босуорт умиленно вздыхал, глядя на них, и думал про себя, что ни за что не принял бы эту милую девушку за психолога, а этого симпатичного паренька — за хулигана. Он был страшно рад, что смог оказать услугу профессору Малколму, и заботился о Конни, как о родной дочери.

Девушка оттаивала и расцветала на глазах. Прежняя Констанция Шелтон, худая неловкая девица в очках, с каждым днем отдалялась все больше и больше. Бутон раскрывался, являя миру новый цветок по имени Конни…

Любовь к Дику переполняла ее, девушка купалась в этой любви, пила ее, словно наверстывая упущенное время, и молодой человек не уставал удивляться тому, какой страстной и одновременно невинной была его Конни.

Сам Дик тоже изменился. Нет, он оставался язвительным насмешником, он по-прежнему умел делать все на свете, он рассказывал о своих скитаниях по свету и помогал Босуорту в работе, но в его зеленых глазах горел теперь иной огонь. Все чаще он задумчиво смотрел на океан, обнимая Конни, все чаще хмурил брови, когда думал, что она не видит этого.

Так прошла неделя, неделя абсолютно безоблачного, первобытного счастья.