11.

«Ооо, на мою девушку упал космодесантник», - крутилась в голове строчка идиотской песни, которая с завидной регулярностью всплывала, стоило мне оказаться в ситуации полной растерянности. Как будто пробивало некую защиту.

Ничего не вышло.

Это было похоже на катастрофу, после которой снова предстояло учиться жить. Мой однокурсник Витька Грачев попал под электричку. Шел вечером через переезд в наушниках, надвинув на глаза капюшон. Ему еще повезло, что она только от платформы отъехала. Месяц комы, переломы, одну ногу ампутировали. Учился говорить, держать ложку, ходить – сначала на костылях, потом на протезе. Говорил, что хотел покончить с собой, но родители не дали. Потихоньку смирился, привык, освоился с новой жизнью. Закончил универ, нашел работу, женился. Сын родился, потом дочь.

Можно было убеждать себя, что, по сравнению со многими, я просто счастливица. Жива, здорова, мать двоих детей, директор крупной компании. С мужем вот только… Ну так он тоже никуда пока не делся. Живет со мной, даже спит рядом. У многих все намного хуже.

Вот только сравнение со «многими» мне никогда не помогало. У них свое, у меня – свое. И это свое было для меня намного серьезнее, чем чужие драмы. Так уж человек устроен, что собственный порезанный палец для него куда важнее, чем война в Сирии.

Поворачивая на Московский, я чуть не засобачила автобус и поняла, что так дело не пойдет. Надо было хоть немного успокоиться. Собрать себя веничком на совочек. Высмотрев свободное место, я припарковалась у пекарни-кондитерской.

Народу оказалось немного, я взяла кофе и пирожок с вишней, села за столик.

Когда к нам в агентство приходил новый клиент, самым сложным было выяснить, чего он хочет, и четко очертить границы, в которых предстояло действовать. Мы не занимались рекламой товаров или продуктов, нашей задачей было создать имидж, неважно, конкретного человека или компании, и донести его в массы. Но большинство клиентов не могли сформулировать свои пожелания, кроме как «сделайте меня популярным». Я заставляла сотрудников строить сетку: что мы знаем о заказчике и каким хотим его показать. Определять исходные точки, от которых можно было отталкиваться.

Сейчас мне предстояло заниматься тем же самым, только для себя. Передо мной как будто болото расстилалось, надо было нащупать относительно твердые места, расставить вешки, а потом уже настилать гать. Самым сложным было то, что у меня не было возможности задавать прямые вопросы о себе, только очень извилисто и в обход.

Для начала я позвонила маме на дачу. Это был совершенно обычный разговор, ничего неожиданного или странного. Примерно так же я разговаривала с ней несколько дней назад.

- Ты как обычно приедешь? В субботу? – спросила она под конец. – Скажи Вадику, пусть кваса купит по дороге, тут перестали наш продавать. И тортик захвати какой-нибудь.

Ага, значит, на дачу мы с Вадимом ездим порознь. В последние годы он в пятницу заканчивал работу раньше и сразу, не заезжая домой, отправлялся в Белоостров. А я, чтобы не попасть в самые плотные пробки, - в субботу утром, причем чаще на электричке, чтобы обратно ехать в одной машине. Если бы мы ездили вместе, мама сказала бы «купите квасу». Ну хоть не по очереди, через выходные, как в то лето холодной войны. Похоже, изображать нормальные отношения у нас вошло в рутинную привычку. Вот только у меня такой привычки не было. Справлюсь ли?

Стоп! Тортик! Ну конечно, день рождения же! Последняя серия. Обычно на даче мы отмечали скромно, просто мама готовила что-нибудь повкуснее. Ну там тосты, подарки, само собой, но, как говорил Вадим, без фанатизма. А кстати, интересно, отмечали ли мы с девчонками в «Абрикосове»? Или в этой реальности такая традиция не сложилась? Впрочем, на этот вопрос ответ нашелся легко, в телефонном ежедневнике «Абрикосов» был записан так же - на вторник.

После мамы я позвонила детям, то есть Петьке. Обычно, если не нужен был кто-то конкретно, я звонила им по очереди. И вот тут разница уже была заметна. Не бодрое «привет, мамонт!», а вялое «привет, ма». Да-да, у нас все нормально, пока. Меня словно лапой железной продрало – так это отличалось от наших обычных разговоров.

Что же мы наделали – что я наделала! Ладно мы, но дети, пять лет живущие с родителями, которые зачем-то притворяются, что между ними все хорошо…

Сделав пару глубоких вдохов, я пролистала записную книжку с начала до конца, отмечая чьи номера в ней есть, а чьих нет. Сначала на рабочей симке, потом на личной. Среди множества прочих телефонов на ней обнаружились все четыре мои подруги. А еще – некий Евгений. Просто так, без фамилии. Мне стало нехорошо. Разумеется, это мог быть и не Котик. И вообще – достаточно было просто набрать номер и выяснить, но мне категорически не хотелось этого делать.

Подумав, я открыла вайбер и написала Моховцу:

«Мох, знаешь в Питере хорошего частного детектива? Неболтливого?»

Ответ пришел незамедлительно:

«Бизнес или личное?»

«Личное», - ответила я.

«Неужто профессор пошел налево?», - сообщение сопровождал подмигивающий смайлик.

«Нет. Можно без стеба?»

«ОК. Пошукаю».

Отложив телефон, я подцепила с тарелки остаток пирожка, отправила в рот – и тут же раздался противный хруст. Подставив ложку, я выплюнула на нее разгрызенную косточку и осколок зуба. Приличный такой осколок.

Все говно к нашему берегу! Спасибо хоть не передний.

- И как это называется? – поинтересовалась я, подойдя к прилавку и продемонстрировав ложку с косточкой и зубом.

Девушка-продавщица начала оправдываться, что она тут ни при чем, она же не пекарь. Прибежал пекарь и начал оправдываться, что он тут ни при чем, такие полуфабрикаты привезли. Очередь тем временем поредела – несколько человек развернулись и ушли. Мне вернули деньги за кофе и пирожок и накидали здоровенный пакет всего, в чем точно не было косточек. Конечно, я могла накатать жалобу. Или даже подать иск в суд. Но мне только этого сейчас и не хватало. Забрав пакет, я вышла и села в машину.

Надо все-таки придумать ей имя, промелькнула мысль. Или нет, ему, а не ей. Хоть и непривычный, нелюбимый, но что поделать. Придется привыкать. Жорик точно нет, пусть будет Джерри, что ли.

- Кирюх, привет! – я завела двигатель и набрала номер Киры. – Слушай, зуб сломала. Ты как?

- Снова здорово! – проворчала Кира. – Сильно горит? Какой зуб-то?

- Пятерка, верхняя.

- Фигово. Сильно пасть не разевай, видно будет. Завтра я выходная, в субботу все забито. В понедельник приезжай, часам к шести, посмотрим. Кстати, разговор есть. Ладно, давай, у меня пациент с открытым ртом сидит.

Когда я уже подъезжала к дому, телефон коротко хрюкнул: пришло сообщение в вайбер. Заехав на стоянку, я открыла и обнаружила отправленный Славкой номер телефона с припиской: «Василий Упадышев. Сошлись на Штепу. Берет дорого. Если придешь инкогнито – двойная цена. Удачи».

Я уже почти вошла в парадную, но сообразила, что в холодильнике мышь повесилась – если не брать в расчет вчерашние пельмени. Развернулась и пошла в магазин. Набрала три пакета, пришла домой и забила холодильник до отказа. Потом включила компьютер, набрала в ворде свою фамилию, имя, отчество, дату рождения, домашний адрес, место работы, марку и номер машины. Отправила на печать и нашла относительно свежую фотографию. Сложила все это в файл и потянулась за телефоном, но вовремя остановилась.

Разумеется, частный детектив быстро выяснит номер моего мобильного и, вполне вероятно, заметит, что именно с него был звонок от клиентки, пожелавшей остаться инкогнито. И дама эта, выходит, заказала досье на саму себя. Так тупо палиться мне не хотелось.

Я не поленилась выйти из дома и заглянуть в ближайший салон красоты. Положила перед администратором на стойку приятную купюру и попросила разрешения позвонить по городскому телефону. Девица удивленно заморгала, но без возражений пододвинула ко мне телефон. Детектив снял трубку после первого же гудка.

- Упадышев, - отрекомендовался он. – Слушаю.

- Здравствуйте, Василий, - сказала я, стараясь говорить монотонно, без узнаваемых интонаций. – Мне вас порекомендовал Штепа.

- Штепа… - повторил он. – Ясно. Чем могу помочь?

- Для начала нужно встретиться.

- Приезжайте. Записывайте адрес, - он назвал улицу и номер дома недалеко от «Озерков». – Можете прямо сейчас, можете завтра.

Мы договорились на десять утра. Я готова была заплатить сколько потребуется – лишь бы досье оказалось максимально полным и было собрано в пожарные сроки. Если раньше все происходящее казалось мне абсурдом, то это был уже апофеоз абсурда. Люди склонны прятать свою частную жизнь. Я хотела обратного – чтобы детектив узнал обо мне все. Вплоть до любимой марки трусов, если это возможно. Хотя без этого сакрального знания я как-нибудь обошлась бы. А вот вся моя личная и профессиональная жизнь за последние пять лет – это точно было необходимо.

Я поставила вариться картошку, налепила котлет, обжарила и отправила в духовку тушиться – разумеется, в красной чугунной кастрюле. Вкусы у Вадима так и остались, как он сам говорил, босяцкими. Мы часто ходили в рестораны, но всей высокой кухне он предпочитал пюре с котлетами и рассольник.

Разумеется, я не рассчитывала, что какая-то котлета растопит его сердце, но надо же было с чего-то начинать. Нарезая огурцы на салат, я вспомнила, как мы познакомились. Тогда мне вообще не пришлось прилагать каких-то усилий, чтобы обратить на себя внимание, из-за чего-то переживать, волноваться. Все получилось как будто само собой.

У нас на журфаке была библиотека для заочников гуманитарных факультетов. Но если очень хорошо попросить, некоторые остро необходимые учебники и методички давали и очникам. После зимней сессии на втором курсе я пришла туда поклянчить какую-то литературу для семинара. Вадим стоял в очереди передо мной. Пожилая библиотекарша взяла наши требования, поворчала о загребущих руках и завидущих глазах, ушла в хранилище и пропала. Мы разговорились, познакомились. Потом вышли на Первую линию, забрели в кафе и просидели там часа два. Обменялись телефонами, а на следующий день Вадим позвонил и пригласил меня в кино.

Развивалось все медленно, неспешно, чему я была очень рада, потому что «взрослые» отношения в теории пугали меня панически. Вроде бы и причины особой на то не было, но почему-то казалось, что я к ним совершенно не готова и вряд ли когда-нибудь буду. И дело было не столько в сексе, сколько в самой возможности взаимных чувств. Не просто какой-то дружеской симпатии, а любви. Наверно, Вадим понял мой страх, а может, и сам не хотел торопиться, хотя я у него точно была не первая.

Только в конце апреля мы впервые поцеловались. Весна была поздняя, по Неве еще шел ладожский лед. Мы остановились на Дворцовом мосту в полукруглом выступе, глядя на льдины, которые плыли торжественно, как военные корабли. В темной воде между ними отражалось закатное малиновое небо. Он обнял меня за плечи, я повернулась к нему…

Мне было почти девятнадцать, и это был мой первый поцелуй. И я была очень рада, что первый – с ним. Такой нежный, такой мягкий, такой… волшебный! Мы шли через Дворцовую, по Невскому, держась за руки, и молчали. Только посматривали друг друга на друга – и улыбались. И даже сейчас, вспоминая об этом, я улыбалась. Пока память услужливо не подсунула совсем другое воспоминание, с противным послевкусием стыдной неловкости. Другой мой первый поцелуй… Меня передернуло.

Повернулся в замке ключ, открылась дверь. Я зажмурилась, глубоко вздохнула. Как там было у Пушкина? «Извольте начинать»? Терпения тебе, Лера. И удачи. Завоевать заново своего мужа – задачка не из легких.

Загрузка...