Территория сердца

31

— Прости меня, Саша, — прошептала я, прислушиваясь к его размеренному биению сердца. — Кажется… я наворотила дел.

Он чуть улыбнулся, продолжая нежно гладить моё обнажённое плечо.

— Не больше, чем я, родная, — тихо ответил он, и его голос был полон тепла. — Знаешь, я должен был поступить как нормальный брутальный мужик — перекинуть тебя через плечо и оттащить в ЗАГС. Может, для начала напоив, — добавил он с едва уловимой усмешкой. — А потом бы уже разбирались с твоими страхами и смущениями. Думаю, после полулитра морошковой браги проблема решилась бы сама собой.

Я прыснула, уткнувшись лицом в его плечо.

— Сааш, мне бы, наверное, имеет смысл переместиться в свою палату…. А то завтра персонал будет… мягко говоря, шокирован.

Он только усмехнулся, нежно обняв меня ещё крепче.

— Ага, сейчас, — сказал он, его голос был наполнен решимостью. — Так я тебя и отпустил. Чтоб ты опять закрылась от меня? Нет уж, моя красавица, больше я такой ошибки не совершу. Ты слишком много думаешь, когда остаёшься в одиночестве. От этого все беды! — внезапно он зашипел от боли.

— Саша! — вскрикнула я, приподнимаясь, когда увидела, как он дернулся. — Твоя рука!

В этот момент моя собственная боль неожиданно пронзила голову, словно её прострелило. Я зажмурилась, пытаясь справиться с внезапной волной, и рухнула обратно на подушки, едва сдерживая слезы.

— Мда… — Саша вздохнул, чуть усмехнувшись, хотя на лице всё ещё читалась боль. — Два инвалида. Похоже, Лучик, долгожданный отпуск будет дольше, чем нам обоим хотелось бы.

Я молча кивнула, смеясь и плача одновременно, пытаясь улечься так, чтобы нам обоим было хоть немного удобнее на узкой больничной кровати. Это оказалось почти невозможным, но мне было всё равно — главное, что он рядом. Я чувствовала его тепло, его руки, и это было лучше любых слов.

Несколько минут мы лежали в тишине, слушая дыхание друг друга. Но внутри меня всё же оставался один вопрос, который не давал покоя.

— Что будет дальше? — тихо спросила я, решившись нарушить это спокойствие.

— Что будет дальше? — Саша слегка шевельнулся, как будто сам размышляя над этим вопросом. — Сначала вернёмся в Москву, потом полетим в Германию. Алла уже завершает переговоры. Нам обоим нужно восстанавливаться, солнце моё.

Я хотела кивнуть, но вдруг вспомнила о том, что меня тревожило.

— Саша… у меня нет загранпаспорта… — призналась я, понимая, что это может стать проблемой.

— Уже есть, — мягко ответил он, с лёгкой улыбкой, погладив меня по щеке. — Ну, точнее, почти есть. Осталась формальность — фото. За полдня всё сделаем. Визу тоже выдадут быстро, мы ведь едем на лечение.

— Ты всё предусмотрел, да? — я чуть засмеялась, удивляясь тому, как он всегда всё контролировал, даже когда сам был на грани.

— Не все… Лучик… не все. Не такое планировал я возвращение. Совсем не такое.

— И какое же? — я тихонько поцеловала его в губы, стараясь успокоить.

— Я хотел сказать тебе, что люблю тебя в самолете, когда мы бы возвращались домой. И ехать из аэропорта не в твою кошачью нору, как вы с Владом ее зовете, а к нам домой. В наш дом, Лучик. А потом улететь с тобой к морю…. И там уже окольцевать окончательно…. А получилось…. Я едва не убил тебя, Лучик!

— Саша… в этом нет твоей вины… Этого никто не мог предугадать!

— Но наша работа предполагает риск, — перебил он, его голос стал резким, словно он не мог простить себе случившегося. — Я потащил тебя в тайгу! Это была моя идея, моё решение.

Я сжала его руки, пытаясь донести до него, что он не виноват.

— Саша, — твёрдо сказала я, глядя прямо в его глаза. — Я выросла в тайге! Я всю жизнь в тайге! В три года я уже собирала клюкву на болотах и провалилась под воду — меня тогда вытащил отец! С тех пор я знаю, как ходить по болотам. В пять лет меня укусила гадюка, и мама оказала первую помощь. С тех пор я обхожу змей за три метра! В десять я отравилась грибами — теперь я их распознаю на нюх! В шестнадцать меня подрал рысёнок — мне потом уколы от бешенства кололи!

Он смотрел на меня, удивлённый и потрясённый тем, что я говорила. Я же продолжала, голос становился всё твёрже.

— Моя мама была опытным геологом, и она много раз уходила в леса, — добавила я. — Но умерла она не в тайге. Она умерла от банального перитонита! Её убил не лес, не тайга! Её убило то, что в чёртовых деревнях по всей России нет больниц. И дорог к ним тоже нет!

Саша молчал, переваривая мои слова. Я видела, как гнев и вина постепенно уступали место пониманию.

— И отец…. — я вздохнула. — Ты прости меня…. То, что я сказала тебе в Новый год…. Это было…. отвратительно. Саша, во мне говорила злость. Злость маленькой и глупой девочки, иррациональная, капризная. Обида на отца настолько отравила мне жизнь, что одно упоминание и напоминание о нем вызывало ярость. Я знаю, что ты хотел понять меня, мне бы быть за это благодарной…. А я…. прости меня.

— Лучик, — он обнял меня и прижал к груди, — твой отец спас наши жизни, понимаешь ты это или нет? Твой отец и твоя мама. Четыре жизни, Лучик! Если бы они не научили тебя выживать… Миша и я…. да, мы знаем как действовать зимой в лесу — но мы были не в состоянии ничего сделать. Паша… он едва не сломался. Мы бы замерзли там, в вертолете.

Его голос стал немного мягче, и на лице мелькнула лёгкая усмешка.

— Нодья… Пашка и слова-то такого никогда не слышал, — усмехнулся он. — А ты, мышка, когда ушла за едой, Миша сказал, что если выживет, то отобьёт тебя у меня.

Я засмеялась сквозь слёзы, качая головой. В этот момент Саша казался таким родным, таким близким. Все эти переживания, страхи и сомнения таяли, оставляя только тепло.

— Да-да, помню…. Нефтяная компания…. Слушай заманчивое предложение, однако….

— Мышка, ты как рот свой откроешь, как пропишешь ему разок — у него резко желания жениться поубавиться. Знаешь, сколько раз мне хотелось тебе по заднице дать?

— И что же тебя останавливало, любимый?

— Исключительно правила приличия, любимая.

Мы снова замолчали. Где-то за окном свистел холодный северный ветер, снова мела метель, но рядом с Сашей мне было тепло и уютно, даже на больничной кровати.

— Саш…. А Влад не против… ну если я к вам перееду?

Саша вдруг громко, в голос засмеялся, его смех разлетелся по комнате, вызывая у меня легкое замешательство.

— Лучик! — выдохнул он, всё ещё смеясь. — Если я тебе кое-что расскажу, Влад завтра не выживет.

Я нахмурилась и приподнялась на локтях, пытаясь заглянуть ему в лицо.

— Не поняла? — переспросила я, насторожившись.

— Родная, — начал Саша, пытаясь подобрать слова и едва сдерживая улыбку. — Мой сын… как бы это помягче сказать… Вы часто с ним обо мне говорили?

— Ну… да, бывало, — я чуть пожала плечами, не понимая, к чему он ведёт.

— Понимаешь, — продолжил Саша, ухмыльнувшись. — Влад… очень старался, скажем так, подтолкнуть нас друг к другу. Ещё с самого начала.

— Что⁈ — я рассмеялась, потрясённая его словами. — Влад⁈

— Ага, — кивнул Саша, хитро прищурившись. — Он был первым, кто понял, что между нами что-то есть. Даже раньше, чем я сам. Помнишь, он мне ребро сломал?

— Да, ты говорил, что он меня защитить пытался.

— Лучик, он мне тогда такое сказал….

— Выкладывай, Александр Юрьевич!

— Я ему когда разбил лицо и зажал в хватке он сказал: «Папа, если не хочешь увидеть ее в моей постели — женись на ней!»

— ЧТО?

— Я настолько растерялся, что выпустил его. А он ударил. Так ударил, что у меня дыхание перехватило. И добавил: «Не будь идиотом, отец!» И все. А потом этот засранец сделал все, чтобы у меня в глазах от ревности темнело.

— Саша… ваша драка… вы же еще меня едва знали. Ты вообще со мной не разговаривал, Влад от силы слов десять сказал. Да, тот приступ у Влада многое поменял, но я для вас была совсем чужой…

— Ну да, конечно. Мышонок, как ты думаешь, сколько человек в этом мире могут меня послать безнаказанно? А уж как ты сверкала глазищами, когда этот придурок отдал твое место своей…. Хм… девушке. Думаю, Лучик, и Лена это поняла… тогда. Она хорошо знала меня, видела…. А ты была настолько великолепна, что даже дыхание перехватывало.

— Я вас тогда ненавидела.

— Знаю. А мы тебя любили. Оба. Влад ушел с дороги, потому что… потому что любит нас обоих. И теперь я вижу, что его влюбленность в тебя перешла в искреннюю любовь, но не ту, которой я так боялся. Теперь это любовь старшего брата к сестре. Ну и Алла ему прописала…. Разложила по полочкам, так сказать. Она умеет быть убедительной.

— Ооо, я в курсе! Лена хорошо меня просветила о манипуляциях этой хитрой лисицы! И знаешь, Саш, она ведь даже не отнекивалась! Так что шансов у меня…. похоже не было. Вы обложили меня со всех сторон.

— Ну, — Саша погладил меня по плечу, — жизни ты нам не облегчала. Лучик, а что ты сделала, чем так вызверила Лену? — Саша чуть прищурил глаза.

Я невинно улыбнулась.

— Скажем так, любимый… — начала я, чувствуя, как внутри расползается озорство. — Я решила поделиться с ней… косметикой. Но, видимо, она моего порыва не оценила.

Саша приподнял бровь, явно почувствовав, что за моей историей что-то скрывается.

— Косметикой? — переспросил он, недоверчиво.

Я лишь пожала плечами, стараясь выглядеть как можно более невинной.

— Никогда мне не расскажешь, да? — Саша наклонился ближе, усмехаясь. — Что-то подсказывает, что это было не просто «косметика».

— Скажем так, Саш, — я снова поцеловала его, — я тогда этого не очень понимала, но, похоже, уже влюблялась в тебя. Этого хватит?

Саша слегка приподнял бровь, но в его глазах зажглась тёплая усмешка.

— Влюблялась, да? — протянул он, слегка касаясь губами моих губ.

— А теперь ты скажи мне, — чуть закусив губу, спросила я, — когда ты перенес меня к себе на диван…. Было ли что-то еще, о чем мне стоит знать?

Он покраснел до корней волос.

— Не понимаю, о чем ты.

— А по-моему, прекрасно понимаешь! Саша… ответь мне!

Саша покраснел ещё больше, явно смутившись. Он отвёл взгляд, но всё же не мог удержать лёгкую улыбку на губах.

— Ты что-то…. помнишь?

— Нет. Это был сон… странный, но очень волнующий. А утром ты первый раз назвал меня по имени, так, как зовешь только ты. И мне показалось, не тогда, позже, что…

— Скажем так, мышка, — он вернул мне мои слова, — я уже тогда любил тебя, и устоять было сложно. Этого достаточно?

— Более чем, любимый, более чем.

Он притянул меня ближе, обняв крепче, и я почувствовала, как всё внутри заполнилось этим тихим моментом. Всё, что было до этого — игры, ревность, недопонимания — всё это стало казаться неважным. Было только это мгновение, и мы.