19

– Я и не знала, что оно тебе так нравится.

Ремингтон положил Лили на середину своей кровати, а затем снял сюртук. Жадным взглядом он оглядел ее пурпурное платье, то самое, которое он попросил ее надеть к сегодняшнему обеду. Стоя возле кровати, он принялся расстегивать рубашку.

– Однако то, что под ним, привлекает меня гораздо больше.

Она села и принялась развязывать ленты, которыми был стянут лиф платья. Ремингтон покачал головой.

– Нет, позволь мне это сделать. Позже.

Она улыбнулась и прилегла, опершись на локти. Вееестественной грациозной позе было столько соблазнительного очарования, что у него невольно задрожали руки и он никак не мог справиться с последней пуговицей. Оценивающий взгляд Лили заставил его замедлить движения. Внезапно он вспомнил, что впервые раздевается перед ней. Сегодня ночью уних не будет никаких секретов друг от друга.

– Я думала, ты действительно собираешься снять с меня всю одежду, ну тогда, в библиотеке. – Она чуть нахмурила лоб и задумчиво продолжила: – Но я, пожалуй, даже рада, что ты передумал. То, что мы там делали, заставило меня почувствовать себя очень порочной. – Она снова посмотрела на него засветившимся вдруг взглядом. – Но мне это понравилось.

«Передумал, как бы не так». Ремингтон улыбнулся, но ничего не сказал. Когда они заперлись в библиотеке, он сгорал от желания сорвать с нее всю одежду. Но, когда ему удалось расстегнуть все пуговицы на лифе ее платья, он понял, что больше не выдержит этой пытки. Его страсть достигла апогея и, как бы он ни жаждал видеть ее сейчас обнаженной, больше ждать он не мог. Уложив ее на стол, он взял ее тут же, почти без прелюдии, укоряя себя за то, что накидывается на нее как ненасытный любовник. Но к его удивлению, его страсть передалась и ей, она так же пылала, отвечая на его горячие ласки, покорная и неистовая в своем желании. Он вспомнил ее, полуобнаженную, лежащую на столе, и подумал о том, что никогда этого не забудет…

Манжеты на сорочке никак не желали расстегиваться. Пока он возился с ними, от его резких движений сорочка соскользнула с плеч. Взгляд, которым Лили смотрела на его обнаженный торс, заставил его мышцы напрячься в томительном предвкушении. Он еще никогда не раздевался так перед женщиной и никогда не думал, что это прекрасный способ обольщения. Она просто пожирала его глазами, и он решил, что теперь каждую ночь будет так долго раздеваться для нее.

– Почему ты попросил меня надеть именно это платье к обеду? – Ее голос звучал несколько глуше, чем обычно, и в нем слышались нотки смущения. – И кстати, зачем мы вообще приходили в столовую? Мы же практически ничего не ели.

– Я хотел, чтобы этот вечер стал совершенным во всех отношениях. – Он наконец снял рубашку и откинул ее, позволив жене еще немного полюбоваться на него. Затем поскреб пальцами грудь, словно стараясь унять несуществующий зуд, и улыбнулся, отметив про себя выражение, с которым она облизала губы. – О таком обеде, который мы отведали с тобой сегодня, я мечтал с первого дня, как мы приехали сюда.

– О… – Она изумленно подняла брови. – Неужели это правда?

Он молча кивнул. Сегодня вечером он хотел осуществить все свои самые заветные – и безумные – желания, которые терзали его столько времени. Пока все шло как нельзя лучше. За исключением одного момента.

Как только брат Лили ушел, он в порыве раскаяния стал просить у нее прощения за то, что намеренно старался не обращать на нее внимания, и поклялся, что отныне не позволит себе подобных безобразий. Однако, поскольку все его клятвы были даныим сразу же, как они вернулись в библиотеку, в промежутках между любовным лепетом и поцелуями, он был не совсем уверен, что Лили восприняла их правильно или хотя бы вообще услышала. В остальном же он не мог желать более восхитительного вечера, а также не мог забыть их неистовое соединение в библиотеке и как затем, разлегшись на ее кровати, он с наслаждением наблюдал, как она одевается к обеду. После этого он соблазнил ее в столовой, прямо за обеденным столом, а теперь собирался овладеть ею снова, уже на его постели. И впереди у них еще целая ночь.

Теперь осталось выполнить один пункт в его планах на сегодня – самый восхитительный и важный. После того как они насладятся друг другом, он наденет на нее тот кружевной, полупрозрачный пеньюар, который так ей идет, а потом усадит ее, возьмет ее руки в свои и простыми, идущими от самого сердца словами скажет ей о своей любви. О том, что она теперь стала для него центром мироздания, что до встречи с ней его жизнь не имела смысла. И после этого восхитительного вечера, полного бесконечных ласк, нежности и обожания, она поймет, что он говорит от чистого сердца. Конечно, эти признания вызовут новый всплеск страсти, и тогда он сможет скрепить свои клятвы упоительными поцелуями, и не только… Он вспомнил, что на этом ее пеньюаре множество манящих перламутровых пуговок, и он будет их расстегивать… до самого низа.

Он потер руки в предвкушении.

– Мне кажется, Диксби догадался, почему ты запер столовую. – Лили оглядела себя. – Ты испортил вином все мои кружева. Видел, каким взглядом он посмотрел на меня, когда мы выходили из столовой? Не сомневаюсь, что завтра утром обнаружу возле своей тарелки детский фартучек.

– Ты преувеличиваешь. – Он принялся за панталоны. – Не волнуйся, я куплю тебе столько новых платьев, сколько испорчу. Но учти: если ты будешь заказывать такие же платья, как это, они тебе долго не прослужат.

Ее губы дрогнули в легкой улыбке.

– Вам нравятся такие откровенные декольте, милорд?

–М-м. Именно. Даже слишком.

Он коснулся ее обнаженной груди, подтверждая свой ответ, который подразумевал ее вопрос, и провел кончиками пальцев вниз, по ряду мелких пуговиц. Лили замерла, пока его пальцы медленно скользили по ее телу, но несколько раз ее начинала бить при этом дрожь.

– Декольте – это замечательно, но больше всего мне нравятся пуговицы. Множество маленьких пуговиц, до самого пола.

– В этом сезоне такой стиль не в моде.

– К дьяволу моду. Я люблю пуговицы. Не знаю почему, но, когда я вижуих на тебе, они сводят меня с ума.

Он покачал головой и вновь стал расстегивать панталоны. Однако его руки невольно замерли, когда он увидел, как она медленно, еле касаясь пальцами, провела рукой по тому же пути, что и он, – от выреза платья и до талии… и обратно…

– Не делай этого Лили, пожалуйста.

– Почему? – промурлыкала она в ответ.

– Потому, что я больше не могу… – Он не мог оторвать взгляда от ленивых, обольстительных движений ее тонких пальчиков… – Лили, остановись. Пожалуйста. Это нарушает мой план…

– План? – Она замерла. – У тебя был план даже на этот вечер? Ты составил себе расписание?

Он машинально кивнул, по-прежнему не отрываясь глазами от пуговиц.

– Вполне определенный план.

– И что же это за… – Она вдруг судорожно вздохнула, догадавшись об ответе. Ее пальчики снова заскользили по застежке на груди, сначала с некоторым колебанием, а затем с откровенным желанием возбудить его еще больше.

У него пересохло во рту. Внезапно он обнаружил, что совершенно гол. Самоё удивительное, что он совсем не помнил, как снял с себя эти проклятые панталоны. А потом он понял, почему она вдруг забыла спросить про его «вполне определенный план». Чтобы удостовериться, он взглянул ей в лицо, напомнив себе, что пуговицы от него никуда не денутся, что ему гораздо важнее сейчас увидеть, как она восприняла его наготу. И – не смог отвести глаз от нее… Конечно, она раньше бросала на него короткие стыдливые взгляды. Они ведь каждую ночь были вместе, и он ласкал ее со всем искусством требовательного наслаждения, поощряя ее исследовать его тело, уча всему, что знал сам и что могло доставить удовольствие им обоим. Однако он никогда еще не стоял перед ней вот так, при свете, во всем блеске своей мужской красоты и силы, позволяя разглядывать себя. Несмотря на то, что Лили уже знала его всего, она каким-то образом ухитрялась сохранять целомудрие, которое сияло сейчас во взгляде ее распахнутых в изумлении глаз. Этот удивленно-смущенный и в то же время восхищенный взгляд несказанно его обрадовал. Ее глаза скользили по нему очень медленно, почти осязаемо, ощупывая каждый дюйм его тела… а в конце концов остановились на самом сокровенном месте. Он почти почувствовал прикосновение ее взгляда, не отрывавшегося от его чресел целую вечность.

Заметив, как покраснело его лицо, она повторила слова, когда-то сказанныеим самим:

– Дыши, Майлс.

Он сделал глубокий вдох и через миг уже склонился над ее затянутым в шелк телом всей своей кожей, ставшей вдруг необычно чувствительной, впитывая тепло, исходящее от нее, манившее прильнуть к ней всем телом.

– Лили, – он уперся лбом в подушку возле ее головы, пытаясь вспомнить, чтоже он собирался делать дальше, – у меня есть план.

– Я знаю. – Она выгнулась вверх, и он почувствовал, как пуговки на ее платье вжались в его кожу. – Но мой план лучше…

Он принялся ее целовать, но заставил себя остановиться.

– Я должен тебе кое-что сказать.

Однако губы сами, словно не подвластные его воде, прижались к бьющейся на ее шее жилке, впитывая биение ее сердца, а руки уже ласкали ее тело. Это было какое-то сумасшествие. Он… он просто ничего не мог с собой поделать. Но он должен!

– Это важно, Лили, – простонал он.

– Да? – Ее вопрос прозвучал как приглашение к еще более интимным ласкам. Она откинула назад голову, открывая его жадным губам изящную шею и грудь. – И что же это такое?

Он слышал, как учащается ее дыхание, почувствовал, как подрагивают и приподнимаются ему навстречу ее груди, едва прикрытые лифом платья. Его губы двинулись ниже.

– Я хотел, чтобы все было сегодня как… как положено, Лили, – пробормотал он из последних сил.

– Тогда твой план полностью выполнен.

Она еще больше выгнула спину, и он, обхватив руками ее талию, прижал Лили к себе, покрывая чувственными медленными поцелуями полуобнаженную грудь.

– Пуговицы, – прошептала она. – Расстегни их.

Он услышал свой отчаянный стон и заставил себя поднять голову, оторвавшись от этого невыносимого искушения. Он хотел видеть ее глаза, прежде чем сделать свое признание.

– Нет, подожди, я же должен тебе сказать… – Однако соблазн был слишком велик. Он с полным отчаянием почувствовал, как пальцы его послушно стали освобождать от петли верхнюю пуговку на лифе. Он стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться на том, что собирался сказать.

– Я же все пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя, черт возьми!

Он вновь застонал, но уже от отвращения к себе. Он снова все сделал не так: уставился на ее груди и сказал им, что любит ее. А она терпеть не может, когда мужчины глазеют на ее грудь. Он тихо чертыхнулся.

– Я тоже люблю тебя, Майлс. – Он тут же поднял голову, и Лили одарила его своей самой нежной, самой чарующей улыбкой. – А теперь, почему бы тебе все-таки не расстегнуть твои любимые пуговицы?

Он так хотел быть торжественно-серьезным… Вот сейчас он скажет ей что-то очень важное для них обоих. Он столько раз повторял про себя эти слова, репетируя часами свой монолог об их новой жизни… Однако как назло не мог вспомнить ни одного слова.

И тогда… тогда он попытался выразить телом все то, что таилось в его сердце. Он долго и нежно ласкал ее, вкладывая в эти ласки всю силу своих чувств, которые значили для него гораздо больше, чем телесное наслаждение. Потребности души были для него куда важнее зова плоти, и он очень хотел, чтобы она это поняла.

* * *

На следующее утро он проснулся в одиночестве.

Его рука растерянно пошарила рядом – пусто, только холодные простыни. Он сквозь сон нахмурился, ибо никак не ожидал, что она ускользнет от него утром. Ведь он хотел наконец рассказать ей, как он ее любит и что она теперь – самое дорогое в его жизни, черт бы ее побрал!

Проклятие!

Он взглянул в окно и с удивлением понял, что уже довольно поздно. Обычно он просыпался на рассвете. Но, когда герцог понял причину столь необычной для него сонливости, морщины на его лице разгладились, и он улыбнулся. С тех пор как он встретил Лили, это была первая ночь, когда он заснул совершенно спокойно, в мире с самим собой. И не только с самим собой, но и со своей новой жизнью. Прекрасная Тигровая Лилия – теперь совсем его. Ее любовь к нему никогда не исчезнет, согревая его до самого последнего его вздоха. И он хотел, чтобы она была здесь, хотел ощутить ее в своих объятиях сию минуту. Он вздохнул… Пора бы уже привыкнуть к ее нраву, совершенно непредсказуемому. Он никогда не мог угадать наперед, какие еще сюрпризы она ему готовит. И за это любил ее еще сильнее.

Джек лениво, взмахнул рукой, отгоняя надоедливых мух. Голоса уличных торговцев перекрывались грохотом повозок и карет, проезжающих по Бонд-стрит. С высоты козел Джек с ленивым интересом оглядывал улицу, дожидаясь, когда герцогиня закончит свои дела в граверной лавке мистера Милтона. Утро выдалось необычайно жаркое, и Джек, скинув ливрею, положил ее рядом с собой на сиденье, нетерпеливо поглядывая на витрину, где были выставлены образцы товаров – карточки, эстампы, гравюры. Что делалось внутри, рассмотреть было невозможно, и он не знал, долголи ему еще томиться тут на солнцепеке.

Вдруг из переулка, находившегося сразу за магазином, раздался крик. Джек увидел какого-то здорового парня, видимо работника граверной мастерской, бегущего по направлению к карете. Фартук парня был заляпан черной типографской краской, а на лице читалось лихорадочное возбуждение. Рука Джека невольно потянулась к висящему на поясе ножу. Стиснув рукоятку, он выжидательно взглянул на подбежавшего.

– Эй! Ты человек герцогини? – спросил тот. Джек кивнул, охваченный недобрыми предчувствиями.

– Герцогиня сомлела и чуть не потеряла сознание. Ее вывели к задней двери, чтоб она глотнула свежего воздуха, но тут ей стало совсем худо. – Он указал большим пальцем куда-то назад, через плечо. – Она сейчас там. Выворачивает наружу весь свой завтрак. Надо бы довести ее до экипажа.

Джек тут же соскочил с козел и бросился в переулок, слишком узкий, чтобы там могла проехать карета герцога.

– Там, за углом, – напутствовал его парень. Джек прошел по короткому переулку. Но едва он завернул за угол, как в то же мгновение почувствовал сильный удар по голове чем-то очень тяжелым и твердым. Больше он уже ничего не слышал и не видел, свалившись без чувств к ногам «гравера».

– Они очень славные, мистер Милтон, – Лили вернула хозяину мастерской образцы приглашений и стряхнула со своего бледно-лилового платья бумажные обрезки. – Когда вы сможетеих сделать?

– После полудня будут готовы, ваша светлость. – Мистер Милтонмахнул рукой в сторону зеленой занавески, которая закрывала дверь позади прилавка. Лили услышала приглушенные ритмичные звуки печатного станка. Едкий запах типографской краски наполнял помещение магазинчика. – У нас не слишком много времени, поэтому я очень надеялся, что вы одобрите эскиз. Напечатаем сегодня, как мы и договаривались.

– Я очень ценю ваше усердие, мистер Милтон.

– Счастлив услужить, – ответил тот с подобострастным поклоном.

Он подошел к стеллажам у стены. На одной из полок были образцы конвертов – всех размеров и форм. Мистер Милтон достал плотный белый конверт, отделанный золотой фольгой.

– Вот этот конверт тоже отделан по краю золотом, он очень подойдет к вашему приглашению, миледи. Не угодно ли включить в ваш заказ соответствующее количество этих конвертов?

Лили кивнула.

– И конверты, и приглашения отправьте ко мне домой.

– Слушаюсь, ваша светлость. – Мистер Милтон снова низко поклонился и проводил Лили до двери магазина.

Лили вышла на улицу улыбаясь, довольная своим столь удачным визитом к граверу и просто довольная собой. Теперь она со спокойной совестью могла вернуться к своему мужу. Сегодня утром ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы покинуть теплое гнездышко их постели. Ремингтон продолжал обнимать ее даже во сне. Его руки заботливо поглаживали ее, когда она неосознанно двигалась во сне, и ее тело отзывалось на его ласки. Лили радостно улыбнулась, вспоминая выражение его лица, когда он говорил ей о своей любви. Это звучало как клятва. Видимо, для того, чтобы возместить краткость своего объяснения, он часами нашептывал ей всякие нежности, большую часть которых она не смогла разобрать. И теперь она просто не чаяла услышать, какие слова он приготовил ей сегодня утром.

Поглощенная этими радостными мыслями, она не сразу заметила, что ее кареты нет. Лили встревоженно огляделась, но ни Джека, ни великолепного черного экипажа Ремингтона с герцогским гербом на дверцах нигде не было. Вместо него прямо перед ней стояла потрепанная дорожная карета темно-бордового цвета, и кучер, высокий крепкий малый со шрамом на щеке, спрыгнув на землю, направился, прямо к ней. На нем был желто-коричневый длинный плащ, полы которого закрутились вокруг высоких, из дорогой мягкой кожи сапог, и широкополая касторовая шляпа, которую он тотчас приподнял, приветствуя Лили.

– Доброе утро, ваша светлость. Мой хозяин просит вас уделить ему несколько минут.

Лили сразу не понравился этот человек. Что-то в его поведении насторожило ее, и в мозгу прозвучал тревожный предупреждающий сигнал. Она вновь оглянулась, надеясь увидеть Джека.

– Ваш кучер был вынужден уехать, – сказал этот неприятный человек, словно прочтя ее мысли. – Если вы подойдете к экипажу, лорд Гордон вам все объяснит.

– Вы работаете у лорда Гордона?

Кучер кивнул, и Лили мгновенно почувствовала облегчение. Прикусив нижнюю губу, она в нерешительности посмотрела на карету. А затем последовала за кучером. Дверца кареты отворилась, Гарри, поклонившись, помахал ей рукой. На его лице на этот раз не было обычной, веселой улыбки, а голубые глаза смотрели с грустным сочувствием.

– Надеюсь, мы не слишком напугали вас, Лили? Как удачно, что мы встретились. Я только что от лорда Холибрука, и у меня для вас печальные новости. – Он потер лоб, затем неуверенно посмотрел на нее, словно сожалея, что ему приходится сообщать ей столь неприятные вещи. – Я поехал туда, надеясь выслушать мнение лорда Холибрука по поводу свитков, которые я только что приобрел, однако еще до моего прибытия произошло несчастье.

Он открыл рот, словно собираясь продолжить, но вместо этого издал тяжелый вздох. Затем опустил взгляд и покачал головой.

– Поверьте, мне нелегко говорить вам это. Дело в том, что ваша подруга, мисс Стэнхоуп… Прошлой ночью у нее началась жестокая лихорадка и ей стало значительно хуже. Мне жаль, что именно мне приходится сообщать вам это, но ее состояние совершенно ужасно. Лекарь уже почти не надеется на выздоровление. Леди Байнбридж сказала, что она постоянно спрашивает о вас, она уверена, что вы захотите навестить ее… пока еще не поздно.

Глаза Лили широко раскрылись от потрясения. Но отнюдь не из-за известия о лихорадке Софи… Она не понимала, зачем лорду Гордону понадобилось так чудовищно ей лгать… Два дня назад она получила от Софи письмо, в котором та сообщала, что ее раны почти зажили. Они вместе с леди Байнбридж собирались вернуться сегодня днем в Лондон.

– Я понимаю, это известие потрясло вас, – продолжил Гарри. – Но я не знал, как еще сообщить вам об этом. Вам необходимо немедленно поехать со мной в Холибрук-хаус. Я отослал вашего кучера назад и велел сказать герцогу, что я доставлю вас в поместье лорда Холибрука. Я объяснил ему причины нашей поспешности. – Гарри протянул руку, приглашая ее сесть в карету. – Быстрее, Лили, путь неблизкий, вы можете опоздать. Дорога каждая минута.

Лили шагнула к карете и остановилась, прижав руку ко лбу, как бы что-то вспомнив.

– Ой, мои приглашения! Я должна оставить мистеру Милтону распоряжение относительно моего заказа.

– Сейчас не время думать о каких-то приглашениях, – возмутился Гарри. – Ваша подруга на смертном одре!

Лили отступила прежде, чем он успел схватить ее за запястье и втащить внутрь. Она украдкой оглянулась, но, как назло, улица была почти пуста, помощи ждать было неоткуда.

– Это займет всего несколько минут. Я не могу все вот так бросить, отец будет разъярен, если я подведу его. До нашего бала осталась всего неделя, и граф очень нервничает. Приглашения должны быть разосланы уже завтра. Я должна уведомить мистера Милтона, кудаих отправить, ведь меня не будет…

Гарри помедлил в нерешительности, затем кивнул своему кучеру:

– Хорошо, но возьмите с собой Ландо. Он сумеет убедить мистера Милтона не задерживать вас дольше необходимого.

– Это займет не более минуты, – пообещала Лили. Она повернулась и быстро пошла к двери магазина, чувствуя, что Ландо не отступает от нее ни на шаг. От страха ее сердце билось все быстрее и быстрее, но она надеялась, что ее взвинченное состояние они припишут волнению за Софи. Если поймут, что она о чем-то догадывается, – ей конец…

Она толкнула дверь и быстро вошла внутрь. Звоночек над дверью звякнул, и мистер Милтон появился из задней двери, направляясь навстречу покупателю. Лили быстро прошла к прилавку, на котором все еще лежали образцы приглашений. Она успела перевернуть их текстом вниз, прежде чем Ландо возник у нее за спиной.

– Я должна неожиданно покинуть город, – сказала она мистеру Милтону сдавленным от страха голосом. – Вы должны отправить эти образцы сначала в Кроффорд-хаус, а уже потом в Ремингтон-хаус. – Она взяла гусиное перо, лежащее возле большой конторской книги, где мистер Милтои записывал заказы, обмакнула перо в чернильницу и быстро принялась писать на обороте одного из приглашений. – Вместе с приглашениями пошлите эту записку, чтобы граф ничего не спутал, а то он может что-то забыть, он такой рассеянный.

– Но, ваша светлость…

– У меня нетни минуты времени, так что я не могу ничего вам объяснить.

Лили чувствовала, как Ландо смотрит ей через плечо. Она оглянулась, чтобы удостовериться. Тот стоял в шаге от нее и внимательно следил за ее действиями. Лили увидела, как движутся его губы, когда он читал текст записки. Она резко отвернулась и почувствовала, как слова, которые она только что написала, расплываются и туман застилает глаза. Только одно она продолжала видеть ясно – перед ее мысленным взором ярко светился свежий шрам на виске Ландо, который она только что увидела. Она точно знала, что это след от удара очень тяжелым старинным подсвечником.

Каким-то чудом ей все-таки удалось разборчиво нацарапать свои инициалы внизу записки. Это усилие помогло ей собраться и вспомнить, что она должна дальше играть свою роль – доверчивую дуру, которая, ничего не подозревая, отправляется прямо в пасть тигру. Она вручила записку мистеру Милтону. Как ни странно, голос у нее ничуть не дрожал, когда она произнесла:

– Пожалуйста, прочтите это вслух, мистер Милтон, я хочу проверить, все ли разборчиво написала.

Мистер Милтон пробежал глазами текст и недоуменно покачал головой, но послушно прочел:

«Голубая бумага, самая плотная. Алая кайма по краю. Розыи лилии в правом углу. Родовой герб Ремингтонов – на конверт. Изумрудная виньетка – вниз. Лорду Кроффорду – одобрить окончательный вариант. Герб обязательно с золотым тиснением».

Мистер Милтон поднял глаза и растерянно посмотрел на Лили.

Она заговорила с ним властным спокойным голосом, чтобы предотвратить его недоуменные вопросы.

– Передайте это сегодня же моему отцу, графу Кроффорду, – поспешила сказать она тоном, не допускающим вопросов, – вместе с образцами приглашений.

– Слушаюсь, ваша светлость, – чуть помедлив, ответил гравер с поклоном.

Лили повернулась и медленно направилась к выходу, сама дивясь своей выдержке в этом спектакле перед мистером Милтоном. Лэндо все это время держал руку под своим широким плащом, и она очень боялась, что он в любую минуту может вытащить пистолет. В какой-то миг она почти решилась попросить мистера Милтона о помощи, но поняла, что это безнадежно. Она знала, что Лэндо тут же застрелит бедного старика, едва он протянет ей руку. Нет, она не могла рисковать его жизнью.

Дрожащими руками она взялась за ручку двери. Неужели Джек уже мертв? Сердце Лили мучительно сжалось, когда она поняла, что скорее всего так оно и есть. Джек никогда бы не оставил ее по доброй воле, какие бы сказки ни наплел ему Гарри, чтобы отослать его прочь. И ее они тоже убьют. Она вдруг очень ясно поняла, что если сейчас добровольно сядет в карету лорда Гордона, то никогда уже не выйдет оттуда живой.

Думать о том, зачем Гарри нужна ее смерть, было некогда. Дорога была каждая секунда. Если пытаться сбежать, то только сейчас: возможно, Лэндо не осмелится стрелять в нее среди бела дня, тем более что по Бонд-стрит в этот момент шли люди… Надо только открыть рот и закричать… Кто-нибудь обязательно придет ей на помощь.

И она уже открыла рот, но в этотмиг на ее локоть властно легла ладонь Лэндо. Только изумленный стон боли сорвался с ее губ, когда она почувствовала, как что-то очень твердое и острое с силой уперлось ей в ребра.

– И не вздумай отменя бежать, – еле слышно прошептал Лэндо. Он крепко держал ее за руку, сверля ее взглядом, полным притворной заботы. Окружающие наверняка думали, что это верный слуга помогает своей госпоже подойти к экипажу. Спрятанный в складках широкого плаща длинный нож был приставлен к ее боку. Ноги у Лили подкосились от страха, но он чуть встряхнул ее, чтобы привести в чувство. Она поняла, что все кончено, рассчитывать на великодушие этого убийцы не приходилось. Он довел, вернее, дотащил ее до кареты и открыл дверцу.

– Она знает, – сказал Лэндо, вталкивая ее внутрь. Лили внезапно поняла, что смотрит прямо в дуло пистолета, который держал в руках Гарри.

– Милости прошу, – сказал он с радушной улыбкой и показал на сиденье напротив. – Устраивайтесь поудобнее, Лили, и не пытайтесь бежать или совершать какие-нибудь иные опрометчивые поступки. На самом деле я совсем не хотел бы убивать вас.

Лили почувствовала, как холодная дрожь пробежала по позвоночнику. Даже сейчас, когда Гарри целился в нее из пистолета, она не могла отделаться от впечатления, что перед ней сидит по-мальчишески открытый, приятный молодой человек, приятель ее мужа, а вовсе не опасный враг, состоящий в сговоре с убийцей. Дверца кареты закрылась за Лили, и она упала на указанное им место, не отрывая взгляда от дула.

– Зачем вы это делаете, Гарри?

– Вы же умница, – сказал он, задумчиво глядя на нее. – Я-то думал, вы уже обо всем догадались. – Дуло чуть отклонилось в сторону, когда он пожал плечами. – Но вы, по-видимому, решили, что все благополучно кончилось после того, как Ремингтон подстрелил бедного безумца лорда Аллена. Я угадал? – Его улыбка стала еще шире. – Я так смеялся, когда услышал об этом. 0 такой удаче мне можно было только мечтать. Ведь бедняге Аллену приписали весьма неквалифицированную работу Лэндо. Я имею в виду тот вечер, когда вы украсили его физиономию этим шрамом. Ремингтон успокоился и перестал вас наконец сторожить. А то я почти уже отчаялся заполучить вас живьем.

Все еще сомневаясь в своих догадках, Лили постаралась осторожно, произвести разведку – так чтобы себя не выдать.

– Лорд Гордон, мы ведь с вами почти незнакомы, никак не могу вспомнить, чем же я вас так оскорбила… Скажите, почему вы хотите, чтобы я умерла?

–Ах, какая наивность, – чуть растягивая слова, насмешливо сказал Гарри. – Должен признаться, вы долго меня дурачили этими вашими фокусами. Вы хорошая актриса. О том, что вы вовлечены в деятельность вашего отца, я не догадывался до тех пор, пока однажды на обеде у леди Китон вы не подсказали мне разгадку одного из моих папирусов. Вы были, конечно, правы. Я нашел слова «живи вечно» и смог расшифровать большую часть надписи.

У Лили все оборвалось внутри. Она опустила глаза. О! Как прав был тогда Ремингтон, сделав ей выговор в тот вечер. А она-то еще обиделась на него! А теперь судьба покарала ее за самонадеянность. Интересно, узнает ли он когда-нибудь о том, как она сейчас раскаивается? Лили вновь посмотрела на Гарри и решила больше не притворяться. Зачем отрицать очевидное? Это только ослабит ее позиции. Лучше постараться узнать его дальнейшие намерения.

– Но если до вечера у леди Китон вы не знали, что я участвую в этом, то почему вы послали своего человека убить меня после бала у Эшландов?

– О, вы заблуждаетесь! Мы вовсе не собирались убивать вас. Ни в коем случае! Вы были нужны нам живая, – многозначительно произнес Гарри, словно она и сама должна была об этом догадаться. – Как вы могли так обо мне подумать, Лили? Вы слишком умны для подобного заблуждения.

Лили промолчала, она была слишком растерянна, чтобы говорить,

– Или все же не настолько, насколько вам казалось? – спросил он с ноткой торжества в голосе. – Тогда мы собирались использовать вас в качестве заложницы – чтобы манипулировать вашим отцом, моя дорогая. Лэндо должен был вас схватить, и, пока вы были бы в наших руках, граф делал бы все, о чем мы его ни попросили бы. Он ведь вас просто обожает. Я считал, что это вернейший способ завербовать Кроффорда в двойные агенты. Однако Лэндо – чего я никак не ожидал – не справился с заданием. Довольно скоро я узнал, что вы сами – умелая шифровальщица, и несколько изменил планы. – Он снова улыбнулся ей: это была улыбка победителя, радующегося своей победе. – Вы сами невероятно ценны для нас. Французы заплатят мне кругленькую сумму, можно сказать целое (хоть и скромное!) состояние, когда я передамим вас. Им просто не терпится узнать о тех секретах, которые скрываются в вашей хорошенькой головке.

Лили подняла подбородок и сжала зубы, чтобы они не стучали.

– Если я для вас настолько ценна, зачем же вы пытались застрелить меня в доме лорда Холибрука?

– О! Это еще одна глупейшая ошибка Лэндо, – с сожалением сказал Гарри. – Вообще-то он очень умелый убийца, но, как только дело касается вас, все его таланты куда-то исчезают. В тот день не вы служили ему мишенью, и уж тем более не мисс Стэнхоуп. С вами рядом все время крутился Ремингтон, просто не спускал с вас глаз и очень нам мешал. Вот мы и решили, что пора от него избавиться. Но, увы, Лэндо лучше управляется с ножом, чем с пистолетом. – Гарри задумчиво покачал головой. – Пожалуй, надо порекомендовать ему немного подучиться.

Что же это за человек, который с такой легкостью соглашается участвовать в убийстве своего друга, не испытывая при этом ни сожаления, ни раскаяния? Мало того, он раздумывает о том, как превратить своего помощника в еще более искусного убийцу, чтобы в следующий раз тот не промахнулся.

– Теперь у вас есть я, – сказала Лили. – Вам нет необходимости убивать Ремингтона.

– Нет, – согласился он, – но только до тех пор, пока не вздумает надоедать мне, когда обнаружится ваше исчезновение. – Он в задумчивости потер лоб. – Хотя, пожалуй, Ремингтон сейчас в относительной безопасности. Ему и в голову не придет, что я причастен к вашему исчезновению. Ни одна живая душа здесь не знает, что я работаю на Францию. Никто, даже наш докучливый и всезнающий сэр Малкольм Байнбридж. Лорд Грэнджер все эти месяцы отвлекал на себя его внимание, но никто, кроме Лэндо, не знает о моем участии в этой операции. Лэндо – один из лучших французских агентов. Вам должно быть лестно, что за вами охотятся лучшие силы. Лэндо будет сопровождать вас во Францию, и, осмелюсь предположить, вам будет о чем поговорить.

Мысль о том, что ей предстоит остаться наедине с Лэндо, заставила Лили содрогнуться. Он наверняка захочет поквитаться с ней за свою неудачу и за шрам, что зловеще краснел у него на виске.

– Почему вы работаете на французов? – спросила она. – Что заставило вас предать свою страну?

К ее удивлению, Гарри нисколько не обиделся на этот вопрос.

– Деньги, что же еще, – сказал он, пожимая плечами. – У французов их много, и я совсем не прочь воспользоваться хотя бы частью вражеских богатств. Мне уже удалось восстановить наше состояние, которое промотал мой отец, оставивший одни долги. Вы – мое последнее поручение. На те деньги, которые мне предложили за то, что я вас поймаю и доставлюим живой и невредимой, я смогу безбедно жить до конца моих дней да еще устроить судьбу своих сестер.

Лили почувствовала, как незримая петля все туже затягивается на ее шее.

– Куда вы меня везете?

– В мой лондонский дом, – охотно ответил он. – Мать, сестер и почти всех слуг я отослал в поместье – на довольно-таки долгое время. Вам я предоставлю очень уютный каменный подвал – до тех пор, пока сэр Малкольм не угомонится, разыскивая вас по всему городу. А когда найдут ваше тело, сильно пострадавшее в дорожной катастрофе – настолько сильно, что вас можно будет узнать только по одежде, – они в конце концов вынуждены будут смириться с вашей смертью. И тогда уже будет совсем несложно переправить вас на побережье, где вас посадят на корабль, который отвезет вас во Францию. Так что через неделю, самое большее через две, вы окажетесь долгожданной гостьей французского правительства.

Лили хотелось знать, осталась ли у этого жизнерадостного молодого человека хотя бы капля жалости. Она тайком за ним наблюдала, надеясь увидеть на его лице сожаление или хотя бы сочувствие, но видела лишь бодрую решимость и уверенность в себе. Он даже не задумывался о том, что обрекает ее на участь худшую, чем смерть.

И тогда она начала молиться, молиться о том, чтобы мистер Милтон как можно быстрее доставил ее записку графу. Бедный мистер Милтон, должно быть, подумал, что она несколько повредилась в уме, отдавая ему распоряжения, не имеющие ничего общего с выбранным ею образцом. А что, если он просто выполнит ее заказ и отошлет приглашения, а записку разорвет… Если он это сделает. Ремингтону больше не удастся ее спасти…

Загрузка...