Только он

6

(прошлое)

В первом классе их посадили за одну парту, в первый же день на первом же уроке, хотя поначалу они устроились на разных, не потому что хотели, а потому что так сложилось, когда после торжественной линейки парами заходили в кабинет. Алёне в компанию досталась полненькая девочка, которая оказалась на голову её выше, а с кем был Шарицкий, она вообще не заметила, не разглядела – не до того ей было – и даже о существовании его она пока не подозревала.

Когда все расселись и растерянно притихли, учительница оценивающим взором окинула класс, озадаченно поджала губы, обнаружив, что самые мелкие почему-то оказались на самых дальних местах и, не откладывая в долгий ящик, перетасовала всё так, как посчитала нужным. После чего Алёна с Андрюхой очутились на соседних стульях за второй партой у окна, и на первой же перемене, Шарицкий, не говоря ни слова, достал из портфеля и положил перед соседкой конфету в бело-красно-зелёной обёртке. Самую простую, «барбариску». Алёна такие всех больше любила, из леденцовых. За то, что не слишком сладкие, с приятной живой кислинкой и за смешное непонятное название. Ну, не знала она тогда, что такое барбарис.

Алёна, недолго думая, подхватила конфету, хотя есть её не стала – она же «долгоиграющая», за перемену не успеешь. И что тогда? Спрятать её за щекой и надеяться, что учительница ничего не заметит?

«Барбариска» перекочевала в карманчик на сарафане, а Алёна чинно выговорила:

– Спасибо, – и тут же сообщила: – Меня Алёной зовут.

– Я знаю, – откликнулся сосед с крайне серьёзным видом. – А меня Андрей. – Он секунду поразмышлял и добавил: – Шарицкий.

Последнее слово запоминается лучше всего. А ещё эта фамилия почему-то показалась Алёне созвучной «барбариске» и понравилась куда больше, чем самое обычное «Андрей».

Шарицкий, а она – Одинцова. У обоих есть буква «ц», которая встречается довольно редко. И имена у них начинаются одинаково, на «А». Алёна уже тогда любила находить тайные смыслы – там, где их, скорее всего, не существовало, – и выводить закономерности. И её очень даже устроило, как всё сложилось само собой, она не посчитала необходимым налаживать тесные отношения с кем-то ещё. Просто приятельские – это ладно. А так…

Дома у неё есть Глеб, а здесь в классе пусть будет Шарицкий. Этого вполне достаточно.

Ну и что, что он мальчик? Для дружбы пол не имеет значения. Ну, по крайней мере тогда ещё точно не имел. Да и потом вроде тоже.

Парты менялись, но первоначальная комбинация сохранялась. Потому что им так было удобно. Даже в чисто деловом плане: Алёна помогала Андрюхе с русским и английским, а он ей с физикой и химией. Да и в плане общения тоже. И в первом классе, и в четвёртом, и в девятом.

Для Алёны он всегда оставался лучшим другом, возможно, даже подругой. Его это тоже вполне устраивало. И он единственный (ну, почти единственный) из всех знал, какие чувства Алёна на самом деле испытывала к Глебу.

Она не рассказывала, Андрюха сам догадался. И не сказать, что поддерживал, просто относился с пониманием, даже с каким-то слегка исследовательским интересом. Лишний раз не дразнил, но иногда расспрашивал о чём-нибудь, искренне недоумевая и пытаясь разобраться. Например, о таком:

– И чего в нём особенного?

– Тебе всё равно не понять, – меланхолично откликалась Алёна.

– Почему? – Шарицкий сосредоточенно хмурился, критично кривил губы.

– Потому что ты, – Алёна многозначительно приподнимала брови, делала паузу, чтобы он успел предположить, сейчас она скажет «полный дурак», но она говорила другое: – не девушка.

– Ну если так, то да, – невозмутимо соглашался Шарицкий и не добавлял, что даже с позиции девушки Глеб вряд ли выглядел особенно, и вообще, вкусы и чувства девушек – вещь довольно странная, далёкая от логики и здравого смысла.

В тот день они возвращались из школы позже обычного. Потому что всем классом репетировали номер к конкурсу военной песни. Не то, чтобы Андрюха Алёну провожал, просто, как выяснилось ещё давным-давно, они и жили недалеко друг от друга, и большая часть пути у них общая, вплоть до угла Алёниного дома. Дойдя до него, она направлялась к родному подъезду, а Шарицкий топал дальше ещё через пару дворов.

На этот раз до угла они чуть-чуть не дошли. Потому что, проходя мимо недавно оборудованной новенькой детской площадки, Алёна зацепилась взглядом за качели, и ей невыносимо захотелось покачаться. Ну да, в пятнадцать лет подобное иногда тоже случается. Не говоря ни слова, она свернула в нужную ей сторону, Шарицкий тоже молча, не возмущаясь, не спрашивая, послушно двинулся следом.

Алёна бросила сумку на лавочку, устроилась на узком сиденье, Андрюха застыл рядом, привалившись к металлической опоре качелей.

Родной Алёнин подъезд с этой позиции очень даже хорошо просматривался, вот она и увидела без труда, как из него выходил Глеб. И не один. С Лилей. И Шарицкий увидел. А вот их те двое не заметили – пялились только друг на друга, переговаривались и улыбались абсолютно по-дурацки.