Только он

8

Перед тем, как выскочить из автобуса на своей остановке, Ростик, многозначительно вылупив глаза и сделав рукой нелепый жест, видимо, предназначенный для того, чтобы привлечь внимание и добавить особой важности последовавшим за ним словам, поинтересовался:

– Димон, ты помнишь? Завтра английский!

– И?

Ответить Ростик не успел. Стоявшая сзади бабка, нетерпеливо подтолкнула его в спину в направлении открывшихся дверей, сердито пробубнила:

– Так выходишь ты или нет?

И Ростик вынужден был выкатиться наружу, но, пока автобус не отъехал, торчал на остановке, корчил рожи и размахивал руками, продолжая беззвучную беседу. Дима сочувственно взирал на него, но никак реагировать, тем более поддерживать это идиотское представление, не собирался. Но, стоило автобусу покатить дальше, оставив позади себя цирк в исполнении одного озабоченного клоуна, заговорила Ксюша, спросила тихонько:

– Дим, а вы реально с Ростиком на спор к англичанке подкатывать собираетесь?

В её интонациях было скорее не осуждение, а сожаление и настороженность, ну, или ещё что-то похожее, но необъяснимое словами. Только разговаривать на эту тему совершенно не хотелось.

– Это ж Ростик придумал, вот у него и спрашивала бы, – старательно избегая излишней резкости, откликнулся Дима. – Собирается он или нет?

– Про него я и так знаю, – снисходительно хмыкнула Ксюша. – Он и на бóльшую глупость способен. – И опять интонации сменилась, стали более искренними и серьёзными: – Только меня не он интересует, а ты.

Но Диме по-прежнему не хотелось обсуждать серьёзно подобные глупости. Да даже если не глупости.

– По-твоему, я тоже с головой не дружу? И могу на кого-то там спорить.

Ксюша помедлила несколько мгновений, потом пожала плечами и задумчиво выдохнула:

– Не знаю.

– Что не знаешь? – Дима почувствовал лёгкую досаду. – Дружу я с головой или нет?

– Дим! – воскликнула Ксюша. – Ну я же не о том. И дело даже не в споре. Можно же и без него. Подкатывать. – Она опять сделала паузу. Похоже, собиралась с решимостью. Или чего-то там додумывала, подстёгивая и без того не в меру разыгравшуюся фантазию. – А эта Алёна, она и правда… ну, такая?

– Какая?

– Ну… чтобы тебе понравиться. Она ведь гораздо старше.

– Вы сговорились что ли? С Ростиком. Вам больше заняться нечем? Я же вроде объяснил. Мне показалось, что я её откуда-то знаю. Или знал когда-то. Обычное любопытство. Не надо во всём искать какие-то особые смыслы. Ксюш, всё гораздо проще. А усложняем обычно мы сами. – Он подумал и исправился: – Вы с Росом усложняете.

И с чего вдруг он ударился в философию и объяснения? Когда можно просто сказать: «Всё, хватит. Не о чем тут говорить». И что происходит с Ксюхой? Ведь не на самом же деле её взволновала этическая составляющая спора на чужие чувства (ну надо же, как загнул!), хотя она довольно щепетильна в подобных вопросах.

Неужели приревновала? И теперь у неё никак не получается успокоиться.

– Так она тебе – не нравится?

А разве она может не нравится? Светлые волосы, густые, пушистые, собранные в чуть небрежный пучок, большие выразительные глаза. И черты лица не менее выразительные, одновременно нежные и строгие. Поэтому она кажется то беззащитно хрупкой, то неприступно самоуверенной.

– Дим!

– А?

– Почему ты не отвечаешь?

«А почему ты, Ксюша, спрашиваешь?»

– Ну-у, она, конечно, очень даже. Но…

Ксюшу вполне удовлетворила многозначительная пауза, дальше она додумала сама – что ей самой хотелось услышать – сдержанно улыбнулась, почти незаметно, и предложила:

– Тогда, может… встретимся вечером?

«Зачем?» спрашивать глупо. Явно, не чтобы увидеться чисто по-приятельски.

И чего он раньше не додумался, проявить интерес к другой, раз это реально настолько действенно? Потому что уверен был, Ксюха на подобное не купится.

Болван. Очень даже работало. А ведь она уже год динамила его под предлогом, типа не уверена. Вдруг у них не получится, а не хочется рисковать уже сложившимися дружескими отношениями. А теперь сама предлагала свидание.

Ощутила, как опасно натянулся поводок, на котором она держала его всё это время, не соглашаясь, но и не отказывая окончательно? Испугалась, что он сорвётся с привязи, или просто не захотела делиться даже тем, что самой без особой надобности?

Хотя, почему это без надобности? Тогда бы она не смотрела на него с неприкрытой надеждой и ожиданием.

А Алёна Игоревна – ну, это так, в качестве бреда. Всё только из-за глупого ощущения, будто их что-то связывало.

– Хорошо, – Дима кивнул, но почти сразу спохватился. – Ой, нет. Только не сегодня. У папиного знакомого ноут глючит, надо срочно посмотреть и исправить. А я сказать не могу заранее, сколько это времени займёт. Давай лучше завтра.

Ксюше не удалось сдержать выражение разочарования, а ещё – вроде бы подозрительности. Подумала, он специально отложил на сутки? Чтобы в очередной раз поглядеть на Алёну и только тогда решить окончательно.

– Ксюш, ну правда. Я уже папе пообещал. Я же не знал, а то бы, конечно, на другой день договорился. Или, подожди, сейчас я ему позвоню и…

– Не надо, – перебила Ксюша, удовлетворённо улыбнувшись, дёрнула плечом. – Завтра так завтра. Я не против.

А вообще он, конечно, порядочная скотина. На то ведь и рассчитывал, создавая впечатление, что ради неё готов в любой момент изменить свои планы. Так и предполагал: Ксюша сразу проникнется, а не примется обижаться и настаивать.

И что с ним такое? Сам обиделся? Ведь пока не появилась соперница, пусть даже гипотетическая, он был ей не особо-то нужен. А теперь вдруг – надо же! Дима всё-таки не настолько идиот, чтобы в восторге от сбывшегося желания не замечать очевидного.

Или это всего лишь тупые фантазии, взбрыки уязвлённого мужского самолюбия?