На следующий день отца выписали из больницы, и он вернулся домой, но из-за сломанной руки некоторое время он не сможет водить машину и приехать к нам. Маме удалось встретиться с ним за обедом, но я его не видела, что, как полагаю, лучше для нас обоих.
— Он очень злится? — спросила я у нее.
Она пожала плечами.
— Это означает да?
Она снова пожала плечами.
— Мы с твоим отцом не пришли к взаимному согласию по этому вопросу. Он попал в больницу. Естественно, тебе захотелось его увидеть.
Вот только когда мне было восемь, и мне вырезали аппендицит, он не захотел навестить меня. Для отца поездка в больницу — не повод нарушать правила. На это я не стала указывать маме. Я лишь обрадовалась, что хотя бы раз в жизни она встала на мою сторону. По правде говоря, я никогда не видела, чтобы мама с ним не соглашалась. Что заставляло меня задуматься, насколько сильной была его злость из-за Дилана, когда действие лекарств закончилось?
Кстати, с Диланом я тоже не виделась. Занятия в этом семестре закончились, и мы корпели над учебниками, готовясь к предстоящей сдачи экзаменов. Когда Сильвия позвонила и спросила, ставить ли мне смены на этой неделе, я попросила распределить свои часы работы между другими официантками. Как мне показалось, она пришла в восторг от этой идеи и моей загруженности учебой. Я понимала, что Дилан также с головой погрузился в учебу, но все-таки... Он не звонил и не писал.
Хотя, если быть честной, я поступала также. Я просто не знала, что сказать. Несколько раз я открывала электронную почту, чтобы написать е-мейл, но единственный текст, который приходил мне в голову, слишком пугал меня, чтобы выразить его словами.
Между нами всё кончено?
Меня постоянно мучил вопрос: как себя чувствовал Дилан после Корнелла, посылая мне письмо за письмом, сообщение за сообщением, но не получая на них ответа. Возможно, он решил, что такой поворот событий будет справедливым. Отсутствие контакта означает, что всё кончено. И я вполне способна быстрее него понять намек.
Разве что... Дилан так никогда бы не поступил. Именно я лгала, считая, что молчать лучше.
Спустя два дня после произошедших событий начался симпозиум. Проснувшись утром, я обнаружила письмо от Дилана.
«Тесс, извини, что не ответил тебе вчера. Длинная ночь. Просидел с нашими заметками для выступления. Надеюсь, ты тоже. К сожалению, утром я очень занят со своей учебной группой, но если хочешь провести репетицию выступления до вечера, могу встретиться с тобой в лаборатории «С» кафедры биоинженерии в два часа. Дилан».
Во время чтения его письма на том месте, где раньше билось мое сердце, лязгал кусок свинца. Я прикоснулась к своему кулону на шее. Хочу ли я встретиться с ним? В действительности ли мы будем репетировать? Или он воспользуется случаем и порвет со мной? Смогу ли я появиться на симпозиуме с не дающим мне покоя вопросом? Удастся ли мне провести вместе с ним презентацию, если он сообщит мне о нашем расставании?
«Дилан, я с удовольствием встречусь с тобой до начала симпозиума, но не для репетиции. Тесс».
М-да, такое я не могу отправить. Вдруг он подумает, что я домогаюсь его? Я нажала клавишу «Delete» и снова начала печатать.
«Нет, думаю, что я готова к сегодняшнему вечеру».
Вот. Я нажала «Отправить». Надеюсь, я и правда готова.
******
На симпозиум я приехала вместе с мамой. На мне был одет серый деловой костюм. Волосы я закрутила во французский узел, который, как мне казалось, делал меня старше и умнее. По словам мамы, я походила на сексуальную библиотекаршу. Но когда я решила вытащить шпильки, она меня остановила.
— Образ сексуального библиотекаря, возможно, поможет с судьями, — заметила она.
В этом была вся моя мама. Никогда не давай месяцам напряженной работы и научной добросовестности встать на пути старой доброй сексапильности.
Дилан нас уже ждал в конференц-зале в костюме, который идеально на нем сидел. Я догадалась, что, должно быть, его выбирала Ханна, как и галстук, который только усиливал великолепие синевы его глаз. Когда я приблизилась к нему, напуганная тем, что могу прочитать по выражению его лица, мое сердце провалилось в желудок. Но Дилан встретил меня с мягкой уверенной улыбкой на лице, а затем поприветствовал мою мать.
— Миссис Макманн, — поздоровался он, пожимая её руку. — Я так рад, что Вам удалось прийти и поддержать нас. Мои родители, если бы жили ближе, тоже бы приехали.
— А как же иначе, — сказала мама. — Хотя предупреждаю: не могу обещать, что пойму, о чем вы говорите.
— Просто похлопайте, когда мы скажем «Спасибо», — рассмеялся парень.
Мама нашла свое место, а Дилан продолжил пристально сканировать толпу. Должно быть, здесь собралось свыше ста человек, плюс все студенты, ожидающие своего выступления.
Я перетасовала карточки с заметками и прочистила горло.
— Всё готово?
— Смотрю, твой отец не удосужился прийти сюда и поглядеть на твою победу.
Я повернулась к нему, но он по-прежнему не смотрел на меня.
— Это, должно быть, какая-то шутка?
Дилан повернулся ко мне, и я заметила, что под его спокойной внешностью проглядывалось волнение, скрывающееся в глазах.
— Нет, Тесс, обещаю тебе, что я никогда не позволю себе подобные шуточки.
Прежде чем я смогла придумать адекватный ответ, начались выступления участников. Я внимательно за всеми следила, сравнивая их работы с нашим проектом. Стиль изложения материала охватывал широкий диапазон представления, начиная с уровня научной ярмарки средней школы, включая любительские плакаты, и заканчивая новомодными остроумными гиф-анимациями. Мы с Диланом решили использовать для презентации PowerPoint. И когда подошла наша очередь выступать, мы поднялись на сцену с заметками и указателями.
Я первая взяла слово: представила нас, объявила тему и суть нашего эксперимента. Для продолжения этой части нашей презентации мы собрали ряд коротких видеороликов и фотографий проведенных подобного рода экспериментов и возможностей их применения в области возобновляемых источников энергии. В частности, в нашем опыте исследовался потенциал для небольших изменений микроструктуры потока жидкости30 и его применение для повышения эффективности производства биотоплива из водорослей.
Когда Дилан взял на себя дальнейшую часть и приступил к обсуждению показателей, я покосилась на экран позади нас. От изумления у меня открылся рот.
На месте простейших линейчатых диаграмм, которые мы условились использовать для отображения динамики изменений данных на протяжении всего эксперимента, на экране демонстрировались подробнейшие трехмерные изображения в виде волнистых линий водорослей, вытягивающихся вверх и вниз вдоль числовой оси одновременно с произносимыми Диланом словами.
Он бросил на меня взгляд и продолжил говорить. Наша модернизированная презентация изменялась во время его рассказа о прорывах и неудачах, постигших нас на протяжении многих недель работы. Дилан сообщил, что данный проект основан на испытаниях, проведенных нами в Корнелле.
Снова наступила моя очередь выступать, и, проглотив удивление, я принялась рассказывать присутствующим об областях, где наши результаты соответствовали или отклонялись от ожидаемых результатов. Я быстро бросила взгляд на экран, на котором демонстрировались анимированные изображения, соответствующие моим объяснениям. Взгляд слушателей скорее был прикован не к столь супер-увлекательному миру развития водорослей, сколько к трехмерной графике, которую мы использовали.
— И в заключении нашей презентации, — наконец произнес Дилан, — я бы хотел поблагодарить всех за внимание.
Где-то в зале мама, услышав последнюю реплику, принялась аплодировать. Но и остальные зрители тоже хлопали. Я не смогла сдержать улыбку, радуясь, что всё наконец закончилось.
Когда мы спустились по ступенькам со сцены, я покачала головой.
— Что это было?
Дилан же просто пожал плечами и, игнорируя мои тычки локтем, вышел из зала поговорить, в то время как симпозиум продолжился дальше.
Я думала, у нас появится возможность поговорить после завершения формальной части, но нас окружили профессоры и другие слушатели, чтобы задать свои вопросы. Следующие полчаса мы подробно обсуждали и отстаивали нашу работу, особенно перед группой специалистов из «Кантон Хем», выразивших большое удивление выбору темы, которая не относилась к области биомедицины.
— Рискованно, — скептически произнес один из них.
— Напористо, — поправил другой.
Нам так и не удалось улучить минутку для беседы наедине до тех пор, пока судьи не удалились для того, чтобы обсудить результаты и перекусить. Я миновала подносы с канапе и пластиковыми стаканчиками с вином, разыскивая своего партнера. Он был погружен в разговор с Кэтлин Гамильтон, вице-президентом «Кантон Хем», которую однажды приводил в «Верде». Мы проболтали добрых пятнадцать минут, прежде чем мне удалось оторвать от нее Дилана.
— Кажется, пришла пора поболтать, — заметил он, пока я тащила его в тихий угол.
— Откуда взялись эти графики? — надавила я на него. — Считаешь, что теперь имеешь полное право что-либо скрывать от меня? Из-за тебя я чуть там не напортачила.
— Графики появились благодаря огромной милости моей сестры, — со вздохом ответил Дилан. — У нее степень магистра в анимации, и большую часть прошедших полутора дней она провела со мной, по Скайпу помогая мне успеть вовремя их подготовить.
— Но зачем? — спросила я. — У нас были прекрасные диаграммы.
— Прекрасные не обеспечат тебе выигрыш в пять тысяч долларов, Тесс. — Он посмотрел на меня. — В прошлый раз, когда у тебя не было денег, ты не смогла учиться в Кантоне, и я потерял два года. Не хочу снова рисковать.
Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я думала, он ненавидит меня за мою ложь. Думала, он избегает меня, чувствуя себя обманутым. Но как выясняется, каждую свободную секунду Дилан посвящал нашему проекту, стараясь заработать нам победу. У меня не было слов. Я протянула руку и положила ее поверх его руки.
— Ты бы не потерял меня, — произнесла я. — Только не сейчас.
Но Дилан продолжал говорить, словно не слышал мои слова.
— И мы точно не должны позволять твоему отцу победить.
— Что?
— Всё это время я считал, что твой отец просто не платит алименты, и поэтому ты вынуждена учиться за счет стипендии. Но оказалось, что он куда хуже, чем просто мужчина, который не платит алименты.
В изумлении я уставилась на Дилана.
— Я думала, ты сердишься.
— Ты шутишь? Да я в ярости. — Его рука под моей ладонью сжалась в кулак. — Если бы моему отцу не пришлось брать выходные на работе, чтобы приехать сюда, он сейчас сидел бы здесь в зале.
— Я не это имела в виду.
— Я знаю, что ты имела в виду. И теперь я понимаю, почему каждый раз, когда у нас случаются глупые ссоры, ты продолжаешь сомневаться в наших отношениях. Ведь ты не можешь положиться даже на своего отца.
— Это не…
— Твой отец живет в городе, здесь присутствует масса людей, он выпускник и спонсор Кантона, на его появление здесь никто даже глазом не моргнул бы, но ты и я, мы оба, знаем, что он никогда бы сюда не пришел.
— Он попал в аварию... — Я замолчала. Голос прозвучал глухо. Почему я продолжаю искать оправдания для него?
— Ты ожидала, что он объявится?
— Нет, — призналась я.
— У него столько денег, и он не может выделить немного на твое образование. Ты каждый вечер работаешь, пытаясь заработать дополнительные деньги, помимо имеющейся у тебя стипендии, на учебу, ты живешь с мамой, хотя это вовсе необязательно. Я был в доме твоего отца. Ему удалось найти пять тысяч долларов на диванные подушки.
— Да, — согласилась я, — но я могу получить от него деньги, только если буду следовать его правилам. Именно поэтому два года я проучилась в государственном университете.
— Так вот оно что, — прошипел Дилан. — Я так и подумал. Почему он не хочет, чтобы ты училась в Кантоне?
— Слишком дорого.
— Ложь.
Я кивнула. Да, так оно и было. Я знала об этом и в восемнадцать лет.
— Ты знаешь причины.
Дилан некоторое время ничего не говорил, а затем произнес:
— Ты же понимаешь, что продолжаешь соблюдать его правила даже после того, как вернулась сюда.
Я почувствовала себя так, словно у меня весь воздух выкачали из легких. Нет, захотелось крикнуть мне. Я нарушила правила, встречаясь с тобой, я нарушила их, отняв парня у Ханны, нарушила их, когда в тот вечер поехала в больницу.
— Это другое. Кантон – это для меня. Он то, что я хочу для своей жизни. Разоблачение же затронет жизнь отца.
— Чушь, — фыркнул Дилан. — Он всю твою жизнь заставлял тебя лгать, чтобы уберечь свои деньги, которыми он даже не делится. Он использует тебя, твою мать, Ханну и ее мать... — Парень сжал челюсти. — Он лжец, Тесс. И из-за него мы оба превратились в лжецов. Речь идет и о наших жизнях тоже.
Судьи вернулись на сцену. Вспыхнул свет, подавая знак, что судьи готовы объявить результаты.
— Скажи мне, — прошептал Дилан мне на ухо, когда шум начал стихать, — что плохого случится с тобой, если все узнают ваш секрет?
— Я потеряю его. — Вот она, правда. Единственная правда за всю мою прожитую жизнь во лжи. — Я понимаю, что ты не считаешь его хорошим отцом, но он единственный, который у меня есть. — Я заметила маму, приближающуюся к нам с бокалом вина в руке. Она улыбалась мне. Моя мать так гордится мной. Моя такая слабовольная мама. — И она тоже потеряет его.
Дилан проследил за моим взглядом.
— Справедливо, — ответил он. — Ты можешь принимать решения только за себя, а не за маму. Но, возможно, пришло время и для твоей матери определиться с выбором.
По залу пронесся металлический скрежет из микрофона, который настраивала доктор Кавел. Вокруг наступила тишина.
— Я хочу поблагодарить всех вас за участие в этом вечере.
Моя мама встала рядом со мной и, наклонившись, спросила:
— Это один из твоих профессоров? Она очень красивая.
— Да, мама, — ответила я, закатывая глаза. — Плюс ко всему, у нее степень доктора философии,31 и она является обладателем стипендии фонда Альфреда Слоуна.
Уголком глаза я заметила застывшую фигуру Дилана. Я практически слышала, как кусочки мозаики в его голове встают на свои места. В конце концов, он понял, почему его мнение о моей внешности льстило мне, но я не считала его важным.
Я думала о том, что мама будет делать без помощи отца. Ей придется серьезнее относится к своему искусству или к работе, за которую она возьмется. Я вспомнила о том времени, когда встал вопрос о поступлении в государственный университет, а не в Кантон. Тогда мама приняла сторону отца... Я вспомнила о том, что она сказала после того, как отца, который всё еще злился на мой визит к нему, выписали из больницы. Мы с твоим отцом не пришли к взаимному согласию по этому вопросу. Может быть, действительно пришло время перемен?
— Как вы знаете, — начала доктор Кавел, — симпозиум научных проектов в первом семестре является одним из самых престижных конкурсов для студентов факультета биоинженерии Кантона, и я очень рада, что в этом году урожай работ был одним из самых конкурентоспособных и впечатляющих. Каждый студент, который представил сегодня свой проект, может чрезвычайно гордится проделанной работой и вкладом в эту развивающуюся область. Я с нетерпением ожидаю увидеть, какие проекты вы нам продемонстрируете в новом году.
В зале раздались редкие аплодисменты.
— А сейчас наступил тот момент, которого вы все ждали. Победителем симпозиума, и обладателем чека на пять тысяч долларов становится... — Она сделала паузу. Я глубоко вдохнула. Дилан схватил меня за руку. — ...Элейн Сан, за свою работу «Адресная доставка лекарств с помощью наночастиц в область предстательной железы, пораженной раковыми клетками с использованием мини-антител PD-36».32
Все кости в моем теле превратились в желе. Я съёжилась. Моя рука, находящаяся в руке Дилана, вспотела. Мы проиграли. Мы проиграли?
— Похлопай, — прошептал он. — Она же твой друг.
И я начала хлопать. Слезы жгли мне глаза, пока я приветствовала Элейн. Она вышла на сцену с сияющей улыбкой на лице, которую я ранее никогда не замечала у нее, чтобы получить награду и конверт с чеком. Она и доктор Кавел позировали фотографам.
Я была рада за нее. Конечно, рада. И, разумеется, я не собиралась вести себя как жалкий неудачник, подобно тому, как вела себя она, когда проиграла Дилану на первом курсе. Элейн тоже надрывала свою задницу, и она заслужила награду. Она победила в честной борьбе, предоставляя нам свое время в лаборатории, когда это было необходимо. Ее вины в нашем проигрыше не было.
Сзади к нам подошел профессор Юэ.
— В следующий раз вам повезет. У вас отличная, достойная победы презентация, но биотопливо – камень преткновения в Кантоне. Половине судей из «Хем» плевать на всё, что не имеет форму таблетки.
Я кивнула, стараясь сохранять лицо. Для большинства участников конкурса проигрыш — всего лишь незначительное разочарование. Для них это одно небольшое важное выступление, которое никак не повлияет на резюме. Проиграв, они просто вернутся к подготовке к выпускным экзаменам.
Куда тяжелее готовиться к выпускным экзаменам, если не имеешь представления, где достать деньги на учебники. Мне придется взять перерыв на семестр. Это единственный вариант. Я могла бы получить работу в нескольких местах, накопить деньги, возможно, мне позволят сохранить стипендию. Может, мне удастся взять еще кредит. Или несколько.
Аплодисменты все продолжали и продолжали звучать, перерастая в овации, одновременно с усиливающимся гулом в моих ушах.
— Хочешь убраться отсюда? — спросил меня Дилан, но я едва могла разобрать его слова.
Я в отчаянии покачала головой. У меня нет времени, чтобы побыть со своим парнем и обсудить с ним, что делать дальше. Это путь в никуда. Я оказалась в тупике.
Я отстранилась от него, пробормотала маме, что встречусь с ней дома, и покинула зал. На улице шел дождь, с неба хлынули холодные промозглые капли. Я села в машину, сорвала пиджак и выдернула все эти шпильки. Красивый прикид не помог: ни образ сексуальной библиотекарши, ни анимированная графика, ни безупречность науки. Если они хотели вручить приз только биомедикам, то им следовало прописать это в правилах.
Глупый Кантон и их идиотские дорогие, самые лучшие в стране образовательные программы. Как же я их ненавидела. Они меня и погубили. Все фантазии Дилана о звездной паре ученых вылились в то, чем они были на самом деле — мечтами. Даже со стипендией я не могла позволить себе обучение в Кантоне. А Колорадо? Ха. Летом мне придется вкалывать на двух работах, чтобы выбраться из дыры, в которую я себя закопала за один семестр. А впереди маячил весенний семестр, с новыми книгами, новыми тарифами, новыми счетами.
— Мне понадобятся три работы, — выезжая из кампуса, пробормотала я, ни к кому конкретно не обращаясь. Я должна бороться, верно? Даже если мне придется потерять семестр, даже если придется жить с мамой, я сделаю всё, чтобы закончить учебу в Кантоне. Даже если придется пахать на трех работах.
Лучше поздно, чем никогда, верно? В последнее время я халатно относилась к своей работе в «Верде», сосредоточив свое внимание на учебе, а не на работе. О, кого я обманываю? Я прогуливала работу, только когда занималась с Диланом. Я оправдывала себя тем, что, если мы с Диланом будем работать достаточно усердно, то выиграем конкурс, и мне удастся компенсировать все упущенные чаевые.
Что ж, пришло время посмотреть правде в глаза. Таким как я не везет. Нам с Сильвией суждено обслуживать столики, выступать в кафе кампуса и никогда не уезжать из этого города в Нью-Йорк, Нэшвилл, Лос-Анджелес или где там востребованы певцы. Мы как моя мать, которая клянется в любви к искусству, но довольствуется красотой.
У меня всё еще может быть Кантон, если я не позволю ему сломить меня.
Зачем тратить время? Я должна заработать много денег, но оставалось слишком мало времени. Возможно, сегодня вечером в «Верде» не помешают лишние руки. Я развернулась и поехала в ресторан. И плевать, что моя форма осталась дома. Кого волновало, что на мне вместо стандартной обуви официантки шпильки? Я идиотка, ожидающая, что моя жизнь в Кантоне будет сказкой, состоящей из вечеринок после научных конференций. Меня дожидались уборка столиков и подача напитков.
Как только я зашла в ресторан, Сильвия рванула в мою сторону.
— Что ты здесь делаешь?! — произнесла она себе под нос. — Я сказала тебе не приходить.
Я скорчила рожицу.
— Нет, ты сказала, что на этой неделе тебе не понадобится моя помощь.
В атриуме на праздники все деревья были украшены блестящими нитями из струящихся гирлянд.
— Это был явный намек, — ответила она. — Теперь уходи отсюда, да поживее, пока она тебя не заметила.
— Кто? — спросила я, но затем увидела ее, сидящую в кабинке с прямой спиной, со струящимися словно жидкое золото волосами.
Ханна.