С объемным саквояжем в руках я глазела на главное здание академии. В нашем городке таких больших и высоких строений не водилось, даже ратуша была меньше. Судя по удивленным вздохам вокруг, я была не единственной провинциалкой. Другие студенты беззлобно фыркали, проходя мимо, и я решила к ним присоединиться, вливаясь в общем потоке в широко открытые двери учебного корпуса.
Наличие профильной магии проверяли просто: нужно было показать, что магия есть, легко вызывается и может сделать что-то заметное. Сила дара, увы, определялась сложнее. Бывало, что необученный водник мог призвать лишь каплю воды, а уже через несколько месяцев в академии затопит местность размером с три бальных зала. А бывало, что огневик как приходил, умея слепить огненный шар с кулак младенца, так и уходил с тем же шаром, даже не научившись как следует подчинять его полет.
Мне выдали зернышко в комке земли, я нащупала в нем жизнь, и едва проклюнулся росток размером в четверть ногтя на мизинце, как кудрявая магичка с лицом, похожим на сдобную плюшку, весело крикнула "Принята!"
Мне предложили три направления: минеральное, землеслойное и зельеварное. Немногочисленные минеральники или, как их дразнили, камнегрызы, все были парнями, и работать после академии разъезжались по местам добычи руды, каменных глыб, золоносного песка и самоцветов. Следующие за ними, как их называли, "землекопы", были незаменимы при строительстве: только они могли понять, какие слои песка, почвы, а может быть, скалы или камней кроются в толще земли, насколько прочным будет возведенное тут здание, а сильные землеслойники могли сдвинуть залежи, вывести на поверхность песок, взрыхляя землю, или расколоть скалу в глубине. Меня же привлекало то, во что превращается земля стараниями самой природы: растения и все, что можно из них сделать. Зельеваров еще называли травниками, как сельских ведьм, которые лечат поселян дарами леса, но зельевары не обижались.
Та же магичка вручила мне зеленый знак травников и кучу бумаг: для получения книг в библиотеке, для заселения в жилой корпус, расписание занятий… Мне придется хорошенько все перечитать, чтоб разобраться. Пять лет по три раза в неделю я ходила в городскую школу для простолюдинов, но там и близко не было таких сложностей. Варить зелье из десятка ингредиентов с толикой магии, которую нужно вливать трижды в определенные моменты, кажется, проще, чем разобраться в бюрократии студенческой жизни.
Но уже через неделю я освоилась достаточно, чтоб не считать себя хуже других и подружилась с парой девушек. Одна — такая же провинциалка из дальнего небольшого городка, как и я, другая — дочь мебельщика из Бристона. У дочери проснулся дар чувствовать магию в дереве. В других материалах Лизия ощущала нити-проводники хуже, но ее это не печалило. Она не собиралась становиться полноценным независимым магтефактором — то есть, артефактором с магическим даром, но надеялась научиться вживлять магические свойства в произведения отца.
Благодаря Лизии я впервые побывала на большом городском балу. Добрая сокурсница одолжила мне одно из своих платьев, а для третьей нашей подруги, пухленькой Миры, взяла наряд у матери.
Вход на бал стоил три серебряных, но Лизия махнула рукой, что такая мелочь не стоит упоминаний, когда ей хочется повесилиться в нашей компании. Но главное, ее отец заехал за нами в академию. Магическая академия стояла в стороне от Бристона. Недоучек решили держать подальше от городских кварталов. Самим нам ни за что бы не добраться.
Я будто попала в сказку. Вокруг кружились нарядные горожанки, и даже многие леди зашли на бал. Надевать тяжелые драгоценности на городской бал оказалось не принято, и одолженная мне Лизией нитка мелкого жемчуга смотрелась уместно. Я станцевала несколько вальсов с приятными кавалерами. Увы, другие танцы были мне незнакомы, или же я не могла бы повторить принятые здесь фигуры. К счастью, вальс был любимым танцем горожан в наши дни, и мне не пришлось многим отказывать.
Во время неизвестных мне мазурки и кадрили я пробралась к столу с пирожными, где встретилась с Мирой, которая танцы не очень любила. Хихикающая Лизия застукала нас за поеданием разнообразных корзиночек и суфле. Не успела я доесть кремовый цветок, как Лизия потащила нас на балкон, откуда должен был открыться вид на фейерверк. Лучшие огневики Бристона обещали устроить бесподобное зрелище.
Ночевали мы у родителей Лизии. Они устроили спальные места у дочери в комнате, откуда вынесли на эти два дня столик и кресло. Мою лежанку поставили рядом с трюмо, где глаза разбегались от разноцветных скляночек, отражавшихся в зеркальце. Дом мебельщика был не так велик, чтоб держать гостевые комнаты, но все равно казался мне роскошным после нашей крохотной пристройки к лавке, где нам с сестрой приходилось делить одну комнату на двоих, и кроме узких кроватей, шкафа и одной тумбочки туда не умещалось больше ничего.
Я буду вгрызаться в зельеварную науку, я буду зубрить рецепты и вчитываться в правила составления настоек, чтоб заработать на жизнь, где в спальне найдется место для кресла, столика и трюмо, и в шкафу поселятся платья для городских праздником, и расцветут фейерверки, и закружатся вальсы, и передо мной откроют двери кафе с напитками в маленьких чашечках, расписанных цветами, которые я видела по дороге, когда глазела по сторонам из повозки.
* * *
Утром к нашему завтраку присоединилась тетушка Лизии, госпожа Тиртан. Мать моей подруги поглядывала на золовку со смесью пиетета и легкой зависти — та вышла замуж за ювелира и жила в доме с прислугой. Пусть прислугой была всего одна дальняя родственница из селения рядом с Бристоном, которая и стряпала, и убирала комнаты, но все же не самой тетушке золу из камина выгребать. Из разговоров я поняла, что ювелир не из самых дорогих, и с серебром работал больше, чем с золотом. Его клиентами были более-менее обеспеченные горожане не самого высокого полета, но все же тетушка пришла к нам в платье из василькового шелка, а в ушах у нее покачивались блестящие серьги.
После завтрака госпожа Тиртан позвала нас прогуляться по бульвару недалеко от дома мебельщика. Перед выходом она критически осмотрела нас и сделала вывод: — Нет, так дело не пойдет.
Усадив каждую перед трюмо в комнате Лизии, откуда уже убрали лежанки, она быстро пересобрала нам волосы. Вместо скучной косы у меня оказалась взбитая ввысь прическа с парой прядок, стекающих по шее. Мои волосы были скорее прямые, чем кудрявые, но благодаря мастерству тетушкиных рук легкой волны хватило, чтоб волосы легли легким облачком, приподнимаясь ближе к макушке. Тетушка капнула на пальцы из фиолетового пузырька, провела рукой по свисающим прядям, и они заструились по шее нежной волной. Я залюбовалась незнакомым отражением. — Ах, ты улыбаешься, будто воруешь улыбку. Смущаться нужно лишь чуть-чуть, и если хочешь привлечь внимание, смотри не прямо, а чуть искоса, вот так, — и она задорно сверкнула глазами.
По настоянию тетушки Лизия и с матушкой снова одолжили наряды нам с Мирой, и по бульвару мы шли разноцветной щебечущей толпой. Мой взгляд то и дело останавливался на молодых девушках, которых сопровождали родственницы или кавалеры. Помимо воли я рассматривала их наряды, прически, выражения лиц, жесты, походку. Новый, неизвестный мир открыла мне тетушка Лизии.
Девица в платье пыльной розы накрутила слишком сложную прическу, которая совершенно не шла ни к нежным чертам лица, ни к легкому покрою платья. А вот эта, в платье с милыми оборками и бантиками веселого оранжевого цвета, смотрит на мир, будто на ней серый балахон старой девы. Жгучая брюнетка с острым подбородком, напротив, навертела на себя слишком много миленького и веселенького, тогда как ее строгим чертам больше пошел бы такой же строгий покрой. Ох, сколько всего интересного можно увидеть! А вот эта стайка — будто попугайчики, приковывают яркостью взгляды всей улицы, но нет в них ни красивости, ни гармонии, лишь желание показаться и покрасоваться. — Не смотри на них так пристально, еще решат, что ты им завидуешь. Люди вокруг могут подумать… всякое, — шепнула мне госпожа Тиртан. — Кто они?
Та усмехнулась: — Ах, я забыла, что ты не из Бристона. Это мадам Сижат со своими подопечными. Некоторые девушки… м… — она скосила глаза на племянницу, чтоб удостовериться, что та вместе с Мирой занята разглядыванием многоярусной цветочной пирамиды, — некоторые девушки не дают себе труда ни найти подходящую партию, ни заработать на достойную жизнь самой, и мадам Сижат помогает им подыскать кавалера, который обеспечит им красивую жизнь… какое-то время. Как ты понимаешь, не за взгляд подкрашенных глазок. — О… Но почему они так безвкусно и ярко одеты?
Госпожа Тиртан рассмеялась: — Они считают, что их так лучше заметят. Ох, хотела бы я, чтобы у меня была похожая на тебя дочь. Как мне не хватает разговоров о высоком стиле! Но увы, с сыновьями женские наряды не очень-то пообсуждаешь. А Лизия к уходу за собой совсем не склонна. — Но я видела у нее наряды в шкафу и скляночки на трюмо. — Да-да, — улыбнулась тетушка, — племянница — воспитанная девочка и не будет выбрасывать мои подарки, а некоторыми даже пользуется иногда. Но пойдем, девушки нас уже заждались. Здесь недалеко хорошая кондитерская, там продают прекрасный мармелад.
* * *
Вечером в академии, я долго не могла уснуть. Впервые в этой комнате я не читала книгу по зельеварению на ночь, а мечтала, какое платье я сошью для себя первым.
Через неделю почтовая карета из города привезла мне увесистый пакет. Разорвав коричневую бумагу, я обнаружила книгу "Модные наставления для молодых леди". Вложенная записка гласила, что госпожа Тиртан желает мне всяческих удач в постижении женской премудрости.
Два месяца я летала как на крыльях: варила зелья на классах и после классов, разбирала и запоминала особенности сбора трав, ходила на лекции по общей магии, зарывалась в книги по анатомии — такие в нашем городке сочли бы верхом неприличия, а здесь читай на здоровье, даже если ты юная невинная дева. А вечерами погружалась в мир шелка и шифона, изящного кружева и ленточек в локонах. Никогда раньше я не жила так полно и интересно, как этой осенью. Иногда я в одиночестве убегала в парк и кружилась среди облетающей листвы, представляя себя на балу в ратуше в паре с галантным кавалером, который ловко ведет меня в вальсе под восхищенными взглядами тех, кому моего танца не досталось.