Третий Георг

МИСТЕР ПИТТ ПАДАЕТ ВВЕРХ

Мистер Питт с перебинтованными ногами лежал в постели, проклиная свою подагру. Ведь если бы не эта напасть, он сейчас бы управлял страной. Ему не терпелось вернуться к государственным делам, но, к сожалению, он теперь редко чувствовал себя достаточно хорошо даже для того, чтобы отправиться в Палату общин. Он по-прежнему пользовался авторитетом в стране; пока он жив, король и правительство будут постоянно это чувствовать. Питту вспоминался давнишний случай, когда в эту самую комнату его пришел навестить Ньюкасл. Тогда стояла зима, и Ньюкаслу, столь трепетно относящемуся к своему здоровью, показалось, что в комнате слишком холодно.

– Тебе-то в постели хорошо, – сказал он. – А я бы загнулся в холодном доме.

И он прямо в одежде забрался в стоящую рядом кровать Эстер, натянул до самых ушей одеяла и не вылезал, пока они не переговорили обо всех делах. Но сейчас от Ньюкасла избавились, и у власти правительство маркиза Рокингема. А ему я не доверяю, подумал мистер Питт.

Оказаться нетрудоспособным, знать, что твоему гению мешает твое жалкое тело, что может причинить большее огорчение?

Питт сознавал, что он может принести величие Англии, а ему между тем приходится целыми днями находиться в постели или ездить в Бат на воды, вести жизнь инвалида, когда он стремится быть премьер-министром. Только этот пост устроил бы его.

Лежа в постели, Питт критиковал правительство, но какой был от этого прок? Он хотел пойти в Палату общин и выступить против закона о гербовом сборе, который внес его собственный зять Джордж Гренвил, когда был канцлером казначейства. Питт возражал против такого закона, поскольку это могло вызвать осложнения в отношениях с американскими колониями. Он предупредил об этом Палату общин, но был слишком болен, чтобы пойти туда и отстаивать свое мнение. Америка была недовольна действиями метрополии.

Питт добивался аннулирования этого закона, поскольку в противном случае это грозило большими неприятностями. Почему Англия должна устанавливать законы для Америки? Почему ожидают, что колонисты опять станут платить налоги английскому правительству? Это – абсурдный налог, заявил Питт, и он сделает все, что в его власти, чтобы отменить его.

Он рассказал об этом Эстер. Его жена была необыкновенной женщиной, очень преданной ему. И разделяла с ним его энтузиазм.

Теперь Питт постоянно ссорился с братьями, ушедшими с головой в политику. Давным-давно, когда он бывал в их доме в качестве гостя, все они восторгались тем, как он разбирается в государственных делах, его способностью делать удачные прогнозы Эстер называла эту способность сверхъестественной, поскольку он мог предсказать все возможные варианты, то есть, что произойдет, если государственные мужи поступят так или иначе. Он посмеивался над ней, и считая это качество обычной прозорливостью, так необходимой политику. По существу, это – полная сосредоточенность на данном предмете или вопросе. Питт обладал таким дарованием, и именно поэтому она считала его своего рода провидцем.

Быть рядом с Эстер, беседовать с ней – величайшее удовольствие его жизни… Нет, он будет честен. Величайшими моментами в его жизни были те, когда он выходил на трибуну в парламенте и своей речью увлекал всех в ту сторону, в какую ему было нужно. Но Эстер – это утешение его жизни. Она не только бинтовала его больные ноги, но и поддерживала в нем гордость и честолюбие в такие моменты как этот, когда ему казалось, что он – величайший из политиков современности, лишен своим главным врагом – подагрой – права быть тем, кем он должен быть.

Вошла Эстер и сообщила, что прибыл граф Нортингтон и спрашивает, может ли он увидеть Питта.

– Нортингтон! – Питт приподнялся на кровати. – Он пришел от короля!

– Да, так он мне и сказал.

– Он принес какое-то послание… секретное послание, не сомневаюсь в этом. Георг устал от правительства этого Рокингема, поверь мне. Эстер, он хочет вернуть меня. Он всегда мечтал, чтобы я возглавил правительство. Ей-Богу, если бы только он не был под влиянием этого дурака Бьюта…

– Но Бьют уже больше не должен тебя беспокоить…

– Конечно, нет. Единственная вещь, которая меня действительно беспокоит, так это проклятая подагра. Давай-ка, побыстрей зови сюда Нортингтона.

– Я хотела подготовить тебя.

– Пока я не знаю, что королю от меня нужно, трудно быть готовым ко всему. Но давай его сюда, Эстер! Давай!

– Надеюсь, ты не поступишь опрометчиво!

– Опрометчиво! Причем здесь опрометчиво? – горячился Питт.

– Ты же знаешь, что сейчас ты не в состоянии вернуться туда. Ты должен поберечь себя. Тебе это известно.

– Да, Эстер, я знаю, – кивнул он угрюмо. – Но зови Нортингтона, и мы узнаем, что он нам скажет.

В сопровождении Эстер в спальню вошел Роберт Хенли, первый граф Нортингтон. Красивый мужчина среднего роста, с багровым цветом лица, что свидетельствовало о его пристрастии к алкоголю. Его речь, как правило, перемежалась непотребными словечками, за исключением тех случаев, когда он находился в обществе короля, который, как это ни странно, любил его и двумя годами ранее присвоил ему титул виконта Хенли и графа Нортингтона.

Вошедший сочувственно посмотрел на Питта и скорчил гримасу.

– Боже мой, Уильям, – сказал он и покачал головой. – Представляю, что ты чувствуешь. Вот глянул на тебя и вспомнил, что пережил сам. Только в моем случае всему виной было пьянство. А с тобой другое дело, Уильям. Это стихийное бедствие. Но если бы я знал, что моим ногам суждено носить канцлера, я бы лучше заботился о них в молодости.

– Сочувствие от товарища по несчастью, – проворчал Питт, бросая взгляд на письмо, которое Нортингтон держал в своих руках и еще не передал ему. – Большое спасибо. Но теперь-то ты не страдаешь!

– Эта старая чертовка-подагра дала мне небольшую передышку, Уильям. Молю Бога, чтобы и с тобой она поступила бы также. Когда ты прочтешь это письмо, ручаюсь, тебе станет лучше.

– От…

– Верно, Уильям. От самого Георга. Он уже не доверяет этой компании во главе с Ротингемом, и я, черт возьми, тоже.

Питт протянул руку за письмом.

«Ричмонд, понедельник, 7 июля 1766 г.

Мистер Питт, Ваше исполненное сознанием долга и прекрасное поведение прошлым летом вызвали у меня желание услышать ваше мнение относительно того, как сформировать дееспособное и достойное уважения правительство. Я прошу вас приехать в город ради этой благотворной цели.

Я не могу закончить свое письмо, не сказав вам о том, насколько мои мысли относительно основы, на которой должно формироваться новое правительство, созвучны идеям, высказанным вами по этому предмету в парламенте за несколько дней до Вашего отъезда в Сомерсетшир.

Передаю это письмо через графа Нортингтона, поскольку в моем окружении кроме него нет человека, на которого я бы мог полностью положиться, и который, как мне известно, абсолютно согласен со мной по содержанию данного письма.

Георг. Король.»

Питт выразительно посмотрел на Нортингтона. Наблюдавшая за ними Эстер перехватила этот взгляд и поняла, что он значит. Казалось, Уильям стал выглядеть лет на пять моложе; следы боли, словно каким-то удивительным образом, стерлись с его лица.

– Надеюсь, тебе все понятно, – обратился он к Эстер и протянул ей письмо.

– Вот именно, разве ты не согласилась бы?

– Георг знает, что не может обойтись без тебя, Уильям, – вставил Нортингтон.

– Но ты же понимаешь, что недостаточно здоров, – сказала Эстер.

– Моя дорогая, я знаю только одно, что это тот случай, когда я не могу устоять.

– Но…

– Послушай, он готов подчиниться мне безоговорочно. Правительство – на моих условиях. Это именно то, чего я всегда добивался. И теперь Георг просит меня сформировать его.

– Георг взрослеет! – заметил Нортингтон. Но во взгляде Эстер читалось беспокойство.

– Не бойся, – сказал ей муж, – это лучший стимул из тех, которые мне могли бы предложить.

– Значит, ты напишешь королю? – спросила Эстер.

– Немедленно.

Он встал с постели, правда прихрамывая, но его состояние поразительно улучшилось.

Это и есть жизнь. Это то, чего он хотел. А теперь – особенно, объяснил он Эстер. Разве она не помнит, что именно он сделал Англию империей? Разве не он прекратил это нелепое растрачивание людских ресурсов и денег в Европе и обратил свое внимание на мир, лежавший за морями? А теперь они могут потерять американские колонии, если во время не вмешаться.

– Это чудовищный гербовый сбор, придуманный твоим братцем, прости меня за эти слова, Эстер, будет началом краха всего того, что я сделал. Я не для того присоединил Америку к нашей империи, чтобы терять ее. Но в Англии у власти стоят дураки, Эстер, вот в чем вся суть.

Питт сел за письменный стол и написал ответ королю; послания его было несколько льстивым, но в этот момент он обожал короля.

«Сир,

Глубоко тронутый бесконечной добротой Вашего Величества ко мне и исполненный чувства долга и горячего желания трудиться ради чести и счастья самого милостивого и снисходительного из монархов, я поспешу прибыть в Лондон так быстро, как только смогу; был бы счастлив сменить свою немощь на стремительные крылья, чтобы поскорее воспользоваться оказанной мне высокой честью положить к стопам Вашего Величества скромное, но искренне предложение ничтожных услуг от самого покорного и самого преданного слуги Вашего Величества.

Уильям Питт.»

Георг прочитал письмо Питта с огромным удовольствием. Питт – величайший политик в стране, но он никогда не забывает проявлять должного уважения к королю.

Бывали времена, когда Георг понимал, что должен учитывать ужасную вероятность нового приступа заболевания, и именно поэтому он стремился сформировать сильное правительство на тот случай, если понадобится ввести регентство.

Углубленное знакомство с государственными документами, осознание того факта, что он все больше и больше разбирается в государственных делах, как и понимание того, что его многочисленные министры недееспособны – все это придавало ему уверенность, что он в состоянии сам управлять страной. Исчезла застенчивость, связанная с его скромным образом жизни в юные годы; он стал упрямым, и если уж он решился признать какую-либо точку зрения, то придерживался ее, несмотря ни на что. И вот теперь он был убежден, что вместе с мистером Питтом и его сторонниками они могут наилучшим образом управлять страной.

Скоро здесь появится мистер Питт, и обсуждая с ним вопрос о новом составе кабинета, он забудет о том страхе, который сидит в нем и причиняет боль, и от которого он пока еще не смог окончательно избавиться. Георг знал, что когда эта болезнь наваливалась на него, он на несколько дней переставал быть самим собой, и это вызывало в нем острое чувство незащищенности. Потом он даже не мог вспомнить, что происходило с ним в то время. Он, король Георг, становился жалким созданием, неспособным контролировать свой собственный разум. Страшно об этом подумать. Но он все предусмотрел на случай регентства. Лучший способ застраховаться от всяких случайностей, это – подготовиться к ним. Порой к нему возвращались мысли о Ханне. Но Ханна умерла. Он больше никогда не должен думать о ней. Его жена – Шарлотта, а она добрая женщина. В сентябре в их семье будет еще один малыш, а во время беременности она едва ли думает о чем-либо другом, кроме будущего ребенка.

Да, Шарлотта оказалась действительно хорошей женой, именно такой, какую он хотел, и ему не на что жаловаться. Она вполне смирилась с тем, что ей приходится жить тихо, в стороне от государственных проблем.

– Женщины не посмеют вмешиваться в мои дела, – пробормотал король, и вдруг подумал о своей матери, которая всегда, насколько он мог вспомнить, только так и поступала.

– Я прекращу это, – вновь сказал он вслух.

Но существовал еще лорд Бьют, которого он удалил от себя, но который через некоторое время непременно объявится вновь; и все это благодаря вдовствующей принцессе. Их любовная связь, на всем ее протяжении имела вполне благопристойный вид, но Георг никогда не одобрит этого. И еще одно сомнение терзало его: он долгие годы считал, что между ними чисто платонические отношения, а все вокруг знали об истинном характере их связи, все – кроме самого Георга.

В прошлом Бьют был добр к нему, но почему? В надежде, что обретет власть, когда Георг сядет на трон?

Поняв все это, Георг решил, что никогда больше не воспользуется советами лорда Бьюта. Рот Георга сложился в знакомые упрямые складки, когда он сел за письменный стол, чтобы написать Бьюту о своем решении.

Получив письмо короля, лорд Бьют удивился тому, что Георг смог объясняться с ним в таком тоне. Ведь это просто немыслимо, если вспомнить их дружеские отношения в прошлом, торжественное признание его заслуг, неоднократно повторяемые уверения в том, что неизвестно, смог бы он принимать правильные решения, не окажись Бьют рядом.

Теперь же Георг писал, что Бьют слишком честолюбив, если вознамерился создать оппозицию и стать во главе ее. Далее он писал, что советы Бьюта в прошлом, как оказалось, были исключительно неудачными.

О, нет! Этого не может быть! Но так действительно сказано в письме! Когда Бьют попытался встретиться с королем, ему ответили, что аудиенция в данный момент невозможна.

Георг изменился, от послушного прилежного юноши не осталось и следа; его место занял король-простак, он всегда будет таким, человеком, не сознающим своей собственной неполноценности.

«Уверяю Вас, – писал Бьют королю, – что я едва мог поверить своим глазам, когда прочитал Ваше письмо. Неужели Вы не видите разницы между мной и людьми, преследующими бунтарские и честолюбивые цели. Я уже никогда и никоим образом не собираюсь заниматься политикой и не посмею просить кого-либо следовать за мной, поскольку я утратил благорасположение Вашего Величества. Но я твердо заявляю, что бесконечно предан Вашему Величеству. Заканчивая, я обращаюсь с мольбой к моему несравненному королю простить меня за то, что я побеспокоил его своим утомительным письмом. Но я надеюсь и молю Ваше Величество поверить, что я предан вам более, чем кто-либо другой был и будет предан Вам в этой стране».

Запечатав письмо и отправив его с посыльным, лорд Бьют тяжело опустился в кресло и облокотился на стол. Его память вернулась к тем давним дням, когда был еще жив другой принц Уэльский – отец Георга. Как однажды ему довелось сыграть в вист в компании принца, пережидавший дождь. Это было начало. Затем он стал «персона грата» в королевской семье; а когда принц Уэльский внезапно умер, Бьют действительно увидел возможность втереться в доверие к его сыну – наивному юноше, которому предстояло стать королем, когда скончается его стареющий дедушка – тогдашний король. К тому же удачно получилось, что в него влюбилась мать мальчика, вдовствующая принцесса Уэльская.

Какой счастливый случай предоставился ему – шотландскому пэру, лишенному во многих отношениях возможности повышения в чинах по той лишь простой причине, что он шотландец, а не англичанин – найти покровительство в столь высоких кругах! И это продолжалось много лет. Его отношения с принцессой стали уютными, почти семейными; она была предана ему, возможно, даже больше, чем он ей, а Георг относился к нему как к отцу. А теперь… все изменилось.

Необходимо немедленно сообщить об этом принцессе, может быть она разъяснит ему, в чем дело. Проезжая по улицам города, Бьют забился в угол кареты. Правда, теперь люди относились к нему менее враждебно, но они не забывали об его отношениях с принцессой Уэльской и в любой момент могли наброситься на него. Если они устроят потасовку или начнут возмущаться – такая угроза была и это дойдет до ушей короля, он еще больше прежнего настроится против него. Георг даже может запретить ему встречаться с вдовствующей принцессой. О, нет, она никогда не допустит этого, в этом она сможет повлиять на короля.

Принцесса приняла его также тепло, как и прежде.

– Почему ты взволнован? – спросила она. – Прошу тебя, расскажи, что случилось. Иди сюда, мой дорогой, садись со мной рядом. Мне не нравится, когда ты так встревожен.

Слуги принцессы предусмотрительно исчезли, как делали это всегда, когда приезжал ее любовник.

– Крайне неприятное письмо от короля. Он не желает меня больше видеть.

– О, нет!

– Это правда. Вот оно.

Принцесса прочла письмо и прищелкнула языком.

– Георг – дурак! – воскликнула она. – Всегда был дураком, дураком и останется. Он не представляет себе, что значит быть королем.

– Почему же, постепенно он начинает понимать это, – возразил Бьют. – Сейчас у него уже сложилось представление о том, каким должен быть король. И, поверь мне, именно таким королем он и собирается стать. Он сделался чересчур упрямым. Если уж он принял какое-то решение, то ничто на свете не заставит его отказаться от него. К тому же… он настроен против меня.

– На Георга как-то повлияла его болезнь, – задумчиво сказала принцесса. – Он стал очень странным. Эта обрывистая… почти раздражительная манера говорить. Прежде он никогда не был таким. Он был медлительным и даже иногда заикался. Боюсь, что болезнь изменила его характер. Но, возможно, это временное явление и перед нами вскоре предстанет прежний Георг.

Бьют покачал головой.

– Не думаю. Кажется, он очень невзлюбил меня, и когда я думаю о той привязанности, которую он некогда питал ко мне…

– Мой дорогой, он оказался неблагодарным, но ведь мы есть друг у друга.

– Боюсь, что он может попытаться прекратить мои визиты к тебе.

– А вот этого я никогда не допущу.

Бьют улыбнулся и нежно обнял ее, но при этом подумал, что былое волнение уже ушло из их отношений. Теперь они больше походили на степенную, пожилую пару.

Уехав от вдовствующей принцессы, лорд Бьют по пути домой заглянул к мисс Вэнситтарт, весьма привлекательной леди из добропорядочной семьи. И все же Бьют, которому перевалило за пятьдесят, был гораздо старше ее.

Она приняла его с радостью и без удивления, потому что он ее навещал уже в течение некоторого времени, находя встречи с ней своего рода контрастом после общения с вдовствующей принцессой.

Мисс Вэнситтарт – женщина скромная, всем сердцем была привязана к Бьюту. Она не предъявляла к нему никаких требований, и это особенно радовало его.

Они не так уж давно стали любовниками, но встречались без особой страсти и нерегулярно, что соответствовало и ее характеру, и преклонным годам Бьюта.

Лорд Бьют поделился с мисс Вэнситтарт, что король настроен против него. Она утешала своего любовника, а он рассказал ей о верности вдовствующей принцессы, о прочности их отношений. Мисс Вэнситтарт откровенно восхищалась им, а он пообещал ей, что поговорит с принцессой, и когда освободится место в ее окружении, его займет мисс Вэнситтарт.

Мисс Вэнситтарт пришла в восторг от перспективы служить женщине, которая в течение нескольких лет была фактически женой, за исключением разве что имени, восхитительного лорда Бьюта. А тот явно уже забыл обиду, нанесенную ему королем и наслаждался обществом своей обаятельной подруги. Объяснял, какими привилегиями пользуются те, кто служит при дворах членов королевской семьи. Она обо всем этом еще узнает, а он научит ее, как заслужить особые почести.

После визита к этой даме у него стало значительно легче на душе, но когда он пришел домой к своей жене, эта самая сговорчивая женщина спросила его, не от мисс Вэнситтарт ли он вернулся?

Лорд Бьют не стал отрицать, поскольку она никогда не возражала против его отношений с вдовствующей принцессой, то почему теперь она должна роптать? Но все оказалось иначе.

– Ты должен прекратить посещать ее, – заявила она ему. – Эта женщина – не вдовствующая принцесса. Там было совсем другое дело.

– Мне кажется, что ты ревнуешь, – ответил ей его светлость.

– Конечно, ревную.

– К этой бедной молодой женщине?

– Вот именно. Что может предложить тебе эта бедная молодая женщина, кроме себя самой? Вдовствующая принцесса – иное дело.

– Боже, что за низменные, корыстные взгляды!

Но его жена рассмеялась и заявила, что не готова к тому, чтобы выслушивать сплетни о своем муже и мисс Вэнситтарт.

Лорд Бьют приуныл: похоже, жизнь перестала улыбаться ему.

Через четыре дня после получения письма от короля Уильям Питт попросил аудиенции у Его Величества.

– Пригласите его, пригласите его, – вскричал Георг. – Разве вы не знаете, что я не хочу заставлять мистера Питта ждать, а? Что?

Вошел, прихрамывая, Уильям Питт, и король посмотрел на него с волнением. Да, в свое время он допустил величайшую ошибку, позволив Бьюту убедить себя, что необходимо избавиться от Питта.

Но Питт не проявил своего недовольства. Король осведомился о его семье и рассказал ему о своей.

– Маленький Георг держится самоуверенней с каждым днем. Фредерик во всем подражает ему. Не сомневаюсь, что маленький Уильям со временем будет делать то же. Знаете, а королева ждет в сентябре еще одного ребенка, ха! Здорово, просто здорово! Скоро у нас будет большая семья, а? Что?

Мистер Питт как всегда элегантный, несмотря на болезнь, снисходительный и манерный произнес небольшую речь о радостях семейной жизни и добавил, что королевская чета подает достойный пример всей стране.

Это доставило удовольствие Георгу. Глаза его наполнились слезами при мысли о своих собственных и его жены добродетелях и о том, как хорошо они выполняют свою роль во славу Англии.

Затем разговор перешел на предмет, ради которого бывший министр прибыл в Лондон, при этом король ясно дал понять, что целиком полагается на мистера Питта. Георг откровенно признал, что разочаровался в кабинете Рокингема; фактически, он был неудовлетворен работой правительства с тех пор, как Питт перестал возглавлять его.

Глаза Питта засветились торжеством, когда он услышал это признание. Он приготовился к компромиссу, но теперь понял, что в нем нет никакой необходимости. Все будет так, как он – Питт – захочет.

Питт сказал королю, что готов составить список членов кабинета и представить его на одобрение Его Величества.

– Это для меня большое облегчение, – заявил Георг, тепло пожимая его руку. – Вы понимаете, а? Большое облегчение.

– Я понимаю, сир, и надеюсь, что у Вашего Величества не будет повода сожалеть о своем решении. Ваше Величество хорошо знает, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы это правительство работало успешно.

– Да, да, да! – поспешно заверил его Георг. – Я никогда в этом не сомневался, а? Что? Что?

Мистер Питт откланялся и вышел из покоев короля. Король изменился, и Питт не мог избавиться от неясного чувства тревоги. Он заметил появившуюся у короля манеру говорить очень быстро с неизменными «А? Что? Что?» в конце каждой фразы. Перемены в нем наступили после его недавнего недомогания… той загадочной болезни, в которой не разобрался ни один из врачей и о которой ходило столько слухов.

Неужели регентство? – подумал Питт, но про себя усмехнулся и решил, что займется этим вопросом, если возникнет такая необходимость. А сейчас он получил карт бланш на формирование нового правительства.

Питт представил свой список министров королю, и тот одобрил его. Первым лордом-казначеем назначался герцог Графтон. Возможно, это был несколько опрометчивый выбор, но вовсе не потому, что у герцога не хватало способностей или можно было сомневаться в его поддержке, а из-за его образа жизни. Будучи одним из потомков Карла Второго, Графтон унаследовал многие черты этого монарха, главной из которых была любовь к женщинам. Его нынешняя связь стала притчей во языцех при дворе. Любовница Графтона – известная куртизанка, дочь портного с Бонд-стрит, Нэнси Парсонс вначале жила с вест-индским купцом по имени Хор-тон, с которым она уехала на Ямайку. Однако Ямайка пришлась ей не по вкусу и вскоре она вернулась в Лондон, где у нее сразу же появилось много любовников, главным из которых и был герцог Графтон. Герцог флиртовал с ней в открытую, его постоянно видели с ней на ипподроме. Помимо женщин, он очень увлекался скачками на лошадях и полностью игнорировал свою жену – мать троих детей. О его похождениях всем было хорошо известно, это стало притчей во языцех. Известный остряк Хорас Уолпол сказал, что Графтон «отказался от светского общества ради проститутки и скачек»; Уолпол то и дело направлял острие своей критики против «миссис Хортон герцога Графтона, миссис Хортон герцога Дорсета, миссис Хортон каждого встречного-поперечного». И вот такого человека Питт выдвинул на пост Первого лорда казначейства.

В качестве лорда-президента предлагался граф Нортингтон, министра финансов – мистер Чарлз Таусенд, а пост лорда-хранителя печати Питт оставил за собой.

Когда стали известно о новых назначениях, по всему Сити начались праздники. На улицах жгли костры. Мэр решил устроить в Гилдхолле банкет в честь мистера Питта – Великого простолюдина. На банкете много говорилось о процветании Сити, чему способствовал мистер Питт, будучи министром. Мистер Питт сделал Англию империей, а Сити знал, что империя – это развитие торговли и процветание.

На улицах громко выкрикивали имя Питта, поджидали его карету, а завидев ее, спешили к ней, приветствуя Питта одобрительными возгласами. Огромная волна оптимизма прокатилась по городу.

– Теперь все будет хорошо, – говорили люди. – Вернулся мистер Питт.

За шитьем, чтением, небольшими прогулками по своим апартаментам в Кью, посещением детей в детской, их визитами к ней медленно тянулись для Шарлотты трудные месяцы беременности.

Хотя, подумала она, я должны была бы к этому уже привыкнуть. Одно, правда, было утешительно: чем больше она рожала детей, тем легче у нее это получалось.

Своего мужа она видела не часто. Он был занят новым правительством и мистером Питтом.

Когда он навещал Шарлотту, она засыпала его вопросами, потому что вокруг было столько волнительных разговоров и новости доходили даже до Кью. Ей хотелось знать, что заставило мистера Питта вернуться и на каких условиях. Шарлотта слышала, что он ушел в отставку с первого поста в государстве из-за разногласий с королем и большинством министров.

Когда Георг приезжал, они вместе гуляли в парке. Он интересовался малейшими подробностями их быта. Это вошло у него в привычку. Почему розы посадили на этом месте? Он посылал за садовником и расспрашивал его, а у того всегда были готовы ответы для него.

Но если Шарлотта расспрашивала его о делах в правительстве, он слегка краснел и со вздохом говорил:

– О, эти государственные дела… государственные дела.

– По-видимому, все взволнованы этим новым поворотом событий.

– Не стоит столько говорить об этом. Поживем – увидим, а?

– У мистера Питта должно быть много планов.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Послушай, а ты регулярно делаешь упражнения? Тебе необходимо. Очень необходимо, а? Чувствуешь себя хорошо? Чувствуешь жару, а? Что? Обычно в твоем положении, а?

– Я чувствую себя как всегда в эти периоды, но я хотела бы знать…

– Будь осторожна. Не бери себе в голову то, чего не следует. Нехорошо для ребенка. Нехорошо для тебя, а? Я думаю, тут неплохо бы проложить тропинку. Ты как думаешь, а?

И все продолжалось в таком же духе.

По временам Шарлотте казалось, что она – пленница, которую баловали, окружали комфортом, удовлетворяли почти все ее физические потребности, но лишили свободы.

Я похожа на королеву – пчелу-матку в улье, думала Шарлотта. Обо мне заботятся, чтобы я могла давать потомство.

Через несколько дней после того, как Уильям Питт сформировал свое правительство, он допустил величайшую ошибку в своей жизни и карьере. Он принял титул пэра, стал виконтом Питтом из Бертон-Пинсента в графстве Сомерсетшир и графом Чатем в графстве Кент.

Его друзья не могли с уверенностью ответить на вопрос, что побудило его пойти на такой шаг. Улеглись первые волнения по поводу того, что Питт вновь оказался в упряжке; он знал, что его старый враг – подагра – не отпустит его и не даст ему возможности довести до конца свои планы; он чувствовал себя старым, утомленным человеком; и, поскольку большинство его коллег имели высокие титулы, ему казалось вполне справедливым и правильным, чтобы и он, так много сделавший для своей страны, не отличался в этом от них.

Во всяком случае, он принял эти титулы и, сделав это, потерял один, который так много значил в глазах людей. Теперь он являлся графом Чатемом, но уже больше не был Великим простолюдином.

«Иллюминация в честь милорда Чатема! – кричали жители Лондона. – Банкет в Гилдхолле! Не может того быть! Это же в честь мистера Питта, а не лорда Чатема. Он оказался таким же корыстолюбивым, как и все остальные. Питт вернулся в правительство не для того, чтобы служить стране. Просто он хотел получить звучный титул и все, что за этим следует.»

На улицах его уже не встречали с прежним восторгом. Никто не выкрикивал Питту «Ура!». Люди угрюмо молчали.

Лорд Честерфилд написал в те дни своему сыну: «Он упал вверх и сам, сам себе настолько навредил, что уже больше никогда не сможет встать на ноги». Проницательный Хорас Уолпол указал на то, что приняв новый титул графа, он нанес больший вред стране, чем себе. «Пока он пользовался любовью народа, в Европе не было ничего более внушительного, чем его имя. Когда лев втянул когти, он уже больше не страшен в своем лесу».

Немощный человек, доведенный почти до отчаяния своей болезнью, Питт старался не обращать внимания на общественное мнение, которое прежде целиком было на его стороне, и попытался управлять своим правительством, составленным из представителей обеих партий. Но именно потому, что он включил в правительство вигов и тори, друзей и врагов, заставив их работать вместе; потому, что он сам, приняв титул графа, разрушил свой собственный имидж, а главное, потому, что его болезнь прогрессировала, он был обречен на провал.

Эдмунд Берк впоследствии описал это правительство «как разноцветную мозаику, не скрепленную цементом; тут немного черного, там – немного белого; патриоты и придворные льстецы; добрые друзья и республиканцы; виги и тори; вероломные друзья и открытые враги – все это весьма любопытная картина, но крайне опасно до нее дотрагиваться и очень ненадежно стоять на ней».

Тот год выдался неурожайным, а обстоятельства вынудили Чатема наложить эмбарго на импорт зерна. Это был очень тяжелый для него период, и когда миновало лето и наступила осень, подагра начала мучить его сильнее прежнего.

В сентябре Шарлотта переехала в Букингемский дворец, чтобы подготовиться к родам. Королевский отпрыск должен рождаться в Лондоне, и теперь, когда Букингемский дворец стал такой широко известной королевской резиденцией, у Шарлотты уже больше не было необходимости возвращаться в этот мрачный, старый Сент-Джеймс.

Хотя ей и не разрешали соваться не в свои дела, она, конечно, знала о том, что случилось. Шарлотта слышала, что мистер Питт стал лордом Чатемом и что это мало кому понравилось.

Как ей хотелось бы, чтобы Георг советовался с ней. С какой радостью она беседовала бы с ним о политике. Ведь, в конечном счете, она не так уж глупа. Ей немного не хватает знаний, но ей же не разрешали учиться. Она понимала, что решение держать ее подальше от всех дел, исходит от вдовствующей принцессы. Эта женщина была откровенно ревнива. Шарлотта торжествовала, услышав, что любовник принцессы лорд Бьют впал в немилость у короля, и что Георг кажется, наконец-то, перестал цепляться за мамину юбку.

Какое счастье, что она теперь понимает английскую речь и может черпать разного рода информацию из разговоров своих фрейлин. Самая несдержанная на язык, конечно, мисс Чадлей. Мне это на руку, подумала Шарлотта.

Поразмыслив, она пришла к выводу, что жизнь в Англии совсем не похожа на ту, которую она себе представляла. Она-то думала, что приехала сюда, чтобы править вместе со своим мужем, но до сих пор ей не пришлось заниматься почти ничем кроме того, как вынашивать и воспитывать детей.

Ну что ж, у нее есть три сына, на которых она не могла нарадоваться. В конечном счете, быть матерью – гораздо более благородное занятие, чем быть политиком, хотя некоторым женщинам удавалось стать и тем и другим.

На деревьях начали желтеть листья. Ей не хотелось задумываться, по какому поводу все эти крики на улицах. Не хватает хлеба? Нарушил свой долг лорд Чатем? Какое все это имеет значение, когда вот-вот должна зародиться новая жизнь.

На этот раз я хочу девочку, сказала она мисс Чадлей, и та ответила ей, что непременно это будет девочка, если судить по тому, как Ее Величество носит этого ребенка, и кроме того, после трех мальчиков должна наконец появиться девочка.

Двадцать шестого сентября Шарлотта родила ребенка. Маленькую девочку. Ее желание исполнилось. Девочку назвали Шарлоттой Августой Матильдой. Королева радостная и счастливая, в тот момент не желавшая быть ни с кем, кроме матери, заявила, что этот ребенок – ее маленький «Михайлов гусь».[6]