Три цвета надежды [СИ]

Зеленый

Квон Дами не разомкнула рук, оставаясь возле Джина и придерживая его, когда закончился поцелуй, но не для того, чтобы касаться, а для того, чтобы не переставать быть прикрытием. Она повернулась к людям своего брата и громко, с возвышения крикнула им:

— Опустите пистолеты! — неохотно и не синхронно, но они послушались, один за другим опустив дула к земле. До того, как сестра Дракона была похищена, никто не только не знал, как она выглядит — о её существования даже не имели представления. Но для поисков фотография была извлечена из личных данных и наёмники прекрасно знали, кто перед ними стоит. Та, которую нужно вернуть, та, за какой-нибудь несчастный случай с которой с ними поквитаются. — Дайте кто-нибудь телефон, мне нужно позвонить Джиёну.

Она протянула одну руку и ждала, когда с ней поделятся средством связи. Прибывшие бандиты были в основном китайцами, поэтому переглянулись, не очень понимая, о чем речь, но те, что были корейцы, быстрее осознали требуемое. Один из первых, что ворвался в церковь достал мобильный и осторожно подошёл к Юне, протягивая сотовый ей навстречу. Она с благодарностью взяла его, набрав наизусть известный номер. Телефоном Джина воспользоваться категорически не хотелось, не хватало ещё, чтобы Джиён узнал что-то, что ему не положено знать! А к этому Дами решила с этого дня относить всё, что относится к её личной жизни. Это должно принадлежать только ей.

Пришлось подождать некоторое время, прежде чем брат соизволил поднять трубку.

— Джи, привет, это Дами, — сразу же представилась она, услышав голос, который, произнося даже самые милые и безобидные слова, звучал так, будто подразумевал «ну что за идиоты меня беспокоят?». Хуже того, при беседах лицом к лицу вся его манера выражала то же самое, поэтому Юна с трудом выносила продолжительное общение с братом. Она любила его, как члена своей семьи, как родного человека, но разность их взглядов была великой, а потому проживать одинаковые судьбы не имелось возможности. То, что казалось правильным Дракону, было вынужденной необходимостью его сестры, до последних месяцев не сильно утруждавшей себя в лицемерии и игре, выходившей у неё органично, но чем дальше, тем более тяготила её взятая на себя когда-то роль помощницы.

— Наконец-то! Тебя нашли? Почему они не звонят мне отчитаться? С тобой всё в порядке?

— Да, со мной всё хорошо, только… Джиён, отзови своих людей, я не пойду с ними никуда.

— В чем дело? — подозрительно спросил он.

— Моей жизни не грозила и не грозит опасность, — подумав немного, Дами сказала: — Я вышла замуж.

— Замуж? — механически повторил Джиён. Признавшись, девушка понятия не имела, какую реакцию вызовет это в брате. Что он подумает, что предпримет? — Хорошо, — чуть приглушенно выдал он, и так спокойно… так, как всегда, когда начинал размышлять. А вот это было в его персоне самым опасным — его мозги, приводящие почти всегда не к лучшим для окружающих решениям. — И кто он?

— Какая разница? — но Дами поняла, что ему всё равно доложат, с кем нашли её, и кто этот молодой мужчина, осмелившийся бегать по ночному Сеулу от драконов. — Просто человек, которого я выбрала. Стоматолог.

— Стоматолог? — опять вторил Джиён, но уже с большим ехидством. — И что же послужило причиной такого выбора, Дами? Чем он привлек тебя? — «Я спасала его от тебя!» — но это лишь послужит сигналом к тому, чтобы наброситься и убрать шваль, мешавшую с помощью сестры решать более глобальные проблемы.

— Любовь, — покосившись на Джина, понадеялась Юна, что тот не воспримет её признание всерьёз. Это всего лишь отговорка для брата. Дантист заинтриговано приподнял брови, прислушиваясь к каждому слову.

— Ты научилась шутить или разучилась думать? — хмыкнул он, приобретя в интонации угрюмую усталость. — Какая любовь, Дами? Ты с каких пор в неё поверила?

— Как нашла — так и поверила!

— А как потеряешь — опять разуверишься? — Джиён хохотнул, и сестра порадовалась, что хотя бы не смотрит сейчас в его глаза, всегда всё знающие, видящие больше, чем показывают, расковырявшие в своей досужести этот мир на мельчайшие частицы, познавшие его и, если не превзошедшие, то хотя бы достигшие того же уровня цинизма и жестокой непредсказуемости, что злой рок. — Что есть вера, принятая от одного явления и до другого, как не заблуждение?

— Кто сказал, что в заблуждениях не живешь ты? — Разговор с ним нужно прекратить, как можно быстрее, иначе он опять поставит её в тупик своей логикой, и она сдастся.

— А кто сказал обратное?

— Я! — по крайней мере, она могла спорить с ним как угодно грубо, он не причинит ей вреда, никогда и ни за что, в отличие от других, кто были ему никем, и попытались бы точно так же вести себя.

— Я заблуждаюсь, по-твоему, что любви нет? — Дами уже начинала жалеть, что назвала это поводом своего замужества. Что же ей, теперь придётся доказывать, играя новую роль влюбленной по уши в Джина, что брат ошибся и любовь есть? — Когда настрогаешь парочку детей, и обнаружишь своего новоиспеченного супруга в постели с любовницей, потому что ты ему больше не мила, пожалуйста, не прилетай ко мне со слезами и племянниками, ища поддержки и говоря, что я был прав. Я могу кое-как терпеть дураков от природы, но становящихся дураками добровольно я не люблю особенно.

— Не волнуйся, я тебя не побеспокою. Могу даже вообще больше не приезжать в твой Сингапур!

— Не можешь. Привези-ка мне зятя, хочу на него посмотреть.

— Что?! — Дами опять посмотрела на Джина. Тот не мог слышать, что именно планируется с его участием. — Но… Джиён, я не хочу везти его к тебе, я не знаю, что ты там задумал и не хочу рисковать жизнью этого человека.

— Я ничего не собираюсь с ним делать, просто познакомлюсь. Он же теперь наша семья, — медоточиво выделил последнее слово Дракон. — Ты же понимаешь, что такое семья, моя взрослая и самостоятельная сестра? Это люди, которые вне зависимости от обстоятельств остаются тебе теми, кем являются. Например, я твой брат, что бы мы ни делали, как бы себя ни вели — я им и останусь, и если даже, презирая тебя за глупость, я захочу прогнать тебя прочь, а ты попросишь прощения — я тебе его дам, как и всё, что будет в моих силах. А муж — это такой человек, который, если полюбит другую девицу, оставит тебя, и его не удержит ничто, ни дети, ни деньги… разве что мои угрозы пристрелить его. Так что же, Дами, я могу посмотреть на того, кого ты всё-таки захотела сделать членом нашей семьи, веря в то, что это навсегда, как и ваши светлые чувства? — девушка вовсе и не думала, что это навсегда, и что ей придётся провести с Джином хоть сколько-нибудь продолжительное время. Оставайся они в Корее — они могут разъехаться и больше не встречаться, но Джиён теперь обрубает эту возможность. А как ей объяснить это всё Джину?

— Мне в любом случае нужно поговорить с ним… я позвоню тебе завтра, хорошо? — после всех слов Джиёна, она почувствовала себя неблагодарной, а когда он назвал её самостоятельной, то выжег этим обратное. Да, и она, и родители имели всё благодаря ему, и несмотря на то, что он был сложным, тяжелым человеком, которого они сами не понимали, который был далек от них, он никогда не опирался на свои личные симпатии и то, что тепла у него его родственники не вызывали. Он был преданным сыном и братом, выполнял свой долг, пусть даже без каких-либо искренних чувств, но Дами знала, что именно разум не позволял ему поступать иначе, и до тех пор, пока он в здравом уме, он не перейдёт грань «семейности», которую хранил, как и бездушные сокровища в пещере мог хранить бы мифический дракон, пусть зная, что не может ими воспользоваться, что они для него ничего не значат, но они его, и это уже образует смысл их оберегания. Джиён умел заставить почувствовать неловкость.

— Я надеюсь, что мне не придётся искать тебя снова. Я несу за тебя ответственность, Дами, и, будь добра, если тебе захочется в очередной раз посамовольничать, предупреди, чтобы я не совершал напрасных действий. Дай мне сюда того, кто дал тебе трубку, я скажу, чтобы они приглядели за тобой до завтра, — отрезал Джиён, и сестра поняла, что уговаривать его на что-то другое бесполезно. Она вернула телефон одному из гангстеров, развернувшись к Джину и вздохнув.

— Любовь, значит? — тихо произнес мужчина, поднимая руку, чтобы вновь положить её на талию девушки, но та отступила на шаг, видя, что люди Дракона присмирели и собираются охранять их и сопровождать, а не нападать.

— Я же должна была ему что-то сказать… Идём отсюда. Мне нужно подумать обо всем случившемся, а тебе в больницу.

— Мы поедем в разные стороны? — нахмурился Джин, наблюдая стремительно нападающую на Юну холодность. При посторонних она опять стала той леди, какую он увидел впервые, и беседа с братом будто заразила её этим холодом.

— Ну да… — пожала она плечами, пытаясь избавиться от посеянных Джиёном сомнений, которых и так было через край. Она и без него разочаровалась в золотых, но что-то ещё теплилось, пока брат не опрокинул на неё, в своём духе, ушат занозистой реальности, и всё стало зыбким, ненадежным, бессмысленным, как и всё, что таилось в душе. Только деньги, только материальное, только ощутимое может быть более постоянным и значимым.

— А ничего, что у нас первая брачная ночь сегодня? — напомнил Джин.

— Ты серьёзно? — деланно повела плечом Юна. На что же он купился, этот стоматолог? На её внешность или прохладность, означающую незавоеванность и неприступность? Любовь, любовь… есть ли она, в самом деле? Этот тип, стоявший перед ней, стал первым, кого она по-настоящему захотела, и это породило в ней надежду, но сам-то он что к ней испытывает? То же, что может испытать к любой другой: похоть и интерес. — Для тебя так значим совершенный обряд? Я всего лишь воспользовалась им для твоего спасения, расслабься, — Джин взял её за запястье, уже не ища в глазах дозволения, и притянул к себе ближе, довольно грубо одернув, чтобы Юна встала рядом.

— Я буддист, Юна, и для меня произошедшее — что пустой звук, — она поджала губы, почему-то насторожившись. Взыграло ретивое, как же так? Для него ничего не значит это? Только что она сама готова была смеяться над этим фиктивным венчанием, но когда посмеяться захотел и он — сердце пожелало оскорбиться. — Пустым звуком являются все договоренности до тех пор, пока их участники не отнесутся обоюдно с уважением к случившемуся. И я спрашиваю тебя, должен ли я выкинуть из головы эту несчастную минутную церемонию, как то пытаешься сделать ты, или я должен запомнить её и дорожить ею, потому что теперь у меня есть супруга, почитающая это событие не меньше моего? — Юна вонзила в него свои глаза. Страсть вновь стала разгораться в её груди, притушенная ледяным тоном брата. Сможет ли она, когда одиноко уйдет отсюда, гадая о дальнейшей судьбе, без каких-либо эмоций подумать о том, как Джин отвел пистолет и, признав её своей женой, поцеловал? Сможет ли она без сожалений расстаться с возможностью испытать с ним всё, что он предлагал ей, как мужчина, тем более сейчас, когда он не отказывается от своих слов, а согласен подтвердить их действием? — Скажи же, Юна, расходимся мы сейчас чужими людьми, или остаёмся друг другу кем-то, а кем — зависит только от нас, потому что отношения не строятся односторонне, в наивном представлении того, что ты будешь позволять себя любить, требуя чувств, а сама, ничего не делая, лишь будешь ждать, проснётся в тебе что-то или нет? Когда хотят испытать что-то — испытывают, а не смотрят на небо, чтоб то послало тебе на голову нечто, — опустив глаза, сестра Дракона никак не могла заставить произнести себя то, что вертелось на языке. Для начала требовалось укротить высокомерие. Джин потянул её за руку к выходу. — Ты можешь подумать о случившемся и у меня дома. А я перебинтую себе там плечо, в больницу я всё равно не поеду.

— Джин… — вынудила она его остановиться, упершись, когда перед ними расступились парни в черных костюмах, прячущие пистолеты по карманам и кобурам. Священник, поняв, что опасность отступила, как можно неслышнее отступил к стене и растворился в церковных закромах. — А после брачной ночи в тебе всё-таки проснется буддист, для которого католическое венчание — мыльный пузырь?

— Во время брачной ночи во мне проснётся золотой, — наклонился он к уху Юны, чтобы имеющиеся вокруг корейцы его не услышали. — А они имеют свойство называть за всю свою жизнь женой только одну женщину, если уж и назвали. Со своей стороны очень надеюсь, что это у кошек — девять жизней, а девственностей у самок дракона максимум три, и отданная мне будет последней.

— Джин… — умудрился опять ввести её он в краску. — Я не готова… — вдруг поняла она, воображая, что всё пойдёт слишком стремительно. Секс не был для неё новинкой, но близость с Джином пугала почти так же, как первый поцелуй с ним при осознании того, что он дантист. С мужчинами, не волнующими душу, можно было быть какой угодно простофилей в постели, но когда ты жаждешь оказаться в объятьях и понимаешь, что в этот раз с тобой будет не юнец, не мужлан и не баран, не умеющий ничего делать, кроме как вставлять свой член, то оторопь берет от собственной неумелости.

Ничего не ответив, Джин не отпустил её и повел дальше. На пойманном такси они доехали до дома, в котором он жил, поднялись в его квартиру. Выбираясь из автомобиля, несмотря на боль в руке, мужчина молча поднял Юну на руки и так и внес к себе, не то беспокоясь о её порезанной ноге, не то соблюдая правила молодоженов. Девушка никак не прокомментировала его поступка, пока он не опустил её на стул в гостиной. Когда над головой включился свет, она огляделась, обнаружив жуткий холостяцкий бардак.

— Господи, какой беспорядок… — Джин недовольно на неё бросил взгляд, подбирая брюки и рубашки с пола возле кресла. — Понятно, почему ты не отказался пожениться. Тебе тут необходима домохозяйка, — сыронизировала Юна.

— Я не знаю, что нужно нам обоим, Дами, — попытался приучить себя к её настоящему имени зубной доктор. — Но, по-моему, наша драма в том, что мы оба не знаем и о себе, чего хотим, и что нам нужно. Я когда-то бросался навстречу любви слишком рьяно, ты не бросалась на неё никогда. В итоге мы не знаем одинаково, что же это такое, стоит ли оно каких-либо хлопот, и для чего вообще людям соединяться? — Он ушёл в соседнюю комнату вместе с этим повисшим вопросом, но через минуту вернулся с аптечкой. Опустившись перед Юной на пол, он приподнял её босую ступню и, достав проспиртованные салфетки, принялся оттирать её для обработки. Девушка сморщила нос от пощипывания. Руки мужчины были умелыми и аккуратными, они протерли, смазали и перевязали рану быстро и отточено.

— В основном это происходит для удовлетворения инстинктов, — промолвила Дами, изучая белую повязку на ноге. — Гормоны бурлят, им нужен выход, иначе они ударяют в голову и заставляют человека хотеть что-то, считать жизненноважным подбор какой-нибудь половинки. А потом вырабатывается привычка, и нам кажется, что мы уже не можем без кого-то. Всё объясняется психологией, химией, науками… — Ухмыльнувшись, Джин отсел на кресло, взявшись за своё плечо. Оставшись в одних штанах, он сидел под ярким светом и Юна наконец смогла разглядеть его тщательно, с кучей шрамов на теле, незаметных и больших, очень старых и более свежих. Последний он получит из-за неё.

— Ну, объясни тогда научно, почему я очень хочу с тобой переспать, но не буду сегодня этого делать? — Она округлила глаза. Не будет? Что за стягивание жил под ребрами — разочарование?

— Из вредности?

— А вредность химически тоже как-то обосновывается? — улыбнулся он. Дами поднялась и, прихромав к нему, перехватила края бинта и, спасая его от изворачивания, чтобы закрепить повязку на себе одной рукой, завязала узелок сама, пригладив его после с неизвестно откуда взявшейся нежностью. — Я не буду обманывать, заверяя тебя в том, что люблю, и от тебя не хочу слышать вранья, что любовь между нами уже есть. Но я прекрасно вижу все предпосылки для того, чтобы она появилась, и, поскольку я хочу её, хочу тебя, хочу нас — я сделаю для этого всё возможное, и пусть на это уйдёт не день и не неделя, но я добьюсь того, что посмотрев однажды на тебя с утра, спящую на соседней подушке, вполне искренне признаю, что люблю. — Девушка задумчиво посмотрела ему в лицо. Приподняв её с подлокотника, он усадил её к себе на колено, радуясь, что на ней всё ещё нет никакой лишней одежды, она бы сильно мешала сближаться. Когда голая кожа касается голой кожи, даже слова получаются обнаженными и не фальшивыми. «Не хочу» со стояком не произносят, как любит говорить Намджун.

— И долго ты намереваешься откладывать нашу первую ночь? — шепотом спросила Юна, стесняясь своего вопроса. Джин погладил её по бедру, не думая, что без ущерба для своего здоровья сможет делать это продолжительное время.

— Я не буду предупреждать заранее, когда я сорвусь, — хитро улыбнулся он. — Так будет интереснее.

— Джиён хочет познакомиться с тобой, — не смогла больше томиться этими мыслями Юна. Проблемы не давали расслабиться и отвлечься на те темы, которые с удовольствием поддерживал Джин. — Он попросил приехать нас к нему. Я не думаю, что это совершенно безопасно.

— Давай поговорим об этом утром?

— Не могу — я же не усну, пока не узнаю, как поступить!

— Если это грозит опасностью мне, то мне и ломать над этим голову. Выкинь это из мыслей, — дав знать, что приподнимается, Джин подождал, когда Юна встанет и поднялся следом. — Твои проблемы теперь мои.

— Они наши. Все наши проблемы теперь общие, — возмутилась она негромко.

— Я не привык впутывать женщин во что-либо…

— А мне надоело, что мужчины не спрашивают женского мнения, — уперлась она.

— Будда, на ком я женился! — шутливо возвел ладони вверх Джин. — Дами, я серьёзно, нам нужно поспать, отдохнуть, и на выспавшуюся голову обмозговать всё, что накопилось, — понимая, что с ней не собираются обговаривать план того, как принять предложение Джиёна о гостеприимстве, она заглотила это, как обиду и, надувшись, некоторое время посопротивлялась Джину, тянущему её в спальню. Но потом усталость дала знать о себе, и девушка, опустив руки, прошла следом, посмотрела, как Джин, снявший брюки, откинул одеяло и забрался под него. Постояв около выключателя под выжидающим взором венчанного мужа, Юна щелкнула свет и, сняв его же рубашку с себя, нырнула под одеяло рядом. Теплая рука тут же нашла её и, подгребя к себе, прижала к груди. Ощущая никогда прежде не испытываемый уют и спокойствие, Дами замерла, прислушиваясь к себе. Никогда раньше она не говорила ни с кем так откровенно, не обсуждала своих сомнений и грызущих волнений, ни с кем не была близка настолько, чтобы поговорить о брате. Да, брат решал раньше все дела за неё, приказывал и распоряжался, и всё в основном откуда-то издалека, не общаясь с ней много и не вникая в её нужды и желания. От этого ей и хотелось избавиться, а не приобретать другого тирана взамен первому. Но когда губы Джина коснулись её виска и он в темноте произнес: «А ты сама хочешь к нему ехать или нет?», Дами вдруг почувствовала, что есть кто-то, кого действительно тревожит, что она хочет. Едва ли не задрожав от этого открытия, она закрыла глаза, съежившись под рукой мужчины, с которым так внезапно оказалась в одной кровати на законных основаниях. Свою руку она положила на его талию.

— Давай поговорим об этом утром? — повторила она его предложение, и сама не заметила, как уснула.

Хосок проснулся на узкой кровати общежития, не найдя рядом с собой ту, с которой засыпал. Брезжил свет дня, царила тишина. Скинув с себя одеяло, он потер сонные глаза и, пока ворочался, услышал девичий вскрик, на который тут же распахнул веки. Одна из соседок Ханы, с расческой в руке, стояла уставившись на него.

— Доброе утро… — попытался он разрядить паузу, но студентка лишь слабо кивнула ему. Куль из одеяла, образовавшийся над ним, послужил надежным прикрытием, и вернувшиеся под утро девицы думали, что Хана спит одна — разве можно было предположить о ней иное? Уснувшие так же крепко, как гость их комнаты, они не слышали, как приятельница встала, собралась и ушла к первой паре, а когда встали сами, собираясь к третьей, то с удивлением подумали, что это всё та же их соседка впервые в жизни проспала лекции. — А где Хана? — задал риторический вопрос Джей-Хоуп.

— В университете… наверное, — опознав в нем того, кто так и не переспал с ней несколько дней назад, девушка ошарашено пыталась понять, как же так произошло, что сбежавший от неё вернулся, но вернулся не к ней, а их ботаничке, никогда прежде не знавшей мужского общества.

— Ясно, — не имея комплексов при дамах, знавших плотские удовольствия не понаслышке, Хосок спустил ноги с кровати и, найдя глазами все детали своей одежды, незамеченной невнимательными подругами, собрал их и принялся натягивать на себя, последними выудив из-под кровати ботинки. — До свидания! — вежливо попрощался он и пошел по коридору, к лестнице, чтобы покинуть общежитие. Он был не рад, что не услышал, как уходила Хана. Нехорошо это по отношению к ней. До скольких у неё занятия? Надо будет наведаться сюда, или в кафе, где она работает, ещё раз попытаться извиниться. Впрочем, ночь удалась после того, как он взялся за вторую попытку и, оставалось надеяться, что подобные извинения скрасили первое впечатление. Джей-Хоуп вспомнил буквально всё, что знал и умел, чтобы не сломать у девочки правильное восприятие сексуальных удовольствий. Собственно, доказывая то, что они — эти сексуальные телодвижения — созданы для удовольствий и из них состоят, Хосок похудел килограмма на два за пару часов. Ноги и бедра болели от напряжения, руки ныли, губы стерлись, а спина соглашалась выпрямляться очень постепенно. Плечи до самых лопаток тянула приятная боль, как после тренировок в спортзале. Но Хана в конце концов затрепыхалась в оргазме, и цель была достигнута. С чувством собственного достоинства, Хосок потянулся на крыльце, пожелав доброго дня консьержу и, вспомнив о том, что забыл ночью бумажник и мобильный, отправился на его поиски.

К счастью, персонал заведения, где он всё оставил, был добросовестным, и тут же вручил ему его вещи, стоило туда добраться. Сунув кошелек в карман куртки, Джей-Хоуп проверил телефон, где была куча непринятых вызовов от Джина. Что-то случилось? Черт, он же сегодня… нет, вчера должен был охранять Юну! А после него Ви, чьих звонков тоже было море в вызовах. Но всё по порядку; Хосок набрал Джина.

— Хоуп! Ты цел? Наконец-то!

— Да что бы со мной сделалось? А в чем дело? — услышал он беспокойство в голосе друга.

— Да много чего! — воскликнул тот, одновременно радостный, что с их предводителем всё хорошо, и раздраженный, что тот, видимо, пропадал из-за какой-то мелкой причины, пропустив важные изменения. — Тебе в подробностях, или перейти сразу к главному?

— Давай с главного, а потом подробности.

— Ладно. Тебе больше не надо жениться на Квон Дами, — выдал Джин, огорошив до самого основания Хосока. Вихрь разнородных мыслей и эмоций сверлом прошелся насквозь.

— То есть… как не надо? Почему? — боясь вздохнуть с облегчением раньше времени, заикнулся Хоуп.

— Потому что на ней женился я, — признал Джин не без иронии.

— Ты?! Блин… доктор, ты чего творишь? Я знал, что врачей учат самоотверженности ради людей, но ты… ты прям в крайность кинулся… как так вышло? — И постепенно, слушая рассказ Джина о событиях прошедшей ночи, понимая, насколько бессовестно проспал пьяным то, что не имел права проспать, из-за чего едва не пострадал серьёзно его друг, Джей-Хоуп всё начал осознавать, что избавлен от нужды в браке с сестрой главаря сингапурской мафии, что его свобода возвращена, а угрозы врага под боком больше нет.

— … Так что, теперь меня ждут для знакомства в Сингапуре. Джиён ещё не в курсе, кто я такой, и я думаю, стоит ли его оповещать об этом, или нет?

— Он всё равно узнает, рано или поздно, поэтому лучше поступить честно, — подводил итог Джей-Хоуп. — Только поедешь не ты… или не ты один. Нужно позвонить в Нью-Йорк и захватить с собой дипломата по поводу переговоров с Джиёном. Ты же знаешь, мы так не решим никаких вопросов на словах с ним, как умеет наш адвокат.

— Ладно, договорились. Увидимся вечером для обсуждения планов более подробно?

— Конечно! Я подъеду… и спасибо, Джин, — произнес слова благодарности, казавшиеся ему всё равно недостаточными за то, что сделал товарищ. — Спасибо за то, что смог всё сделать сам и… в общем-то благополучно всё завершил. Только сам-то ты теперь как?

— Не бойся, я сделал это всё не без удовольствия, — скромно пошел на откровение Джин.

— Только не скажи, что Юна тебе нравится?

— Именно это я и хочу сказать. Вот увидишь, мы найдём общий язык.

— С драконихой? — цокнул языком Джей-Хоуп. Он не имел представления, как с такими дамочками договариваются, но Джину, мастеру своего дела, конечно же виднее.

— Ну, я же золотой, а эти создания такие падкие на всё блестящее, — засмеялся Джин и одернул себя. — В общем, не хочу выносить сор из избы, это же теперь моя семейная жизнь, между прочим.

— Черт, как это непривычно и пугающе звучит…

— Так радуйся, ведь теперь тебе не нужно в это погружаться. — Молодые люди простились и Хоуп, открыв свою машину, уселся за руль. Снова свобода передвижения, свободный статус, всё прекрасно. Отец вновь будет рвать и метать, придумывать, где взять новую невесту и как заполучить внуков. Хосок потянулся ещё раз, блаженствуя, что угроза ограничений его частной жизни слегка отступила. В этот момент перед его глазами опять проплыло лицо Ханы. Руки вернулись на руль, и Джей-Хоуп убрал беззаботную улыбку с лица. Он сказал этой ночью, что если бы его не заставляли вступить в ненавистный брак, то он взял бы на себя ответственность за обесчещенную девушку, и предпочел бы её… так что же — он волен сделать это. Былой страх печати в паспорте пронесся галопом вокруг. Хватит! Пора взрослеть. Одно дело пугаться чего-то и не хотеть, и совсем другое — не отвечать за свои слова. Хана не тянула его за язык и ничего не просила. Она отдалась ему беззаветно и потому, что влюблена. Простая, открытая и незатейливая девушка, которая никогда не обманет, не изменит, ни во что не впутается и сумеет поддержать. Девчонка, которой куда более хочется стать супругом, чем и без того богатенькой дочери состоятельных родителей. Давать деньги просто так — унижать Хану, а сделать её своей женой и поднять из тех условий, в которых она живет другое дело.

Хосок начал поэтапно представлять, как бы пошла совместная жизнь вместе с Ханой, тронувшись и поехав по дороге. Она будет долго отказываться от предложения? Кое-какое знание женской натуры подсказывало, что она откажется, для начала. Потом, конечно, примет кольцо и бросится ему на шею. Он её даже приподнимет и покружит в воздухе. Её радость доставит ему удовольствие, она такая невинная и хорошая девочка, что радовать её тянуло. Потом он представит её отцу, тот поорет, но смирится, а когда Хана забеременеет, то и вовсе растает перед такой милой невесткой. Джей-Хоуп представил Хану беременной и умилился сам. Она будет замечательной матерью — можно было спорить на что угодно, очень чуткой, заботливой и умеющей воспитывать правильно. Это огромный плюс. Не будет докучать, лезть с лишними вопросами, неслышная и незаметная, как мышка, покорная, как традиционная корейская жена. Идеально. У них родится ребенок… Хосок дошел в фантазиях и до этого страшившего его момента, когда он возьмет в руки конверт из одеяла, перевязанного непременно голубой лентой, заглянет внутрь, а там вопящий младенец. Сколько саркастичных и злорадствующих открыток прилетит ему от друзей по этому поводу! Ему припомнят все его шутки… Позади раздался оглушительный гул клаксона, призывающий трогаться и ехать дальше. Хосок надавил на газ, посмотрев на зеленый свет, который зажегся, а он и не заметил. Как бы там ни было, сегодня вечером он поедет к Хане, а перед этим в ювелирный.

Это был первый день за долгое время, когда Джину хотелось поскорее вернуться с работы. Обычно она не удручала его, и даже приносила искреннее профессиональное удовольствие. Как умелый врач, знающий своё дело, он никогда не спешил, не делал ничего наскоряк, не занимался клиентами исключительно ради денег, желая больше и больше. К каждому зубу, каждой дырке от кариеса, пломбе он подходил с ответственностью, будто от этого зависела жизнь человека. В общем-то, по своему складу характера, Джин относился так ко многим вещам, считая, что всякая мелочь достойна внимания, поскольку — избитое выражение — из этих мелочей состоит всё вокруг, ежедневно, ежечасно. Но сегодня каждый посетитель по записи заставлял нехотя возвращаться к своему делу, крепясь и продолжая монотонное разглядывание ртов, сверление и лечение.

Утром он ушел, оставив Дами просыпающейся и собирающейся завтракать. От пережитых волнений и усталости, и не имеющая привычки вставать рано на работу, она не потревожилась от его будильника, и Джин успел одеться и приготовить себе еду, прежде чем она выползла из спальни, вновь натянув его рубашку. Надо бы привезти ей какие-то вещи, о чем она попросила, позвонив в обед. Его-то не смущала полуобнаженная, не имеющая возможности никуда от него деться и выйти на улицу сексуальная красавица. Он дал ей свой номер телефона, как мобильный, так и кабинета, и она звонила из дома, поскольку Хосок ещё не вернул ей её телефон. Джину нечего было скрывать у себя в комнатах, и он без лишних опасений оставил своей внезапной жене квартиру в полное распоряжение. Там нельзя найти ничего подозрительного или секретной информации о золотых — они не склонны растаскивать её по своим жилищам, и держат в местах специально под это отведенных.

Освободившись от последнего страждущего и привычно пожелав реже обращаться к стоматологам, Джин снял белый халат, надел пиджак и вышел в приёмную. Попрощавшись с медсестрами, самые молодые из которых частенько пытались добиться успеха у холостого доктора, мужчина вышел из клиники, направившись на стоянку к своей машине. Он ведь больше не холост. У него ночью появилась супруга, только он не обзавелся даже кольцом. Странно, но никаких особых эмоциональных всплесков, в отличие от Хоупа, он по этому поводу не испытывал. Джин никогда не бегал от брака, просто относился к нему достаточно серьёзно, а вернее — относился серьёзно ко всему в своей жизни, особенно работе и долгу золотого, поэтому ему было не до личной жизни и свадеб. Да, женщины его манили и прельщали, и любовниц он менял с некоторой регулярностью, но в данном случае он концентрировался на обоюдном наслаждении и удовлетворении, а не создании семьи. И вот, он вдруг женат. Прислушиваться к ощущениям было бесполезно — ничего не изменилось, странным образом Джин давно воспринимал себя, как несвободного, чем и аргументировал отказ от продолжительных и дающих надежду романов. Он был повенчан с призванием золотого, с честью праведного бандита, которыми они с друзьями являлись. Не было никакого подобия отпуска за последние почти десять лет, когда бы Джин расслабился и подумал «вот бы сейчас бросить всё и устроить семейное гнездышко». Никогда, после ошибок давней юности, его к этому больше не тянуло специально, пусть сама подобная мысль и не отвращала. Ждал ли он любви или чего-то чудесного, знаменательного? Подсознательно всегда присутствовало понимание, что любовь даст слабину его волевому характеру, его целеустремленности по всем фронтам, но тем интереснее было бы постараться перебороть в себе слабость и обрести ещё большую духовную силу. Потому, наверное, хотелось найти девушку, которая бы не испытывала боли от того, кем приходится быть её возлюбленному, такую, которой можно было бы всё сказать, и она не дрогнула.

Юна… вернее Дами, несколько дней вызывала в нем такие разные чувства, от пренебрежения к страсти, от безразличия до желания обладать, что под конец, когда она наставила на него пистолет и попыталась принудить к браку, в душе Джина царило равновесие, тепло, понимание, сочувствие и, что странно, зачатки любви. Естественно, если бы он не хотел, он бы не поддался этому и вышел из церкви без всяких клятв и обрядов, он не тот человек, кто устраивает фарсы, чтобы обидеть и надурить пусть не беззащитных и не невинных, но всё-таки юных девочек. Глядя на неё в эту ночь, он почувствовал, что хочет рядом с собой именно такую спутницу, не просто отчаянную и готовую на что-то, а нуждающуюся в нем, нуждающуюся в спасении и, во всех смыслах, чтобы принцессу вырвали из лап дракона. Принцем Джин не был, но героем быть старался, не ради тщеславия, а лишь потому, что качества героя соответствуют принципам золотых, помогая не терять ориентиров.

Купив по дороге несколько нарядов, дантист поднялся к себе и открыл дверь, едва не подумав, что ошибся ею. Начиная с прихожей, стелясь вдаль, сияла чистота, блестели полы, пахло освежителем воздуха, обувь была расставлена по полкам или убрана куда-то, на паркете не лежало ни единой вещи, которой не положено было там быть. Джин моргнул, налаживая зрение — не показалось ли? Из зала выглянула Дами, державшая тряпку для протирания пыли. На ней был один из его сменных халатов, во время уборки она не стала замарывать его рубашку. Глаза её неловко бегали по стенам, не встречаясь со взглядом Джина.

— Привет… надеюсь, ты не будешь, как семь гномов, орать, что я вычистила твою грязь?

— Ну… — мужчина непривычно огляделся, снимая пиджак и вешая его на крючок, ставя портфель на тумбочку, на которой вдруг оказалось незанятое пространство. А где же щетки для чистки обуви, полироль, расчески, запасные комплекты ключей, визитки и рекламки, которые он сбрасывает сюда, после того, как вытащит из почтового ящика? — Я могу как один гном поворчать, что ничего не найду после этого санитарного урагана.

— Спросишь, если что-то будет нужно.

— Первый вопрос: почему не встречаешь мужа с работы поцелуем? — посмотрел он на Дами, заставив ту, наконец, остановить глаза на его лице. Решительность во всем его виде показывала, что он не шутит. Медленно подойдя, она чуть подтянулась и коснулась губами его щеки.

— Добро пожаловать домой, — тихо сказала она, но неудовлетворенный этим Джин взял её за подбородок и, развернув на себя, поцеловал в губы, отмерив достаточное количество страсти для того, чтобы она поняла — первая брачная ночь не за горами, и тянуть резину долго не придется.

— У нас ещё не закончился даже медовый месяц, а ты уже хочешь перескочить в отношения давних супругов, уставших друг от друга, — Джин протянул ей пакет с обувью и одеждой. — Держи, чтобы ты могла добраться до дома и взять всё, что тебе необходимо.

— Спасибо, — не думая, прокомментировала девушка. — Я отдам тебе за это деньги.

— Что? — непонимающе посмотрел на неё Джин. — Какие деньги?

— Ну… ты же потратился на меня, — пожала плечами Дами, видя, как недоволен становится муж.

— И что? Мы семья, вообще-то. Я должен содержать тебя, и мои деньги ровно настолько же твои, как и мои.

— Да, но у меня их значительно больше, — напомнила сестра Дракона. — Я дочь миллионера, и могу себе позволить…

— Это лишняя информация для меня, — поднял руку Джин, осадив её. — Меня не волнуют твои деньги, и приобщать их к семейному бюджету я не прошу. Я зарабатываю достаточно.

— Неуместная гордыня, почему я должна избавляться от того уровня, к которому привыкла?

— Разве я это сказал? Трать на себя сколько угодно своих денег, только не надо создавать материальной иерархии между нами двумя, — немного злясь, Джин прошёл в ванную, чтобы умыться и вымыть руки с дороги. Расстегнув манжеты, он закатал рукава.

— А если я захочу потратить их на тебя? — сунулась она следом, спрятав ладони в карманах медицинского халата.

— Большего унижения ты придумать не сможешь, — отершись полотенцем, мужчина развернулся в проход, где стояла его новобрачная. — На мужчин не тратят деньги — их ими позорят. Это моё мнение.

— Я знаю, что ты не альфонс, почему же не отнестись к этому адекватно? Подарки — это ведь не оскорбление? Я сестра Джиёна, и, по-моему, вправе желать, чтобы мой муж носил ролекс, Версаче, пах Пако Рабан и возил меня на кабриолете.

— Тогда не стоило направлять на меня дуло накануне, — выжал улыбку Джин. — Или же ты намерена теперь наводить его на меня постоянно, чтобы я выполнял те или иные требования? — Дами поджала губы, гадая, что ответить. К сожалению, в переговорах с мужчинами, которые бы ей нравились, раньше она не бывала, а с безразличием ставить на место и язвить сейчас не получалось, по причине отсутствия этого самого безразличия.

— Может, в таком случае, мне лучше уехать к себе, и мы будем жить отдельно?

— К компромиссам, я так понимаю, приходить ты не умеешь, — осознавая, что старше, опытнее и должен быть мудрее, Джин достал ладонь Дами из кармана и взял в свою. — Разве мы не договорились обо всем ночью?

— Ты мог бы быть сговорчивее, почему ты всегда задвигаешь моё мнение? — «Потому что ты своё выставляешь, как аксиому, и хочешь рабской покорности!» — подумал Джин. Нет, с Хосоком эта девушка точно не нашла бы общий язык, тот взбеленился бы при первом же разговоре, а ведь этой красавице Квон всего-то и нужно подсказывать и показывать, ей нужны наставления, твердое плечо и надежность, а ещё больше — тепло и нежность.

— Хорошо, чего ты хочешь конкретно сейчас?

— Ничего… — злобно прошипела она. Джин вздохнул. Вот оно — типичное женское. Сначала сделай, как ей надо, а когда выясняешь, как ей надо — ей уже не надо ничего. Но почему-то в Дами это скорее забавляло, чем раздражало. Он видел, что она способна собраться и вести себя так, как требуют обстоятельства.

— Что ж, тогда мне нужно отъехать к Хосоку, поговорить с ним, забрать твою сумочку с её содержимым…

— Конечно, я же приготовила ужин, чтобы ты ел его холодным! — проворчала она, отворачиваясь. Джин поймал её и притянул к себе, радуясь всё сильнее.

— И почему же ты молчишь? Я с удовольствием поем. В твоей компании, — Дами промолчала опять, да она могла и не говорить, почему не сообщает о подобных вещах ему. У неё не было опыта нормальных, романтических отношений, заботы, взаимопонимания. Ей было неловко за свои первые попытки, она смущалась своих действий, не потому, что считала их неправильными, а потому что не знала, какую это всё получит реакцию и отдачу. — Знаешь, подобные мелочи… ужин, поцелуй, добрый взгляд, приятные слова — это всё куда важнее дорогих подарков. Для меня важнее, но я не знаю, достаточно ли этого будет тебе, если ты привыкла к большему размаху…

— Я не могу тебе сказать, чего я хочу, — прошептала она, дуя губы и водя пальцем по его груди, к которой он её прислонил. — Не потому, что мне трудно, а потому, что когда я заявляю о своих желаниях мужчине, и они это делают с моих слов — я перестаю это хотеть… мне неприятно, что вам нужны инструкции. Я всегда хотела, чтобы мужчина понимал без слов, сам знал, что мне нужно. Иначе я никогда не проникнусь к нему симпатией. — Сложнейшая задача встала перед Джином. До этого он считал, что знает, чем порадовать девушек, но когда ему в лоб сказали, что ничего говорить не будут, иначе он же и будет проигравшим, он почти растерялся. Решив, что слова на самом деле многое часто портят, мужчина опять приподнял к себе лицо жены и завладел её губами. Подумав мгновение, она поддалась.

На съемной квартире Шуги и Ви все собрались часом позже. Новости о произошедшем успели распространиться по всей компании, и теперь только Джей-Хоуп поигрывал в кармане коробочкой с кольцом, не решаясь озвучить ещё одну весть. Он собрался жениться. Друзья убьют его, после всего, что он выкинул, чтобы сбежать из-под венца. Но неужели они не поймут разницы, не войдут в положение? Девчонка была девственницей, он не имеет права бросить её на произвол судьбы, тем более, она ведь не лезла в его кровать и не подпаивала, всё произошло по его вине, и ему за это отвечать.

— Ну что, очередной женатик, — протянул Юнги руку задержавшемуся Джину. — Уже опаздывать начинаем… из постели вытащили? — как у человека, давно в постели по конкретному поводу не бывавшему, шутки Шуги свелись к пошлостям и кроватным темам. О начале его отношений с Джинни тоже стало всем известно, но подкалывать его сестрой Рэпмона никто бы не взялся, понимая, что оскорбят брата, да и их подружку, бывшую всем, как младшая сестренка. Другое дело сестра Джиёна, их идеологического неприятеля.

— Мы всего лишь ужинали, — сел Джин на свободное место. — И это последний раз, когда я скажу тебе, чем я занимался со своей женой. Имей совесть, — он никому не открыл её тайны о гименопластике, и даже находил в этом скрытое удовольствие, что многие будут думать, что он у неё по-настоящему первый.

— Перейдём к делу, — одернул их Намджун, примчавшийся с работы, чтобы лично обсудить свалившееся на их голову счастье или несчастье в виде приглашения Джиёна в Сингапур. — Личное второстепенно, по сравнению с тем, что в целом эта незапланированная свадьба могла разозлить Дракона. А мы все знаем, что злобы он своей никогда не показывает, потом просто ебанёт, откуда не ждали, и всё.

— Это он может, — кивнул Тэхён, кусая губы.

— Он явно желал выдать свою сестру за кого-то важного и весомого, — заметил Шуга.

— За меня она хотела пойти сама, — покачал головой Хосок.

— Серьёзно? — не дернул и бровью Джин. — Ты веришь этому? Веришь, что всё это время за ней не стояла тень брата и не давала напутствий?

— Я думал, что ты тоже в это поверил, — удивился наследник ювелира.

— Делать вид, что веришь и верить — не одно и то же, — Джин выдохнул. Он был самым выдержанным из них, и именно это всегда помогало проворачивать дела, связанные с женщинами. Джей-Хоуп был отличным актером, но ему нужна была гавань, где он мог бы отдыхать от сменяемых масок, быть самим собой, Джин же поведенчески не менялся никогда. Он размерено и немного говорил, вежливо улыбался и бывал простачком на вид, но его не перегружало всё это, и он мог пребывать в таком состоянии всегда, думая совершенно иное. — Я вчера смотрел на её лицо, когда она говорила с Джиёном. Она была вся скована, она хотела сказать что-то ещё… помимо прочего, ты не представляешь, как её меняет пятиминутная беседа с ним. Он по-прежнему оказывает на неё сильнейшее влияние, и если оставить Дами с ним наедине в полной уверенности, что их не подслушивают, я не знаю, что вновь поселится в её голове. На этот раз явно что-то пошло не так в их планах. За меня она точно не собиралась выходить, но раз уж так вышло, они пока поиграют роли облапошенных. Тем не менее, таковыми они вряд ли надолго останутся.

— И ты всё равно, понимая это, пригреваешь змею на шее? — удивился Юнги.

— Она мне, действительно, нравится. Кроме того, врага лучше держать на привязи, чем вне досягаемости.

— Если уж ты так уверен в полном коварстве и продуманности этой парочки Квон, — принялся рассуждать Хосок. — То с чего ты взял, что ты был им совершенно не нужен? А если ты и был изначальной целью?

— С какой стати? — ухмыльнулся Джин.

— Я знаю, что ты не любишь об этом говорить и вспоминать… но твой старший брат… — напомнил Джей-Хоуп о давнем, болезненном вопросе, который, казалось бы, был закрыт.

— Мы с ним давно разобрались, кем он мне приходится после всего, что натворил. Так что у меня нет брата. Мы не упоминаем друг о друге, тем делая друг для друга единственное, что можем — не выдаём подробностей. — Джин посмотрел на свои искривленные пальцы на одной руке. Когда-то брат втянулся в противозаконные интриги, стал бандитом, и попал в серьёзные неприятности. Чтобы вытащить его, Джину пришлось согласиться поработать несколько месяцев на преступников: убивать, избивать, обманывать, отбирать. Выкупив своими поступками брата, Джин отправился в буддийский монастырь искупать грехи и очищаться, благодаря чему, волей судьбы, и стал золотым. Но, как выяснилось, брату было мало, и он вернулся к прежнему. — Я не хочу с ним встречаться, мы с ним ничего друг для друга не значим, поэтому через меня ни на что невозможно оказать влияния, в прочем, как и вообще узнать, что я как-то с ним связан. Он и сам не знает, что я золотой.

— И ты не хочешь ехать в Сингапур, чтобы не сталкиваться с неприятным? — поинтересовался Хосок.

— Месть не застилает мне глаза, — повертел перед ними Джин кривоватую конечность. — Я поехал бы в Сингапур только ради того, чтобы не дать Дами слишком утонуть в наущениях брата. Я намерен держать её от него подальше, насколько это возможно, ведь совсем не видеться с ним она не может.

— Я позвонил сегодня Ёнгуку, он поедет с нами, тобой и мной, — дополнил Джей-Хоуп складывающуюся картинку.

— Что ж, посмотрим, что из этого всего выйдет, — Джин поднялся. Ему снова не терпелось вернуться к себе и остаться наедине с той, которой не доверял, которую опасался и с которой не был до конца честен, и всё-таки к которой тянуло. Несмотря на все осторожности и сложности, грядущие в этом браке, он знал, что сможет любить, сердце и разум будут мирно сосуществовать, не входя в противоречия. Но приручить, перетянув на себя, эту прекрасную и непонятную девушку, стало первостепенной задачей в мыслях Джина.

Джей-Хоуп, так ничего и не сказав товарищам, прикинул, что лучше оповещать по факту. Сначала обручится, а потом уже раструбит о том, что тоже собрался обзавести женой. Поехав из квартиры Юнги и Ви прямо к кафе, где работала Хана, он быстро долетел до него и, заглушив мотор, пошагал искать ту, которая утром с ним даже не попрощалась. Её розовая блузочка завиднелась ещё издалека, в свете ламп, висящих над столиками. Она протирала один из них, составив грязные стаканы с остатками пивной пены на поднос. Хоуп остановился у него и, поймав поднятый взгляд Ханы, улыбнулся и сел перед ней.

— Добрый вечер, — покрывающаяся алым, как ртуть в нагревающемся градуснике, официантка несмело кивнула. — Как у тебя дела? Я к тебе по делу… — не дожидаясь продолжения, дрожащими руками схватив поднос, Хана развернулась и убежала. Хосок остался с раскрытым ртом. Что это было? Конечно, ночью все более храбрые, но чтобы после произошедшего между ними вот так пулей убегать, подкошенной стыдом — такого с ним ещё не было. Придется подождать, когда она оправится от его появления и вернётся.

Однако надежда его была наивной. Убежавшая Хана сначала несильно заплакала, спрятавшись в подсобке, а потом, быстро успокоившись, вообще передумала выходить, пока парень не уйдет. Она представления не имела, как решилась на всё ночью, приободряемая темнотой и любовью, но теперь её сжигал заживо стыд. Она отдалась ему, этому прекрасному, уверенному, блестящему, который пришёл, как ни в чем не бывало. Ей нужно было обслуживать его, но руки тряслись, а ноги становились, как растаявший воск. Смотреть ему в глаза и слышать его голос невыносимо, не думая о том, каким всё это было ночью… этой неповторимой и необычайной ночью.

Прождав больше получаса, пока не понял, что все заказы стали принимать другие официантки, Джей-Хоуп поднялся и пошёл к подсобкам. Спросив у барменши-администратора о Хане, он получил указание куда-то в сторону кухни. Обойдя стойку, он предвосхитил возмущение крупной купюрой, сунутой в карман женщине.

— Я только поговорю с ней, — сказал он и побрел по выложенным кафелем коридорам. — Хана? Хана?! — её выдал щелчок закрывшейся раздевалки для персонала. Он дернул за ручку двери — да, она заперлась. Хоуп постучал. — Хана, открой, пожалуйста, — тишина. И долго с ней это будет твориться? Все девственницы ведут себя так после первого раза? Хосок похвалил себя, что верно делал, не связываясь с ними. Пойми эти целомудренные создания, утерявшие невинность! — Ладно, хотя бы послушай. Ты слышишь меня?

— Слышу, — произнес с той стороны надломленный голосок.

— Ну, ты чего чудишь? Я что, обидеть тебя хочу? Ты ненавидишь меня после произошедшего?

— Нет.

— Боишься? Я похож на того, кто плохо тебе сделает?

— Нет, — опять прощебетала она.

— Хана, я ведь, правда, с добрыми намерениями к тебе пришёл. С предложением, — выдохнул Хосок, понимая, что оттягивать до более подходящего момента бесполезно, его может не представиться. Она не спрашивала, что за предложение, и он вновь продолжал сам: — Хана, помнишь, я сказал тебе, что женился бы, не будь связывающих меня обязательств? Так вот, я от них избавился! — он сам нервничал и переживал, когда ехал сюда, но желание выудить девушку из-за двери придавало сил. — Хана, я могу теперь жениться на тебе, — немой ответ, то есть, никакого. Если бы не шум холодильников и посудомоек, то хотя бы дыхание, или стук взволнованного сердца могли бы донестись. Но нет, ничего. — Я пришёл, чтобы предложить тебе выйти за меня замуж, Хана. Ты согласна?

— Нет, — раздалось тихо по ту сторону.

— Нет?! — ошарашено отпрянул Хоуп от двери, посмотрев на неё, белую и ничего не выражающую. — Почему?!

— Потому что вы меня не любите…

— Мы же договаривались — «ты»! — вздохнул Хосок, приняв её аргумент, но не собираясь сдаваться перед ним. Не любит! И что же? Он же добровольно предлагает, а не из-под палки. — Хана, это такая ерунда… я же хорошо к тебе отношусь, ну? Ты мне очень нравишься. И я должен жениться на тебе, ты же понимаешь. Я поступил плохо, позволь мне загладить свою вину.

— Я не сержусь на тебя. Всё нормально, — по-прежнему не собиралась она отворять. — Ты ничего мне не должен.

— Хана, открой сейчас же! — начал закипать Хосок. В конце концов, он несколько часов назад с ней спал! Он имеет право на её тело, оно принадлежало ему, отдавшись по любви. Уж она-то его любит? И отказывает. Что за ненормальная!

— Ты не хочешь на мне жениться, пожалуйста, не заставляй себя это делать из-за призывов совести. Всё в порядке.

— Нет, не в порядке! Я прошу тебя выйти за меня замуж, а ты отказываешь — это ты называешь «всё в порядке»? Девочка, ты вообще женщина, или нет? Я думал, что вроде бы тебя ею сегодня сделал, — пошутил нелепо он, улыбнувшись и не зная, какое выражение лица у девушки за дверью. Он, Чон Хосок, бегавший от брачных уз, готовый расстаться с жизнью, но не со свободой, наконец-то делает этот жест, и получает в ответ «нет». Нет!

— Я не пойду за тебя, Джей-Хоуп, — услышал твердое намерение он. Его решили переспорить снова? Ну хватит, довольно девиц, которые навязывают ему то, что ему не по нраву! Достав из кармана связку ключей, он нашёл висящую со всем остальным отмычку и вставил в скважину.

Дверь легко поддалась умелым действиям, тем более что замок раздевалки и не был мудрёным и застрахованным от взлома. Хосок вошёл внутрь, обнаружив пятившуюся от него в глубину девушку. Не испуг, а скорее всё тот же не проходящий стыд отодвигал её от него. Он не стал её настигать, прикрыв дверь и прислонившись к ней спиной. Официантка остановилась. Как с ней было говорить дальше? Как убедить? И был ли в этом всё ещё смысл? Хосок с недовольством заметил в себе вскрикнувшую было радость от того, что свобода снова может остаться при нем, но тут же запретил ей располагаться в душе, как в своём вечном доме. Никаких сомнений быть не должно. Та, которую он обесчестил — должна стать женой, или бесчестье настигнет его самого.

— Хана… — будь это одна из его любовниц, он бы заиграл глазами, маня к себе, скользнул в её сторону, ловко ухватил бы за запястье или локоть, прижал к себе, сначала бы обезоружил поцелуями и объятьями, а потом уже заговорил. Но это не тот случай. Пытаясь себя убедить, что и эта девушка способна реагировать, как другие, он всё же не был уверен, что с ней стоит поступать так, как с другими. Он забрал её невинность этой ночью, она ещё вовсе не опытная и не созревшая, чтобы адекватно принимать свободный флирт и физические контакты. Это отражено на её лице, разрумянившемся, заблудившемся, встревоженном. — Забудь, пожалуйста, свою напрасную гордость. Точнее… нет, она, конечно, не напрасная. Твоя гордость, самая искренняя, самая ценная и правильная, сохранила в тебе ту чистоту и целомудренность, которую я, волей судьбы, несколько испортил… — «Что я несу? — Джей-Хоуп замолчал и задумался тщательнее над полившимся потоком фраз. — Если ей важна взаимная любовь, что я могу, кроме как пообещать полюбить её когда-нибудь? Но смогу ли я сделать это на самом деле, или обману её? И ради чего?». — Хана, в это трудно поверить, но я совестливый человек, и я не могу оставить всё так, как есть.

— Я же сказала, я не держу зла и обид. Пожалуйста, твоя совесть может быть спокойна, — заверила официантка.

— Нет, так не пойдёт. Я понимаю, что ты честная девушка, и для тебя важны чувства, которых ты пока во мне не находишь… но что поделать? Мы переспали, и я не думаю, что ты вот так просто выкинешь из головы это. Я так точно не выкину. Давай же не будем разбегаться в разные стороны, ощущая осадок недосказанности и чего-то неверно совершенного. К тому же, ты порядочная девушка, должно быть, тебе трудно будет построить личную жизнь быстро с кем-то другим…

— Я не тороплюсь, — покачав головой, Хана собрала всю волю в кулак и, выпрямившись, подошла к Хосоку. Вернее, к выходу, встав в такую стойку, что стало ясно: она ждёт, чтобы он отошёл и выпустил её. — Когда-нибудь, пусть нескоро, я встречу другого человека, с которым мы полюбим друг друга взаимно, и тогда всё наладится. Он поймёт, если будет любить, почему у меня не первый. Это ведь не так срамно в наше время, как раньше, разве нет? — Хоуп посмотрел на неё с высоты своего роста, и его пронзило что-то, что он со страху и неразборчивости назвал бы эгоизмом. Но приглядевшись к себе — если бы эмоции не мешали анализировать — он мог бы уловить нотки ревности, доселе никогда не испытываемой. Хана была его единственной девственницей, и, не в силах не думать об этом, молодой человек ощущал, как никогда раньше не интересовался интимной жизнью женщин до и после своего присутствия. Это были путаны, шлюхи, куртизанки, которых невозможно обвинить в связях с другими, это было их ремесло, профессия, благодаря которой они умели многое, а многое даже прекрасно умели. Какое ему дело было до того, сколько мужчин у них было в прошлом, а сколько будет в будущем? Он сам для них был эпизодом, как и они для него, и пусть он помнил почти всех, никогда ни к одной не отнесся пренебрежительно или неуважительно, всё же ни разу не испытывал зуда неизвестности, жжения от осознания того, что его сменит следующий, десятый ли, сотый или тысячный. Но не сегодня, не сейчас. Хосок точно знал, что у Ханы не было до него никого. Нетронутая, как первый выпавший только что снег. Он познакомил её с постельными радостями, взял страстно и с желанием, так сказать, основал фундамент всей её дальнейшей кроватной истории. Всё, что ведала она о сексе — узнала она от него. Он достоверно знал, что испытывала когда-либо она под мужчиной, потому что кроме него у неё никого не было. И вот, девушка говорит, что когда-нибудь появится другой, с которым они воспылают взаимностью, и тогда всё наладится. Хоуп представил, что кто-то заберется на Хану, и ему это не понравилось. Для этого он её разве лишал девственности? Если задаться этим вопросом, то цели-то у него и вовсе не было, но если пытаться обнаружить её задним числом, то уж точно не для других он тут проторил дорогу. И все эти немного прагматичные и далекие от душевных рассуждения всё-таки выливались в одну главную идею, что Хосок не допустит никаких других после себя. Это… это всё равно что прежде покупал что-то или брал в аренду, использовал, пусть и бережно и по назначению, но всё-таки понимал, что это не его, не им сделано и временно. А тут, будто своими руками слепил, создал, хоть патентуй. Как же родное изобретение можно пустить по рукам и в свободное плавание? Нет, Хана должна остаться при нем, но как, если женой быть не согласна? Делать любовницей хорошую девчонку? «Фи!» — сам себе сказал Хоуп, не оценив задумки. Не собираясь лгать и не будучи убежденным в своих словах, он всё же вымолвил:

— Но этим кем-то, кто когда-нибудь тебя полюбит, могу быть и я. Почему ты не рассматриваешь такой возможности? — Хана внимательно посмотрела на него, округлив несильно глаза. Не удивившись, а взвешивая весомость и исполнимость сказанного. Её печально-трогательная улыбка предупредила об очередном выводе не в его пользу.

— Потому что… этого не может быть, Хоуп, — называла она его по-прежнему по кличке. «А знает ли она моё настоящее имя?» — не смог припомнить Хосок.

— Почему не может?

— Я не из твоего круга. Ты всегда будешь относиться ко мне, как к бедной девочке, которую нужно кормить, которую нужно жалеть, которую нужно подтягивать до своего уровня. Посмотри на меня — я тебе совсем не подхожу. Я… — замешкавшись, Хана попыталась вернуть ту смелость, что обуяла её ночью. Опустив глаза, она сомкнула руки на переднике. — Я люблю тебя, и это случилось не вчера. Ты понравился мне ещё полгода назад, — призналась она. Парень был изумлен, но не решился перебивать и вставлять какие-либо замечания. — Но ты никогда бы не заметил такую, как я, и это случайность, что мы… оказались единожды вместе. У нас всё совсем разное. Ты познакомился с моими соседками, потому что бываешь в клубах, а я там не бываю никогда, поэтому при нормальных обстоятельствах мы бы даже не познакомились. Ты клиент заведения, где я обслуживающий персонал — ты и не можешь, и не должен смотреть на такую, как я…

— Хана, — оборвал её Хосок, взяв за руку, чем помешал той сминать белую накрахмаленную ткань. Официантка вздрогнула. Ладонь была потной и влажной от волнения, и молодой человек сдержался, чтобы не улыбнуться этому милому нервничанию. — Но случаю-то виднее, как, где и кого сталкивать? Каким-то образом, напившись и потеряв разум, я добрел сюда, наткнулся на тебя, и вышло то, что вышло. И я вовсе не считаю тебя бедной девочкой для жалости, — Хана поджала губы, и он понял, о чем она вспомнила. — Прости ещё раз, что совал тебе деньги ночью. Это было некрасиво — согласен, но я растерялся не меньше твоего. Ты мне нравишься, даже больше, чем какие-либо другие девушки сейчас. Подумай ещё раз, прежде чем окончательно отказаться от моего предложения.

— Если… если ты считаешь возможным полюбить меня, — подняла на него глаза студентка, ощущая кожей его сильную руку. — То попробуй со мной повстречаться. — Хосок приподнял левую бровь, облизнув нижнюю губу. Чем не рациональный подход к делу? — Получится полюбить — поженимся, а если нет, значит, я была права, и нам не стоит портить судьбы друг другу.

Встречаться. Думы сына ювелира отяжелели, почти как тогда, когда отец категорически велел жениться. Но брак-то — это оформление, обряд, выполнение каких-то определенных обязанностей, подсказкой в исполнении которых служат общепринятые нормы института семьи. А встречаться? Хосоку на миг это показалось ещё более сложной задачей. Он никогда не состоял в отношениях с девушками! Ухаживать он умеет, но в русле курортного романа и неписаной установки «сойдемся-разбежимся». А как встречаются? Что ему нужно делать? Дарить цветы, писать смс-ки, звонить и ворковать часами по телефону? Ему некогда порой бывает.

— Ты согласен? — с прорвавшейся надеждой в голосе спросила Хана. Как бы она ни хотела трезво мыслить, подходя к этому всему, её безответные чувства всё равно руководили ею не в меньшей степени.

— Будь по-твоему, — улыбнулся Хосок. — Мне кажется, что это хорошая задумка. Давай встречаться. — Он протянул вторую руку, ладонью вверх. Отерев о передник ожидаемую руку, Хана вложила её в предложенную ладонь. Золотой отошел от двери, выпуская их. — Я подожду окончания твоей смены и подвезу тебя до общаги, хорошо? — для начала решил он, и получил кивок. А… — «А секс в наших отношениях будет?» — хотел спросить он, но не стал. Слишком странный и забегающий вперед вопрос. И вроде бы они однажды уже переспали, почему же повторение опыта кажется таким неуместным?

— Что? — идя рядом, полюбопытствовала Хана.

— Нет, ничего, — оставив при себе свои грешные мысли, Хосок принялся разглядывать исподтишка особу, которую заманил себе фактически в невесты. Может, она и права. Свадьбу желательно справлять раз и навсегда, а если жить с человеком всю оставшуюся жизнь, не лучше ли его узнать немного лучше? В попытке узнавать Хану и разговорах с ней по пути к общежитию, он даже не перешел к прощальным поцелуям, не потому, что не хотел, а потому что, по-прежнему настроенный на серьёзный подход и реабилитацию, посчитал лишним и здесь, снова и снова, сводить всё к физиологии. Он занимался любовью с Ханой и уже знал, что это приятно, чувственно и интересно. Надеялся, что и ей всё тоже понравилось. Так почему бы не открыть друг в друге и новые черты? Черты, относящиеся к внутреннему содержимому.

Джин, на всякий случай, был готов к тому, что когда вернется второй раз за вечер, не найдёт Дами в квартире. Она получила одежду, и ничто не могло помешать ей теперь отправиться домой. Но из зала падал свет, так что даже не было надобности зажигать его в прихожей, чтобы разуться. Сняв пиджак и бросив ключи от машины и своего пристанища, переставшего быть холостяцким, на тумбочку, доктор присел и, начав развязывать шнурки на ботинках, оказался в тени, упавшей на него. Подняв лицо, он увидел жену. Как чудно ещё было обозначать её так! Она отстранилась, чтобы вернуть свет и видеть его взгляд. Их глаза встретились. Дами была в том, что он купил ей: светлая юбка и блуза элегантной леди, какие она носила. Стало быть, сестра Джиёна не ездила к себе? Она прочла вопрос в его взоре.

— Я решила, что могу разминуться с тобой… не хотелось. Съезжу за вещами завтра, когда ты будешь на работе. — Оставшись в носках, он шагнул к ней, протянув сумочку.

— Держи. Возвращаем всё, что забирали.

— Благодарю. — Она взяла её, но даже не стала проверять содержимое. Повесила на ручку двери комнаты.

— Я поеду к Джиёну, — сказал Джин, когда Дами, не найдясь, о чем говорить и что делать, повернулась спиной и пошла вглубь помещения. — Если тебя устроит такое решение.

— Не боишься? — обернулась она. После каждой разлуки, пусть на час-два, им приходилось налаживать контакт заново, растапливая быстро наледеневающие настороженность и отчужденность. Когда же их отношения скрепятся достаточно? Не так быстро, как хотелось бы ему. Но Джин знал, что это труд долгий и мучительный, и сознательно шел по выбранному маршруту.

— Чего? Что меня убьют? Я не ищу смерти, но вряд ли она меня огорчит, — улыбнулся он философски. Дами не разделила его безмятежности, сузив губы. — Если твой брат меня пристрелит из-за того, что я на тебе женился, то последними моими мыслями будут торжествующие фанфары превосходства: как же так, Дракон оказался нервным припадочным убийцей, у которого даже не нашлось хорошего повода и сил для честной схватки.

— Не смейся напрасно. Просто так он ничего не делает. Но убить, на самом деле, может. И ему будет всё равно, кто и по какому поводу ликует, умирая. Джиён чувствует себя победителем, потому что он, к счастью, жив, а враги его исчезают и уменьшаются в количестве.

— Я ему не враг. Никогда не имел ничего против Дракона и всей его банды, — постарался ровно произнести это Джин, и у него вышло. Как же, ничего не имеет против… Эх, братец-братец, куда тебя занесло? Какая ирония судьбы, что у него с Дами есть по брату, которые где-то занимаются одним общим делом. Но он о её семье уже всё узнал, а она о его — нет. Джину не было совестно, что он скрывал от неё это, хотя обещал сделать всё, чтобы родилась любовь, в том числе быть честным перед супругой. Она ведь тоже не спешила всех оповещать о том, кто есть на самом деле. Так пусть же и о нем узнает всё сама, если сможет. Узнает — он отпираться не будет.

— Что ж, в любом случае, это будет не лучший медовый месяц, — вздохнула девушка, представляя, какие беседы и какой веселый досуг ждут её между двух огней. Муж и брат. Найдут ли они общий язык? С одной стороны, ей необходимо было, чтобы Джин проявил себя должным образом, утвердив свою власть над ней, чтобы она получила независимость от Джиёна. С другой стороны, ей всё ещё нужна была защита и поддержка брата. Она не была самой мудрой и проницательной, и риск оказаться обманутой этим стоматологом был. А если он замышляет что-то и плетёт какие-то интриги? В святость и безобидность «золотых» хотелось верить, но по факту уже проявилось слишком много причин для разочарования. Хотя это преувеличение. Вёл себя грубо и хамски в основном Хосок, а Джин всего лишь облапошил её несколько раз, так разве это минус? Всего лишь было задето её самолюбие и тщеславие. — Хотя Сингапур и красивое место, не думаю, что будет много времени насладиться отдыхом…

— Никакого Сингапура, — отрезал Джин мягко, как ломтик подплавленного масла. — Мы встретимся в Макао, на нейтральной территории. Джиён со своими людьми и мы, тоже не вдвоём.

— Значит, всё-таки боишься? — ухмыльнулась Дами.

— Это называется благоразумием и предусмотрительностью. Я не думаю, что он убил бы меня, но взять в плен или в заложники ему ничего бы не стоило. А что, если ты для этого меня туда и заманиваешь? — несерьёзно, игриво поинтересовался Джин. Девушка развела руками.

— Если это так, и мне нужно тебя куда-то заманить, то тебе придётся быть начеку всю жизнь, ведь я привыкла добиваться задуманного.

— Я уже в главных твоих сетях, куда меня ещё можно тянуть? — Подойдя к ней, мужчина положил руку на её талию, провел ей вверх, остановив ладонь между лопаток и погладив сквозь тонкий шелк блузы. Под ним выпирала застежка бюстгальтера. Хотелось её расстегнуть движением пальцев и, развернув на себя Дами, примкнуть к её обнажившейся груди, до которой он добрался бы, разорвав пуговицы блузке-помехе. Но он не будет этого делать, пока она сама, по-настоящему, не захочет неистово и страстно, невыносимо. Когда Дами не просто согласится на выплату брачного долга, а когда готова будет исполнить это в виде спаривания, случки, слияния, единения, любви, откровенной и дерзкой, пристойной и стыдливой — всякой, тогда он возьмет её, и выполнит все желания, её и свои, проверяя, насколько они у них совпадают. Джин поцеловал её в уголок губ, ненадолго прижав к себе и отпустив. — Я приму душ перед сном. Уступить тебе очередь или идти первым?

— Иди первым, — не думая, ответила Дами, отворачиваясь, словно услышала в его вопросе намеки на прелюдию или принуждение к чему-то. «Разумеется, она думает, что за омовением следует постель» — хмыкнул неслышно Джин.

— Или примем вместе? — сказал он, войдя в ванную и, включив воду, развернувшись к жене.

— Не думаю, что я готова к подобному, — пробормотала она, с возмущением замечая, как жаром пылают её щеки.

— Ну, стоит ли изображать передо мной стыдливую невинность? — без язвительности, с юмором укорил дантист. Схватив с трубы полотенце, Дами замахнулась им и ударила его по плечу.

— Я ничего не изображаю! — Ярость выплеснулась и, сойдя пеленой с глаз, открыла сморщившегося Джина, которому она ударила точно в то место, куда вчера попала пуля. — О! — отбросила она орудие избиения и растеряно протянула руки вперед, не решаясь коснуться мужа. — Прости, прости, пожалуйста! Джин, ради Бога, я не хотела…

— Ничего страшного, — прошипел он, прижав повязку под рукавом к плечу. Боль была мгновенной и острой, но тут же начала отступать. Дами всё же легко положила свои пальцы чуть выше заживающей потревоженной раны.

— Я не специально… принести лёд?

— Его в твоих глазах достаточно, — покривился неудавшейся улыбкой мужчина. Сестра Джи-Драгона нахмурилась.

— Теперь ты видишь, что если бы я хотела тебя угробить, то справилась бы сама? — Её брови расслабились и оплыли в волнующееся выражение. — И я не с холодом смотрю на тебя. Возможно, я просто разучилась проявлять чувства.

— А есть ли они? — Дами потянулась за полотенцем. Джин поймал её руку и засмеялся. — Ладно-ладно, верю. По крайней мере, ты сейчас шутила, а это уже прогресс.

Поджав губы, она вышла и прикрыла дверь за собой. Как он умудрялся за каких-то пять-десять минут создать атмосферу давних знакомых, даже более того — давних возлюбленных? Дами умела лицемерить и изображать, но в душе сходилась с кем-либо очень трудно, она не испытывала комфорта ни с одним мужчиной до этого, а с этим всё становилось как-то легко и незатейливо, по-дружески, и всплески её высокомерия не ранили его. Прежде она их держала в себе, чтобы не портить дел, требующих завершения, а теперь, ведя себя естественно, она всё равно почему-то его не напрягает и не обижает. Не бывают люди настолько терпеливыми! Наверняка теперь играет он, и доверять ему всё равно нельзя. Дождавшись, когда он выйдет, не вступая в переговоры, Дами шмыгнула следующей в ванную комнату. Тип, которому она подарила свою предыдущую девственность, был влиятельным бизнес-боссом, и её любовником около четырех месяцев. Часто они ночевали вместе, а дважды даже летали отдыхать на два-три дня в тот же Сингапур или на Окинаву. И всегда она видела, как он бросал свои носки и бельё, чтобы горничная или кто-нибудь, но никак не он сам, постирали. Её отец тоже почти всё складывал в корзину для грязных вещей, чтобы кто-нибудь постирал. Таковы все мужчины — казалось ей. А увидев бардак Джина, когда вошла к нему вчера, Дами ни на мгновение не усомнилась, что неряшливости в нем пруд пруди. Однако оказавшись после него в ванной, девушка с удивлением нашла развешенные на трубе и носки, и трусы, самостоятельно перестиранные и расправленные с заметной аккуратностью. Отметив это, Дами нехотя поставила жирный плюс супругу, которого, судя по всему, предстояло узнать гораздо больше, чем представлялось.

Тщательно приведя себя в порядок — на всякий случай, ведь поведение малознакомого мужа может быть непредсказуемым, как у шахида с несработавшим детонатором — Дами поняла, что провела подозрительно много времени в уборной, и после этого направляться в спальню стало неловко. Там горел ночник. Нет, ноги не в состоянии двинуться туда. Девушка повернулась к кухне и зажгла там свет. Чай. Да, это спасение ото всего: от проблем, от безделья, от ненужных мыслей. И хорошая отговорка от посещения брачного ложа. Щелкнув электрический чайник, уже изучившая полки, их содержимое и запасы, девушка извлекла чашку и заварку. Выходя из ванны, она подумала, стоит ли одеться? Но замечание Джина, что она изображает невинность, подействовало и, согласившись, что с её стороны глупо по-монашечьи прикрываться, Дами стояла у рабочего стола в одном нижнем белье. Чайник щелкнул. Кипяток залился в глиняную посуду, взбаламутив черные гранулы чая. На холодильнике светился циферблат. Пять-семь минут, и можно пить. Отсюда было не видно, потушил ли Джин свет и лег ли спать. Если она придёт — он опять обнимет её? Ограничится ли этим? Ей было приятно, но она так устала накануне, что отключилась быстро, а сейчас спать ещё совсем не хотелось. Она будет ворочаться и мешать ему. Налив чай в чашку, она не стала класть сахар. Подошла к подоконнику, прислонившись бедром. К виду из окна Дами уже привыкла. Не слишком низко и не слишком высоко, достаточно огней и достаточно зелени будет, когда она расцветет окончательно. О чем она думает? Как долго будет жить здесь? А что, если перебраться в их с родителями роскошные апартаменты? Нет, под боком у родителей жить не хотелось. В проходе появился Джин, в одних боксерах, скрестивший руки на груди и капельку пасмурный.

— Ты чего не идёшь спать?

— Я сегодня поздно встала, выспалась и вряд ли сейчас усну, — назвала лишь одну из причин Дами.

— И решила попить чай в одиночестве? — Он отодвинул стул из-под стола и сел, прекратив смущать её обзором себя в боксерах. Девушке было любопытно — да, и она с трудом удерживала взгляд подальше «оттуда». Что ей там досталось в приданное? — Могла бы и меня позвать в компанию.

— Я думала, ты устал.

— Ты не хочешь ложиться в одну кровать со мной? — прямо спросил он. Дами едва не поперхнулась. Пришлось отставить чашку и развернуться к нему. В лифчике и полупрозрачных трусиках, бело-розовых, как филе телапии.

— Не хочу и не тороплюсь туда — разные вещи.

— Держишь интригу? — присмирев, просиял Джин.

— Не думаю, что мне есть чем интриговать тебя, — Дами указала на себя поэтапно: — Размер груди виден, объем бедер тоже, между ног вряд ли ждут увлекательные открытия, а в сексе я профан, который не поразит такого опытного тебя ничем. Ничем — значит вообще ничем, потому что до сих пор не знаю, что и как там нравится мужчинам. У меня создалось впечатление, что им абсолютно всё равно, что происходит, лишь бы всунуться.

— Ну-у… — протянул с прискорбием стоматолог. — Ты близка к истине. Я считаю, что мужчину заводит сама женщина, а не то, что она делает в постели. И если она его заводит, то всё остальное он уже сделает сам, потому что вот женщину, разумеется, не удовлетворит ничего не делающий в кровати персонаж.

— А я тебя завожу? — посмотрела ему в глаза Дами.

— Мне встать и показать, чтобы ты убедилась? — повел он бровью. Она потрясла головой.

— А если мне никогда не понравится секс? — помолчав и отпив ещё чая, задала вопрос Дами.

— Знаешь, что я понял из науки и исследований в этой области? Человек может хотеть секс, или не хотеть. Если он его не хочет, то ничто не заставит секс ему понравиться, а если человек хочет секс, и очень сильно, то ему принципиально всё равно, какой это секс — он придётся ему по вкусу, потому что человек нуждался в удовлетворении желания. Поэтому я могу сказать лишь одно: если ты не хочешь секса, не берись за него, не приступай к нему, даже не начинай, — маленькая чашечка быстро кончилась, пока девушка дослушала мужа. Вытерев губы, она повернулась к раковине, сполоснула её и потянулась убрать на полку. — Мадам, вы нарушаете мирный договор провокационными действиями на демилитаризованной территории, — Дами дернулась, едва успев поставить чашку на место и развернувшись к Джину. Он поднял взгляд к лицу, до этого явно любовавшись её задницей в узких и много открывающих трусиках.

— Извини. Я всего лишь прекратила «изображать невинность», — передразнила она его. Улыбаясь, мужчина встал, протянув ей руку. Краем глаза она заметила беспокойство в его боксерах.

— Пошли, я не буду приставать. Пока ещё. — Доверившись ему, Дами вошла вместе с ним в их спальню. Он забрался под одеяло первым, потом она. Джин погасил свет ночника. Лежа на спине, сестра Дракона присматривалась к темноте, всё ещё не в силах сомкнуть веки. Она боялась подвинуться ближе, чтобы снова не оказаться обнятой супругом. Тогда он весь, всем телом, будет касаться её. А ей почему-то неудержимо хотелось запустить ему кое-куда руку и потрогать. Наваждение какое-то! Но эти серые боксеры с черной резинкой на самых бедрах… и кто кого провоцирует? У Джина красивое тело, как ни у одного её прежнего партнера. Его хочется касаться. — Не спишь?

— Нет, — тихо отозвалась она во мраке.

— Я так и понял. По дыханию.

— А ты не подслушивай, — огрызнулась Дами.

— Прости. Привычка.

— Спать с женщинами?

— Ко всему прислушиваться.

— Так уж и ко всему?

— Кроме глупостей и вранья, — хмыкнул Джин, развернувшись со спины на бок, в её сторону.

— А как ты отличаешь их от умностей и правды?

— По интонации и выражению глаз. Глупости всегда произносят громко, слишком уверено, публично, смеясь или гневаясь. Редкую глупость говорят с глазу на глаз, спокойно и шепотом. Но зато таким образом говорят много лжи, поэтому один на один следует смотреть в глаза. — Дами ещё не присмотрелась к темноте, и даже повернув лицо на бок, ничего не увидела.

— А если глаз не видно?

— Тогда лучше молчать. — Джин провел рукой под одеялом и нашёл Дами. Проведя ею по голому боку, он забрался на её плоский живот, втянувшийся от чуть щекочущего касания. Губы мужчины приблизились к её уху и, в тишине и неуловимом шуршании свежей простыни, он прошептал: — Я хочу тебя.

— Какая глупость! — фыркнула она, убрав его руку и, задираясь и восставая из обычного для неё чувства противоречия, звонко произнесла: — Я тебя нет.

— Какая ложь! — парировал он и засмеялся, отодвинувшись и вновь перекатившись на спину. Вновь повисло молчание. Дами более-менее прозрела, и уже различала плечи и грудь мужа, не прикрытые более светлым одеялом. Она лежала и думала о том, что сказала ему, что не любит давать мужчинам инструкции. Да, она хочет брыкаться, сопротивляться, утверждать, что не хочет, но ей всё равно нравится, когда он продолжает пытаться сломить её оборону. Неужели он не поймёт её без откровенных указов и намеков? Хотелось лягаться и елозить в кровати, чтобы привлечь внимание, чтобы он очнулся. Ну что, он так и будет лежать там? Уснул уже?

— Опять слушаешь дыхание? — не выдержала она, но и прямо спросить, не спит ли он, не решилась.

— Да, жду, когда ты уснешь, чтобы наброситься.

— Ты уснешь первым. Так что всякие злодеяния совершать буду я. — Его рука вдруг обвила её под одеялом и, стиснув, опять сгребла к себе, как и вчера. Её плечо коснулось груди Джина, от его кожи пахло свежей силой, пышущей мужественностью и умелостью. Дами сжала пальцы, чтобы не опустить руки вниз и не хватануть то, что не надо. Перед глазами так и стояло, как она оттопыривает резинку его боксеров и… в общем, стояло перед глазами, да. Но пока только мысленно. Никогда ей не казалось интересным зрелище мужского члена. До этой минуты.

— Дами? — тихо послышалось над ухом.

— Мм?

— Я не умею читать мысли, к сожалению, — начал он. Палец, чертивший туда-сюда линию вдоль границы её трусиков, приобщил четырех своих собратьев и они, минуя пупок, поднялись к ребрам, выше и обхватили грудь сквозь ткань. — Но я очень рад, что ты мои тоже читать не умеешь. — Лифчик каким-то образом расстегнулся, и Джин потянул его с неё. Дами не воспротивилась, и часть белья вылетела из-под одеяла. Мужчина ласково сжал грудь без всяких преград. Он поцеловал изгиб между плечом и шеей. Сосок в его пальцах затвердел. — Спокойной ночи, жена.

Разговор с отцом прошёл тяжело. Пришлось успевать подавать информацию вовремя, пока грозовые тучи не разразились бурей над головой Хосока, но молнии всё равно метались, сопровождаясь громом и раскатами повелительного разъяренного баса. Узнав о том, что невеста «уплыла» в чужие руки, Чон-старший не мог не понять, что за этим стоит каким-то образом его сын, но как только он попытался озвучить следующие угрозы, тот признался, что имеет другую девушку на примете, по-настоящему намерен встречаться с ней и даже делал предложение, но загвоздка в том, что это Хана не желает пока скреплять их отношения. Ювелир потребовал привести девушку к себе. Познакомиться, поговорить. Хоуп обещал сделать это, как можно быстрее, но только после одной поездки… ему очень надо… а потом, хоть сразу под венец, если они всей семьёй смогут убедить Хану в необходимости брака.

Он сидел в кафе, где она работала, и ждал оставшихся друзей в компании Шуги и Ви. Этим двоим сразу пришлось сказать, что Хана отныне с ним встречается, чтобы избежать вечного ерничанья и неуместных шуточек Юнги при прекрасном поле. Официантка, принесшая им пиво, чуть не выронила его из рук, когда о ней сообщил её новоявленный парень. Сахарный и Тэхён несколько минут не могли прийти в себя от услышанного. Им не верилось, особенно Шуге, который ещё совсем недавно общался с этой девчонкой и никогда не мог бы предположить, что её может связать что-то с его товарищем из высшего общества.

— И как так вышло? — задал он вопрос, когда она отошла. Хосок не собирался вдаваться в подробности о том, как обесчестил её, врать о внезапно охватившей любви смысла не было, а придумать какую-то подходящую причину оказалось сложно.

— Вот я разве тебя спрашиваю, как ты начал встречаться с Джинни?

— Я люблю её, — спокойно ответил Юнги, собиравшийся вечером пойти на очередное свидание. Они всё ещё держались за ручку при прогулках, бродили по интересным местам Сеула, стаптывая ноги, и не переходили ни к чему постельному. И неизвестно было, кого перспектива секса больше страшит. Шуга боялся не угроз Рэпмона, а обидеть Джинни или поступить с ней как-то нехорошо. Странно, что до отношений с ней занятие любовью он считал хорошим делом, а теперь рассматривал и взвешивал необходимость интима так тщательно, словно это была инновационная, ещё не опробованная ни на ком вакцина.

— А Хана любит Хоупа, — заметил Ви. Упомянутый с благодарностью посмотрел на него, в то время как Шуга выслушал без удовольствия остальные слова: — Тебя ведь, похоже, одностороннее объяснение устраивает? — Парень знал, что Джинни пока не разделяет на сто процентов его чувств, она не признавалась ему ни в чем подобном и в глазах её не сияли звезды при виде его, но Шуга обещал себе, что однажды этого дождется. Одно согласие на отношения уже многого стоило. Он добился шанса, возможности, благосклонности — что ещё нужно мужчине для начала?

К ним подъехал Джин, походкой состоявшегося зрелого мужчины, не кичливой, а естественной и невоспроизводимой специально, пройдясь от авто до свободного пластикового стула под навесом. Пожав всем руки, он посмотрел на наручные часы.

— Ёнгук звонил?

— Да, он вылетает в ночь. От нас перелёт короче, поэтому наш самолёт под утро, — уточнил Хосок. Они летели втроём из Сеула в Макао: он, Джин и Юна, сестра Дракона.

— Я знаю. Вещи я уже собрал. Ну, не чемодан, конечно. Так, сумку с самым необходимым. Как считаешь, переговоры займут больше двух дней? — Стоматолог внешне ничем не выказывал волнения, но на самом деле внутри него копошилось разное. А что, если с Дами придётся расстаться? У него ещё не та стадия чувств, когда он не сможет прожить без неё после разлуки, но уже тот уровень заинтересованности, когда чуть ли не принципиально отстоять своё. А, несмотря на то продолжающееся воздержание, Джин считал девушку именно своей. Утром он уехал на работу, поцеловав её, спящую, в щеку, на что она пробормотала «доброе утро» и улыбнулась чему-то в дреме. В его объятьях она долго ещё не могла уснуть, он ощущал это ночью, поэтому наверняка проспит до обеда. Они могут тайно враждовать друг с другом и плести клановые козни, но спящая женщина никогда не сумеет сыграть дьяволицу, если она ею не является. Джину снова поскорее захотелось домой, но нужно иметь терпение. Он взял три выходных дня для полного улаживания всех дел. Как Дами и говорила, медовый месяц вряд ли выйдет, но время побыть наедине останется. Лишь бы не позволить ей вернуться под влияние Джиёна, этого опаснейшего в современной истории преступности типа. Хотя есть ещё многочисленные и не менее могущественные китайские группировки, и арабские организации, но то более отдалённое, и находится в компетенции других «золотых». Им же ближе именно эта часть беззаконников.

— Дракон непредсказуем. Он может согласиться договориться за час, а может затянуть резину и устроить многолетние разборки. Откуда я знаю? Кто его вообще знает? Ёнгук хотя бы немного, поэтому мы и ждём его прибытия. — Хана подошла, чтобы принять заказ у присоединившегося Джина. Роль обслуживающего персонала давалась ей легче, чем девушки сына олигарха. Но тот, казалось, не придавал значения их материальному несходству.

— Я бы тоже хотел с вами слетать, — вздохнул Ви. Хосок приехал первым и успел обговорить с Ханой то, что ему нужно отъехать по делам в Макао, поэтому она не задавала лишних вопросов. Да и трудно ей было понять и осознать, что имеет право их задавать. Её смущало даже то, что Джей-Хоуп отчитался перед ней за то, что его не будет некоторое время. Он, помимо проблем с владыкой Сингапура, всерьёз был озадачен тем, что надо вытащить Хану из общежития, в котором она жила. Если её «подруги» регулярно приводят каких-то мужиков к ним в комнату и занимаются абы чем, то его девушке там совершенно не место. Ей нужно снять приличное жильё. Или перевезти к себе. Естественно, она откажется, ссылаясь на то, что под одной крышей им жить будет неприлично, но, может, воспользоваться своим отсутствием и поселить её пока с родителями? Заодно познакомятся поближе… нет, не стоит бросать её с отцом один на один. Тот умеет потрепать нервы. А вдруг вздумает отделаться от неё, потому что она не их поля ягода? Решено, надо снять ей собственную комнату, или даже небольшую квартирку.

— Чем меньшей бандой мы туда заявимся — тем лучше, — сказал Хоуп, когда Хана отошла. — Лишнего внимания привлекать не стоит. — Неподалеку показался Чимин, вернувшийся из дальних стран, где совершал безымянные подвиги. Прямо с самолёта, он плюхнулся между друзей, скинув потрепанный черный рюкзак на пол.

— Всем доброго дня! — махнув рукой, чтобы не тянуться к каждому пожимать ладони, он исполнил выдох, похожий на то, что поставлена точка. — Ну что, как дела?

— Это ты нам скажи — как? — насторожено и тише поинтересовался Юнги.

— Всё в порядке, все живы. Джеро немного задело, но ничего серьёзного. Миссию выполнили. — Они давно привыкли обсуждать дела без конкретики. Единожды обсудив, кто чем займется, молодые люди держали это в головах и в дальнейшем вели рассказы без уточнений. Никогда нельзя было знать, шпионят или нет, следят ли за ними? Хотя места для бесед выбирались как можно менее подозрительные и прослушиваемые.

— Сандо? — спросил Хосок.

— Вчера уже прибыл в Макао со своими.

— Так, прикрытие всё-таки подразумевается? — немного удивился Джин. Когда-то он с вышеназванным были не в состоянии находиться рядом, но за годы они оба набрались мудрости и опыта, благодаря которым зауважали друг друга.

— А как иначе? — пожал плечами Хоуп, отпив пива. — Защиту нужно выстраивать незаметно. Не гурьбой же вваливаться. Постепенно и с разных концов стягиваем силы.

— А если Джиён узнает?

— Не думаешь же ты, что в Макао не будет драконов? — прыснул Хосок. — Не смеши, мы их никогда не вычислим в толпе, пусть даже опознаем кое-кого. Точно так же и он нас. Суть не в том, кто честнее, Джин, а в том, кто лучше обманывает. Наших должно быть там не меньше, потому что события всегда разворачиваются внезапно.

— А кто будет третейским судьёй? — Чимин поочередно окинул взглядом всех товарищей, закончив на Хоупе.

— Гонконгская триада. Они последние десять лет зарекомендовали себя как самые не нарушающие границы ребята. В какой-то степени это благородные типы. Они не сотрудничали с нами, но никогда не вели общих дел и с Драконом. Джиён согласился с их кандидатурой, к тому же, их пускают к себе «пятизвездные»[8] Макао, в отличие от других предполагаемых нами вариантов вершителей справедливости.

— Не нравятся мне эти намечающиеся посиделки… — Шуга изучающе повернулся к прохожим, в профиль к столику. Друзья будут рисковать жизнью, решая вечные конфликты с рвущимися к абсолютной власти, а ему в этот раз торчать в Сеуле? Нет уж, Чимин через дней пять вновь сорвется куда-нибудь в Тунис, или Ирак, и Шуга поедет с ним. Отпуск кончился, хватит. Он тут же вспомнил о Джинни. Как ему теперь поступать, когда он куда-то собирается? Раньше было так просто: надо — поехал. А заведя девушку, обзавелся и вторыми обязанностями. Долг номер два. Или долг перед Джинни стоит на том же месте, что долг золотого?

— Всё будет нормально, — пророчески изрек Джин, что было похоже на его предупредительное обращение с пациентами: «Больно не будет» — говорят эти дантисты, сажая пришедших в кресло, однако не всегда сдерживают слово.

— А где Сольджун? — вспомнил Ви об их гипнотизере. При его участии большинство дел решалось быстро и беспроигрышно. — Он не в Макао уехал позавчера?

— Нет, к сожалению, — Хосок тоже подумал о том, что промыть мозги Джи-Драгону было бы идеальным выходом, но как это осуществить? — В Японию. Вы же знаете, там сейчас борьба якудз… нам следует заиметь союзников среди наиболее годящихся на роль победителя, обзавестись друзьями…

— У мастера Хана были там связи, — припомнил Чимин.

— Это уже не годится. Его слишком многие знают. Он великолепный воин, но в нашем поколении хитрость и сноровка более значимы, а он бывал чересчур прямолинеен. — Допив пиво, Хосок покосился на Хану, обсчитывающую столик в дальнем от них конце. — Сольджун в этом плане надежнее. Если у него что-то не получается — об этом никто не узнает, потому что не вспомнит.

— Мне бы хоть какие-нибудь сверхспособности, — посетовал Юнги на их отсутствие, вспомнив, как прошедшей осенью они с их волшебником в сфере психики разговорились о дарованиях и любви. Шуга тогда был убежден, что никогда не начнет встречаться, ведь ему нельзя. А оказалось, что не выдержал и впутался. Посмотрев на алкоголь, парень про себя повторил слова Сольджуна о том, что можно пропить, прокурить и другими подобными способами потерять способности, поэтому гипнотизер никогда не имел вредных привычек. «Может, потому их нет у меня, что я выпиваю и не такой совершенный, как Сольджун? — задумался Сахарный. — С другой стороны, у меня теперь есть Джинни, а разве это не стоит всех талантов мира? А наш мистер Двадцать пятый кадр всё-таки волк-одиночка. Каждому своё».

Обсудив окончательно всё, что было нужно, молодые люди разъехались, кто куда. Хоуп задержался, выжидая, когда немного выветрится пиво, и когда Хана подойдёт к нему, оставшемуся без окружения, стеснявшего их общение. Она заметила, что он сидит один, и не спеша приблизилась, положив поднос на столик и начав собирать на него бокалы, стаканы и чашки. Хосок перехватил её руку, несильно сжав в своей.

— Я хотел поговорить с тобой о твоём месте жительства. Мне не нравятся твои соседки, — Хана на него посмотрела с таким гениальным упреком, что ему вспомнилось, как он чуть не переспал с одной из них. Каким же дураком он иногда бывает! — Я не хочу, чтобы ты продолжала с ними жить.

— В общежитии нет свободных мест сейчас, до конца семестра уж точно, — отпустив стакан, девушка заправила освободившейся рукой несколько волосинок, выбившихся из хвостика, за ухо. Вторая пятерня всё ещё придерживалась Хосоком, большим пальцем поглаживающим её кожу.

— Я найду тебе другое жильё.

— Не надо, пожалуйста. — Перспектива получить собственный угол радовала только в одном: наконец-то она получит тишину для занятий и не будет этих оргий! Хана бы стала высыпаться… Но садиться на шею парню, ещё толком его и не узнав, окунаться в долги, которые неизвестно как отдавать ей претило. Не допустить никакой материальной зависимости!

— Надо. Мне неприятно будет понимать, что каждую ночь возле тебя может повториться… а если они каких-нибудь пьяных уродов приведут, которые начнут приставать к тебе? А меня нет рядом. Что ты будешь делать? Нет, исключено.

— Хоуп, всё это бывало уже, и не раз. И ничего со мной не случилось!

— Хана, если я хочу, чтобы ты съехала оттуда, неужели ты мне откажешь? — Растерявшись, она замолчала. — У тебя нет никаких весомых доводов, чтобы отказаться от переезда.

— Я не хочу, чтобы ты меня оплачивал.

— Ты не хочешь, чтобы я делал то, что должен? Я твой парень, если ты не забыла о том, к чему мы пришли. И я буду платить за тебя столько, сколько посчитаю нужным. Или мне нужно стать нищим, чтобы ты себя почувствовала лучше? — Хосок вспомнил об угрозе отца лишить его наследства, и тут же задумался, а мог бы он ради любви и женщины отказаться от богатств? Наверное, если бы вопрос стоял так: жениться по любви или выбрать деньги, то он выбрал бы первое. Но он не имел права терять финансы. Ради золотых состояние должно быть при нем. Без его денег многое для них станет невозможным, поэтому сейчас не до собственных чувств и приоритетов. Если бы он полюбил всей душой и сердцем, и то не смог бы бросить ради неё свои богатства к чертовой матери. У него есть товарищи и честь, цели и великий долг защитника слабых. И пусть даже его сердце разорвалось бы, как мощная бомба, своё личное он никогда не поставил бы выше общего. Урока, который преподала Юна хватило, чтобы понять, что борясь за свои интересы и счастье, золотой всегда будет проигрывать.

— Нет, но… Хоуп, мне неловко.

— Мне это в тебе нравится, — улыбнулся он, пожав её руку, прежде чем отпустил и стал подниматься. — Я не собираюсь тебя учить переставать стесняться или испытывать неудобства из-за моментов, которые ты считаешь неудобными. Я хочу, чтобы моя невеста такой и была, — произнес Хосок, поняв, что так и есть. Милая и невинная девушка, в чьих глазах никогда не зажжется алчный блеск, которая не станет похотливо наскакивать, требуя удовлетворить её нимфоманские заскоки (и такие бывали у Хоупа). Она всегда будет чистой, порядочной и в меру покорной, а для того, чтобы она такой оставалась, Хосок все проблемы и вопросы должен брать на себя и решать их, не ввязывая её ни во что, не погружая в пучину жизненных реалий и сложностей. — Я заберу тебя после работы и отвезу на квартиру, которую сейчас поеду и найду, хорошо? — произнес он ласковым, примирительным тоном, чтобы не вызывать отторжение закосом под властность.

— Мне всё равно нужно будет собрать свои вещи, — догадываясь, что не отделается от Хосока с этой его навязчивой идеей, продолжила прибирать столик Хана.

— Заедем в общежитие, заберем всё, и отчалим на квартиру. — Она не смотрела на него, но всё равно покраснела почему-то. — Я, к сожалению, не смогу помочь тебе обустроиться, мне нужно будет в аэропорт… но когда я вернусь, то первым делом навещу тебя. Ты не против будешь моих наездов?

— Как я могу быть против твоего посещения помещения, которое, по сути, будет твоим, — хотела она поднять поднос и отойти, но Джей-Хоуп остановил её, притянув к себе и прилюдно, но не углубляясь, поцеловал.

— Моя там будет девушка. А всё остальное не столь важно.

Джин сел на среднее из трех кресел в самолёте, задвинув к иллюминатору Дами. По другую руку от него пока было свободно — ожидался Джей-Хоуп. Хорошенький же будет перелёт, если эти двое не затруднят себя сдерживать негатив друг к другу. Мужчина попросил своё терпение не сдавать оборону и укреплять стены. Ещё пригодится, для будущих семейных баталий. Стоило ему вернуться домой, как он опять обнаружил охладевшую немного жену. Она выставляла шипы тут же, стоило отвлечься, и засовывать их обратно не торопилась. Сама явно переживающая по поводу грядущей встречи, она не хотела этого показывать. Скорое присутствие рядом брата придавало ей уверенности, одновременно с тем заставляя её индивидуальность теряться в предписаниях, получаемых из Сингапура годами.

— Не холодно? — посмотрел на её ноги в капроновых колготках Джин.

— Нормально, — пробубнила она, копошась в смартфоне, пока не велели их отключить.

— Я попрошу плед на будущее. Пригодится.

— Не надо создавать такой заботливый и учтивый вид, — отвлеклась она, та, что накормила его вкусным ужином, сдобрив взглядом свирепой химеры, а на десерт угостила охлажденным высокомерием без подсластителей. Джин не стал раздражать её ещё больше улыбкой — так поступают глупые супруги. Продолжать в том же духе и поддерживать обостряющуюся тему безрассудно, поэтому лучшим выходом в общении с необъезженными женщинами является резкая смена обсуждаемого вопроса, желательно на такой, который введёт в ступор и заставит задуматься.

— Я забочусь в первую очередь о твоих репродуктивных функциях. Я же хочу детей. — Дами округлила глаза, нажав на кнопку сбоку, чтобы экран потух.

— Ты… ты что, серьёзно сейчас? Ты думал о том, что у нас будут дети?

— По-моему, это логичное продолжение семейной жизни. А ты против детей? — приподнял брови Джин.

— Против ли я? — Дами была лет на восемь моложе образовавшегося мужа, поэтому естественно не торопилась с подобным. — Я даже и мысли о них пока не допускала! В конце концов, мы в любой момент можем разбежаться, мы чужие люди, да ещё и не доверяем друг другу совершенно. Какие дети, Джин?

— Маленькие такие, иногда плачущие, иногда смеющиеся. В идеале мальчик, потом девочка. Но как уж судьба распорядится. — Договорив, стоматолог достал из кармана свой телефон, собравшись в нем повозиться. Дами забрала у него трубку, чтобы он посмотрел на неё. Ага, в обратную сторону нам такое отношение не нравится?

— Вот после этого я с тобой точно спать не буду, — прошипела она. — Ты хоть предохраняться умеешь?

— Умею. По мере необходимости. И если ты против заведения потомства сейчас, то, знаешь ли, подобное решается совместно, мы приходим к компромиссу, и тогда случайных залетов не будет. Язык дан людям, чтобы договариваться, а не ругаться, — заметил Джин.

— Я не хочу сейчас детей, — отрезала Дами.

— А вообще?

— Вообще не против, — наконец-то заставил он её бросить взгляд в будущее и поутихнуть. Она принялась воображать что-то. После продолжительного молчания, она сказала: — Джиён вряд ли когда-либо женится. Ты понимаешь, что собой будут представлять мои дети? Особенно, если родится мальчик.

— Наследник Дракона? Мой сын будет мне идеологическим врагом — любопытно…

— Твой ли он будет, — ехидно хмыкнула Дами, возвращаясь к смартфону.

— Это призыв засадить тебе, пока не успел никто другой? — интеллигентно промолвил грубость доктор, вырвав из глубин супруги смущение, заалевшее по её коже от шеи до лба.

— Попытаешься меня изнасиловать, как Хосок?

— А ты будешь сопротивляться? Он тебе был никем, а я всё-таки муж, какое же тут изнасилование?

— Принуждение интимного характера.

— Ладно, если ты против, то я сделаю собственных детей где-нибудь на стороне, в более надежном месте. Тогда не придётся ломать голову, как укрыть их от власти Джиёна, они не будут иметь к нему никакого отношения.

— Если ты будешь мне изменять, я попрошу брата отрезать тебе что-нибудь, потому что о твоих репродуктивных функциях я как-то забочусь не очень.

— Если ты попробуешь родить не от меня, тебя не найдёт ни один дракон, Дами, не целиком, не по частям. — Джин произнес это таким ледяным голосом, что девушка никогда ещё от него подобного не слышала. Всё это время она скорее рисовалась, чем верила в то, что они по-прежнему абсолютно чужие. Они сроднялись, несомненно. Но эта его интонация показала, что она не зря подозревает его в потаенном двуличии. Если он захочет, он может стать для неё настолько чужим, что она никогда не достучится обратно. Ей стало страшно, что внутри этого человека может образоваться недоступная для неё область. Ей хотелось знать его, а ещё больше ей хотелось знать, что он на самом деле такой, каким всегда бывает рядом с ней: нежный, учтивый, собранный, выдержанный. Нет-нет, он не может быть в действительности негодяем, он же золотой! Джин мягко улыбнулся глазами. — Хосок умён, но перед женщинами слабоват, что и позволило твоему брату обнаружить тебя. Я не Хосок, милая. Много лет я твердой рукой продолжаю делать своё дело, даже когда при этом орут и плачут. Даже дети. Как ты думаешь, я сильно засомневаюсь в чем-либо, если посчитаю наказание уместным? — Он видел, как сошли краски с её лица. Дами испугалась. Напустив на себя образ жестокого живодера, Джин поблагодарил свою профессию, способствующую тому, чтобы люди верили в его непробиваемость. Всех стоматологов, хирургов и патологоанатомов принято считать непроницаемыми типами с железными нервами. Ему до этого было далеко, но зато звучало достоверно. Сестра Дракона хотела обозвать его как-нибудь, но в проходе появился Чон Хосок.

— Приветствую, — поклонился он головой только Дами, поскольку с Джином уже виделся. Закинув сумку на полку над их головами, он посмотрел на их лица, найдя в них напряжение и недосказанность. — Не помешал?

— Ты прервал нас на планировании детей, — сообщил друг.

— Хорошо, что не в процессе их изготовления, — засмеялся Хоуп, хотя немало удивился услышанному.

— Никаких детей мы не планировали, — заступилась за свою точку зрения девушка, отвернувшись к бортовому окну.

— Дорогая, зачем публично демонстрировать наши несогласия? — Джин взял её руку, желая поцеловать, но она её вырвала, скрестив руки на груди и спрятав ладони подмышками.

— Брак, совершенный на небесах, — сыронизировал Хоуп, поражаясь, как товарищ остаётся невозмутимым.

— Обычные будни обычной семьи, — пожал тот плечами.

— Возможно, Макао всё расставит по местам и нам придётся быстро развестись, — покосилась на него Дами. — Неизвестно, что решит брат.

— Решает не только он, между прочим, — уточнил Джин.

— Многие так говорили. А в результате делали то, что нужно было ему. — Девушка, по мере приближения к Джиёну, всё больше сомневалась, что золотые смогут отвоевать её, если Дракон посчитает ненужным отдавать сестру в чужие руки. Если она ещё нужна ему, то он её заберет. Дами не хотелось показывать, как ей этого не хочется, и она делала вид, что ей всего лишь неприятна вся эта возня, и если брат не отдаст её, то и ладно. Как бы ещё по-настоящему смириться с этим, когда так и случится?

— Я соглашусь сделать то, что ему надо, если надо ему будет то, что нам хочется, — парировал Джин. Джей-Хоуп размотал наушники, которые достал из кармана, и воткнул в уши. Эти двое ещё не понимают, насколько они похожи на настоящую пару. Настолько, что сидя рядом, ощущаешь себя третьим лишним, забравшимся в супружескую спальню. Как Джину это удалось? Неужели ему нравится Дами? Капризная и невыносимая. Хосок подумал о Хане, которую оставил в обставленной, снятой квартире неподалеку от её университета. Она была в сотни раз лучше этой сестры Дракона, но между ними не было чего-то такого, что было между этими двумя. Они уже переспали, раз обсуждали детей? Он-то с Ханой переспал, но это не приблизило взаимопонимание. Он всегда знал, что соединить тела — это не значит сблизиться с человеком. Вспомнилась Нури, совсем вылетевшая из его головы за последнее время. Нельзя посещать её теперь, но по-дружески по возвращении заглянуть можно. Хотя бы рассказать о событиях, которые произошли в его жизни. С ней всегда было легко и комфортно. Включив в плейлисте негромкую и спокойную музыку, Хосок уснул, вертя перед собой лица двух женщин, оставленных в Сеуле.

Пятнадцатиминутный сон перед посадкой, в который невольно погрузилась Дами, слегка заволок дремотностью её мысли и поубавил дерзости. Видимо, она зябко скукожилась в этом коротком сне, потому что нашла на себе плед, когда открыла глаза и зашевелилась. Посмотрев на Джина, не обращавшего на неё будто бы внимание, она поняла, кто это сделал. Когда самолёт был на земле, молодые люди достали сумки и тронулись на выход. Они могли бы сразу пойти к такси, но Дами сдала чемодан в багажное отделение, поэтому им пришлось некоторое время провести у конвейерной ленты, пока девушка не опознала свою поклажу. Джин мягко отобрал у неё ношу, перекинув свою сумку через плечо.

— Твой брат нас не встретит? — пошутил Джей-Хоуп. — Кажется, он уже должен быть здесь…

— Если ты не видишь его людей, это не значит, что их тут нет, — ядовито произнесла Дами. Хосок и без неё догадывался об этом. Он оглядывался вокруг с естественной периодичностью прибывшего туриста, надеясь разглядеть не только известные вражеские персоны, но и найти кого-нибудь своего. Впрочем, они вряд ли торчат в аэропорту, где полно полиции и таможенников (многие из которых, опять же, куплены какой-либо бандой). В Макао было чем заняться и где затеряться, занимая выгодные наблюдательные позиции, или неся дежурство на благо своему патрону. Несомненно, половина азиатских группировок прознала о том, что встречаются Дракон, главарь золотых, гонконгская триада, да ещё и сам босс пятизвездных присутствует. Это сборище почти самых влиятельных людей Востока. Как бы никто не надумал чего дурного. Например, избавиться от них всех, пока они собрались вместе. — А почему тебя самого ковровой дорожкой не встречают? — стало проглядываться вновь жало сестры Джиёна.

— Я скромная и малоизвестная персона, — улыбнулся Хосок, оставив это без подробностей. Но на самом деле в золотых так и было принято. В отличие от большинства других кланов, они старались совсем не светиться, не разоблачать, кто у них главный, кто к ним относится. И кланом-то они, как таковым, не были. Помимо прочего, в золотых власть легко делилась, и никто в неё не вгрызался, претендуя на первенство любой ценой. Ёнгуку приходилось решать важнейшие вопросы по необходимости, хотя по наследованию руководить ими обязан Химчан. Но у Хима нет достаточного опыта и дипломатических умений, чтобы выдержать это бремя. Хотя в последнее время он старается брать на себя больше ответственности и обязательств. А с количественным увеличением их банды, Гук и вовсе позволяет всем решать вопросы на местах. Почти два года назад, когда он улетел из Сеула, юрист назначил исполняющим его обязанности Хосока, с чем тот более-менее справлялся, пока не напоролся на Дами. И эта неудача, похоже, стоила ему его таинственности. Никто прежде не знал, что он состоит в золотых. Выходить на свет и становиться публичным — это не то, чего хотелось Джей-Хоупу, но отступать было поздно. В сопровождении сестры Дракона, которую тут, возможно, кто-нибудь знает, нельзя прикинуться простым смертным.

На них было снято два двухместных номера в отеле «Венеция», почти сорокаэтажном небоскребе, лучезарной стеной видневшимся по ночам издали. Днем эта стена напоминала модернизированную арабскую крепость в духе минимализма, где кроме вертикальных полос окон сквозь все этажи не было никаких примечательных элементов. Первые этажи занимали казино, клубы и рестораны, работавшие круглые сутки, там никогда не останавливалась работа крупье, время теряло счет и значение, как и деньги, утекающие вместе с минутами и часами. Магазины и торговые центры превратились в импровизированную Венецию, и изнутри на потолке было нарисовано небо, столь похожее на настоящее, что создавалось полное вживание в то, что идёшь не в помещении. Каналы с гондольерами, балконы на якобы зданиях и мостики, всё было выполнено так натурально, что намекало на огромные суммы, вложенные при строительстве. Роскошь и спускание денег туристами и посетителями виднелись во всем, этим даже пахло, дороговизной, равнодушием к финансовым потерям, азартом и сумасшествием богатых. Аромат сотен марок духов, вин, кож дизайнерских сумок и единожды надеваемых вечерних платьев висел в воздухе. До обеда людей было поменьше, чем к вечеру, но всё равно хватало. Проходя вестибюль, холл, где эскалаторы возносили прибывших выше и выше, Хосок не мог не думать о том, что каждый игрок за автоматом, каждый официант, каждый охранник может не просто работать в отеле, а служит кому-либо, и готов пристрелить, предать, захватить, ударить, следить… Никогда прежде Хоупу не приходилось погружаться в такую опасную карусель. Не ловушка ли это всё? Привыкший к боям, перестрелкам и ночным вылазкам, парень несколько терялся в столпотворении, где глаза не находили ни одного друга, кроме идущего рядом Джина. Макао — это особая история в судьбе всякого бандита, побывавшего в нем. Говорят, что тут меняется почти всё, и трудно отсюда выбраться, не пожертвовав чем-либо. Макао не отпускает без принесения дани. Чуть более двадцати лет назад присоединенное к Китаю, до того оно несколько веков было португальской колонией, и европейские привычки, смешавшиеся с восточными традициями, создавали любопытный колорит. Каких людей здесь только нельзя было встретить, всех возрастов, всех национальностей, всех материальных уровней, хотя конкретно в «Венеции» нищих было не сыскать. Сюда прилетали отдохнуть и поиграть в казино эмиры, шейхи, голливудские актеры и губернаторы, мэры больших городов и нефтяники, главы дзайбацу и чеболей. Осознавая всё это, Хосок почувствовал себя юнцом, незаметной крошкой в океане, невесомой и незначительной.

— Ну что, кинем вещи, и встречаемся в баре под круглой площадкой? — Оказавшись в коридоре на нужном этаже, Джей-Хоуп посмотрел на номер комнаты, доставшийся ему, прописанный на электронном ключе. Ёнгук уже, должно быть, там.

— К которой ведут все эскалаторы? — уточнил Джин.

— Бар «Флориан», мог бы успеть прочитать, — проворчала Дами. — Я знаю это место, пошли. Вы сами созвонитесь с Джиёном или мне позвонить ему и уточнить, где увидимся?

— Это он должен был обговорить с Гуком, — сказал Хосок, и они разошлись.

Но адвоката в номере не было, хотя вещи его у кровати лежали. Значит, он прибыл, и уже куда-то делся. Это было похоже на него — никогда не сидеть на месте. Хоуп присел в кресло на пять минут, чтобы перевести дыхание, после чего поднялся и вышел обратно в коридор, сияющий коринфскими позолоченными ордерами, белоснежными полуколоннами и подсветками в антаблементах. Белые карнизы в свете многочисленных бра и ламп сияли расплавленным золотом. Он и у себя дома жил в достатке, но к таким дворцовым размахам склонности не имел. Все излишки и суммы, превышающие его личные нужды, он отдавал в общий бюджет золотых, искренне считая, что одному человеку на себя столько тратить незачем. Достав телефон, он набрал Гука, чтобы выяснить, куда тот запропастился. Мужчина, убедившись, что его соратники прибыли, попросил Хоупа спуститься вниз, с краткой точностью обрисовав, где найти кабинет, в котором сейчас находится, беседуя с кем-то, с кем ему хотелось бы познакомить Хосока.

Послушавшись, молодой человек догадался, что Гук удостоился аудиенции у «хозяина» Макао. Естественно, в нем были и официальные должностные лица и администрация, но там, где существует преступность — правит именно она, и с этим лучше не спорить. Отметив, что вопреки логике, возвышающиеся по статусу любят располагаться пониже, а не на верхних этажах, Хосок решил, что в этом много здравого смысла. Слишком часто приходится бежать, спасаться, скрываться, и быть загнанными в тупик на крыше никому не хочется, а тем более быть скинутым с тех самых высот. Куда надежнее возле земли.

Фальшивые улицы закончились, перейдя в лабиринт переулков. Джей-Хоуп плутал, пока они становились всё менее людными. Шум гуляющих отдалялся, переходы сужались. Указатели говорили, что впереди ждут хозяйственные помещения и туалеты, но если Гук сказал, что нужно сюда, значит врут указатели, а не Гук. Когда яркость освещения поникла настолько, что от гостиничного блеска остались одни воспоминания, а коридоры напомнили о бункерах, на горизонте нарисовалось два бугая, на шорох его шагов моментально вставших в стойку. Хосок поднял руки, показывая, что не вооружен. Да и нельзя было пройти с оружием в «Венецию», где на каждом входе окопалось по несколько охранников и ряды рамок-металлоискателей. Сообщив на сносном китайском, что его пригласили прийти, Хоуп дождался реакции: один из верзил постучал в охраняемую дверь. Она щелкнула изнутри, кто-то высунулся в маленький образовавшийся проём, они переговорили и страж, отойдя, открыл путь кому-то из-за двери. Хосок увидел выходящим Ёнгука в сопровождении какого-то молодого человека. Выглядел он, как метис. Пятьдесят процентов в его крови точно были европейскими, скорее всего, именно португальскими, а ещё пятьдесят — монголоидными, но какими именно, китайскими, японскими или корейскими, сквозь европейскость было не разобрать. Ёнгук, судя по осанке и улыбке, чувствовал себя, как дома. Впрочем, как бы он себя ни чувствовал, вид у него всегда был такой, что никогда не угадаешь, как же он чувствует себя на самом деле?

— Хоуп! — махнул он ему и пожал руку. Они не виделись меньше полугода, и оба мало изменились, но в прошлый раз они прощались после того, как Хосок помог юристу, а теперь наоборот, тот вынужден помогать ему. — Познакомься, это Александр Ли, которому мы обязаны радушным гостеприимством. — По имени пришлось убедиться в своей правоте. Глава пятизвездных был смешанных кровей. О том, что это именно он, говорила небольшая татуировка между большим и указательным пальцами, в виде пяти маленьких звездочек. Хосок постарался понять по внешности, что это за человек, но было тщетно. Не старше него самого, ухоженный и тихий, с несколько наивным и добрым взглядом, крестом на цепочке, висящей на груди, Александр, однако, как и любой мафиози, не внушал доверия.

— Приятно познакомиться, Чон Хосок, — произнес Ли, улыбнувшись особенно белоснежно на фоне своей смуглой кожи. «Взаимно» — заверил Хоуп, рассудив, что приятность покажет время, а пока ничего не ясно.

— Что ж, рад был поболтать, — пожал ему на прощание ладонь Гук. — Придёшь посмотреть на стычку твердолобых?

— Нет, прости, много дел, — с ребячливой досадой пожал плечами Александр. — Доверю наблюдение тем, кто за него взялся. До встречи, Ёнгук. Заходи попрощаться, если всё решится гладко, — улыбнувшись ещё раз, шеф пятизвездных вновь скрылся в глубинах своих потаенных апартаментов. Адвокат развернулся туда, откуда пришёл только что Хосок и указал на выход. Они зашагали прочь.

— Извини, что дернул, но сам понимаешь, хозяев бегать не заставляют. К ним нужно приходить на поклон.

— Он на нашей стороне? — на всякий случай уточнил Хосок. Ему показалось, что интонации между разговаривавшими были очень дружескими. Гук заговорщически покосился через плечо, убедившись, что они отошли от охраны подальше.

— А кто его знает? Мутный тип. Говорят, что достаточно труслив, и сам решает всё только поверхностно. На самом деле за ним стоит кучка серых кардиналов, жестоких и отвратительных людей. Насколько он пешка — сказать трудно. Так что дружи с ним или нет, какая от того выгода — хрен разберешь. Но перестраховаться-то надо?

— А ты чего материться перестал? — понял, что режет ему слух Хоуп. Он уже пять минут видит Бан Ёнгука, и ни одного бранного слова. Не чудеса ли?

— А! — опомнился как будто бы тот. — Да этот Александр… очень верующий человек, знаешь ли. Терпеть не может, когда при нем выражаются. Приходится всегда придерживать язык, чтобы не раздражать. Мне даже интересно, Джиён тоже себе с другими яйца прижимает, или я один такой идиот?

— Ну почему же один. Есть же ещё я.

— Отлично. Теперь бы ещё кого умного найти в нашем собрании, — Ёнгук остановился на углу, вздохнув и повертев головой в поиске камер. Всё было чисто. — Мы с Джиёном условились через полчаса встретиться в ресторане «Лей Гарден». Долго спорили, не приходя к компромиссу. Я звал его в «Красный дракон», а он меня в «Золотой павлин». Ох уж эта вежливость… Тут этих забегаловок хуева куча.

— Как ты думаешь, мы сумеем с ним договориться за один день?

— У меня послезавтра у дочки день рождения. И беременная Рин, которой нельзя нервничать. Я не могу задерживаться, Хоуп, а то нервничать придётся начать всему Макао.

— Мне бы твою уверенность. — Они пошли дальше.

— А здесь трудно быть неуверенным. Джиёна либо удастся умаслить, либо не удастся. Всего два варианта. И он из тех людей, которые едут на встречу, уже зная своё решение, поэтому как мы не кривляйся и не кочевряжься, ему на это ровно. Он выдаст то, что выдаст. Нам нужно лишь поспособствовать тому, чтоб он не разошёлся и не расфантазировался по новым поводам. Кстати, — Ёнгук посмотрел на Хоупа. — А как его сестра? Ничего?

— Красивая, если говорить о шаблонах и стереотипах. Но такая сука…

— И как там Джин?

— Ну, ты же его знаешь, — протянул Хосок, сам толком не понимая, как же Джин держится?

— Ну да, ну да. На каждую суку найдётся ещё большая кобелина, — засмеялся Гук.

— Не такой уж он и… — переглянувшись с юристом, Хоуп недоговорил. Улыбнувшись, он сдался и закивал.

Прежде чем отправиться в «Лей Гарден», двое зашли в бар, где ещё минут пять ждали, когда же спустятся те, о ком они говорили. Ёнгук окинул опытным взглядом Дами, представившись ей, пока жал руку Джину. Придя к каким-то своим молчаливым выводам и соображениям и посмотрев на циферблат в мобильном, он решил, что пора идти, и если они прибудут раньше на место встречи, то хуже от этого не будет. Однако сюрприз не удался. Среди пустых столиков был занят всего один, ненужных свидетелей на переговоры столь значимых персон не допустили. Телохранители Дракона и люди триады охраняли ресторан. От золотых никого не было. С точки зрения Ёнгука, если начнётся какая-либо заваруха, то пристрелить, кого надо, всегда успеют (хотя по всем договоренностям оружия никто с собой принести не должен был), а вот сохранить своих людей в тени неизвестности — куда важнее. Что же касается рукопашного боя, то даже десять телохранителей Джиёна не справятся с ними тремя, а сам Джиён в бою никогда силён не был. У кого-то работает голова — у кого-то руки и ноги.

— Какая встреча! — первым стал подниматься Джиён, и его примеру последовали не только его двое спутников, но и гонконгская триада — трое мужчин их возраста или немногим старше.

— Не говори, просто-таки Ню-Лан и Чжи-Нюй[9]. — Они пожали друг другу руки, после чего Гук развернулся к тем, кто был вызван судить их «семейное» теперь уже дело. — Ючон, Шиа, Джеджун… — поздоровался он с каждым, передав дальше эту возможность Джину и Хоупу, а сам вернулся к Дракону. Тот смотрел на сестру, которую заметил.

— Мы будем решать вопрос среди мужчин. Ступай, Дами, — холодно велел он.

— Поскольку дело касается меня, я хотела бы…

— Ступай, я сказал, — ещё тверже, если было куда, повторил Джиён и сел, отвернувшись от неё. Замешкавшись, девушка поджала губы, попятившись. Все, кроме Хоупа и Джина, перестали смотреть на неё, принимая обычаи и условия сурового азиатского преступного мира, где с женщинами не очень-то считались. Найдя единственное сожаление в глазах Джина, она осторожно скользнула к нему и шепнула на ухо: «Пожалуйста, не отдавай меня ему» — после чего, поклонившись не замечавшей её более компании, ушла. — Итак, — устроился вальяжно между своими товарищами Джиён. Сидевшего справа Сынхёна Гук знал, а молодого человека слева — нет. Но в случае с Драконом знать его окружение и не нужно. Он-то сам точно не пешка, а самый, что ни на есть, король. Глаза сингапурского воротилы посмотрели на Хоупа. Задержались на несколько секунд. — Нет, — изрек он и посмотрел на Джина. — Зять, я так понимаю?

— Он самый, — вежливо склонил голову Джин. — Не решаюсь называть в ответ шурином.

— Не стоит, в самом деле, пока не ясно, как долго этому быть, — улыбнулся Джиён приветливо. — Брак ещё не скреплен документально, я верно понял?

— Верно, — подтвердил стоматолог.

— Мне, как человеку лишенному каких-либо религиозных убеждений, ваш обряд — пустой звук. Поэтому на данный момент я могу спросить, собираетесь ли вы узаконить брак или довольствуетесь тем, что я не признаю за что-то, имеющее значение? — Джин хотел бы сказать, что пока их абсолютно всё устраивает, но просьба Дами ещё шелестела на его слуху. «Не отдавай меня ему». Сказать, что узаконить брак никто не хочет — это дать повод забрать девушку обратно.

— Мы намерены оформить всё до конца, — заявил Джин.

— Понятно, — по-деловому кивнул Джиён, будто речь шла о катере, машине, квартире, на худой конец, но никак не родном человеке — сестре. — Значит, ты претендуешь на то, чтобы придержать её при себе и в дальнейшем? Ведь это же не фикция, а брак по любви? — Не отводя взгляда от его глаз, Джин смело кивнул. — Что ж, тогда переходим ко второму акту нашей пьесы, — Джиён повернулся к Гуку. — Я с тобой должен говорить, как с главным? — Гук посмотрел на Хоупа. Тот помотал головой. Адвокат негодующе нахмурил брови и недовольно кивнул ему. Хоуп опять помотал головой.

— Да почему я? — не выдержал и произнес вслух Ёнгук. — Я вообще живу в Нью-Йорке, а речь о местячковом вопросе. За ситуацию в Корее отвечаешь ты, — он посмотрел на Джиёна. — Тебе же нужен местный главный, а не заморский?

— Территориально мне без разницы, — сдержано расплылся Дракон. — Ты мне скажи, кто будет принимать решение по любой проблеме сейчас.

— Гук, ты, — упорно попросил Хосок.

— А чего опять я? — он повернулся к сингапурской мафии. — А можно жребий вытянем? А то припираться мы до ночи можем, — во взоре Дракона он отчетливо прочел «вот клоуны», но его это не задело. Имидж дуралея играет на руку чаще, чем умника. Джиён воззрился на гонконгскую триаду.

— Пусть определят, как считают нужным, если у них нет первого, — позволил тот, кого назвали Ючоном.

— В нашей жизни всё решают деньги, — подсказал Джиён, потянувшись в карман. — Давайте я дам монетку, и кто…

— …скажет, что выбирает «корону», тот автоматически будет главарем, а кто выберет «шестерку» тот подчиняется, — хмыкнул Ёнгук. — Знаю я твои фокусы и твою монетку.

— Я должен был догадаться. Наташа, — вздохнул несколько огорчившийся Джиён, хотя его огорчение было показным.

— Моя сестра тут не при чем, — просиял Ёнгук. — Джессика.

— Джессика? — повторил Дракон, пытаясь припомнить что-то и перебирая женские лица в памяти.

— Да, ты спал с ней несколько раз несколько лет назад, а потом с ней несколько раз спал я, тоже несколько лет назад. Но тут важна поочередность. Поскольку я был после тебя, то она рассказывала мне о тебе, а не тебе обо мне.

— Что-то не припомню такого имени, — усомнился Джиён в достоверности полученной информации.

— Ну, с именем может я и ошибся, у меня их, дай бог, тоже не один десяток был, но факт остаётся фактом. В связях с женщинами нужно быть разборчивее, неизвестно, откуда эти дамы берутся и куда деваются.

— Ты либо призываешь убивать всех любовниц, уподобляясь самке богомола, либо остановиться и завести постоянную, чтобы никуда не девалась, — засмеялся Джиён. — Если брать тебя самого, как пример, то всё-таки второе. Как семейная жизнь, Ёнгук? — Никто не мог сказать по лицу мужчины, что внутри что-то изменилось, но сидевший рядом Хоуп почувствовал волну напряжения, хлынувшую от адвоката. Ни за что он не боялся так, как за свою жену, дочь. А теперь они ждали и второго ребенка. Источаемые флюиды агрессивного отца семейства, который порвет за своих, насторожили Хосока. Джиёну лучше не шутить с этой темой. Если он надумает тронуть семью Бана в отместку за Дами, об этом пожалеет весь Макао, не успев начать нервничать.

— Не жалуюсь и очень рекомендую, — беззаботно ответил Гук, продолжая улыбаться.

— Нет, не моё это, ты же знаешь, — развел руками Дракон. — Но вернёмся к делу… Моя сестра невольно или вольно, но будет теперь у вас. Если я потребую её мне всё-таки отдать, вы выполните просьбу?

— Вряд ли, — подал голос Джин. Гук посмотрел на него, потом на Джиёна.

— Она тебе, действительно, так дорога? — он ждал ответа, но Ёнгук вмешался, снова всё сводя к юмору:

— Господи, ну Джи, ну трахается твоя сестра с кем-то, какая тебе разница? Ты трахал мою сестру, я хоть одну претензию тебе кинул за пятнадцать лет, если не больше, прошедшие с тех пор?

— Кто кого тогда трахал ещё спорный вопрос! — поднял Дракон палец, захохотав. К нему присоединился, хотя и более сдержано, Сынхён, а затем и Джей-Хоуп, проникнувшись тем, что такая значительная персона не лишена самоиронии. Вообще этот человек, странным образом, вызывал у него симпатию и уважение, хотя его жесткое обращение с сестрой было показательным. Но власть развращает и делает людей грубыми. Если бы у Дракона не было власти — каким бы он был? Вряд ли белым и пушистым, но всё же… — Так что, как ни крути, я пострадавшая сторона.

— Наташа в курсе о твоих впечатлениях? — хмыкнул Гук. Джиён виновато покачал головой.

— Не хочу её обижать. Она хороший друг. — Стряхнув с себя лицедейство, мужчина продолжил: — С Наташей всё замечательно, но она не имеет отношения к делу, ради которого мы тут. Ёнгук, раз уж ты упомянул о Нью-Йорке, то прошлой осенью двое моих людей были убиты там…

— Ой, кто старое помянет…

— У того есть хоть какой-то шанс получить долги обратно, — изменил концовку Джиён, серьёзнее поглядев на Гука. — Так вот. В их гибели виноваты твои парни. Будешь отрицать?

— Во-первых, я понятия не имел, что это твои ребята, — не стал прятаться юрист от правды. — Во-вторых, что они сами делали в Нью-Йорке? Работали на итальянскую мафию.

— Они занимались торговлей, и ни с кем не воевали.

— Работорговлей, — подметил Хоуп.

— Естественно, не хлеб же голодающим я вожу? — Джин, молча наблюдая за сингапурским королем, вдруг понял, что итогом этой беседы будет что-то неожиданное, о чем стали догадываться и двое других золотых. Дами была поводом, но не причиной. Джиён, на самом деле, плевать хотел, с кем она спит и крутит амуры. — Всё было согласовано с бандами, которые властвовали в Нью-Йорке. Вы вмешались в это дело, фактически объявили войну одному клану и, судя по всему, именно вы с ним расправились. После того, как вы отвоевали себе Сеул, вы продолжаете притеснять других. И был задет непосредственно я. Что я должен делать, Ёнгук? Молчать? — Джиён повернулся к триаде. — Скажите, разве кланы не имеют право предотвратить эти империалистические поползновения? По-моему, «золотые» хотят мирового господства и монополии на бандитизм.

— Ладно уж из мухи слона-то… — проворчал Ёнгук.

— Мы слышали об этом, — сказал тот, которого назвали Джеджуном. — Но, поскольку китайские кланы задеты не были, то мы промолчали. Американские мафиозные семьи слишком недружны, чтобы воспротивиться объединено тому, что вы делаете в Нью-Йорке. Однако у нас, на Востоке, принято лечить, пока не началась эпидемия, и если Джиён требует справедливости за убийство вашей бандой его драконов…

— Стоп-стоп-стоп, куда погнали? — выставил ладони Гук. — Джиён разве что-то требует? Мы пока обсуждаем.

— Как и тебе, мне не нужна война, — так искренне произнес Джи-Драгон, что в отсутствие в нем кровожадности легко было поверить. — Но мне нужно возмещение ущерба.

— Каким образом? — прищурился юрист и, внимательно слушая, достал сигарету. Его оппонент, посмотрев на это, вспомнил о своей, точно такой же, вредной привычке. Достав свои сигареты, он привстал и дотянулся до зажигалки Гука, прикурив от неё. Ючон, судивший их со своими братьями (или кем-то, находившимся в иной степени родства), тоже присоединился к этому процессу. Мужчины выдержали пятиминутную паузу.

— Ты убиваешь моих людей, забираешь сестру — откуда мне знать, что это не обманный ход, чтобы подобраться ко мне? — и за всё это хочешь, чтобы тебя поняли и простили, — Джиён выпустил облако дыма. — Думаю, со мной согласятся, что ты мне задолжал, — разговор шел уже напрямую и только с Гуком. Быстро стало ясно, что Джей-Хоуп, всё-таки, не возьмёт на себя той ответственности, которая была нужна.

— Смотря какого рода уплаты долга ты хочешь, — процедил Ёнгук.

— Ты лишил меня людей — ты должен дать мне людей.

— Я не соглашусь на убийство ни одного своего человека.

— Зачем убивать? — округлил глаза в притворном изумлении Джиён. — Какой ты любитель насильственных мер, Гук! Я говорю не о новых лишениях, а о возмещении… Сынхён, — посмотрел он на своего компаньона. Тот запустил руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда карты. Когда он положил их на стол рубашками вверх, всем стало видно, что их всего три. Лукаво блестя зрачками, Джиён перевернул первую. Это была одна из многочисленных модификаций таро, и на ней был юноша в доспехах. «Воин». Джиён перевернул вторую карту. Мужчина в какой-то робе с колбами. «Алхимик». Третья карта плавно явила своё лицо. Бородатый старик в чародейской мантии и колпаке. «Маг». Ёнгук встретился глазами с Драконом. — У тебя есть три человека, дружище, обладающих способностями и талантами, которые мне очень пригодились бы. Я хочу получить одного из них, чтобы он работал на меня. Тогда я не буду раскапывать топор войны и забуду все наши взаимные обязательства и обиды, будто их и не было. Заметь, я настолько не жадный, что прошу одного, вместо двух, забранных тобой. — «Каждый из моих стоит ста твоих» — подумал Гук, но вслух сказал:

— Они не вещи, чтобы передавать их из рук в руки. Они занимаются тем, что считают правильным для себя.

— Но в твоей власти велеть им заняться другим. И мне нужен твой ответ. Один из них, или война, — разулыбался Джиён так широко, как никогда прежде. Ёнгук ещё раз взглянул на карты. Лео. Ёндже. Сольджун. Проклятый Дракон…

— Блядь, а хуйца ему не соснуть? — не выдержал Гук, оказавшись в туалете и ополоснув лицо водой из-под крана. Взятый дипломатический перерыв предназначался для обдумывания, и золотые и драконы разошлись в разные уборные. Опомнившись, что у Джиёна каким-либо образом может оказаться где-нибудь прослушка (кто его знает?), адвокат заговорил тише, повернувшись к Джину и Хоупу.

— Я едва не сказал ему это в глаза, когда расшифровал его ребус, — хмыкнул Хосок.

— Ну и сказал бы, хоть бы поржали, — пошутил Гук, оторвав бумажное полотенце и вытерев руки, после чего метко запустил его в металлическую урну с черным мусорным пакетом. Джиёну бы этот пакет на голову натянуть, задушить, снять вместе с головой и швырнуть требушетом[10] в океан.

— Что ты намерен ответить на его ультиматум? — поинтересовался Джин.

— Отвечать на его ультиматум? Да ему же именно это и нужно. Хер ему на палочке, а не ответ. Вообще-то, его «просьба» — ерунда, по сравнению с настоящей проблемой. — Молодые люди любознательно уставились на него. — Откуда он знает про наших гениев? Вот в чем вопрос. Никто, вообще никто не может о них знать, понимаете? Они, можно сказать, самые засекреченные наши бойцы. Однако информация утекла…

— Ты думаешь, среди наших есть доносчик? — недоверчиво, но отдаленно покрываясь мурашками от этого неприятнейшего предположения, произнес Хоуп.

— В тот день, когда я поверю, что золотой может предать — я повешусь. — Гуку снова захотелось покурить, но он не стал отвлекаться. Иногда никотин излишне расслабляет, и мозги барахлят.

— Тогда что произошло? Шпионы? Слежка? Шерше ля фам? — перечислил Джин иные пути доступа к сведениям. Хоуп моментально стал перебирать всех женщин, которые знали об их сущности и при этом могли работать на кого-то. Жена Гука — сразу нет, жена Хима — тоже нет, их сестра — тем более нет. Остаются спутницы остальных, в которых лично у него никакой уверенности не было. Из его окружения о нем знала только Нури, но она работала на них же, под прикрытием Серина, а о Сольджуне, Ёндже или Лео знать никак не могла… Черт, ну зачем эти подозрения так лихо им овладели? Адвокат повернулся спиной к зеркалу над раковиной, прислонившись к ней задницей и скрестив руки на груди. Пошёл мыслительный процесс.

— Джиён не знает имен и подробностей… — задумчиво нащупывал правильный вывод Ёнгук. — Он разыграл этот спектакль, чтобы мы подумали, что он не выдаёт нас перед триадой. На самом деле он сам ничего не знает. До него дошёл слушок — не более. Если бы были перебежчики, то у него имелись бы все данные. Но их нет — могу спорить. Однако откуда ползут слухи тоже интересно. Надо затыкать места, где протекает.

— Но с его требованием-то как быть? — напомнил Хосок.

— Если его уделать в мудрости и красноречии при гонконгцах, он сделает вид, что проглотил, но обозлится ещё больше, и поведет невидимую и весьма опасную войну, уже не предупреждая. Если же принять его условия, то потом некрасиво будет изворачиваться, ведь за исполнением следить будут сторонние искатели справедливости. — Гук оттолкнулся, поправив полы пиджака, после чего засунул ладони в задние карманы темных джинсов. — Но ему не нужен по-настоящему ни одних из тех, о ком он упомянул. Это нелепица. Сколько у него людей — и сколько у нас? Он самостоятельно справится с любыми проблемами. Скорее, он хочет конкретики. Ему хочется узнать, кто же это такие, прорисовать четче наметанные кем-то силуэты. Для чего? Просто обезопасить себя, чтобы никогда не получить неожиданного удара. Джиёну неинтересно насилие, к тому же. Дракон хочет побесить нас, или меня, разозлить, чтобы мы выставили себя не в лучшем свете, скомпрометировали себя перед кланами, напоролись на неприятности… Только вот зачем? — Адвокат принял официальный вид, застегнув две пуговицы пиджака задействовав для этого всего по два пальца от каждой руки. Жест получился утонченным и аристократичным, не вяжущимся с общей концепцией поведения господина Бана. — Разве что он нас боится? Никогда бы не поверил. Возможно, он боится того, что рано или поздно мы станем опасны. Разобраться всё-таки надо. — Он пошёл на выход из туалета, открыв дверь и обернувшись к друзьям на пороге. — Займите какими-нибудь разговорами остальных, я позову его на тет-а-тет.

Джиён беседовал с Джеджуном и Сынхёном, ожидая, когда золотые вернутся к их мирной конференции. Ючон говорил с третьим спутником Дракона, Шиа висел на телефоне. Создавалось впечатление торговой биржи, а не съезда глав преступных группировок. Пользуясь тем, что никто не заторопился к столу переговоров, Ёнгук подошёл к Джиёну и любезно взял его за локоть.

— Можно с тобой потолковать с глазу на глаз?

— Это не опасно? — улыбнулся сингапурец. — Ты пугаешь меня неожиданным желанием интимного уединения, а что, если оно имеет своей целью свернуть мне шею?

— Что поделать? Я после буду пристрелен твоими людьми. Падём, так все. — Джиён внимательно посмотрел в лицо тянувшего его в сторону. Решившись, он изволил согласиться, и они двинулись подальше от остальных для частного диалога. Из ресторанного зала путь вёл на ресепшен, где бронировали столики, но, не доходя до него, из коридора можно было свернуть в зоны отдыха, куда и направились главари банд.

Сновавшей поблизости официантке было велено убраться подальше, после чего мужчины сели на мягкие диваны, чья обивка слабо источала впитавшиеся за долгое время запахи кальянного дыма.

— Итак, что же такого тайного ты хотел мне сказать? — Сплетя пальцы перед собой, Джиён подался корпусом вперед. Взор рептилии сузился, перестав бегать. — Учти, что всё сказанное здесь никакого значения для переговоров иметь не будет. Только то, что мы сообщим при триаде.

— Это мне и нужно. — Гук тоже наклонился к собеседнику. — Я хотел сказать, что тебе осталось только упасть на пол и заколотить ножками, как маленькому мальчику, крича и плача «он сломал мои игрушки» или «хочу таких же солдатиков, как у него». Джиён, мы два взрослых урода, давай вести себя по-взрослому? — Лицо Дракона замерло, не меняя выражения. — Оставим всю эту льстивую и гнусную ботву для показухи за дверями. Ты хитрожопый, я хитрожопый. Мы можем ебать друг другу каждую извилину, пока не состаримся. Вопрос — зачем? У тебя времени свободного — ковшом черпай? У меня нет, и если я захочу, чтоб мне проедали плешь, я найду для этого более милую персону, с которой можно совмещать траханье мозга с траханьем всего остального. А тебе нравится канифолиться со мной? Тем более, мы оба с тобой всегда будем понимать, что второй врёт и оставляет за собой право последнего хода. Поэтому я предлагаю начать говорить прямо и без обиняков сейчас же. — Джиён плавно выпрямил спину, откинувшись назад и раскинув руки влево и вправо, положенными на спинку дивана.

— Бан Ёнгук, от тебя всегда было много шума и слов… к чему ты всё это? Пытаешься меня устыдить?

— Я не настолько простодушен, чтобы верить в наличие у тебя чувства стыда. Закурим? — Они опять вытащили по сигарете и прикурили, на этот раз от зажигалки Дракона под черный мрамор, с красным мифическим ящером на боку. — Я искренне считаю созданную тобой ситуацию глупой. У тебя около тысячи человек — у меня пятьдесят. Требовать у меня каких-то долгов, всё равно что чемпиону мира по борьбе предъявлять претензии дворовому сопляку за то, что тот его нечаянно задел. Я не надеюсь пробудить в тебе совесть или достучаться своей, не самой красивой, но попадающей в цель аллегорией, однако то, что ты развел при триаде — смешно.

— Не принижай своих людей, Ёнгук, — хмыкнул Джиён. — Ваша банда — не дворовый сопляк. Все знают, что каждый золотой способен нейтрализовать в десять раз превосходящие его силы. Сколько вас было в Нью-Йорке? А скольких вы там угробили? Не ссы мне в уши, Гук. И то, что вас всего пятьдесят — под большим вопросом. Кто вас знает? Кто вас сможет посчитать?

— Так, зачем тебе один из моих людей?

— Я же сказал — у меня есть одно дело. В нем очень пригодятся способности одного из тех троих, любого.

— Всего одно дело? То есть ты хочешь взять его в аренду на один раз и вернуть?

— Нет, это он пригодится мне для начала в этом деле, а дальше — посмотрим. — Ёнгук не стал докуривать. Вкус пепла заскрипел на зубах, словно прах убиенных. Потушив окурок в пепельнице, он отодвинул её к Джиёну. Кто же ему нужен сильнее остальных? Сильнейший из живущих воин? Человек, создающий такие изобретения, что перед ними безоружны современные технологии? Или гипнотизер, который обладает властью над разумом людей? Странно, что он не упомянул Химчана. Неужели взломы компьютеров вышли из моды?

— Давай лично я тебе помогу, — хохотнул Ёнгук. — Я умею пригождаться, что ж я, хуже других?

— Ну что ты… я не могу и мечтать, что такая личность станет выполнять мои задания.

— Я не гордый, я и прибраться могу, и ботинки почистить…

— Так ты намерен отказать мне? Ты хочешь войны? — прекратил его кривляния Джиён.

— Я? Это ты мне её навязываешь, а я, что уж делать, если вынуждают, могу её принять.

— Я ждал от тебя большей заботы о своих людях… тебе не жалко положить всех из чувства противоречия?

— Положить их всех? — Улыбка исчезла с губ, превратившись в лютый оскал, каких на Ёнгуке давно никто не видел. Его глаза затянуло инеем полного равнодушия. — Валяй, Джиён, начинай войну. С кем будешь драться? С собственной тенью? Ты из нас всех знаешь человек десять, не больше. Мои парни храбрецы, среди них есть не разбирающиеся в волчьих законах, но, благо, ими пока командую я. А я подожму хвост и провалюсь сквозь землю. Вместе с ними. Найти десяток ребят на планете Земля тебе, быть может, кажется легким. Кажется, пока ты не попробовал их найти. Ты думаешь, что я буду воевать, лишь бы не выглядеть трусом? Видимо, это ты где-то подхватил наивность, раз считаешь, что меня устыдить возможно. Я лучше буду трусом, чем дураком. Живым трусом, а не мертвым дураком. И разве зазорно им быть перед человеком, который никогда в жизни не сразится со мной один на один в поединке чести? — Ёнгук замолчал. Они посмотрели с Джиёном в глаза друг другу, продолжительно, переливаясь то ненавистью, то уважением, то яростью, то терпением. Дракон натянул на рот косую ухмылку, бросив бычок в пепельницу.

— Я же не самоубийца, чтобы схватываться с человеком, который, я знаю, в боевых искусствах превосходит меня на две-три головы.

— А я не самоубийца, чтобы схватываться с человеком, чья гвардия превосходит мою в двадцать-тридцать раз. — Они улыбнулись друг другу.

— Значит, ты утверждаешь, что войну мне вести будет не с кем?

— Это факт.

— Если вести поиск вслепую, то будет трудно, но когда имеешь датчики… — Джиён коварно щерился. — Бегущие с корабля крысы укажут дорогу, как нить Ариадны.

— В золотых нет крыс, Джи, не пытайся ввести меня в заблуждение, — скрывая напряжение и закрадывающееся сомнение, махнул рукой Ёнгук. — Ты хочешь, чтобы я начал проводить чистки и трясти своих людей? Чтобы у нас начался разлад? Бесполезно. Я знаю все твои номера, Дракон, и заслуга тут уже не Наташи или каких-то Джессик… — юрист опять подался чуть вперед, понизив свой басистый голос: — Это твои люди покупаются и продаются. Кроме денег их ничего не волнует. Отсюда и все твои потаённые страхи, которые есть, как ни крути. Иначе зачем тебе пытаться нас ослабить? А золотыми, к счастью или огорчению, рождаются, а не становятся, поэтому пробудить в них алчность невозможно. Разве реально заставить золото стать медяком?

— Прежде верили в существование философского камня, способного обращать один металл в другой…

— Но для этого нужен хороший алхимик, да? — Ёнгук бросил одноименную карту буквально из рукава. Джиён нахмурил брови. Он не успел заметить, когда эти ловкие руки прибрали карту к себе.

— Есть и другие способы выманивать ваше доблестное рыцарство, если ты не веришь в двуличных товарищей.

— Наши близкие? — Ёнгук пожал плечами. — Большая половина из нас сироты, у которых никого нет. А те, у кого кто-то есть… тронь мою семью, Джи, попробуй, — мужчина продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало. — Я не из тех, кто ломается. Я могу остаться совершенно один, но я порву на маленькие кусочки всю твою многосотенную свору, потом расщеплю тебя на сочащиеся кровью и болью атомы. Мы с тобой в этом похожи. До конца будем делать то, что считаем правильным, что бы ни случилось. К слову, в твою браваду, что тебе наплевать на Дами, я не поверил ни разу. Теперь и я знаю, кто твои родители, а они, так сложилось, на нашей территории. И прежде, чем ты успеешь предпринять что-то серьёзное, я успею нанести удар. Тебе этого хочется?

— Как ловко ты чешешь языком… я ни слова не сказал о том, что собираюсь кому-то причинять зло.

— В отличие от тебя, меня не затрудняет озвучивать свои мысли.

— Ладно уж прикидываться простачком, Бан. Чего ты сам добиваешься? Вы устроили осенью такое побоище в Нью-Йорке, что о нем даже здесь говорили. И ты притворяешься миролюбивым?

— Они первыми начали… — состроив обиженную мордочку, сообщил адвокат.

— Я и этому должен поверить? Ты столько лет сотрудничал с Тэяном, что я о тебе тоже кое-что знаю. Ты та ещё сволочь, Ёнгук. Ты убиваешь, продаёшься, работаешь на того, кого выберет твоё чувство выгоды… в какой из всех моментов своей биографии ты стал золотым? Когда участвовал в изнасилованиях? Или когда под лицемерной дружбой сдавал криминальных авторитетов органам? Или когда сдавал неугодных чиновников и полицейских бандитам? Или когда пытал и убивал, чтобы добыть нужные сведения? Среди этого всего ты нашёл себя, как пацифиста?

— Там ещё взломы и грабежи были… — расплылся Ёнгук. — Но я только организатор! Лично не участвовал особо…

— И почему же ты пытаешься создать видимость какого-то доброго и нужного человека, борца за справедливость?

— Ну хуй его знает, я так вижу, — развел он руками. — Со стороны виднее, конечно. — Джиён вздохнул, устало, но без надменности взглянув на оппонента. Проведя рукой по столешнице, он опустил её вниз, но не успела она упасть до конца, как взметнулась обратно с пистолетом. Ёнгук недоумевающее округлил глаза. Их обоих обыскали на наличие оружия гангстеры из Гонконга! Неужели они продались Джиёну и переметнулись на его сторону? Дракон улыбнулся.

— Как видишь, у тебя бы не получилось со мной разделаться, даже если бы ты попытался. Дерусь я хуже тебя, но реакция у меня достаточная, чтобы достать этот прелестный ствол, который заранее сюда принесли польстившиеся на деньги типы. Деньги не стоит недооценивать, Гук. Они более вездесущи, чем горстка верных людей. Я вижу удивление на твоём лице. Нет, триада не попрала принципы честного судейства, и пятизвездные тут ни при чем. Дело в том, что «Венецию» и «Марину Бей» — мою родную золотую жилу в Сингапуре, строила одна и та же американская организация, связанная с американской мафией[11]. У меня там множество хороших знакомых, поэтому мне не составило труда подстраховаться, зная каждый закуток и тайные входы и выходы, которыми можно воспользоваться без разрешения, и даже без осведомления Александра и его свиты… — засмеявшись, он опустил дуло. — Но я не собираюсь тебя убивать, Гук. Ты мне нравишься.

— От этого заявления моё очко сжалось ещё сильнее, — заметил тот, расслабившись немного. — А вот я тебя не люблю, Джи. Но уважаю, — признал он от всего сердца. Дракон поднялся, смело отложив пистолет. Более того — в пределы досягаемости юриста.

— Пойдём, а то нас потеряют и начнут переживать. Я так понимаю, мы разобрались, что каждый из нас ответит прилюдно по поводу поднятого вопроса?

— Ищущий чужого губит своё, — вместо точного ответа процитировал афоризм Ёнгук.

— Да-да, не помню, в какой легенде, но эту фразу написали на чаше, сделанной из черепа погибшего правителя.

— Никто не бессмертен. Погибают и самые богатейшие, и самые знатные, и самые праведные. — Оба бандита встали у выхода. — Ради чего ты живешь, Джиён?

— Ради чего? Ради чего… не знаю, Гук. Живу и живу. Не ставлю перед собой глобальных целей, не забиваю себе голову лишним. Бывает когда тянет порассуждать о смысле и поискать что-то особое, значимое, но в результате это наскучивает, надоедает, и никак не меняет жизнь. Есть люди, которые считают, что главное — это любовь, и при этом никогда не были любимы и не любили по-настоящему. Есть люди, которые считают, что важнее всего — деньги, но при этом до смерти влачат жалкое существование с минимальным заработком. А я не возвожу на трон ничего, и имею всё. Что толку ставить цели и создавать идеалы? Смыслом является то, что я имею сейчас. То, чем я живу — это и есть то, ради чего я живу.

— Понимаю… когда-то и я так жил.

— Что же изменило порядок вещей?

— Смысл нашёл меня сам, — Ёнгук пропустил Дракона вперед. Они вышли в коридор, по которому навстречу шла та официантка, которую они прогнали прочь для уединенной беседы. Покосившись на эту малазийскую девушку, Гук поймал её взгляд и нашёл там то, о чем и подумал. Не дав ей пройти мимо, он резко схватил её за руку. Та испугано пискнула. Мужчина дернул её за юбку, которая подалась вверх и обнажила плотно сидящую на бедре повязку, прижимающую к коже небольшой нож. Выхватив его, поскольку не имел при себе никакого оружия, Ёнгук поднял захваченное оружие и поднёс его к лицу официантки. Девушка вылупилась на лезвие, задрожав, как тростник. Её округлившиеся, выпученные глазища метнулись к Джиёну. Тот и не шевельнулся, чтобы предпринять что-либо. — Я не в состоянии запоминать лица всех продажных людей, — произнес Ёнгук и, прижав нож к щеке официантки, вдавил его. Та заскулила от боли, но громче издавать звуки боялась — лезвие могло впиться ещё глубже. Нож рассёк щеку от внешнего уголка глаза до подбородка. Гук отшвырнул его и отпустил свою жертву, которая тут же приложила ладони к кровоточащему надрезу. — А вот так я никогда не ошибусь, кто ты, если попадёшься вновь. Плохо продавать людей, девочка, очень плохо, — сурово погрозил он ей пальцем и пошёл дальше. Улыбаясь, Джиён тоже продолжил путь. Пешки никогда не имели ценности в больших играх.

Все вновь расселись по трем сторонам от стола. Ючон подождал, когда все шепотки прекратятся, и взял слово:

— Джиён, мы обсудили вашу ситуацию со всех сторон и приняли такое решение: золотые могут откупиться от тебя деньгами, взамен дарения тебе своего человека. Ты можешь назвать любую сумму, и если они её не потянут, то вынуждены будут выполнить твоё первичное условие.

— Разумеется, я бы назвал в таком случае такую сумму, которую бы они не потянули, — засмеялся Дракон, якобы шутя. Его третий спутник что-то зашептал ему на ухо. Ючон повернулся к золотым.

— Итак, а что отвечаете вы? Согласны пойти навстречу Джиёну и выполнить его требование? — Гук открыл рот, чтобы произнести решительное «нет», но король Сингапура, когда его спутник перестал что-то наговаривать ему в ухо, успел заговорить вперед:

— Не надо ничего отвечать, — он приподнял ладонь, утверждая тишину. — Мне ничего не нужно. — Все с удивлением воззрились на него. — Вы не ослышались. Я решил простить золотым их оплошность, — улыбаясь, Джиён поклонился головой триаде. — Прошу прощения за причиненные неудобства и трату времени. Но, думаю, конфликт можно считать исчерпанным. Я не хочу продолжать эту тяжбу.

Хосок уставился на Гука, гадая, о чем таком тот поговорил с Драконом, что тот передумал? Ёнгуку и самому хотелось бы знать, что повлияло на того. Он до последнего был уверен, что тот станет настаивать на передаче ему одного из затребованных бойцов.

— Ты уверен? — уточнил Джеджун. Джиён загадочно пожал плечами, опустив взгляд. Вместо него заговорил неизвестный адвокату компаньон врага:

— Дракон щедр, благороден и благосклонен сегодня. Он прощает долг и положенное ему по праву. — «С какой стати?» рвалось с языка Ёнгука. Возникла неловкая заминка.

— Может, выпьем вечером за удачное решение проблемы? — внес предложение Сынхён. — Раз уж мы все здесь собрались…

— Я за, — моментально согласился Гук. После всего этого напряжения ужасно хотелось злоупотребить алкоголем. Хоуп кивнул в поддержку. Пить не хотелось, но поприсутствовать в той компании, которая образовалась — нужно.

— Что ж, кажется, это самые быстрые и бескровные переговоры, которые я видел, — хохотнул Ючон, подводя итоги. Ещё раз повторив, что всех всё устроило и никаких претензий нет, мужчины стали расходиться.

Номера у триады были на этаж выше, чем у драконов и золотых, поэтому шестеро мужчин вышли раньше. Джин исподволь посмотрел на того, который нашептал что-то своему боссу в самом финале. С его глазами встретились родные по крови, но такие непохожие узкие глаза. Продолжая делать вид, что ему неизвестен этот человек, он попрощался со всеми, не собираясь участвовать в вечерней попойке. Его ждала Дами, которой следовало сообщить, что к брату ей возвращаться не нужно. Джин открыл апартаменты и вошёл. Слишком наблюдательный для того, чтобы задаваться ненужными вопросами, он тотчас выхватил взором отсутствие вещей жены. Ни сумки, ни чемодана, ни кофты, которую она бросила, когда они вышли отсюда вдвоём.

— Дами? — крикнул он. Молчание взмыло до потолка и вернулось бумерангом. — Дами?! — Джин прошёл в глубину. Куда она могла пойти? В бар «Флориан»? За покупками? Вряд ли ей пришло бы в голову отдохнуть и расслабиться до окончания переговоров. Они ведь касались и её и не могли быть ей неинтересны! На нетронутой подушке, насчет которой у Джина было много планов этой ночью, лежал листок. Не предвещая ничего хорошего, он пестрел каллиграфическим почерком. Мужчина поднес его к глазам.

«Прости, Джин, что втянула тебя во всё это, — гласили строки. — Мне жаль, что из-за моего глупого желания независимости закрутилась вся эта чехарда. Но я рада, что познакомилась с тобой. Лучшие воспоминания в моей жизни будут о нашем знакомстве. Надеюсь, ты меня тоже будешь вспоминать без обид. Прощай!». Коротко, непонятно, невнятно… Что вообще произошло?! Куда она делась? Почему? Из-за чего? Джин сжал листок в руке, начиная соображать. Пока они ждали Ёнгука и Джиёна, его брат куда-то отлучался. Его не было минут пятнадцать. Потом он что-то сообщил Дракону, и тот изменил планы. А Дами пропала. Черт! Джин вынесся из номера. В коридоре ещё стоял Ёнгук, набирая в телефоне смс-ку.

— Где остановились драконы?! — подбежал к нему друг. Адвокат поднял лицо и указал дальше.

— Через три двери от моей. Вон туда, — Джин сорвался с места. — А что случилось?!

— Дами исчезла! — Гук отложил мобильный, поспешив за ним, а дантист, направляясь к Джиёну, напротив, взялся за свою трубку и стал набирать девушку. Гудки шли, но никто не поднимал. Он держал, не отключаясь, пока оператор не сбрасывал звонок сам.

— Как это исчезла? Может, отошла куда-нибудь?

— Нет. — Джин постучал кулаком в указанную дверь. Её отворила горничная. За ней виднелась тележка с сервизом. Дракону прикатили обед. Пытаясь культурнее обойти женщину, золотой ворвался внутрь, где Джиён, веселясь, болтал о чем-то со своими людьми. Джин поднял листок, слегка вытянув его вперед, когда на него обратились вопрошающие и изумленные взгляды. — Что это значит?

— А что это? — спокойно поинтересовался Джиён.

— Прощальное письмо от Дами. Куда ты её дел?

— Я? — ровный ряд белоснежных зубов оголился из-под хитрых губ. — Если она оставила письмо, то вряд ли её кто-то похитил или принудил к чему-то. Уважаемый недосостоявшийся родственник, умей мыслить логически.

— Как будто нельзя принудить написать что угодно! — цедил сдержано Джин, хотя гнев карабкался наружу, рвя душу когтями. Кулаки чесались задать жару этим мордам.

— Как бы я это сделал? Я не видел её с того же момента, что и ты. — Какой он был артист! Ему невозможно не поверить, если не знать, что каждое его слово — ложь, ложь, ложь! Ёнгук встал по правое плечо, сзади Джина, следя за обстановкой и внимательно слушая. Джин перевел глаза на брата, силясь не закричать «это ты сделал!». Тот поджал губы, угрожающе, едва заметно покачав головой, как бы не рекомендуя заявлять о какой-либо связи между ними. Стоматолог сдержался.

— Кого ты обманываешь? Это ты заставил её уехать! Где она?

— Понятия не имею, — отвернулся Джиён. — С вашего позволения, я хотел бы перекусить…

— Пошли, Джин, — позвал его Гук. Молодой человек не поддался, а когда друг взял его за запястье, то стряхнул с себя его руку. — Джин, прекрати…

— Я провожу гостей, — улыбнулся его брат и, дождавшись позволяющего жеста Дракона, направился в их сторону. Извинившись за беспокойство, Ёнгук попятился. Едва избежав войны, стоило ли её развязывать из-за девушки, которая принадлежала, всё-таки, Джиёну? Она была его сестрой, а Джин всего лишь спасал сеульских золотых, связавшись с ней. Можно было бы пойти к триаде и предъявить нарушение, но ведь оставлено письмо, которое четко говорит, что Дами уходит по своему желанию. Пока Джин тряс запиской, Гук перенял её и прочел. В почерке не было следов насилия или страха. Рука дрожала лишь чуть-чуть, и по каким-то другим причинам. Как юрист, он понимал, что без документального оформления брака Джин и не имеет права подавать в розыск. Он ей никто, а её настоящая семья в набат не бьёт о пропаже. Под давлением неизвестного для Ёнгука мужчины, им пришлось быстрее ретироваться. Вернее, он бы ушел и сам, а вот Джина пришлось выдавить из номера. — Что ты устраиваешь? — зашептал неслышно для адвоката брат Джина, отведя его в сторону, к стене в коридоре.

— Это ты сделал… — прошипел Джин.

— Кажется, я спас ваши задницы, имел бы совесть и поблагодарил.

— Каким образом?

— Я сказал Дами, что из-за неё вас всех могут порешить. Она же не знала, как продвигаются переговоры, и подумала, что вся склока из-за вашего венчания. Намек, что всё будет улажено, если она вернётся к брату, пришелся впору. Она предпочла быть послушной сестрой, а не виновницей перестрелок. Я сообщил об этом Джиёну, и он решил то, что решил.

— Куда она направилась? — схватил его за отворот пиджака Джин. Хоть и старший, но брат всегда был слабее него, поэтому не дернулся, решив переждать этот эмоциональный взрыв.

— Понятия не имею. — Отпихнув от себя брата, стоматолог развернулся и бросил на ходу Гуку:

— Я в аэропорт.

— Не дури, где ты её найдешь? — попытался остановить его адвокат, а когда поймал и притянул к себе, то шепнул на ухо: — У нас в «Венеции» и Макао есть люди, они скажут, если видели, куда она подевалась. — Хотя Гук тут же вспомнил о признании Джиёна, что он знает каждый закуток этой огромной гостиницы, и, стало быть, мог вывести сестру так незаметно, что никто не сумел бы это увидеть. Замерев, обдумывая, чувствуя, как внутри нарастает пустота, непреодолимая, горькая, Джин сжал кулаки и обернулся к брату. Нарисовав на лице улыбку, он промолвил с сарказмом:

— Благодарю, Дэсон. Спасибо.

Окутанная полуночью детская площадка и обычный, типовой двор, освещенный по периметру несколькими фонарями, затемненными зацветающими деревьями. Ничего примечательного в этом виде, но он непривычный, новый. Хана отступила от окна, перестав разглядывать всё за ним, и поправила легкий светлый тюль. Сейчас, когда Джей-Хоуп уехал, ей стало совестно, что она всё-таки согласилась на его уговоры и перебралась в благоустроенную двухкомнатную квартиру, меблированную, содержащую признаки недавнишнего ремонта. Не стоило. Стыдно было. Особенно представить, что придётся как-нибудь объяснить родителям, что она содержанка… И пусть Хоуп пытался её убедить, что она его девушка, и это в порядке вещей — оплачивать возлюбленную, но ей было некомфортно. Хоть бы отец и мать не нагрянули с внезапным визитом! Вроде не должны, они никогда не навещали её в общежитии без предупреждения, а теперь они её там и не найдут. Но сказать-то им надо. С матерью отношения вообще были доверительными, и скрыть то, что случилось как-то неправильно.

Хана почти не поспала на новом месте, несмотря на то, что в кои-то веки царила тишина, никто не хлопал дверью, никто не вторгался среди ночи, не скрипел обувью по полу, не шуршал снимаемой одеждой, не нарушал дрёму шепотом и хихиканьем. Похоже, все те звуки вошли в привычку за годы студенчества, и придётся учиться засыпать без них. Под окнами этой квартиры даже кошки не кричали и не шуршали бессовестно по тротуару дворники, достав с утра пораньше свои метлы (или дело в более высоком, чем в общежитии, этаже и звукоизоляции?). На лекции пришлось идти не выспавшейся, а на вечернюю смену в кафе уставшей до предела. Хоуп обещал вернуться быстро, и неумолимый ход времени приближал ту встречу, в которую нужно будет себя как-то вести с ним. Со всем этим переездом межличностные отношения переводились на бытовую суету, перевоз вещей и обсуждение насущных вопросов, но когда парень вернётся, то им придётся быть вместе. От первого раза… той ночи, в голове остался сумбур. Хане казалось, что она толком и не запомнила ничего, насколько эмоции поглотили её разум на пару дней. Но когда переживания, волнение и впечатления стали откатывать морским отливом, то картинка постепенно восстановилась с большей точностью. У неё был секс. Секс! Господи. Да при том с молодым человеком, о котором она мечтала. И он даже пьяным был восхитительным. Сколько раз она видела выпивших мужчин, становящихся тошнотворными в состоянии опьянения! Хамы, бранящиеся, распускающие руки, грубые и не соображающие, теряющие адекватность, мямлящие какую-нибудь абракадабру, плетущие нетрезвую философию своими разжиженными от алкоголя мозгами. Но Хоуп не был, как они. Его руки не потеряли уверенности, его губы знали своё дело, а в глазах, едва это стало возможным, заиграл разум. Создавалось впечатление, что он из тех людей, чья дисциплина доведена до такого автоматизма, что он и без сознания сможет верно функционировать. И он не бубнил ничего лишнего, что совсем уж несвойственно налакавшимся типам, которых она знавала раньше, приобретя богатый опыт на поприще официантства.

Вторая ночь далась немногим легче, но из квартиры так и тянуло уйти побыстрее. Уединение и одиночество в ней угнетали. Непривычно без кого-либо рядом, в покое и молчании слишком ярко прорисовывается то, к чему можно прийти, став невестой или женой богача — отторжение от общества. Эти миллионеры — они ведь всегда держатся в стороне от всего, у них узкий круг знакомых, мало друзей и близких, они огораживают себя непроницаемой стеной из денег и живут за ней. Почему-то у Ханы богатство издавна ассоциировалось с одиночеством, с золотой клеткой. Хоуп был не похож на того, кто станет принуждать к чему-то или запрещать общаться с прежними подругами, но его семья — как она посмотрит на бедную замухрышку, которой совсем не место среди них? Нет, их отношения обречены.

С этими мыслями Хана прибежала снова на работу, наспех переодевшись в рабочую форму, повязав передник и начав обслуживать клиентов, которых, как бывает сразу после открытия, не виднелось в большом количестве. Рассчитав второй за день столик, девушка увидела своего знакомого — Юнги, не спеша бредущего по направлению к кафе. Встретившись с ней взглядом, он улыбнулся и уселся на тот стул, который выбирал чаще всего.

— Возьмёшь клиентов, если кто-нибудь придёт? — попросила она у своей напарницы и, получив кивок, подошла к парню. Он выдвинул соседний стул и пригласил присоединиться к нему. Смелее, чем в прошлый раз, Хана приняла приглашение. — Привет, как у тебя дела? — осведомилась она, начав разговор.

— Да ничего, хорошо даже, можно сказать, — Шуга запланировал отбытие с Чимином на завтра в горячую точку, где нужно было присутствие как можно большего количества их банды, и вечером ему нужно будет на время попрощаться с Джинни, каким-то образом объяснив ей «командировку». Кроме этого ничего не омрачало его жизни. Любимая девушка теперь всегда была рядом, и их взаимопонимание крепло день ото дня. Хосок отзвонился из Макао и сказал, что всё разрешилось мирно, и они летят обратно без жертв. — Я договорился встретиться с Хоупом тут, он уже должен быть в Сеуле. — Хана незаметно занервничала. Так молодой человек вот-вот явится сюда? Что ж, может, так лучше, что увидятся при людях, не нужно будет теряться и смущаться от ощущения, что их только двое и больше никого. — Слушай, этот загадочный, как Бермудский треугольник, тип отказался сообщить мне, как вы начали встречаться? А я же неугомонный. Мне надо знать, — с выжидательным прищуром уставился он на Хану, отведшую глаза и разрумянившуюся. — Ну правда, ну скажи? Вряд ли же ты последовала моему совету, что надо завести парня, чтоб охранял, поэтому заарканила первого подвернувшегося? Да Хоупа и нелегко заполучить в свои сети.

— Это случайно вышло, — только и смогла произнести Хана, чтобы никак не затронуть главного. Но Шуге хватило.

— Это? Так, это всё-таки вышло? — Девушка возмущенно подняла лицо и неуловимо стукнула его по предплечью кулаком. Юнги засмеялся. — Ладно-ладно. Больше не лезу не в своё дело. Я рад за вас. Ты классная, но ему придётся поработать над собой, чтобы не разочаровывать тебя.

— Ему? — изумилась официантка. — Боже, да как же он способен разочаровать…

— Как и все, — пожал Шуга плечами.

— А ты? — перевела с себя беседу Хана. — У тебя тогда всё вышло? Ты намеревался предложить какой-то девушке встречаться с тобой. Она согласилась?

— Согласилась, — расплылся Сахарный. — И, наверное, лучше я заранее скажу, что она и есть та, с которой мы всегда тут тусовались. Ну, Джинни.

— Та, которая вам всем, как младшая сестренка? — с дружеским укором улыбнулась Хана. Парень сконфужено развел руками, опустив их на колени и сев, как отруганный школьник. Подруга готова была радоваться этому событию вдвойне. Единственная, кого она регулярно видела с Хоупом, была та самая Джинни. И теперь она встречается с другим. — Я очень рада за вас, — пожала руку товарищу Хана. — Ты её очень любишь, я видела это в тот день, как ты переживал, как тревожился, что она откажет. Любовь — это прекрасно!

— Да я-то её люблю, — признался, почесав затылок Юнги. — А она меня пока не очень-то. Ну, я думаю, что смогу рано или поздно этого добиться. Я надеюсь на это, — Хана понимающе на него воззрилась. Посомневавшись, говорить ли о собственных страхах, она всё же решилась на откровенность.

— Хоуп меня тоже не любит, — сухо вымолвила она, прочувствовав слухом, как горько звучат эти слова в её устах. — Юнги, мне кажется, что это неправильно. Зачем встречаться, если чувства не взаимны?

Неподалеку, на осветившийся ярким солнечным лучом квадрат тротуара, приземлилось несколько голубей, начавших клевать какие-то крошки. Шуга отвлекся на них и, подумав, повернулся обратно к девушке.

— Невозможно через всю жизнь пронести чувства, чтобы они никак не изменились. Любовь и страсть временами могут уменьшаться, если не исчезать, а равнодушие и слабая симпатия, напротив, могут переходить в любовь и сильнейшую привязанность. Мы не знаем, продлятся ли до конца наши чувства, хотя предполагаем их постоянство. Однако нас могут полюбить. Не лучше ли однажды разбудить любовь, чем начать с неё, а потом потерять?

— А если она всё-таки не появится? — настояла Хана.

— Ты предпочла бы любить того, кто тебя вообще к себе и близко не подпустит? Я нет. По мне, лучше находиться в ожидании, чем получить однозначное «нет» и безнадежность. Я дольше тебя живу на свете, я знаю, что тех случаев, когда не встречают любовь вовсе — значительно больше. Есть гораздо худший вид безответности, когда смотришь на того, кого любишь со стороны, а он встречается с кем-то другим. Или не встречается ни с кем. — Хана вспомнила ту ночь, когда Хоуп пришёл в общежитие с её соседкой. Как это было больно и мучительно! Куда тяжелее было тогда, когда она с ним, и заговорить не смела, но теперь он с ней, и она переживает, как бы им не сделаться несчастными вдвоем. Ладно, если он не полюбит её, но если он полюбит однажды другую, а уже будет связан браком? Ей не хотелось бы стать причиной трагедии в жизни Джей-Хоупа. — Хана, — вывел её из раздумий Сахарный. — Он сейчас свободен, у него нет других. Ты честно и без зазрений совести можешь использовать свой шанс. К тому же, у него доброе сердце, а таким мужчинам не всегда необходимы искры, пламя и пожар страстей. Если ты подаришь ему заботу, тепло и нежность, он не посмотрит на других. В любом случае, — хохотнул Юнги. — Если мои советы неправильные, то пойдём ко дну вместе. Я ведь руководствуюсь теми же самыми соображениями.

— Хана! — окликнула её барменша, указав глазами на очередных подошедших посетителей, к которым не успевала вторая официантка, принимавшая заказ у другого столика.

— Извини, я ещё подойду, — пообещала девушка и отошла, задумавшись над сказанным. Не всем в жизни даётся какой-либо шанс, друг прав. Иногда надо пользоваться моментом. Джей-Хоуп её толком не знает, почему он должен был уже полюбить её? Внешне она не бросается в глаза, и ему, конечно, трудно было польститься ею, по сравнению с другими, более эффектными девушками, но разве любят за внешность? Ей дана возможность доказать, что она заслуживает чувств, и что её чувства куда крепче и чище тех, кто прекрасны, но изнутри могут быть жестоки и лживы. Можно верить в существование идеальных совпадений до бесконечности, но для того, чтобы происходили идеальные случайности, надо, чтобы и их участники были идеальны, а где их взять? Хана, записывая в блокнотик перечень блюд и напитков, подытожила, что не стоит для несовершенных себя требовать безошибочных подарков судьбы без каких-либо изъянов.

К Шуге присоединился Чонгук, и они вдвоём стали ждать прибывших из Макао. Джин и Хоуп появились, когда те попросили по второму бокалу пива.

— Один момент, — пожав всем руки, Хосок не сел, а отошёл, ловя Хану между столиков, пока она шла с опустошенным подносом. Придержав её за руку, он улыбнулся и наклонился, поцеловав её в щеку. — Привет.

— Привет, — растерялась она, спрятав глаза. — С возвращением.

— Когда все уйдут, пообщаемся, — пообещал он и, чмокнув её ещё раз, вернулся к друзьям, усевшись поудобнее.

— Итак, всё завершилось благополучно? — потер ладони Шуга.

— Ну если не считать, что от меня сбежала жена, то да, — заметил спокойно Джин. По нему по-прежнему не было видно, что он как-то переживал из-за этого. С того самого момента, когда он поблагодарил брата и ушёл в номер, не собираясь «праздновать» завершение переговоров с остальными, мужчина больше не выразил ни одной эмоции. Он был собран, в меру улыбчив и вежлив. А те обида, жалость и злость, что клокотали внутри, залегали на дно, как остывающая лава, превращаясь в твердый и тяжелый черный базальт. Джин понимал, что требовать Дами обратно — это возобновлять конфликт с драконами, подставляя товарищей. Гневиться на неё, за то, что она так просто развернулась и покинула его, тоже было бесполезно. Она ушла, чтобы предотвратить войну. Почему же ему кажется это всё таким несправедливым?

— Ты теперь снова свободный, радуйся! — предложил Чонгук, но по лицам Джина и Хоупа понял, что подобная шутка уже не прокатила где-то в полете из китайской провинции в Корею.

— Я как-то успел свыкнуться с обратным, — заметил стоматолог. — Мне искренне захотелось семьи в какой-то момент. — «И в её глазах я успел увидеть, что у нас родились бы прекрасные дети» — молча добавил Джин. Он пытался ей дозвониться, бесчисленное количество раз набирая номер, пока он не отключился. Дами не подняла трубки и канула в неизвестность совсем. Их люди не видели её нигде в «Венеции», ни выходящей, ни ходящей где-нибудь внутри. Джиён помог ей уйти незамеченной. Ёнгук выразил свои сожаления, что в этом деле не смог помочь. А если бы его жена попыталась провалиться сквозь землю, он бы тоже опустил руки? Смешно. И то, что Дами — сестра их врага, ничего не меняет. Когда Гук полюбил Херин, она была сестрой того, кого он должен был найти и убить — Красной маски. И что же сделал адвокат? Завербовал Красную маску на свою сторону, уладив все проблемы одним махом. С другой стороны, Гук с Рин уже четыре года, у них ребенок и скоро будет второй, там привязанности куда больше, чем сложилась у него с Дами. Джину хотелось бы знать, каким образом он мог бы перетянуть Джиёна на их сторону? Это фантастика. Но разве не выглядела так же невыполнимо задача сделать из киллера-хакера-маньяка доброго мирного жителя? Если бы Дэсон всегда был благодушно настроен, как в этот раз, возможно, удалось бы найти точки воздействия через него, но нет, этот драконовский прихвостень слишком ненадежный союзник. Джин опомнился, что слишком глубоко ушел в себя. — И да: я не считаю себя свободным, — посмотрел он на Чонгука. — Мы повенчались. И если для Дами это ничего не значит — это проблема её совести. Я остаюсь женатым человеком.

— Ты ж не католик, — напомнил Шуга.

— А ещё не рыцарь, чтоб блюсти кодекс чести. — Джину никогда не нравилось, что люди слишком зависимы от словесных формулировок и категорий. Будто если назвать что-то неправильно, то это изменит его суть. Какая к черту разница, к какой вере относился обряд? Это было священное таинство. И только бравируя перед Дами он мог выставлять себя нейтральным буддистом, а перед самим собой уже не порисуешься. — Но почему-то мы все его чтим.

— А как там Дракон? — поинтересовался Чонгук, догадавшись, что тема пропавшей девушки задевает Джина. — Очень страшный? Я его ещё никогда не видел.

— Если бы ты слышал, как с ним говорит Гук, ты бы принял его за нашкодившего подростка, — хмыкнул Хоуп.

— Блин, откуда только наш адвокат черпает свою наглость? — поразился Юнги, откинувшись на спинку.

— Я его тоже потом спросил, как он умудрился не испугаться? Знаете, что он сказал? — Джей-Хоуп наклонился вперед, заговорив приглушенно: — Что невозможно со страхом смотреть на соперника, когда знаешь, что у него член меньше, чем у тебя, — парни разразились смехом, обратив на себя внимание соседних столиков. Даже Джин не удержался от смешка.

— Откуда он только знает подобное? — потешаясь, покачал головой младший.

— Да он всё знает, и что надо, и что не надо, — заверил Хосок.

— Жаль только, что в этот информационный блок не входит местонахождение Дами, — удрученно сказал Джин.

— Найдёт, не переживай. Они с Химом отыщут, я не сомневаюсь. Только… если она не захочет вернуться?

— Мне достаточно было бы поговорить с ней ещё раз.

— Да не заморачивайся, присоединяйся в мою компанию, — позвал Чонгук. — Не смотри на этих обременивших себя. В конце концов, большая часть наших никогда и не думала о женитьбе. Сандо бы тебе сейчас много чего умного сказал.

— Ох уж этот Сандо… нашел, на кого ровняться, — вздохнул Джин. — Он превосходный воин, но на жизнь мог бы научиться смотреть и более оптимистично. Вот меня уже второй раз в жизни бросают и забывают на ровном месте, однако я почему-то не замыкаюсь в себе и не бегу каждый раз туда, где мне наверняка могут свернуть голову, в первых рядах. Сандо путает отвагу с безрассудством.

— И пока у него всё же прокатывает, — добавил Хоуп. — А что касается первого раза, когда тебя бросили… ну, вообще-то, согласись, это всё была юношеская глупость, о которой и вспоминать не стоит.

— Мне было двадцать три. Не такой уж и наивный юнец. Или ты намекаешь, что мне пора смириться с позицией неудачника и не высовываться?

— А может, ты просто ещё не влюбился так сильно, как любил когда-то Сандо? — заступился за одного из тех, кому старался подражать в боевом искусстве и по жизни Чонгук.

— Да что такое вообще любовь? — как древний демагог задрал голову Шуга, разглядывая небо. — Что она собой представляет? Может, у каждого свой тип любви. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет.

— И какой вкус и цвет у твоей любви? — поёрничал Хосок.

— У моей? — наморщив нос, Юнги поприкидывал минуту что-то, представляя Джинни. — Розово-фиолетовая. Но на вкус это определенно сочная отбивная. Даром что я Сахарный. Сладостям я предпочитаю нормальную мужскую хавку. Но в целом, наверное, любовь красная. Все сердечки всегда именно им раскрашивают.

— Красная? Цвет крови и всех стоп-сигналов? — критично среагировал Чонгук. — Нет, любовь не может быть агрессивной. Она черная.

— Прекращай общаться с Сандо, говорю тебе, — засмеялся Джин.

— Да нет же, это мой любимый цвет! Он красивый, таинственный, глубокий… самый подходящий для любви.

— Слышал бы кто о чем говорят четыре взрослых мужика, — вставил дантист.

— А сам-то что думаешь по этому поводу?

— Не знаю, я готов согласиться с Шугой. Розовый — только не яркий. И не слишком сладкая чтобы была. Это я как стоматолог говорю — не надо лишнего сахара, зубы испортятся.

— Эй-эй, сахар лишним не бывает! — поднял палец Юнги. Покосившись на Хану, несшую в другой конец кому-то чай с пирожными, он поглядел по правую руку от себя. — Ну а ты, Хоуп, как считаешь?

— Я? Я вообще вегетарианец и привык к пище без соли, специй, мяса. Но пресную женщину — упаси Будда! Так что не смешивайте гастрономию с сексом.

— Да какой секс? Мы о любви, болван! — влепил ему затрещину Шуга. Сын ювелира потер темечко, начав переосмыслять. Друг пихнул его в бок, указав подбородком на Хану. — Вон твоя женщина, вот и опиши, какой должна быть ваша любовь.

— Любовь… — посмотрев туда же, задумчиво протянул Хосок. Девушка услужливо улыбалась, кивая супружеской паре, советуя им какой-то салат. Легкий ветер колыхал под нежарким солнцем выбившуюся прядь волос. Бледная блузка только подчеркивала невинность и доброту лица, излучавшего их. Ангельское создание. Её трудно выделить из толпы и заметить, но если обратить внимание, то вся остальная толпа будет смотреться вульгарной и кичливой. Он был у неё первым (спина неосознанно приобрела королевскую осанку), он, и никого больше. Свет, чистота… Хосок чуть не сказал «белый», но потом подумал о снеге и решил, что белый слишком холоден для Ханы и для чувств в целом. — Она должна быть зеленой, потому что это цвет жизни, цвет природы, цвет естественности и натуральности.

— Ну да, с голубым-то всё иначе, — захохотал Юнги.

— Всё опошлил, — цокнул языком Джин и обратился к Хоупу. — И вообще, никакой у тебя фантазии, почему это гастрономию нельзя совместить с сексом? Иногда получается достаточно удачно и захватывающе.

— Вот не то гурман, не то извращенец, — оценил Шуга его выпад. — Ладно, надо бы расходиться. Мне ещё к Джинни надо. А завтра мы с Чимином опять на рейс…

— Кто ещё? — переключился Хосок быстро на дела.

— Чонгук, — указал на него Сахарный. — Ви. Остальные полетят не отсюда. Как обычно.

— Осторожнее, — посмотрел на них Джей-Хоуп, зная, чем может закончиться каждая подобная операция. Организовавший то, чтобы все расходились, Шуга умудрился сделать так, что Джин и Чонгук ушли вперед, а сам он ещё задержался, оставшись рядом с Хоупом. Хана, хотевшая уже было подойти, увидела, что Юнги что-то убедительно толкует товарищу, и постояла в стороне, пока тот, наконец, не ушёл. Тогда она тронулась с места и подошла к Хосоку. Видя, что она не хочет присаживаться, он встал, взяв её за руки. — Ну, как ты обустроилась? Всё устраивает?

— Я… мне неуютно там, — промолвила она, хотя и за жалобу тоже было неловко. Молодой человек оплатил ей квартиру, а она смеет утверждать, что там неуютно! Какая же она дурочка, притом неблагодарная.

— Что-то не так? Дизайн не нравится? Соседи? — насторожился он.

— Да это всё ерунда! Я могу и на голом полу спать, а в оформлении вообще не разбираюсь, лишь бы стены и крыша были, — помотала она головой. — Я себя какой-то обузой ощущаю. И там так одиноко… непривычно.

— Если я сегодня приеду на ужин — это скрасит одиночество?

— Приезжай, конечно, — у неё всё ещё не получалось приглашать туда, где она не считала себя хозяйкой. — Что приготовить? — подняла она неуверенные, полные волнения глаза.

— Ничего не надо. Я всё привезу из ресторана, — улыбнувшись Хане, Хосок наклонился к её уху и шепотом оповестил: — Приготовь себя, — после чего наградил поцелуем в висок и попрощался до вечера.

Джей-Хоуп никогда не хотел связывать свою судьбу с женщиной. Он связал её с долгом золотого, вопреки всему: запретам отца общаться с теми, кто тому не нравился, вопреки опасностям и тяготам обучения боевым искусствам, вопреки трудностям двойной жизни. Давным-давно, чуть ли не в семь лет, познакомившись со своими первыми друзьями, которые оставались ими и сейчас, Хосок определил свою судьбу, и позже, лет в двенадцать-тринадцать, почувствовал, что их дело — это его призвание и это настоящее дело, которому стоит посвятить всего себя. И вот они, один за другим, вдруг обзавелись вторыми половинами, о которых не желали когда-то слышать точно так же, как и он сам. Сначала Ёнгук. Потом Дэхён. Затем Ёндже. Куда это годится? Хоуп был уверен, что не пойдёт по их стопам и останется верен исконному уставу золотых, запрещавшему жениться. Правда, Дэхён с Ёндже пока и не женаты, но всё идёт к тому. И Хосок бы, действительно, избежал брачной кабалы, если бы не отец и его требования. И если бы не обстоятельства. Но ему хотелось найти в этом больший смысл, чем зов чести и вынужденность, или усмирение совести, или обязанность золотого творить добро и счастье любыми способами. Рассказ Джина в самолёте о том, что говорила о золотых Дами, отложился в уме Хосока. Трудно усовершенствовать мир, выжигая и вырубая в нем все сорняки, всю гниль, но даже слепив всё по достойному образцу, можно найти, что люди счастливыми не стали, так не стоит ли иногда оглядываться на единицы, а не грезить глобальными целями?

За последние сутки он много кого видел, много что слышал и разговаривал с разными людьми. Большинство из них, как и он сам, были из их банды. Кто-то неукоснительно следовал правилу отшельничества, кто-то воспевал или оправдывал семейность. Ища истину, Хосок вспоминал заветы и мудрости их главного учителя, ещё живого старика Хенсока. Тот предпочитал обходить тему свадьбы стороной, однако любовь определенно проповедовал. Он считал, что только слабые и подлые выбирают одно обязательство: перед миссией, перед друзьями или перед женщиной. Настоящий герой и настоящая личность тот, кто сумеет соединить в своей жизни все три компонента, и никогда не ущемить ни один из них. «Как только ты поступаешься одним ради другого, ты становишься не золотым, а глиняным, — говаривал Хенсок. — А глину легко сломать, размягчить или смешать с грязью». Это были предвыпускные лекции, когда воины-монахи, после четырех-пяти лет обучения узнавали, наконец, что выйдут из буддийского монастыря. Кто-то как-то спросил у него, а что же делать, если долг потребует оставить женщину или женщина потребует оставить друзей? Подумав немного, наставник ответил: «А если твоя правая рука потребует отсечь левую руку?». «Но при гангрене иногда ампутация необходима» — упорствовал ученик. «Да, только гангренизирующая та рука, которая требует отрубить вторую». «Значит ли это, — вмешался тогда Хосок в диалог. — Что золотой должен пренебрегать чьими бы то ни было требованиями?». «Это значит лишь то, что золотой не должен связываться с дерьмом, производящим себе подобные требования, — прямо и грубо, что редко с ним случалось, отсек Хенсок. — Водись с людьми того же благородства, что и сам, занимайся делом, столь же достойным, что и сам, и никогда не окажешься перед недостойным выбором и среди недостойных приятелей и подруг».

Много лет подряд перед Хосоком и не вставало дилеммы. Всё было четко и ясно, но вот именно женщины как-то не вписывались в привычный круговорот дней. Ему казалось это нормальным, но когда он вчера увидел Ёнгука, его слаженность, уверенность, несгибаемость, храбрость и ум, то понял, что у этого человека всё сошлось верно, он нашёл правильные компоненты своей жизни и грамотно их соединил, став цельным и непробиваемым, каким и должен быть истинный золотой. Рядом с ним Хоуп ощутил себя мелковатым. А потом он заглянул в глаза Джи-Драгона и понял, для чего найти любовь фактически необходимо. Чтобы не было во взгляде этого — чего-то, что Хосок никогда прежде не видел в людях. Отсутствие человека — вот что было в этих глазах. Пустота. У Джиёна тоже есть свои цели, возможно, миссии, у него есть приближенные и доверенные лица, но, черт возьми, он просто последовательное, живое, разумное и имеющее какие-то желания зло. От нахождения вблизи с ним испытывалось неприятное чувство, словно его бездушие затянет каждого, кто немедленно не заполнит себя светом и добром.

Насмотревшись и проведя тщательный анализ, Хосок впервые именно сознательно захотел полюбить, поняв, что его холостяцкий эгоизм становится пережитком незрелости, и жизнь его ступает на новый уровень. Ему захотелось любить, потому что глаза распахнулись шире, увидев, что быть приспешником удовольствий — не совсем та роль, которую должен играть воин света. Любить — точно такой же долг, как спасать, и если они всей бандой уничтожают плохое, то, наверное, логично было бы ставить что-то на образовавшиеся свободные места, создавать что-то хорошее, заполнять пустоты. Иначе получится, что золотые созданы лишь для воинственных времен, и когда наступит мир и порядок, то им придётся исчезнуть? Нет, порядок нужно уметь поддерживать, а не только создавать.

Хосок ощутил, как очистился от порочного налета Макао, приняв душ. Выйдя из него, он зашёл к отцу, пообещал завтра привезти для знакомства свою девушку и, поймав на себе удивленный взор родителя — с каких пор сын заглядывает к нему и отчитывается? — предупредил, что, возможно, не будет ночевать дома, и уехал. У подъезда стоял верный красный Феррари. Подойдя к нему, Джей-Хоуп провел ладонью по красной краске. Слишком вызывающе. Надо сменить на другую модель, с крышей. И зеленого цвета.

Заехав в один из любимых ресторанов, он заказал ужин на две персоны, подождал, когда всё будет готово, отказавшись от доставки, и сам взял пакеты. Поднявшись на лифте, парень позвонил в дверь. Через несколько секунд она открылась. Хана, с забранными в пучок волосами, в свободной футболке, сползавшей на одно плечо, в серых домашних штанишках на три четверти, напряженно уставилась на него через порог. Он сделал шаг. Она отступила вглубь, отпустив дверную ручку. Хосок закрыл за собой, поставив упаковки с едой на тумбочку. Приближение выдало тепло и ароматы тела, только что побывавшего в ванной комнате. Джей-Хоуп переборол довольную ухмылку. Взяв Хану чуть ниже локтя, он притянул её к себе и, развернув спиной к ближайшей стене, прижал, что было силы, впившись поцелуем в её мягкие губы.

— Ты моя, — отстранившись недалеко, произнес он с пылом. — И теперь всегда моей будешь.

— Юнги — бессовестный сплетник, — догадалась она, о чем тот нашептал другу перед уходом. Ведь она же сама говорила тому, как надо покорять девушек, чтобы не отказали! Но разве она бы отказала Хоупу когда-либо? Впрочем, от его слов в ней разлился жар, превращающийся в дрожь в ногах, озноб по коже и субфебрильную температуру. А она наверняка будет держаться до тех пор, пока не забудется, как он это только что сказал, как произнес.

— Он посоветовал озвучить то, что и без него вертелось в моих мыслях, — Хосок подхватил Хану на руки, так что она громко ахнула от неожиданности. — Но кое в чем мне советы не нужны…

— Хоуп… — слегка покачала она ногами, призывая его остановиться. — А ужин? — «Секс и гастрономия, говорите?» — маняще повторил про себя молодой человек. Присев, не отпуская девушки, он дотянулся до пакета и прихватил его тоже.

— Поедим в спальне.

— В спальне? — удивлено, с высоты, лишенная почвы под ногами, наблюдала Хана, как они туда и движутся.

— Да, в кровати. — Хосок встал у выключателя, нажав на него и озарив комнату светом. — Ты против?

— Еды или кровати? — уточнила зардевшаяся до предела студентка. — Или еды в кровати?

— Секса, — конкретизировал Джей-Хоуп, не отпуская её.

— Я… нет, наверное… я, в принципе, готова, только… конечно, если ты настаиваешь… — он положил её на кровать, улыбаясь. Развязал пакет и принялся раскладывать возле неё закрытые, чтобы не остыло, коробочки и тарелки с крышками. Протянув одну ей в руки, он порекомендовал:

— Начни вот с этого. Очень вкусно. — Хана послушно приняла блюдо, щелкнув пластиковой упаковкой. Приподняв верхнюю половину, она увидела кимбап, три ряда по три штуки, и в центральный было воткнуто кольцо, заметно блеснувшее, стоило ему оказаться на свету. Хана ошарашено посмотрела на Хосока, проглотив язык. Парень улыбнулся, поняв, что она нашла то, что и требовалось. Опустившись на колени перед кроватью, на которой он её расположил, он негромко спросил: — Согласна ли ты выйти за меня замуж? Я не тороплю с церемонией, и мы можем встречаться, сколько тебе будет нужно, чтобы решиться на это, но ответь мне, станешь ли ты моей женой? — Он застыл, наблюдая за её реакцией. Растаявшая под его взглядом, Хана закивала одновременно со слезами, хлынувшими из её глаз. Она не могла проронить ни звука, не верящая в происходящее. Шмыгая носом, она лишь продолжала кивать. Широко улыбнувшись, Хосок стал раздвигать в стороны посуду между ними, после чего распахнул объятья, подзывая к себе девушку. Проползя на коленках это пространство, Хана обняла его за шею, уткнувшись в него, в его волосы, вдыхая запах его дорогой туалетной воды. Теперь это не было благоуханием далекой роскошной жизни, того, чей силуэт маячит всегда где-то дальше и выше. Теперь это был запах её мужчины, который крепко сжал её в руках, дотянувшись до кольца, вытащив его из кимбапа и аккуратно оторвав от себя Хану, чтобы взять её руку. Под её счастливыми слезами, он надвинул обручальное кольцо ей на палец. — Моя, — подытожил он.

— Твоя, — наконец-то совладав с собой, согласилась Хана. Ей даже не пришло в голову потребовать от жениха заверения в том же, что он будет её и только её. Она была так безотчетно счастлива, что рассудок был на грани. Хосок дотянулся до её губ, поцеловав их.

— Я буду верен тебе, не сомневайся, — погладив её по забранным волосам, он серьёзнее окинул Хану взором. — Но сможешь ли ты делить меня с друзьями и моей работой? — Назвал он так их занятие. Вспоминая слова Хенсока, ему хотелось верить, что спутница его будет соответствовать «золотому стандарту», и не потребует того, что заставит его оказаться возле предательства. — Я не всегда смогу быть рядом. Есть вещи, с которыми ты должна принять меня, или не принимать вовсе. Сумеешь ли ты понимать и терпеть то, что я не смогу объяснить? Кроме того, есть много вопросов, на которые я не буду отвечать. Но я клянусь, что это никогда не будет связано с другими женщинами… — Хана положила кончики пальцев ему на губы, велев замолчать.

— Я никогда не попрошу ничего, кроме любви. Если я буду знать, что нужна тебе, то меня не испугают даже измены… — теперь он закрыл её рот ладонью.

— Зато они испугают меня. И я сделаю всё возможное, чтобы нам обоим не хватало ни сил, ни времени искать дополнительные приключения, — повалив Хану на спину, он забрался сверху, целуя её всё горячее и пламеннее. Тарелки опасно заколыхались на постели.

— Хоуп, сейчас всё упадёт! — попыталась остановить его она, но руки пробрались под футболку, тронув бока, боящиеся щекотки до жути. Завертевшись, девушка засмеялась. — Щекотно, Хоуп! — Он замер, осмотревшись. Оргия среди трапезы — это авантюрно, но выгваздаться в соевом соусе не самое эротическое решение. Позволив уговорить себя сначала поужинать, наследник ювелира оставил десерт нетронутым. Терпение вышло, и сладкое он заменил другим, приглушив свет и раздев Хану. Распустив её волосы, прежде чем снять с себя до конца одежду, он встал на подступах к кровати и некоторое время разглядывал обнаженную девушку, уже тянувшуюся к одеялу, чтобы прикрыться от его вездесущего взгляда. Вернувшись к ней, он перехватил её руку.

— Ты нужна мне, Хана, — признался еле слышно он.

— Чтобы заняться сексом? — впуская его между раздвигаемых ног, она чувствовала желание, не меньшее, чем у него. Ей хотелось повторения того, что между ними было. Хотелось так же долго, так же безудержно, так же самозабвенно.

— Чтобы заниматься любовью, — проведя по её щеке, Хосок поцеловал Хану нежно. Подмяв под себя неопытное тело, он со всем тактическим мастерством штурмом взял окончательно и бесповоротно то, что захватил в своё владение ещё до этого. Но женщина — не крепость. Если не завоёвывать её постоянно, то в следующий раз не найдёшь её на прежнем месте.

По ковровому покрытию, виньетками, вьюнами и хризантемами из золота вышитому от края до края, прошли легкие шаги ступней в мягких атласных туфлях без каблука. За ними стелился подол длинного изумрудного платья. На груди сверкали бисерно-самоцветные павлины, спускавшие свои хвосты вниз, по бедрам и до самого конца волнистой юбки. Грандиозное платье одного из оттенков любимого цвета Нури, которое она надевала для выходов и выездов из борделя, хотя наполовину традиционный наряд сразу сообщал о роде её занятий; ей это даже нравилось, ставить в неловкость смелым заявлением о том, что она продолжательница самой древней профессии. Большинство её нарядов были именно зелеными, не то как кожа ядовитой западной мамбы, не то как оперение кетсаля[12] — диковинные, неповторимые. Когда они контрастировали с ярко-красной помадой или рубиновыми серьгами, получалось особенно эффектно.

Лакированная махагоновая дверь завершала коридор. Бронза с патиной, под старину, служила ручкой. Нури не видела, чтобы кто-то чужой входил в этот кабинет, поэтому плавно открыла её без стука. Серин сидел за своим рабочим столом и обсуждал с одним из молодых охранников расписание дежурств в клубе. Охранник, естественно, тоже был из банды золотых. Они посмотрели на вошедшую девушку и, не отвлекаясь, стали заканчивать составление графика. Нури прошла, как кошка, которой позволено ходить, где ей вздумается, и на неё не обратят внимания. Не вмешиваясь и не торопя мужчин, она не стала присаживаться, остановившись возле стула для гостей, положив ладони на спинку. Окончание дел не заняло у Серина больше пяти минут. Второй парень вышел, забрал расчерченный листок и закрыл за собой.

— Что-то хотела? — развернулся к Нури директор клуба, поправив ворот черной водолазки. За его спиной, как предметы декора, висели нунчаки и сюрикены. Но это были не музейные экспонаты, запылившиеся прахом времен. Каждый знавший Серина был в курсе, сколько крови на каждом оружии, хранящемся в его конуре. Он был мастером своего дела, и первоклассным убийцей. Раньше он убивал атакуя, теперь занимается защитой, и его активность сходила на нет, что вовсе не говорило о том, что Серин теряет навыки или давно никого не убивал. Тренировать себя он никогда не забывает.

— Я пришла в первую очередь, потому что люблю здесь бывать. Постоять рядом с тобой всегда приятно.

— Обойдёмся без восточной велеречивости, — хмыкнул Серин. — Случилось что?

— Я прошу отпустить меня. — Нури поймала не очень обрадованный взгляд.

— Ты же знаешь, что я никого не держу силой. Ты свободный человек.

— И всё-таки, мне нужно разрешение покинуть вас. Я не могу вот так уйти… — покорно склонила голову Нури.

— Ты пришла попрощаться, ясно, — улыбнулся нехотя Серин. Он никого не заставлял работать, если тому расхотелось, но потеря этой девушки будет ощутимой. Она была лучшей среди его куртизанок. — Можно узнать причину?

— Один мой клиент сделал мне предложение. — Нури погладила гладкое дерево под руками. Фалды платья прелестно зашуршали от неуловимого движения бедер. — Он немного в возрасте, но зато относится ко мне изумительно. Хоть и провинциал, но состоятельный. У него крупный бизнес на юге страны, ему всё равно, чем я занималась столько лет… а мне двадцать пять уже миновало, так что пора подумать о будущем. Когда ещё подвернется возможность его обеспечить?

— Ты же знаешь, что мы бы тебя не бросили без средств, что бы ни случилось, — не потерял надежду как-то удержать её Серин. Столькие посетители отпадут с утерей этой драгоценности! А как она умела вытягивать из мужчин нужные сведения! В этом с ней пока сравниться некому.

— Знаю, но не люблю быть попрошайкой, — она пьяняще засмеялась. — В случае брака по расчету я хотя бы сполна отдаю всё. Удовольствие за удовольствие быть добропорядочной дамой.

— Если ему всё равно на твою профессию, не мог бы он подождать с браком ещё пару годков? — спросил Серин. Нури поборола веселье и, отстегнув две пуговицы сверху, запустила пальцы за пазуху. Оттуда извлекся тонкий белый конверт, который лег на стол перед мужчиной.

— Нет, к сожалению, обстоятельства вынуждают сделать это поскорее, а это… могу я попросить тебя об одолжении?

— Всё, что в моих силах. — Серин не стал брать конверт до объяснений. Нури смотрела на послание без надписей, но внутри прощупывался лист бумаги.

— Если вдруг что-то со мной случится, пожалуйста, передай это Джей-Хоупу, хорошо? — Серин подозрительно прищурился. — Я ведь смогу поддерживать с тобой связь, даже если уеду?

— Конечно.

— И мы с Сэй дружны, поэтому, стрясись что-то, она будет в курсе. — С возлюбленной Серина у Нури сложились теплые отношения, и, начиная новую жизнь, совсем терять прежние связи не хотелось.

— Я надеюсь, ты не ввязалась во что-то нехорошее?

— Нет, ты же меня знаешь, не с моей предусмотрительностью, — девушка улыбнулась. — Я вовсе не думаю, что со мной должно что-либо произойти, просто есть информация, которая имеет одно направление и одного получателя. И владею ей только я. Так что перестраховаться будет не лишним. Мне больше некому доверить это дело. Я знаю, что твой сейф — одно из самых надежных мест в мире.

— Что ж, кажется, ты на самом деле уезжаешь, — разочаровано выдохнул Серин, наконец-то завладев конвертом и убрав его в ящик стола, для начала. — Уже и вещи собрала?

— Нет, сейчас пойду и займусь этим, с твоего позволения, — Нури улыбнулась и присела в почтительном реверансе. — Теперь моя душа спокойна. Я ещё зайду попрощаться.

Покинув кабинет Серина, девушка застегнула пуговички шелкового платья и, пригладив ткань, опустила ладони на живот, с трепетом замерев. Рано или поздно ей всё равно пришлось бы прекратить своё занятие, но когда она поняла, что потеряет Хоупа навсегда, что он женится, ей стало окончательно понятно, что другого шанса не будет. Он не из тех, кто после свадьбы продолжит посещать проституток. А она не имела права требовать его себе. Она не та женщина, что нужна ему, мальчику из высшего общества, неугомонному и всегда порхающему неизвестно где. Нури слишком категорична в любви и слишком страстна для того, чтобы её мужчина пропадал днями и ночами, чтобы не знать, где он, осознавать опасность, которой он себя подвергает. Он не может принадлежать ей, но маленький подарок от него она, хоть и хитростью, получила. Как вовремя появился этот ухажер с деньгами, который просто сошел от неё с ума. Естественно, он решит, что это его ребенок. Всё, что скажет ему Нури, он примет за чистую монету. У неё будет свой домик, восхищенный ею, хоть и нелюбимый муж, и бесценный дар от единственного, кого она смогла полюбить в своей жизни сильнее себя, но кто никогда бы не полюбил её. Потому что стоило бы ему узнать о её чувствах, как он пропал бы, исчез. Джей-Хоуп из тех, кому проще быть привязанным обязательствами, чем душой. Он боится их точно так же, как и она сама, этих чувств, потому свои Нури спрятала с глаз долой. Так проще и лучше будет для них обоих.

Безукоризненная жрица любви, всегда ухоженная, с уложенным по отдельности каждым локоном, подкрученным и блестящим, с призывными блестящими глазами и влажными, сочными губами, неразоблачаемо льстящая, образованная и умеющая найти подход к любому, Нури с сожалением избавлялась от этой своей роли, надеясь, что блеклый свет статуса жены, благоустроенной жизни и однообразия если не заменят в полной мере всё сжигаемое, то хотя бы удовлетворят её. А если нет, то всё-таки будет маленькое чудо, ради которого нужно будет войти в новый мир, ведь в этом, криминальном, опасном и порочном, детям не место.

Джей-Хоуп спустя четыре дня заглянул к Серину по делам, обсуждая передвижения золотых, кого куда надо было перебросить, чем занять. Сам он, наладив общение между отцом и Ханой, к изумлению понравившейся старику Чону, смог расслабиться и вернуться к своим непосредственным заботам. Можно было отправиться к Сольджуну, или Хонбину. Чимин с ребятами вернулись и через неделю собирались в очередной путь, поэтому туда тоже можно было вмешаться собственной персоной. Обговорив всё волнующее его, Хосок вспомнил о своей подруге:

— Серин, а у Нури сейчас никого? — Он не собирался пользоваться её услугами. Общение с ней чаще завораживало его не на физическом уровне. Она была настоящим товарищем, понимающим и умеющим дать совет. Хоуп безумно ценил её разум, ну и искусство, от которого теперь придётся отказаться раз и навсегда, он тоже оценивал на тысячу из ста баллов.

— Она уехала, — посмотрел на него друг, ища что-то, чего не нашёл в лице покинувшей Сеул путаны. Приличия не позволяли лезть в конверт, но узнать, что такое между ними с Хосоком секретного было бы любопытно.

— Куда? — беспечно уточнил Хоуп, предполагая временную отлучку.

— Замуж, — приглушенно протянул Серин. Сын ювелира нахмурился, непонимающе ухмыльнувшись.

— Да ладно?

— Серьёзно. Какой-то клиент предложил ей руку и сердце, и она умотала с ним куда-то. — Лицо Хосока вытянулось, и без того несколько продолговатое. Веки похлопали несколько раз подряд.

— Вот как? — На душе одним махом стало тоскливо и сумеречно. Он надеялся поделиться с ней тем, как всё закончилось, поболтать как-нибудь. Естественно, он имел совесть, чтоб не пригласить её на свою свадьбу, которая не за горами, но иметь возможность видеться с ней для обычных бесед было для Хоупа важным. — А куда ты не знаешь?

— Я не уточнял, — опустил взгляд Серин к ручке, которую вертел в пальцах. У него даже адрес точный был, но если Нури попросила, значит не уточнял. Хосок не ожидал, что его самая постоянная любовница с ним так поступит — исчезнет, не сказав «до свидания». Хотя какие могут быть претензии? Никакими обязательствами себя никто не нагружал. Они друг другу никто, кроме как бывали партнерами по сексу. Но Нури столько знаний ему дала в этих делах… Молодой человек тронул дверь в её комнату, когда покинул Серина. Та была открыта, но внутри не осталось даже запаха её духов. Не было тех сувениров и статуэток, что она расставляла по тумбочкам, не было льющихся и вышитых тканей её платьев, то висящих на дверце шкафа, то перекинутых через стул, но сползших с постели на пол. В номере явно тщательно прибрались, готовя его для другой хозяйки, которой ещё не завелось. Хосок прошёл внутрь и сел на кровать. Перед глазами сами собой бежали картинки их совместного времяпрепровождения. Смех Нури стоял в ушах, её томный шепот при свете ночника, когда она могла произнести короткое «повтори», и кровь бурлила кипящей смолой от этого придыхания. Замужем. Да как же так быстро-то? Сам ведь хорош, скоро женится, чего же удивляется на других? Пройдясь по комнате, Хоуп заглянул в ванную. Тут у них тоже много чего было. По просьбе Нури к стенке приделали две специальных ручки. В целях безопасности — слишком уж бывало скользко. Хотя сноровка Хосока ни разу не дала ими воспользоваться, ему хватало ловкости, ощущения равновесия и умения балансировать. «Да прекратят мне видеться её груди и бедра повсюду?!» — повернулся он к зеркалу над раковиной. В нём отражался только он сам, никакой Нури, любившей приводить себя в порядок часами. Резвая когда нужно, иногда затяжными церемониями она распаляла до невозможного. Переключив воспоминания с фигуры на лицо, на волосы, Хоуп не облегчил негативных последствий ностальгии. Наверное, так и надо, что её тут нет, иначе, кто знает, он мог бы не сдержаться? Поняла бы Нури, что не стоит его соблазнять и манить в свою гостеприимную постель? Один её раскосый взгляд способен совратить на грех, но ему больше таких грехов не надо, у него Хана, которую непозволительно оскорбить похождениями по борделям. Завертевшись в делах, он дня три не оставался у неё на ночь, потому, скорее всего, и ощутил прилив желания.

Опустив голову, Хосок заметил что-то посверкивающее под ванной. Присев, он протянул руку и поднял сережку с красным камнем. Это точно было украшением Нури. Хотя он никогда не присматривался к её побрякушкам, сейчас вспомнил с точностью. Этой вещицы он не мог не узнать. Заметила ли она, что потеряла пару? Одна, конечно, осталась при ней, но одна серьга без второй не имеет смысла, её впору выбросить. «Разделенная пара не имеет смысла» — разжевал про себя, повторив, Хосок. Сунув находку в карман, он поднялся и поспешил уйти из комнаты, с этажа, из клуба. Его ждёт будущая жена и приготовления к свадьбе. Последнее, о чем он должен думать — это о том, как вернуть серёжку бывшей любовнице. Не ищет ли он в возвращении личной вещи повод для встречи? Золото и рубин жгли в кармане. Хоуп остановился возле урны на улице. Достав серьгу, он ещё раз уставился на неё, будто в камне и его гранях отпечалась Нури. Не стоит цепляться за прошлое, когда свернул по дороге другого будущего. Разведя пальцы, Хосок обронил работу ювелира их компании, как пустой мусор. Впредь он будет делать подарки единственной девушке, а если Нури не позаботилась о том, чтобы сохранить в целости что-либо от него, значит, он ей был совершенно не нужен. Не подарок, а сам даритель. Что поделать? Сердце продажных женщин вряд ли способно любить и быть постоянным.

Россыпь китаянок выбежала из-за двери. Та, что убежала первой, ещё десять минут назад, уже бежала им навстречу. За ней, решительными шагами, шествовал Дракон. Прислуга расступилась перед ним, боясь попасться под руку, хотя Джиён никогда никого не ударял сам — все это знали. Затихший коридор, где размазались по стенкам, вдавившись в них, взволнованные девушки, пропустил сингапурского воротилу в комнату, опустевшую от многочисленного присутствия. Осталась только Дами, в белом недошитом платье, с развязанной шнуровкой корсажа на спине опустившаяся на колени и спрятавшая лицо в ладонях. Джиён обернулся на пороге, окинув таким злобным взглядом швей и их подручных, что те ринулись дальше, поняв, что их уши не нужны в радиусе километра. Подождав, когда они растворятся, Дракон ступил внутрь и закрыл дверь.

— Что ты тут устроила? — ледяным тоном спросил он.

— Убирайся отсюда! — подняла на него красное, переполненное бессильной яростью лицо сестра. Схватив одну из туфель, что в ряд стояли на выбор, она швырнула её в Джиёна. Тот без труда поймал обувь и откинул в сторону.

— Будешь вести себя, как маленькая девочка? — более благодушно отозвался он и, присмотрев кресло на расстоянии от Дами, сел в него, закинув ногу на ногу. — Ты отказываешься от свадьбы?

— Ни от чего я не отказываюсь! — прорычала девушка. — Но могу я хоть один день побыть одна?! Я не хочу… не могу постоянно находиться на виду! Я хочу закрыться и кричать!

— Я считал тебя умнее, — вздохнул Джиён. Дами молча испепелила его глазами и отвела взор. Но рыдания сами собой при брате стали уменьшаться. Ей всегда при нем было неловко проявлять эмоции. — Ты провалишь и это задание?

— Он в два раза старше меня! Он даже тебе почти в отцы годится! Как бы я ни старалась, ты думаешь, что я смогу перехитрить его? — вынуждено заговорила она о делах, единственно волнующих Дракона.

— Если по-прежнему будешь такой дурой и размазнёй — нет, конечно. Но, по-моему, пора браться за ум. Он мощь и сила всего Цинхая[13], понимаешь ты или нет? У него погиб сын, наследник. И только благодаря этому он согласился жениться, чтобы произвести на свет нового. И только благодаря этому мы можем приблизиться к кругу этой западно-китайской своры. Только через цинхайского босса мы можем внедриться в Синьцзян[14].

— Я скорее рожу от гориллы, чем от него! — выплюнула гнев Дами.

— Мне безразлично, от кого ты на самом деле родишь ему ребенка, только если он узнает, что он не его, то вырвет у тебя матку и заставит сожрать, — Джиён подергал желваками. По крайней мере, сестра была единственным человеком, кроме двух его друзей мужского пола, при ком он мог показать, что способен злиться и выходить из себя. И это было страшно, видеть Дракона в негодовании. — Я дал тебе шанс избежать этой свадьбы и втереться к золотым, но что ты сделала? Потерпела фиаско, дорогая моя! Ты почти безнадежна… вместо кого-нибудь значимого, ты подцепила какого-то… докторишку! Что он у них решает? Ничего! Что ты могла бы через него узнать? Ничего!

— Я не виновата, что они узнали, кто я такая! — вытерла мокрые щеки Дами. — Я не знаю, как они это сделали!

— А я знаю — благодаря своему гипнотизеру. Их Химчан ничего не смог сделать, потому что в компьютерах у меня давно всё затерто, но этот их долбанный маг в каждой бочке затычка! Но ты и тут ничем не поспособствовала, никакой информации. Ноль. Раньше ты справлялась лучше.

— Я нашла тебе осведомителя.

— Да он сам ничего толком не знает. Из него выжали минимум, который пока никак не применить. Ты же с детства грезила этими сказками о золотых парнях, что же ты не нашла с ними общий язык?

— Наверное, — резко успокоившись и потухнув, уставившись в одну точку, Дами произнесла: — Я далека от того, чтобы быть золотой, а другим рядом с ними не место.

— Какая лирика! — закатил глаза Джиён.

— Тебе всегда было плевать на меня, — заметила девушка. Оттолкнувшись от подлокотников, мужчина подошел к ней и, постояв над сестрой, наклонился, схватил её за локоть и поднял. До синяков сжав её руку, игнорируя её шипение, он подвел её к большому зеркалу от пола, во весь рост. Тряхнув её, Дракон заставил Дами выпрямиться, а сам отразился позади неё, как тень, как нашептывающий с левого плеча что-то дьявол. Отпустив сестру, он взялся за шнуровку и потянул её, так что спина Дами выгнулась, и грудь выпятилась вперед.

— Правда? Всегда было плевать? А не подскажешь, благодаря кому ты никогда не знала, что такое голод и нужда? Свой первый кошелек я украл, когда мне было одиннадцать, а тебе около года! В тринадцать я чуть не попался полиции за очередные хулиганства. Ты ещё под стол ходила. В четырнадцать я помогал отцу работать, а по ночам прислуживал бандитам за лишние гроши. А ты наслаждалась вкусными конфетами и платьицами с рюшами, которые тебе смогли купить. В свои четыре года ты жила в почти благополучной семье, а в мои четыре года родители отдавали мне свою порцию хлеба, чтобы я не плакал. Когда тебе было восемь, а мне восемнадцать, я убил первого человека. Это было доходное дело. Мы смогли купить тебе мобильный, чтобы ты не выглядела хуже одноклассниц. Ведь для девочки так важно не заработать никаких комплексов, не чувствовать себя ущербной… А знаешь, как я себя чувствовал почти до двадцати пяти лет? Обузой, нищебродом, чмошником, на которого из непонятной жалости посмотрела единственная девчонка, иначе это было и не объяснить. А ты росла принцессой. Не ты ли в шестнадцать лет купила футболку с надписью «Богиня»? Тебя избаловали. Не я, но на мои деньги, и отец, которого я люблю и презираю одновременно, продолжает думать что ты, именно ты их гордость, а я скатившийся на дно отвратительный тип и подонок, — Джиён развернул её к себе, посмотрев в глаза. — Если мне на тебя так всё равно, то откуда у тебя всё, что ты имеешь?! Пока я ни смог обеспечить и родителей и тебя, я ни гроша на себя не потратил! А ты всякий раз только и можешь что плакаться, как подло я тебя пытаюсь задействовать в своих играх! Разве я когда-нибудь принуждал тебя? Ты сама выбрала своё место — какой-то шалавы, — Дами хотела влепить ему пощечину, но он поймал её руку и отвел. — Что? Твой первый мудак, которого ты подцепила в восемнадцать лет, разве я не сказал, что пришибу его, если он сначала на тебе не женится? А что мне ответила ты? Что ты взрослая, и чтобы я не лез в твою жизнь. Ты заступилась за него, не послушавшись брата. Потом выяснилось, что он трахает не только тебя, и кому ты пожаловалась? Брату! «Джиён, отстрели ему что-нибудь!» — напомнил он давние её слова. — А я не отстрелил. Потому что сама — дура. И вдруг ты стала такой циничной и готовой к подвигам, что присоединилась к моим делам. Я испортил тебя или растлил? Я виноват? — Дами отвела взгляд, понимая, что Джиён никогда не делал ей ничего плохого, кроме как слишком давил авторитетом и диктовал условия. — Если ты считаешь затруднительным отплатить мне хоть чем-то, то проваливай, — толкнув её, не удержавшуюся и упавшую на пол, Дракон отступил, надменно посмотрев свысока. — Давай, иди к своему зубному мастеру, из-за которого льёшь свои крокодильи слезы. Думаешь, я не понимаю? Нельзя быть уязвимой, Дами! Сколько раз я повторял тебе эти слова? Но ты снова втюрилась. Ты считаешь себя несвободной от меня, потому что ощущаешь себя слишком обязанной. Но от этого никуда не убежишь, дорогая моя. Долги либо возвращают, либо живут с их грузом.

— Я сказала: свадьба будет. Я не отказываюсь от неё, — пробормотала тихо Дами, не решаясь подняться. — Ты доступно объяснил мне, кто пострадает, если я начну сопротивляться. — Разговор состоялся дня через два после того, как она спешно сбежала от Джина в Макао. Джиён наплел ей таких небылиц, что она не знала, во что и верить, а потом он вернулся к тому, от чего она скрывалась изначально: брак с чуть ли ни престарелым мафиози. Но если она этого не сделает, то хуже будет золотым. Причины и связь плохо уложились в голове Дами, но всё, что она могла сделать, это как обычно, как всю свою сознательную жизнь, довериться брату, положиться на него и следовать его инструкциям.

— Уж прости, если праздник будет не веселым, — шутовским поклоном согнулся Джиён. — Подруг у тебя нет тоже не по моей вине, так что даже на девичник позвать некого. Будь честной, Дами, ты же высокомерная дрянь, как и я. Только я умею промолчать, пусть даже думаю что умнее кого-то, а тебе же лет до двадцати нужно было выпячиваться тем, что ты вся такая умница-красавица. Вот и пожинай плоды своих дел.

— Всё, чего мне хочется — это умереть сразу после венчания, — отвернулась она, подобрав под себя ноги в пышных юбках. Платье обошлось Джиёну в несколько тысяч долларов. Ожерелье и другие «мелочи» для наряда невесты оплатил жених, потратив на них больше сотни тысяч.

— Этого тебе не позволят два человека, которых я приставлю к тебе. Не думай, что я отпущу свою сестру во вражеское логово без сопровождения. У тебя будет надежная охрана, и если цинхайский старый бес вдруг прознает что-то о наших планах против него, они не дадут с тобой ничему случиться и переправят домой.

— Да пусть делает со мной, что хочет, кому до этого какое дело? — Дами была слишком подавлена с тех пор, как рассталась с Джином. Но если бы не эта разлука, она никогда не разобралась сама в себе и не узнала, как сильно ей стал необходим Джин. Но что теперь даст осознание этого? Он далеко, и им вряд ли придётся когда-либо ещё снова встретиться. Она готова была признать, что хочет его, что любит и никогда прежде не встречала таких мужчин, если бы это что-то изменило, если бы соединило их и вернуло время назад.

— Ну брось. Хочешь, я с тобой повеселюсь на девичнике? Давай забухаем, я куплю тебе стриптизера, или что там полагается для отрыва у девчонок?..

— Господи, прошу тебя, уйди, Джиён! — взмолилась Дами, устав от его вечных насмешек. Что бы он ни говорил о том, что он заботлив и участлив, вся его манера и его повадки сообщали о другом. Никакого волнения и переживаний.

— Я могу позвать обратно портних? — пригнувшись от ещё одной туфли, Джиён захохотал и направился к двери. — Ладно, оставлю тебя с охраной, а то вдруг ты наделаешь глупости.

— Я хочу побыть одна! — Не слушая её, Дракон вышел в коридор и подозвал к себе двух людей, ожидавших неподалеку. Быстро посмотрев на смуглого брюнета с каменным лицом, он перевел взгляд на второго. Устало цокнув языком, он покачал головой, размышляя о чем-то своём.

— В общем, так, — начал он, и сразу же сделал паузу. Затем решил: — Я позволяю тебе находиться рядом с ней только потому, что ты способен отдать за неё свою жизнь, а ей нужен надежный телохранитель в Цинхае, — Джиён кивнул смуглому. — Ты. Если он не будет справляться со своей миссией или заметишь что-нибудь неладное — пристрелишь его на месте. Ясно? — тот утвердительно вильнул головой. Дракон сделал шаг дальше, но остановился, ещё раз обратившись к тому, с кем заговорил первым: — Джин, только учти, пожалуйста, что в брачную ночь она должна быть девственницей для этого влиятельного и щепетильного дяди. Не попорть мой товар, будь так добр. За это я тебя тоже пристрелю.

— Я выполню все условия, Джиён, — заверил стоматолог. Слишком больших усилий ему стоило добиться того, чтобы занять это место. В результате, благодаря какому-то чуду (вряд ли содействию Дэсона), Дракон согласился приставить к сестре золотого. Общие домыслы Хоупа, Шуги и Ёнгука с Ёндже сошлись на том, что Джиёну просто не захотелось разбрасываться своими людьми, и он нашел наилучшим, наиудачнейшим прикрепить к Дами чужака. В чем тут был подвох — не было ясно. Доверял ли он так золотым, полагаясь на «дружбу» с Ёнгуком? Не исключено было, что он загонит Джина в ловушку, чтобы избавиться хоть от кого-то из сеульской банды. Но даже под угрозой смертельной опасности, Джин согласился взять на себя эту миссию, вернее напросился на неё, чтобы найти Дами и оказаться с ней рядом.

Дракон растаял за поворотом. Не оттягивая больше ключевого момента, Джин не стал топтаться у двери и толкнул её, тотчас увидев Дами там, где её и оставил брат. На полу, с опущенной головой, беззвучно давящая плач, она переминала складки белоснежных тканей, что образовывали её юбку.

— Дами… — едва хватило у него сил произнести её имя. Она моментально подняла на него глаза. Они расширились, обсохнув от слез.

— Джин? — Шокированная, девушка смотрела, как он приближается к ней, и только когда мужчина подошел, протянула к нему снизу вверх руки. — Джин! — Он подался навстречу, чтобы приподнять её и, прижимая к себе, поставил на ноги. Новый поток влаги стал набегать на её глаза. — Как? Как ты… Джиён убьёт тебя!

— Я здесь с его позволения, успокойся, — улыбаясь, принялся целовать он её скулы, щеки, губы. — Я буду с тобой, охранять тебя.

— Так… ты и есть один из тех, кто будет моим телохранителем? — догадалась она. Джин кивнул. — Я не верю… нет, Джиён не мог так поступить… он же… он не умеет делать ничего хорошего… ему никогда не пришло бы это в голову! Он хочет убить тебя, Джин, наверняка хочет, иначе это не объяснить…

— Неважно, что он хочет, — остановил её подозрения мужчина. — Главное, что мы сейчас вместе. И будем вместе и дальше. Если ты не против.

— Я? — вспомнив всё то, о чем думала, горюя над своей судьбой, она крепко обхватила Джина и стиснула его в своих руках. — Прости меня, я не должна была себя так вести… Джиён прав — я последняя дура. Мы могли быть вместе, у нас было столько времени… а теперь… — она посмотрела в лицо возлюбленному. — Я выхожу замуж, ты знаешь?

— Знаю, — Джин заправил волосы ей за ухо, не прекращая улыбаться. — Но это не отменит того, что ты моя жена.

— У меня будет два мужа?!

— Хоть десять, Дами, — засмеялся тихо стоматолог. — Только любить ты будешь одного, договорились?

— Я не знаю, как с любовью, — поверх красноты от рыданий, она покрылась румянцем. — Но с желанием у меня всё нормально только по отношению к одному супругу, — сжав его ладони в своих, она поднесла их к своему лицу и уткнулась в них. — Что я говорю, боже… Джин, нам нельзя быть вместе, понимаешь?

— До твоей первой брачной ночи, — спрогнозировал он, не собираясь сдаваться и идти на поводу у судьбы. Или правдивее сказать Джиёна. — А потом мы будем вместе столько, сколько захотим.

— Если этот жуткий человек узнает… он убьёт нас обоих.

— Значит, он не должен узнать, — Джин обнял её, высвободив руки. — Но мне, если честно, после такого было бы не жалко и умереть. Я люблю тебя, Дами, по-настоящему люблю. И как только станет возможным, заберу тебя оттуда.

— Нет, я должна выполнить одно дело… мне нельзя бежать оттуда.

— Какое дело? — нахмурился Джин. Дами поджала губы. Она не могла сказать, какие указания ей дал брат. Видимо, ей по-прежнему придётся вести двойную игру. Разве этот человек, как бы она ни любила его, не воспользуется любыми сведениями о Джиёне, чтобы погубить того? А ведь это её брат, которому она обязана всем. Она не может встать по другую сторону от него, предать его. Они Квон, одна семья. Джин прочел это в темноте её очей, что она снова не будет искренна с ним до конца. Он снова не сможет доверять ей полностью. Они всегда будут встречаться на границе между добром и злом, пытаясь как-то соединиться и соединить свои авантюры так, чтобы не затронуть другого.

— Я люблю тебя, Сокджин, — вместо ожидаемого ответа сказала она. Джин укоряющее покачал головой.

— Все твои признания всегда обман и имеют какой-то умысел.

— Как и твои действия.

— Ты предлагаешь мне бездействовать?

— А ты мне молчать?

— Именно так нам и нужно будет себя вести в Цинхае. Скрывать взгляды, сдерживать язык, не сметь предпринимать попыток встреч, пока они не будут наверняка обезопасены…

— Джин, помнишь, я сказала, что разочаровалась в вас — в золотых? — он утвердительно кивнул. — Джиён всегда говорил мне, что золото и деньги дороже людей, потому что более постоянны. Так вот, я поняла, что вы те люди, которые дороже золота. Потому что более постоянные как раз вы. И когда мне наденут на палец кольцо, я посчитаю это подтверждением нашего с тобой брака, потому что кольцо — золотое. Как и ты.