Три желания

Глава 1

Сара, Фазир и Ребекка

Апрель 1943

Сара прочитала телеграмму и снова вздохнула.

Она только и могла позволить себе вздохнуть. Бесполезно беспокоиться о том, чего она не знала. Во всяком случае пока, из-за того, что ей сообщил Джим. Ей хватает беспокойства на сегодня. Она позволит себе поволноваться об этом завтра. Или, может быть, после завтра. Или, скорее всего, (она надеялась на это) что вообще не будет волноваться об этом.

Она вошла в дом, который Джим построил своими собственными руками, ну, большую часть в нем, во всяком случае. Дорогой, в некоторой степени просторный белый дом из известняка штата Индиана в окружении десяти прекрасных акров сочных полей. Прямо во дворе был огромный пруд. Каждый подоконник, несмотря на то, что дом был далеко не величественный, отделан мрамором. Джим хотел, чтобы у нее было что-то эффектное и тщательно сделанное. Единственную малость, которую он мог себе позволить на зарплату учителя, были эти итальянские мраморные подоконники и, черт возьми, он положил их для нее.

Она вошла в детскую и подошла к кроватке, взглянув на Ребекку, которая спала послеобеденным сном. Она морщила свои детские губки и мило хмурилась, как будто тоже знала содержание телеграммы.

Сара почувствовала, как слезы с коварством начинают подниматься к горлу, но она решительно сглотнула их.

Джиму бы не понравилось, если бы она начала плакать.

Она подумает об этом завтра.

Может быть.

* * *

Май 1943 г.

Пришел пакет, который был так сильно помят, Сара была уверена, что все, что в нем находилось уже разбилось и, следовательно, стало бесполезным.

У нее это вызвало горькое разочарование, потому что пакет был от Джима.

Сара подумала про себя, что прибывший пакет был хорошим знаком вместе с полученным письмом, которое он написал много месяцев назад, а недели спустя его самолет был сбит над Германией, и он пропал без вестей. Они до сих пор не знают, где он, выжил ли или был захвачен в плен, или он пытался как-то вернуться домой или может... что-то еще.

К ее удивлению, предмет в пакете был в целости и сохранности, симпатичный хрупкий флакон, выполненный из обвитого вокруг винограда, из бирюзового стекла. Он выглядел элегантным, тщательно сделанным и восхитительным. Он имел полное основание, тонкое горлышко, которое вело к широкому шару, входящему в другое тонкое горлышко другого, более меньшего шара с таким же тонким горлом, наверху которого была необыкновенная закручивающаяся пробка.

Это было очень красиво.

Джим написал письмо, пришедшее с флаконом, сообщив, что нашел его на рынке где-то в Лондоне, и подумал, что она просто обязана иметь его.

Джим, как всегда, был прав.

Сара полюбила его.

Однако это могло быть и самым отвратительной безделушкой на всей земле, но Сара все равно бы полюбила его.

Она поставила его на почетное место, на комоде в столовой.

Каждый раз, когда она убиралась, тщательно стряхивала пыль с красивого, экзотического хрупкого флакона.

И вспоминала Джима.

И надеялась, что с ним все в порядке и что скоро он вернется домой.

* * *

Декабря 1945 года

Война закончилась, и большинство парней вернулись домой.

Но не Джим.

Сара ждала, но ни слова.

Она звонила, до сих ничего.

Она писала и без ответа.

Она посетила военное Министерство.

Никаких известий.

Джим, она боялась, ушел.

Она заплакала, стирая пыль с флакона, его последнего подарка ей, последняя вещь, которую он трогал, она также хотела касаться ее. Сара похудела, глаза ввалились, стали глубокими, темные круги залегли под ними.

Трехлетняя Ребекка играла на полу в столовой, Сара стирала пыль с флакона машинально и совсем не осторожно, а как обычно. Она судорожно терла его, возможно, даже немного безумно, словно хотела стереть с него весь цвет.

Тряпка для пыли выпала у нее из рук, но она этого даже не заметила. Она просто продолжала тереть флакон пальцами, тереть, тереть и тереть. Она подумала немного истерично, что может просто истереть его навсегда.

Пробка выпала, но она даже не заметила этого.

Ребекка, увидев красивую пробку, делая первые шаги подошла и схватила ее тут же засунув в рот.

Сара не заметила свою дочь, просто продолжала тереть флакон.

Она остановилась, потому что великолепный виноград переместился и дым бирюзового цвета выстрелил из горлышка флакона, приобретая очертания фигуры.

Фигура напоминала толстого, добродушного мужчину в красновато-лиловой феске с небольшой бирюзовой кисточкой на верху. На нем был экстравагантный наряд бирюзового цвета с вышитой лилово-красной гроздью винограда на короткой курточке без рукавов и вздымающиеся бирюзовые шаровары, которые заканчивались фиолетовыми туфлями с загнутыми заостренными носами. У него были широкие золотые браслеты, зафиксированные на запястьях, доходящие до предплечий, украшенные синими и пурпурными драгоценными камнями и толстые, золотые кольца свисали с мочек ушей. Он обладал копной угольно-черные волос и козлиной бородкой, высокомерно свисавшей с его подбородка. У него были блестящие карие глаза, немного задранные в уголках вверх, смотрящие из-под линии бровей, подведенных черной сурьмой.

Он парил в воздухе со скрещенными руками и ногами, и смотрел на нее сверху вниз, не доставая до потолка примерно два фута.

Сара подумала, что она окончательно сошла с ума. Возможно, ей не стоило беспокоиться о Джиме постоянно и той ужасной телеграмме, которая пришла. Возможно, ей следует тихо успокоиться, надеяться и думать, что все будет хорошо, для Джима, Ребекки и наконец, для самой Сары. Возможно, ей следовало примириться с потерей ее самого дорогого Джима, существовать одной, спать в одиночестве, есть одной и воспитывать ребенка своими собственными силами, одной на зарплату учителя. Возможно, поскольку она этого не сделала, а тихо все эти годы ползала по своим мыслям, они и привели ее к сумасшествию.

Потому что только сумасшедшая женщина увидит мужчину, парящего в ее столовой в фески, загнутых ботинках и козлиной бородкой.

— Ты, моя госпожа, у тебя есть три желания, — сказал мужчина.

Сара открыла рот, и если бы она обратила внимание на Ребекку, то увидела, что та тоже открыла рот, и пробка выпала изо рта малышки Бекки, покатившись, никем не замеченной, под шкаф.

— Кто ты? — выдохнула Сара.

— Я Фазир. Я джинн. И я здесь исполнить три твоих желания, — величественно и помпезно заявил он.

Сара уставилась на него во все глаза, она закрыла глаза и покачала головой, бормоча про себя: «Я сошла с ума».

— Ты не лишилась рассудка. Я джинн, и я здесь…

— Я слышала, что ты сказал! — цыкнула Сара на изумленного джинна, наклонилась, подхватила Бекку, бережно прижав к своему дрожащему телу. Она медленно пятилась, шепча: — Уходи.

— Я Фаз... э-э, что? — начал он своим напыщенным голосом джинна, но запнулся от ее слов. Никто и никогда не говорил ему, чтобы он уходил.

Никогда.

Обычно все были очень счастливы видеть его и довольно быстро говорили все свои желания. Несметное богатство, которые он мог им предоставить, это на самом деле было совершенно несложно. Долгую жизнь, немного сложнее, а вечная жизнь запрещалась Кодексом Джиннов. Месть, он не хотел этого делать, но желание других было законом. И так далее.

Но никто и никогда не говорил ему, чтобы он уходил.

Никогда.

И никто никогда не огрызался на него.

За исключением, конечно, когда они желали что-то глупое и это им выходило боком, но в этом не было вины Фазира.

Он попробовал еще раз.

— У тебя есть три желания. Твое желание для меня приказ.

Она продолжала по-прежнему пятиться и моргать. Постоянно. Каждый раз, когда она закрывала глаза, а затем открывала их снова, создавалось впечатление, что она была еще больше шокирована, видеть его перед собой.

Затем она выбежала из комнаты.

Он поплыл вслед за ней, повторяя снова и снова, что он учился в специальной школе для джиннов, где прошел обучение. Сара просто игнорировала его. Через несколько часов она собрала чемоданы, взяла ребенка, села в машину и уехала.

* * *

Прошло два дня

Сара осторожно подошла к красивому дому из белого известняка. Она выглядела спокойной и вполне нормальной.

Она вместе с Ребеккой были у матери. Сара болтала о своем бреде, и даже, в некоторой степени к своему ужасу, не могла остановиться, ее просто несло.

Потом она плакала целый день и ночь.

Потом заснула, и ее мать ухаживала за ее дочерью.

А теперь она вернулась домой.

Ее сердце было разбито.

Теперь она точно поняла, что Джим никогда не вернется домой.

И она решила для себя, что, если бы Гитлер не был уже мертв, она бы нашла бы его сама и свернула ему глупую, маленькую шею.

Напасть на Польшу, какому дураку могла прийти такая идея? Разве он не знает сколько горя он причинил? Так много жизней уничтожено — погибли целые семьи.

И Джим, жизненно необходимый, сильный, высокий, умный, замечательный Джим. Он никогда не будет опять играть в теннис, как было в первый раз, когда она увидела его. Он никогда больше не перекопает плодородную темную землю у них в саду. Он никогда не вырастит один из своих сочных и вкусных помидоров штата Индиана. Он никогда не обхватит ее своими руками, и он никогда не опустит глаза на красавицу дочь.

Ей необходимо было обвинить кого-то во всем этом, поэтому она обвиняла Гитлера. Конечно, он был виноват во многих вещах, и Сара была рада за свое вероисповедание (хотя за день до этого она прокляла Бога). Она была счастлива, потому что несмотря на веру, она могла представить совершенно отчетливо Гитлера, вытянутого на вертели над костром из древесного угля, крутящегося, как на гриле в вечной агонии.

Независимо от своих мстительных мыслей, Сара по-прежнему был усталой, безмерно грустной, и навечно сломленной из-за своей любви к Джиму.

Но по крайней мере, подумала она, уже не сумасшедшая, чтобы видеть джинна, летающего у нее в доме по воздуху.

Она чуть-чуть приоткрыла дверь и вошла внутрь со своей дочерью, как тут же джинн полетел к ней и несколько раздраженно спросил:

— Где ты была?

Она остановилась, а затем повернулась, чтобы ринуться опять за дверь.

— Нет, не уходи! Просто скажи мне свои три желания, я исполню их и вернусь обратно в бутылку, — она заколебалась, а джинн приковал ее к месту. — Так это работает. Я вернусь в бутылку. Ты закроешь ее пробкой, и отдашь меня или продашь, или... что-то еще. Единственное не члену твоей семьи или другу, и ты никому не должна рассказывать, что находится в бутылке. Мне нужно перейти к кому-то, кого ты не знаешь, и они не должны знать, что я делаю. И ты никогда никому не должна говорить, что я был здесь, или тысячу проклятий падет на твой род навеки. Таковы правила.

Сара никогда не могла предположить, что у джиннов могут быть правила. Она вообще никогда не думала, что джинны существуют.

Нет, она покачала головой, потому что точно знала, что джиннов не существует.

Фазир, наблюдая за ней, понял, что она все еще не верит в него.

Устало, потому что обычно на такую задачу он тратил обычно около пяти минут, а не несколько дней (обычно люди точно знали, чего они хотят, и не теряли время попусту, а он не получал по шее), он сказал:

— Просто пожелай чего-нибудь, и я покажу тебе, что смогу это осуществить.

Сара не колебалась ни минуты.

— Я хочу, чтобы вернулся Джим.

Фазир переместился на пару метров вниз и увидел неприкрытую боль на ее лице.

С помощью волшебства, конечно, он точно знал, чего она хотела, но он отрицательно покачал головой.

Это, к сожалению, а также мир во всем мире и искоренение всех пороков, нищеты, невежества, ханжества (который был также просто невежеством), эпидемий чумы и бла, бла, бла, он не мог сделать.

Таковы были правила. Большие Правила в Кодексе Джиннов, которые никто не нарушал.

Он мог вернуть Джима, только если нарушит правила, но не такого Джима она на самом деле хотела назад.

— Я хочу, чтобы Джим вернулся! — крикнула она, когда Фазир не ответил. — Я хотела бы, чтобы мой Джим вернулся! Вот мое желание. Это все, что я желаю... вернуть Джима назад.

Она кричала на него, и в ее голосе наполовину слышалась боль, наполовину страсть, Сара рухнула на пол и схватила свою малышку на руки, укачивая взад-вперед хорошенькую маленькую девочку, губы которой задрожали от страха перед криком матери.

Фазир понял, что проплыл еще ниже к полу (он не любил низко парить, годами он не дотрагивался до земли, и сама мысль заставила его задрожать от отвращения). Но все-таки, что-то в ней вынудило Фазира приблизиться.

— Женщина, я не могу сделать то, что ты просишь, твой Джим ушел, — мягко сказал он ей, — я не могу вернуть его. Ты должна пожелать чего-то еще.

Она молча отрицательно покачала головой.

— Может быть славы?

Она еще больше затрясла отрицательно головой.

— Богатства за пределами твоих самых смелых фантазий?

Она продолжала отрицательно качать головой.

— Хорошее здоровье? — продолжал Фазир.

Она просто качала головой, прижимая к себе ребенка и раскачиваясь взад-вперед.

— Я только хочу, Джима, — ее голос звучал надтреснуто, и Фазир находился в полном недоумении. Он еще не встречал такую форму человеческого существа. Обычно он просто видел жадных, или тех, кто превращался в жадных и ненасытных, ненавистных, как только они понимали, что могут иметь все, что пожелают.

Это был совершенно новый опыт для Фазира.

Он не знал, что делать. Он подумывал о возвращении в свою бутылку и вызвать Великого Гранд-Джинна Номер Один, попросить у него совета, но вместо этого Фазир решил следовать своим инстинктам.

И, годы спустя много раз вспоминая этот момент, когда ему казалось, что он сожалеет об этом, на самом деле, это было самое лучшее, что он когда-либо делал за свою очень длинную жизнь джинна.

Он протянул руку и погладил ее красивые светло-золотые волосы.

Он никогда не дотрагивался до человека за свои сотни и сотни лет.

К его глубочайшему удивлению, она повернулась своим лицом к его руке и потерлась щекой о его ладонь.

— Я скучаю по нему, — прошептала она.

— Я знаю, — прошептал он в ответ, хотя не знал, потому что он никогда ни по кому не скучал, но он не мог промолчать.

— Я отдам свои желания Ребекке, — сказала она мягко.

Фазир задрал на дюйм нос и уставился на маленького ребенка.

— Но она едва может говорить! — возразил он.

Сара встала, поставила ребенка на ножки, которая учась ходить направилась только ей ведомом направлении, и с ужасом Фазир смотрел ей вслед.

Затем Сара выпрямилась, расправила плечи и посмотрела на Фазира.

— Ну, я полагаю, тебе придется здесь задержаться на некоторое время, — сказала она спокойно.

* * *

Июль, много лет спустя

Фазир грелся на солнышке во дворе, держа трех створчатое зеркало, с картонной основой, которая Сара установила ему под подбородком, чтобы получить двойные солнечные лучи на лицо. Золотые лучи радостно отражались от пруда и было жарче, чем пекло в аду, Фазир знал не понаслышки. У него был друг, который посетил одного из мастеров в аду, и чувствовал тогда избыточное тепло, и Фазир тоже чувствовал распределяющуюся влажную жару штата Индианы в июле месяце, и скорее всего это было похоже именно на то, как описывал его друг.

Он пробыл здесь уже годы, но ни Сара, ни Бекка не использовали ни одного желания и не показывали никаких признаков.

Поначалу большинство его друзей джиннов думали, что это было весело — Фазир из всех мест застрял с семьей в небольшом фермерском городке в Индиане, и они показывали с большим удовольствием на него пальцем.

Фазир ходит по земле, подобно простым смертным.

Фазир одет в настоящую одежду, как люди.

Фазир поедает черничные кексы и клубничные пирожные, также как люди.

Фазир получает носок, наполненный лакомства на Рождество.

Фазир, берет юную Ребекка в автобус на игру в бейсбол (Фазиру нравилась... нет, он любил бейсбол и Бекки абсолютно тоже жила им).

Затем Фазир объяснял им, что домашние черничные кексы самые свежие из духовки и намазанные настоящим маслом, какие они на вкус. Он также подробно рассказал, что было в носке на Рождество. И он мог удариться в лирику о Большом шлеме, ударе за пределы поля более чем на пятнадцать минут.

Он рассказывал им свои истории, и его друзья-джинны стали вести себя немного тише со своими шутками. Потом они заревновали, потому что не могли дождаться, когда Фазир выйдет к ним на связь, чтобы рассказать им что-нибудь еще.

А Фазиру всегда было что рассказать особенно о Бекки.

Фазир наклонился на левую сторону и подобрал запотевший стакан сладкого виноградного сока, со вкусом газировки, самого любимого напитка человеком летом, он также полюбил зимой кремовый зефир Бекки с горячим шоколадом, тающим сверху. Он отхлебнул большой глоток из прохладного стакана и наблюдал за Бекки, спускающейся к нему.

Она была кругленькая и веселая, вылитая он, и очень высокая. Очень симпатичная с красивыми зелеными глазами и белого цвета золота волосами, как у ее матери. Фазир, хотя он не признавался об этом никому, ни джиннам, ни людям, но у него иногда возникала мысль о ней, как о своем ребенке. Он помог ее вырастить, решал ее проблемы и уговаривал ее не делать шаловливые вещи, пока она росла, поэтому Фазир предпочитал думать, что это было так.

Сейчас она работала по совместительству фотографом (она выиграла несколько наград и даже научила Фазира делать фотографии), она была замужем за Уиллом Джейкобсом, который думал, что солнце встает и садиться в ней.

Фазиру понравился Уилл. Он переехал к ним, а не забрал Бекки подальше от них, и Фазир одобрил это. Он обнаружил, что ему нравилось, когда дома было много людей, много разговоров, больше еды за столом. Уилл был немного напряженный, но в лучшем смысле этого слова. Он любил глубоко, упорно думал и заботился больше о людях, чем, ну, чем Сара и Бекки. Он также мог очень зло обидеть, поэтому Фазир пытался остаться с ним в хороших отношениях.

И он знал о Фазире и не возражал.

И, наконец, он полюбил бейсбол.

Да, Уилл был хорошим в Книге Фазира, а у Фазира на самом деле была Книга.

Бекки махнула рукой Фазиру, и рухнула на траву рядом с ним. Она была босиком в красивом платье. Она улыбнулась такой необычной, милой улыбкой, что перехватывало дыхание. Она также любила солнце, как и Фазир, и они часами могли лежать и печься летом.

— Добрый день, госпожа Бекки, — вальяжно поздоровался Фазир.

— Перестань называть меня так, — сказала она, но ее голос не звучал рассерженно. На самом деле, в ее голосе слышался смех. Он специально назвал ее так, потому что это ее раздражало, и она легко могла разозлиться. И иногда, когда она действительно раздражалась, он заставлял ее улыбаться или хихикать, и не было лучшего желания у Фазира, чем единственное — заставить Бекку улыбаться и смеяться.

Она была его госпожой, хотя он и пытался объяснить ей это множество раз, что сбился со счета.

— Ты становишься коричневым, — заметила она, глядя вниз на красивое загорелое округлое тело Фазира, намазанное маслом для загара в плавательных шортах.

— Ты хочешь пойти поплавать? — спросил он с надеждой. Он и Бекки предпочитали купаться в пруду больше раз, чем он мог припомнить. И сегодня такой жаркий день, что это прекрасная идея.

Она повернулась на бок и покачала головой. Он заметил впервые, что что-то было у нее на уме.

Он убрал зеркало от лица и тоже повернулся на бок.

Когда Бекки что-то не давало покоя, Фазир всегда был рядом, чтобы выслушать.

Он молчал, не говоря ни слова, просто ждал.

— Фазир... — начала она и отвела взгляд, — я боюсь даже спрашивать, — прошептала она.

— Ты можешь спрашивать меня, о чем угодно, Бекки, — и это было правдой. Он мало что знал, она это поняла много лет назад, учитывая, что была очень умной, большую часть своего существования он прожил в бутылках с двойным дном, но несмотря на это, он сделает все от него возможное.

Она кивнула и посмотрела на него своими зелеными глаза с теплотой, но, на самом деле, испуганно.

— Уилл и я пытаемся завести ребенка в течение многих лет.

— Я знаю, — кивнул Фазир с умным видом, она уже говорила с ним об этом раньше. Она говорила об этом и с Сарой. Она пыталась завести ребенка, но каждый раз она теряла его. Иногда это было очень болезненным, иногда она была вся в крови. Много раз. Иногда, нет, на самом деле каждый раз, это было очень страшно для Уилла, Сары и Фазира.

Потеря ребенка всегда навевала на нее грусть и с каждым разом было все хуже и хуже.

— Я хочу иметь ребенка, — сказала она поспешно, словно она боялась этого слова, боялась надеяться, желать. — Я не жадничаю, одного. Меня не волнует будет ли это мальчик или девочка. И не нужно какого-то особенного, просто того, кого мы будем любить, кого Уилл и я сотворили, кого…

Фазир был в совершенной готовности.

Все эти годы...

— Ты говоришь о желании, Бекка?

Она посмотрела на него внимательно, затем молча кивнула.

Он не мог в это поверить, после стольких лет. Она была старше большинства женщин, которые уже имели детей, но это, это было желание, которое он мог выполнить.

Он улыбнулся ей, протянул руку и коснулся ее живота.

Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

— Твое желание для меня приказ.

* * *

Но Фазир не будет делать так, как она сказала.

Он сделал ее совершенной.

Он сделал ее яркой и смешной и очень, очень талантливой.

Он сделал ее милой и вдумчивой и очень, очень заботливой.

Он сделал ее щедрой и доброй и очень, очень любящей.

Он решил не делать ее прекрасной, по крайней мере, не сразу, потому что она должна узнать смирение, а не расти с раздутым самомнением.

Хотя, она станет прекрасной, великолепно красивой вне всякого сравнения.

Только... позднее.

Глава 2

Фазир и Лили

Октябрь, очень много-много лет спустя

Фазир наблюдал за Лили, пока она толкала велосипед по дорожке, утопающей в ярких осенних тонах, которые он так любил в Индиане.

Он хмурился, а делал это он из-за того, что видел грустную Лили.

Он не любил, когда Лили было грустно, но Лили большую часть времени в эти дни грустила.

Она никогда не грустила.

Она была настолько жизнерадостной, такой любимой, когда родилась — ну, пару часов спустя, потому что к счастью Фазир не присутствовал при родах, он слышал рассказы и чувствовал свою причастность к желанию, выполненному им — Бекки отдала свои два оставшихся желания своей новорожденной дочери.

Лили была очень смышленой, она опережала других детей в развитии, и начала говорить раньше, чем другие дети, также и читать. Сейчас же она на два грейта опережала других детей в школе, она была очень умной.

И она была невероятно жизнерадостной, счастливой, улыбающийся и любящей. Одно объятие от Лили и весь мир приобретал золотистые тона. У нее были абсолютно самые лучшие объятия.

И в тот момент, когда она смогла сложить три слова вместе, она начала рассказывать истории, которые всегда были самыми лучшими историями... когда-либо.

Если она рассказывала о чем-то, что произошло на самом деле, то могла сделать самое обыденное событие занимательным. И это было настолько отлично, намного лучше, когда она начинала придумывать истории с нуля, это было абсолютно самое лучшее из лучших.

И она была забавной. Она могла заставить даже старую леди Кравиц засмеяться, а старая леди Кравиц никогда не смеялась.

Все любили Лили, даже старая леди Кравиц.

Было много за что можно было любить. Лили была просто идеальной.

Кроме...

Фазиру пришлось признать, что он совершил крохотную, маленькую ошибку, когда исцелял утробу Бекки, делая ее плодовитой и осуществляя желание, чтобы появилась Лили.

Он должен был сделать, чтобы она становилась красивее намного быстрее.

Или, по крайней мере, симпатичной.

Он оправдывал себя тем, что не знал.

Он был создан Божеством, как полностью развитый взрослый джинн. Потом был направлен в Тренировочную Школу Джиннов, где нужно было сосредоточить все внимание на обучении, иначе ты можешь неправильно исполнить желания или не нарушить Кодекс Джиннов, и в результате будут последствия, о которых лучше даже не думать.

Фазир никогда не был в человеческой школе. Он не знал какими жестокими могли быть дети.

И Лили, хотя не была уродиной, но была не красивой, и ко всему прочему еще такой умной, другие дети думали, что она странная. И они насмехались над ней.

Сара, Бекки и Уилл беспокоились о Лили. Ну, Сара и Бекки беспокоились, а Уилл становился немного бешеннее, чем нечистая сила (этой фразе Сара научила его, но Фазир еще так и не понял, что значит «нечистая сила», но полагал, что это довольно что-то плохое, то что говорила Сара).

Шли годы, и Лили возвращалась домой из школы, все больше и больше такой, как сегодня.

Грустной.

Он испарился, как только она вошла в дом (так он делал большинство дней) и тайно наблюдал за ней, похитив три шоколадки Бэйб Рут (Бейб Рут (1895-1948) был американский аутфилдер бейсбола), (названных в честь одного из героев Фазира, Бейба Рута, отличного бейсболиста, который был почти таким же круглым, как Фазир).

Она схватила свою постоянную книгу (другую из сотни любовных романов, которые она читала) и устремилась из дома. Фазир наблюдал, как она шла вниз по скошенной лужайке, в свое укрытие под деревьями по извилистой, покрытой гравием тропинки.

И он точно знал, что она делает в этот момент — ест шоколадки. Она могла даже украсть чего-нибудь и побольше. У нее будет хороший ужин и десерт. Она украдет что-то еще, чтобы перекусить, прежде чем лечь спать.

Фазиру нравилась его еда, а Лили нет. Она ела не потому что ей нравилось, а потому что... ну, Фазир не знал почему.

И Лили было тучной. Не слишком тучной, но она выходила уже за пределы пухленькой.

И она читала эти любовные книги, что ж он знал почему, ему сказала Бекки. Они были ее спасением.

Фазир знал, это было все из-за детей в школе.

Сейчас впервые он захотел, чтобы его госпожа пожелала мести. Если он даже услышит, как кто-нибудь из детей скажет жестокие слова ей, которые Уилл сказал Fazire, что дети вероятно говорят ей такое, он осуществит свое собственное желание (которое явно будет за пределами Кодекса Джиннов) и последуют взрывные последствия.

Глупые, невежественные, завистливые дети.

Он подождал, пока она съела шоколадки и спрятала фантики, как и всегда делала, и спустился, чтобы присоединиться к ней.

Она сидела на подстилке из сухих опавших листьев красных, коричневых, желтых и оранжевых, на некоторых присутствовали одновременно все четыре цвета. Она прижалась спиной к стволу дерева, а голова цвета белого золота склонилась над любовным романом.

Но она не читала, а плакала.

— Что случилось, Лили? — тихо спросил Фазир.

Она дернулась и уставилась на него снизу-вверх, слезы блестели на ее лице.

— Фазир! — она попыталась спрятаться за улыбкой, которая не получилась. Он видел сотню раз ее фальшивую счастливую маску, которую она твердо устанавливала на лицо, но сейчас он застал ее прежде, чем она успела это сделать.

— Не пытайся от меня спрятаться, малышка Лили. Фазиру ты расскажешь. Я знаю все, — сказал он величественным голосом джинна из бутылки.

К его ужасу она не отшутилась и не попыталась скрыться, а разразилась безудержными, сотрясающими все тело рыданиями и слезами четырнадцатилетней девочки.

— Ах, Фаз... Фаз... Фазир. Это было ужасно.

Не раздумывая, он опустился рядом с ней, на листья (о, его друзья-джинны просто придут в ужас от его сидения больше-чем-на-земле на ложе из мертвых листьев), притянув ее в свои объятия и позволяя ей выплакаться.

— Расскажи мне об этом Лили. Выскажись. Твоя бабуля сказала мне, что она не говорила о своем Джиме, пропавшем без вести в войну, но потом она сделала все правильно, когда поделилась случившимся. Не храни это, словно в бутылке, мой дорогая. Я знаю, что такое быть в бутылке!

Она тихо хихикнула и покачала головой, продолжая себя держать под контролем.

— Это глупости, Фазир, — она старалась казаться сильной, но у нее это не получалось. — Просто один мальчик в школе сказал кое-что обо мне... о, ну, что я жирная. — Она вздрогнула от своих слов и продолжала смотреть в землю.

— Ты не жирная! — с возмущением воскликнул Фазир, хотя это было не совсем правдой, она была пухленькой давно, но он никогда не мог сказать, что она жирная.

Она подняла на меня глаза, не зная, что ей делать то ли смеяться надо мной, то ли плакать.

— Я жирная, Фазир, — тихо сказала она и затем вытащила фантики «Бэйби Рут» из кармана джинсов.

— О, малышка Лили, — он застонал и применил немного магии Джина, волшебства, которое было разрешено, поскольку касалось маленького беспорядка, а не какой-то личности, и одним щелчком пальцев фантики исчезли.

Она смотрела на свою пустую руку. Она знала, что он был джинном, но всегда немного прибывала в шоке, когда сталкивалась с магией, хотя видела ее уже десятки раз.

— Ты действительно хочешь использовать одно из своих желаний, чтобы я что-то сделал этому мальчику? Приделать ему рога и хвост? Или сделать его огромным, как дирижабль? — с надеждой в голосе спросил Фазир.

Она отрицательно покачала головой, ее губы расплылись в одной из самых необычных улыбок, которую она унаследовала от своей матери.

Ее глаза всегда, неважно кто, что говорит (они бледно-голубые внутри радужки и темные с поволокой темно-синего цвета по бокам) стали задумчивыми. Фазир думал, что глаза у нее были потрясающие и прекрасные, хотя Уилл и клялся, что они передались ей с его стороны, и Фазиру нравилось получать огромную похвалу за все, что касалось Лили, он просто не говорил Уиллу об этом. Сейчас он смотрел в ее необыкновенные глаза и ждал.

— Я хочу загадать желание, — прошептала она.

Фазир был в шоке.

Два желания!

Если она скажет желание, то будет уже два выполненных желания, останется только одно.

Это означало, если она использует последнее то, ему придется уйти.

— Лили, подумай хорошо, моя милая. Подумай об этом прежде, чем ты используешь свое желание на какого-то глупого мальчишку, — предупредил Фазир с умным видом, который мог сделать только Фазир.

Она продолжала смотреть ему в глаза.

— Мальчик, который сегодня назвал меня жирной, я выбрала бы его. Как понравится ему, ну, похожего на него. Он самый симпатичный мальчик в школе. И самый популярный. И... — она запнулась и не понятно зачем взяла свой любовный роман и прижала его к груди, словно щит, который в состоянии отразить любое зло.

Фазир много читал, постепенно превращаясь в человека-из-джинна. Но он никогда не будет читать любовные романы, потому что предпочитал Луиса Лямура. (Луис Ламур — американский писатель, наиболее знаменитый и плодовитый автор вестернов).

— Фазир, я желаю ... — начала она.

— Малышка Лили, — прервал он, но она уже не слышала его, продолжая говорить.

— Когда-нибудь, я хотела бы встретить мужчину, как в моих книгах. Он должен быть точно таким же, как в одной из книг. И он должен любить меня, любить больше, чем что-либо в этом мире. И самое главное, он должен думать, что я красивая.

— Лили, мне нужно тебе кое-что сказать, — Фазир собирался рассказать ей о желании Бекки и своей ошибке, и позволить ей с радостью ожидать чего-то, разрешить с нетерпением предвкушать стать несравненной красавицей, которой она будет.

Скорее всего, он должен был остановить ее желание сейчас. Он не хотел, чтобы она тратила его на какую-то дурацкую идею. Он хотел для нее чего особенного, идеального, сделать ее мир намного лучше, чем она сделала для Бекки и Уилла, и, в действительности, и для него.

Но она не слышала его. Ее глаза сияли, и они в упор смотрели на него.

— Он должен быть высоким, очень высоким, темноволосым, широкоплечим и с узкими бедрами.

Фазир уставился на нее, потому что не понимал, что она имела ввиду, говоря «узкими бедрами».

— И он должен быть порядочным, невероятно благородным, невероятно красивым, с сильным квадратным подбородком и мощными скулами, загорелый, красивыми глазами с пышными, густыми ресницами. Он должен быть умным и очень богатым, но трудолюбивым. Он должен быть мужественным, сильным, неистовым и суровым.

Теперь она уже оторвала свою голову от него. А он задавался вопросом, существует ли на самом деле такая вещь, как «невероятно красивый». И могут ли скулы быть мощными, Фазир не знал. Он даже подумывал заглянуть в словарь, который дала ему Сара, и посмотреть толкование слова «мужественный».

— И он должен быть жестким и хладнокровным, может даже немного угрожающим, даже немного бандитом с разбитым сердцем, и я исцелю или растоплю лед вокруг его сердца. Растоплю или еще лучше... и то и другое!

Фазир подумал, что это становится немного забавным, потому что это было самое сложное, что он когда-либо слышал.

Но она еще не закончила.

— Мы должны будем пройти через какие-то испытания и невзгоды. Что-то вроде, чтобы проверить нашу любовь, которая станет только сильнее и ценнее. И... и... он должен быть смелым и мужественным. Сильным. Люди должны уважать его, может быть, даже побаиваться. Очень грациозным и гибким, как... как кошка! Или Лев. Или что-то в этом роде.

Она замедлилась, и Фазиру пришлось признать, что он благодарен ей за это.

— И он должен быть хорошим любовником, — сконфуженно сказала Лили Фазиру. — Самым лучшим, настолько хорошим, что он почти в состоянии заняться любовью со мной только одними глазами.

Фазир почувствовал, что покраснел. Возможно, ему следовало бы взглянуть на те книги, которые она читала и показать их Бекки. Лили была очень сообразительная девушка, за словом в карман не полезет (еще одна поговорка Сары, хотя Фазир не мог себе представить, как можно искать ум в кармане, тем более такой, как у Лили), но она была слишком молода, чтобы читать про каких-то мужчин, занимающихся с ней любовью одним только взглядом. Фазир никогда не занимался любовью и никогда не будет, джинны не созданы для этого. Но он точно был уверен, что четырнадцатилетней девочке не стоит думать о таких вещах.

Хотя, может быть он ошибался, по крайней мере, Бекки расскажет ему все позднее.

Фазир поймал себя на мысли, что она замолчала.

— Это все? — спросил он.

Она подумала немного, явно не желая что-нибудь забыть и кивнула.

— Ты уверена, чтобы это было твоим желанием? — опять спросил Фазир.

Она посмотрела ему прямо в глаза, ее были — безрадостные и правдивые.

Лили еще раз кивнула.

— Очень хорошо, — на выдохе сказал Фазир.

Он открыл было рот, чтобы еще что-то сказать, но она остановила его положив свою руку на его.

— Не забудь, ту часть, что он любит меня больше, чем что-либо на земле.

Фазир приподнял подбородок в знак понимания.

— А! — вскричала она, сжимая его руку сильнее, — и ту часть, что он считает меня самой красивой.

— Лили, ты будешь прекрасной, у тебя это уже есть.

Ее подбородок задрожал, и он понял, что она почти готова заплакать.

— Просто не забывай эти части, потому что они самые важные, — напомнила она ему, ее голос звучал так неуверенно, и Фазир подумал, что он звучал ужасно, неизгладимо грустно.

Его рука накрыла ее руку.

— Я не забуду ничего.

Затем он поднял руку, опустив ей на голову и тихо сказал:

— Лили, моя дорогая, твое желание для меня закон.

Глава 3

Фазир и Лили

Восемь лет спустя, Лили сейчас двадцать два...

Попросту говоря, сейчас наступило самое худшее время за всю жизнь джинна.

Так как Фазир жил тысячелетия, иначе говоря довольно долго.

Ему казалось, что самое худшее было, когда умерла Сара два года назад.

Фазир никогда не был знаком с кем-то, кто мог бы умереть, а Сару он знал на протяжении десятилетий. Они вместе жили в одном доме, она была его защитницей, его другом.

Ему было хорошо с Сарой на протяжении долгого времени и ему по-настоящему повезло с ней. Он знал об этом.

Но это не позволяло ему меньше тосковать по ней.

Она все время была добра к нему, заботилась о нем, не смотря на свою учительскую зарплату. Она кормила, одевала, радостно осыпала его билетами на бейсбол и лосьонами для загара. Сара никогда, хотя на это она имела полное право, не просила ничего у Фазира за столько лет. Она просто давала, отдавала и дарила.

Она была первым и единственным человеком за всю историю существования расы джиннов, который имел полное право, но не попросил ни одного желания.

Сара, на Земле Джинов, была легендой, так думал Фазир, по крайней мере, ей следовало быть легендой.

Она напоследок, перед смертью, увидела какой восхитительной красоты стала Лили, само совершенство, не то, что была раньше. Она путешествовала по всему миру и в заключении по Англии, где она поступила в университет, а затем решила остаться. Она стала утонченной и космополитичной, но никогда не теряла своего домашнего шарма — девушки штата Индиана и своей души.

Волосы цвета белого золота Лили изменились, став еще более золотыми с белыми прядями, но более необычными и редкостными, с рыжеватым отливом, напоминающим медь. И словно, чтобы сделать ее еще более прекрасной, хотя уже больше было некуда, у нее просвечивали золотисто-каштановые пряди.

Ей была присуждена стипендия, и она смогла пойти учиться в некое местечко под названием «Оксфорд» в Англии после того, как она выиграла несколько конкурсов по литературе, создавая великолепные истории, которые, казалось, все хотели прочесть.

В Англии ее стали больше интересовать «тропинки», как она их называла, посещая соборы, замки, а фактически каждый музей в Лондоне (и совершенно небольшое количество магазинов) и увлекаясь письмом своих замечательных, занимательных историй больше, чем едой. Она постоянно была занята, занята и занята, и вес просто таял на глазах.

Высокая, как и ее мать, отец и дед, Фазир только видел фотографии красивого, стройного Джима и понял, что он был высокого роста, Лили со своими пышными формами была очень тонкой в талии с прекрасной фигурой «песочные часы».

Она повзрослела и ее простенькое лицо изменилось – ее кожа и так всегда была безупречной, но как только подростковая округлость ушла, ее интеллект и чувство юмора придали ей необыкновенное изящество и красоту.

И теперь, с этими чудесными глазами, ну...

Она была просто потрясающей.

Лили была гордость для всех нас — Сары, Бекки, Уилла и Фазира.

Но она не имела об этом ни малейшего представления. Ни в коей мере.

Лили посмотрела в зеркало и увидела ту прошлую Лили — не такую красавицу, которой она стала.

Поэтому на самом деле Фазир сделал свою работу, потому что судя по всему она наверняка имела смирение, а не насущную кичливость и самомнение.

Но сейчас Лили выглядела расстроенной, и он был совершенно точно уверен, что это было худшее время за всю ее человеческую жизнь.

Ее рвало каждое утро, он слышал, как ее рвало в ванной, шел туда, так же как и много лет назад, когда она была маленькой девочкой и у нее случалась простуда или же одна из этих ужасных головных болей, которые доставляли ей столько страданий, что ее начинало рвать. Он гладил ее по спине и держал ее длинные густые прекрасные волосы.

Фазир решил, что с ней такое происходит, потому что она страдает от потери родителей, которые ушли так быстро, чуть ли не вслед за бабушкой.

Авиакатастрофа. Ужасная отвратительная авиакатастрофа. Даже не смогли найти тел.

Как-то Бекки и Уилл решили отправиться на Гавайи на столь необходимый отдых. Они взяли однодневную экскурсию на другой остров, на котором можно было долететь на небольшом двухмоторном самолете (такое Фазиру вообще не приходило в голову — самолету всегда необходимы намного больше, чем два двигателя).

На следующий день они пропали.

Фазиру пришлось воспользоваться телефоном, чтобы позвонить Лили в Англию. Конечно, он знал, как пользоваться им, потому что он жил среди людей и стал сам как человек уже в течение многих лет и прекрасно знал, как заказывать пиццу. Но ему потребовалось много времени, чтобы разыскать ее. Она подрабатывала в магазине и даже купила обветшалый дом в каком-то приморском городке Клеведон в графстве Сомерсет, который можно купить только за «неимением денег», как сказал Уилл, на самом деле было не так. Дом, который она была полна решимости восстановить в его первозданной викторианской красоте.

Она не отвечала на его звонки, и Фазир наконец решил, что она не живет в своей ветхой обители.

Она окончила Оксфорд и объявила, что не хочет покидать Англию, которая ей все больше нравилась, и Фазир мог ее понять из-за тех фоток, которые она отправляла домой. Они действительно выглядели красивыми.

Тем не менее Фазир ненавидел ее страсть к Англии, он хотел забрать Лили и вернуть ее домой.

И сейчас она была дома, хотя он никогда не хотел вернуть ее домой в таком состоянии.

После того, как он обратился к одной из подруг Бекки, которая находилась в ее контактах, женщина по имени Максин, на конец-то нашла Лили. Максин сказала, что она находится где-то в Лондоне и дала Фазиру ее номер телефона.

Лили наконец-то сняла трубку и была так взволнована, чтобы ему рассказать что-то, ее голос струился радостью. Для него было тяжело слышать ее счастливый голос, когда он готов был сообщить ей страшную новость. Он прервал ее восторженный лепет и сообщил трагическую новость.

Она, конечно, же взяла билеты на первый рейс домой.

Она сидела рядом с ним на панихиде в очень строгом черном костюме, выглядя стильно и слишком образованно, и все, окружающие люди не знали, как к ней относиться. Она совсем не была похожа на Лили, которая покинула в шестнадцатилетнем возрасте дом и поступила в Оксфорд. Она больше походила на современных принцесс — изящных, красивых, утонченных и неприкосновенных.

Она держалась царственно, и Фазир был ею очень горд, что приложил к этому руку, поэтому это чуть-чуть задвинуло его горькую печаль потери Бекки и Уилла.

Лили был очень мужественной и доброй к собравшимся людям, она кивала и улыбалась. После службы они вернулись в белый дом из известняка, принадлежащий когда-то Саре, который теперь стал домом Лили, и она красиво исполняла роль хозяйки, заботясь о людях, чтобы они чувствовали себя комфортно и по-домашнему, хотя Фазир понимал по ее бледности и запавшим глазам, что она была истощена.

Было так много еды, которая стояла всюду, но в первые в жизни, он не смог съесть и куска. Также и Лили.

Все знали Фазира, который десятилетиями жил в этой семье, и конечно же, не постарел ни на йоту. Они задумывались о том, что это странно, но потом решили, что скорее всего он был из какой-то чужеродной страны, а многие из них никогда не покидали Среднего Запада, поэтому не могли точно сказать, как влияет возраст на иностранцев. Так они воспринимали его. Будучи джинном и таким образом возвышаясь над простыми смертными, он не встречался с ними слишком часто, и сейчас делал это только из-за своей обязанности по отношению к Уиллу и Бекки и, конечно, Лили. Он помог Лили, играя хозяина и доброго «дядю» особенно, если взглянуть на его фигуру (термин «дядя» пришлось придумать еще Саре, чтобы как-то объяснить его присутствие в семье, и Фазуру он очень понравился, и нравился до сих пор).

Наконец, после долгих часов, когда все приличия были соблюдены и их оставили последние люди, Фазир щелкнул пальцами, зная, что Лили слишком устала, чтобы все прибрать. Он отнес ее на кровать и стал гладил по волосам, пока она не заснула.

— Фазир? — прошептала она перед тем, как упала в страну грез.

— Да, моя милая?

Она по-прежнему шептала, но ее слова вызвали глубокую печаль в сердце Фазира.

— Я никогда не желала, но мое последнее желание, чтобы ты остался со мной навсегда.

Впервые в жизни он почувствовал, как слезы защипали в глазах и может именно в этот момент он наконец-то понял хоть немного то чувство, которое испытывала Сара, когда он встретил ее впервые.

— Вот и прекрасно, — прошептал Фазир, но ее усталость взяла над ней вверх.

В последующие дни она поднималась с кровати и ее рвало. Кроме того, в каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, ее лицо озаряла странная смесь ожидания и облегчения, и она тут же стремглав бежала к телефону. Но всегда было понятно, что это был не тот, кого Лили надеялась услышать — друга или члена семьи, желающих высказать свои соболезнования или поинтересоваться, как она поживает. Ее лицо тут же резко менялось, словно звонивший сообщал ей, что мир вот-вот рухнет.

Дни переходили в недели, и Лили более отчаянно стала бежать к телефону. Она также сделала пару звонков, но ничего не говорила, все больше и больше становясь отстраненной.

Фазир чувствовал себя обеспокоенным.

Лили, как и Фазир ничего не предпринимали, чтобы решить, что делать дальше. Ни один из них не смог зайти в комнату Уилла и Бекки, они не могли этого вынести. И еще было полно вещей Сары, которые так и не были разобраны, и все еще хранились здесь.

Лили сообщила ему, что она не хочет переезжать обратно в Индиану, а он, ну, он никогда не был в самолете. И он не хотел даже пробовать, особенно после трагической кончины Бекки и Уилла, хотя он по любому не мог умереть, но она могла. Он может и делал (очень часто, в основном для того, чтобы встретиться со своими друзьями-джиннами) залезал обратно в свою бутылку, и таким образом мог путешествовать. Но после ее такого краткого объяснения, ничего не произошло.

Что-то еще тяготило Лили, что-то связанное с телефоном и ее утренним токсикозом, который по-прежнему происходил каждый день.

Наконец, он не смог больше этого выносить. Она находилась дома больше месяца, и они оба дрейфовали по дому, словно тени. Лили большую часть времени читала, Фазир беспокоился.

Она просто перестала быть той Лили.

Она всегда была занятой и целеустремленной – сохраняла свою комнату в чистоте, помогала по хозяйству, делала домашнее задание в срок, двигалась вперед, готовила письменную работу к конкурсу, помола с готовкой. Она была очень хорошим поваром, кроме того она была очень хороша во всем, Фазир постарался направить ее на этот путь. Она была прекрасно воспитана, вежлива, трудолюбива, как девушка штата Индиана.

Сейчас, видно от усталости, она все время была более капризной, нежели Фазир (а Фазир был «королем капризов», по крайней мере так называла его Бекки) вспыльчивым и совершенно необоснованным.

Это новое ее поведение, думал Фазир, со временем как-то изменится.

И кто-то должен был об этом позаботиться, в конце концов. И он решил, что должен позаботиться об этом он.

Фазир пришел к выводу, что пришло время противостоять ей. Он понимал, что она все еще скорбит о своих родителях, как и он, но они не могли продолжать жить так вечно. Она даже перестала писать.

— Лили, нам надо поговорить, — однажды сказал Фазир, подплыв к ней после того, как она опять читала.

Он решил плыть по течению. Он делал это иногда, по обстоятельствам, он никогда ничего не выуживал. Он также плыл по течению, когда собирался кого-то поставить на место так, как он собирался поступить сейчас с Лили. Он понимал, что она горюет, но жизнь должна продолжаться. Сара сказала ему как-то, что примирилась с потерей Джима, и Бекки сообщила, что она тоже примирилась с потерей Сары, учитывая все это Фазир решил, что Сара и Бекки были самыми умными женщинами, он полагал, что это чистая правда. И он понял, скорее самое ужасное по крайней мере для себя, что он единственный член семьи, который у нее остался. Больше никого не было, чтобы вытащить ее из этого состояния, в котором она находилась.

Это должен сделать именно он.

— Фазир, я на самом интересном месте, — рассеянно пробормотала она, даже не глядя на него, продолжая накручивать прядь волос на палец, она всегда так делала во время чтения или просмотра фильмов по телевидению, даже когда она была еще маленькой.

Он использовал магию, чтобы убрать книгу у нее из рук, материализовал закладку, лежащую на столе, вложил ее на нужное место в книге, которая полетела через всю комнату и опустилась намного дальше от нее.

Она напряженно выпрямилась, садясь в вертикальное положение на диване.

— Фазир!

— Ты должна объяснить мне, что происходит, — потребовал он ответа своим лучшим командирским голосом джинна.

— Я читаю, — ответила она, ее лицо стало преднамеренно очаровательно раздраженным с недовольным взглядом, который срабатывал на всех, но не него (оно прекрасно срабатывало на Уилла, ее отца, который становился «легкой добычей», если Лили выражала такую озабоченность).

— Я не имею в виду сейчас, я имею в виду с тобой.

Тень опустилась на ее глаза. И эта тень была лишь только частью по поводу потери ее обоих родителей в авиакатастрофе шесть недель назад.

— Лили, — продолжил он, — я не знаю, понимаешь ли ты это, но я застрял в этом мире и это не мой мир. Поскольку ты не собираешься использовать свое желание, я не могу уйти к кому-то другому. Даже не хочу. Но пока я завишу от тебя, я должен заботиться о тебе. Я не могу только парить в воздухе по дому, наблюдая за тобой, читающей книги и закручивающей волосы. Мы должны иметь план, а так как я ничего не знаю о вас, смертных, план придется придумать тебе.

— Ты знаешь много больше, чем я, — обвинила она его.

Он приступил к делу (еще одна поговорка Сары, которую Фазир использовал, но так до конца и не понял). — Действительно, я знаю, малышка-Лили, что ты всегда была очень рассудительной и мудрой. Что тебя беспокоит?

На ее красивом лице отразилась непокорность. Фазир забыл, что она могла быть немного непокорной и более-чем-упрямой. Лично Фазир не давал ей этого, это она получила от своих родителей.

Он подплыл ближе.

— Лили, скажи мне.

— Я... Я, Фазир, я не знаю, что происходит. Он должен был позвонить. Мне пришлось так быстро уехать, но я написала ему записку с номером телефона сюда, объяснила, что произошло, вернее рассказала его брату, что произошло, чтобы он объяснил все ему, но он не звонит, — она остановилась, глядя на Фазира, а потом уставилась в пол. — Я не могу поверить, что он не звонит, хотя я объяснила, что произошло с моими родителями. И я звонила ему, но номер не работает. Я знаю, что это правильный номер, но он отключен. Я позвонила ему в офис, но он не отвечает на мои звонки. — Закончила она, рассказывая, как бы самой себе.

— Кто он? — спросил Фазир.

Ее невероятно голубые глаза поднялись на него, в них не было беспокойства, в них была боль.

Затем она сказала:

— Нейт.

— Кто такой скажи на милость Нейт?

Она теребила пальцы, опустив голову и рассматривая свои ногти.

— Ты помнишь мое желание? — спросила она.

Как же он мог забыть самое сложное желание, которое он когда-либо выполнял?

— Да, — ответил Фазир.

Ее глаза опять подняться на него, но в них было нечто, что заставило великое сердце Фазира биться чуть-чуть быстрее.

— Что ж, оно сбылось. Его зовут Натаниэль МакАллистер и он самый замечательный мужчина на свете. И, я думаю... Фазир, я почти уверена, что у меня будет от него ребенок.

Фазир сразу же перестал парить в воздухе и тяжело опустился на пол.

Он закричал:

— Что?

Лили покачала головой и прикусила губу, прежде чем ответить:

— Это так... я не знаю. Я не могу здраво мыслить. Все произошло так быстро. В какое-то мгновение я была просто, ну, в Лондоне жила своей нормальной жизнью. Ходила по музеям, совершала кое-какие покупки...

Фазир засомневался, что это было похоже на «кое-какие покупки». Лили могла ходить по магазинам также, как Джеки Робинсон (Джек Ру́звельт Ро́бинсон, более известный как Дже́ки Ро́бинсон — американский бейсболист, первый темнокожий игрок в Главной лиге бейсбола в XX веке) мог «украсть базу».

Она продолжала говорить:

— А потом я стала посещать модные вечеринки, он возил меня в рестораны на романтический ужин, мы совершали ночные прогулки по паркам и занимались любовью снова и снова, и снова и это было так, это было..., — она наклонилась вперед, ее глаза светились, прежде чем она восторженно прошептала: — впечатляюще. Ошеломляюще. Ты даже не сможешь себе это представить.

Фазир попробовал вновь подняться в воздух, но смог только оторваться на три шага от пола. Ему не удавалось воспарить в основном потому, что вся его концентрация ушла на уши, которые просто пылали, и чтобы удержать свою кровь и не закапать малышку Лили, рассказывающую об умопомрачительной любви.

— А потом мама и папа..., — она не смогла закончить, они по-прежнему не могли касаться этой темы.

— Он не звонит, — закончил за нее Фазир.

— Нет.

— Может он звонил на твою штуковину-мам-Бобби? — предположил Фазир.

— Мою что?

— Ну, такую штуковину, которая записывает голоса на телефон.

— Мой автоответчик?

— Да.

— Я проверяла свои сообщения, но не было ни одного. Он не знает мой номер мобильного. Я была постоянно в Лондоне с ним, он никогда не звонил мне, и у него нет моего номера в контактах.

Фазир задумался на какое-то время. Он был, благодаря своей практики, очень хорош в том, в то что он сделал — в исполнении желаний. Иногда джинны ждали долгими годами, пока кто-нибудь потрет бутылку, поэтому он прекрасно знал, что могут существовать магические задержки и любой хороший джинн всегда был готов к этому. Фазир, думая о себе, выполнил ее желание очень и очень хорошо.

Он сделал и был совершенно, вернее абсолютно уверен, что Лили была лучшей из всех.

Видно, что-то случилось с этим... Нейтом.

Фазир посмотрел на свою госпожу и принял решение.

Он заявил:

— Значит нам следует поехать и разыскать его.

* * *

Фазир поднялся по небольшой лестнице в красивый белый дом, Лили сказала ему, что он назывался типа «Джорджия», с черными ставнями и в каждом окне стояли ящики, заполненные поразительно красивой красной геранью, которой было такое множество, что нельзя было сказать даже сколько. Каждый ящик был обвит словно кружевом, зеленым плющом. Перед каждым домом стояли причудливые кованые заборы, покрашенные в блестящий, идеальный черный цвет.

Все дома были похожи друг на друга. Словно каждый дом принял соглашение, что каждый человек на этой улице будет использовать герань только одного цвета, обвитую плющом, и за счет этого улица будет выглядеть опрятно и прекрасно.

Фазир очень хотел возненавидеть эту страну, называемую Англией, и был полностью уверен, что действительно возненавидит Лондон, несмотря на то, что Джим купил его именно на рынке в Лондоне, на самом деле Фазир появился на базаре в Марокко, и никто и никогда не выпускал его из бутылки в Европе. Но несмотря на это, что кое-что в Лондоне было действительно довольно шокирующим – слишком деловой, грязный, исписанный граффити, но эта улица казалась довольно симпатичной.

В страшном самолете (ни Лили, ни Фазир естественно не могли расслабиться в самолете после того, что случилось с Бекки и Уиллом, хотя у этого самолета и было больше, чем два двигателя), Лили сказала ему, что в этом доме живут мужчина и женщина, которых зовут Виктор и Лора, и они знают о ней и Нейте. Она также сообщила, что они хорошие, добрые и заботливые люди, которые заботились о ней после того, как Нейт спас ей жизнь. Она явно пропустила эту историю, и Фазир был поражен мыслью, что ее жизни могло что-то угрожать и она была в опасности, но Лили добавила, что на самом деле Нейт спас ее и ее сумочку от карманника.

Лили нервничала, он заметил, как она дрожит, пока стоял в двух шагах позади нее, хотя он был уверен, что все будет хорошо. Этот Нейт появился, благодаря выполнению ее желания Фазиру, которое он очень хорошо сделал.

Она взялась за латунное кольцо, которое торчало в ноздрях львиной головы, и постучала. Фазир поймал себя на мысли, что он никогда не видел льва с кольцом в ноздрях, и он мысленно отметил про себя, что в будущем разговоре с Нейтом он сможет использовать как-то это «пикантное открытие».

Темноволосая женщина открыла дверь, и Фазир удивился, что она молода, ненамного старше Лили. Ее лицо было мокрым от слез и было покрасневшим от силы эмоций. Фазир решил для себя, что возможно, без заплаканного лица она была довольно милой, но после того, как она посмотрела на Лили с отвращением и в глазах появилась ненависть, он понял, что нет.

— О, привет, Даниэлла, я была..., — Лили помолчала, а затем спросила: — с тобой все в порядке?

Лили замолчала, а Фазир услышал, что ее голос звучал обеспокоенно, пока она задавала свой вопрос, потому что увидела, что девушка смотрела на нее взглядом, наполненным ядом. Фазиру захотелось оттащить Лили назад, но он сдержался, потому что Лили необходимо завершить начатое.

— Нет, я не в порядке, — выплюнула девушка. — Что ты здесь делаешь, Лили?

Фазир поймал себя на мысли об этих людях, которые жили в этом доме, что на самом деле они не очень добрые и заботливые.

Лили помедлила совершенно не удивленная ее реакцией, но решила продолжить:

— Немного неловко, но мне необходимо было неожиданно уехать из города и теперь, когда я вернулась, я отправилась к Нейту, но его швейцар сказал, что он там больше не живет. Я просто…

Женщина не позволила ей закончить, ее лицо изменилось, став злым и коварным, на что обратил внимание Фазир и тут же растерял все свои мысли от следующих слов, которые она произнесла:

— Нейт мертв, — холодно сообщила Даниэлла.

И без дальнейших объяснений, захлопнула дверь прямо перед носом Лили.

Лили стояла, уставившись на дверь, оцепенев на месте.

Фазир стоял позади нее, так же в полном оцепенении.

И потом, когда показалось, что прошли года (а Фазир прожил очень много лет, поэтому он точно знал, как это ощущалось), Лили медленно повернулась к нему и просто уставилась на него с совершенно побелевшем лицом.

Два года назад она потеряла свою любимую бабушку. Всего два месяца назад она потеряла родителей. Теперь ее новый возлюбленный бойфренд, романтический герой, который должен был носить ее на руках и ухаживать, и конечно любить ее больше, чем что-либо другое на земле, умер.

Ей было всего лишь двадцать два года, она была беременная и единственный, кто остался из всех семьи, был джинн.

Ее выражение лица отражало всю боль и агонию.

Фазир поднялся на две последние ступеньки и осторожно обнял ее за хрупкие, напряженные плечи.

— Давай вернемся домой, — пробормотал он своей любимой малышки Лили.

Она не двигалась, на самом деле она выглядела как замороженная статуя.

Затем прошептала:

— Но, Фазир, где наш дом?

У него не было ответа, потому что он не знал.

Но потом он ответил:

— Там, где мы создадим его, моя милая.