Три года ты мне снилась

9

Фестиваль российских фильмов начался с картины «Школьные лестницы», той самой, где играла Ирина. Премьерный показ проходил в большом киноконцертном зале. Уже прошла церемония открытия, фильм собрал полный зал. Все шло как надо: раздавались то аплодисменты, то хохот, то наступала тишина, как раз там, где была необходима.

Перед показом запустили по телевидению рекламу: «Всем, всем, всем! Ты поддержал российское кино? Ты взял билеты на первую демонстрацию? Сердечное, умное, веселое зрелище ждет каждого, кто не пожалеет скромных средств. После показа фильма ожидается встреча с артистами и общая пресс-конференция. Все в кинозал!»

И народ повалил. О, реклама! Желание сказки! Стремление к умному занимательному зрелищу!

Сами артисты и режиссер собрались в широкой боковой зале, с окнами, сверху донизу закрытыми сборчатыми шелковыми занавесями, отогнув которые можно было увидеть мокрый асфальт, легкий снежок в воздухе и летящие последние листья.

Никто бы не узнал в Ирине, элегантной блондинке в синем бархатном платье, браслетах и узорных туфельках на изогнутых каблучках, ту строгую и суховатую учительницу химии с мышиным хвостиком на затылке. Учительница получилась на славу, с нее не сводили глаз, так искрометно и неожиданно вдруг сверкали ее глаза из-под седоватой челки, так явственно угадывалось богатое женское прошлое и далеко не остывший темперамент. Сценаристу даже пришлось дописать и поправить несколько диалогов для такой химички. Вот тебе и мышиный хвостик!

С лукавой улыбкой, держа в руке бокал шампанского и прислушиваясь к звукам фильма из зала, она пробиралась сквозь толпу своих нарядных взволнованных коллег к Анастасии. Они давно не встречались, с тех самых пор, как фильм был отснят и шел его монтаж и озвучивание.

Вдруг, словно из-под земли, перед ней вырос Виталий.

— Привет! — произнес он беззаботно и впился в нее острым взглядом. Как она? Готова ли служить ему? Он не вспомнил о ней с тех пор ни разу, но, прочитав на афише ее имя, зачем-то пришел сейчас, проник в артистическую.

Удивленный взмах умело подкрашенных ресниц и учтивый наклон прически был ему ответом.

— Здравствуй, — мягко сказала она.

— Как жизнь? — бойко продолжал Вит, оглядываясь, то ли красуясь, то ли кого-то опасаясь. — Как жизнь-то, я спрашиваю?

— Жизнь... — протянула она со значением. — Это философский вопрос, — и подняла указательный палец.

В ее голосе звучала та же мягкость, лишь приправленная толикой усмешки, но этого оказалось достаточно.

Виталий сломался. Лицо исказила страдальческая гримаса.

— Что с вами, Виталий? — удивилась она.

— А-а, — вяло махнул он рукой.

И она услышала жалобный стон о том, как ему плохо, ничего не получается, как его унижают, преследуют и даже смеются над ним. Как он искал ее, как любит, потому что только она одна в целом свете понимает его.

А ей вдруг подумалось, что этот человек едва не лишил ее жизни, как надо быть осторожной в своих отчаяниях, навеянных неудачами, которые, может быть, только кажутся таковыми, а на самом деле возносят тебя на ступеньку выше той, где до этого стояла. Подумалось мельком, но с глубоким личным пониманием.

— Вы так ослепительны. Вы для меня самая необыкновенная, лучшая, — распинался Виталий.

Она не могла не улыбнуться. Он расценил ее улыбку как ободрение.

— Возьми меня к себе, — вдруг зашептал он. — Я так устал. Я больше не могу. А тебе ведь нужен молодой мужчина.

У нее перехватило дыхание. Нелегко было слушать это.

— Je regrete, — тихо ответила она по-французски. — Я очень сожалею.

И тихо ушла прочь, постукивая изогнутыми каблучками.

Виталий постоял и с кислой улыбкой поплелся к двери.

Только двое во всем зале увидели и поняли все значение происшедшего.

Первой оказалась, конечно же, Анастасия.

О-о, она увидела несравненно больше. Мало того, что ее подруга с честью вышла из, показалось ей, смертельного поединка и утвердилась в своей душе. Костя Земсков, тот самый, что не замечал, в упор не видел в Ирине свою актрису, вдруг, окруженный поклонницами, застыл с бокалом в руке, поставил, не глядя, шампанское на столик и заходил, забегал, как гончий пес, кругами по залу, порывистым движением откидывая назад длинные светлые волосы. И кругами-то вокруг Ирины.

Ближе, ближе, разглядывая ее лицо, прическу, ее походку, каждую складочку на бархатном платье.

«Ага, — возликовала Анастасия. — Победа. По всему видать, наша взяла!»

Она видела, как Костя, уже модный и знаменитый режиссер, взял под локоток Ирину и отвел в дальний угол к самому крайнему окну. О чем они говорили? Склонив головку, Ирина слушала с улыбкой его страстную речь, недоуменно подымала брови, как бы удивляясь повороту беседы.

«Да, — очевидно согласилась она в конце его страстного монолога. — Да, я согласна».

И поклонившись, даже слегка приподняв край длинного василькового бархата, удалилась от него.

— Что? Получилось? Ага! — подкатилась к ней лучшая подруга. — Ура!

— Тихо, тихо, Настенька, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить. На главную роль позвал. Рассказывал, рассказывал, а вот концовку никак не придумает, даже помощи попросил, как у «зрелой женщины»...

Они обнялись.

— Теперь, — шепнула Настя, — бросай все и сотвори нам «зрелую женщину на изломе жизни»!

— Ничего не брошу, радость моя, — засмеялась Ирина. — Творчество — не заменитель жизни, оно тоже внутри нее. Как просто!

На сцену перед погасшим экраном они вышли все вместе. Зал шумел, аплодировал. Успех получился полный, значительный, ведь картина была отечественная, в лучших традициях сердечности. Не впервые Ирина выходила вот так на сцену. Но сейчас... что-то происходило с ней. В зале кто-то присутствовал, кто-то, необходимый только ей. Мягкое излучение шло слева, из партера.

«Клим», — прозвучало в душе.

В ту же минуту это мягкое излучение преобразовалось в мужчину, который поднялся из ряда слева и направился к сцене. Он встал у подмостков, возле лесенки. Свой сон — сцену и на сцене — ее, таинственную, в синем, — видел он сейчас наяву.

«Ирина», — услышал он.

Едва закончилась торжество, Ирина спустилась в партер. Клим подал ей руку. Они смотрели друг на друга.

— Где-то я тебя встречал, — припоминая, промолвил Клим.

Грохот вагонов отдаленно прогремел вдали.

Ирина улыбнулась.

— Нет, нет, это невозможно, — и провела пальцами по его ладони. — Ты кто?

— Грузчик.

— А в душе?

— Путник. Где, где я тебя встречал? Можно, я возьму тебя на руки?

И подхватил ее у всех на глазах, и понес к выходу. Ее руки в кольцах и браслетах обняли его шею.

— Нет, это не первая встреча. Где-то я тебя видел.

— Во сне, — улыбнулась она.

— Не только, не только.

Он опустил ее на пол.

— Ирина?

— Да. Клим?

— Да.

— Наконец-то.

Костя Земсков изумленно смотрел на них. Непосредственный и порывистый, он приблизился к ним сквозь толпу.

— Ребята! Ирина! С ума сойти! У вас такие лица! В жизни не видел! Кто вы друг другу?

— Кто? — взглянула Ирина.

— Две половинки, — ответил Клим. — Нет. Одно целое. Наконец-то.

— Вы давно встретились?

— Сию минуту.

Костя присвистнул, промахнул рукой по волосам.

— С ума сойти. Ребята! Я вас люблю. Вот она, моя развязка!

...Уже сыпался снежок и льдом затягивало акваторию водохранилища. Навигация заканчивалась. Крановщиков ожидал долгий отпуск.

— Ковалева к начальнику Управления, — донеслось как-то по громкой связи, которая была везде: в мехмастерских, в столовой, в грейдерной.

Клим прошел мимо двух морских якорей и поднялся в приемную начальника.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила секретарь.

Он вошел в дверь кабинета.

— Привет, Клим! — начальник порта протянул ему руку. — Рад видеть в добром здравии. Не надоело дурака валять?

Клим прищурил смеющиеся глаза.

— Ну, допустим. А что?

— Большие дела начинаем с открытием весенней навигации, — проговорил тот. — Проводка морских сухогрузов из Балтики в Москву. Прямые перевозки. Сечешь?

Клим кивнул.

— Высокий класс.

— Берись?

— Пожалуй.

— С Богом!

На другой день он получил узенький, в одно окно кабинет. Из окна видно было широкое водохранилище с жилой застройкой по берегам. Судоходный канал, дальние шлюзы и низкая пойма, уже побелевшая от снега. В тот же день он провел совещание, пригласил механиков, капитана рейда. Просидели долго. Теперь на нем снова была черная форма с золотым позументом, якорями. Лишь руки, рабочие руки крановщика, с усилием держали тонкую авторучку. Тут же на столе светился монитор компьютера, лежала клавиатура. Все было по-деловому, привычно, радостно.

Он засиделся допоздна и, когда вечером сошел по лестнице в вестибюль, там на вешалке не осталось ни одного пальто. Зато по-прежнему сидели два дюжих молодца в форме охранников.

— Добрый вечер! — Он подал им ключ от кабинета, расписался в тетради и направился к выходу.

И тут его окликнули.

— Капитан!

От окна откачнулась борцовская фигура босса. О, как давно, словно в прошлой жизни видел он этого мощного человека! Ведь это ему он сдавал привезенный груз в течение нескольких лет там, на Севере! И ехал с ним в одном вагоне навстречу неизвестной судьбе. Потом потерял из виду, как многих и многих знакомцев, сотрудников, даже друзей. Такова жизнь.

А вдруг такая встреча! Словно со своим прошлым.

— Привет! — подошел к нему Клим. — Какими судьбами?

Мужчины обменялись крепким рукопожатием.

— Что, арбузы сопровождаешь на сухогрузах, или еще чем занялся? — Клим похлопал Магомеда по мощному плечу.

— Не совсем, — переступил тот с ноги на ногу.

— А чем?

— Да вот, интересуемся прямыми перевозками из Балтики в Москву. С кем поговорить, не подскажешь?

Клим изучающе посмотрел на него, качнул головой и усмехнулся.

Усмехнулся и тот.