Тридцать ударов плетью

Глава 9

– Вам кофе черный, или с молоком? – влюбленным глазами смотрит на меня одна из консультантов.

– Черный. – не улыбаюсь ей. Наоборот смотрю тяжело, исподлобья.

Умею делать этот фирменный взгляд, чтобы не вешались всякие кошелки, когда я во всеуслышание заявил, что привел СВОЮ девушку, а не просто, подругу.

Девчонка убегает, а я оглядываю магазин. Алину уже увели в примерочную, а мне не хочется оставлять ее одну. Она долгое время провела в плену, не зная человеческого отношения. Может сейчас испугаться напора девушек, которым пофиг на клиента. Лишь бы впарить чего!

Поднимаюсь.

– Где примерочная? – спрашиваю у снова замаячившей девушки с чашкой кофе в руках.

– Идемте, я вас провожу.

Дверь в отдельную комнату приоткрыта. За ней мелькает полуодетая фигурка Алины.

Бл*ть! Она в охренном комплекте белья! Ну нельзя же так! Что она творит со мной, эта девчонка? Плохо соображая что делаю, лишь на одном древнем как мир инстинкте я делаю шаг, плотно закрывая за собой дверь.

В примерочных таких бутиков, которые посещают звезды и медийные лица, как правило нет камер, да если и есть, то в данную конкретную минуту мне похер. Потом разберусь!

Алина никак не может справиться с черным кружевным полупрозрачным бюстгальтером, а заметив меня и вовсе прекращает эту попытку. Прикрывает от меня свою грудь. Стыдливо. Невинно. Желанно.

Но все, что мне было надо, я уже увидел! И соски остро и беззащитно торчавшие из-под темного кружева, которое так резко контрастировало с ее нежнейшей молочной кожей. И трусики внизу тоже прозрачные! И волос там нет! Лобок аккуратный, чистый, гладкий. Это срывает мне последние тормоза.

Подхожу к ней близко, вплотную, потому что яйца налились спермой по самое не хочу, и лопнут сейчас, если немедленно не разрядиться. А член продерет джинсы! Потому что нельзя быть такой желанной! Нельзя, бл*! Потому что это п*здец полный и окончательный!

– Девушки сказали, что под наряды, которые мы выбрали, нужно белье…

– Что?

Какие нахер наряды? Какое белье? О чем она вообще?! Так, Лев, спокойно. Ты же не будешь набрасываться на несчастную запуганную девочку? Нет? Или да? Будешь, все-таки, скотина ты похотливая!

А может, все же будешь держать свои яйца в штанах? Какой ей сейчас трах, да еще в примерочной магазина, в общественном месте, считай? Она тебе что, шлюха? Вот так чтобы брать впопыхах, в углу зажимать? Пользоваться как одноразовой салфеткой, спускать в нее и идти дальше? Она мать твою, мать твоего ребенка, и ты не должен вот это все делать сейчас, что на уме у твоего младшего друга! Или должен?

– Помогите мне… – тихо шепчет она, разворачиваясь спиной.

Лифчик ей застегнуть просит. Что это значит? Она меня хочет? Нет, дебил. Она хочет, чтобы ты помог ей застегнуть лифчик, а не чтобы ты ее вы*бал хорошенько!

Теперь она придерживает чашечки одной рукой, а второй шарит у себя на боку, точно спрятать что-то пытается, прикрыть!

Эй, от меня нельзя ничего прятать! Я перехватываю ее ладонь и мягко завожу за спину. Ее сердце сейчас выпрыгнет от страха, я чувствую ее пульс и это заводит меня еще больше.

– Ну и чего ты там пыталась от меня скрыть? А? – скашиваю глаза вниз. Туда, где она трепыхалась, прикрывая. – Них*я себе!

Шрам! Он не просто большой, он пересекает половину ее туловища! Темный, набрякший, перевитый частыми крупными стежками.

Я отпускаю ее. Тут же отхожу к свободной от мебели стене. Надеюсь, она не из гибсокартона. Хотя мне пох*й! Размахиваюсь и впечатываю кулаком, выплескивая всю свою злость, агрессию, сбрасываю скопившееся напряжение.

– Бл*дь! Бл*дь!!! – реву как зверь. Словно у меня эту почку забрали. На живую, без наркоза вырезали! Взяли и вырвали, разворотив все внутренности.

Отдышавшись, поворачиваюсь к Алине. У нее слезы на глазах. И ужас. Доорался, придурок. Все-таки напугал ее. Поздравляю, урод!

Иду на нее решительно, тараном. Она пятится, пока не падает на софу, где продавщицы разложили выбранную одежду для нее. Упав, Алина сворачивается в клубок, словно беззащитный котенок.

– Он вам не понравился, да? – в ужасе шепчет она, прикрывая свой плоский животик, – он ужасен! Ужасен!… Но… пожалуйста, не бейте! Я говорила вам о шраме раньше. Или нет, не говорила. Да, дура я, знаю, надо было сразу сказать, чтобы вам не было так противно, но я… не думала, что вы решите взять меня… Но бить не надо пожалуйста, я потеряю ребенка…

***

– Кто же тебя бить-то собрался, глупая! – шепчу я в одурении, в очаровании ею. – Нет, зачем же такую красоту бить? Тебя любить надо, беречь, как хрустальную вазу!

Я возвышаюсь над ней, широко расставив ноги, склоняюсь, опираюсь на диван, заключая ее в полуобьятия. Если почувствую, что ей страшно или некомфортно, сразу прекращу. Надеюсь, что прекращу. Смогу ведь?

Ее губы манят меня. Пухлые. А лицо худое. Щек нет, только скулы торчат, и глазищи на пол-лица, и губы эти полураскрытые! Я дотрагиваюсь до них пальцем. Вздрагивает. Думает, ударить ее хочу, глупая! Нет, всего лишь приласкать. Глажу. Со всевозможно нежностью, на которую только способен, глажу внутреннюю часть губ, влажную и призывную поиметь этот сладкий ротик хотя бы языком.

Мое возбуждение уже не скрыть никакими джинсами. Она отчетливо видит вздыбленный бугор, который сейчас продерет мне штаны, а я чувствую болезненное распирание. Мне нужна разрядка. Иначе хана мне!

Я усиливаю ласкание ее губ, пробираюсь дальше, и она внезапно, то ли поощряя, то ли от неожиданности обхватывает его губами, дотрагивается языком.

А! что ты делаешь со мной, детка? Полегче! Едва семя в штанах удержал!

Ее лифчик съезжает с полушарий, так что я вижу едва открывшийся сосок во всем своем великолепии. Красивый сосок! Темно-розовый. Словно маленькая вишневая косточка! Такой же твердый и ароматный! Он так бесстыдно торчит, так и требует чтобы его вобрали в себя, прижали, поперекатывали на языке!

– Ты меня прости, малышка! – шепчу я ей, – Все, больше не могу сдерживать себя!