Тропою страсти

8

Что бы Луиджи ни говорил, он явно не собирается оставлять меня в покое, печально думала Джесс, слоняясь по кухне. Она готовила ужин — первый раз ей предстояло приготовить для них обоих ужин. И она надеялась, что в последний.

Беда в том, что, видимо, не в характере Луиджи было успокаиваться на достигнутом, особенно если он решил, что от него что-то скрывают. Возможно, в его поведении, которое просто выводит меня из себя, главную роль играет скука, рассуждала Джесси, добавляя бульон в запеканку из овощей и мяса.

Она поставила кастрюлю в печь и принялась наводить порядок, наслаждаясь блаженной тишиной. Когда она попыталась в это утро поработать, тишины ей явно не хватало. Джесс уже потеряла счет, сколько раз Луиджи прерывал ее, постоянно принося кофе. Она подозревала, что приготовление кофе было единственным его кулинарным талантом.

— По-моему, это неправильно, — с порога заявил Луиджи, врываясь к ней в очередной раз, — мы с тобой стали любовниками, однако…

— Луиджи! — раздраженно простонала Джесс. Даже ее мягкое сердечко, обычно бурно реагировавшее на один только его вид, в этот раз не торопилось отзываться. Однако взволнованные слова Луиджи, которые она поспешила резко прервать, все же заставили его забиться сильнее.

— Бог мой, я всего лишь собирался сказать, что ничего о тебе не знаю! — поспешно возразил он. — Я хочу знать все, что ты сможешь и захочешь сообщить о себе!

Бросив на него уничтожающий взгляд, Джесс попыталась продолжить работу.

— Ну не будь со мной такой суровой, Джесси, — безжалостно продолжал он. — Может быть, тебе станет легче, если я первый расскажу о себе. — С парадоксально грешным и одновременно невинным видом он принялся потчевать ее историями о своем детстве. Это был поток самой беззастенчивой лжи, какую Джесс когда-либо приходилось слышать, но она выслушала все терпеливо, не задав ему ни одного вопроса.

По крайней мере теперь он отправился в ванную, и Джесс надеялась, что хотя бы в течение часа она сможет побыть наедине со своими мыслями.

— Джесси!

В конце концов, он же принимает ванну, раздраженно сказала себе Джесс. Все, о чем она мечтала, — один час тишины и покоя, чтобы спокойно приготовить ужин. С решительным видом она принялась вытирать кухонную утварь, которую только что вымыла.

— Джесси!

Она испуганно замерла, вдруг вспомнив о том, что он умудрился сделать со своей рукой. Может быть, с ним опять что-то случилось? Испуганная, она помчалась по ступенькам, в то время как ее богатое воображение, которое она безуспешно пыталась сдержать, рисовало ей картины одну ужаснее другой.

— Луиджи, — позвала Джесс, добежав до двери ванной. — С тобой все в порядке?

Молчание.

— Луиджи! — Она постучала в дверь, потом с замиранием сердца распахнула ее и влетела внутрь.

Из ванны донесся его жалобный голос:

— Эта штука выводит меня из себя.

Джесс с трудом перевела дыхание и, онемев от удивления, расширенными глазами смотрела, как Луиджи протягивает к ней через бортик ванны свою забинтованную руку, беспомощно глядя на промокшую повязку.

— Ради Бога, Луиджи, скажи, почему ты не отзывался?! — закричала Джесс, когда к ней вернулся дар речи. — Я уж подумала, что ты утонул.

— Да нет, к счастью, я не утонул, — угрюмо пробормотал Луиджи. Потом он вдруг заявил ей, изобразив на лице ангельскую улыбку: — Но раз уж ты здесь, не могла бы ты помыть мне те части тела, до которых я не достаю правой рукой?

— Не могла бы… Что?! — поперхнулась Джесс.

— Если ты находишь мою просьбу неприличной, то забудь о ней. — Он поднялся и беспечно вылез из ванны. — Ладно, с моей стороны было бы глупо лежать тут и ждать, когда вода совсем остынет, если ты слишком бессердечна, чтобы помочь… Проклятье, где полотенце?

Джесс сняла с вешалки у себя за спиной банное полотенце и бросила ему. Ей никак не удавалось заставить себя отвести глаза. Девушка недоумевала: неужели она совершенно не способна не реагировать на это великолепное мужское тело?

— Не слишком ли многого я потребую, если попрошу тебя взглянуть на руку? — Луиджи явно ничуть не стеснялся собственной наготы и, набросив на плечи полотенце, приблизился к Джесс, протягивая ей промокшую перевязанную руку. — Что-то щиплет, наверное, от погружения в мыльную воду…

— Зачем ты намочил руку? — упрекнула его Джесс. Голос звучал напряженно. Она была сама удивлена тем электризующим воздействием, какое оказывало на нее его обнаженное тело.

— Так уж получилось, — раздраженно бросил Луиджи.

— Тебе бы лучше сначала одеться и спуститься вниз, потом я сменю повязку.

— Хорошо, но сначала сними эту. Она мне ужасно мешает.

Джесс колебалась, терзаемая сомнениями. Казалось, он был полностью поглощен своей рукой, но что-то подсказывало ей, что он прекрасно осознает, как действует на нее его нагота.

— Что-то не так, Джесс? — лукаво усмехнулся он, подтверждая все ее подозрения. — Нельзя сказать, что ты впервые видишь меня раздетым.

Джесс отвернулась, чувствуя, как ее щеки заливает румянец.

— Если бы мы принимали ванну вместе, как должны были бы, моя рука не попала бы в эту передрягу, — обольстительно прошептал он. — Ты не можешь ожидать, что я буду притворяться, будто между нами ничего не было, — добавил он, притягивая ее к себе. — Эта ночь действительно была, и из-за нее я хочу тебя больше, чем когда-либо…

Джесс почувствовала сквозь одежду влажное тепло его тела. Неожиданно его рот жадно раскрыл ее губы, а от прикосновения к его горячей восставшей плоти ее пронзила жгучая боль желания.

Вырвавшись из его объятий, Джесс сломя голову помчалась прочь, пока не нашла убежище в кухне. Когда она наконец остановилась возле стола, то тяжело облокотилась на него обеими руками, ища опоры, пока ее легкие жадно хватали воздух, как после преодоления марафонской дистанции. Но даже здесь, в одиночестве, слушая собственное затрудненное дыхание, Джесс не переставала удивляться, откуда у нее взялись силы отказаться от того, чего по-прежнему требовал каждый нерв ее тела. Пожалуй, это было сродни героизму…

Луиджи появился через двадцать минут. Этого времени оказалось достаточно, чтобы Джесс обрела видимость покоя, а настойчивое желание близости слегка притупилось.

— М-м, пахнет вкусно! — весело объявил Луиджи. Он, как бы прогуливаясь, неторопливо вошел в кухню с видом случайного посетителя. На нем был спортивный костюм такого же черного цвета, как его волосы, влажно поблескивающие после купания.

— Это всего лишь мясо с овощами, причем оно еще не готово, — буркнула Джесс.

Желание вспыхнуло в ней с новой силой. О, какой кошмар! Мало того, что ее угораздило влюбиться в этого мужчину, так теперь еще приходится бороться с сексуальным аппетитом, который он, кажется, в ней пробудил! Кто бы мог подумать, что она способна на такое?

— Давай я посмотрю твою руку.

— С ней все в порядке, повязка практически высохла. — Луиджи взял чайник и стал наполнять его водой. — Кофе?

— Луиджи, эту повязку обязательно нужно сменить.

Он поставил чайник на плиту, пожимая плечами, как бы покоряясь неизбежному, потом сел за стол и, приводя Джесс в смущение пристальным взглядом, положил на стол руку во все еще влажной повязке. Пока Джесс доставала аптечку, он ловил взглядом буквально каждое ее движение.

— Еще одна вещь, которую я о тебе не знал… Оказывается, ты умеешь готовить.

Ну вот, опять начинается, устало подумала Джесс. Снова он будет разбирать по косточкам мои достоинства и недостатки.

— Надеюсь, ты тоже умеешь, — ответила она поспешно, — потому что, если мы и завтра будем здесь торчать, придет твоя очередь готовить ужин! — Джесс села рядом с ним и открыла аптечку.

— Ты ничего не забыла?

— Не беспокойся, больно не будет. Я перевяжу твою драгоценную руку очень аккуратно. — Когда она взялась за его повязку, он снова отдернул руку.

— Ты меня неправильно поняла, Джесс, — тихо проговорил он, при этом в его глазах плясала усмешка. — Твоя аллергия! Ты ведь не надела перчатки!

— Я… я не собираюсь использовать антисептик. — Она напряглась, чувствуя, что краснеет. Опять она забыла о своей аллергии.

— Но ты не можешь знать наверняка, что использовал врач, накладывая эту повязку, а лекарство может попасть тебе на руки. — Порывшись в аптечке, Луиджи протянул ей пару хирургических перчаток.

Джесс натянула перчатки и занялась перевязкой. Она не испытывала ни малейшей благодарности за то, что он указал на ее промах. Она сильно подозревала, что Луиджи получил от этого своего рода удовольствие.

— Что касается моего дежурства по кухне, то я умею готовить только порридж.

— Порридж? — недоверчиво воскликнула Джесс.

— Разве я не рассказывал, что у меня была няня-шотландка?

— Шотландская няня как-то не вяжется с теми мрачноватыми историями о твоем детстве, которые ты рассказывал сегодня утром, — сухо ответила она.

— Мрачноватыми? У меня было совершенно замечательное детство, пусть даже и не похожее на детство любого другого ребенка. Хотя, думаю, мне пора перейти к юности, надеюсь, у тебя есть настроение послушать? Местами это просто душераздирающая повесть… Ой!

— Луиджи, не мог бы ты держать свою руку спокойно? — Джесс ужаснулась, увидев синевато-багровую рану с бросающимися в глаза тремя швами.

— Почему ты хмуришься? — спросил Луиджи с тревогой.

— Я всегда хмурюсь, когда сосредоточена. Перестань вести себя как ребенок.

— Ничего не могу с собой поделать, — тихо произнес Луиджи. — Я иногда бываю неженкой и, кроме того, всегда становлюсь раздражительным, когда чем-то недоволен. А ты? Как ведешь себя ты в подобных ситуациях? Кроме того, что ты становишься забывчивой, что с тобой еще происходит?

— Я не забывчивая! — возмутилась она.

— Ты забыла про перчатки, не так ли?

— Луиджи! Ты можешь просто помолчать, пока я не закончила? — Джесс с испугом обнаружила, что ее руки снова дрожат. Без сомнения, он разглядел это гораздо раньше нее самой.

— Джесс, почему ты все-таки поехала сюда со мной? Прежде всего, почему ты вообще стала работать в моем фильме?

— Луиджи, дашь ты мне закончить или нет? — огрызнулась Джесс. Полнейшая неожиданность его вопросов при их простоте и бесхитростности совершенно выбила ее из колеи. Она поехала сюда потому, что к тому времени, наверное, уже влюбилась в него. А что касается причин, которые привели ее в Ирландию, то у нее не было ни малейшего желания рассказывать о них тоже.

Когда она закончила перевязку, Луиджи встал и, не сказав ни слова благодарности, вернулся к приготовлению кофе.

— Понял! Давай говорить о погоде, — враждебно проворчал он, когда Джесс убирала аптечку. — Бог знает, сколько мы здесь проторчим, но, в отличие от тебя, у меня нет обыкновения неделями рассиживаться без дела.

— Во-первых, нелепо думать, что погода испортилась на несколько недель, — бросила Джесс, у которой сердце екнуло от одной этой мысли. — А во-вторых, не знаю, с чего ты взял, что я бездельница.

— Но ты же здесь, не так ли?

— Только потому, что у меня появилось несколько свободных недель между двумя важными заданиями, — солгала Джесс. Она судорожно пыталась вспомнить, что говорила ему про свою работу и говорила ли вообще.

— О, так ты работаешь?

— Если хочешь знать, у меня очень интересная профессия, — продолжала она сумасбродно лгать, с ужасом думая, чем же может кончиться эта ложь. Дело дошло до такой стадии, что при любом его вопросе она либо старалась уйти от прямого ответа, либо вынуждена была лгать.

— Поскольку эта э-э… интересная работа явно связана с секретной службой, — сердито проворчал Луиджи, — не буду ставить тебя в затруднительное положение, расспрашивая о подробностях.

Терпение Джесси окончательно лопнуло.

— Почему бы тебе не оставить меня в покое! — прикрикнула она на него. — Пойди лучше прогуляйся. Ты мне надоел!

— Вместо того чтобы заниматься препирательствами, пойдем-ка лучше ляжем в постель. Я уже соскучился по твоему обворожительному телу.

— Постель?! Это единственное, о чем ты можешь думать?

Луиджи с грохотом поставил кофеварку на стол и двинулся к ней.

— Джесс, признавайся, а о чем ты сама думала большую часть дня? — Он впился в нее горящим взглядом.

— Луиджи, пожалуйста… не надо, — попросила Джесс, хотя настойчивый внутренний голос требовал ответа; что же она с собой делает, почему подвергает себя напрасной муке, когда все, что от нее требуется, — лишь протянуть к нему руки?

— Проклятье! Почему ты не можешь дать прямого ответа на мой вопрос? — взорвался Луиджи. Он привлек ее к себе и добавил уже мягче: — Не надо бороться с собой. В этом нет необходимости. Я хочу всего лишь обнять тебя. — Он спрятал лицо в ее волосах. — Джессика, я так тебя хочу, что схожу с ума. Я знаю, что у меня ужасный характер, но что совершенно выводит меня из себя — это неопределенность. Что бы ты ни думала, в глубине души я — очень снисходительный человек, мало такого, чего я не сумел бы простить, если со мной обращаются честно.

Джесс с большим трудом воспринимала слова, которые звучали рядом, она была слишком поглощена усмирением неодолимого желания, которое сжигало ее изнутри. Но в конце концов смысл его заявления все же проник в ее сознание, и тогда у нее вырвался вопль недоверия и протеста.

— Эти статьи! — Она безуспешно попыталась вырваться из его объятий. — Ты все еще считаешь, что я приложила к ним руку!

— Нет! — Луиджи застонал и, подняв ее, еще сильнее стиснул в объятиях. — Теперь я думаю, что ты не имеешь к ним никакого отношения. По крайней мере, я хочу в это верить.

— Ты сумасшедший, — прошептала Джесс.

— Да, я совсем свихнулся, — со смешком согласился Луиджи. Он взял ее за руку и подвел к столу. — Давай выпьем кофе? Или, ты думаешь, он может перебить аппетит перед этим благоухающим ужином?

Джесс кивнула.

— Я не против кофе.

Как бы быстро ни менялось его настроение, сейчас оно у него явно на подъеме, подумала она. Но, кажется, у него в запасе неимоверное количество обличий, которые он может принимать.

Ужин был удостоен преувеличенных похвал со стороны Луиджи, хотя состоял всего лишь из обычного тушеного мяса с овощами. Однако постепенно в его голосе становилось заметным странное раздражение, и все их попытки вести непринужденную беседу делались все более и более фальшивыми. На этот раз Джесс готова была взять вину на себя: невозможно поддерживать легкий разговор, будучи постоянно настороже, опасаясь допустить какую-нибудь оплошность и сболтнуть лишнее, уныло констатировала она. Она до сих пор еще не пришла в себя оттого, что мимоходом чуть было не упомянула газетную империю своего отчима.

Луиджи вошел в гостиную, держа поднос с кофе.

— Я решил, что неплохо бы завтра еще разок взглянуть на эту бухту со стороны пещер, — объявил он.

Джесс сидела у огня, мучительно пытаясь найти безопасную тему для разговора. Она подумала, что, возможно, он занимался абсолютно тем же самым, когда пустился в подробный рассказ о сюжете фильма, который собирается снимать на этом острове.

— Кстати, — закончил он с невеселой усмешкой, — если то, что я услышал о здешней летней погоде, окажется правдой, то может случиться, что нам придется снимать весь фильм в черно-белом варианте.

— Ты снимал когда-нибудь черно-белые фильмы? — спросила Джесс, начиная наконец постепенно расслабляться.

— Нет, но нам с Пьетро здешняя природа кажется заманчиво подходящей для такого фильма; поэтому мы хотим попробовать.

— Ну что же, желаю вам удачи. Надеюсь, фильм будет иметь такой же успех, как и все предыдущие.

— Как знать, — рассмеялся Луиджи. — С одной стороны, идея может не сработать в этом конкретном фильме, а с другой — черно-белые фильмы, к сожалению, в наше время не считаются коммерчески выгодными. Но мы с Пьетро все равно хотим попробовать.

— Если вы знаете, на что идете, тогда дерзайте!

Луиджи рассмеялся, запрокинув голову.

— Ни у кого из нас нет четкого представления, на что именно мы идем, но инстинкт подскажет, когда подвернется именно то, что нужно.

— Я слышала, что постановка фильма обходится в несколько миллионов. Должно быть, ты очень доверяешь своим инстинктам! — Упоминание об инстинктах неприятно напомнило ей о ее собственных инстинктах, призывающих броситься в его объятия и немедленно лечь с ним в постель. Впрочем, она в то же время страшилась той сердечной боли, которую уже начинала испытывать.

— Они редко меня подводили, почему бы мне им не доверять? — ответил Луиджи. В его глазах появился холод. — Если ты не можешь полагаться на собственные инстинкты, когда все вокруг так зыбко и ненадежно, то на что же тогда полагаться? Или ты не согласна со мной?

— Да… Думаю, ты прав, — пробормотала она.

— Моя мать клянется, что к восьми годам было уже предрешено, что я буду связан с кино. К тому времени я, как и мой отец, увлекался старыми классическими лентами, которые мы оба могли смотреть до бесконечности.

— Невероятно! — Джесс так подбодрило, что он не отступает от безопасной темы, что ослабила самоконтроль и, не задумываясь, включилась в этот разговор с простодушной непринужденностью. — Совершенно как мой отчим! У него есть огромная коллекция старых фильмов. Когда я была совсем крошечной, то забиралась к нему на колени и смотрела эти фильмы вместе с ним. Я почти так же увлекалась ими, как он, чем доводила до безумия свою мать, которая совершенно не воспринимает черно-белые фильмы…

— У тебя есть отчим?

Джесс замерла, пытаясь взять себя в руки.

— Да. — Ну и что, что у нее есть отчим, она не собирается рассказывать, кто он.

— Его фамилия — Янг?

Джесс отрицательно помотала головой.

— Нет. Я… Я ношу фамилию родного отца. — Еще одна ложь. — А почему ты спрашиваешь?

— Мне просто интересно, кровные ли вы с Одри родственницы или нет. У меня самого целый легион кузенов.

— Мы родственницы. Мой отец был ее дядей. Отец умер, когда я была совсем маленькой…

— Сочувствую. Но, кажется, вы с отчимом хорошо ладите друг с другом?

— Да, я люблю его, как любила бы своего родного отца. — И он тоже, напомнила она себе, чувствуя укол совести. У них бывали в отношениях и взлеты и падения, но у настоящих отца с дочерью тоже не всегда бывает все гладко.

— Ты просто обязана его любить! Ведь это человек, который приобщил тебя к классике кино! — шутливо воскликнул Луиджи. Потом он добавил с лукавством, заставившим ее вздрогнуть от дурного предчувствии — Хотя не знаю, что бы он сказал по поводу всех этих ужасных мужчин, с которыми связалась его маленькая девочка.

Джесс молча потянулась к чашке и отпила глоток остывшего кофе.

— Джесси, я не могу поверить, что у тебя такие катастрофические взаимоотношения с мужчинами, как ты утверждаешь.

— Ты можешь верить, во что хочешь, — огрызнулась она, чувствуя себя загнанной в угол. — Но истина заключается в том, что у меня действительно ужасный вкус в отношении мужчин! — Джесс подумала, что в общении с мужчинами она порой чувствует себя полной дурочкой.

Он усмехнулся, перехватив ее испуганный взгляд.

— В каком смысле ужасный вкус, Джесси? Они были женатыми или оказывались растленными типами?

— Конечно, они не были женатыми! — в ужасе воскликнула она.

— А, ясно… Растленные типы.

— Они были… Они были просто неподходящими для меня.

— А я — подходящий? — ухмыльнулся Луиджи.

Джесс бросила на него уничтожающий взгляд, но промолчала.

— По крайней мере, у нас с тобой есть одна общая черта, — посочувствовал ей он, — проблемы в общении с противоположным полом…

— О да, конечно, — подхватила Джесс, чувствуя, что в ней вспыхивает гнев. — Всем известны твои проблемы в отношениях с женщинами!

— Ну хорошо, допустим, я не испытываю трудностей в том, чтобы обаять женщину, — беззлобно согласился Луиджи, — но я не могу сказать то же самое о тебе.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что у меня в этом отношении наметанный глаз, что просто необходимо в моей работе, — самодовольно заметил Луиджи. Он откинулся назад, буравя ее взглядом. — Бывают женщины, которым стоит только войти в комнату, как на них все оборачиваются. Ты, конечно, не попадаешь в эту категорию.

— Еще бы, — кисло пробормотала девушка. — В эту категорию попадаешь ты… То есть, конечно, в такую категорию мужчин!

Он издал короткий смешок, но не опроверг ее слова.

— Страсть разгорается, когда мужчина сталкивается с тобой лицом к лицу. Тут-то все и начинается…

— Но вначале все-таки предполагается, что мужчина не прошел мимо и обратил на меня внимание, — уточнила Джесс. — Продолжай, я с большим удовольствием послушаю мнение эксперта, это так любопытно!

Луиджи усмехнулся.

— Ты не будешь обижаться, если я скажу, что на первый взгляд нормальным мужчинам из плоти и крови твоя внешность кажется чересчур уж возвышенной, какой-то ангельской. Они привыкли к земной красоте…

— Ангельской?!

— Я же предупреждал, чтобы ты не обижалась.

— Я и не обижаюсь!

— Тогда почему бы тебе не позволить мне договорить.

— Пожалуйста…

— Хорошо, как я сказал, настоящие мужчины могли бы посчитать твою красоту слишком ангельской, если бы не твой рот.

— Рот? — поперхнулась Джесс, сразу же прикрыв рот рукой, когда он бросил на нее недовольный, чуть ли не обличающий взгляд.

— У тебя откровенно чувственный рот! А глаза!

— Нет необходимости говорить, что у меня крупный рот, — надменно возразила Джесс. — Я всегда знала, что это мой самый большой недостаток… но, ради Бога, что не так с моими глазами?

— Твой рот — не недостаток, — заявил Луиджи таким тоном, каким говорят о чем-то само собой разумеющемся. — Но я никогда не видел глаз, настолько же восхитительно порочных, как твои.

— Прошу прощения?.. — Джесс подумала, что ослышалась.

— Они порочные, Джесс, — ухмыльнулся он. — Прекрасно, великолепно, бесстыдно порочные — как и твой рот. Бог мой, какое сочетание! Так что не пытайся меня убедить, что мужчины не обращают на тебя внимания! Тебе и стараться не надо, достаточно поглядеть и улыбнуться разок, и все…

Не в силах произнести ни слова, Джесс взглянула на него с негодованием, а ее сердце, к вящему ужасу, пропустило несколько ударов.

— Джесс, большинство женщин посчитали бы, что я сделал им неплохой комплимент.

— Только те, которые не хотят, чтобы их воспринимали как нечто большее, чем просто сексуальный объект, — возразила Джесс. Это было едва ли не самое лицемерное заявление, которое она когда-либо высказывала, и она это ясно осознавала.

— Твоя беда в том, что ты порой не знаешь, как вести себя с нами, мужчинами, которых ты привлекаешь.

— Неужели? И что же это за мужчины?

— Сильные мужчины, которые имеют склонность принимать вызов и которые обычно получают то, что хотят. — Луиджи оценивающе оглядел ее с головы до ног, и она почувствовала, что ее щеки заливает горячий румянец.

Неужели он всерьез поверил ее безумному заявлению, что она не впервые легла с мужчиной в постель?

— Очевидно, ты встретишь еще одного-двух слабаков, которых привлечет именно ангельская сторона твоей внешности… Если хорошенько подумать, ты будешь в большей безопасности, если выйдешь за одного из них замуж.

— Правда? — бросила Джесс. Ее вдруг охватило болезненное чувство опустошенности. Несколько коротких часов жила в ней безумная надежда, что он мог любить ее… он, мужчина, который сейчас небрежно советует ей, за каким типом мужчин ей следует охотиться.

— Да, действительно будешь, — протянул Луиджи. — Но, к несчастью для тебя, твое внимание привлекают вовсе не эти безопасные создания, не правда ли?

— Почему к несчастью? — Джесс поднялась и отошла к камину, пытаясь прийти в себя от всего сказанного Луиджи.

— Не спрашивай меня об этом, ты же сама сказала, что у тебя проблемы.

— А ты сам заявил, что именно это объединяет нас, — бросила она, повернувшись к нему лицом. — Но в чем состоят твои проблемы, Луиджи? Ведь едва ты успеваешь войти в комнату, как все женщины оказываются тобой очарованы! Не знаешь, как с этим справиться?

— А что именно во мне так очаровало тебя, Джесс? Моя сногсшибательная внешность? — В его словах прозвучала откровенная издевка. — Или, может быть, моя известность как режиссера? А может, мое необыкновенное происхождение — единственный сын живой легенды?

— Ты — не единственный, у кого возникают сложности из-за его знаменитых родителей! — ответила Джесс на его последний вопрос, проигнорировав остальные. Хотя ее отчим не был такой известной личностью, как легендарная Франческа Ромацотти, он почти с одержимостью защищал ее и брата от этой своей известности. Тем не менее Джесс все еще помнила о ранах, которые были нанесены ее самолюбию, когда пару раз мужчины пытались использовать ее для того, чтобы получить доступ ко всемогущему Чарльзу Фостеру.

Ее невеселые размышления были прерваны холодно прозвучавшими словами:

— Итак, кто же твой знаменитый родитель? — требовательно спросил Луиджи.

— Ну, вряд ли… — Джесс внезапно замолчала, ужаснувшись тому, что опять чуть не ляпнула что-то лишнее. — Я… я говорила вообще, не конкретно!

— Иными словами, ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что говоришь!

Джесс вывела из себя его снисходительность. Ненавидя его за издевательский тон и одновременно продолжая страдать от любви, которая отказывалась умирать в ее сердце, она безрассудно возразила:

— Должно быть, тяжкое бремя — быть красивым, одаренным сыном знаменитой матери! Только подумай, как было бы здорово, если бы ты был обыкновенным бездомным сиротой, Луиджи! У тебя никогда не возникло бы ни малейшего сомнения, любят ли тебя просто так или за твое положение!..

— Ты объясняешься мне в любви, Джесси? — медленно произнес Луиджи, поднимаясь.

Джесс не ответила. Она повернулась и поставила перед камином экран.

— Я иду спать, — устало сообщила она, слишком утомленная, чтобы сочинять еще одну ложь.

Луиджи приблизился к ней сзади и положил руки ей на плечи.

— Ты готова завтра бросить вызов погоде, чтобы еще раз взглянуть на бухту? — спросил Луиджи. Его подбородок касался ее головы. — Думаю, нам обоим не помешает глоток свежего воздуха, даже если ветер сдует нас в море.

Еще раз безмолвно кивая, Джесс мысленно умоляла Луиджи повернуть ее к себе лицом приласкать, обнять. Но что-то уже подсказало ей, что он этого не сделает, — еще до того, как он отпустил ее и, тихо пожелав спокойной ночи, вышел.