Твёрже алмаза

Глава 2. Королевский приём

– Каролина! Силена! Куда вы запропастились? – донёсся с лестницы повелительный голос матери.

С тихим стуком упали на пол шпильки. Вместо белоснежных лошадей с гривами, развевающимися хвостами и плюмажами, Каролина увидела собственное отражение в зеркале.

– Идём, – схватила Силена её за руку. – Наверное мама хочет сообщить какую-то новость.

Силена не ошиблась.

– Вы, должно быть, слышали о том, что в ближайшие недели намечена церемония представлений дебютанток в королевском дворце? – обратилась к ним Фиона, как только Каролина с Силеной чинно расселись перед ней на стульях. – Мы получили приглашение. Вас представят Их Величествам.

– Не может быть! – сжала Каролина повлажневшими от волнения пальцами руки сестры.

– Там будет весь высший свет. И мы – тоже! Представляешь, Каролина? – блестя глазами отозвалась Силена. – Матушка, а это точно?

– Совершенно точно. И у нас катастрофически мало времени. Ведь необходимо приготовить вам достойные высокого случая наряды.

Когда сестры остались наедине, Силена надулась, словно хомяк, натолкавший бобы за щёки.

– Что случилось? – поинтересовалась Каролина.

– Не хочу выглядеть нелепо, как в тот раз, когда к нам в имение приехал герцог Паулисс… ну что же это такое?! Не смейся надо мной!

– Я не смеюсь, – заверила Каролина Силену, хотя выражение её лица говорило об обратном. – Просто, на мой взгляд ты тогда выглядела слишком… розовой.

– Ох! Не нужно было мне тогда слышать эту противную модистку… как там её звали? Пэнс?

– Что поделать? У нашей тёти есть свои представления о том, как должна выглядеть юная дева перед настоящим джентльменом. По её понятиям, в идеале девица должна походить на свежевымытого поросёнка.

– Нужно было поступить так же, как ты: не слушаться никого! Ты-то не стала тогда носить те ужасающие оборки!

– Дело не в оборках. В платьях, подобранных тётушкой, были такие тесные корсеты, что в них и мертвый не смог бы дышать.

– Возможно тётушка пребывала в убеждении, что благовоспитанной девице дышать и ни к чему?

Каролина запорхала по комнате легкокрылой птичкой, пародируя обеим небезызвестную особу:

– Юные девы! Бурное дыхание не украшает высокородную леди! Неужели же вы осмелитесь дышать в присутствии гостей?

Силена весело хохотала, наблюдая, как сестра, дурачась, имитируя манеры тётки, расхаживает вокруг с павлиньим видом, оправляя платье и царственно отбрасывая на спину выбившийся из прически локон:

– Дышать, выставляя грудь напоказ перед Её Величеством? Это… это… у меня нет слов! Вверх неприличия! Это… это… это отсутствие должного воспитания, сударыни! Вот что это такое!

Взглянув на смеющуюся сестру Каролина тоже весело расхохоталась, схватив её за руки и кружась по комнате:

– Пусть тётка хоть с утра до вечера трещит о приличиях, о поросячьих платьях, идеально подходящим юным леди для первого приёма. Главное, что мы окажемся в королевском дворце! Своими глазами увидим Их Величества! Всех лучших людей королевства! Представляешь?

– Представляю. Но розового платья даже ради такого случая больше не надену.

– И не надо, – поддержала Каролина сестру.

Остановившись перед зеркалом, она критически осмотрела собственное отражение во всех ракурсах.

Возможно, её лицо нельзя было назвать классически красивым, но оно совершенно точно было весьма привлекательным. Точёный узкий подбородок не совсем правильно сочетался с чуть заметной широкоскулостью, из-за чего лицо имело форму сердечка, но раскосые, ярко-голубые, как небо в ясный день, выразительные глаза искупали этот небольшой изъян во внешности. Подвижный алый рот дополнял яркую миловидность, выдавая живость, даже страстность натуры.

Сама Каролина не знала об этом, но именно пухлые губы, ещё не твёрдо очерченные, больше и чаще всего привлекали мужское внимание. Когда Каролина говорила губы, казалось, были готовы улыбнуться или рассмеяться в любой момент, а когда умолкала, нижняя губа чуть-чуть приподымала верхнюю.

Ещё раз окинув себя взглядом с ног до головы девушка с досадой подумала о том, что в лице её ещё таится что-то детское, несмотря на уже ярко проступающую женственность. Собрав волосы в подобие высокой прически ещё раз окинула себя критическим взглядом.

– Как думаешь, маршал Сид Кайл будет на приёме?

– С чего это ты вдруг им заинтересовалась? – насмешливо сузила Силена глаза. – Попробую догадаться? Так! Признавайся! Тебя ведь интересует вовсе не сам прославленный маршал? Ты хочешь видеть его оруженосца, верно?

В этот самый момент сестра показалась Каролине вредной как никогда.

С досадой она отдёрнула от головы руки. Волосы пушистым водопадом накрыли хрупкие плечи.

Силена подскочила, обнимая сестру со спины и глядя в зеркало через плечо Каролины:

– Думаю, он придёт, – сказала она. – Я про знаменитого маршала говорю. Разве может он не прийти на королевский приём? – Лицо Силены вновь расплылось в лукавой улыбке. – Будем надеяться, своего оруженосца он тоже захватит.

Последующие несколько дней были посвящены нарядам для сестёр Фисантэ. Фиона ради такого случая выписала лучших модисток и выделила белошвейкам целую комнату, где и проходили бесконечные примерки.

Приходилось стоять так долго, расставив руки и выпрямив спину, что всё тело, затекая, начинало болеть.

– Красота требует жертвы, – говорила портниха.

И сёстры терпели.

Наконец долгожданный день настал.

С самого утра дом был словно на ушах. И слуги, и господа носились туда – сюда по коридорам и лестницам.

В комнате, где портнихи заканчивали с платьями, валил пар от утюгов, накаляющихся на углях.

В ванных комнатах тоже поднимался пар, только уже от горячей воды и курящихся ароматических эссенций.

– Поторапливайтесь! – наставляла графиня дочерей. – К полудню следует быть готовыми.

– Но ведь приём начнётся в три?

– Девочки, без разговоров! В ванной следует пробыть не менее трёх четвертей часа, иначе толку не будет никакого.

– А каким должен быть толк? – шёпотом поинтересовалась Каролина у Силены.

– Ваша кожа станет цветущей и нежной, – с услужливой улыбкой сказала камеристка.

Каролина пожала плечами. И у неё, и у сестры кожа и без того была идеальной.

Сначала сидеть в душистой пене было приятно. Потом сделалось жарко (служанки всё время подливали кипяток в остывающую воду) и скучно.

– Да посидите спокойно хотя бы минуточку! – раздосадовано воскликнула Стесси, прислуживающая Каролине ещё с детских лет и потому позволяющая себе некоторую вольность в обращении. – Вот егоза! Как в материнской утробе девять месяцев-то высидела!

Когда положенное время вышло, Каролину и Силену замотали простынями.

Не дожидаясь, пока прислуга подаст туфли, Каролина босиком прошлёпала в свою комнату, оставляя на паркете влажные следы.

– Барышня! Да что же вы делаете-то? Ведь нельзя так! – причитала по пятам следующая за ней камеристка. – Простудитесь! Станете чихать перед их величествами, вот тогда вспомните мои наставления! Да поздно будет.

Облачившись в нижнее бельё, перламутровое и тонкое, как паутинка, Каролина привычно ухватилась за столбик кровати. Предстояло затянуть корсет. Нелёгкое испытание даже с её осиной талией.

– Ох, барышня! От вас и глаз не отвести! Какая изящная красавица! – восхищалась делом рук своих прислуживающая Каролине девушка.

– Весьма мило, – согласилась графиня Фисантэ, явившаяся на смотр и, кажется, оставшаяся довольна увиденным. – Помните, дитя моё, на каблуках ходить по дворцовым паркетам следует очень осторожно. Полы натирают до такой степени, что они становятся похожими на лёд. Ну а теперь самое сложное – причёска.

Она состояла из уложенных вокруг головы причудливой короной кос и локонов. Изгибы прядей покрыли душистой пудрой чтобы ярче сверкали. На это ушло не меньше двух часов.

– Плечи и шею моих дочерей можно не трогать, – распорядилась графиня. – Пусть сверкают белизной и юной свежестью без всяких прикрас. Они без всякой пудры хороши.

Лёгкие туфли на крошечном каблучке из лёгкой кожи застёгивались крест на крест алмазами. Шёлковые голубые ленточки обеспечивали дополнительную надёжность, завязываясь вокруг стройной ножки. Голубое платье из блестящего муара с широким подолом, украшенного атласными разводами, дожидалось хозяйку, лёжа на кровати. Это чудо сверкало, сияло и переливалось, стоило лучику света попасть на ткань.

Задыхаясь от радости и восхищения Каролина с помощью служанок облачилось в это сияющее облако. При каждом шаге платье волнующе шуршало и шелестело, приводя хозяйку в восторг.

«Когда Питер увидит меня, он влюбится в меня ещё сильнее», – самодовольно подумала она, любуясь собственным отражением.

– Можно войти? – предварительно постучав в дверь, поинтересовался отец.

Увидев Каролину, восхищённо замер.

– Я самый счастливый человек на свете, – галантно поцеловав руку супруге, сообщил он. – Ведь меня окружают самые прелестные женщины Мороссии. Мои дочери покорят королевский двор своей свежестью и красотой.

– Спасибо, папочка, – сияя улыбкой, проговорила Каролина.

– В портрете не хватает лишь одного штриха, – проговорил отец, протянув дочерям по шкатулке.

– Что это?

– Открывайте и увидите.

Подняв крышку Каролина не смогла сдержать возгласа от восторга. Жемчужный гарнитур – элегантное ожерелье и капельки-серёжки великолепно подходили к её наряду.

– С дебютом, мои принцессы.

Всю дорогу Каролина едва дышала. Она до смерти боялась измять платье или испортить причёску.

Силену, судя по напряжённой позе, занимали те же тревоги.

Сеялся мелкий дождь. Несмотря на то, что день ещё был в самом разгаре, на улице господствовали сумерки. Зато сам дворец сиял огнями как платье аристократки драгоценностями. По высоким лестницам поднимались сотни людей: дамы, служанки, лакеи, министры, военные.

Вместе с остальными семейство Фисантэ начало восхождение в рай. Служанки придерживали девушкам шлейф, чтобы он не запачкался в грязи на длинных мраморных ступенях.

Они проследовали в полукруглую комнату, одну сторону которой занимали арочные, от пола до потолка, окна. Их отражали зеркала, покрывающие стены вместо обоев.

Женщин в комнате было много. Красивых и не очень, одетых богато и вычурно, со строгим вкусом или слишком просто, в зависимости от собственных вкусовых пристрастий и достатка.

Каролина с Силеной присели на мягкие пуфы, обитые дорогим шёлком.

– Здесь так много света, – в хрустальном голоске Силены дрожали восхищение и боязнь.

– Это из-за граней в хрустальных люстрах. Они отражают свет свечей, – пояснила Каролина.

– Пора. Идёмте, – встрепенулась мать.

Каролина могла видеть собственное отражение в бесчисленной анфиладе зеркал, вдоль которых они двигались.

Росписи на потолках представлялись ей грандиозными. Разноцветная мозаика на полу завораживала. Парчовые портьеры, сияющие золотом в блеске свечей, лепнина из цветов и амуров на потолке – от всего этого в глазах рябило.

От волнения в голове поднялся туман. Каролина почти ничего не соображала и действовала, как заведённая кукла. Хорошо ещё, этикет, вдалбливаемый в неё с детских лет, заставлял тело двигаться даже тогда, как разум почти не управлял им.

Она сделала три реверанса. Первый, самый низкий, предназначался королю, второй – королеве, третий – членам королевского дома.

Как во сне, слышала голос отца и матери, ощущала рядом присутствие сестры. Туман в голове начал рассеиваться только тогда, когда, получив разрешение удалиться, Каролина отступила, смешиваясь с толпой придворных.

Откровенно говоря, вид суверена разочаровывал. Ведь король это нечто сильное и монументальное, это средоточие власти. А человек, сидящей на высоком стуле, покрытым красным кумачом, куда больше походил на жизнерадостного розовощёкого фермера, чем на властного повелителя. Жирные щеки, толстые губы, вздёрнутый, курносый нос. Да ещё, в довершении картины, плешивая голова. Внешности менее романтической представить себе невозможно.

Королева выглядела на порядок лучше супруга. Но, если супруг отличался избыточной дородностью, то королева была похожа на птичку – невысокая, хрупкая.

Каролина, наслышанная о красоте первой дамы страны, глядя на предмет, вызывающей томление струн у лиры придворных поэтов не понимала, чем же это восхищение вызвано? По-настоящему хороша в облике королевы была разве что роскошная золотая диадема, блестевшая среди тщательно завитых пепельно-русых локонов.

В обширном зале, заполненной придворными, взгляд выхватил фигуру в чёрном костюме чьим единственным украшением по-прежнему служил лишь белый пышный воротник.

Сердце забилось в сладком волнении – Питер Рэдси!

Он шёл за человеком, перед которым толпа расступалась с почтением, если не сказать, что со страхом.

Таких красивых мужчин Каролине раньше видеть не приходилось. Красота эта была не изысканно-изящной, как у Питера, а дикой и опасной, словно у дикого зверя. Резко очерченные скулы, хищный разлёт бровей. Прямые, иссиня-чёрные, спадающие почти до плеч, волосы.

Мужчина, не задерживаясь, миновал стайку придворных дам. Небрежным жестом приказал Питеру не следовать за собой дальше. Дойдя до подножия трона, опустился перед королем на одно колено, склоняя гордую голову.

– А вот и вы, мой верный друг.

Король пытался изобразить отеческую улыбку, но Каролине отчего-то она показалась жалкой.

– Мы рады видеть первого маршала Мороссии. Раз уж все в сборе, повелеваю начать церемонию. Ваше Преосвященство?

Высокий и статный человек в красно-золотом облачении высшего духовенства медленно приблизился к подножию трона, и церемония началась.

Под фанфары, кричащие так оглушительно что Каролине захотелось зажать уши, чеканя шаг, выступили гвардейцы, отдавая честь.

Фанфары смолкли. Заиграла музыка. Гвардейцев сменили фрейлины.

Каролина моргала в недоумении. И это – всё? Ради чего столько шума? Если в церемонии и был смысл, то он от неё ускользал.

Обернувшись, она отыскала взглядом Питера и покраснела, встретившись с ним глазами.

На щеках юноши тоже вспыхнули лихорадочные алые пятна.

– Госпожа Фисантэ? – королева, улыбаясь, спустилась с трона и, играя веером, подошла к матери Каролины. – Я хотела лично попросить вас украсить наш бал своим присутствием. Ваши очаровательные дочери унаследовали прославленную красоту матери и сегодня у нас не будет украшения более прелестного. Я была бы счастлива видеть одну из ваших девочек в числе моих фрейлин, – ласково потрепала государыня подвернувшуюся под руку Силену.

«Словно сестра диванная собачка», – с досадой отметила про себя Каролина, дожидаясь, когда августейшая особа наконец оставит их в покое и она сможет под благовидным предлогом приблизиться к Питеру.

От вынужденного долгого реверанса чуть в спину не вступило.

Королева удалялась не спеша.

– Ты слышала? – радостно запищала Силена. – Слышала, что сказала Её Величество?! Она изъявила желание взять одну из нас ко двору!

– С чего такие восторги? – фыркнула Каролина.

В сердцах она сетовала на сестру за то, что та со своим энтузиазмом встала между ней и её планом догнать Питера. А тот уже приблизился к входной двери на опасное расстояние. Она вот-вот потеряет его из вида!

– Разве ты не рада стать фрейлиной Её Величества? – удивилась Силена.

– О, конечно! – впала Каролина в откровенно притворный восторг. – Держать в руках рубашку, чулки или даже ночной горшок для королевы? Что может быть прекраснее!

– О чём ты говоришь? – возмутилась Силена. – То, о чём ты говоришь – это же работа горничной.

Каролина весело рассмеялась:

– Моя дорогая, – прошептала она, склонившись к ушку сестрички, – я открою тебе страшную тайну. То, что так красиво именуется фрейлиной, по сути является всего лишь обычной, пусть и королевской, служанкой.

Одарив близняшку примирительной улыбкой, Каролина, вознамерившись догнать предмет своих мечтаний и устремлений, резко развернулась, неуклюже налетев на первого маршала Мороссии.

Мужчина обернулся, слегка зашипев, как потревоженный змей, скользнув по девушке холодным взглядом.

– О! Прошу прощения, милорд! – машинально извинилась Каролина.

– Не стоит извинения, миледи, – красивым баритоном прозвучало в ответ.

Выражение его равнодушно-ироничного лица не изменилось ни на миг. Вроде бы ни в словах, ни в жестах, ни в действиях не было ничего предосудительного или оскорбительного, но под взглядом пронзительно-синих взгляд Каролина почувствовала себя так, будто он кожу с её лица снимал.

Как только он удалился, в голову тут же пришло сотни остроумных реплик, которыми можно было ответить, не опасаясь показаться провинциальной простушкой.

«Да какое мне вообще дело, что он там обо мне думает?», – сказала сама себе Каролина и постаралась выбросить инцидент из головы.

Вокруг всё гудело от множества голосов, как в огромном улье. Россыпь драгоценностей, мелькание лент, колыхание многочисленных париков и резкий сладкий запах рисовой пудры – всё сливалось в одно цветное, яркое, ароматно пахнущее пятно. Выпрямив спину и чеканя шаг, Каролина шагала сквозь великолепный людской поток, чувствуя на себе внимание множества взглядов.

Питер Рэдси стоял неподалёку от входных дверей, в то время как своё место Каролина определила ближе к королевскому трону. Но ничего страшного. Заполучив то, что хочешь, можно перейти туда, куда положено.

Каролина прекрасно отдавала себе отчёт в том, что её действия не совсем приличествуют юной девице, но, если всё всегда делать по правилам никогда не получишь желаемого.

Развернув усыпанный мелким блестящим жемчугом огромный веер, она остановилась напротив молодого человека, глядящего на возникшее перед ним чудо широко распахнутыми глазами.

– Добрый день, господин Рэдли. Вы меня ещё помните? – с кокетливой улыбкой проворковала Каролина.

– Могу ли я забыть самую очаровательную девушку, которую встречал?

Слова могли показаться льстивыми, если бы не искренний тон и восхищённый взгляд.

– Я сочту за честь, если вы окажете одолжение и снизойдёте до танца со мной.

– Я охотно вам его обещаю, – с улыбкой протянула Каролина руку для поцелуя.

Жаль, через перчатку она почти не чувствовала прикосновение его губ. Лишь лёгкое давление.

Едва прикасаясь к руке Каролины кончиками пальцев, Питер повёл её в зал, где вот-вот должны были начаться танцы.

Уже слышались первые звуки музыки.

Его величество король открывал бал в паре с красивой улыбающейся женщиной лет двадцати пяти-двадцати шести. Блестя глянцем волос, белизной точёных плеч и бриллиантов, шурша белоснежным платьем она шла между расступающимися мужчинами словно корабль над волнами под всеми парусами. Любезно предоставляя право любоваться собой.

Низко срезанное лиловое платье открывало полную шею и грудь, округлые руки с тонкими кистями. Как звездочки или роса при солнечном свете, вспыхивали крохотные бриллианты. Всю фигуру, словно газом, окутало сверкающим облаком органзы. Она-то и шуршала столь привлекательно при каждом шаге красавицы.

В чёрных волосах, своих, без примеси, вызывающе красовалась пышная алая роза.

Не было заметно в женщине ни тени кокетства. Она словно бы даже пыталась, но не могла умолить действия своей победоносной красоты.

Каролина почувствовала укол ревности. Привыкшая во всём играть первую скрипку она никогда не сомневалась в силе своих чар, но перед этой скорее богиней, чем женщиной, чувствовала себя чуть ли не простушкой-служанкой. Её собственные руки казались слишком худыми, фигурка перед такими пропорциями смотрелась угловатой.

Да и красота брюнеток всегда ярче прелести блондинок.

– Кто это? – поинтересовалась Каролина у Питера.

– Некоронованная царица Моросии, признанная фаворитка короля и Сида Кайла, Флёр Кадэр.

От Каролины не укрылось, как взгляд первой красавицы на мгновение задержался на Сиде Кайле. Тот следовал за своим сувереном в паре с Её величеством, королевой.

– Она очень хороша, – шепнула Каролина, в душе надеясь на опровержение своих слов.

Не дождалась.

– И хороша, и умна, – согласился Питер, к её нескрываемой досаде.

– Я слышала, король без ума от неё? А ведь она его фаворитка вот уже пятый год.

– Да, эта женщина умеет внушать страсть мужчине. Даже такой, как Сид Кайл не смог удержаться, чтобы не отдать должное её красоте.

– О! – только и протянула Каролина, не зная, как ещё прокомментировать эту информацию, которая, по правде говоря, интересовала её мало. – Наверное это действительно что-то значит, ведь у вашего господина репутация мужчины, хорошо разбирающегося в женщинах?

– О моём господине не слышал разве что только глухой, – тяжело вздохнул Питер.

Каролине послышалась горечь в его голосе.

– Что ещё вы о нём слышали? – уточнил Питер.

– Много чего. Как плохого, так и хорошего.

– Уверен, плохого гораздо больше. Мой лорд сложный человек. Хотя это не мешает его славе полководца греметь на всём континенте и за его пределами.

В мечтательных тёмных глазах Питера Каролине вновь почудилась печаль.

– Вы привязаны к господину маршалу?

– Лорд Кайл добр, но он презирает меня. Впрочем, как и многих других. Боюсь, людской род не вызывает в нём особого уважения.

Краем глаза Каролина увидела, как герцог Кайл двигается по зале, ведя за собой королеву, не сводящую с него откровенно влюблённых глаз. Отметила особенную манеру этого человека держать голову –маршал Кайл шёл как человек, которому наплевать на мнение любого. Словно всё вокруг: дворец, с его белоснежными колоннами, разделяющими пространство на несколько разных частей, паркет с изысканным орнаментом; люстры из хрусталя и бронзы, несмотря на всю свою тяжесть выглядевшие невесомыми – всё не заслуживало ни малейшего внимания.

Возможно, мнение Питера о презрении маршала к роду людскому обосновано.

Каролина видела, какими глазами смотрели на маршала многие женщины. Они следили за ним с замиранием сердца.

– У милорда определённая репутация, – перехватив её взгляд, прокомментировал Питер.

– Очевидно, как у самого неприятного, надменного, высокомерного, наглого и нахального из всех мужчин? – презрительно передёрнула Каролина плечами.

Её бесили взгляды других женщин, но куда больше злило то, что и она сама смотрит тужа же, куда и все.

– Не слишком ли много прилагательных? – усмехнулся Питер.

Начался второй тур полонеза. До Каролины не сразу дошло, зачем господин маршал остановился около неё, отвешивая церемониальный поклон. Она даже не ответила ему положенным по случаю, реверансом.

– Прошу оказать честь? – протянул лорд Кайл Каролине унизанную перстнями руку.

Его кожа была гладкой, как у женщины, благоухающей духами. В её представлении мужчина не должен был иметь такой гладкой кожи. Да и перстни на каждом пальце явно лишнее.

Сид Кайл дерзко сжал пальцы Каролины, привлекая к себе:

– Позвольте? – Приблизился он вплотную.

Пробежав пальцами по её рукам от плеча до кисти, сжал тонкие запястья и закинул себе за шею.

Каролина испуганно вскинула глаза, судорожно пытаясь понять, то ли она забыла начало фигуры, то ли он ведёт себя непозволительно дерзко.

Обняв за талию, маршал резко сделал шаг вперёд заставляя Каролину отступить. Не отнимая рук от её гибкого стана, обошёл её, встав за спиной, обнимая не просто как в танце, а почти интимно. Подхватил на руки, закрутил с такой лёгкостью, словно Каролина весила как перышко, была не тяжелее птички.

Движения маршала были хищными, как и он сам, стремительными и страстными. Ничего похожего на то, с чем Каролина сталкивалась раньше – дружелюбное, полное восхищения обращения мальчиков, бывшими её сверстниками.

Почувствовав испуг Каролины, Сид Кайл осторожно опустил её на пол, встав в положенную для следующей фигуры позицию.

Они соединили ладони и какое-то время кружились точно так же, как десятки других пар рядом.

– Красавица отрешилась от мира? – услышала Каролина бархатный баритон у себя над ухом.

– Что?

– Вы наступили мне на ногу, сударыня. А в прошлый раз едва не сбили с ног. Неужели чары моего оруженосца столь сильны, что делают грациозную девушку неуклюжей гусыней?

Каролина почувствовала гнев, и как не старалась сдержаться, процедила:

– Вам не приходило в голову, сэр, что в моей вине, возможно, нет заслуги вашего оруженосца? Я могу быть неуклюжей от природы?

Словно в наказание за маленькую ложь герцог снова завертел Каролину с такой энергией и скоростью, что она едва успевала переступать с ноги на ногу.

– Танец, кажется, заканчивается? – блеснул он белыми, ровными, как жемчуг, зубами.

Финал стал даже ярче начала. Заставив изогнуться и упасть себе на руку, Сид Кайл навис над Каролиной так, будто собирался её поцеловать. Несколько секунд то ли с ужасом, то ли с предвкушением Каролина ждала, что это сейчас случится.

Но вместо того, чтобы набрасываться с поцелуями герцог улыбнулся, аккуратно поставил на ноги и, раскланявшись, отошёл в сторону.

Каролина сама затруднилась бы сказать, чего в её душе было больше – смущения, растерянности, непризнанного желания или гнева? Отчего перехватило дыхание?

Церемониймейстер объявил вальс.

Бал продолжал греметь.