Твое нежное слово

Глава 1

Лондон, Англия

Март 1885 года

Если бы под рукой была привычная кирка, Камелия бы ею воспользовалась. Но она с досадой молотила в черную дверь и выругалась, когда боль прострелила ногу.

«Ненавижу это проклятое место».

Дверь, заскрипев, немного приоткрылась. Камелия сквозь узкую щель осматривала холл, обдумывая дальнейшие действия.

Конечно, вернее всего захлопнуть дверь и отказаться от своей затеи. Жители Лондона, вероятно, не ждут, что дверь в их дом средь бела дня распахнут сильным ударом, особенно если это сделает молодая женщина довольно респектабельного вида. А что, если мистер Кент дома? Наверное, он занят и не слышит, что кто-то беспрерывно колотит в его дверь. Но человек его положения наверняка имеет дворецкого. Тогда почему слуга не отвечает на ее стук?

Потому что дворецкий старый и глухой как пень, продолжала рассуждать Камелия. Или он тайный пьяница и, набравшись, не может встать с постели. Или страдает от приступа какой-нибудь болезни и беспомощный лежит на полу.

Произойдет трагедия, если она бессердечно закроет дверь и оставит старого глухого дворецкого умирать в одиночестве.

– Эй, – крикнула Камелия, широко распахнув дверь. – Мистер Кент, вы дома?

Из недр здания доносился чудовищный шум. Стало понятно, почему никто не отзывался на ее стук. Камелия терялась в догадках, чем вызван этот грохот.

– Мистер Кент? – Она шагнула в холл. – Можно войти?

Холл оказался странно пустым, словно хозяин только недавно въехал в дом. У стены стоял обшарпанный стул, на котором в беспорядке громоздились книги и бумаги.

– Мистер Кент, – снова позвала Камелия, стараясь перекричать шум. – С вами все в порядке?

– Вот оно! – раздался торжествующий голос. – Я добился своего! Добился!

Голос доносился снизу, из кухни, и, следовательно, принадлежал не мистеру Кенту, а кому-то из слуг. Оно и к лучшему. Слуга сообщит, дома ли мистер Кент, проводит посетительницу в гостиную и доложит хозяину о визите. Официальный доклад гораздо лучше неожиданной встречи знаменитого мистера Кента с незнакомой молодой женщиной.

Уверив себя, что это исключение, что обычно она не нарушает правил хорошего тона, Камелия вошла в дом. Потом поправила шляпу и пригладила юбку в изумрудную и кремовую полоску. Проверить состояние прически из-за отсутствия зеркала было невозможно, но чувствовалось, что неловко закрепленные шпильки уже разболтались и неумело заколотый пучок грозит съехать на шею. Зареб, наверное, прав, с досадой решила Камелия. Если она собирается задержаться в Лондоне, то придется нанять горничную. Мысль о никчемных тратах раздражала. Запихнув шпильки на место, Камелия решительно спустилась по узкой лестнице в кухню.

– Да-да, вот так-то лучше! – восторженно гремел низкий густой голос. – Получилось, черт побери!

Посреди кухни спиной к Камелии стоял мужчина внушительного роста в черных брюках. Рукава простой белой рубашки небрежно закатаны до локтей, мокрая ткань липнет к телу. Учитывая необычайный жар и влажность в кухне, это неудивительно. Серебристый туман придавал помещению сказочный вид. «Все равно что в джунглях после проливного дождя», – подумала Камелия, пожалев, что нарядилась в вычурное платье, быстро поникшее от влаги.

Шум и грохот издавал огромный аппарат. Паровая машина, с волнением сообразила Камелия. Машина вращала большой вал, который передавал движение зубчатым колесам. Этот сложный механизм соединялся с большим деревянным чаном, но Камелия не поняла, что делает это необыкновенное устройство.

– Подожди, спокойнее, спокойнее, не так быстро, не торопись! – Мужчина уговаривал хитроумное устройство, словно маленького ребенка.

Ухватившись мускулистыми руками за края чана, он пристально всматривался в его содержимое.

– Чуть сильнее, еще, да, вот так, отлично!

Заинтригованная, Камелия подошла ближе, пробираясь между длинными столами, заставленными непонятными механизмами. Повсюду громоздились стопки книг. Столы, пол и стены были покрыты чертежами и надписями.

– Немного быстрее, – взволнованно подгонял мужчина. – Нет, нет, нет, – нахмурился он, запустив руку в мокрые медные волосы, и начал быстро переключать рычаги на паровой машине. – Чуть больше, еще, продолжай, мы почти… вот оно…

Горячий пар с оглушительным грохотом вырывался из машины. Вал закрутился быстрее.

– Отлично! – ликовал мужчина. – Замечательно! Чудесно!

Деревянный чан задрожал и начал трястись. Вода, переливаясь через край, выплескивалась на пол.

– Слишком быстро. – Покачав головой, мужчина поспешно переключил рычаги на паровой машине. – Теперь помедленнее. Медленнее, я сказал, ты меня слышишь?

Камелия с нарастающим беспокойством наблюдала, как деревянный чан, содрогаясь, выбрасывает в воздух мыльную воду. Неизвестно, для чего предназначалось это устройство, но оно явно не для того, чтобы насквозь промочить управляющего им человека, как это происходило сейчас.

– Стоп! Прекрати, слышишь?! – командовал мужчина и, протирая глаза, переключал рычажки.

Вал и шестерни крутились с пугающей скоростью, деревянный чан содрогался, грозя развалиться на части.

– Перестань, я сказал! – крикнул мужчина, стукнув гаечным ключом по непослушному созданию. – Прекрати сейчас же, пока я за топор не взялся!

Вдруг из чана во все стороны полетела мокрая одежда. Брюки хлестнули Камелию по лицу, она отпрянула назад и, налетев на стол, опрокинула его, а за ним и соседний. Когда Камелия шлепнулась на пол, в комнате раздался ужасный грохот.

– Прекрати, дрянь ты этакая! – взревел мужчина, отчаянно пытаясь обуздать свое изобретение. – Довольно!

Отбросив с лица мокрые брюки, Камелия увидела, что машина в последний раз гневно фыркнула. Стоявший перед ней промокший мужчина размахивал гаечным ключом словно шпагой. Его рубашка была расстегнута почти до талии, открывая грудь и упругий живот, под мокрым полотном отчетливо виднелись широкие плечи. Камелия подумала, что он похож на могучего воина, изготовившегося к бою… если не считать свисавших с макушки мокрых чулок.

Тяжело дыша, мужчина долго ждал, не доставит ли ему машина новых хлопот. Явно удовлетворенный тем, что этого не произошло, он медленно опустил гаечный ключ и повернулся, недовольно покачивая головой. Увидев опрокинутые столы и разбросанные на мокром полу механизмы и бумаги, он сердито огляделся.

Наконец его взгляд наткнулся на Камелию.

– Какого черта вы тут делаете? – требовательно спросил он.

– Я пытаюсь подняться, – ответила она, торопливо прикрыв мокрыми юбками ноги. Чувство собственного достоинства постепенно возвращалось к ней. Вытянув руку, Камелия выжидательно смотрела на мужчину.

– Меня интересует, что выделаете здесь? – пояснил он, не обращая внимания на протянутую руку. – Вы привыкли входить в чужие дома без приглашения?

Камелия пыталась сохранить видимость хороших манер, что было ужасно трудно, поскольку она распростерлась на полу, а мужчина глядел на нее как на воровку.

– Я стучала, – чопорно начала она, – но к двери никто не подошел…

– И поэтому вы решили вломиться?

– Я не вламывалась. – Поскольку ее собеседник был лишен элементарных манер и не тянул даже на самого неопытного дворецкого, Камелия сочла его одним из учеников мистера Кента. Она понимала, что найти заслуживающих доверие ассистентов, хорошо разбирающихся в математике и других науках, довольно трудно, но это не извиняло откровенной невежливости мужчины. – Дверь была открыта.

Он сдернул с головы мокрые чулки и отшвырнул их в сторону.

– И вы решили, что можно тайком пробраться в дом и шпионить за мной?

Когда стало ясно, что он не собирается помочь ей подняться, она встала со всем достоинством, на какое была способна, сражаясь с турнюром, нижними юбками, сумочкой и сбившейся набекрень шляпой. Выпрямившись, Камелия с холодным презрением ответила на взгляд грубияна.

– Могу заверить вас, сэр, что я долго стучала и, войдя в дом, громко объявила о своем присутствии. Как я уже заметила, дверь была открыта. За это досадное упущение хозяин вас не похвалит.

Мужчина округлил голубые глаза. «Хорошо, – подумала Камелия. – Вижу, я привлекла твое внимание».

– Если уж на то пошло, у меня сегодня назначена встреча с мистером Кентом, – решительно продолжила она, изображая крайнюю важность.

Это правда, только немного приукрашенная, уверяла себя Камелия. В действительности она пять раз писала мистеру Кенту с просьбой назначить встречу. К несчастью, он не ответил ни на одно ее письмо. Но в лондонском обществе ей объяснили, что уважаемый изобретатель несколько странноват и может неделями не появляться на публике и не отвечать на почту. И вместо того чтобы ждать, когда мистер Кент ответит, Камелия взяла дело в свои руки и написала записку, в которой информировала его, что навестит его именно в этот день и час.

– У вас назначена встреча с мистером Кентом? – скептически выгнул бровь мужчина, еще больше раздражая Камелию.

– Да, – твердо заверила она. Очевидно, мистера Кента нет дома, рассудила она, иначе он бы уже поспешил выяснить, что за шум в его лаборатории. – Относительно дела большой важности.

– В самом деле? – Мужчина скрестил на груди руки. Ее ответ не произвел на него впечатления. – И какого рода?

– Простите, сэр, но это не ваша забота. Сообщите, когда мистер Кент будет дома завтра, я приду к нему.

Камелия решила не ждать появления изобретателя. Хотя в кухне не было зеркала, она не сомневалась, что хлестнувшие по лицу мокрые брюки произвели печальный эффект. Огромная шляпа съехала набок, волосы под ней превратились в мокрую спутанную паклю. Что до тщательно выбранного платья, которое они с Заребом тяжким трудом отутюжили до совершенства, теперь оно было жалким подобием дамского наряда. Мистер Кент вряд ли примет ее предложение всерьез, если она предстанет перед ним в образе застигнутой бурей бродяжки.

– Я Саймон Кент, – отрывисто проинформировал мужчина.

Камелия недоверчиво уставилась на него:

– Не может этого быть.

– Я не таков, как вы ожидали?

– Начнем с того, что вы слишком молоды.

Между его бровями пролегла складка.

– Не знаю, обижаться мне или принять ваши слова за комплимент. Слишком молод для чего?

По веселым огонькам в его глазах Камелия поняла, что мужчина подшучивает над ней. Но она не такая доверчивая.

– Вы слишком молоды, чтобы получить несколько научных степеней в университете Святого Андрея и колледже Святого Иоанна в Кембридже, – отрезала Камелия. – И чтобы выступать с лекциями по прикладной механике, написать больше двух десятков статей, опубликованных Национальной академией наук, иметь двести семьдесят патентов на изобретения. И явно молоды, чтобы быть автором всего этого, – закончила она, обведя рукой наполненное механизмами помещение.

Выражение его лица было сдержанным, но Камелия видела, что удивила мужчину познаниями о достижениях его руководителя. «Хорошо», – подумала она, ошибочно решив, что поставила его на место.

– Учитывая бедственные результаты эксперимента, свидетельницей которого вы только что стали, боюсь, я навсегда испортил ваше хорошее мнение обо мне. Но поскольку вы вторглись в мою лабораторию без приглашения, моей вины в этом нет. Я никому не позволяю видеть процесс работы, пока окончательно не уверюсь, что не произойдет взрыв и вокруг не полетят мокрые вещи.

Камелия, онемев от изумления, смотрела на мужчину. Он не так молод, сообразила она, вдруг заметив глубокие морщины между бровями, свидетельствующие о бесконечных часах работы. Ему определенно тридцать пять или чуть больше. И если он исключительно одаренный, дисциплинированный и работоспособный человек, то вполне мог совершить все ею перечисленное. Страшная слабость охватила Камелию, когда она сообразила, что только что оскорбила человека, на которого так отчаянно хотела произвести впечатление.

– Простите меня, – с трудом выговорила Камелия, мечтая, чтобы земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее. – Я не намеревалась вламываться в ваш дом, просто я очень хотела встретиться с вами.

Он склонил голову набок, на лице появилось подозрительное выражение.

– Зачем? Вы явились взять интервью для одной из тех газетенок, которые находят удовольствие в том, что объявляют меня сумасшедшим изобретателем?

В его саркастическом тоне Камелия уловила ноту горечи, свидетельствующую, что мистера Кента подобная характеристика не радует.

– Ничего подобного, – заверила она, – я не литератор.

– Не литератор и не шпион. Эти два факта говорят в вашу пользу. Так кто же вы?

– Я леди Камелия Маршалл. Я восхищаюсь вашей работой, мистер Кент, – горячо сказала Камелия, схватив сползающую на лицо огромную шляпу, густо украшенную цветами. – Я прочитала несколько ваших работ и нахожу их чрезвычайно увлекательными.

– В самом деле?

Если на мистера Кента и произвело впечатление, что женщина читала его работы и находит их увлекательными, он не подал виду. Вместо этого он прошел мимо гостьи и поднял опрокинутый стол.

– Ну и беспорядок, – пробормотал он, наклоняясь за инструментами, металлическими деталями и бумагами, разбросанными по мокрому полу.

– Простите, что опрокинула столы, – извинилась Камелия. – Надеюсь, ничего не сломалось, – добавила она, кинувшись помогать ему.

Нагнувшись, она неловко подняла маленькую металлическую коробочку, придерживая чудовищную шляпу. Саймон видел, что гостья начала выпрямляться, но промокший тяжелый турнюр тянул ее вниз. Отпустив сползающую на глаза шляпу, она размахивала одной рукой, пытаясь восстановить равновесие, а другой в панике прижимала его изобретение к груди.

Когда клумба мокрых роз закрыла ей лицо, Саймон подхватил незваную гостью. Она привалилась к нему, и ее запах волной накрыл его, неизвестный и непривычный. Аромат был экзотическим, но смутно знакомым. Легкий, словно омытый солнцем, он воскресил в памяти лесные прогулки во время летнего дождя в поместье отца. Саймон держал незнакомку крепко, упиваясь ее ароматом, ощущая изгибы изящного тела, легкое дыхание, взволнованно поднимающуюся грудь.

– Мне очень жаль. – Страшно смутившись, Камелия сдернула с лица шляпу.

Освободившись наконец от шляпных булавок, вероломное творение модистки плюхнулось на пол, и волосы спутанной копной упали на спину Камелии.

Саймон смотрел в дымчатые глубины ее широко распахнутых глаз, полных крушения надежд. Ее глаза цвета полыни, решил он, мягкого серо-зеленого оттенка полыни, что растет на пустошах Шотландии. Под нижними ресницами незнакомки залег изящный веер линий, дававший понять, что она давно миновала первое цветение юности и ей далеко за двадцать. Ее кожа вопреки моде позолочена загаром и словно солнечными брызгами покрыта веснушками. Выгоревшие золотистые пряди в русых волосах свидетельствовали, что она привыкла находиться на солнце. Саймон счел это удивительным. Насколько он знал, большинство англичанок благородного происхождения предпочитали не выходить из дома или прятаться от солнца в тени. Кроме того, леди не являются к мужчине без приглашения и без сопровождения. Саймон смутно сознавал, что гостья больше не нуждается в его поддержке, но ему не хотелось ее отпускать.

– Спасибо, уже все в порядке. – «Он, наверное, решил, что я не способна удержаться на ногах дольше трех минут, – подумала Камелия. – И ведь не скажешь, что дала ему повод думать обратное», – печально заключила она. – Я не привыкла носить такие большие шляпы, – добавила она, чувствуя необходимость объяснить свою неспособность удержать эту непокорную вещь на голове. Камелия решила не упоминать, что ее хлестнули по лицу мокрые брюки, бросив вызов неумело закрепленным шпилькам.

Саймон не знал, что на это сказать. Он полагал, что джентльмену полагается уверить даму, что шляпа чрезвычайно ей идет, но считал эту клумбу настоящей нелепостью. Невозможно отрицать, что без шляпы гостья выглядит гораздо лучше, особенно когда позолоченные солнцем волосы вьются по плечам.

– Вот. – Он поднял и вручил ей шляпу.

– Спасибо.

Саймон отвернулся, вдруг почувствовав необходимость дистанции.

– Скажите мне, леди Камелия, – начал он, пытаясь сосредоточиться на беспорядке в лаборатории, – у нас действительно сегодня назначена встреча, о которой я не подозревал?

– Безусловно, – выразительно ответила Камелия. – Мы должны были встретиться. – Она легко кашлянула. – По сути, договорились.

– Что это значит? – нахмурился Саймон.

– Это значит, что наша встреча не подтверждена. Но она определенно назначена, в этом нет сомнений.

– Ясно. – Саймон понятия не имел, о чем она говорит. – Простите, если я кажусь бестолковым, но как была назначена встреча?

– Я написала вам несколько писем с просьбой назначить дату визита, но, к сожалению, вы ни разу не ответили, – объяснила Камелия. – В последнем письме я проинформировала вас, что приду сегодня в это самое время. Полагаю, это довольно нахально с моей стороны.

– Я уверен, что эта мелочь бледнеет по сравнению с вторжением в дом мужчины без сопровождения, – рассудительно заключил Саймон, шлепнув на стол пачку мокрых бумаг. – Ваши родители знают, что вы разгуливаете по Лондону без компаньонки?

– Мне не нужна компаньонка, мистер Кент.

– Простите, я не сообразил, что вы замужем.

– Я не замужем. Но в свои двадцать восемь я давно миновала возраст дебютантки и не имею ни времени, ни желания искать какую-нибудь старую сплетницу, которая будет сопровождать меня. У меня есть кучер, и этого достаточно.

– Вас не волнует ваша репутация?

– Практически нет.

– И почему же?

– Потому что если бы я жила по законам лондонского общества, то никогда ничего бы не сделала.

– Понятно. – Он бросил на стол деревянную палку с какой-то металлической деталью.

– Что это? – спросила Камелия, с любопытством разглядывая палку.

– Это новый тип швабры, – отмахнулся Саймон, подбирая, с пола что-то еще.

– Как эта швабра работает? – Камелия подошла ближе, чтобы рассмотреть странное изобретение.

Саймон нерешительно посмотрел на гостью, не веря, что ее это действительно заинтересовало. Немногие женщины отваживались заходить в его лабораторию. А из тех, кто это делал, только женщины из его семьи искренне ценили зачастую необычные и диковинные изобретения. Но что-то в выражении лица гостьи смягчило желание Саймона отмахнуться от ее вопроса. Ее глаза цвета полыни были задумчивы, словно странный предмет казался ей загадкой, которую она хотела решить.

– Я добавил к концу швабры большой зажим, который управляется этим рычагом, – начал Саймон, демонстрируя Камелии швабру. – Рычаг толкает стержень, который натягивает этот трос, заставляя зажим захлопнуться. Суть в том, что вы можете делать все это, не притрагиваясь к нижнему концу швабры и даже не наклоняясь.

– Это очень умно.

– Все это требует доработки, – пожал плечами Саймон. – Есть проблемы с натяжением троса. – Он положил швабру на стол.

– А это что? – Камелия указала на коробку, которую держала в руках.

– Соковыжималка для лимона.

Она с любопытством посмотрела на коробку.

– Не похоже на соковыжималки, которые мне доводилось видеть. – Открыв крышку, Камелия увидела деревянную шишку с желобками, окруженную кольцом отверстий. – Как это работает?

– Кладете половину лимона на возвышение и крепко закрываете крышку, используя эту рукоятку, чтобы создать большее давление, – объяснил Саймон. – Сок стекает в нижнее отделение, а косточки и мякоть остаются наверху. Потом выдвигаете этот маленький ящичек и получаете свой лимонный сок.

– Прекрасно. Вы планируете наладить производство?

Он покачал головой:

– Я сделал это для своей семьи, поскольку всегда пытаюсь облегчить домашний труд. Другие сочтут это чепухой.

– Думаю, большинство женщин одобрят все, что облегчает ведение домашнего хозяйства, – возразила Камелия. – Вы хотя бы получили патент на это? Или на швабру?

– Если бы я получал патенты на всякую мелочь, то на всю жизнь зарылся бы в бумаги.

– Но у вас есть двести семьдесят патентов.

– Только потому, что родственники из лучших побуждений взяли на себя труд собрать чертежи и нужные бумаги и представить их в патентное бюро. Я понятия не имею, что зарегистрировано, а что нет. Меня это не интересует, честное слово.

Камелия недоверчиво смотрела на него.

– Разве вы не хотите должным образом зарегистрировать свои идеи и поставить изобретения и открытия себе в заслугу?

– Я изобретаю не ради славы, леди Камелия. Если кто-то захочет улучшить мою идею, потратив собственное время и средства на производство, – ради Бога. Наука и технология никогда не продвинулись бы вперед, если бы ученые оберегали свои открытия и идеи словно золото.

Саймон поднял второй стол и начал складывать на него упавшие на пол бумаги, инструменты, механизмы.

– Так скажите, леди Камелия, – продолжил он, стряхивая воду с мотка проволоки, – что заставило вас писать письма с просьбой о встрече?

Камелия заколебалась. Она воображала, что их встреча пройдет в роскошной гостиной с бархатными шторами, где она неспешно изложит мысли о важности археологии и эволюции человека, а благообразный слуга подаст чай в серебряном сервизе. Теперь ей было совершенно ясно, что мистер Кент не держит слуг: на плите и в раковине на другой стороне кухни громоздились пирамиды грязных тарелок. Камелия подумала было, что стоит прийти в другой день, когда знаменитый изобретатель не будет занят наведением подобия порядка в своей лаборатории, но быстро оставила эту идею.

Время уходит.

– Меня заинтересовала ваша работа над паровыми машинами, – начала она, поднимая с пола разбросанные предметы. – Я читала одну из ваших статей на эту тему, в которой вы обсуждали огромную выгоду от использования паровых машин и насосов в угольных шахтах. Я думаю, ваш тезис, что сила пара должна использоваться эффективнее, просто неотразим.

Саймон не мог поверить, что она говорит серьезно. Из всех причин, объясняющих ее присутствие здесь, тема паровых машин и угольных шахт казалась ему наименее вероятной.

– Вас интересуют паровые машины?

– Их применение в земляных работах, – уточнила Камелия – Я археолог, мистер Кент, как и мой покойный отец граф Стамфорд. Без сомнения, вы слышали о нем?

В ее глазах вспыхнул огонек надежды, который Саймону не хотелось гасить. Но и лгать ей он не хотел.

– К несчастью, леди Камелия, я мало знаком с археологией и не посещаю приемы, где имел бы удовольствие встретить вашего отца, – произнес он извиняющимся тоном.

Камелия кивнула. Она и не ожидала, что изобретатель знает ее отца. Судя по тому, что она слышала о мистере Кенте, он все свое время проводит, уединившись в лаборатории.

– Мой отец посвятил свою жизнь изучению археологических богатств Африки в то время, когда мир интересовался исключительно Египтом, Грецией и Римом, их искусством и памятниками материальной культуры. Для документирования истории африканцев с научной точки зрения было сделано крайне мало.

– Боюсь, я мало знаю об Африке, леди Камелия. Насколько я понимаю, там обитают в основном кочевые племена, которые тысячелетиями живут очень простой жизнью. Не думаю, что там есть что-нибудь ценное, кроме алмазов, разумеется.

– В Африке нет древних зданий и искусств, как в других местах, – согласилась Камелия. – А если и есть, мы еще не нашли их. Но мой отец верил, что Африка – колыбель древней цивилизации, которая гораздо старше всех остальных. Когда Чарлз Дарвин предложил теорию происхождения человека от приматов, весь мир смеялся. Мой отец, однако, лишь еще больше убедился в исключительной важности Африки для эволюции человечества.

– И как это связано с моей работой над паровыми двигателями?

– Двадцать лет назад мой отец нашел в Южной Африке участок земли, где было много свидетельств жизни древних племен. Он приобрел триста акров земли и начал раскопки, обнаружив множество интереснейших предметов. Теперь я продолжаю работу отца, и мне нужен ваш насос с паровым двигателем.

– А я думал, главные орудия археолога – это кисточка, совок и ведро.

– Так и есть, Но раскопки в Южной Африке имеют свои особенности. Сняв первый, относительно мягкий слой земли, натыкаешься на исключительно твердый грунт, который трудно разбить. Потом, как только достигнешь уровня грунтовых вод, в шахту начинает просачиваться вода. Кроме того, там существует сезон дождей, который длится с декабря по март. В это время мой раскоп совершенно затоплен, и работа останавливается.

– Наверняка в Африке есть насосы с паровым двигателем, – предположил Саймон.

– Их трудно достать.

Камелия тщательно следила за беззаботностью тона. Она не хотела, чтобы Саймон знал о проблемах, с которыми она столкнулась, разыскивая насос. Если он узнает, что ее оборудование вывели из строя, что компания «Де Бирс», как она полагала, дала указание производственным фирмам не продавать ей насосы, он решит, что слишком рискованно доверять ей свое уникальное изобретение.

– Существует монополия, производящая насосы, которая контролируется компанией «Де Бирс», – продолжала Камелия, – и вполне понятно, что она преимущественно обеспечивает насосами алмазные шахты. В связи с этим я не могу ни приобрести, ни арендовать насос, поэтому работа на моём участке остановилась. Но, прочитав вашу статью, я уверилась, что ваш насос превзойдет все, что используется в Африке. Вот почему я пришла к вам.

– И что заставляет вас думать, что мой насос лучше?

– В своей статье вы назвали современные паровые турбины крайне неэффективными. Вы доказали, что можно получить гораздо больше энергии, если пар будет поступать постепенно, турбина станет вращаться гораздо быстрее, в результате чего мощность насоса значительно повысится. Меня крайне волнует прогресс в моей работе, к тому же вода может повредить археологические находки. Я уверена, что ваш новый насос – лучшее решение проблем моего участка.

«Так она действительно прочитала статью, – подумал Саймон. – И, что еще более удивительно, явно поняла ее». Запустив пальцы в волосы, он оглядел комнату, пытаясь вспомнить, куда положил расчеты и чертежи парового двигателя. Он начал рыться в стопках бумаги на полу, потом подошел к столу, который не задело эффектное падение леди Камелии.

– Зачем вы заставили мотор трясти этот чан?

– Вовсе не предполагалось, что чан будет трястись. Мотор должен вращать внутри чана лопасти, которые, в свою очередь, прогоняют воду сквозь вещи. К несчастью, механизм работает не так хорошо, как я надеялся.

– Вы хотите сказать, что это гигантская стиральная машина? – изумленно уставилась на хитроумное устройство Камелия.

– Пока только прототип, – сказал Саймон. – В современных машинах лопасти вращаются рычагом. Я пытаюсь создать машину, которая будет работать с помощью пара и освободит женщин от тяжелой необходимости вращать рычаг вручную.

Хотя ее опыт стирки был невелик, Камелия понимала, что женщинам, стирающим на весь дом, эта машина принесет огромное облегчение.

– Изумительная идея.

– Она требует большой доработки, – признался Саймон, раздраженно взглянув на разбросанную по кухне мокрую одежду. – Паровым двигателем трудно управлять. Добиться постоянного и ровного вращения – это проблема. К тому же машина слишком большая и дорогая. Можно использовать газ, но мало домов подключено к газоснабжению. Электричество тоже вариант, но в большинстве домов его еще нет. – Он начал рыться под грудой немытых тарелок, которые грозили обрушиться ему на голову. – Вот он, – сказал Саймон, вытащив мятый чертеж из-под сковородки.

Когда Саймон расчистил место на столе и попытался разгладить измятый и запятнанный лист бумаги, Камелия подвинулась ближе.

– Принцип работы парового двигателя состоит в том, чтобы давление пара преобразовать в движение, – начал Саймон. – Используя поршень и цилиндр, можно создать насос для разных задач, включая отсасывание воды из угольных шахт и копей. Я пытаюсь повысить эффективность двигателя, пропуская пар через несколько камер, тем самым существенно повышая его давление.

– И вы преуспели?

– Кое-что удалось, но этого недостаточно, чтобы существенно повысить эффективность насоса.

Камелию охватило разочарование.

– Но насос, который вы сделали, работает достаточно хорошо, чтобы откачать воду из шахты?

– Конечно, – заверил ее Саймон. – Я сделал несколько усовершенствований, так что он работает значительно лучше других насосов. Но это не гарантирует его широкое промышленное производство. Материалы, которые я использовал, дороже обычных, на сборку насоса требуется больше времени, а это значит, что ни один производитель не сочтет конструкцию экономически выгодной.

Камелия решила, что улучшенный насос – это лучше, чем ничего.

– Вы дадите его мне в аренду?

– К сожалению, арендовать нечего. Я разобрал насос, потому что мне понадобились детали для других работ.

Камелия удрученно посмотрела на Саймона.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы сделать новый?

– Больше, чем могу уделить, – ответил Саймон. – Я работаю над многими проектами. Кроме того, в этом механизме есть несколько проблем, которые я не могу решить.

– Но это должно было заставить вас посвятить насосу больше времени, – возразила Камелия. – Для ученого неразрешимая проблема всегда является сильной мотивацией.

– Оглянитесь вокруг, леди Камелия. Вы действительно думаете, что у меня мало мотиваций и дел, требующих моеговнимания?

– Я не сказала, что другие ваши изобретения менее важны, – уверила его Камелия. – Но вряд ли можно сравнивать соковыжималку или стиральную машину с тем, что позволит мне извлечь на поверхность кусок истории человечества.

– Это зависит исключительно от точки зрения, – парировал Саймон. – Для людей, которые каждый вечер валятся с ног, измученные повседневной рутиной, важно любое изобретение, облегчающее их жизнь. И возможность улучшить жизни тысячам людей вдохновляет меня гораздо больше, чем извлечение из африканской земли нескольких разрозненных костей и разбитых реликвий.

– Эти разрозненные кости и разбитые реликвии говорят нам, кто мы и откуда, – возразила Камелия, разъяренная отношением изобретателя к ее работе. – Открытия, касающиеся истории человечества, крайне важны для всех.

– Боюсь, мне интереснее посвятить свое время изобретениям, которые улучшат настоящее и будущее. Я уважаю археологию, леди Камелия, но эта изысканная область науки интересует главным образом немногочисленных профессоров. Не думаю, что вы откроете нечто такое, что улучшит жизнь тысяч людей. У меня крайне мало времени, я работаю над большим количеством проектов и, боюсь, не смогу вам помочь.

– Я заплачу вам.

Саймон с любопытством посмотрел на Камелию. Ее лицо было спокойным, но руки так сжали сумочку, что испачканные перчатки туго натянулись на костяшках пальцев. Ясно, что продолжение дела отца имеет для нее огромное значение.

– Правда? И сколько?

– Хорошо заплачу, – заверила Камелия.

– Простите, если покажусь невежливым, не могли бы вы быть более точной в терминологии? Что значит – хорошо?

Камелия заколебалась. Ее финансовые ресурсы крайне скудны. Денег едва хватит, чтобы платить рабочим еще два месяца. Но мистер Кент этого не должен знать. Судя по скромному, едва обставленному дому и отсутствию помощника и прислуга, у изобретателя явно есть собственные финансовые проблемы.

– Если вы сделаете мне насос немедленно, мистер Кент, я готова два года отдавать вам пять процентов собственной прибыли. Думаю, вы согласитесь, что это очень щедро.

Саймон нахмурился.

– Извините, леди Камелия, но я не совсем понял. Прибыль от чего?

– От всего, что я найду на своем участке.

– Я и не знал, что процветает рынок обломков костей и разбитых горшков.

– Да, если они имеют археологическую ценность. Однажды я имела возможность изучить и описать ценные находки, потом они были проданы Британскому музею. Мне дали понять, что если я пожелаю, то могу сотрудничать с музеем.

– Понятно. И сколько вы заработали за последние пять лет поисков?

– То, что мы с отцом заработали в прошлом, несущественно, – твердо заявила Камелия. – Полгода назад, перед смертью, мой отец был на грани крайне важного открытия. К несчастью, дождь и грунтовые воды сильно замедлили работу на участке, и мои рабочие, столкнулись с большими трудностями в завершении работ.

На самом деле большинство рабочих считали, что земля проклята, и разбежались, но Камелия не видела необходимости делиться этой информацией с мистером Кентом.

– С помощью вашего насоса, – продолжала она, – я смогу перекопать участок в сто раз быстрее. И тогда я наконец найду то, что много лет искал мой отец.

– И что же это?

Камелия замялась. Цель ее поисков наводила ужас на рабочих. Когда происходили несчастные случаи, страх превращался в настоящую панику. Конечно, Саймон Кент образованный человек и, вероятно, не верит в проклятия и мстительных духов. Но даже если это так, чем меньше он знает, тем лучше.

– Мой отец искал предметы материальной культуры древнего племени, которое обитало на этой земле две тысячи лет назад. – «Это правда, – уверяла себя Камелия. – Но не вся правда».

На Саймона это не произвело никакого впечатления.

– Малочисленные осколки древних предметов? А не тайные клады с золотом и алмазами? Не таинственные древние божества, замурованные в инкрустированном драгоценными камнями сундуке?

– Ценность находок будет огромной. – Камелия пыталась держать себя в узде. – Мой отец двадцать лет шел к открытию, которое распахнет дверь в новую область археологии.

– Значит, учитывая, что вы с отцом потерпели неудачу в поисках так называемого важного открытия, в настоящее время вы предлагаете мне пять процентов от ничего, – напрямик сказал Саймон. Он принялся собирать мокрую одежду и бросать ее обратно в стиральную машину. – Простите, если я кажусь неблагодарным, леди Камелия, но, как ни соблазнительно ваше предложение, боюсь, мне придется его отклонить.

Камелия разочарованно смотрела на него. Саймон Кент был совсем не таким, как она себе представляла. Она вообразила себе утонченного пожилого ученого, которого, как и ее отца, влекла ненасытная жажда знаний. Она была уверена, что мистер Кент обрадуется необычной возможности поучаствовать в ее изысканиях, а его изобретение поможет человечеству больше узнать о своих истоках. Она была убеждена, что он не похож на других британцев, которые в большинстве своем, кажется, думали, что Южная Африка – это грязная земля, населенная варварами, которую можно насиловать ради золота и алмазов.

– Тогда десять процентов в течение двух лет, – холодно предложила она, пока Кент забрасывал мокрые вещи в свою адскую машину.

– Дело не только в деньгах. – Саймона поразила решимость Камелии. Ее желание продолжить дело отца и победить там, где он потерпел поражение, достойно восхищения. – Даже если я построю для вас новый насос, а это займет по меньшей мере несколько недель, кто будет управлять им, когда его кораблем доставят в Африку? Насос, который я сконструирую, будет отличаться от всех, что сейчас используются. Его придется доработать в связи с местными проблемами. Кто-то должен научиться управлять им и поддерживать в рабочем состоянии. Иначе вы будете обременены совершенно бесполезным механизмом.

Он прав, сообразила Камелия. Один паровой двигатель, который ей удалось арендовать сразу после смерти отца, за несколько дней работы без конца ломался. Потом он загадочным образом упал и сломался окончательно. Лизинговая компания потребовала оплатить испорченный механизм и отказалась впредь предоставлять ей оборудование в аренду.

Машина мистера Кента будет бесполезной, пока не найдется кто-нибудь достаточно знающий, чтобы управлять ею.

– Вы не хотите съездить в Южную Африку и научить рабочих пользоваться насосом? Вам придется задержаться там лишь на неделю или две, – торопливо заверила Камелия. – Этого достаточно, чтобы продемонстрировать, как работает машина, и научить обслуживать ее.

– Научить управлять насосом за две недели можно, но чтобы показать, как его ремонтировать, потребуются месяцы, – заметил Саймон. – У меня нет ни времени, ни желания отправляться в Африку ради этого. У меня много других проектов, требующих внимания.

– Разумеется, я постараюсь компенсировать затраты времени, – добавила Камелия. – Я увеличу вашу долю до десяти процентов в течение пяти лет. Это определенно вознаградит вас за потраченное время.

– Леди Камелия, боюсь, я не разделяю вашего восторга от копания в африканской грязи. Надеюсь, вы понимаете.

Камелия плотно сжала губы. Полное и безоговорочное поражение. Две недели потратила она, вчитываясь в его статьи в научном журнале, писала ему письмо за письмом, вежливо просила назначить время для визита. За это время она уверилась, что сумеет убедить странного, но блистательного Саймона Кента снабдить ее насосом, который ей отчаянно нужен. Две драгоценные недели потеряны совершенно напрасно. Паника охватила ее.

Взгляд Камелии упал на измятый чертеж, лежавший на столе.

– Конечно, понимаю, – спокойно сказала она. – Надеюсь, вы простите меня за вторжение в ваш дом, мистер Кент. Благодарю, что уделили мне время. – Она нахлобучила на голову огромную шляпу. – О Господи! – воскликнула она, чувствуя, что шляпа сползает назад. – Кажется, я потеряла жемчужную булавку. Должно быть, она упала на пол. Вы ее нигде не видели?

Саймон оглядел замусоренный пол.

– Здесь есть шпильки, – сказал он наклоняясь, – но булавки не вижу…

– Ах, вот она! Она просто зацепилась за макушку шляпы. – Камелия быстро сунула булавку в спутанные волосы и двинулась к лестнице.

– Я провожу вас, – предложил Саймон.

– В этом нет необходимости, – беззаботно заверила его Камелия, поднимаясь по лестнице так быстро, насколько позволяли мокрые юбки и турнюр. Пробежав через холл, она распахнула входную дверь. – Надеюсь, я не слишком нарушила ваши планы на сегодняшний день, мистер Кент.

Одарив его лучезарной улыбкой, она спустилась по ступенькам крыльца на улицу.

Саймон наблюдая, как она торопится по тротуару к элегантному черному экипажу. Ее измятые юбки со свистом рассекали воздух, русые волосы искусительными волнами струились из-под нелепой шляпы, похожей на клумбу с розами. Он задумался, почему возница не ждет ее прямо напротив крыльца. Вероятно, она велела остановиться чуть дальше, чтобы немного прогуляться. Леди Камелия шагала быстро и решительно, отделанная стеклярусом сумочка болталась на запястье из стороны в сторону. Вечерело, дымчато-сиреневый цвет сумерек вуалью окутывал гостью Саймона. Дойдя до кареты, Камелия обернулась и помахала рукой.

Распахнув дверцу, она забралась в карету, не дожидаясь, когда кучер слезет с козел и поможет ей сесть.

Закрыв входную дверь, Саймон задержался в холле. Серый цвет, обволакивающий почти пустую комнату, придавал ей мрачный, гнетущий вид. Саймон решил было зажечь газовую лампу на стене, но отказался от этой мысли. Он редко выходил из своей лаборатории раньше полуночи, а поскольку придется наводить порядок, вероятно, пробудет там до утра. Спускаясь в кухню, Саймон обратил внимание, что брюки промокли и липнут к телу, а влажная рубашка расстегнута почти до талии.

Прекрасно, сухо подумал он. Мало того, что к нему приклеили ярлык отшельника, рассеянного, чудаковатого и эксцентричного человека, теперь его назовут эксгибиционистом. Леди Камелия, кажется, не обратила внимания на его наряд, а если и заметила, то искусно скрыла свое смущение. Возможно, время, проведенное в дикой Африке, притупило ее чувствительность к принятым в лондонском обществе приличиям. Сомнительно, чтобы местные рабочие трудились под палящим небом в накрахмаленных сорочках, жилетах и сюртуках.

Саймон взял со стола швабру, стараясь не думать о зеленоватых глазах гостьи, о ее удивительной нежности и тепле в тот краткий миг, когда он поддерживал ее.

– Боже! Мадам, что вы делаете? – возмущенно глянул из кареты мужчина с мясистым, лицом. – Это не ваш экипаж!

– В самом деле? – Камелия с притворным смущением оглядела винно-красный бархат кареты. – Я узнаю занавески. А вы уверены, что сами не перепутали экипажи?

– Совершенно уверен, – решительно ответил мужчина. – Я только что вернулся из провинции и больше трех часов ехал, сидя на этом самом месте. Я собирался выйти как раз в тот момент, когда вы взобрались в карету.

Камелия настороженно выглянула из окна кареты, наблюдая, как Саймон вернулся в дом и закрыл дверь.

– Тогда я должна попросить у вас прощения, – извинилась она, открывая дверцу. – Я велела кучеру ждать меня здесь, но он, вероятно, проехал чуть дальше. Сожалею, что причинила вам беспокойство. – Она выбралась из кареты и устремилась по улице, крепко сжимая сумочку.

Сердце неистово колотилось в груди. Камелия торопливо шагала, страшась, что мистер Кент обнаружил пропажу чертежа и гонится за ней. От густой смеси триумфа и страха дыхание стало торопливым, шаг быстрым. Возможно, она не получит уникальный насос мистера Кента, но у нее есть подробный чертеж. Она, вероятно, найдет человека, разделяющего ее взгляды на важность археологии, который построит для нее этот насос. В Лондоне есть и другие изобретатели, которых интересуют более возвышенные цели, чем использование силы пара в стиральной машине или выжимание последней капли сока из лимона.

Камелия дошла до конца улицы, потом заторопилась по узкому переулку, где в карете ее ждал Зареб. Ее африканский друг рьяно спорил с ней, когда она настаивала, чтобы он не подвозил ее к дому мистера Кента, но в конце концов смягчился. Излишнее внимание ей ни к чему, а Зареб из-за своей необычной внешности собирал любопытную толпу всюду, где появлялся.

Одной рукой Камелия придерживала шляпу, другой прижимала к груди сумочку, проклиная стальную хватку корсета, громоздкий турнюр и нижние юбки. Вернувшись в Африку, она с удовольствием совершит над ними погребальный обряд. И какой-нибудь археолог тысячу лет спустя, несомненно, сочтет их орудиями пыток.

– Привет, красотка. – Крупный мужчина преградил ей дорогу. – Куда это мы так торопимся?

Не успела Камелия ответить, как огромная рука заткнула ей рот, заглушая рвущийся из горла яростный протест.

Глава 2

– Ты ее крепко держишь, Стэнли? – Пухлый коротышка сердито смотрел на державшего Камелию гиганта. – Я не хочу, чтобы она мне глаза выбила.

– Она сама не знает, что делает, Берт, – оправдывался Стэнли, все еще затыкая Камелии рот и пытаясь схватить ее молотящие воздух руки. – Думаю, она испугалась.

– Конечно, испугалась, олух неуклюжий, – рявкнул Берт. – Этого-то нам и надо, – быстро добавил он, грозно нахмурив кустистые брови, и неторопливо подошел к Камелии. – Благородная леди не привыкла иметь дело с головорезами вроде нас. Так, моя курочка?

Камелия изо всех сил ударила его в голень.

– Черт! – взвизгнул Берт, прыгая на одной ноге. – Ты видел? Ударила меня прямо по косточке. Мне повезло, если она кожу не содрала! – Он согнулся пополам, потирая ногу. – Ты не можешь держать ее покрепче, Стэнли, или мне это делать вместо тебя?

– Прости, Берт, – извинился Стэнли, отважно пытаясь сдержать Камелию, когда ее огромная шляпа упала на землю. – Я не могу затыкать ей рот и одновременно держать за руки и ноги. Может, открыть ей рот?

– Не вздумай, дурья башка! Ты хочешь, чтобы на ее крик пол-Лондона сбежалось?

– Может, она не станет кричать, если мы ее об этом попросим?

– Превосходная идея, – ухмыльнулся Берт. – Правда, Стэнли, давай отпустим ее и попросим ее светлость не пищать.

Стэнли немного отодвинул руку ото рта Камелии.

– Прекрати, олух ты этакий! – заорал Берт, замахав руками, как переполошившаяся курица крыльями. – Я не это имел в виду!

– Тогда зачем ты это сказал? – смутился Стэнли.

– Я пошутил. Знаешь, когда шутишь, говоришь одно, а имеешь в виду другое.

Стэнли озадаченно покачал головой:

– Ты сказал одно, а думал другое? И как я должен отличать, когда ты шутишь, а когда нет?

– О Господи! Я буду говорить тебе, Стэнли, хорошо?

– Ты будешь говорить мне до того, как пошутишь, или после? – не унимался взволнованный Стэнли. – Я хочу точно знать, когда ты шутишь.

– Боже милостивый! Я тебе после шутки сразу скажу. Тебя это устроит?

– Лучше ты говори мне до того, – рассудительно сказал Стэнли, – Тогда я буду уверен, что не сделаю того, что ты не имел в виду.

– Ладно, я буду тебя заранее предупреждать, не думай об этом, хорошо?

Стэнли, совершенно сбитый с толку, покачал головой:

– Если я не должен об этом думать, то зачем это говорить?

– Святая Мария! Ну хорошо, хорошо! – Маленькие глазки Берта едва не вылезали из орбит от возмущения, – Я вообще не буду ничего говорить. А теперь, если не возражаешь, займемся делом.

– Хорошо, Берт, – дружелюбно сказал Стэнли. – Что мне дальше делать?

– Держи ее так, чтобы она снова не ударила меня по ногам, – инструктировал Берт, свирепо глядя на Камелию.

– Я не могу держать ее ноги, у меня руки заняты, – объяснил Стэнли.

– Тогда прижми ее ноги своей ногой.

– Это неприлично, Берт, – спокойно сказал Стэнли. – Отойди немного, чтобы она не дотянулась до твоих ног.

– Мне нужна сумочка, которую она держит в руке.

– Я её заберу.

Камелия отчаянно сопротивлялась, но противник был значительно крупнее. Зажав ей рот мозолистой ладонью, Стэнли сорвал с ее руки сумочку и бросил Берту.

– Так-так-так, что у нас тут? – кудахтал Берт, открывая сумочку. Он вытащил смятый чертеж и разглядывал его. – Ага! – Когда он поднял глаза от смятого листа бумаги, его глаза радостно блеснули. – Не имеет ли это отношения к вашим драгоценным раскопкам в Африке, ваша светлость? Это дал вам ненормальный изобретатель?

Камелия невозмутимо смотрела на Берта, словно ее ни капли не волновало, взял он чертеж или нет.

– Так я и думал, – сказал Берт, сунув листок в карман. – А что у нас тут еще? – бормотал он, вглядываясь в сумочку. – Мелочи не найдется?

– Он ничего не говорил насчет того, чтобы забрать у нее сумочку, – возразил Стэнли.

– О том, чтобы не забирать, он тоже ничего не говорил, – прагматично заметил Берт, выудил из сумочки маленький кожаный кошелек и быстро пересчитал монеты. – Мы отлично поработали и имеем право получить свою долю, это просто бизнес. – Он сунул кошелек себе в карман.

– Значит, мы закончили? – Стэнли немного ослабил хватку, поскольку Камелия перестала сопротивляться.

– Не совсем. У меня есть для вас сообщение, ваша светлость. – Растягивая слова, Берт неторопливо двинулся к Камелии. – Не суйтесь в Африку, – прошипел он, вытащив из-под сюртука пистолет, – если не хотите видеть, как умрут ваши драгоценные работники. Эта земля проклята, это так же верно, как то, что я здесь стою. Для благородной леди лучше держаться от нее подальше, или вы тоже умрете, поняли?

– Простите, – послышался с конца переулка невнятный голос. – Джентльмены, не подскажете дорогу к «Слепому поросенку»?

– Нет, – рявкнул Берт, свирепо глядя на пошатывающегося мужчину. – Убирайся прочь, пьяница проклятый!

– Это таверна, – подсказал мужчина, словно дополнительная информация могла помочь указать направление. – С самыми лучшими шлюхами в этой части Лондона. Там есть одна, ее зовут Прекрасная Милли, и я не стыжусь сказать, что отдал ей сердце, душу и… большую часть денег. – Он громко икнул.

Берт направил на него пистолет:

– Катись отсюда, болван, или я в тебе дыру проделаю.

– Простите меня. – Мужчина, пошатываясь, двинулся к ним. – Меня, кажется, тошнит. – Он согнулся и уперся руками в колени.

– О Господи! – пробормотал Берт, вздрогнув при ужасных звуках. – Хоть отвернитесь. – Он опустил пистолет.

– Ему плохо, Берт, – сочувственно сказал Стэнли. – Наверное, он съел какую-нибудь гадость.

Воспользовавшись моментом, Камелия издала, как надеялась, убедительный обморочный стон и обмякла в руках Стэнли.

– Что это с ней? – встревожился Берт. – Что ты с ней сделал, Стэнли?

– Ничего я не делал, – оправдывался Стэнли, пытаясь удержать Камелию от падения на землю. – Должно быть, она упала в обморок от страха. Я же говорил тебе, что она испугалась, Берт! Это все твои угрозы, с дамами так не разговаривают!

Пока бандиты спорили, кто повинен в ее обмороке, Камелия, перегнувшись пополам, как тряпичная кукла повисла на руке Стэнли и вытащила спрятанный в ботинке нож. Сильный удар в бедро заставил гиганта с криком выпустить ее. Выдернув нож, она направила его на Берта, заставив бросить пистолет, и побежала прочь.

Раз… два… три…

Раздался оглушительный хлопок, потом другой, третий. Огненные шары взрывались вокруг.

– Помогите! – заверещал Берт и помчался так быстро, как позволяли его короткие ноги. – Он стреляет в нас. Живей, Стэнли, беги, если тебе жизнь дорога!

– Поторапливайтесь, миледи. – Стэнли поднял упавшую Камелию и заслонил своим телом. – Этот пьяница совсем голову потерял!

– Отпустите меня! – Она хотела ударить гиганта ножом, но его стремление спасти ее удержало Камелию.

– Отпусти ее, – скомандовал Саймон, – или тебя на такие клочки разорвет, что крысам на неделю хватит. – Он швырнул в сторону убегающих еще несколько хлопушек, и они с оглушительным грохотом взорвались, вспыхнув красным, зеленым и оранжевым цветом.

– Господи, да тут целая армия! – завизжал Стэнли, крепче прижимая Камелию к себе, и неуклюже двинулся дальше, забыв о том, что пленница сжимает нож.

– Бросай ее, Стэнли! – сопя и задыхаясь, крикнул Берт.

– Меня пытаются спасти, Стэнли, – объяснила Камелия, барахтаясь у его широкой груди. – Отпустите меня.

– Вы уверены, что все будет в порядке, ваша светлость? – тревожно нахмурился Стэнли. – Вы больше не чувствуете слабости?

– Все будет в порядке, – заверила Камелия.

– Тогда ладно. – Гигант небрежно поставил ее на землю и придерживал, пока не убедился, что она способна стоять па ногах.

В переулке раздалась новая серия взрывов.

– Скорей, Стэнли, беги! – верещал Берт.

Стэнли послушно припустил вслед за своим подельником.

– За ними, ребята! – театрально рявкнул Саймон, подбегая к Камелии. – Не дайте им уйти! – Он продолжал кидать зажженные петарды вслед Стэнли и Берту, пока негодяи не исчезли из виду. Наконец он повернулся к Камелии.

– Мистер Кент? – задохнулась она от изумления. – Что вы тут делаете?

Саймон, едва сдерживая ярость, смотрел на ее испачканное лицо, спутанные волосы, прореху на плече платья. Когда он вбежал в переулок и увидел, что гигант схватил Камелию и угрожает ей, его охватил такой гнев, которого он в жизни не испытывал. По счастью, привычка мыслить логически удержала Саймона от идиотского поступка. Он был один, безоружен и не льстил себя надеждой, что сможет голыми руками справиться с таким великаном, как Стэнли, особенно когда Берт рядом размахивает пистолетом.

Потом Саймон вспомнил, что в кармане сюртука, который он надел, выбегая из дома, лежат петарды.

– Я заметил, что на карете, в которую вы забрались, герб лорда Хибберта, моего соседа. Меня это удивило. Но когда я через некоторое время выглянул в окно, то обнаружил карету на том же месте, она терпеливо ждала леди Хибберт, которая собралась к подруге… Лорд Хибберт рассказал мне, что вы по ошибке сели в его карету, а потом побежали по улице в эту сторону. Меня разобрало любопытство, я решил поискать вас, только для того, чтобы убедиться, что вы сумели найти свою карету. – Он иронически поднял бровь.

– Благодарю вас за заботу, но уверяю вас, что я и сама справилась бы с этими двумя воришками. – Приподняв юбки, Камелия сунула кинжал в ботинок.

– Вы обычно разгуливаете с ножом за голенищем?

– Лондон довольно опасное место, – заметила Камелия. – По этой причине мой отец очень не любил его – тут повсюду воры.

– Эти люди не похожи на воров.

– Конечно, они воры, – настаивала Камелия. – Им нужна была лишь моя сумочка, и, видит Бог, они ее заполучили.

– Это в нее вы положили украденный у меня чертеж? – с невозмутимым видом спросил Саймон.

– Я лишь позаимствовала его на время. Я думала, вы не станете возражать, поскольку им не пользуетесь. Я намеревалась вернуть его вам.

– После того, как дадите кому-нибудь скопировать и используете как основу для вашего парового насоса? Уверен, что закон сочтет изъятие чертежа из моего дома без моего согласия кражей, леди Камелия, хотя вы можете изложить это иначе.

– Но вы же сказали, что не заинтересованы в охране своих идей и изобретений. Вы сказали мне, что наука и технология не продвинулись бы вперед, если бы ученые охраняли спои открытия, – возразила Камелия. – И поскольку вы не можете уделить время созданию парового насоса, я не видела никакого вреда в том, чтобы позаимствовать у вас чертеж. Но теперь его нет, вот что ужасно!

– Если это улучшит ваше настроение, мне чертеж совсем не нужен, схема этого парового двигателя отпечаталась у меня в мозгу.

– Но теперь они знают, что я приехала в Лондон договариваться насчет насоса.

– Кто?

– Эти два хулигана, – поспешно ответила Камелия. Она не хотела, чтобы Саймон зная, что за ней следили. – Я беспокоюсь, что теперь они продадут ваше изобретение другому ученому, который построит насос, получит славу и деньги за ваш тяжелый труд.

– Я тронут вашей заботой, – сухо ответил Саймон. – Чего я не понимаю, так это почему ваши милые друзья Стэнли и Берт так заинтересовались вашим маршрутом и почему вы забрались в чужую карету, а потом кинулись в темные пустынные переулки с украденным чертежом и шестидюймовым кинжалом за голенищем. Вас действительно где-то ждет карета, леди Камелия, или это ваша очередная милая выдумка?

– Мой кучер ждет меня на Грейт-Рассел-стрит, перед музеем, – сказала Камелия. – Я думала, что так лучше.

– Дайте подумать. Вы велели ему оставаться там, а сами пошли в музей, делая вид, что проведете там несколько часов. Весьма правдоподобно, что дочь уважаемого археолога, приехав в Лондон, может провести там целый день. Потом вы выскользнули из музея через боковую дверь и пошли ко мне домой, решив, что никто не подумает, будто вы могли куда-то отправиться без кареты.

– Вполне логичный план.

– Полагаю, он был таковым, пока ваши друзья Стэнли и Берт не налетели на вас. Их явно не так легко одурачить, как вы думали. Вопрос в том, почему они так стараются удержать вас подальше от Африки? В ваших раскопках есть для них что-то чрезвычайно привлекательное?

– Я же вам говорила, что я на грани потрясающего открытия. Многие археологи хотели бы захватить мой участок и присвоить себе славу.

– Эти двое не произвели на меня впечатления археологов.

– Конечно, эти головорезы работают на того, кто велел им следить за мной и попытаться запугать.

– Я и не подозревал, что археология такое суровое занятие. Вы имеете представление, кто может быть этим соперником-археологом?

– Нет. Все в Британском археологическом обществе, кажется, смеются над идеей, что в Южной Африке можно найти что-то существенное, но я уверена, что кое-кто понимает важность моего будущего открытия. Они думают, что если смогут напугать меня, то я продам свой участок за бесценок первому же покупателю. Они ошибаются. Я никогда не покину Африку. И не оставлю свой участок, пока не добуду из этой земли все, что она хранит.

– Я восхищен вашей решимостью.

В ее глазах блеснул лучик надежды.

– Вы мне поможете?

– Нет. Я так же предан своим изобретениям, как вы поискам африканских реликвий, леди Камелия. Тем не менее, я провожу вас до кареты. – Саймон прошелся по переулку и ми шел ее шляпу.

– Я не нуждаюсь в охране, – энергично заверила она, раздраженная тем, что он отказывается помочь. – Уверяю нас, я вполне способна самостоятельно добраться до своей кареты.

– Доставьте мне удовольствие, – настаивал Саймон, подавая ей шляпу. – Вы по крайней мере можете таким образом расплатиться со мной за кражу чертежа.

– Вы только что сказали, что он вам не нужен. – Камелия нахлобучила на голову испачканную шляпу. – Вы сказали, что он отпечатался в вашей памяти.

– Тогда сделайте одолжение в знак благодарности за то, что я пришел вам на помощь в трудную минуту, – предложил Саймон. – Должен сказать, я блестяще сыграл влюбленного пьяницу.

– Я высоко ценю вашу заботу, мистер Кент, но действительно не нуждаюсь в вашей помощи. Я прекрасно владею ситуацией.

– Если вы считаете, что подвергнуться нападению двухметрового гиганта, в то время когда его напарник грозил вам смертью и размахивал перед вашим носом пистолетом, – это владеть ситуацией, то должен сказать, вы прекрасно ею владеете.

– Когда вы, пошатываясь, появились на улице, я как раз ударила великана кинжалом в бедро.

– Правда? Вы раньше делали что-то подобное?

– Я много раз охотилась и помогала разделывать туши Я совершенно уверена, что без труда смогла бы перерезать негодяю мышцы.

– Спасибо за предупреждение. – Саймон подал ей руку.

– Простите, мистер Кент, но вас не тревожит, что вас увидят в таком виде? Вы, кажется, забыли шляпу и галстук, а ваша рубашка расстегнута.

– Я покинул дом в спешке. – Саймона позабавило внезапно проснувшееся в ней чувство приличия. – Боюсь, я частенько выхожу из дома в неподобающем виде, это одно из следствий постоянной занятости. Отсутствие моей шляпы вас беспокоит?

Он медленно запахнул мятую рубашку на мускулистой груди.

– Вовсе нет, – ответила Камелия, встретившись с ним взглядом. – Я давно привыкла видеть мужчин без шляп.

– Отлично. Значит, вы не станете возражать против того, чтобы я проводил вас к карете? – Его рубашка теперь была благопристойно застегнута до самой шеи, и он снова подал ей руку.

Камелия вздохнула:

– Если это доставит вам удовольствие, мистер Кент.

Она легко положила руку на рукав его сюртука. Рука Саймона была на удивление твердой и горячей, от жара, проникавшего сквозь перчатку, ладонь немного покалывало.

Они в дружеском молчании пошли по темному переулку к улице. Мужчины и женщины в элегантных вечерних нарядах ехали в каретах в театры, на приемы, званые ужины или просто гуляли. Камелия понимала, что они с Саймоном составляют странную пару: она в безнадежно испорченном платье, обвисшей шляпе, со спутанными волосами, и Саймон в мокрых брюках и помятом сюртуке. Люди неодобрительно поглядывали на них, явно думая, что им не место среди благородной публики, или, хуже того, принимали за карманных воров. Камелия взглянула на Саймона, задаваясь вопросом, беспокоит ли его, что они привлекают всеобщее внимание.

К ее удивлению, на его лице было почти веселое выражение. Либо Саймон не замечал хмурых взглядов, либо они его совершенно не волновали.

– Я совсем забыл, как хороши вечерние прогулки, – сказал он. – Мне действительно нужно чаще выходить из лаборатории.

– Как вы устроили эти взрывы? – полюбопытствовала Камелия.

– Я использовал забытые в кармане сюртука петарды, которые сделал, чтобы позабавить младших братьев и сестер.

– Эти огромные огненные шары всего лишь петарды? Они походили на ружейные выстрелы.

– Я люблю устраивать необычные и шумные фейерверки, – сказал Саймон. – Чтобы усилить цвет и яркость взрыва, я добавил соли металлов и селитру. Моя мать всегда жалуется, что я однажды что-нибудь взорву, но братья и сестры в восторге.

– И сколько у вас братьев и сестер?

– Всего нас девять, но только трое еще достаточно юны, чтобы приходить в восторг от старшего брата, который умеет устраивать взрывы. Остальные помнят пожары, которые я едва не учинил в детстве, когда выяснял, сколько ружейного пороха понадобится, чтобы поднять крышку жаровни, или сколько света даст масляная лампа с пятью фитилями вместо одного.

– Вы устраивали пожары?

– Случалось, – пожав плечами, признался Саймон. Они свернули на улицу, где перед входом в Британский музей ждали несколько карет. Около одной из них, смеясь и на что-то указывая, толпились дети и взрослые. – К счастью, мне ни разу не удалось сжечь дом дотла, хотя наш дворецкий Оливер всегда был уверен, что я это сделаю.

– Вот моя карета. – Камелия указала на скромный черный экипаж, у которого собрались дети.

– Что они разглядывают?

– Моего кучера. Стоит ему где-нибудь появиться, он сразу привлекает к себе внимание.

Подойдя вместе с Камелией к карете, Саймон увидел, что так привлекло детей.

На козлах сидел худой африканец лет пятидесяти или чуть постарше. Палящее африканское солнце избороздило его темное лицо глубокими морщинами. Лоб и челюсти были квадратными, впалые щеки свидетельствовали, что в его жизни случались времена, когда пища была более чем скромной. Он сидел, выпрямив спину, вскинув голову, и смотрел прямо перед собой. Его гордые манеры граничили с надменностью, выдавая благородство и силу духа, которые Саймон нашел чрезвычайно привлекательными. В фантастическом наряде африканца сплетались пурпурный, сапфировый и изумрудный цвета. На голове у него была широкополая кожаная шляпа, которая, казалось, не гармонировала с экзотическим нарядом, но была гораздо практичнее лоснящихся фетровых шляп, которые диктовала джентльменам лондонская мода. Темного цвета кожи, необычайного наряда и странной шляпы было достаточно, чтобы разжечь любопытство прохожих, но не это заставляло детей захлебываться от смеха.

На голове африканца прыгала обезьянка, бросая в детей вишней.

– Зареб, я просила тебя не выпускать Оскара из кареты, – упрекнула Камелия.

– Он хотел посмотреть на детей, – объяснил Зареб.

– Скорее он хотел их покормить, – пробормотала Камелия. Она протянула руки к обезьянке, и та, восторженно взвизгнув, перепрыгнула с головы Зареба на плечо Камелии. – Оскар, если ты хочешь ездить со мной, то должен научиться сидеть в карете.

Оскар протестующе застрекотал и одной лапой обнял Камелию за шею.

Темные глаза Зареба быстро прошлись по Камелии, отмечая ее взъерошенный вид. Потом необычный кучер перешел взгляд на Саймона. Он долго смотрел на него, словно пытаясь докопаться, что скрывается за плачевным видом спутника Камелии. Наконец он снова переключил внимание на Камелию:

– Теперь мы можем возвращаться?

– Мы можем возвращаться домой, – ответила Камелия, зная, что Зареб имел в виду совсем другое. – Она повернулась к Саймону: – Спасибо, что проводили меня к карете, мистер Кент, и за то, что пришли на помощь. Извините, что причинила вам столько хлопот, и простите за потерю чертежа.

– В извинениях нет необходимости. – Теперь, когда пришло время еще раз попрощаться, Саймон снова почувствовал странное нежелание расставаться с Камелией. – Вы уверены, что все будет в порядке?

– Конечно, – сказала она, пытаясь удержать Оскара, который норовил вытащить из ее волос последние шпильки. – Все будет замечательно. Если вы передумаете, мистер Кент, я остановилась на Беркли-сквер, номер двадцать семь. Я пробуду там несколько недель, а потом мы вернемся в Южную Африку.

Саймон заколебался. Он толком не знал, как приличнее уйти. Джентльмен поцеловал бы ей руку, но поскольку Камелия двумя руками сдерживала обезьянку, чтобы та не играла ее волосами, это было невыполнимо.

– Что ж, тогда до встречи, леди Камелия, – неловко сказал Саймон, словно считал, что однажды может просто налететь на нее на улице. Он открыл дверцу кареты и подал Камелии руку, чтобы помочь ей войти внутрь.

Оскар стремглав пробежал по руке Саймона и уселся ему на голову.

– Оскар! Слезай сейчас же! – сказала Камелия.

Оскар пронзительно вскрикнул и покачал головой, сильнее вцепившись в волосы Саймона.

– Слезай, Оскар, – начала сердиться Камелия, – или не получишь после обеда имбирного печенья.

Обезьянка нахально ухмыльнулась, заставив собравшуюся толпу расхохотаться.

– Слезай, Оскар, – сказал Зареб. – Потерпите, – добавил он, повернувшись к Саймону.

Оскар, словно раздумывая, заколебался. Потом, потрепав Саймона по голове, прыгнул на покрытое бархатом сиденье кареты.

– Простите. Обычно он этого не делает, он довольно хорошо себя ведет, – извинилась Камелия. Это даже отдаленно не походило на правду, но она не видела причин, чтобы Саймон думал иначе.

– Все в порядке. Вы всегда берете его с собой?

– Не всегда, но боюсь, он считает пребывание здесь заточением. Дома он привык к большей свободе, но я не могу позволить ему разгуливать по Лондону. Предполагалось, что он останется в карете, но ему это не понравилось. Он не привык сидеть взаперти.

– Я могу это понять. – Саймон помог ей подняться в карету и закрыл дверцу.

Камелия с надеждой посмотрела на него:

– Вы сможете изменить свое решение относительно моего предложения?

Саймон замялся под умоляющим взглядом ее необычных зеленых глаз. В какой-то миг у него возникло искушение сказать «да». Увы, он прекрасно сознавал свои обязательства. Он поклялся своему брату Джеку, который владел стремительно развивающейся судоходной компанией, что посвятит все свое время созданию мощного двигателя. Джек хотел, чтобы его «Северная звезда» славилась самыми быстрыми кораблями в мире, и Саймон был решительно настроен осуществить план брата. Кроме того, он работал над множеством других изобретений, включая стиральную машину, которую через полгода надо представить в Обществе прогресса промышленности и технологии. И хотя Саймон не любил эту сторону своей профессии, были еще и финансовые дела, которыми он не мог пренебрегать. Несколько его изобретений выпускались в ограниченном количестве, но это не давало достаточного дохода для продолжения работы.

Он попросту не мог себе позволить бросить все и уехать в Африку с леди Камелией, даже если бы захотел.

– Я наведу справки и, может быть, найду кого-то, кто сможет вам помочь, – предложил Саймон. – Я уверен, что в Лондоне найдется производитель насосов, который даст его вам в аренду и отправит морем в Южную Африку.

Камелия кивнула, стараясь скрыть разочарование. Она уже осторожно обращалась ко всем производителям в Лондоне. И все ей отказали, сославшись на отсутствие свободного оборудования или проблемы с ее финансами. Камелия знала, что настоящие причины отказа другие.

Монополия, контролирующая рынок насосов в Южной Африке, посоветовала производителям не предоставлять Камелии насос, если они не хотят потерять свои контракты.

– Спасибо. Вы очень любезны.

Зареб дернул вожжи, и карета покатилась вперед. Оскар, подпрыгнув, заверещал на Саймона, и толпа зевак снова расхохоталась.

Саймон смотрел вслед карете, пока она, свернув за угол, не исчезла в сгущающихся сумерках. Наконец он повернулся и пошел к дому, чувствуя странное одиночество.

Он почувствовал дым раньше, чем увидел его.

Свернув на свою улицу, Саймон увидел перед своим домом замершую в ужасе толпу, смотревшую на вырывающееся из окон рыжее пламя.

Боже милостивый! Страх ударил в грудь. Саймон смутно слышал в отдалении звуки колокольчиков, свидетельствующие, что к дому спешит бригада пожарных. Около двадцати человек выстроились в цепочку и быстро передавали друг другу ведра с водой. Коренастый мужчина в конце цепочки доблестно выплескивал воду на дом. Но вода бесполезно поливала каменные стены, не достигая бушующего внутри пламени.

– Пропустите меня! – крикнул Саймон, прокладывая дорогу сквозь толпу зевак, задыхавшихся на затянутой дымом улице. – Это мой дом! Дайте пройти!

– Это он! – крикнул кто-то. – Изобретатель Кент! Его не было дома!

Толпа, ахнув, расступилась, образовав узкий коридор и давая ему дорогу.

– Я всегда знал, что он дом дотла спалит, – пробормотал кто-то в толпе. – Вот к чему ведут дурацкие изобретения.

– Нам крупно повезло, что горит только его дом, – добавил другой.

– Если ветер усилится, пожар охватит всю улицу, – бросил третий. – Только посмотрите, какое высокое пламя.

– Давно надо было вас выгнать, – истерически крикнула какая-то женщина. – Против таких, как вы, должен быть закон.

Саймон, не обращая на них внимания, рассматривал горящий дом. Он давно знал, что жителей окрестных домов не радует соседство с изобретателем. Причем с изобретателем довольно сомнительного происхождения. Жар становился сильнее, воздух потемнел от дыма и золы. Черный зловещий плюмаж вырывался из входной двери, но в прихожей и на лестнице было темно, значит, пламя еще не добралось туда. Скинув сюртук, Саймон закрыл им лицо и бросился к боковой двери для слуг, ведущей в кухню.

– Не пытайтесь войти! – крикнул один из мужчин, передающих ведра с водой. – Ваш хлам этого не стоит.

Саймон едва слышал его. Щурясь от жара и дыма, он смотрел в окна лаборатории на разбросанные по полу остатки своих трудов. Повсюду горели книги и бумаги. Столы с бессчетными макетами и чертежами будущих творений повалены. Его драгоценная стиральная машина, которая, как ожидал Саймон, через пару месяцев совершит революцию в стирке, лежала на боку. Огромный чан, сорванный с подставки, откатился в сторону, пламя лизало металлические конструкции паровой машины.

– Простите, сэр, но вам лучше отойти, – произнес чей-то голос. – Небезопасно стоять так близко, окна могут в любую минуту вылететь. Вы ничего не можете сделать.

Обернувшись, Саймон увидел серьезного молодого пожарного. Прибыли три бригады, около тридцати пожарных с шумом развернули шланги и начали поливать дом. Хотя они действовали быстро, Саймон знал, что удастся спасти разве только стены. Все, что пожарные могут сделать, – это не дать пламени перекинуться на другие дома.

– Вы когда-нибудь слышали, чтобы огонь перевернул столы и тяжелое оборудование, которое весит больше пятисот фунтов?

Пожарный смущенно посмотрел на него:

– Нет, сэр… нет, если не было какого-нибудь взрыва.

Саймон бросил последний взгляд на руины своей лаборатории, стараясь сдержать охватившую его бессильную ярость.

– Вот и я не слышал.

Глава 3

Зареб медленно шел к гостиной, сжимая в темной руке драгоценный конверт.

Письмо проделало долгий путь из Южной Африки, царапины, пятна, складки говорили о трудной дороге. Почти четыре недели его везли на лошадях, на поезде, на корабле, письмо преодолело африканские саванны и устремилось к цели сквозь океанские волны. Зареб сильнее сжал конверт, стремясь почувствовать жар, согревавший письмо в начале пути. Он скучал по очищающей ласке жаркого африканского солнца, которое фантастическим диском расплавленного золота сияло на ярко-голубом небе. В Лондоне небо обычно затянуто тучами, даже в ясную погоду отвратительный дым горевших с утра до ночи каминов заволакивает его плотной пеленой. Дома, казалось, наползали друг на друга, создавая отталкивающее нагромождение кирпича и камня, напоминавшее Заребу тюрьму. Люди сами заточали себя за тяжелыми шторами мрачных гостиных, заполненных лишней мебелью. Там не было пространства, воздуха, света, и, насколько он мог видеть, в этом месте под названием Лондон не было радости.

Чем скорее он заберет Камелию домой, тем лучше.

Зареб нашел ее в столовой. Камелия, склонив голову и нахмурив брови, раздумывала над письмом, которое писала, Оскар сидел на столе и жадно грыз арахис, засыпая все вокруг шелухой. С тех пор как они приехали в Лондон, обезьянке, кроме еды и озорства, нечем заняться. Раз Оскар занят едой, значит, он не успел напроказничать. Зареб надеялся, что от жирных орехов его маленький приятель не растолстеет и у него не разболится живот. Серый турако, ленивая птица по имени Харриет, взгромоздилась на спинку кресла, любуясь собой в овальное зеркало, которое Камелия подвесила к канделябру, чтобы развлечь любимицу. Когда Зареб вошел, птица заверещала и взъерошила перья, объявив о его появлении.

– Пришло письмо, Тиша, – сказал Камелии Зареб, назвав ее африканским именем, которое ей дали в детстве, – от мистера Траффорда. – Он замолчал, ожидая реакции.

– И?..

– Дует темный ветер. – Зареб бы не сказал этого, если бы Камелия не спросила. Он не хотел огорчать ее еще больше. – Это все, что я чувствую.

Камелия кивнула. Конечно, дует темный ветер. Насколько она понимала, он дул несколько последних месяцев, так с чего бы ему перемениться? Вздохнув, она отложила перо. Возможно, Зареб ошибается. Но она не помнила, чтобы он хоть раз ошибся, хотя порой его слова были весьма туманны и требовали толкования. Дует темный ветер. Прекрасно, сказала она себе, отмахнувшись от теснившей грудь тревоги. Взяв у Зареба письмо, она разорвала конверт. Посмотрим, что темный ветер принес сегодня.

– На раскопках произошел очередной несчастный случай, – спокойно сказала она, быстро просмотрев письмо от мистера Траффорда, руководящего работами. – Они пытались вычерпать воду, но участок все еще затоплен, и стена с юго-восточной стороны расшаталась. Она внезапно обрушилась, убив Мосуэна и ранив четверых. Еще девять рабочих ушли.

Камелия, проглотив ком в горле, положила письмо не стол. Мосуэн был хорошим человеком. Он работал у нее только два месяца, был сильным, старательным и, кажется, искренне радовался любой находке. А теперь он погиб, погиб из-за нее. И еще четверо ранены. Мистер Траффорд не написал, насколько сильно, но Камелия понимала, что сила обрушения была ужасной. Она прижала пальцы к пульсирующим от боли вискам.

– В письме есть что-то еще, – сказал Зареб. Это было утверждение, а не вопрос.

Камелия кивнула:

– Оставшиеся рабочие еще сильнее уверились, что участок проклят. Они заявили мистеру Траффорду, что уйдут, если я не повышу им плату, чтобы компенсировать опасность, которой они подвергают себя и членов своих семей, работая в проклятом месте. Он пообещал рабочим денег, чтобы удержать их, пока не свяжется со мной. Он хочет знать, что ему делать.

Зареб ждал.

– Я напишу, чтобы он увеличил плату на пятнадцать процентов с выплатой по окончании контракта.

– Это их не устроит, Тиша, – спокойно заметил Зареб. – Они всего лишь люди и боятся, что могут не дожить до окончания контракта. Ты должна дать им что-то сейчас, показать свою уверенность. Ты должна напомнить им, что их верность будет вознаграждена.

– Как я могу платить им больше, когда не в состоянии заплатить то, что уже должна?

– Ты получишь деньги. Они на подходе.

– Когда? Как?

– На подходе, – настаивал Зареб. – Ты их получишь. Я это знаю.

Камелия вздохнула:

– Я высоко ценю твою веру в меня. Зареб, но до сих пор не сумела получить никакой помощи, необходимой для продолжения раскопок. Старые друзья отца отказались вкладывать деньги в проект, потому что не верят, что я способна добиться успеха там, где это не удалось отцу. Ни один производитель насосов в Лондоне не согласился снабдить меня оборудованием. Они не верят, что я верну кредит, или клянутся, что у них нет свободных насосов, но я-то знаю, что компания «Де Бирс» приказала не иметь со мной дел. Моей последней надеждой был мистер Кент, но и он отказался мне помочь.

Честно говоря, последней ее надеждой был чертеж Саймона, но и эта надежда не оправдалась. Больше никто в Лондоне не сможет снабдить ее насосом. Камелия не сказала Заребу, что украла у Саймона чертеж. Зареб был бескомпромиссно честен.

Хоть старый африканец и любил Камелию и желал ей успехов, он бы не одобрил, что для достижения цели она прибегла к банальному воровству.

– Мистер Кент помог тебе, – возразил Зареб. – Он пришел к тебе на помощь в переулке.

– Там мне его помощь была не нужна, – запротестовала Камелия. – Я прекрасно владела ситуацией.

Когда в тот вечер она добралась до своей кареты, ей пришлось рассказать Заребу, что на нее напали двое мужчин. Камелия описала этот эпизод как простое ограбление. И уверила Зареба, что воришкам удалось застать ее врасплох только потому, что она потеряла бдительность. Такой ошибки она больше не сделает. Камелия не могла допустить, чтобы Зареб думал, что она в опасности. Ее старый друг и так беспрестанно за нее беспокоится, именно поэтому он отказался отпустить ее в Англию одну. Он плохо отреагирует на мысль, что кто-то нанял обыкновенных бандитов, чтобы запугать ее и заставить отказаться от раскопок.

Зареб и без того считает Лондон грязным, нецивилизованным, кишащим варварами местом.

– Мистер Кент снова придет, – настаивал Зареб. – Он этого не хочет, но придет.

Камелия скептически посмотрела на африканца:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Она вздохнула. Она знала, что если станет расспрашивать Зареба, то рискует его обидеть. Если Зареб говорил, что что-то знает, то цеплялся за свое утверждение с тем же упорством, с каким лев оберегает свою добычу.

Кто-то вдруг забарабанил во входную дверь. Харриет, испугавшись, заверещала и забила крыльями. Оскар с перепугу метнулся к хозяйке и взобрался ей на плечо, по пути опрокинув чернильницу.

– Мое письмо! – воскликнула Камелия, схватив со стола бумагу, и с досадой смотрела, как чернильные капли черным дождем посыпались на поцарапанный стол.

Оскар сердито заворчал на птицу, потом кротко прижался мордочкой к щеке Камелии.

– Оскару тут плохо, он чувствует себя в ловушке, – заметил Зареб. Он вышел из комнаты и направился к входной двери под шелест своего ослепительно яркого наряда.

– Все в порядке, Оскар, – пробормотала Камелия, поглаживая спинку обезьянки. Вытащив из рукава мятый носовой платок, она начала поспешно промокать чернила, пока они не полились на ковер. – Это случайность.

– К вам лорд Уикем, миледи, – торжественно объявил Зареб.

Высокий красивый молодой человек с рыжеватыми волосами и темными глазами вошел в столовую.

– Эллиот! Как я рада тебя видеть! – Камелия поспешила к гостю и горячо сжала его руки. – Ох, – простонала она, огорченно глядя на чернильные пятна, появившиеся на его пальцах. – Прости!

– Не волнуйся, Камелия. – Эллиот быстро вытащил из кармана прекрасно сшитого сюртука аккуратно сложенный платок и тер руки, пока пятна из черных не превратились в грязно-серые. – Видишь? На этот раз я подготовился, – легко поддразнил он.

Все еще цепляясь за шею Камелии, Оскар сердито закричал на гостя.

– Как вижу, Оскар по-прежнему меня недолюбливает, – нахмурился Эллиот.

– Он многих недолюбливает. – Камелия пыталась снять с плеча цеплявшуюся обезьянку. – Ему тут плохо. Все здесь ему кажется чужим.

– Он знает меня много лет, Камелия. Я надеялся, что покажусь ему знакомым.

– Просто ему не нравится долго сидеть взаперти, – добавила Камелия, вздрогнув, когда Оскар упрямо вцепился миленькими пальцами ей в плечо. – Довольно, Оскар, – нахмурилась она, отцепив его. – Иди к Заребу. – Она протянула обезьянку старому африканцу.

Эллиот выжидательно смотрел на слугу, ожидая, что тот извинится за промедление.

Зареб спокойно ответил на его взгляд и остался на своем месте.

– Наверное, мы можем попить чаю, Зареб, – предложил Эллиот.

– Спасибо, лорд Уикем, я не хочу пить.

Эллиот чуть поджал губы.

– Не ты, Зареб. А леди Камелия и я.

– Ты хочешь, чаю, Тиша? – повернулся к Камелии Зареб.

Камелия про себя вздохнула. Напряженные отношения между двумя мужчинами возникли еще в ту пору, когда Эллиот впервые приехал в Южную Африку, чтобы работать с ее отцом. Камелии тогда было тринадцать.

– Да, Зареб, с удовольствием, если ты не против приготовить.

– Хорошо, Тиша. – Зареб повернулся к Эллиоту: – Вы тоже хотите чаю, ваше сиятельство?

Камелия видела, как Эллиот кивнул, явно удовлетворенный, что заставил Зареба выполнить свое приказание. Бедный Эллиот не понимал образа мыслей африканца, поэтому не мог оценить, что Зареб предложил ему чаю как хозяин дома, а не как слуга. Грань была тонкой.

Для Зареба она была решающей.

– Тебе надо было послушаться меня и оставить его в Африке, – сказал Эллиот, когда Зареб вышел из комнаты. – Я говорил тебе, что Лондон не место для старого слуги. Он даже не понимает, как здесь следует себя вести.

– Зареб не слуга, Эллиот, – подчеркнула Камелия. – Он друг моего отца и посвятил свою жизнь присмотру за мной. Он никогда бы не позволил мне поехать в Лондон одной.

– Он туземный слуга твоего отца, – категорически возразил Эллиот. – И его странная долголетняя дружба с твоим отцом этого факта не отменяет. И хотя я понимаю, что Зареб тебя обожает, он не имеет права влиять на твои решения. Если уж на то пошло, тебе не следовало привозить сюда ни его, ни эту нелепую обезьяну, ни птицу. Это только вызывает пересуды, и мне чрезвычайно не нравится, что об этом говорят.

– Меня не интересует, что обо мне говорят, – возразила Камелия. – Я не оставила бы Зареба. Я не знала, как долго мы тут задержимся, и поскольку не было способа объяснить Оскару, что мы вернемся, мне не оставалось ничего другого, как взять его с собой. Если бы я оставила его в Африке, он бы попытался отправиться вслед за мной и, в конце концов, потерялся бы.

– Ради Бога, Камелия, как обезьяна может потеряться в Африке?

– Даже у обезьян есть дом, Эллиот. Дом Оскара там, где Зареб и я. Если бы он остался без нас обоих, то почувствовал бы себя брошенным и стал бы искать нас. – Взгляд Камелии скользнул по ковру и резко поднялся к Эллиоту. – Пойдем в гостиную, – с внезапной беспечностью проговорила она, схватив Эллиота за руку. – Посидим там и подождем чай.

Сбитый с толку Эллиот посмотрел на пол.

– Боже милостивый! – пробормотал и отпрыгнул от оранжево-черной змеи, ползущей по его ботинку. – Отойди, Камелия, может быть, она ядовитая!

– Только немного. – Камелия наклонилась поднять почти метровое пресмыкающееся. – Руперт тигровая змея, так что его яд для человека практически безвреден.[1] Думаю, что ого заинтриговали твои ботинки, обычно он сторонится людей.

Эллиот недоверчиво посмотрел на нее:

– Ты хочешь сказать, что и змею привезла с собой?

– Я не хотела брать Руперта, но он заполз в один из моих чемоданов. Когда я его обнаружила, мы были уже в открытом море. Он не доставляет мне никаких хлопот. Если у него есть хорошая еда и теплое местечко, ему ничего больше не надо.

– Рад слышать, – с трудом проговорил Эллиот, не спуская глаз со змеи.

– Руперт, оставайся здесь с Харриет и веди себя хорошо, – проинструктировала Камелия, положив змею на выцветшую обивку стула. – Я скоро вернусь и покормлю тебя. – Она закрыла дверь в столовую и повела Эллиота наверх, в гостиную.

– Я беспокоюсь за тебя, Камелия, – начал Эллиот, когда она уселась на софе. – Ты больше не можешь так жить.

– Как «так»?

– Жить в этом доме одной, с бродячим зверинцем. Пошли разговоры. И то, что говорят люди, для меня невыносимо.

– Во-первых, я не живу одна. Я живу с Заребом.

– В этом-то и проблема. Ты не замужем, и тебе не следует жить с мужчиной, даже если он всего лишь слуга. Это неприлично.

Камелия удержалась от очередного напоминания, что Зареб не слуга.

– Прилично это или нет, такова моя жизненная ситуация. Ты знаешь, что Зареб с детства заботится обо мне, Эллиот, и меня удивляет, что ты находишь что-то крамольное в том, что он до сих пор живет со мной. Ничего не изменилось.

– Твой отец умер, и это все изменило, – настаивал Эллиот. – Я знаю, что тебе это трудно понять, Камелия. Ты всю свою жизнь провела с отцом на раскопках, жила в палатке среди туземцев, без гувернантки. И хотя отец потакал твоему желанию вести неподобающую для девушки жизнь, теперь его нет, и ты действительно должна задуматься о своей репутации.

– Единственная репутация, которая меня интересует, это моя репутация археолога. Если людям хочется поговорить обо мне, то пусть сосредоточат внимание на моей работе, а не на том, с кем я живу, и каких животных привезла из Африки. Я действительно не могу понять, почему всех это так интересует.

– То, что людям следует делать и что они в действительности делают, – это две большие разницы. Нравится тебе это или нет, но твоя репутация незамужней женщины влияет на репутацию археолога. Ты приехала сюда, чтобы попытаться получить деньги для своей экспедиции. И преуспела?

– У меня есть кое-какие успехи. Я еще не закончила.

Камелия не хотела, чтобы Эллиот знал, с какими трудностями она столкнулась, добывая деньги на продолжение работы. Как только умер отец, Эллиот принялся уговаривать ее отказаться от работы и продать участок. Хотя любовь к Африке и преданность лорду Стамфорду годами держали его на раскопках, он постепенно пришел к убеждению, что там мало ценного. Эллиот испытывал к Камелии глубокую симпатию и защищал ее. Он не хотел, чтобы она истратила небольшие деньги, оставленные отцом, посвятив всю свою жизнь археологии и через долгие годы потерпев неудачу, как и лорд Стамфорд. Камелия это знала.

– И сколько денег тебе удалось добыть? – спросил Эллиот.

– Достаточно, чтобы продержаться некоторое время, – уклончиво ответила Камелия. Конечно, если увеличить плату рабочим, чтобы они не разбежались, долго она не продержится, но Эллиоту это знать ни к чему. – Я рассчитываю в ближайшее время достать больше. Я планирую на этой неделе побывать на балу Британского археологического общества и рассказать о раскопках. Уверена, что, услышав о необычных наскальных рисунках, которые мы обнаружили в прошлом октябре, члены Общества меня с радостью поддержат.

– Наскальные рисунки нельзя перевезти в Британский музей, – напомнил Эллиот. – Члены общества заинтересованы поддерживать рискованные предприятия, которые обещают хорошую отдачу, а это означает поиск объектов, которые можно перевезти и продать в коллекцию.

– Я уверена, что мы их найдем, как только откачаем с участка воду и продолжим раскопки.

– Ты сумела найти насос?

– Сумею.

– Что слышно от Траффорда?

– Я сегодня утром получила от него письмо. Они по-прежнему пытаются вычерпать воду вручную.

– И это все, что он написал?

– К несчастью, стена обвалилась, и один рабочий погиб. Чудесный работящий молодой мужчина по имени Мосуэн. Еще четверо ранены.

Эллиот мрачно покачал головой:

– Теперь остальные еще больше уверятся, что участок проклят.

– Но мы с тобой считаем это чепухой. Никаких проклятий не существует.

– Не имеет значения, в чем уверены мы с тобой, Камелия. Важно, что думают туземцы. И если ты не сможешь заполучить на свой участок рабочих, земля окажется никчемной. – Эллиот серьезно посмотрел на нее. – Тебе следует обдумать предложение «Де Бирс» о покупке твоего участка, Камелия. Они сделали весьма заманчивое предложение, учитывая, что земля не представляет никакой ценности.

– Я уверена, что она чрезвычайно ценная, Эллиот.

– За двадцать лет твой отец не нашел даже малюсенького алмаза.

– Мой отец не искал алмазы.

– Я сказал это только потому, что тебе, учитывая твою финансовую ситуацию, просто повезло. Компания «Де Бирс» заинтересовалась твоим участком только потому, что они хотят расширить свои владения вокруг Кимберли.

– Я уже сказала, Эллиот, что никогда не продам участок «Де Бирс», поскольку в поисках алмазов они все уничтожат. Не важно, сделают ли они это в следующем году или через пятьдесят лет. Эта земля драгоценное окно в прошлое, и ее нужно охранять. Именно поэтому я вернусь обратно как можно скорее. Когда я там, рабочие не так боятся. Думаю, когда белая женщина хочет работать на участке, мужская гордость заставляет их быть такими же храбрыми.

– Гордость не имеет к этому никакого отношения. Я знаю, что тебе неприятно это слышать, Камелия, но кафры видят в тебе источник денег, и ничего больше. Когда деньги кончатся, туземцы разбегутся, и ты останешься ни с чем.

– Тогда я буду копать сама, – настаивала Камелия. – Столько лет, сколько потребуется.

– Ты так же упряма, как и горда. Совсем как твой отец.

– Ты прав. Я такая.

Эллиот вздохнул:

– Хорошо, Камелия. Будь по-твоему. И поскольку я тоже планировал посетить бал Археологического общества, я буду сопровождать тебя.

– Это очень мило с твоей стороны, Эллиот, но, право, в этом нет необходимости. Зареб меня отвезет.

– Зареб только вызовет новые разговоры, – возразил Эллиот. – Всюду, где он появляется, вокруг твоей кареты собираются зеваки, поскольку он нелепо выглядит в диковинном африканском наряде. Ты не должна этого позволять, Камелия, прикажи ему носить что-то более подходящее для слуги, хотя бы пока он здесь.

– Английская одежда предназначена для англичан.

Обернувшись, Камелия и Эллиот увидели в дверях Зареба. Лицо его было спокойным, но сжатый рот свидетельствовал, что Зареб слышал, как Эллиот назвал его слугой.

– Ошибочно думать, что пребывание в Англии делает меня англичанином, – продолжал Зареб. – Не в большей степени, чем пребывание в Африке делает вас африканцем, ваше сиятельство. – Он поставил поднос на стоявший перед софой стол. – Твой чай, Тиша.

– Спасибо, Зареб.

Камелия сомневалась, понял ли Эллиот, что Зареб оскорбил его. Эллиот никогда не думал, что белый человек захочет стать африканцем.

Оскар вскочил на стол и схватил имбирное печенье, сбросив при этом на пол молочник.

– Ох, Оскар, – вздохнула Камелия, забрав обезьянку и вытирая ей перепачканные лапы салфеткой. – Тебе всегда нужно всюду лезть?

Успокоившись у нее на руках, Оскар начал жадно есть печенье.

– Я должен идти, Камелия, – сказал Эллиот. – Надеюсь, ты изменишь свое решение относительно моего предложения проводить тебя на бал.

– Спасибо, Эллиот, но я действительно предпочитаю поехать в собственной карете, – заверила его Камелия. – Тебе нравятся торжественные приемы, а я нахожу их утомительными. Мне неприятно думать, что из-за меня тебе придется уехать раньше. Я уверена, что тебе не терпится поговорить с членами Общества о своем новом бизнесе, связанном с импортом.

На точеных чертах Эллиота промелькнула тень досады. Однако как ему ни хотелось продолжить спор с ней, Камелия знала, что при Заребе он этого не сделает. Несмотря на годы, проведенные в Южной Африке, Эллиот глубоко чтил правила этикета, принятые в британском обществе.

Никто не спорит при слугах. Никогда.

– Хорошо. Встретимся там.

Он склонился поцеловать руку Камелии, но, вспомнив, что она перепачкана чернилами и молоком с мохнатых лап Оскара, передумал. Он предпочел официально поклониться и вслед за Заребом пошел к двери.

Когда Зареб положил руку на медную дверную ручку, от нее шел жар. Тепло согрело его ладонь, проникло в скованные пальцы, которые болели с тех пор, как он прибыл в отвратительную сырую Англию. Что-то произойдет, сообразил Зареб. Что-то значительное.

Он медленно открыл дверь.

– Добрый день, Зареб, – нарочито медленно протянул Саймон. – Мне нужно видеть леди Камелию.

Зареб спокойно разглядывал мужчину. Его гнев был силен, но не настолько, чтобы согреть дверную ручку, а вслед за ней его руку. Нет, энергию, исходящую от растрепанного белого человека, нельзя приписать его едва сдерживаемой ярости. Другая сила охватила этого странного изобретателя, чей язык выдавал джентльмена, а внешний вид и манеры свидетельствовали о презрении к внешним атрибутам.

– Конечно, сэр, – сказал Зареб. – Входите, пожалуйста.

Саймон шагнул в холл.

Эллиот, бросив взгляд на его помятый костюм, решил, что это разносчик.

– Простите, – начал он вежливо, однако не скрывая возмущения, – но разносчики через парадный вход не ходят.

Саймон с любопытством посмотрел на него. Стоявший перед ним мужчина был исключительно красив и безупречно одет, и оба этих достоинства раздражали Саймона.

– Я запомню это на тот случай, если устроюсь разносчиком.

Эллиот насупился:

– Кажется, я допустил оплошность. Извините. Я лорд Эллиот Уикем, – сказал он, пытаясь смягчить оскорбление. – А вы, сэр?..

– Саймон Кент.

Во взгляде Эллиота мелькнуло любопытство.

– Изобретатель?

В этот момент, вереща от удовольствия, в холл влетел Оскар. Он вскарабкался на Саймона и решительно устроился у него на голове.

Саймон нахмурился.

– Мистер Кент! – Камелия удивленно смотрела на Саймона, спускаясь по лестнице. На лице изобретателя было натянутое выражение, что вполне понятно, поскольку Оскар радостно перебирал его рыжие волосы. – Не ожидала так скоро вас увидеть.

Саймон уставился на нее, не в состоянии ответить. На ней было простое платье из бледно-зеленого шелка. Ткань омывала округлости ее груди и бедер, как дождь – плавные изгибы папоротника. Изящная кружевная оборка цвета слоновой кости украшала дразняще низкий вырез. Камелия не носила турнюра, не желая в домашней обстановке терпеть дискомфорт от модного наряда. Волосы с золотистыми прядями были уложены в свободную прическу, придававшую Камелии очаровательную мягкость. Снова Саймона захлестнул ее запах: аромат омытой летним дождем травы и цитрусовых. Когда он встретился взглядом с ее большими ясными серо-зелеными глазами, его пронзил жар. Саймон заволновался, словно его застигли врасплох.

Что, черт возьми, с ним происходит?

– Нам нужно поговорить, леди Камелия, – объявил Саймон, мужественно пытаясь обрести контроль над растревоженными чувствами. – Сейчас же.

– О чем? – спросил Эллиот.

– Мистер Кент изобретатель, Эллиот, – объяснила Камелия. – Я посетила его вчера, чтобы обсудить деловое предложение.

Эллиот с интересом посмотрел на Саймона:

– Вы планируете продать леди Камелии насос?

Саймон бросил на него оценивающий взгляд, который лишь подтвердил первое впечатление. Перед ним стоял избалованный английский джентльмен, это сквозило во всем—от высокомерного изгиба бровей до невыносимого блеска начищенных ботинок. Саймон тут же почувствовал неприязнь к Эллиоту, которая казалась несколько несправедливой. Если не считать того, что его светлость принял визитера за разносчика, он не сделал ничего, чтобы вызвать неприязнь к себе.

– Простите, Уикхип, но это дело касается только леди Камелии и меня. – Саймон перевел взгляд на Камелию.

– Я Уикем, – мягко поправил Эллиот. – И уверен, что леди Камелия не возражает, чтобы вы обсудили цель своего визита в моем присутствии, поскольку я один из ее старейших друзей.

– Сомневаюсь. – Взгляд голубых глаз Саймона был твердым и проницательным. – Однако если вы настаиваете…

– Лорд Уикем уже уходит, – перебила его Камелия.

Она не могла понять, почему Саймон откровенно сердится на нее. В конце концов, он уже знает, что она украла чертеж. Возможно, она вчера случайно уничтожила что-то крайне важное, когда опрокинула столы в его лаборатории.

– Увидимся на этой неделе, Эллиот, – сказала она, коснувшись его руки и провожая к двери. – Я обязательно сообщу тебе обо всех событиях и обстоятельствах, хорошо? – Она одарила его обнадеживающей улыбкой.

– Очень хорошо.

Камелии было ясно, что Эллиот неохотно оставляет ее с Саймоном, но понимает, что не может навязать ей свое общество.

– Мистер Кент, – вежливо кивнул Эллиот Саймону.

– Уикстед.

– Уикем.

– Ах да, конечно. – Саймона озадачило собственное желание уколоть Эллиота. – Простите меня.

– Всего хорошего, милорд. – Зареб проводил Эллиота и накрыл за ним дверь.

– Оскар, слезай сейчас же, – приказала Камелия и протянула к обезьянке руки.

Оскар улыбнулся и демонстративно покачал головой.

– Он всегда так дружелюбен? – поинтересовался Саймон, пытаясь отцепить обезьянку от своих волос.

– Вы Оскару понравились, – одобрительно кивнул Зареб.

– Я польщен, – сухо сказал Саймон.

Он наконец сумел освободиться от упрямой зверушки и посадить ее на пол.

– Давайте поднимемся в гостиную и выпьем чаю, мистер Кент? – предложила Камелия.

– Он уже готов, – добавил Зареб, стараясь соблазнить Саймона. – Со свежим имбирным печеньем. Оно такое хорошее. Я его только утром приготовил.

Камелия удивленно взглянула на Зареба, пытаясь понять, что это на него нашло. По отношению к бедняге Эллиоту африканец не проявил никакого гостеприимства, хотя знал его долгие годы. Неужели он не чувствует враждебности Саймона?

Саймон заколебался. Всю ночь гнев жег его, когда он пытался примириться с тем, что полностью погублены труды долгих лет. Но, несмотря на то, что плотно позавтракал овсянкой, копченым лососем и сосисками в доме родителей, он проголодался.

– Прошу, мистер Кент, – подгонял Зареб, указывая на распахнутые двери в гостиную.

– Хорошо. – Саймон последовал за Камелией, изо всех сил стараясь не обращать внимания на плавное покачивание ее бедер.

– Садитесь, пожалуйста. – Камелия указала на потертое кресло, устроившись на старой софе.

– Да, садитесь. Выпейте чаю. – Не задавая вопросов, Зареб добавил в чашку три полные ложки сахара и щедро долил молока. – Вот печенье. – Он поставил перед Саймоном тарелку.

Саймон взял чашку и взглянул на темные кусочки, предложенные Заребом.

– Спасибо. – Он из вежливости взял печенье.

– Может быть, хотите смородинового пирога?

Камелия не могла понять, почему ее старый друг так любезен с Саймоном. С тех пор как они приехали в Лондон, Зареб никому не оказывал такого гостеприимства. Вероятно, он решил, что Саймон передумал и поможет ей.

Но по сердитому лицу мистера Кента она видела, что он здесь не затем, чтобы предложить ей помощь.

– Чай со смородиновым пирогом будет еще вкуснее. Сейчас принесу. – Зареб торопливо вышел, шурша ярким нарядом.

Возникла неловкая пауза.

– Я не ожидала увидеть вас так скоро, – осторожно начала Камелия.

– После того как вы уехали, произошло много событий. Мой дом сгорел дотла.

– Ох! – задохнулась Камелия. – Все уничтожено?

Кажется, ее удивление искреннее, заметил Саймон. Но он не был уверен. Некоторые люди, когда им это нужно, окапываются блестящими актерами. Что-то говорило ему, что леди Камелия входит в эту категорию.

– К несчастью, да.

– Как начался пожар?

– Надеюсь, вы можете пролить свет на это.

Камелия в замешательстве наморщила брови.

– Вы считаете, я имею к этому отношение?

Саймон промолчал.

– Уверяю вас, находясь в вашей лаборатории, я не совершила ничего, что могло бы вызвать пожар. Не вижу, как я могла это сделать, поскольку все время была у вас на глазах.

– Судя по тому, что вы сумели украсть мой чертеж, я наблюдал за вами не слишком хорошо.

– Я не поджигала ваш дом, мистер Кент, – решительно сказала Камелия, сдерживая вспыхнувший гнев. – Да и какие у меня на это причины?

– Я решительно отказался делать для вас паровой насос, потому что у меня много других проектов, требующих моего внимания. Сегодня все они превратились в обугленные обломки, и у меня мгновенно появилось свободное время. Вас не удивляет такое поразительное совпадение?

«Это довольно странно, – рассуждала Камелия. – В Южной Африке такое событие свалили бы на проклятие или злых духов, которых я и мой отец выпустили на свободу во время раскопок. А может быть, это дело темного ветра, о котором предупреждал Зареб».

У нее по спине пробежал холодок. «Я не верю в проклятия», – твердо напомнила себе Камелия. Все, что происходит, имеет логичное научное объяснение. Отец учил ее этому с детских лет, она хорошо усвоила этот урок и следовала ему.

Даже когда ей отчаянно хотелось, чтобы добрые духи хранили ее и принесли хоть немного удачи.

– Меня удивляет, мистер Кент, как человек вашего ума может прийти к столь нелогичному выводу, – холодно начала Камелия. – Когда я приехала к вам вчера, то надеялась, что вы снабдите меня насосом. Я дала ясно понять, что уважаю вашу работу, хотя была разочарована тем, что вы не хотите на время отложить ее, чтобы помочь мне. Как археолог, занимающий определенное положение в научных кругах, как работодатель, от которого постоянно зависят средства к существованию нескольких десятков человек, я могу уверить вас, что никогда бы не рискнула своим именем или благополучием зависящих от меня людей, предприняв незаконные действия. Я многое хочу сделать, чтобы обеспечить раскопки. Но поджог и разрушение собственности к этому не относятся. – Она царственно поднялась, выпрямив спину и вскинув подбородок. – Теперь, когда я прояснила вам ситуацию, боюсь, я должна извиниться. У меня несколько важных дел. Я уверена, что вы найдете выход.

– Не двигайтесь, – тихо произнес Саймон напряженным голосом.

Смущенная его внезапной бледностью и тревогой в глазах, Камелия обернулась.

– Ох, Руперт. – Вздохнув, она сняла с софы зловещего вида змею и положила ее на ковер. – Надо было вести себя прилично и оставаться в столовой. Я же обещала, что скоро покормлю тебя.

Руперт печально посмотрел на Камелию выпуклыми глазами и свернулся ярким черно-оранжевым кольцом у ее ног. Саймон сделал глубокий вдох, заставляя себя расслабиться.

– Он тоже ваш?

– Я его не приобретала, если вы это имеете в виду. Я нашла его в прошлом году раненым, а когда ему стало лучше, он, кажется, решил, что ему нравится жить со мной.

– Понятно.

Почувствовав огромное облегчение от того, что ему не придется покорять змею, Саймон поставил на стол чашку, положил печенье и стал изучать Руперта с почтительного расстояния.

– Змеи меня всегда завораживали. – Он постарался сказать это так, будто во внезапном появлении опасного существа не было ничего необычного. – Они обладают поразительной силой и плавностью движений. Это коралловая змея?

– Нет, тигровая.

Саймон кивнул:

– Мне следовало догадаться по ее узору. Значит, она не так ядовита.

Это было огромным облегчением. Хотя, если память ему не изменяет, тигровые змеи в раздражении могут нанести жестокий укус.

– В юности я изучал змей, – продолжал Саймон. – Что заставило вас взять Руперта с собой?

– Он решил это за меня. Когда я укладывала вещи, он заполз в чемодан. Когда я его обнаружила, мы были уже далеко в море.

– Значит, безбилетный пассажир. – Если бы Саймон обнаружил в своем чемодане змею, то захлопнул бы крышку, выставил его из каюты и до конца путешествия обходился бы той одеждой, что была на нем. – А Оскар?

– Оскар не вынес бы жизни без меня и Зареба. Поскольку ему невозможно объяснить, что я вернусь, мне не оставалось ничего другого, как взять его с собой. Я также привезла Харриет, это серый турако. Как я полагаю, вы считаете это нелепостью, – сдержанно оборонялась Камелия. – Как и весь Лондон.

– Семьи бывают разные, и по составу и по размеру, леди Камелия. Как и моя собственная.

Камелия промолчала. Разыскивая Саймона, она, возможно, ошиблась в его возрасте, но сумела собрать детали его детства. Он, очевидно, был шотландским сиротой, которого приютили Хейдон и Женевьева Кент, маркиз и маркиза Редмонд. Хотя жизнь Саймона сложилась неплохо – он получил первоклассное образование и стал уважаемым ученым, – Камелия чувствовала, что в прежней жизни ему приходилось несладко. Раннее детство он провел в страхе и одиночестве.

Она слишком хорошо знала, что раны могут зажить, но шрамы остаются навсегда.

– Зачем вы пришли сюда? – спокойно спросила Камелия. – Вы действительно думаете, что я притворно восхищалась вашими достижениями? И что я из тех, кто способен эгоистично уничтожить все, чего вы добились таким трудом, чтобы достигнуть собственных целей?

Саймон понимал, что, высказанная вслух, эта мысль звучит ужасно. И когда ночью она пришла ему в голову, в глубине души он знал, что это невозможно. Несмотря на неудачи, было ясно, что леди Камелия – исследователь и хранитель, а не разрушитель.

– Нет.

– Тогда почему вы здесь?

Саймон продолжал изучать Руперта, избегая пристального взгляда Камелии. По правде сказать, он и сам не знал, почему здесь оказался. Всю ночь он провел в тисках ярости и отчаяния. Он мог начать все сначала. Он это знал. Женевьева и Хейдон, как всегда, не дрогнув, поддержали его, они уже предложили найти для него новый дом. Хейдон перевел на его счет в банке определенную сумму, так что он сможет купить любое оборудование и материалы, необходимые для дальнейшей работы. Препятствие было ужасным, но преодолимым. Эскизы и чертежи уничтожены, но информация достаточно четко отпечатана в его уме. Потратив время и приложив усилия, он сможет восстановить утраченное.

Зачем тогда он тратит впустую время в доме Камелии, позволяя обезьяне дергать себя за волосы и следя за передвижением чертовой змеи?

– Наверное, пытаюсь понять, почему работа всей моей жизни превратилась в груду искореженного металла и пепла, – задумчиво сказал Саймон. – Это не был несчастный случай, Камелия. Тот, кто поджег мою лабораторию, намеревался уничтожить ее и весь мой дом.

– Что заставляет вас так думать?

– Я сумел подойти достаточно близко, чтобы заглянуть н окна кухни. И увидел, что столы снова опрокинуты, все разбросано по полу. Стиральная машина разрушена, двигатель валялся на боку. Он весил больше пятисот фунтов. Его невозможно перевернуть пламенем пожара.

– Но в вашей лаборатории наверняка были взрывчатые вещества, которые вы использовали для фейерверков, – заметила Камелия. – Возможно, загоревшись, они взорвались, и сила взрыва перевернула двигатель.

– По этой самой причине я держу в доме взрывчатки не больше чем на несколько хлопушек. Несчастные случаи в юности научили меня, что с селитрой нельзя обращаться небрежно. Даже если бы весь мой запас пороха загорелся, его хватило бы лишь на оглушительный хлопок и фантастическое количество дыма. К тому же дом горел весьма странно.

– Что вы хотите этим сказать?

– Когда я добрался домой, горели спальни наверху и лаборатория, которая, как вы знаете, расположена в подвале. Но в холле и на лестнице не было огня, только дым, валивший снизу из кухни.

– Этого не может быть, – возразила Камелия. – Как могли загореться спальни, если пожар, начавшийся в кухне, еще не охватил лестницу?

– Я точно все изложил. Единственный логический вывод: кто-то разгромил мою лабораторию, потом поджег ее и верхний этаж. Возможно, злоумышленников было двое, каждый занимался своим этажом, решив, что остальное загорится само.

– Даже если кто-то действительно устроил пожар в вашем доме, почему вы думаете, что это имеет какое-то отношение ко мне? Возможно, это дело рук какого-нибудь завистника-изобретателя, который хотел уничтожить все ваши достижения.

– Мне льстит, что вы считаете мою работу достойной столь пристального внимания. Но я уже говорил вам, я всегда довольно свободно относился к своим идеям и не заботился о патентах. Идея, что какой-то сумасшедший конкурент уничтожил мою лабораторию, кажется мне довольно неправдоподобной.

– Возможно, он просто украл ваш чертеж и поджег вашу лабораторию, чтобы выиграть время? Тогда он создаст опытный образец и зарегистрирует патент на украденное у вас изобретение.

– Надеюсь, он добьется нужного натяжения троса на швабре, иначе на него посыплется множество жалоб.

Камелия раздраженно посмотрела на Саймона:

– Это не тема для шуток.

– Я не думаю, что это дело рук какого-то безумного изобретателя, Камелия. У меня такое чувство, что это имеет отношение к вам. – Он серьезно взглянул на нее. – Что напавшие на вас мужчины на самом деле хотели от вас?

Камелия небрежно пожала плечами:

– Я говорила вам, что их, вероятно, нанял какой-нибудь археолог, чтобы отпугнуть меня от моего участка.

– Я помню, что вы сказали. А теперь прошу сказать правду.

Она твердо выдержала его пристальный взгляд. Мистер Кент ей ничего не обещал, напомнила себе Камелия. И все же, глядя в глубины его серебристо-голубых глаз, она чувствовала, что его решимость отказать ей в помощи несколько пошатнулась. Он сказал, что все его проекты погибли. Теперь у него масса свободного времени. Вероятно, его можно убедить помочь ей.

– Я сказала вам правду, – настаивала она. – Всю правду.

Она лжет, понял Саймон. Ее брови были серьезно сдвинуты, в зеленых глазах мерцала смесь женской решительности и уязвимости. Камелия словно изо всех сил пыталась не показать лелеемой в душе надежды, потому что гордость и независимость не позволяли ей демонстрировать слабость. Это была искренняя игра, которая легко убедила бы любого другого человека. Но Саймон не был любым.

Об этом позаботились годы борьбы за жизнь, когда, чтобы выжить, ему приходилось быть попрошайкой и вором.

– Я передумал, леди Камелия, – внезапно объявил он. – Я собираюсь сделать вам насос.

Камелия удивленно посмотрела на Саймона. Она не ожидала, что он так быстро передумает.

– Почему? – осторожно спросила она.

Он пожал плечами:

– Мне понадобятся годы, чтобы восстановить все изобретения. Теперь, когда вы напомнили мне о проблемах с паровым двигателем, я хочу посмотреть, сумею ли решить их. Для начала дела хорошо любое время.

– И вы поедете со мной в Африку, чтобы удостовериться, что насос работает?

– Безусловно. Я даже прослежу, чтобы ваши рабочие обучились управлять им. Мне очень любопытно увидеть ваши раскопки и выяснить, что в них такого важного, что на вас напали и угрожали смертью.

Его тон был немного шутлив. Камелия отчетливо почувствовала, что Саймон дразнит ее.

– Я организую путешествие в Кейптаун на следующем же пароходе.

– Это немного преждевременно. Мне нужно время, чтобы построить механизм.

– Но вы можете сделать это в Южной Африке, – возразила Камелия. – Возьмите с собой все, что нужно, и соберете насос там.

– К сожалению, все не так просто. Я собираюсь изменить проект, а это означает, что не все сразу заработает. Мне нужно быть в Лондоне, где есть надежные изготовители, которым я доверяю, и которые изготовят необходимые детали по моим чертежам. На это потребуется время.

– Сколько?

– Думаю, что сумею сделать надежный насос недель за восемь.

У Камелии вытянулось лицо.

– Это слишком долго!

– Реликвии, которые вы ищете, пролежали в земле, наверное, тысячи лет. Ничего страшного не случится, если они полежат там еще несколько месяцев.

– Но я должна считаться с рабочими, – сказала Камелия. – Сейчас они могут только вычерпывать воду ведрами. Независимо от результата я должна заплатить им за работу, а мои средства, к сожалению, не безграничны. Оплата двухмесячного безрезультатного труда существенно отразится на моих финансах.

– Тогда пошлите письмо, чтобы они на два месяца отправлялись по домам, – предложил Саймон. – И велите возвращаться, когда мы прибудем с насосом.

– Эти люди порой живут за сотни миль от участка, – сказала Камелия. – Неделями или даже месяцами они идут пешком, чтобы найти работу. Они соглашаются остаться на определенный срок, после чего стремятся вернуться домой, к семьям. Они не могут собрать вещи, отправиться домой, и потом вернуться. Неужели вы не можете построить насос быстрее?

– Если я буду работать над ним день и ночь, а изготовители не подведут меня, то, возможно, я управлюсь за шесть недель.

Камелия умоляюще смотрела на Саймона.

– Как вы думаете, если работать еще напряженнее, вы уложитесь в четыре недели?

– Маловероятно.

– Но вы попробуете?

Саймон вздохнул:

– Да. Постараюсь.

– Замечательно! Когда мы начинаем?

– Я начну завтра с поисков дома, в котором смогу устроить новую лабораторию.

– Почему бы вам не устроить ее здесь? – предложила Камелия. – Вы можете использовать столовую или гостиную, и даже обе комнаты, если хотите. Мы мало ими пользуемся. Визитеры у меня бывают редко, мы с Заребом предпочитаем обедать внизу в кухне.

– Это очень великодушное предложение. Но вряд ли вы хотите, чтобы соседи судачили, что по вашему дому днем и ночью блуждает незнакомый мужчина.

– Меня мало беспокоит, что обо мне говорят другие. И поскольку им уже не понравилось, что я остановилась здесь с моими животными, то ваше присутствие мало что изменит.

Саймон не знал, то ли обижаться, что она приравнивала его к обезьяне, птице и змее, то ли встревожиться, что она плохо понимает, как губительны сплетни лондонского общества.

– Я найду место для лаборатории, – уверил Камелию Саймон. – Спасибо за предложение. Как только я устроюсь, мы снова встретимся. Для работы над проектом насоса мне нужно многое с вами обсудить. Как вы говорили, суровая африканская среда предъявляет уникальные требования.

– Вы можете обращаться ко мне в любое время дня и ночи. Я с радостью помогу вам, чтобы мы могли вернуться домой как можно скорее.

– Превосходно. Тогда всего хорошего, леди Камелия. – Саймон двинулся к дверям гостиной, держась на почтительном расстоянии от Руперта, затем остановился. – Да, и еще одно. Мы забыли обсудить мое вознаграждение.

– Ах да, конечно, простите. – Камелия нахмурилась, притворно задумавшись. – Я уверена, что вчера мы обсуждали пять процентов моей прибыли в течение двух лет.

– На самом деле, вы завершили свои усилия завербовать меня предложением десяти процентов на пять лет.

Камелия холодно посмотрела на изобретателя, раздраженная тем, что он это помнит.

– Хорошо.

– К сожалению, это было вчера. С тех пор мои обстоятельства сильно изменились, и поэтому я вынужден поднять цену до двадцати процентов в течение двух лет.

– Я не могу позволить себе платить вам так много!

– Но и вы выигрываете от сделки. Если вы действительно находитесь на грани важного открытия, оно принесет вам богатство, и двадцать процентов окажутся мелочью. Но если участок не хранит ожидаемых вами сокровищ, или если их невозможно извлечь из земли в течение двух лет, тогда мои услуги обойдутся вам даром, поскольку в таком случае я ничего от вас не приму. Тем временем я буду посвящать все свое время и энергию созданию насоса и оплачивать всю необходимую рабочую силу и материалы. Думаю, любой согласится, что в этой затее гораздо больше риска для меня, чем для вас.

– Он прав, Тиша. – Зареб стоял в дверном проеме с маленьким свертком в руках. Оскар взгромоздился на крепкое плечо африканца. – Ты должна согласиться.

– Прекрасно, – натянуто сказала Камелия. Сумма была непомерная, но у нее не было выбора. – Я принимаю ваши условия, мистер Кент. Нужно зафиксировать их на бумаге?

– Для меня достаточно вашего слова, леди Камелия. Зареб будет свидетелем.

– Тогда дело сделано, – улыбнулся Зареб.

– Я навещу вас через несколько дней, леди Камелия, и мы сможем обсудить детали. Всего хорошего. – Саймон легко поклонился.

– Мистер Кент, я завернул смородиновый пирог, чтобы вы могли взять его с собой.

– Спасибо, Зареб. – Саймон подумал, что старый слуга чрезвычайно сообразителен.

– Мне это приятно. Я провожу вас.

Камелия наблюдала, как Саймон вслед за Заребом и Оскаром пошел вниз по лестнице к входной двери. Потом подняла с пола Руперта и снова устроилась на софе, положив змею на колени.

– Четыре недели, Руперт, – пробормотала она, поглаживая его маленькую оранжевую головку. – Еще есть время, чтобы собрать немного денег на оплату рабочим. Тогда мы сможем наконец поехать домой.

Руперт смотрел на нее, тихо наслаждаясь ее нежной лаской.

– Время пройдет быстро, – пообещала Камелия, скорее уговаривая себя, чем Руперта. – Вот увидишь. А пока не пойти ли нам вниз и не поискать тебе что-нибудь поесть? – Положив змею на плечи, она поднялась с дивана. Еще четыре недели в Лондоне.

Это казалось вечностью.

– Он ушел, – сообщил Берт, когда Саймон поднялся в карету. – Поторапливайся, Стэнли, уходим.

Великан появился из-за дерева. С зажатого в кулаке пирога капал жир.

– Я еще пирог не доел.

– Черт побери, Стэнли, говорил я тебе, не бери пирог. Ты хочешь, чтобы курица, которой его начинили, нас выдала?

– Я есть хочу, – невинно сказал Стэнли.

– Ты всегда голодный, обжора, – отрезал Берт. – Ты только что умял тарелку картофельного пюре и с тех пор икаешь. Неужели ты не можешь заставить свою утробу помолчать хоть минуту?

– Конечно, Берт, – застенчиво посмотрел на него Стэнли. – Хочешь? Пирог правда отличный.

Берт с негодованием посмотрел на измятый пирог. Он собирался из раздражения отказаться и заставить Стэнли выбросить пирог. В конце концов, как этот здоровенный олух узнает, что хорошо, а что плохо, если Берт ему не покажет? Иногда Стэнли хуже ребенка, и это печальная правда. От пирога действительно вкусно пахло, несмотря на то, что в огромной руке Стэнли он превратился в месиво. Должно быть, он был сочный и теплый, когда Стэнли стащил его. Хотя Берт приказал ему этого не делать.

– Давай, – пробормотал Берт. – Когда-нибудь тебя арестуют полицейские, и где ты тогда окажешься? – Он запихал в рот остатки крошащегося пирога.

Стэнли в замешательстве посмотрел на приятеля.

– В тюрьме. Правильно, Берт?

– Да, в тюрьме, и бог знает как надолго. Ты думаешь, что там тебя будут кормить горячими сосисками и картофельным пюре?

Стэнли задумчиво нахмурился.

– Могли бы. Все это любят.

– В тюрьме не кормят тем, что людям нравится, – закати глаза Берт. – Там дают жидкую кашу на воде, кислый суп с костями и такой черствый хлеб, что зубы сломаешь. Ты там за неделю с голоду помрешь, и я ничем не смогу тебе помочь. Ты понимаешь?

Стэнли улыбнулся:

– Конечно, Берт. Я понимаю.

Берт с досадой уставился на Стэнли, уверенный, что тот ничего не понял. Да и как он мог понять? Бедняга слишком слаб на голову, чтобы понять, как устроен мир. Берт не знал, родился ли Стэнли таким, или у него разум отшибло в какой-нибудь драке. Это не имело значения.

Почти пять лет они были неразлучны, и все это время Берт старался, чтобы ночью у Стэнли была крыша над головой, а днем – еда в животе. Учитывая аппетит великана, это было не так легко. Это все равно что прокормить лошадь. Как только в кармане у Берта заводились денежки, желудок Стэнли начинал стонать. По этой причине им придется работать до конца света, но и на Судном дне им нечего будет предъявить, кроме лохмотьев на заднице и холодной сосиски в руке.

Горькая досада охватила Берта.

– Когда я говорю, что ты не должен чего-то делать, ты должен слушаться, понял? Это означает, если я говорю не трогать пирог, ты не должен его красть, что бы ни говорил твой живот, ясно? – Он облизал пальцы.

– Ясно, Берт, – сказал Стэнли, стараясь угодить товарищу. – Ты на меня не злишься?

Берт вздохнул:

– Нет, я не злюсь. Я только хочу, чтобы ты помнил, что я говорю.

Стэнли кивнул.

– Что мы теперь будем делать, Берт? Пойдем за его каретой?

– Теперь уже поздно. Я должен был впустую тратить время и втолковывать тебе, чтобы ты слушался меня. Нам не узнать, где он теперь.

– Может, он поехал домой? – предложил Стэнли.

– Отличная идея, Стэнли. Только его дом сгорел дотла, так что он не может туда поехать, ты забыл?

– Не в этот дом, – пояснил Стэнли. – В дом его отца. На карете был замысловатый герб, а это значит, что карета принадлежит его отцу. Туда мы должны идти. Если ты не думаешь, что мы должны остаться здесь следить за ее светлостью. Что бы ты ни решил, все окажется правильным, Берт. У тебя хорошие мозги.

– Это верно. – Берт, сведя темные брови, задумался. – Мы отправимся на Бонд-стрит и поспрашиваем в дорогих магазинах, где живет лорд Редмонд, – решил он. – Объясним, что нам нужно доставить письмо, но мы запутались, на какой улице его дом. Как только мы узнаем нужную улицу, упомянем номер дома, а они скажут «нет-нет, номер такой-то», и тогда мы выясним, куда идти.

– Отличная идея, Берт, – с энтузиазмом воскликнул потрясенный Стэнли.

– Да уж, – сказал Берт, довольный собой. – Тогда вперед, Стэнли. Старик говорил, что нам перепадут хорошие денежки, если при следующей встрече мы дадим ему полный отчет. Если дело и дальше так пойдет, думаю, у нас скоро будет большая квартира, а у тебя своя собственная кровать.

– Правда? – Глаза Стэнли расширились. – С перьевой подушкой?

– Посмотрим, – сказал Берт, пытаясь манипулировать ожиданиями сотоварища. – Если мы остановим ее светлость на пути к Африке, кто знает, сколько заплатит старый болван? Пока она здесь, за ней нужно следить, а кто сделает это лучше нас?

– Мне нравится за ней следить, – радостно объявил Стэнли. – Она исключительный экземпляр.

– С помощью этого исключительного экземпляра мы как следует приоденемся, – пообещал Берт, пристально глядя на дом Камелии. – А пока присмотрим за ней.

Глава 4

– Потом я кладу монету вот так, взмахиваю рукой, говорю волшебное слово, и… монета пропала! – Саймон пошевелил пальцами, чтобы показать восхищенной аудитории, что он нигде не спрятал шиллинг.

Байрон в замешательстве свел рыжие бровки:

– Ты забыл сказать волшебное слово.

– Послушай, Байрон, какая разница, сказал его Саймон или нет? – спросила Фрэнсис, закатив огромные сапфировые глаза. В четырнадцать она избавлялась от последних признаков детства и стремилась продемонстрировать, что она уже не дитя. – Это не настоящее волшебство, это трюк.

– Но умный трюк, – дружелюбно объявила Мелинда. Она не хотела, чтобы Саймон подумал, что они не ценят его галантные попытки развлечь их. Мелинде была семнадцать, она унаследовала от матери изящные скулы и блестящие рыжевато-золотистые волосы. Ее отличало игривое поведение юной девушки, которая очень скоро превратится в изящную молодую женщину. – Разве ты так не думаешь, Юнис?

– Что особенного в том, что монетка скользнула в рукав? – ответила Юнис, орудуя над тестом. – Лучше бы помогли мне делать шотландский пудинг, – добавила она, заправляя седые волосы под накрахмаленный белый чепец. – Мисс Женевьева и его светлость скоро вернутся, и вы все есть запросите.

– В вашем возрасте я целыми днями таскал денежки у разных франтов, и никто ни разу не заметил, как пенни пересекает мою ладонь, – похвастался Оливер, энергично начищая серебряную ложку. – Конечно, меня тогда мало интересовало, заметили ли они, что их карманы немного полегчали. Я был проворным, как кролик, и они лишь чувствовали, что их ветерок по заднице погладил. Вот что такое волшебство! – со смехом фыркнул Оливер.

– Лучше бы ты научил этих голубчиков превращать одну монету в три, – предложила Саймону Дорин. Ее худое лицо еще больше напряглось, когда она принялась свирепо отбивать тонко нарезанную телятину. – По крайней мере, от этого была бы польза.

– Ты так думаешь? – Саймон положил правую руку на кухонный стол, трижды стукнул по ней левой, поднял обе руки, и под ними оказались три блестящих шиллинга.

– Чудесно! – взвизгнул Байрон. – Теперь преврати их в шесть.

– Боюсь, три на сегодня мой предел, – признался Саймон. – Возможно, в следующий раз.

– Только шесть? – усмехнулся Оливер. – В хороший день я делал две дюжины монет или даже больше, вот это настоящее волшебство!

– Это воровство, так действуют карманники, – скривив губы, заметила Дорин.

– Все равно это искусство, и крошечный Байрон имеет к нему настоящий талант. – Оливер, прищурившись от удовольствия, нежно глядел на мальчика. – Может, после обеда я надену пальто, и мы поиграем в парке в карманников. Что скажете, Фрэнсис и Мелинда? В прошлый раз Мелинда так тихо вытащила у меня табакерку, что я ничего не почувствовал.

– Да, у его светлости было что сказать об этих играх, когда Мелинда подошла обнять его и вытащила из кармана его лучшие золотые часы так, что он ничего не заметил, – серьезно напомнила Юнис.

– Он сказал, что не понимает, почему все его дети должны выучиться на карманников, прежде чем выйти в жизнь, – добавила Дорин, шлепнув телятину на горячую сковороду.

– Вовсе не обязательно применять все свой умения на практике, – философски заметил Оливер. – Саймон сейчас в порядке, но если бы он в свое время не умел красть, то бедняга умер бы с голоду, такова печальная правда.

Байрон со страхом посмотрел на старшего брата.

– Ты действительно голодал, Саймон?

– Нет, – уверил его Саймон. – Оливер любит преувеличивать.

Байрону было только одиннадцать. Саймону было на два года меньше, когда Женевьева спасла его из грязной камеры в тюрьме Инверари. Байрон прожил всю свою короткую жизнь в комфорте и безоговорочной любви. Хотя Женевьева изо всех сил старалась объяснить своим трем самым младшим детям, что не всем людям, которые ежедневно борются за существование, так везет, одиннадцатилетний Байрон не понимал, что это значит.

Саймон не видел причин просвещать мальчика.

– А теперь, когда вы закончили свою магию, выжимайте апельсиновый сок для крема. – Юнис махнула перепачканной в муке пухлой рукой в сторону вазы с апельсинами. – Я его сегодня специально сделаю, поскольку Саймон остается у нас. Он любит крем. Мелинда, помоги мне почистить картофель, А ты, Фрэнсис, нарежь лук.

– А мне что делать? – спросил Байрон.

– Иди сюда и почисти серебряный чайник кусочком кожи, – предложил Оливер. – Три сильнее, пока свое лицо в нем не увидишь.

Саймон встал из-за стола, снял сюртук и закатал рукава рубашки.

– Видела бы ты, какую соковыжималку я для тебя сделал. Юнис. Думаю, она бы тебе понравилась, – сказал он, разрезая апельсины пополам. – Кладешь половинки в коробочку, и весь сок тут же выжимается. Потом выдвигаешь ящик и выливаешь сок куда надо.

Юнис в замешательстве смотрела на Саймона.

– Сок стекает в ящик?

– В маленький. В одном углу есть носик, чтобы было легче сливать сок.

– А куда деваются выжимки? – поинтересовалась Дорин.

– Остаются в коробке на решетке.

– Навсегда? – нахмурилась Дорин.

– Нет, потом их надо вынуть и вымыть коробку.

– Прекрасная идея, – объявил Оливер, почувствовав, что женщины с трудом представляют хитрое изобретение Саймона. – Сказать не могу, как мечтал я о такой машине, которая спасла бы меня от выуживания косточек из сока.

– Я уверена, это было прекрасное изобретение, – сказала Юнис, положив тесто в горшок и накрывая его чистой салфеткой. Но, похоже, слова Саймона ее не очень убедили.

– Я сделаю другую, Юнис, – пообещал Саймон, выжимая апельсины на обычном стеклянном конусе. – Тогда ты поймешь, насколько она лучше старой.

– Старая верой и правдой служит мне больше двадцати лет, – ответила Юнис. – И тебе хорошо бы послужила, если бы ты не забыл, что следует покатать апельсины по столу, прежде чем разрезать. Тогда сок прекрасно течет.

Саймон взял следующий апельсин и с силой прокатил его по столу.

– Я забыл об этом. Интересно, можно придумать устройство, которое катало бы апельсины?

– У тебя есть какие-нибудь идеи о чистке серебра? – спросил Оливер. – Я бы хотел, чтобы эта работа стала полегче.

– Я пробовал сделать машину, в которую помещают серебряное изделие, покрытое чистящей пастой. Потом нужно повернуть рычаг, который заставляет вращаться щетки, и они удаляют пасту вместе с налетом.

– Звучит заманчиво, – сказала Мелинда. – Тогда не придется вечно ходить с почерневшими руками.

– К сожалению, машина стирала не только грязь, но и слой серебра, – признался Саймон. – Я загубил не одну дюжину вилок и ложек, прежде чем окончательно отказался от этой затеи.

– Не волнуйся, старина, – хихикнул Оливер. – Если нет серебра, то и чистить нечего!

– Некоторые вещи лучше делать вручную, – рассудительно сказала Дорин.

– Нет, милая, – возразила Юнис. – Я очень полюбила картофелемялку, которую для меня сделал Саймон. Она делает прекрасное пюре.

– И не забудь взбивалку, которую ты сделал мне на прошлое Рождество, – сказала Дорин. – Она превращает яичные белки в такое пушистое облако, что кажется, оно уплывет по воздуху.

– Уверен, что если бы ты договорился с кем-нибудь о производстве взбивалок, то у тебя скоро было бы целое состояние, – рассудил Оливер.

– Саймон не хочет иметь состояние, – войдя в кухню, нежно оглядела всех Женевьева. – Он хочет только изобретать.

Саймон поднял глаза и улыбнулся ей. Хотя его приемной матери было около пятидесяти, она все еще сохранила удивительную красоту, которая поразила его с первой встречи. Тогда он был костлявым девятилетним оборванцем, который с пяти лет перебивался только с помощью живого ума и ловких рук. Когда его посадили в тюрьму, он решил, что жизнь кончена. Для своего возраста он был вынослив, но, получив дюжину ударов плетью за кражи, почувствовал себя маленьким, сломленным и был готов умереть.

Тогда в его камеру вошла Женевьева с блестящими рыжевато-золотыми волосами и восхитительными шоколадными глазами. Опустившись рядом с ним на колени, она мягко провела рукой по его щекам и лбу, на ее лице отразились возмущение и тревога.

И впервые в Жизни он поверил, что Бог, возможно, не забыл о нем.

– Но Саймон непременно сделает состояние, мама, – серьезно сообщил ей Байрон. – Он знает, как сделать, чтобы деньги сами появлялись у него в руке.

– Хотел бы я этому научиться, – пошутил Хейдон, присоединившись к жене.

Маркиз Редмонд с удовольствием осмотрел кухню, полную народа. До встречи с Женевьевой он никогда на кухне не бывал, даже мальчишкой. А теперь считал ее одним из любимых мест в доме.

– Юнис и Дорин, как у вас тут вкусно пахнет! – одобрительно сказал он, сняв крышку с горшка, стоявшего на печи.

– У нас будет шотландский пудинг с луком и шерри, печеный лосось с каперсами, картофель с горохом, шпинат со сливками, финиковый пудинг с соусом и апельсиновый крем на десерт, – сообщила ему Юнис. – Думаю, этого хватит, чтоб вы до утра не проголодались.

– Я помогала готовить картофель, – сказала отцу Мелинда.

– А я резала лук, – добавила Фрэнсис.

– Тогда ужин будет еще вкуснее. А ты чем занимался, Байрон?

– Я полировал чайник, – серьезно сообщил отцу мальчик. – Ты себя в нем видишь?

Хейдон взял в руки грязный чайник.

– Вижу, – заверил он, взъерошив волосы сына. – Ну, Саймон, с завтрашнего дня ты снова вернешься к изобретательству в собственной лаборатории.

Саймон с волнением посмотрел на него.

– Вы арендовали дом, который мы смотрели вчера?

– Да, – улыбнулась Женевьева.

– Владелец немного колебался, когда узнал, что мы снимаем дом для тебя, – заметил Хейдон. – К несчастью, кажется, весь Лондон слышал о пожаре.

Саймон знал, что случившийся пожар помешает ему найти дом, вот почему он попросил заняться этим Хейдона.

– Вам пришлось предложить ему большую сумму?

– Ненамного.

– Я расплачусь сразу же, как смогу, Хейдон.

– Не беспокойся о деньгах, Саймон. Мы с Женевьевой хотим, чтобы у тебя было место, где ты мог бы полностью сосредоточиться на своей работе, и где тебе было бы удобно. Я знаю, что потеря лаборатории для тебя серьезная неудача и задержка, но, надеюсь, ты быстро оправишься.

– Джек сказал мне, что он очень хочет, чтобы ты придумал лучшую паровую турбину для его судов, – добавила Женевьева. – Он пытается сократить продолжительность рейсов и с соответствующим двигателем отберет маршруты у конкурентов.

– Двигателю Джека придется немного подождать, – скачал Саймон. – Сейчас я работаю над другим проектом и сначала должен закончить его.

– Это стиральная машина, о которой ты рассказывал? – полюбопытствовала Юнис.

– Нет, ей тоже придется подождать. Ко мне обратилась леди Камелия Маршалл с просьбой сделать для нее паровой насос.

– Чтобы наполнять ванну? – нахмурился Оливер.

– Нет. Леди Камелия археолог. Насос ей нужен, чтобы откачивать воду с участка, на котором она работает.

– Она не дочь лорда Стамфорда? – спросила Женевьева.

– Вы слышали о ней?

– Да. Она недавно в Лондоне, но уже привлекла внимание.

– Могу себе представить, – скривился Саймон.

– Какого рода внимание? – поинтересовалась Юнис, не зная, как отреагировать.

– Такое, какое может вызвать одинокая, красивая, умная женщина, которая пытается достать денег на раскопки в Южной Африке.

– Это все? – озадаченно нахмурил кустистые брови Оливер.

– По сравнению с тем, что вытворяли девчонки в нашем семействе, это чепуха, – фыркнула Дорин. – Не подумайте, что я хочу, чтобы вы угодили в какую-нибудь переделку, – добавила она, строго взглянув на Мелинду и Фрэнсис. – Аннабелл, Грейс и Шарлотта уже достаточно натворили, – закончила она, упомянув старших сестер.

– Леди Камелия известна не только своей самостоятельностью, – заметила Женевьева. – Она обычно берет с собой любимую обезьянку и путешествует со слугой-африканцем, который одевается в очень яркие одежды.

– Да, это девушка с характером! – хлопнул себя по колену Оливер.

Байрон подозрительно посмотрел на отца:

– Ты сказал, что я не могу завести обезьянку, потому что закон не позволяет держать их как домашних животных.

Хейдон беспомощно взглянул на жену.

– У леди Камелии, наверное, есть специальное разрешение, – быстро нашлась Женевьева, – потому что обезьяна здесь временно. Я уверена, что леди Камелия заберет ее с собой в Африку.

– Заберет, – подтвердил Саймон. – Вместе с птицей и змеей.

– Можно мне завести змею? – взволнованно спросил отца Байрон.

– Спроси маму, – пожал плечами Хейдон.

– Не думаю, что змея подходящее домашнее животное, – возразила Женевьева, хмуро глядя на мужа. – С ней нельзя играть, она холодная и неприятная.

– Нет, с ней можно играть, – упрямо настаивал Байрон. – Можно построить огромную башню, посадить ее туда, и она будет ужасным драконом из замка. Ее можно носить вокруг шеи. Или можно выпустить змею и играть в прятки.

– Да, и как только я найду ее свернувшейся в моей кровати, то тут же умру от испуга, – пробормотала Дорин. – Лучше завести ласкового кота, который будет ловить мышей.

– Змеи тоже едят мышей, – продемонстрировал свои познания Байрон.

– Я не желаю, чтобы по кухне в поисках мышей ползала змея, – категорически заявила Юнис.

– Хорошо, – обиделся мальчик. – А как насчет ящерицы? Они не ползают.

Оливер почесал голову.

– Парень прав.

– Где ты познакомился с леди Камелией, Саймон? – спросила Женевьева, пытаясь сменить тему.

– Она на днях посетила меня, потому что читала о моей работе над паровыми двигателями, – ответил Саймон. – Она попросила изготовить для нее насос, и я согласился. Оливер, ты не отвезешь меня завтра утром в новый дом? Я хочу как можно скорее оборудовать лабораторию.

– Мы с Дорин не можем уехать из дома, пока не помоем посуду после завтрака и не наведем порядок, – вмешалась Юнис. – Если вы уедете раньше, тебе, Олли, придется вернуться за нами.

– Мы упакуем вещи и соберемся самое позднее к десяти часам, – добавила Дорин.

– Упакуете вещи? – Саймон в замешательстве смотрел на Юнис и Дорин.

– Да, ты же не думаешь, что мы бросим тебя в одиночестве устраиваться в новом доме?

– Это очень любезно с вашей стороны, – быстро заверил Саймон. – Но нет никакой необходимости ночевать там. Я уверен, что здесь вам гораздо удобнее. Хейдон и Женевьева будут скучать без вас.

– Мы с Хейдоном планируем завтра уехать с детьми в Шотландию, – сказала ему Женевьева. – Мы задержались на несколько дней, чтобы ты устроился. А поскольку Лиззи и Битон возвращаются завтра от родных, – добавила она, упомянув экономку и дворецкого, – Оливер, Юнис и Дорин любезно предложили остаться с тобой и помочь обустроить новый дом. – Она нежно улыбнулась старшему трио, которое давным-давно приютила в своем еще девичьем доме. – Нам будет их недоставать, но у нас достаточный штат, чтобы до их возвращения содержать дом в относительном порядке.

– Я прослежу, чтобы ты ел как следует, – категорически заявила Саймону Юнис. – Посмотри на себя: просто кожа да кости. Самое время как следует подкормить тебя.

– А я позабочусь, чтобы ты спал на настоящей кровати с чистыми простынями, – добавила Дорин, – а не засыпал над чертежами, как это часто бывает. И выстираю и отглажу твою одежду. У тебя вечно такой вид, будто тебя только что застигла буря.

– А я прослежу за тем, чтобы ты не сжег новый дом дотла, – откровенно закончил Оливер. – И по вечерам буду задувать все лампы и прятать спички, слышишь?

Саймон беспомощно взглянул на Хейдона.

– Не смотри на меня так, это идея Женевьевы.

– Только пока ты устроишься, Саймон, – мягко сказала она.

С тех пор как несколько дней назад Саймон среди ночи появился в их доме, Женевьева сильно тревожилась за него. Хотя Саймон уверял, что пожар начался от забытой свечи и обещал впредь быть внимательнее, Женевьева боялась, что несчастье может повториться. И в следующий раз ее приемному сыну может не повезти. Она знала, что когда Саймон работает, он так увлекается, что не замечает ничего вокруг, забывает есть, спать и даже не выходит из дома глотнуть свежего воздуха. Он показался ей бледным и несколько возбужденным, как это часто бывало, когда он с головой уходил в работу. Ей не нравилось, что Саймон стал жить отдельно, хотя он уверял, что ему очень хорошо. Родители не раз предлагали ему нанять прислугу, чтобы в доме была еда и хоть одна живая душа, с которой Саймон мог изредка поговорить. Но он всегда отказывался, утверждая, что не может работать, когда по дому болтаются люди, отвлекая его.

– Юнис, Оливер и Дорин пока не готовы возвратиться в Шотландию, а здесь у них не слишком много дел, – продолжала Женевьева, притворяясь, что затеяла переезд пожилых людей в дом Саймона ради их же пользы. – Так что им имеет смысл остаться с тобой и помочь тебе обустроить дом.

– Тебе понравится с нами, – уверила Саймона Дорин.

– Я буду готовить твои любимые блюда, – пообещала Юнис, поставив перед ним тарелку песочного печенья.

– Я присмотрю, чтобы ты не сжег дом, – весело сверкнул глазами Оливер. Саймон вздохнул:

– Вы останетесь только устроить мой новый дом?

– Конечно.

– Как только мне понравится кухня, а ты нарастишь немного мяса, я первым же поездом отправлюсь в Инвернесс, – добавила Юнис.

– Когда вся одежда будет выстирана, выглажена, а в доме чистота, я уйду в ту же минуту, – пообещала Дорин.

– Хорошо. – Саймон откусил печенье.

– На это понадобится самое большое пара месяцев.

– Пара месяцев? – поперхнулся Саймон.

– Не беспокойся, – сказал Оливер, крепко стукнув его по спине. – Обещаю, что через пару дней ты нас замечать перестанешь.

Глава 5

Если ей еще кто-нибудь скажет, как все восхищаются ее преданностью своей работе, она его задушит.

Вместо этого Камелия улыбалась, изо всех сил стараясь изображать благовоспитанность и спокойствие, как она их себе представляла. Время от времени она поглядывала на женщин, заполнивших душный бальный зал, чтобы подсмотреть, как ей полагается себя вести на этом утомительном приеме. Юные девушки, сложив губки бантиком, грациозно скользили по паркету с пустыми лицами красивых фарфоровых кукол. Незамужние женщины стояли группками, обмахиваясь веерами, и хлопали ресницами, когда молодые люди отваживались заговорить с ними.

У некоторых девушек был такой вид, будто они хотели сбежать с бала, и это правильно, думала Камелия. Достаточно только взглянуть на их неуклюжих поклонников с рыхлыми лицами. Девушки знали, что достаточно пары неуверенных танцев, совместного обеда, и мамаши объявят их подходящей парой.

Она снова прислушалась к монотонному голосу лорда Багли, порадовавшись про себя, что давно миновала восемнадцатилетний возраст, когда ее отца пытались убедить, что нужно найти дочери мужа.

К счастью, ее любимый отец не считал, что его единственная дочь должна выйти замуж в тот же миг, когда достигнет совершеннолетия. И поскольку Камелия уверила его, что не интересуется браком, а хочет работать вместе с ним, вопрос о замужестве был отложен.

– … и затем мы погрузили их на судно и отправили в Бриги некий музей, где они стали центром древнегреческой коллекции, – закончил лорд Багли, торжествующе взмахнув затянутой в перчатку жирной рукой. – Я тогда сказал вашему отцу, что ему нужно идти со мной, но он всегда был слишком упрям. Он полагал, что Африка скрывает необычайные сокровища и именно он их найдет. – Он усмехнулся, ощетинив седые прокуренные усы, и покачал головой, будто в Преданности лорда Стамфорда своему делу в Африке было что-то забавное.

– Он был прав. – Камелия сразу невзлюбила лорда Багли за пренебрежение к работе отца.

– Конечно, если он говорил об алмазах и золоте, – согласился лорд Багли. – Но ваш отец не говорил о полезных ископаемых. Когда мы разговаривали с ним в последний раз, приблизительно за полгода до его смерти, он только и делал, что жаловался на крупные добывающие компании.

– Он говорил, что они уничтожают землю, – добавил лорд Даффилд, высокий угрюмый мужчина лет шестидесяти, с зачесанными наверх остатками седых волос. – И уверял, что, если компаниям позволить продолжать работу, то они полностью уничтожат Африку.

– И в этом он был прав, – упорствовала Камелия. – Скажите, лорд Даффилд, вы когда-нибудь сами видели, какое опустошение вызывает добыча алмазов?

– Горная промышленность – грязное дело, – небрежно ответил он, рассеянно поглаживая редкие пряди. – Боюсь, это неизбежно.

– Вы должны согласиться, дорогая, что Африка появилась на карте благодаря алмазам, – добавил лорд Гилби, поглаживая изящно подстриженную седую бороду.

– Африка существовала за миллионы лет до того, как восемнадцать лет назад на берегах реки Оранжевой нашли эти несчастные белые камушки, – спокойно ответила Камелия.

– Но что это было? – Лорд Пендрик мрачно скривил мясистое, красное от алкоголя лицо. – Бесплодная растрескавшаяся земля, населенная голыми дикарями, дикими животными и голландскими бурами. Пока не обнаружили алмазы, Африка никого не интересовала, она была дикой, нецивилизованной и фактически необитаемой.

– Совершенно верно, – энергично кивнул лорд Даффилд.

– Теперь благодаря горной промышленности проложили железные дороги, строятся города, появился телеграф. Я слышал, что в Кимберли, где находятся крупнейшие разработки, даже провели электричество.

– Туда можно принести цивилизацию, только заставит дикарей как следует работать. – Лорд Гилби рассмеялся, давая понять, что считает такой подвиг едва ли возможным.

– Трудно заставить аборигенов работать, если они выросли без христианских понятий о труде, – ханжески вставила леди Багли, ее маленькие глазки едва виднелись в обильных складках щек. – Боюсь, им больше по душе целыми днями греться на солнце и бездельничать.

Камелия сжала кулаки, готовясь высказать заносчивым невеждам все, что о них думает. Она почувствовала, как Эллиот придвинулся ближе, не касаясь ее, но поддерживая своим присутствием. Камелия понимала, что он пытается помочь ей обуздать свой нрав. Эллиот в этом всегда был гораздо искуснее, чем она и ее отец. Камелия, стараясь успокоиться, сделала вдох, насколько позволял тугой корсет. Из ее отповеди ничего хорошего не вышло бы. Она только обидела бы и оттолкнула членов Британского археологического общества, тем самым погубив возможность получить их поддержку.

Если она не сумеет получить деньги, то не останется надежды осуществить мечту отца.

– Южная Африка – красивая земля, и сейчас там происходят захватывающие события, – улыбаясь, начал Эллиот, переводя разговор в менее опасное русло. – За пятнадцать лет работы вместе с лордом Стамфордом я научился ценить ее простые радости. Лорд Стамфорд был убежден, что в Африке находится ключ к истории человечества, и, возможно, он прав.

– Он был прав, – настаивала Камелия. – Мы докажем его правоту, это только вопрос времени. Участок, который мы исследуем, уже дал сотни экспонатов тысячелетней давности. Я уверена, что через несколько месяцев мы найдем нечто значительное.

– В самом деле? – Лорд Багли с любопытством посмотрел на нее поверх стакана бренди. – И что именно вы намерены найти, леди Камелия?

Камелия открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала. Несмотря на небрежный тон лорда Багли, его глаза вдруг вспыхнули, и у нее по спине пробежал холодок.

«Не суйтесь в Африку, если не хотите видеть, как умрут ваши драгоценные работники».

«Неужели лорд Багли нанял двух хулиганов, чтобы запугать меня? – задумалась Камелия. – Это вполне возможно. Лорд Багли – уважаемый археолог с долгой и выдающейся карьерой, но он не из тех, кто посвятит годы жизни раскопкам без гарантии что-то обнаружить. Подход его светлости состоял в том, чтобы брать то, что есть. Даже если для этого нужно разрушить красивый храм или отломить великолепную скульптуру, чтобы упаковать и отправить на корабле в Британский музей. С последней находки лорда Багли прошли годы, – размышляла Камелия. – Несмотря на явный скептицизм, он всегда стремился побеседовать с лордом Стамфордом о прогрессе африканских раскопок, когда тот приезжал в Лондон. Ее отец сумел убедить лорда Багли н крайней важности своего участка?»

– Я убеждена, что мы найдем еще больше экспонатов, свидетельствующих о богатой и древней истории африканских народов, – неопределенно ответила Камелия под пристальным взглядом лорда Багли. – Возможно, даже найдутся свидетельства, подтверждающие теорию Дарвина о происхождении видов.

– Я нахожу идею происхождения человека от обезьян столь же смешной, сколь нелепой. – Леди Багли энергично обмахивала украшенную бриллиантом пышную грудь веером из страусовых перьев. – Все знают, что человека создал Бог.

– Насколько я понимаю, мистер Дарвин не отрицал возможности, что Бог сначала создал обезьян, а потом следил, как они постепенно превращались в людей, – сказал лорд Даффилд. – На это потребовались тысячи лет.

– Это абсурд, – возразила леди Багли. – Если Бог хотел населить землю людьми, то зачем ему начинать с обезьян и затем превращать их в людей? Он всесилен и сотворил Адама и Еву.

– В том, как мы стали такими, как сегодня, есть много непонятного, леди Багли, – дипломатично заметил Эллиот. – Мы археологи, и наша миссия задавать вопросы, продолжать поиски и пытаться соединить вместе отдельные части этой загадки.

– Если человечество действительно зародилось в Африке, как утверждает Дарвин, то возникает вопрос: что эти негры делали на протяжении тысячелетий? – решительно сказал лорд Гилби.

– Да, – согласно кивнул лорд Багли. – Почему мы не видим величественных зданий, роскошных мавзолеев, захватывающих дух произведений искусства, подобных тем, что оставили древние египтяне, греки и римляне? Где достижения столь древней цивилизации?

– Народы Африки не имеют потребности возвеличивать себя строительством огромных пирамид и храмов, – теряя терпение, объяснила Камелия. – Их верования неразрывно связаны с землей и животными. Они верят, что когда человек умирает, его дух становится частью их земли. Они не видят потребности в сложных ритуалах похорон или пышных кладбищах. Что касается строительства постоянного жилья, То для кочевников в этом мало смысла. Погодные условия и отсутствие продовольствия могут вынудить племена идти дальше.

– Или они слишком ленивы, чтобы построить что-нибудь существенное, – язвительно заметил лорд Даффилд.

– У них нет интеллекта, – заявил лорд Багли. – Это не их вина. Научные исследования доказывают, что интеллект зависит от размеров мозга.

– Скажите, лорд Багли, насколько велик ваш мозг? – Тон Камелии стал резким. – Я спрашиваю только потому, что не знаю, построили ли вы что-нибудь значительное за свою жизнь.

– Камелия… – начал Эллиот предостерегающим тоном.

– К вашему сведению, леди Камелия, я один из главных создателей собрания греческих и римских древностей Британского музея, – пробурчал оскорбленный лорд Багли. – Благодаря мне в музее установлен целый греческий храм, который считается одним из важнейших экспонатов собрания. Моя работа в области археологии – я уверен, что все здесь с этим согласятся, – имеет первостепенное значение.

– Вы разрубали на части великолепные храмы и произведения искусства в Италии и Греции и увозили их прежде, чем вас пытались остановить, – парировала Камелия. – Разве вы не разрушали то, что строили другие?

Потрясенный Эллиот еще ближе подвинулся к ней.

– Леди Камелия хочет сказать…

– Я знаю, что хочет сказать леди Камелия, – заверил его лорд Багли, его белое как мел лицо с глубокими морщинами вспыхнуло от негодования. – И должен заявить, что нахожу ее комментарии не только ошибочными, но и чрезвычайно оскорбительными.

Камелия открыла было рот и хотела ответить, что она на ходит его комментарии об африканских народах столь же оскорбительными, но Эллиот сжал ее руку, умоляя молчать.

– Только не говорите, что леди Камелия не разделяет страсть ее отца к горячим дебатам! – со смехом объявил он. – Лорд Стамфорд никогда не заботился о том, с кем спорит, именно это я и пытался объяснить. Его дочь такая же, правда, леди Камелия?

На лице Эллиота была маска веселья. Но за игривыми огоньками в его темно-карих глазах Камелия видела мольбу перестать оскорблять хозяина и согласиться с предложенным объяснением.

Она спокойно выдержала пристальный взгляд Эллиота, не желая извиняться за свои комментарии. Она терпеть не могла собравшихся вокруг нее высокомерных и напыщенных людей, всецело убежденных в собственном превосходстве. Ей хотелось недвусмысленно высказать, что она думает об их отвратительном невежестве и фанатизме.

Все еще улыбаясь, Эллиот выжидательно поднял бровь.

«Извинись, – молча приказывал он. – Сейчас же».

Камелию охватила досада. Она понимала, что нуждается в поддержке этих людей. Без их финансов или одобрения, даже самого сдержанного, она не сможет продолжить работу. Это очевидно.

И это приводило ее в бешенство.

– Я похожа на отца, – пробормотала Камелия, изо всех сил стараясь добавить в голос ноты раскаяния. – И, боюсь, в пылу спора могу зайти слишком далеко. – Она спокойно оглядела собравшихся.

Возникла напряженная пауза.

– Не нужно извинений, дорогая, – уверил ее лорд Багли.

«Вот и хорошо, потому что ты их не получишь». Камелия невинно посмотрела на лорда Багли.

– Без сомнения, женщины в Южной Африке ведут себя по-другому, чем здесь, – добавила леди Багли. – Полагаю, Потому что это молодая страна. Не могу себе представить, как жить в таком диком жарком месте.

«Ты бы там и дня не выдержала, – молча уверила ее Камелия. – Расплавилась бы на солнце или тебя съели бы свирепые звери». Она довольно улыбнулась своим мыслям.

Неверно истолковав улыбку Камелии, леди Багли улыбнулась в ответ.

– Извините нас, я обещал показать леди Камелии парк, – сказал Эллиот, которому не терпелось увести Камелию, пока восстановилось хрупкое спокойствие. – Он просто великолепен.

– О да, – с энтузиазмом подтвердила леди Багли. – Говорят, наш розарий один из лучших в Лондоне!

– Тогда леди Камелия должна его увидеть. – Эллиот подал Камелии руку. – Извините нас. – Он легко поклонился и быстро увел Камелию.

– Молодого Уикема ждет сюрприз, если он думает, что может приручить ее, – заметил лорд Багли после того, как они ушли.

– Нет ничего плохого в том, что у девочки есть характер, – одобрительно заметил лорд Даффилд. – Даже если ее аргументы смешны.

– Характер – это прекрасно, но леди Камелия совершенно одичала, – раздраженно сказала леди Багли, энергично обмахиваясь веером. – Ее отец не должен был позволять ей жить в Африке после смерти матери. Нужно было оставить ее в Англии у родственников и выдать замуж, как только она достигнет совершеннолетия. Это отвратительно, что молодая незамужняя женщина занимается раскопками в Африке в окружении опасных животных и голых туземцев.

– Она недолго будет этим заниматься, – уверил ее муж. – Леди Камелия утверждает, что вот-вот найдет что-то важное, но все знают, что единственное, что можно найти достойного в Африке, – это алмазы и золото. И если она не найдет этого в ближайшее время, то будет вынуждена оставить глупую мечту своего отца.

– Как получилось, что ей удалось так долго этим заниматься? – поинтересовался лорд Пендрик.

– Стамфорд оставил ей скромное наследство и изрядные долги, – объяснил лорд Гилби. – Некоторые члены Общества великодушно простили леди Камелии долги отца. А некоторые, из уважения к его памяти, даже снабдили ее деньгами. Однако, боюсь, их милосердие иссякло.

– Хорошо известно, что у нее на участке происходят неприятности, хотя она не любит признавать это, – погладил бороду лорд Даффилд. – Несколько рабочих погибли от несчастных случаев, многие сбежали. Как я понимаю, ее участок затоплен дождями, и она не может откачать воду. Аборигены считают, что земля проклята.

– Аборигены всегда считают, что их земля проклята, – усмехнулся лорд Багли. – Это от невежества. Если бы я прекращал работы всякий раз, когда мне говорили о проклятии или чем-то подобном, я бы никогда ничего не нашел.

– Совершенно верно, дорогой, – согласилась леди Багли. – Думаю, вы должны признать, что для молодой женщины дело обстоит по-другому. Леди Камелии нужно срочно оставить участок.

– Я знаю, что молодой Уикем молит Бога, чтобы она поскорее пришла в разум и продала землю, – заметил лорд Пендрик.

– Компания «Де Бирс» сделала ей предложение, хотя я не вижу, какая им от этого польза, – покачал головой лорд Даффилд. – Там никогда даже крошечного алмаза не нашли.

– Они пытаются завладеть всеми землями вокруг Кимберли, – пояснил лорд Гилби. – И когда они этого добьются, с ними никто не сможет тягаться.

– Сейчас земля может ничего не стоить, но кто знает, что будет через тридцать – сорок лет? – добавил лорд Пендрик. – Полагаю, что компания «Де Бирс» рассуждает, что, даже если там нет никаких алмазов, эта земля понадобится для подсобных нужд.

Лорд Багли рассмеялся:

– Это очень долгосрочные инвестиции. Я бы никогда не вложил деньги со столь слабой надеждой вернуть их. Я предпочитаю вернуть вложенные средства задолго до того, как состарюсь и не смогу наслаждаться ими.

– Тогда будем надеяться, что леди Камелия придет в разум быстрее, чем окончательно обанкротится, – сказала леди Багли.

– Я уверен, что она скоро одумается, моя дорогая. Проклят участок или нет, но если она не сможет платить рабочим, ей придется его продать. – Лорд Багли сделал паузу, отхлебнул бренди и загадочно добавил: – Это так просто.

– Тебе не следовало так говорить с лордом Багли, – убеждал Эллиот, ведя Камелию по дорожке, посыпанной светлым гравием. – Ты оскорбила его.

– Он этого заслуживает, – горячо возразила Камелия – Они все заслуживают. Их комментарии об африканцах отвратительны. Ты действительно ждал, что я стану стоять в сторонке и позволю говорить подобные вещи?

– Я знаю, что для тебя это трудно, Камелия, но ты должна понять, что иногда лучше промолчать, – сказал Эллиот. – Таким способом ты их мнения не изменишь, ты только оскорбишь их и отобьешь желание помогать тебе. И поскольку ты нуждаешься в их помощи, нужно быть с ними осторожной.

– Я не нуждаюсь в их помощи настолько, чтобы выслушивать клевету на людей, которые за день совершают больше работы, чем большинство людей в этом зале делают за целый год.

Эллиот вздохнул:

– Ты сумела найти хоть какую-нибудь сумму?

– Лорд Кадуэлл сказал, что даст мне денег. Он был хорошим другом моего отца.

– Он назвал сумму?

– Он не сказал ничего определенного, но я уверена, что это будет щедрая сумма. Кажется, он очень заинтересовался, когда я описала кости из последней находки, и хочет больше узнать о наскальных рисунках.

– А другие что-нибудь предложили?

– Пока нет.

Он мрачно посмотрел на нее.

– Еще не вечер, Эллиот.

– Да, Камелия, но ты должна видеть, что в обществе нарастает нежелание поддерживать работу твоего отца.

– Они просто не хотят давать деньги женщине, – спорила Камелия. – Мне необходимо убедить их, что тот факт, что я – женщина, не имеет никакого значения, значение имеет участок.

– Дело не только в этом, Камелия, и ты это знаешь. Даже когда твой отец был жив, ему становилось все труднее убедить людей вкладывать капитал в его работу. Несмотря на его энтузиазм и преданность делу, он так и не нашел ничего значительного.

– На этот раз все по-другому. Находки в Пумулани будут иметь первостепенное значение.

– Ты не можешь знать это наверняка, Камелия, Мы с твоим отцом пятнадцать лет, до самой его смерти, работали в Пумулани, ты без устали трудишься там уже полгода. И мы сумели найти лишь разрозненные кости, бусинки, несколько примитивных инструментов и наскальные рисунки, которые, хоть и интересны, но вряд ли являются главной археологической находкой, по крайней мере, по мнению членов Общества, – быстро проговорил Эллиот, видя, что она собралась спорить.

– Там есть большее, Эллиот, – настаивала Камелия. – Я знаю, что после смерти папы ты был обескуражен, вот почему ты решил заняться экспортным бизнесом. И я тебя не виню.

– Мой отъезд из Африки был вызван не только этим, Камелия, – возразил Эллиот. – Ты лучше других знаешь, что мне нравилось жить и работать в Пумулани, независимо от находок. Я отправился в Африку по собственному выбору, вопреки возражениям своей семьи, потому что я любил археологию, верил в твоего отца и хотел учиться у него. Годы, проведенные там, были невероятны. К сожалению, смерть моего отца наложила на меня обязательства, которые я просто не мог исполнять без постоянного источника дохода. Жизнь изменилась, Камелия. – Он мягко положил ладонь на ее руку. – Мы должны принять перемены, даже если это трудно, и идти дальше.

– Я действительно считаю, что скоро в Пумулани будет обнаружено нечто важное, Эллиот, – искренне сказала Камелия. – И если смогу продержаться достаточно долго, я найду это.

– Лучшее, на что ты можешь надеяться, – это найти алмазы, – рассуждал он. – Тогда компания «Де Бирс» предложит тебе за участок даже больше, чем сейчас. Они намерены приобрести как можно больше, земли вокруг Кимберли, чтобы защитить свои интересы. – Эллиот сделал паузу и мягко добавил: – Ты должна серьезно подумать над их предложением.

– Я никогда не продам участок «Де Бирс» или любой другой добывающей компании, – горячо сказала Камелия. – Эта земля – драгоценная археологическая связь с прошлым, которое должно быть защищено и сохранено. Я никому не позволю взрывать ее динамитом и превратить в огромную яму, как в Кимберли.

– А что, если мы уже исчерпали возможности участка? – спорил Эллиот. – Я знаю, твой отец считал, что там находится большая погребальная камера. Но нет никаких свидетельств, что она действительно существует. Скорее всего, там лишь несколько костей и обломки раковин. Не стоит тратить на такие находки всю жизнь, Камелия. – Эллиот придвинулся ближе, его голос смягчился. – Не стоит ради этого отказываться от шанса завести настоящий дом, мужа, детей здесь, в Англии.

– Англия – не мой дом, – возразила Камелия. Они забрели в один из укромных уголков парка, и за спиной у нее оказалась плотная стена растений. – Мой дом Африка.

– Англия могла бы стать твоим домом, – понизив голос, настойчиво уговаривал Эллиот. – Я знаю, тебе здесь все кажется чужим, но ты полюбишь эту жизнь. Если ты позволишь, обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива. – Он мягко положил руки ей на плечи и потянул к себе. – За все годы нашего знакомства я никогда не видел тебя такой грустной, Камелия, и это причиняет мне боль. Я всего лишь хочу, чтобы ты снова была счастлива, как в те времена, когда я привозил тебе из Кейптауна новую книгу или особенный нож, которого ты прежде не видела.

Камелия задумчиво улыбнулась ему:

– Теперь все не так просто, Эллиот. Я уже не беззаботная девочка, которая долгие часы радуется новой книге или ножу. Я археолог, отвечающий за раскопки на затопленном участке в Южной Африке, за средства к существованию многочисленных рабочих, за долги, с которыми я борюсь.

– Тогда позволь мне помочь тебе найти выход из этого положения, – умолял Эллиот. – Я знаю, что если ты вбила себе что-то в голову, то не отступишься. Ты всегда была такой, и меня всегда это восхищало, но мне больно видеть, что ты тратишь все силы на воплощение мечты отца.

– Это и моя мечта, Эллиот, – напомнила ему Камелия. – У нас с отцом одни взгляды.

– Твой отец был мужчиной, и хотя тебе крайне неприятно это слышать, для него все было по-другому. Ты не можешь провести всю жизнь в грязных, пыльных палатках среди аборигенов, копаясь в земле в поисках костей и каменных орудий. Твое место здесь, ты должна жить в Лондоне, растить детей, быть хозяйкой великолепного дома и принимать в нем сливки британского общества.

– Не думаю, что сливкам британского общества это понравится, – возразила она. – Я подавала бы на ужин жареную антилопу и банановый пудинг, весь вечер твердила бы, что люди произошли от обезьян, в то время как Оскар прыгал, Харриет летала, а Руперт ползал бы под столом в столовой. Сомневаюсь, что кто-нибудь захотел бы нанести мне второй визит! – рассмеялась Камелия.

– Тогда они все болваны. – Эллиот отбросил с ее щеки выбившийся из прически локон.

Камелия в замешательстве посмотрела на него. Его пальцы гладили ее щеку; прикосновение было мягким, но в нем была мужская властность, которой Камелия прежде не замечала в Эллиоте. В этот миг она поняла, что все между ними совершенно переменилось.

Не сводя с нее глаз, Эллиот начал наклоняться к ней.

– Ты принадлежишь мне, Камелия. – Его губы едва коснулись ее рта, когда он хрипло закончил: – Так всегда было.

Камелия застыла, у нее перехватило дыхание, сердце, словно пойманная птица, билось в грудной клетке, немилосердна, стянутой корсетом. Губы Эллиота прижались, к ее губам, теплые, твердые, сухие. Его руки лежали на ее плечах, он держал: ее нежно, но настойчиво. В его поцелуе была сдержанность, Камелия ощущала это даже тогда, когда, он сильнее надавил на ее губы, пытаясь добиться от нее ответа.

Водоворот эмоций захлестнул ее. Эллиот был старым и любимым другом, который вошел в ее жизнь, когда ей было тринадцать лет. С того момента, когда этот красивый молодой человек двадцати: одного года от роду прибыл в Африку, Камелия, обожала его. Полный энергии, умный и решительный, Эллиот казался Камелии независимым и отважным. Сын виконта, он бросил, вызов, пожеланиям своего отца и оставил Англию, из любви к археологии. Многие годы пламя невинного желания и восхищения ярко горело в ее детском сердце. Был даже краткий миг, когда Камелия грезила, что когда-нибудь выйдет за него замуж. Но она больше не маленькая девочка. Она взрослая женщина, и ее чувства к Эллиоту давно превратились в верную дружбу. Эллиот был частью ее семейства. Она очень беспокоилась о нем, но не принадлежала ему. Она никому не принадлежала.

Он действительно считает, что она может оставить Африку и жить с ним в Англии, стать его женой?

Его поцелуй становился все настойчивее.

Вечерний воздух вдруг стал густым и жарким. В Лондоне всегда так. Эллиот запрет ее в пыльном, обитом бархатом доме, ожидая, что она станет растить детей, управлять слугами и заниматься нелепыми вещами вроде выбора нарядов, штор и меню к обеду. Он никогда не разрешит ей вернуться в Африку, разве что позволит ненадолго приезжать раз в несколько лет, а когда появятся дети, то положит конец и этим кратким визитам. Она не может пойти на это, задыхаясь, поняла Камелия. Она ничего не знала о детях, моде и развлечениях, но точно знала, что зачахнет и умрет, если останется в Англии и выйдет замуж. Положив руки на грудь Эллиот, она попыталась оттолкнуть его, но он неправильно истолковал это. Он притянул ее ближе и, приоткрыв рот, поцеловал ее.

– Простите, что помешал, – чуть насмешливо протянул низкий голос. – Я не сообразил, что вы заняты.

Испуганная Камелия, споткнувшись, отпрянула от Эллиота и увидела весело глядящего на нее Саймона.

– Мистер Кент, – задыхаясь, деловито выговорила она, словно не ее застали за романтическим поцелуем.

Саймон рассматривал ее алое вечернее платье с дразнящим вырезом, открывающим плечи цвета слоновой кости Высветленные солнцем волосы игриво спускались по шее, падали на обнаженную выпуклость груди, заставляя Саймона гадать: ее прическа – плод парикмахерского искусства или просто шелковистые волосы бросают вызов шпилькам. Рот Камелии был сжат в тонкую коралловую линию, губы вспыхнули, но не припухли, значит, что бы ни произошло между нею и Уикемом, это длилось недолго.

Саймон почувствовал укол удовлетворения от того, что прервал их, хотя не мог понять, какое это для него имеет значение. В конце концов, леди Камелия взрослая женщина, которая имеет право сама решать, кого целовать. Однако ожидание, с которым Саймон торопился на бал Археологического общества, чтобы найти ее, теперь сменилось пустотой и раздражением.

– Что, черт возьми, вы здесь делаете, Кент? – потребовал ответа Эллиот, раздраженный тем, что его уединение с Камелией нарушено.

– Мне нужно показать вам чертежи, леди Камелия, – сказал Саймон, не сводя с нее пристального взгляда. – Я думал, что вы захотите увидеть их как можно скорее.

Камелия потрясенно смотрела на него. Саймон был выше Эллиота, она удивилась, что раньше этого не заметила. На нем были помятый сюртук, жилет и рубашка. Намотанный вокруг шеи галстук безнадежно перекосился, свидетельствуя о том, что его повязали в спешке, в последнюю минуту дополнив им неряшливый костюм. Рыжие волосы вились над плечами. Камелия только сейчас заметила, какие у Саймона широкие плечи. Его брюки были из дорогой ткани и хорошо скроены, но давно забыли, когда к ним прикасался утюг. Сильные худые руки перепачканы чернилами – свидетельство многочасовой работы, – несколько пятнышек виднелись на белом манжете рубашки. От Саймона исходила мощная спокойная уверенность, весьма необычная, учитывая его неподобающий костюм и растрепанный вид. Было ясно, что Саймон Кент не особенно заботится, что думают о его костюме.

– Вы не можете являться сюда только потому, что вам захотелось видеть леди Камелию, – заявил Эллиот. – Это прием только для приглашенных.

– Я уверен, что приглашение у меня было, – пожал плечами Саймон. – Должно быть, оно погибло в огне. Мой дом сгорел дотла несколько дней назад. Вы, конечно, об этом слышали?

– Но вы одеты неподобающе, – указал Эллиот, которого совершенно не интересовали проблемы Кента. – Гости обязаны быть в вечерних костюмах.

– Простите, Уикхип, но у меня нет времени тут задерживаться, – дружелюбно ответил Саймон. – Я только поговорю с леди Камелией и оставлю вас обоих, чтобы вы могли вернуться к прежнему занятию.

– Мы ничего не делали, – торопливо уверила его Камелия, встревоженная и в то же время глубоко благодарная Саймону за его неожиданное появление. – О чем вы хотели со мной поговорить?

Лунный свет окутывал ее серебристой вуалью, высветляя загорелую кожу. Глаза походили на зеленые озера, и хотя Камелия старалась изо всех сил казаться спокойной, Саймон видел ее смущение.

«Что, черт возьми, вы делаете здесь с этим занудным, напыщенным олухом Уикемом, когда вы полны огня?» – про себя недоумевал он.

Итак, Саймон видел ее смущение, и оно было вполне объяснимо, учитывая то, что он наткнулся на них в самый неподходящий момент. Чего он не мог понять, так это почему она оказалась в объятиях Уикема. Виконт был довольно красив той стандартной мужской красотой, которая запечатлена в бесчисленных скульптурах и картинах. Саймон, конечно, понимал, что большинство женщин сочтет лорда Уикема, с его светло-каштановыми волосами, изящными чертами и безупречным костюмом, привлекательным. Но Камелия не такая, как все. Она женщина уникальной любознательности и решимости, посвятившая свою жизнь изучению окружающего мира, анализу и оценке малейших деталей.

Неужели она не видит, что за прекрасно скроенным костюмом и начищенными туфлями лорда Уикема скрывается высокомерный болван?

– Я сделал несколько эскизов вашего насоса, леди Камелия. – Отодвинув Уикема, Саймон подошел к каменной скамье и расстелил на ней мятые листы. – Хотя у меня есть кое-какие идеи, как приспособить его для работы, мне нужно, чтобы вы подробнее рассказали мне о плотности почвы, количестве и размерах камней, об обеспечении насоса топливом…

– Послушайте, Кент, – перебил Эллиот, – леди Камелия здесь ради удовольствия, а не для деловой встречи с вами. Это никуда не годится.

– Простите, Уикхип…

– Уикем, – натянутым тоном поправил Эллиот.

– Как скажете, – любезно ответил Саймон. – Мы с леди Камелией партнеры в археологическом проекте, и она сказала, что в этом деле самую большую ценность имеет время. Она уверила меня, что я могу говорить с ней о деле в любое время дня и ночи.

– Вряд ли она имела в виду, что вы можете разыскивать ее на частном приеме и загонять в угол в парке, – парировал Эллиот.

– Мне показалось, что ее уже загнали в угол.

– Я действительно сказала мистеру Кенту, что он может обращаться ко мне в любое время, – быстро вставила Камелия, видя, что на скулах Эллиота заходили желваки.

Эллиот недоверчиво повернулся к ней:

– Навестить тебя в твоем доме – это одно, Камелия, но разыскивать на приеме, чтобы обсудить деловые вопросы, совершенно неприлично.

– Вы, вероятно, правы, – согласился Саймон, небрежно собирая мятые чертежи. – Мне нужно идти.

– Почему это неприлично? – возмутилась Камелия, раздраженная вмешательством Эллиота.

– Прежде всего, мистер Кент не был приглашен…

– Был, я в этом почти уверен, – ответил Саймон, почесав голову. – Я несколько рассеян. Это касается не только приглашений, но дат и корреспонденции. Леди Камелия может это подтвердить.

– Какое имеет значение, приглашен он или нет, Эллиот, – спорила Камелия, – он пришел сюда не развлекаться, а встретиться со мной по деловому вопросу.

– Но это само по себе неприлично, Камелия, – возразил Эллиот. – На балах деловые вопросы не обсуждают.

– Ты знаешь, Эллиот, что я пришла сюда только за этим, – напомнила Камелия. – Насколько я понимаю, мужчины на всех мероприятиях обсуждают деловые вопросы. Или ты считаешь, что если я женщина, то не заслуживаю такого права?

– Я этого не говорил, – возразил Эллиот, понимая, что разозлил ее.

– Да, – кивнул Саймон. – Он лишь сказал, что вам не следует обсуждать деловые вопросы. Я уверен, что Уикхоп считает, что другие женщины могут делать что пожелают, правда, Уикхоп?

– Уикем, – сквозь зубы процедил Эллиот.

– Поскольку ты считаешь неприличным обсуждать здесь дела, то мне, наверное, лучше уехать. – Камелия повернулась к Саймону: – Почему бы вам не заехать ко мне, мистер Кент? У меня дома мы сможем продолжить разговор, не рискуя кого-нибудь обидеть.

– Превосходная идея, – с энтузиазмом: заявил Саймон. – Я последую за вами в своей карете. Видите, Уикхоп? Тогда можно не опасаться, что мы кого-нибудь оскорбим.

– Неужели ты серьезно, Камелия? – Эллиот смотрел на нее так, будто она сошла с ума. – Сейчас, почти полночь.

– Спасибо за заботу, Уикхоп, но я нисколько не устал, – весело: заверил его Саймон.

– Я не это имел в виду, – натянуто ответил Эллиот. – Камелия, ты не должна развлекать мистера. Кента в своем доме среди ночи.

– Вряд ли это можно назвать развлечением, Эллиот. Мы будем обсуждать дело.

– В любом случае это неприлично.

– Прости, Эллиот, но если бы я тратила жизнь на соблюдение бесконечных британских правил приличия, то ничего не достигла бы.

– Тогда я поеду с тобой.

– Это очень любезно с твоей стороны, но я не хочу лишать тебя удовольствия и увозить с бала. Ты прекрасно проведешь здесь время, а я через несколько дней расскажу тебе, как обстоят дела..

– Камелия, я настаиваю…

– А я настаиваю, чтобы ты остался, Эллиот, – решительно перебила Камелия. – Тебе гораздо лучше провести время здесь и посмотреть, не захочет ли кто-нибудь вложить деньги в твое новое дело. Возможно, ты даже пару раз потанцуешь, музыка прекрасная. Я уверена, что большинство молодых леди придут в восторг от возможности потанцевать с тобой. – Она одарила его сладкой улыбкой.

Эллиот беспомощно смотрел на нее. Он не мог навязать ей свое общество.

– Идем, леди Камелия? – Саймон галантно подал ей руку.

С чувством, что ей предоставили отсрочку, Камелия положила руку на мятый рукав Саймона.

Жар прострелил ее ладонь, пронесся по всей руке, заставляя сжать пальцы.

– Все в порядке? – нахмурился Саймон.

Ему внезапно, пришло в голову, что для Камелии не слишком мудро покидать бал с ним. Он был уверен, что его сюда не приглашали. И хотя не имел привычки заботиться о том, что люди думают о нем или о его костюме, ему не нравилось, что гости лорда Багли станут судачить о Камелии из-за него.

– Если хотите, я выйду один, – предложил Саймон, – и подожду вас у вашей кареты.

– В этом нет необходимости, – заверила его Камелия. Она чувствовала, что он пытается защитить ее от любопытных взглядов, которые они непременно привлекут к себе в бальном зале. Ее отъезд с незваным и дурно одетым Саймоном Кентом, несомненно, на несколько дней даст пищу для разговоров. Широко улыбнувшись, она закончила: – Я вошла через парадную дверь и не вижу причин уходить тайком.

Улыбка тронула губы Саймона. Камелия явно не боится скандала. Насколько он мог судить, она мало чего боится. Он поймал себя на том, что задается вопросом, не прячет ли она кинжал под потрясающе элегантным вечерним платьем.

– Как пожелаете, леди Камелия. Приятного вечера, Уикхип, – добавил Саймон, легко поклонившись Эллиоту. – Надеюсь, вы прекрасно проведете время.

Эллиот с болезненной досадой смотрел, как Камелия шла по дорожке под руку с нелепым растрепанным изобретателем. «Я терпеливый человек», – напомнил себе Эллиот. Когда награда столь велика, стоит потерпеть.

Что-то не так.

Порой способность чувствовать то, о чем остальные не имели понятия, становилась проклятием. Зареб нес этот груз стоически, как до него его мать, а еще раньше – бабушка.

Из поколения в поколение эта способность передавалась по женской линии. Только женщинам передавалось то, что его мать назвала даром. Но в тот день, когда она наконец признала, что эта сила не передалась ни одной из ее тринадцати дочерей, а только сыну, Зареб почувствовал, что у матери разрывается сердце. Женщина привычна к боли и страданиям, сказала ему мать, поэтому ей легче нести тяжелый груз предвидения. Чтобы вынести это, нужно быть сильнее самого сильного льва и мудрее самого старого шамана. Тогда он был юным мальчиком и с гордостью вернулся от могущественного Уайтиму, одного из величайших воинов племени. Юное высокомерие не оставляло сомнений в том, что у него вполне достаточно сил и мудрости, чтобы легко нести свой дар.

Он ошибся.

– Я открою дом и зажгу лампы, Тиша, – сказал он Камелии, быстро слезая с козел.

– Не глупи, Зареб, мы можем подойти к дому все вместе, – возразила Камелия. – Ничего страшного, если в доме темно.

– Мистер Кент наш гость, ему не положено входить в черный дом. – Зареб пытался изобразить, что соблюдает британский кодекс поведения. – Это займет одну минуту.

– Глупо сидеть в каретах и ждать, – протестовала Камелия. – Я совершенно уверена, что мистер Кент не боится темноты.

– Буду рад, если ваша змея станет держаться на почтительном расстоянии, – язвительно заметил Саймон, появляясь около Зареба. – Меня не слишком греет мысль, что она может внезапно свалиться мне на голову. – Он подошел к карете Камелии открыть дверцу.

Зареб, останавливая Саймона, тронул его за руку. Саймон нахмурился:

– Что-то не так?

Когда Зареб коснулся рукава изобретателя, его руку обдало жаром. Старый африканец чуть задержал ладонь, чтобы убедиться в этом.

Возможно, ощущения ошибочны, размышлял Зареб, смущенный пульсирующим сквозь него теплом. Белый изобретатель насмешливо смотрел на него большими голубыми глазами, не возмущаясь, что африканец так свободно обращается с ним. В отличие от лорда Уикема, который не преминул бы это сделать. Это хорошо, решил Зареб, стараясь умерить охватившую его мгновение назад напряженность. Есть тьма, но есть и свет.

Зареб надеялся, что этот свет достаточно силен, чтобы противостоять всему, что предстоит.

– Я сделаю это, – сказал он со спокойным достоинством, взявшись за ручку дверцы кареты. И, вероятно, желая объяснить белому изобретателю, что лишь он охраняет Камелию, Зареб торжественно добавил: – Это мой долг.

Открыв дверцу, он поддержал Камелию, когда она выходила из кареты. Зареб задержал ее руку чуть дольше, чем нужно, его длинные пальцы кофейного цвета сомкнулись вокруг ее маленькой, затянутой в перчатку ладони.

– Все в порядке, Зареб? – с любопытством посмотрела на него Камелия.

– Да, – уверил он, надеясь, что это правда. – Идем.

Они пошли к дому. Заребу хотелось держать ее за руку, как маленькую, девочку, но он понимал, что: это больше неприемлемо. Неохотно Зареб отпустил свою подопечную. Он думал, что она возьмет под руку белого изобретателя, но она этого не сделала. И от этого Зареб почувствовал себя немного лучше.

– Странно, – пробормотала Камелия, когда они поднялись, по ступенькам к входной двери. – Дверь приоткрыта.

Зареб встал перед ней, преграждая путь к двери.

– Подожди…

Он быстро осмотрел окна на фасаде, дома, ища малейшие проблески света или движения позади задернутых штор. Он ничего не увидел. Но дверь была открыта на длину пальца. Зареб помнил, что запер ее.

– Не похоже на взлом, – сказал Саймон, осмотрев замок. – Может быть, вы неплотно закрыли, дверь и ветер распахнул ее?

– Дверь была заперта, – спокойно сказал Зареб. – И нет никакого ветра.

Страх стиснул грудь Камелии. Оскар, Руперт и Харриет остались в доме одни. Опередив Зареба, она вбежала в дом.

– Подожди, Тиша! – крикнул ей вслед Зареб, торопясь в дом. – Неизвестно, что там!

– Оскар! – Камелия спотыкалась в темном холле, пытаясь хоть что-то разглядеть. – Оскар, где ты?

– Подожди, Тиша, – убеждал Зареб, возясь со спичками. – Никуда не ходи, пока я не зажгу свет.

Его голос был необычно твердым. Таким голосом он разговаривал с ней в детстве, когда она действовала импульсивно или неосторожно.

Камелия с тревогой ждала, когда Зареб зажжет спичку. Тонкий оранжевый лучик вспыхнул в комнате, потом стал ярче, когда Зареб зажег лампу и подкрутил фитиль.

– О Господи, – прошептала она и медленно пошла в кабинет отца.

Стол и стулья опрокинуты, изношенная кожаная обивка вспорота, пыльный конский волос вывалился на линялый ковер Книжный шкаф и маленький столик тоже перевернуты и изрублены в щепки. Картины, редкие эскизы древних зданий, старинные карты сорваны со стен и выдраны из рам. Уникальные экспонаты, маски и статуи, собранные в многочисленных поездках, разбиты и валяются на полу. Любимые книги отца, которые стопками лежали по всей комнате с его последнего визита в Лондон, разорваны в клочки.

Ошеломленная Камелия замерла, глядя на разгром, отчаяние душило ее.

Потом она резко повернулась и вошла в темную столовую. Зареб быстро пошел следом за ней, неся лампу. Оранжево-красный свет залил сломанные стол и стулья, высветил опрокинутый буфет. Бело-синее море осколков фарфора и хрусталя заливало ковер. Взгляд Камелии упал на разбросанные повсюду серые перья.

– Харриет! – В ее голос слышалась паника. – Руперт! Где вы?!

– Не думаю, что они здесь. – Саймон, глядя на разгромленную комнату, пытался обуздать кипящий в нем гнев. Он подал руку Камелии. – Пойдемте, Камелия, – сказал он мягко и нарочито спокойно. – Мы, вероятно, найдем их наверху.

Она оцепенело кивнула и взяла его руку. Его сильные пальцы сомкнулись вокруг ее ладони, теплые, сильные, уверенные.

– Конечно, найдем, – сказала она, стараясь унять неистовый стук сердца. – Они испугались и, наверное, спрятались наверху.

Камелия повернулась спиной к разгромленной столовой и вслед за Заребом пошла по лестнице, все еще держа Саймона за руку.

– Выходи, Оскар, – позвал Зареб. – Все хорошо, малыш.

– Я дома, Оскар, – с трудом добавила Камелия. – Теперь нечего бояться.

Страх разрастался в груди Саймона, пока они медленно поднимались по лестнице. Сверху, где располагались гостиная и спальни, не доносилось ни звука, но в свете лампы было видно, что обстановка тут не лучше, чем внизу. Те, кто это сделал, славно поработали. Они знали, что Камелия уехала, и не торопясь шли из комнаты в комнату, круша все вокруг. Саймон задавался вопросом, нашли ли негодяи то, что искали.

В этот момент ему было наплевать, найдутся ли драгоценные животные Камелии.

– Оскар, – позвала Камелия, стараясь удержать голос от дрожи, и оглядела руины гостиной. На ковре валялись серые перья Харриет.

– Харриет! – Камелия, отпустив руку Саймона, помчались вверх по лестнице.

– Подожди, Тиша! – Зареб спешил за ней так быстро, как позволяла его объемистая одежда. – Не поднимайся без меня!

Не обращая внимания на его окрик, Камелия бросилась в коридор и рывком открыла дверь в спальню. Ее встретила тихая чернота.

– Оскар? – прошептала Камелия ломающимся голосом. Маленькая темная фигурка с радостным криком прыгнула к ее ногам. Вскрикнув, Камелия прижала обезьянку к груди.

– Все в порядке, Оскар? – Она быстро пробежала пальцами по его голове и конечностям, проверяя, не ранен ли он. – Ты не пострадал?

Оскар прильнул к ней и счастливо верещал, обняв за шею.

– Мы нашли Харриет, – сказал Зареб, появившись в дверях с птицей на плече. – Она потеряла много перьев, но цела. Думаю, пока, они не отрастут, она себе в зеркале не понравится.

Камелия протянула к птице руку, и Харриет тут же перелетела к ней.

– Харриет, ты моя красавица, – ворковала Камелия, поглаживая серую грудку птицы. – Мы уберем все зеркала, пока твои перья не отрастут. – Она посадила Харриет себе на плечо. – Теперь осталось найти Руперта.

Саймон нахмурился.

– Или мне это кажется, или эта груда одежды шевелится.

Камелия взглянула на вываливающуюся из перевернутого шкафа одежду.

– Руперт! – радостно вскрикнула, она, вытаскивая змею из груды атласа и шелка. – Какой ты умный, что спрятался и моей одежде!

Руперт высунул тонкий язык и посмотрел на нее выпуклыми глазками. Камелия нежно поцеловала его в холодную гладкую головку.

Саймон потрясенно уставился на нее. Страх, искажавший ее черты мгновение назад, сменился, полным, облегчением. «Отвратительная оранжево-черная змея, озорная обезьяна и нервная экзотическая птица много значат для Камелии, – подумал он, неожиданно тронутый этим, открытием. – Эти животные и Зареб – вот и вся семья Камелии».

Саймон проглотил ком в горле, порадовавшись, что вандалы, разгромившие дом, не причинили вреда животным.

– Давай уйдем отсюда, Тиша, – внезапно предложил Зареб, указав, на дверь. – Теперь, когда мы нашли животных, нужно уйти.

В его тоне сквозила едва заметная настойчивость. Но Камелия давно знала Зареба и не могла не распознать его беспокойства. Она в испуге повернулась, понимая, что он хочет от чего-то защитить ее.

Ее пристальный взгляд упал на кровать.

– Поднеси лампу ближе, Зареб, – спокойно сказала Камелия.

– Мы должны осмотреть другие комнаты, Тиша, – настаивал Зареб, пытаясь отвлечь ее. – Тут ничего нет.

– Поднеси лампу, – повторила она, медленно двинувшись к кровати. И зная, что Зареб старается оградить ее, мягко добавила: – Пожалуйста.

Старый африканец неохотно шагнул ближе с лампой в руке.

Теплый свет упал на кинжал, воткнутый в подушку.

Это любимое оружие отца, сообразила Камелия. Тяжелый кинжал был сделан мастером из людей племени сан, которых белые звали бушменами. Это был прекрасный пример исключительного мастерства: тяжелая рукоять из кованого железа, кропотливо отполированный клинок. Кинжал не был древним, но он изящно сделан и точно отбалансирован – внушительное оружие, если им воспользоваться. Камелия сказала себе, что люди, взявшие кинжал из кабинета ее отца и пригвоздившие им к подушке записку, не могли знать, что Шаман наделил лезвие темными силами.

Она смотрела на кинжал, стараясь отогнать страх. «Я не верю в сверхъестественные силы и проклятия», – твердо напомнила себе Камелия. Но все равно похолодела, словно вдруг повеяло ледяным ветром.

– Серьезное оружие, – весело сказал от двери Оливер. – Пропала подушка.

Саймон вздохнул:

– Леди Камелия, позвольте представить вам Оливера, которому полагалось ждать меня в карете. Оливер, это леди Камелия, а это Зареб.

– Рад познакомиться, – кивнул седой головой Оливер. – Извините меня за вторжение, я увидел, что в доме словно призрак блуждает одинокий огонек, хотя у вас было достаточно времени, чтобы зажечь весь дом. Я имею в виду лампы, – быстро уточнил он, взглянув на Камелию. – Думаю, вы слышали, что он недавно спалил свой дом. Но это в первый раз. Не подумайте, что для него это обычное дело. Конечно, он чуть не сжег дом мисс Эмилии дымовой шашкой, – задумчиво почесал голову Оливер. – Мальчишкой он всегда что-нибудь взрывал или засовывал в бутылку несколько фитилей и поджигал их. Он говорил, что пытается помочь нам лучше освещать комнаты. – Фыркнув от смеха, Оливер откровенно закончил: – Мы всегда боялись, что однажды проснемся в горящих постелях.

– Я не виноват в недавнем пожаре в моем доме, Оливер, – сказал Саймон, чтобы положить конец болтовне старика. Сейчас не время рассказывать Заребу и Камелии о его детских проделках. – Я не хотел волновать Хейдона и Женевьеву и не сказал, что кто-то преднамеренно поджег мою лабораторию. Думаю, те же самые люди сегодня вечером разгромили дом леди Камелии.

– Да уж, тут поработали не воры, – заметил Оливер, внимательно оглядев комнату. – Я сам был вором, – гордо сказал он Камелии и Заребу, – и никогда не оставлял в доме такого безобразия. Какой смысл резать курицу, которая не сет золотые яйца? – Он сердито нахмурился и закончил: – Если эти негодяи попадутся мне в руки, я их так отделаю, что они месяц сидеть не смогут.

Камелия почему-то успокоилась от слов старого шотландца.

– Спасибо, Оливер. – Она толком не знала, как относиться к этому пожилому мужчине с жесткими, как проволока седыми волосами, признавшемуся в воровстве. Саймон назвал Оливера кучером, но Камелии было ясно, что этот человек значит для Саймона намного больше. – Это очень любезно с вашей стороны.

Оливер просиял улыбкой, потом нахмурился:

– Что это за тварь у вас на шее?

– Это Руперт, – пояснил Саймон, – змея леди Камелии.

– Это домашнее животное? – Оливер с сомнением посмотрел на Руперта. – Может, его посадить в клетку?

– Боюсь, Руперту в клетке не очень понравится, – ответила Камелия. – Он привык гулять, где хочет.

– Записка, Тиша. – Зареб указал на прошитую кинжалом бумагу. – Что в ней?

Камелия медленно вытащила кинжал из подушки и поднесла записку ближе к лампе. Стараясь сдержать дрожь в голосе, она прочитала:

– «Смерть тем, кто тревожит сон Пумулани».

– Что такое Пу-му-лани? – спросил Оливер.

– Это африканское название места в Южной Африке, где находится мой археологический участок, – объяснила Камелия. – Это слово означает «отдых» или «место отдыха» на языке нгуни.[2] Приблизительно сто лет назад там поселилось семейство буров и организовало ферму. Мой отец купил землю у внука первого владельца и двадцать лет назад начал раскопки. Полгода назад он умер, и я продолжаю его работу.

– Похоже, кто-то этого не хочет, – сказал Оливер.

– Мой отец считал, что эта земля хранит археологические Находки необычайной важности, – объяснила Камелия. – За эти годы мы нашли много свидетельств того, что когда-то там было процветающее общество. Наскальные рисунки подтверждают эту теорию. Думаю, конкуренты-археологи хотят запугать меня, чтобы я оставила участок. И если я откажусь от него, он и купят его за гроши и сами начнут раскопки.

– Они уже не в первый раз пытаются вас напугать? – нахмурился Оливер.

– Да.

– Что еще они сделали? – потребовал ответа Саймон.

– Это чепуха, – отмахнулась Камелия. – Не имеет значения. Они хотят запугать меня, но это им не удастся. Это земля моя, и я буду вести, раскопки, пока не найду то, что искал мой отец.

– И что же это?

– Свидетельства древней цивилизации.

Оливер глубокомысленно почесал подбородок.

– Слишком много суеты из-за нескольких костей.

– Ты прав. – Саймон пристально взглянул на Камелию.

– Для тех, кто посвятил этому всю жизнь и надеется сделать величайшее открытие, они чрезвычайно важны.

– Мы должны уехать отсюда, Тиша, – помрачнел Зареб. – Сейчас.

– Мы не можем уехать, Зареб, – возразила Камелия. – У мистера Кента не было времени закончить работу над насосом.

– Я не говорю, что мы сегодня вечером должны, возвратиться в Африку, – пояснил, Зареб. – Но в этом доме оставаться опасно. Мы должны уехать.

Камелия покачала головой:

– Это, дом моего отца. Я не позволю, каким-то хулиганам выжить меня, отсюда. Мы наведем порядок и останемся.

– Храброе, сердце, – одобрительно кивнул Оливер Саймону.

– Мокрые овцы не прячутся, они отряхиваются.

– Овцы гибнут, Оливер, – пробормотал Саймон.

– Бывает, – неохотно согласился Оливер. – Я просто пытался подбодрить.

– Я ценю это, Оливер, – уверила его Камелия. – Меня не в первый раз пытаются запугать и заставить отказаться от работы, и думаю, не последний. Но я не испугаюсь.

– Смелая девушка, – улыбнулся Оливер. – Важен не размер сражающейся собаки, а то, что она сражается.

– Леди Камелия не собака, – возразил Зареб. – Ей угрожали отцовским кинжалом, которому великий шаман дал темную силу. Она не может здесь дольше оставаться. Мы должны оставить этот дом сегодня же вечером.

– Темную силу, говорите? – Оливер, нахмурившись, помесил голову. – Что ж, тогда другое дело.

– Мы не можем уехать сегодня вечером, – возразила Камелия. – Нам некуда идти.

– Вы можете остановиться у нас, – дружелюбно предложил Оливер.

Саймон недоверчиво посмотрел на него.

– Не думаю, что это хорошая идея…

– Почему? Места у нас более чем достаточно, хотя, придется уговорить Юнис приютить змею. Юнис не любит ползучих гадов.

– Руперт может остаться в комнате леди Камелии, – быстро предложил Зареб. – Он возражать не станет.

– Я не могу держать Оскара и Харриет день и ночь запертыми в спальне, – возразила Камелия. – Им нужно двигаться. Мы останемся здесь.

– Уверен, что Юнис и Дорин они понравятся, если будут хорошо себя вести и не устраивать сильного беспорядка, – рассудительно сказал Оливер.

– Я прослежу, чтобы они вели себя хорошо, – уверил его Зареб прежде, чем Камелия успела хоть что-то сказать. – Буду кормить их и устранять беспорядок. Ваши Юнис и Дорин их не заметят.

– Хорошо, тогда все улажено, – радостно сказал Оливер.

– Я действительно не думаю, что это хорошая идея, – снова начал Саймон.

– Не нужно беспокоиться о репутации девушки, – не обращая внимания на Саймона, – сказал Заребу Оливер. – Юнис и Дорин долгие годы присматривали за молодыми особами.

– Имеет значение только та честь, которая горит в глубинах сердца, – торжественно заявил Зареб. – Куда бы леди Камелия ни отправилась, ее честь в безопасности.

– Конечно, об этом и говорить нечего, – согласился Оливер. – Но когда мы все соберемся под одной крышей, всегда найдется пара глаз, которые проследят, чтобы ее светлость была в безопасности. И, скажу вам, что если негодяи которые побывали здесь, сунутся в мой дом, то я их крепко поцелую сапогом в задницу…

– Спасибо, Оливер, я уверен, что леди Камелия оценит твое желание помочь, – перебил Саймон. – И все-таки я же уверен, что это лучшее решение…

– Место для изобретений останется, – уверил его Оли вер. – Непохоже, что леди Камелия привезет с собой мною вещей.

– Только немного одежды, – сказал Зареб. – А мне комната не нужна. Я могу спать где угодно.

– Видите? Все уладилось, – улыбнулся Камелии Оливер. – Почему бы вам не собрать вещи? А мы с Заребом отнесем их в карету.

Камелия неуверенно посмотрела на Саймона.

Правду сказать, последнее нападение потрясло ее. Дом ее отца подвергся безжалостной атаке, и она была бессильна предотвратить погром. Самое главное, что животные не пострадали, твердо сказала себе Камелия. Но что случится и следующий раз, когда они с Заребом уйдут, а Оскар, Харриет и Руперт останутся одни? Если ее попытаются запугать, причинив зло животным, она себе этого не простит.

– Мы вам не помешаем, Саймон? – Камелии не хоте лось навязываться ему, да еще с животными. Но воткнутый в подушку кинжал тревожил ее больше, чем она хотела в этом признаться. – Это ненадолго.

Саймон вздохнул. Оливер и Зареб правы. Камелии но безопасно оставаться в своем доме. Он не верил в злые проклятия, но кто-то решил заставить ее отказаться от раскопок.

В следующий раз они могли не ограничиться только разрушением обстановки.

– Я с радостью приму вас, Зареба, Оскара и Харриет, – сказал он.

Камелия было кивнула, потом нахмурилась:

– А как насчет Руперта?

Саймон осторожно посмотрел на свернувшуюся вокруг ее шеи змею.

– Руперт тоже может приехать, – неохотно добавил он, – если вы твердо обещаете держать его в своей спальне. Я не хочу, чтобы Юнис, натыкаясь на него, вопила от ужаса. – Саймон воздержался от упоминания, что и сам не в восторге от возможности среди ночи споткнуться об это отвратительное существо.

– Не думаю, что Руперт сильно расстроится из-за вынужденного заточения, – сказала Камелия, поглаживая змею. – Вы не будете возражать против прогулок Оскара и Харриет?

– Конечно, нет, – быстро вставил Оливер. – Уверен, они оживят наш дом.

Камелия посмотрела на Саймона:

– Саймон?

В ее глазах отражался золотистый свет лампы, но Саймон видел, что в их глубинах мерцает неуверенность. Камелия сильная и решительная, но ему было ясно, что последний инцидент произвел на нее глубокое впечатление. В стране бежала она по дому, окликая животных. Она сказала, что не верит в проклятия. Возможно, это правда.

Но даже если это и так, вид отцовского кинжала, вонзенного в подушку, в клочки порвал ее браваду.

– Я уверен, Харриет и Оскар не будут помехой, – солгал Сиймон.

– Вот видите, – просиял Оливер. – А теперь собирайте вещи, и в путь.

– А мы с Оливером тем временем проверим окна и двери. Позовите нас, когда будете готовы, – сказал Саймон и вышел из комнаты.

– Лучше ты сам расскажи Юнис и Дорин об обезьянке, а про змею скажи в последний момент, – понизив голос, предложил Оливер, когда они спускались по лестнице. – Я не уверен, что они на самом деле обрадуются.

– Я предоставлю тебе поговорить с ними, Оливер, – спокойно сказал Саймон. – Так как это целиком и полностью твоя идея.

– Я тебя давно знаю. Ты не оставил бы девушку в этом бедламе, с воткнутым в подушку кинжалом и злобной запиской. Я лишь помог тебе принять решение.

– Она не домашнее животное, Оливер.

– Ты прав, она храбрая девушка, и на редкость красивом напоминает мне мисс Женевьеву в молодости. – Оливер усмехнулся. – Они быстро поладят, когда познакомятся.

– Они не встретятся. Я буду работать день и ночь, чтобы как можно скорее сделать насос и отправить леди Камелию в Африку.

– Африка, говоришь? Я думал, что никогда ее не увижу. Интересно, там действительно так жарко, как говорят?

– Ты не поедешь, Оливер.

– Это долгое путешествие, даже на самом быстром корабле Джека, – не обращая внимания на Саймона, вслух размышлял Оливер. – Придется взять с собой побольше овсяного печенья.

– Оливер…

– Что они тут натворили! – Оливер серьезно смотрел на разбитые реликвии. – Но даже в упавшем гнезде можно найти целое яйцо, – весело добавил он.

– Кто бы тут ни рылся, он сделал свою работу, – задумчиво сказал Саймон, скользя взглядом по полу.

– Но ее они не сломили, правда?

– Нет.

– Вот целое яйцо и нашлось. – Улыбнувшись, Оливер пошел проверять, окна в столовой, оставив Саймона рассматривать руины.

Глава 6

Когда карета наконец остановилась, у Камелии сжалось сердце.

Как и большинство лондонских зданий, новый дом Саймона был высокий и узкий. В городе пытались извлечь максимум из ограниченного участка земли. Когда Камелия была маленькой девочкой, она думала, что все здания такие, за исключением их обветшавшего особняка в провинции. Ее мать не слишком заботилась о ветхом доме с разрушающимися стенами и постоянно текущей крышей. Леди Стамфорд предпочитала огни и суматоху Лондона долговременной изоляции в чистом поле, как она выражалась. Поскольку отец Камелии большую часть времени проводил в экспедициях, мать решила остаться в городе, где могла развлечься визитами к друзьям, посещением театра и поездками по магазинам.

Камелия обожала те редкие случаи, когда отец возвращался домой и настаивал на переезде в провинцию. Она любила лежать на траве, глядя в небо. Солнце грело ее, ветер тихо шелестел листьями деревьев. Она любила старый дом, его мшистый запах, проникавший всюду, вылинявшие драпировки и потертую мебель, говорившую о поколениях живших здесь людей. Отец заполнил каждый уголок экспонатами, собранными в путешествиях. Некоторые были древние и довольно ценные, другие – обычные предметы, которые он счел красивыми или интересными. Камелия с восторгом слушала увлекательные рассказы о каждом предмете, о том, как отец едва не погиб, разыскивая его, о невероятно колоритных людях, у которых он это купил. Отец предлагал ей погладить тот предмет, о котором рассказывал, пытаясь заставить ее почувствовать его тепло, его дух, его тайну.

Лучше всего было, когда он приносил домой какое-нибудь новое оружие. Отец любил оружие не за его силу, а потому что в каждой цивилизации мастера стремились сделать его не только смертоносным, но и красивым. Он давал Камелии тяжелые копья, острые кинжалы, тяжелые мечи и затейливо украшенные щиты, предлагая проверить их баланс и вес. Иногда, если она упрашивала достаточно долго, отец позволял ей вынести оружие на улицу и поучиться владеть им. Он стоял рядом, показывая, как держать меч, бросать копье или кинжал, его огромная загорелая рука твердо сжимала ее маленькую ручку, в его голосе слышалось тихое удовольствие.

Однажды ее мать спугнула их, когда Камелия бросала кинжал в дерево. Лезвие соскользнуло и глубоко порезало ладонь, брызнула яркая струйка крови. Почти в истерике леди Стамфорд схватила дочь и потащила в дом, обвиняя мужа во всех грехах вплоть до убийства их единственного ребенка. И пока мать была жива, Камелии больше не позволяли прикоснуться к оружию.

Она неловко шевельнулась в помятом вечернем платье с кринолином, вдруг почувствовав, как натянулся ремешок, прикрепляющий кинжал к икре.

– Идем, Тиша. – Зареб открыл дверцу кареты и подал Камелии руку.

– Спасибо, Зареб.

Вложив руку в ладонь Зареба, она почувствовала себя немного лучше. Хоть Камелия очень старалась не подавать вида, но зрелище разгромленного дома, изуродованных дорогих ей вещей и книг глубоко ее потрясло. Это всего лишь вещи, твердо напомнила себе Камелия. Тот факт, что некоторые из них были редкими экспонатами, делал этот аргумент горьким.

Больше всего ее тревожило, что кто-то сумел выжить ее из единственного места в Лондоне, где она чувствовала себя дома.

– Почему бы тебе не взять Харриет? А я возьму Оскара и Руперта.

– Наверное, нам следует пока оставить их здесь, – предложил Зареб, – пока мистер Кент не предупредит Юнис и Дорин.

– Не думаю, что Оскар останется в карете без меня после таких испытаний, – возразила Камелия, чувствуя, как вцепилась в нее обезьянка. – Боюсь, если он разволнуется, это встревожит Харриет и Руперта. Мы должны войти все вместе.

– Как хочешь. – Зареб поднялся в карету и взял клетку с Харриет.

Саймон наблюдал, как Камелия и Зареб идут по дорожке к его новому дому. Они являли собой странную пару – она в алом вечернем платье и он в необыкновенно ярких одеждах, – и несли обезьяну, птицу и корзину. И все же в обоих чувствовалось необыкновенное достоинство.

– А теперь, милая, позвольте мне взять у вас корзину, – предложил Оливер, торопливо шагнув к Камелии, пока Саймон отпирал дверь. – С вас достаточно обезьяны.

– Спасибо, Оливер, – улыбнулась Камелия. – Вы очень любезны.

– Мы дома, – крикнул Саймон, распахивая дверь.

– Давно пора, – торопливо высунулась из кухонной двери Юнис, из-за ее плеча выглянула Дорин. – Мы с Дорин уже собирались послать на поиски полицейского. Святая Колумба! Что это за лохматое чудище цепляется за ее шею?

– Это Оскар, – весело ответил Оливер. – Это леди Камелия, это Зареб, а в клетке Харриет.

– Приятно познакомиться. – Дорин настороженно посмотрела на Оскара. – Он кусается?

– Он кусает только яблоки, – уверил ее Зареб. – Не людей.

– В доме леди Камелии и Зареба сегодня вечером произошла неприятность, – объяснил Саймон. – Они побудут у нас до возвращения в Южную Африку.

Юнис удивленно посмотрела на него.

– Какая неприятность?

– Какие-то хулиганы забрались в дом ее светлости в ее отсутствие и все там порушили вдребезги, – ответил Оливер. – Воткнули в ее подушку кинжал и оставили злобную записку. Попадись мне эти негодяи, я им задам такую трепку, что они долго будут помнить!

Юнис сочувственно посмотрела на Камелию:

– Не переживайте, милая, тут вы будете в полной безопасности.

– У нынешних воров совершенно нет чести, – сердито продолжил Оливер. – Все эти пистолеты, кинжалы, угрозы… где тут честь, я вас спрашиваю?

– В доме леди Камелии побывали не воры, – подчеркнул Саймон. – Ее умышленно пытались запугать.

– Это еще хуже. Вот мерзавцы, – стукнула костлявым кулаком по ладони Дорин. – Пусть только попробуют сюда сунуться, я им горшок на голову надену и метлой отхожу, прежде чем они сообразят, в чем дело!

– Надеюсь, полиция найдет их раньше, чем они узнают, куда уехала леди Камелия, – сказал Саймон. – Я собираюсь пойти в полицию и сообщить об этом деле.

– Полиция не должна ничего знать, – с тревогой взглянула на него Камелия.

– Почему?

– Если полиция начнет расследование, появится сообщение в газетах, и тогда члены Археологического общества все узнают. Те немногие, которые пусть и неохотно предложили мне финансовую помощь, встревожатся и откажутся от поддержки, полагая, что действуют мне во благо. – Камелия решительно покачала головой: – Никто не должен знать, что в моем доме рылись и что мне угрожали.

– Если мы не обратимся к полиции, то нет надежды найти тех, кто учинил погром, – указал Саймон.

– Если они не каждый день вламываются в дома и крушат все вокруг, то сдается мне, что в любом: случае большой надежды нет, – возразил Оливер.

– Людей, которые разгромили дом леди Камелии, найдут, когда для этого придет время, – сказал Зареб. – Полиция тут никакого значения не имеет.

– Если девушка не хочет сообщать полицейским, тогда мы им ничего скажем, – решила Дорин. – Нет смысла тревожить ос, если вас уже преследуют пчелы!

Камелия улыбнулась:

– Спасибо за понимание, Дорин. Надеюсь, мы с Заребом не очень вас стесним.

Камелия поняла, что эти две женщины, как и Оливер, для Саймона больше чем слуги. Ей это понравилось.

Это означало, что они лучше поймут ее отношения с Заребом.

– Вы нас совсем не стесните, – торопливо заверила ее Юнис. – Дом большой, а нас тут всего четверо, места всем хватит.

– Юнис, возьми корзину, пока мы с Заребом принесем из кареты остальные вещи, – предложил Оливер. – Вы с Дорин покажете леди Камелии ее комнату и поможете ей устроиться.

– Думаю, вам понравится в комнате с зелеными обоями, – решила Юнис, взяв у Оливера корзину. – Она не слишком красивая, но чистая. Если хотите, я могу принести вам… Святые угодники! – взвизгнула она, увидев высунувшегося из корзины Руперта. – Помогите!

Отшвырнув корзину, Юнис кинулась к Оливеру и вцепилась в него, прижав его лицо к своей пышной груди. Камелия и Саймон бросились к корзине, пассажиру которой надоело сидеть взаперти. Внезапно распрямившись, Руперт вырвался на свободу. Саймон в воздухе поймал корзину, а Камелия торопилась схватить Руперта.

В этот момент Оскар, завизжав, прыгнул на голову Дорин. Потеряв равновесие, Камелия налетела на Саймона. Оба свалились на пол, выпустив из рук корзину, а Дорин, не переставая кричать, пыталась отцепить Оскара.

– Попался! – торжествующе сказал Зареб, поймав Руперта.

– Помогите! – вопила Дорин, шатаясь словно пьяная. – Заберите от меня эту дикую тварь!

– Слезай, Оскар, – скомандовал Зареб.

Обезьянка с удовольствием прыгнула с трясущейся головы Дорин на твердое плечо Зареба.

– Я дышать не могу, – сдавленным голосом произнес Оливер у пышной груди Юнис.

– Ох, Олли, – вскрикнула она, ослабляя хватку, – я уж думала, что умру!

Саймон взглянул на Камелию, которая лежала на нем, раскинув ноги.

– С вами все в порядке?

Камелия смущенно смотрела на него. Она вдруг остро осознала, что Саймон очень высок, хотя, по правде говоря, довольно странно задумываться об этом, распростершись на полу. Саймон сумел при падении максимально смягчить для Камелии удар. Ее тело таяло от соприкосновения с его сильным торсом. Сердце гулко стучало, чувства воспламенились. От Саймона пахло пряным мылом и кое-чем еще – чудесным, таинственным, мужским ароматом, от которого ей захотелось прижаться щекой к его плечу и вдыхать этот запах. Камелия чувствовала, как поднимается и опадает его грудь от глубокого и спокойного дыхания, и если бы она притихла, то услышала бы ровный стук его сердца.

Тепло заструилось в ней, наполняя грудь и низ живота. Дурманящее ощущение сделало Камелию необычно вялой и в то же время возбуждало, когда она смотрела в непостижимые туманные глубины пристальных глаз Саймона.

– Девушка, наверное, травмирована. – Оливер беспокойно нахмурил белые брови. – Она пошевелиться не может.

Камелия, задохнувшись, с глухим стуком скатилась с Саймона.

– Все в порядке.

– Я помогу тебе подняться, Тиша, – предложил Зареб. – Ты вся горишь. Ты уверена, что все хорошо?

– Да, просто я немного задохнулась. – Она бодро разгладила помятое платье, пряча волнение.

– Надеюсь, вы не думаете, что эта тварь ползучая останется в нашем доме? – сказала Юнис, неодобрительно уставившись на Руперта.

– Простите, что Руперт напугал вас, Юнис, – торопливо извинилась Камелия. – Нужно было мне самой нести корзину. Уверяю вас, никакой опасности нет. Яд Руперта не опасен для людей.

– Опасный он или нет, я не желаю, чтобы он ползал по дому и пугал меня до потери сознания.

– Этого не случится, – уверил ее Саймон. – Руперт все время будет сидеть под замком в комнате леди Камелии. Ты даже не заметишь его присутствия, правда, Камелия?

– Да. – Честно говоря, Камелия надеялась, что сумеет постепенно познакомить Руперта с обитателями дома, и они не станут беспокоиться из-за присутствия змеи.

– А как насчет обезьяны? – поинтересовалась Дорин, потирая растрепанную голову. – Она тоже будет в комнате гостьи?

– К сожалению, Оскару нужно больше пространства, – объяснил Саймон, понимая, как страдает Камелия при мысли, что придется запереть Оскара. – Но уверен, что, как только он познакомится с новым обиталищем, вы его едва заметите.

– Что-то непохоже, – пробормотала Дорин, впившись взглядом в Оскара.

Оскар широко улыбнулся ей, открыв крепкие зубы.

– Наглый попрошайка!

– По крайней мере птица может остаться в клетке, – вставил Оливер, пытаясь уладить дело. – Она на редкость красива.

– На самом деле Харриет сидит в клетке, только когда путешествует или спит, – пояснила Камелия. – Днем ей нужно расправить крылья и летать.

– Я уверен, что для этого ей места в спальне леди Камелии хватит, – торопливо добавил Саймон, понимая, что Юнис и Дорин не слишком обрадуются превращению дома в зоопарк.

– Ну, теперь все уладилось, давайте проводим леди Камелию в ее комнату, – предложил Оливер. – У нее был тяжелый вечер, и я уверен, что она очень хочет оказаться в постели.

– Конечно, голубушка, – закудахтала Юнис, быстро забыв свои страхи. – Поднимайтесь наверх, мы с Дорин там все уютно устроим, а Оливер тем временем позаботится о вашем друге, мистере Заребе.

Мистер Зареб. За эти два простых слова Камелия тут же простила Юнис нелюбовь к Руперту. С тех пор как они прибыли в Лондон, почти каждый, с кем приходилось сталкиваться Камелии, смотрел на Зареба с недоверием и снисходительностью. И хотя в Южной Африке расизм был также распространен, отец Камелии всегда добивался, чтобы на его раскопках ко всем относились с уважением и по справедливости, независимо от цвета кожи. Конечно, Зареб большую часть жизни сносил презрение белых людей в Кейптауне и Кимберли, но в Африке он был один из миллионов и не привлекал к себе постоянного и нежелательного внимания. В Англии Зареб тут же бросался в глаза, и все решали, что он из низших слуг Камелии. Большинство англичан чувствовали превосходство над ним просто из-за цвета кожи. Но Юнис назвала Зареба другом Камелии и вежливо присвоила ему титул «мистер». За это Камелия готова была сделать все, чтобы держать животных подальше от глаз Юнис, пока та не поймет, что они безопасны.

– Я сегодня оставлю животных с собой, Тиша, – сказал Зареб, желая успокоить Юнис и Дорин, когда они повели Камелию в ее комнату. – Не волнуйся.

– У нас и для вас отличная спальня найдется, – сказал Заребу Оливер, взяв у него клетку с Харриет. – Идите за мной, я вас отведу.

– Спасибо, Оливер. – Зареб благодарно поклонился новому другу.

Саймон наблюдал, как странная компания поднимается по лестнице. Оскар словно маленький лохматый король восседал на голове Зареба как на троне.

Потом Саймон повернулся и пошел в свой кабинет, чувствуя странную растерянность и отчаянное желание выпить.

Что-то изменилось.

«Это еще мягко сказано», – уныло думал Саймон, глядя на янтарную жидкость в стакане. После встречи с Камелией его дом сгорел, в пожаре погибло все имущество и, хуже того, все его изобретения. Потом его уговорили взять в новый дом Оливера, Юнис и Дорин, что полностью уничтожило тихое одиночество, абсолютно необходимое ему для работы. И только он подумал, что с него шума и людей довольно, как Оливер решил пригласить к нему Камелию и Зареба со стадом диких животных. Стадо – это, конечно, преувеличение, но, учитывая, что могут натворить обезьяна, птица и змея, не слишком сильное.

Отхлебнув бренди, Саймон уставился на расстеленные на столе мятые чертежи, пытаясь сосредоточиться на паровом насосе. Проблема в том, чтобы заставить пар постепенно поступать через несколько камер. Возможно, если уменьшить размер камер и увеличить их количество…

– Простите, я думала, что все спят.

Подняв глаза, Саймон увидел в дверях кабинета Камелию. На ней была шелковая ночная рубашка цвета слоновой кости с пеной кружев у ворота. Камелия небрежно закуталась в одеяло, но оно лишь сильнее подчеркивало ее изящные формы. Выгоревшие волосы свободно падали на плечи и золотым потоком сбегали по спине, мерцая в свете лампы, Саймон смотрел на Камелию как зачарованный. Его пристальный взгляд двинулся от изящного изгиба щеки к грациозной линии шеи, потом к пульсирующей ямке между ключицами и пышной выпуклости груди. Он вспомнил, как Камелия упала на него. Вспомнил ее женский жар и мягкость, как сплелись с его ногами ее стройные ноги, как дрожало и давило ее тело, когда она смотрела на него восхитительными зелеными глазами.

Желание охватило его, жаркое, сильное, неодолимое.

– Все в порядке? – спросил Саймон и неуклюже опрокинул стакан, резко поднявшись из-за стола.

«Возьми себя в руки», – молча скомандовал он себе, разыскивая носовой платок, пока бренди растекалось по чертежам. Не найдя платка, Саймон собрал бумаги и встряхнул, забрызгав бренди весь стол.

«Господи, да что со мной?»

– Вам понравилась ваша комната? – неловко добавил он, не выпуская из рук мокрые чертежи.

Камелия неуверенно смотрела на Саймона, задаваясь вопросом о причине его явного замешательства.

– Да, комната замечательная, спасибо.

Она заметила, что Саймон все в той же помятой рубашке и темных брюках, но снял сюртук и галстук и распахнул воротник, чуть открывавший мускулистую грудь. С взъерошенными золотисто-рыжими волосами и тенью на небритых щеках он выглядел еще более растрепанным, чем обычно. Своей высокой фигурой, широкими плечами и проницательным взглядом необыкновенно ярких голубых глаз он снова напомнил Камелии шотландского воина. «Это смешно, – подумала она. – Саймон Кент тихий, книжный ученый, который всю жизнь проводит, запершись в лаборатории, изобретая новый способ стирки одежды, мытья полов и превращения пара в мощную силу. Едва ли он из тех мужчин, кто бесстрашно бросается в битву, размахивая тяжелым палашом. Вместо этого он бросил бы во врагов несколько детских хлопушек, надеясь, что огонь и шум отпугнут противника».

– Вы голодны? – Стол был безнадежно забрызган, и Саймон начал расстилать мокрые листы на полу, чтобы просушить. – Если хотите, мы можем спуститься в кухню и поискать что-нибудь поесть.

– Нет, спасибо. Юнис и Дорин любезно принесли мне поднос с едой и сказали, что отнесут такой же Заребу. Они очень внимательные и заботливые. Зареб не привык, что к нему вне стен нашего дома относятся с такой любезностью, особенно здесь, в Лондоне.

– Хорошо это или плохо, но Юнис, Оливер и Дорин всегда относятся ко всем одинаково. На них титулы, богатство и даже цвет кожи впечатления не производят. Для них главное то, что стоит за этим.

– Зареб такой же, – сказала Камелия, садясь на стул напротив письменного стола. – Думаю, он рад, что наконец встретил здесь людей, которые разделяют его взгляды на мир. Боюсь, он считал всех британцев высокомерными и глупыми.

– Мы на самом деле шотландцы, – улыбнулся Саймон. – Но я не хотел бы осуждать всех британцев. Возможно, Заребу не встретились настоящие люди.

– Может быть.

Камелия поджала под себя ноги. Она была не в состоянии заснуть в мягкой постели, которую приготовили ей Дорин и Юнис. Несмотря на решимость быть сильной, вид разгромленного дома отца глубоко задел ее. Хуже всего, что, для того чтобы приколоть к подушке злобную записку, воспользовались его кинжалом. «Я не верю в проклятия», – твердо напомнила себе Камелия.

Но настойчивое требование Зареба покинуть дом встревожило ее.

– Как вы познакомились с Оливером, Юнис и Дорин? – спросила она, плотнее чзкутав плечи в одеяло.

– Моя мать взяла их в дом после того, как их выпустили из тюрьмы, – объяснил Саймон. – Но они никогда не были ее слугами. Она изо всех сил заботилась о детях, которых спасала из тюрьмы. Юнис, Оливер и Дорин помогали ей и стали частью семьи. Так с тех пор и осталось.

– Сколько детей приютила леди Редмонд?

– Всего нас шестеро. – Саймон со сдержанным видом снова сел за стол. – Полагаю, вы уже слышали, как я стал членом семейства Кентов, учитывая, как внимательно вы изучали мою жизнь.

– Мой интерес касался исключительно ваших достижений как ученого и изобретателя, – ответила Камелия. – Я слышала о том, что вы росли под опекой лорда и леди Редмонд, но не обратила на это никакого внимания. Для меня имело значение только то, что вы блестящий ученый, который сумеет помочь мне откачать воду с моего участка.

Саймон долго смотрел на нее. Камелия ответила ему спокойным взглядом.

Она говорит правду, понял он, поражаясь этому удивительному факту.

Сколько себя помнил, Саймон стыдился своего прошлого. Но это чувство не было таким сильным, как у его брата Джека. Джек был вынужден выживать на улицах Инверари почти до пятнадцати лет. Долгие годы тяжелой и жестокой жизни сформировали вокруг Джека стену, сквозь которую наконец сумела пробиться нежная любовь его жены Эмилии. И пока Женевьева не нашла скорчившегося на полу тюремной камеры девятилетнего Саймона, ему тоже приходилось выживать самому. Он совершенно не помнил настоящего отца, а воспоминания о матери были смутными и расплывчатыми. Годами он вызывал в памяти образ красивой женщины с черными волосами и большими серыми глазами, которая по ночам прижимала его к себе и гладила по щеке.

Когда Женевьева забрала его домой и он наконец уснул, зная, что до утра в полной безопасности, его воспоминания стали более мрачными. В его ночные грезы вторгалась грязная, сквернословящая женщина, от которой несло перегаром, она била его, пока он не съеживался на полу. Он внезапно просыпался с пересохшим ртом и колотящимся сердцем, его неудержимо трясло.

И тогда он выскальзывал из своей новой мягкой кровати и, свернувшись на полу, умолял Бога, чтобы обмоченные простыни к утру высохли, и Женевьева не узнала бы про его грех и не выгнала.

– Все хорошо? – заботливо посмотрела на него Камелия, задаваясь вопросом, почему внезапно потемнели его глаза.

– Да, – бодро заверил Саймон. – Все прекрасно.

Избегая ее взгляда, он начал рукавом вытирать со стола пролитый бренди. Саймон чувствовал, что Камелия пристально смотрит на него, и задумался, что по неосторожности выдал. Он не хотел, чтобы Камелия знала о том грязном, съежившемся от страха и холода воришке. По непонятным причинам он хотел, чтобы она думала о нем лучше, чем есть на самом деле. Саймон хотел, чтобы Камелия видела в нем сильного, уверенного мужчину, способного решить любую проблему, блестящего ученого, как она его охарактеризовала. Хорошо, пусть не блестящего, поправил себя Саймон, но по крайней мере достаточно образованного и яркого. Человека, способного, когда нужно, прийти на помощь, например, спугнуть напавших на нее хулиганов или предложить ей убежище, когда в ее собственном доме стало небезопасно. Человека, который держит под контролем и свои эмоции, и свою жизнь. В этом нет ничего странного, уверял себя Саймон. В конце концов, Камелия зависит от его помощи. Хотя он всегда помогал, когда это касалось его семьи, он не помнил случая, чтобы к нему за помощью обратилась женщина. Опять же он знал мало женщин.

– Можно мне стаканчик бренди? – внезапно спросила Камелия.

– Конечно, – ответил Саймон, удивляясь собственным мыслям. – Простите, что раньше не предложил. Если предпочитаете, у меня есть шерри.

– Я не очень люблю шерри. Нахожу его слишком сладким. Наверное, вам кажется несколько странным, что женщина предпочитает бренди.

– По сравнению с вашим зверинцем бренди просто бледнеет, – лукаво заметил Саймон, вручая ей стакан.

Камелия, отпив глоток, вздохнула:

– Догадываюсь, что в Лондоне меня считают довольно эксцентричной.

– Вас волнует, что о вас думают?

Она пожала плечами:

– Не очень.

– Это хорошо. Значит, вы не позволите чужому мнению повлиять на свою жизнь. Немногие женщины имеют такую отвагу.

– Эллиот считает это глупостью. Он думает, что я наивна и совершенно не разбираюсь в жизни, вот почему он отчаянно старается защитить меня.

– Именно это он пытался сделать, когда я наткнулся на вас в саду? – иронически поинтересовался Саймон. – Защитить вас?

– В известном смысле. – Камелия уставилась в свой стакан, смущенная тем, что Саймон застал ее в такой нелепой ситуации. – Эллиот хочет жениться на мне, – неловко добавила она.

Значит, вот какова цель Уикема. Саймон предполагал, что испытает облегчение от того, что намерения этого олуха по крайней мере благородны. Но почему-то брак Уикема и Камелии показался ему совершенно абсурдным. Уикем запрет ее в клетке, а Камелия слишком прекрасна, чтобы сидеть взаперти с этим праздным, высокомерным дураком.

– А вы чего хотите, Камелия?

– Я хочу вернуться в Африку и продолжить раскопки на отцовском участке.

– Боюсь, Эллиот вряд ли поддержит этот план.

– Думаю, у него смешанные чувства, – призналась Камелия. – Эллиот приехал в Южную Африку сразу после окончания Оксфорда, потому что хотел работать с моим отцом. Тогда, в двадцать один год, он был полон юношеской энергии и идеализма. Мой отец взял его под свое крыло, уча всему, что знал об археологии. Но когда Эллиот стал старше, думаю, отсутствие крупной находки его разочаровало.

– Другими словами, он считал археологию более прибыльным делом, чем оказалось.

– Эллиота гораздо больше волнует общественное признание, чем деньги, – возразила Камелия, стараясь защитить давнего друга. – Два года назад он после смерти отца унаследовал титул и довольно значительные земельные владения здесь, в Англии. Но Эллиот хочет быть известен своими достижениями, и это правильно. Именно поэтому он все свое внимание нацелил на организацию собственного дела здесь, в Лондоне.

– И он хочет, чтобы вы бросили раскопки и жили с ним в Лондоне.

– Эллиот беспокоится о моем благополучии, – объяснила Камелия. – Он боится, что я трачу впустую время и деньги на участке, где уже ничего нельзя найти. Но это не значит, что он не поддерживал меня. Мы с Эллиотом добрые друзья с моих детских лет. Он приехал в Африку вопреки воле своей семьи, потому что восхищался моим отцом и его работой, За годы совместной работы они стали исключительно близки, как отец и сын. Кроме Зареба, Эллиот самый близкий мне человек. Он всегда будет пытаться помочь мне всем, чем сможет. Именно поэтому он хочет жениться на мне. – Отпив глоток бренди, она вздохнула: – Эллиот серьезно заботится обо мне и в определенном смысле чувствует себя ответственным за меня, особенно теперь, когда мой отец умер. Думаю, Эллиот верит, что мой отец хотел, чтобы он заботился обо мне, и поэтому хочет жениться, хотя знает, что я буду ужасной женой.

Она действительно настолько наивна, что не понимает желания Уикема жениться на ней? Глядя на Камелию, свернувшуюся калачиком в кресле и потягивающую бренди, Саймон решил, что, вероятно, это действительно так. Камелия была умной, независимой двадцативосьмилетней женщиной, но Саймон чувствовал, что опыт общения с мужчинами у нее крайне мал. Она, казалось, не сознавала собственной красоты и непритворной чувственности, сквозящей в каждом ее движении. Уикем, вероятно, до некоторой степени ценил острый ум Камелии и ее преданность работе отца, хотя его наверняка раздосадовало, что она не согласилась прекратить раскопки, когда он счел их безуспешными. Камелия столь же прекрасна и редка, как тот экспонат, что Эллиот рассчитывал найти, решил Саймон. Его светлость, вероятно, считал Камелию главной наградой за годы копания в африканской грязи.

По крайней мере, у лорда Уикема достаточно ума, чтобы понять, какая Камелия особенная, даже если он не в состоянии сообразить, что она достойна гораздо большего, чем стать женой самодовольного виконта.

– Он не обрадуется, когда узнает, что случилось в вашем доме этим вечером, – сказал Саймон. – Полагаю, вы не рассказывали ему о стычке с двумя негодяями в переулке?

Она покачала головой:

– Эллиоту лучше об этом не знать. Он имеет склонность приходить в волнение, от которого нет никакой пользы.

– Как только он обнаружит, что вас нет дома, ему не потребуется много труда, чтобы найти вас. Сомневаюсь, что он одобрит ваше пребывание здесь.

– Я ему все объясню, и он успокоится.

– Что объясните? Что кто-то грозил вам смертью, если вы вернетесь к раскопкам? Вы не думаете, что он сделает все, чтобы убедить вас не возвращаться туда?

– Меня от Пумулани не отпугнуть, – решительно ответила Камелия. – Мой отец мечтал, чтобы раскопки были проведены должным образом, все найденные реликвии подробно описаны и помешены в музей. Я в душе поклялась отцу, что осуществлю его мечту. И не остановлюсь, пока этого не сделаю.

В ее глазах цвета полыни искрилась смесь решительности и вызова. Саймон заметил, что когда Камелия сердится, ее глаза темнеют.

– Дело не в раскопках, Камелия, а в необходимости защитить наследство отца? – спокойно сказал Саймон.

– Наследство моего отца уже в безопасности. – Ее тон был гордым, но в нем звенела нота обиды, свидетельствующая, что Камелия прекрасно сознает, что археологический мир не разделяет ее убеждений. – Отец был прекрасным человеком и выдающимся археологом, который пошел против общепринятых мнений и работал на африканском континенте, куда другие не имели ни храбрости, ни дальновидности отправиться. За годы работы в Южной Африке он нашел наскальные рисунки, могилы и бесчисленные свидетельства, что с древних времен там жили умные и умелые люди. Он работал не ради славы, хотя уважение и поддержка коллег, конечно, не помешали бы. Отец посвятил свою жизнь Африке не ради денег. Он был исследователем. Для него сама поездка туда была наградой. Я и хочу продолжить эту поездку.

– Надолго?

– На всю оставшуюся жизнь.

– Сомневаюсь, что мой насос так долго прослужит, – пошутил Саймон и, посерьезнев, добавил: – Я думал, что вы вот-вот сделаете в Пумулани важное открытие.

– Да. Но когда я закончу работу на своем участке, то найду в Африке другое место для исследований. Археология у меня в крови, Саймон, как была в крови у моего отца. На первые свои раскопки я отправилась в десять лет. С тех пор у меня в одной руке ведро, а в другой кирка, и я знаю, что ничем другим заниматься не хочу.

– Как я понимаю, ваша мать разделяла страсть вашего отца к исследованию Африки.

Камелия вздохнула:

– К сожалению, моя мать ничего не знала об Африке. Она считала ее жарким, грязным, диким местом, которое на долгие месяцы крадет у нее мужа. Моя мать была дочерью виконта, из нее вырастили добродетельную изнеженную английскую леди. Думаю, я ее разочаровала, поскольку больше походила на отца, чем на нее.

– Если она так презирала Африку, то почему позволила вам отправиться туда?

– Она этого не делала. Она умерла, когда мне было десять, а вернувшийся в Лондон отец толком не знал, что со мной делать. Я просила его взять меня в Африку. Он так и сделал.

– Должно быть, для вас было невероятно трудно оставить дом, все, что вы знали, и отправиться в чужой край.

– Потеря матери была мучительной. Жить с отцом было легко. Не имело значения, куда он меня везет, лишь бы мы были вместе.

Саймон молча обдумывал ее слова.

– А когда в вашу жизнь вошел Зареб?

– Зареб стал другом моего отца задолго до того, как я оказалась в Африке. Когда мы прибыли на корабле в Кейптаун, Зареб встречал нас. Он положил руку мне на щеку и пробормотал несколько слов, которых я не поняла. Потом он наклонился, посмотрел мне в глаза и сказал, что всегда будет защищать меня. – Камелия засмеялась. – Должна признаться, в те времена я немного побаивалась его. Я никогда не встречала в Англии никого похожего. Но Зареб остался верен своему слову. Он всегда был рядом и следил за мной внимательнее, чем мать, отец или гувернантка. Он имел обыкновение говорить мне, что духи принесли ему меня в подарок, вот почему он так обо мне заботится. Я думаю, что это был способ заставить меня почувствовать, что я принадлежу Африке. А я в то время знала только одно: я отчаянно хочу быть вместе с отцом.

Перед Саймоном сидела, закутавшись в одеяло, взрослая Камелия, а он легко представил себе испуганную, но решительную маленькую девочку, которой она когда-то была.

Ее отец любил Африку, а она любила отца и хотела быть вместе с ним, особенно после смерти матери. Теперь, когда лорд Стамфорд тоже умер, Камелия настроена продолжать его работу. Не только потому, что хотела защитить его наследство, как думал Саймон, хотя, конечно, отчасти из-за этого.

Камелии нужно продолжать раскопки в Пумулани, потому что это делало ее ближе к отцу, которого она обожала.

– Если вы решили провести всю жизнь на раскопках в Африке, что станет с бедным Уикемом?

– Эллиот на самом деле не хочет жениться на мне, – уверила его Камелия. – Он чувствует обязанность заботиться обо мне, потому что мы долгие годы были близкими друзьями, и потому что он любил моего отца. Он хочет жениться на той женщине, какой, по его мнению, я могу стать, если он заставит меня остепениться и походить на других.

– Вы в этом уверены?

– Да, только он этого не понимает. Но, думаю, поймет, когда увидит, как плохо я подхожу для жизни в Лондоне. Он был весьма раздражен тем, как я разговаривала с лордом Багли сегодня вечером. И, честно говоря, я не думаю, что буду хорошей женой, – беззаботно продолжила Камелия, не слишком обеспокоенная этим фактом. – Я понятия не имею, как вести домашнее хозяйство, воспитывать детей и совершенно не могу держать язык за зубами, когда кто-нибудь говорит или сделает что-то, по моему мнению, оскорбительное и обидное. Я не могу усидеть дома больше месяца-двух, мне нужна свобода, работа. И, конечно, Зареб и мои животные всегда останутся со мной. – Веселые огоньки вспыхнули в ее глазах, когда она закончила: – Не много мужчин, увидев все это, сочтут меня привлекательным подарком!

Она абсолютно права, подумал Саймон. Большинство сочтут упорную молодую женщину, которая тратит жизнь, выкапывая кости в Африке в окружении экзотических животных, неподходящей женой. Но именно это делает ее такой очаровательной. Камелия жила по собственным принципам. Ее не интересовало, что другие думают о ней, если это не касалось ее достижений в археологии. Она решила продолжить дело покойного отца и осуществить его мечту, невзирая на риск и жертвы.

Тронутый и очарованный, Саймон снова отпил глоток бренди. Какого черта Уикем не ценит Камелию такой, какая она есть, а пытается превратить в пустую куколку, какой она никогда не станет?

– Не буду вам больше мешать, – сказала Камелия, вставая с кресла. – Чем скорее вы сделаете насос, тем скорее мы можем уехать в Южную Африку.

Саймон встал. Она права, ему действительно нужно вернуться к работе. Но ему почему-то больше не хотел ось до утра сидеть в кабинете, просматривая расчеты и чертежи.

– Вы ведь ужасно скучаете? – спросил он, провожая Камелию к двери.

– Я тороплюсь вернуться к работе.

– Я не имел в виду раскопки. Я говорил об Африке.

– Да, – кивнула Камелия.

– На что она похожа?

– Южная Африка – это… рай, – просто ответила Камелия. – Это место разительных контрастов, но они великолепны. Там самый синий, самый чистый, самый теплый океан. Когда с неба льётся солнечный свет, кажется, что тысячи звезд упали от небес и танцуют на волнах. Там невероятно разнообразная растительность, там зреют самые сладкие плоды на свете. Что-то гладит тебя по щеке и ерошит волосы столь нежно, что сначала этого не замечаешь, пока наконец не поймешь, что это океанский бриз ласкает тебя. В глубине страны становится жарче, земля сухая и недружелюбная, но еще более прекрасная. Она раскинулась подобно бескрайнему золотистому морю с зелеными пунктирами кустарников и пучками травы. Древние горы тянутся в небо и каждое утро пытаются коснуться солнца, а когда небо темнеет и поднимается луна, их зубчатые черные пики вызывают трепет. Земля постепенно погружается в сон. И когда стоишь под яркой луной в полном одиночестве и слушаешь стук своего сердца… Нигде на свете вы не найдете большей красоты.

Одеяло, в которое завернулась Камелия, немного съехало, словно она вдруг ощутила теплую ласку африканского бриза. Она искренне смотрела в глаза Саймона, пытаясь заставить почувствовать, каково стоять под африканской луной. Это было прекрасное мгновение.

Ошеломленный Саймон смотрел на Камелию. Он никогда не стоял под африканской луной, но был совершенно убежден, что ничто не может сравниться с красотой стоявшей перед ним женщины. Она волшебница, решил он, хотя его научный ум знал, что их не существует. Волшебница, потому что плела свои чары, мощные и невидимые, пока Саймон не забыл, кто он. Запутанные воспоминания о прошлом и неумолимо логичные требования будущего вдруг растаяли, и остался только этот миг и женщина в ночной рубашке и небрежно наброшенном одеяле. Ее глаза искрились от воспоминаний о мире, который она любила и о котором тосковала всеми фибрами души.

Что-то в ней тянулось к нему, Саймон чувствовал это так же отчетливо, как она – легкий ветерок, о котором рассказывала. Запах экзотических цветов окутал его, и внушающая трепет тишина африканской ночи разлилась в комнате. Саймон наклонялся к Камелии, чувствуя, что теряет разум, и – невероятно! – его это не волновало.

«Только один поцелуй», – пылко сказал себе Саймон и, не спуская глаз с Камелии, наклонился к ее рту. Она держалась совершенно спокойно, не открыв губ, но и не отступив. Ее дыхание мягко ласкало его небритые щеки, столь же теплое и нежное, как океанский бриз, о котором она говорила. Аромат солнечного света и цветущих лугов заливал его, и он уже не знал, день сейчас или ночь, Лондон или Африка. Камелия вздохнула, ее губы чуть приоткрылись в приглашении, которое Саймон нашел удивительно застенчивым, неопытным и прекрасным. Она не его – он понял это сразу, когда провел языком по следам бренди на ее бархатистых губах, клянясь, что остановится в любой момент.

Только один поцелуй. Только один, и он будет удовлетворен. И потом пусть Камелия идет своей дорогой, через океан, в Африку, где обретет свободу и жизнь, по которой так отчаянно тоскует, с таинственными реликвиями, дикими животными и океанами, полными танцующих звезд.

Камелия застыла, болезненно сознавая теплую ласку языка Саймона на своих губах, шероховатость его кожи на своей щеке, мощное обещание его твердого тела. Ее обдало жаром, горячим, настойчивым, который не имел ничего общего с испугом и паникой, охватившими ее, когда ее поцеловал Эллиот. Вместо этого она чувствовала напряжение, незнакомое, светлое, певучее, словно ее тело пробудилось от глубокой дремоты и теперь пылало от жажды. Камелия замерла, ее нервы напряглись от ожидания, тело вспыхнуло от нового, нетерпеливого желания. Вот что значит желать мужчину, сообразила она, смущенная, трепещущая, ошеломленная захлестнувшими ее ощущениями.

И затем, так же быстро, как все началось, Саймон начал отодвигаться от нее, разрушая жаркий контакт губ, оставляя ее потерянной и одинокой.

Хриплая мольба вырвалась у Камелии, когда она потянулась к нему, снова притянув к себе, и прижалась губами к его рту. Ее язык скользнул в сладкие, таинственные, отдающие бренди глубины его рта. Одеяло, соскользнув с ее плеч, упало на пол, и ее окутывала лишь полупрозрачная вуаль ночной рубашки. Камелия придвинулась ближе и поцеловала Саймона, отчаянно стремясь почувствовать его твердое сильное тело. Она неумело коснулась его языка, придвигаясь еще ближе, и не было между ними ничего, кроме прекрасного невероятного желания.

Жажда разгоралась в ней, нежная, болезненная, пугающая, открывая дверь хрупкому желанию, которое она временами чувствовала, но не могла понять. И когда она стояла, крепко обняв Саймона за сильные плечи, имело значение только то, что он не отступает и не перестает целовать ее. Что-то изменилось в ней, и хотя Камелия не понимала, что именно, но с абсолютной уверенностью знача, что не хочет, чтобы это прекращалось.

Саймон сильнее сжал Камелию. Рассудок из последних сил безуспешно возражал, что это неправильно, что не надо прикасаться к ней, что он не имеет права так обнимать и целовать ее. Но его тело горело от столь сильного желания, которого он прежде никогда не испытывал. Саймон не мог собрать, кажется, и крох здравого смысла, чтобы должным образом проанализировать, почему не должен исследовать языком розовый жаркий рот Камелии или пройтись руками по мягким изгибам ее плеч, талии, бедер. Она всхлипнула и придвинулась ближе, пока не коснулась бедрами его отвердевшего мужского естества.

Саймон, застонав, обхватил ее ягодицы, прижался к ней, его здравомыслие растворилось в ее сладковато-цитрусовом аромате, в жаре ее рта, в невероятных ощущениях прижавшегося к нему стройного нежного тела. Он был не из тех мужчин, кто предается страстям, но в этот миг желание так переполняло его, что Саймон думал, что не сможет его вынести. Ничто не имело значения, кроме того, что Камелия желала его. Он чувствовал это в ее отчаянных прикосновениях, в сладкой страсти ее поцелуя, слышал в завораживающих мольбах, рвущихся из ее горла.

И он хотел ее, хотел с нелогичной, невероятной и совершенно неодолимой силой.

Не отрываясь от ее рта, Саймон приподнял Камелию, прижав к себе с яростной властностью. Ногой захлопнув дверь в кабинет, он уложил Камелию на стоявший у стены маленький диванчик. Оторвавшись от ее рта, он обрушил дождь голодных поцелуев на ее позолоченную солнцем щеку, изящный изгиб скул, спускаясь к ямке между ключицами. Легкая ткань ночной рубашки стала прозрачной, когда он коснулся губами великолепной груди Камелии. Он провел языком по коралловому пику, потом сомкнул губы и долго и сильно посасывал его, пробуждая упругий бутон к жизни. Потом переключился на другую грудь, а его руки тем временем без устали двигались по изгибам и выпуклостям прекрасного тела Камелии.

Камелия, закрыв глаза, запустила пальцы в спутанные медные волосы Саймона, безудержно прижимая его к своей груди, которую он ласкал ртом. Ее ночная рубашка скользнула вниз, к талии, подставив наготу теплому ночному воздуху. Где-то в дальних тайниках сознания смутно брезжило, что неправильно позволять Саймону так целовать ее и прикасаться к ней, но Камелия не могла сообразить почему. В конце концов, она не краснеющая юная девица, чистоту которой блюдут родители в ожидании выгодного брака.

Она независимая взрослая женщина двадцати восьми лет от роду, давно оставившая ребяческие представления о романтическом браке. Африка стала ее домом, когда ей было десять, а жизнь, которую она делила с отцом, не предполагала наличия мужа, считавшего, что жена существует только затем, чтобы исполнять его желания. Такая жизнь давала ей неограниченную свободу, но доставляла и моменты ужасающего одиночества, особенно после смерти отца.

Камелия отбросила эту мысль и сосредоточилась на ощущениях. Саймон проложил дорожку поцелуев по ложбинке на груди, потом спустился к животу. Его шершавый подбородок слегка задевал ее разгоряченную кожу, уверенное дыхание щекотало впадинку пупка, выпуклость бедер. Рубашка сползала все ниже, и дыхание Саймона уже дразнило шелковистый треугольник между ее ногами.

Камелия замерла, вдруг потеряв уверенность, но, прежде чем она запротестовала, Саймон поцеловал ее там, мягко, почтительно, не переставая ласкать ее, когда двинулся ниже. Потом кончик его языка скользнул в нее, вызвав волну чистого наслаждения.

Задохнувшись от изумления, Камелия застыла, думая, что должна отодвинуть его, но, предчувствуя приступ внезапной скромности, Саймон схватил ее запястья и мягко прижал к бокам, припав к горячему источнику. Он водил языком по розовым складкам, пробуя на вкус и дразня ее. Она таяла и горела в огне. Наслаждение захлестывало ее, непонятное, шокирующее, сильное, смывая прочь все мысли о скромности и контроле. Она могла остановить Саймона, если бы хотела, Камелия это понимала, но прекрасно сознавала, что хочет расстаться с последними крохами сдержанности.

Вздохнув, она глубже вжалась в диван, чувствуя, что ее омывает жар Африки, хотя ночь была прохладная… что ее окружают открытые равнины, хотя она находилась в небольшом лондонском доме. Наслаждение пульсировало в ней, а с ним пришло беспокойство и нетерпение, которого она не понимала. Она начала двигаться и поворачиваться под нежной атакой Саймона, ошеломленная и смутно неудовлетворенная, ее плоть напряглась, требуя большего. Камелия шире раздвинула бедра, приглашая Саймона глубже узнать ее, не заботясь о том, считает ли он ее дикой или похотливой. Саймон со стоном втянул воздух, притязая на потаенные тайны ее тела, потом скользнул внутрь пальцем и начал ласкать ее сначала медленно, потом быстрее, а его язык тем временем двигался у нее во рту.

Ее дыхание стало частым и сбивчивым. Грудь вздымалась и опадала, когда Камелия отчаянно пыталась наполнить легкие, но воздуха все равно не хватало, и ее тело напрягалось, моля заполнить поднимавшуюся в ней ужасную пустоту. Никогда не знала она такого желания, и понятия не имела, что хочет большего. Саймон продолжал ласкать ее, его пальцы пробирались внутрь и отступали, убеждая ее жаждать того, что он пытался ей дать. Камелия лихорадочно выгибалась под ним, ее дыхание походило на отчаянные всхлипы, мольбой звучащие в тихом ночном воздухе.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – тихо заклинала она, понятия не имея, о чем молит.

Только бы он не останавливался, не отодвигался, не оставлял ее, когда она так отчаянно в нем нуждается. Она отдавала себя Саймону, теряясь в незнакомой страсти, которую он ей открыл, но даже если это неправильно, то уже слишком поздно. Дальше и дальше стремилась она, думая, что больше не вынесет, но все сносила, пока наконец не могла дышать, двигаться, думать. Она внезапно застыла, все ее существо сосредоточилось на взрыве удовольствия и радости. Камелия вскрикнула, волны экстаза сотрясали ее, освобождая от всех ограничений, которые она когда-либо знала, пока не осталось ничего, кроме нее, Саймона и невыносимой страсти.

Саймон какое-то мгновение обнимал Камелию, упиваясь ее жаром и ароматом, его сердце стучало так тяжело, что, казалось, вот-вот треснет грудная клетка. Затем он поднялся, быстро сбросил ботинки, рубашку и мятые брюки. Теперь он стоял нагой. В свете лампы его кожа казалась бронзовой. Камелия уставилась на него, ее зеленоватые глаза затуманились, но Саймон не заметил в них удивления или страха. Она большую часть жизни провела в дебрях Африки, где голые или почти голые мужчины идут по жизни с гордым безразличием к викторианской скромности. Ее пристальный взгляд лишь усилил уже охватившее Саймона желание. И все его сомнения рассыпались в прах от ее откровенной страсти. Камелия хотела его с той же силой, что и он ее.

И кроме этого не было ничего.

Он накрыл ее сильным горячим телом, пылая всеми фибрами своего существа, и старался удержаться от того, чтобы сразу же войти в нее. Камелия, вздохнув, обхватила его руками, окутывая своей нежностью и теплом. Покрытые любовной влагой бедра касались его с дразнящим обещанием. Саймон стиснул челюсти, стараясь сохранить хоть какое-то подобие контроля над собой и действовать медленно.

Камелия была самой великолепной женщиной из всех, что он знал, не только из-за ее красоты, но из-за ярко горевшей в ней неустанной решимости. В ней была необузданность, которую Саймон находил прелестной, и необыкновенная, прекрасная душа. Эта женщина не принадлежит Лондону, Саймон отчетливо это понял, но мысль о том, что она вернется в свою обожаемую Африку и будет вдали от него, вдруг стала невыносимой. Камелия не принадлежит ему, и осознание этого вызвало чувство опустошенности. Саймон осторожно погружался в нее, медленно, мягко и тонул в мерцающих глубинах ее глаз цвета полыни.

Останься со мной, молча умолял он, зная, что это невозможно, что Камелия никогда не позволит себе оказаться в чьей-то власти. И ты будешь в безопасности, пылко поклялся он, нажимая сильнее, пытаясь заставить ее понять то, что он никогда не смог бы выразить словами. Но Камелия не искала безопасности, она дала это ясно понять отказом бросить раскопки. Вздохнув, она начала беспокойно двигаться под ним, ощущая, что он не отдает ей себя целиком. Саймон замер. Он влюбился в Камелию. Он, который долгие годы жил по принципу, что разум выше страсти. Он влюбился в нее и ничего не мог с этим поделать, поскольку она уже проникла в его плоть, в его сердце и душу.

Он немного отступил, стараясь обрести хоть какой-то контроль над собой и успокоить эмоции, если это еще возможно. Но обхватив его руками, Камелия приподняла бедра, гоня прочь последние остатки его сдержанности. Саймон отчаянно застонал и вошел в нее на всю глубину, поцелуем он словно привязывал ее к себе, хотя бы на мгновение.

Камелия застыла, пораженная внезапно пронзившей ее болью.

– Успокойся, любимая, – пробормотал Саймон, стараясь не двигаться. – Держись за меня, и боль пройдет.

Он отчаянно надеялся, что это правда. Хотя не был уверен, поскольку до сих пор не имел дела с девственницами.

Камелия уткнулась лицом в его шею, находя успокоение в теплом укрытии его тела, в нежных поцелуях, которыми он осыпал ее лоб, щеки, в его мягких движениях. Она сосредоточилась на его крепкой сильной спине и провела руками, изучая его плечи, ребра, спину, потом ее ладони скользнули ниже, к выпуклости мускулистых ягодиц. Желание, вновь пробудившееся в ней, сначала медленно, а потом все быстрее гнало прочь ее страхи, а тело поднялось вверх, навстречу Саймону. Он поцеловал ее, двигаясь в ней, то заполняя ее, то освобождая. Его рука скользнула туда, где сливались их тела, он начал поглаживать Камелию, пока она снова не запылала страстью. Она начала двигаться, подстраиваться под его ритм, потом все быстрее и быстрее, ведя его все глубже с каждым болезненным толчком.

Он потерял разум. Должно быть, это правда, поскольку Саймон мог думать только о том, как мучительно желал эту женщину. Он хотел остаться так навсегда, слитым с ней, потерянным в ней. Какая-то часть его души исчезла, украденная или отданная по доброй воле, он не знал. Он знал лишь, что ничто не имеет значения, кроме этого мига, блаженства ее объятий, аромата поцелованных солнцем лугов и экзотических фруктов, древних барабанов Африки и сердца Камелии, певших для него. Она не принадлежит ему, и эта мысль наполнила Саймона чувством потери. Снова и снова он входил в нее, пытаясь привязать к себе, пробуя заставить ее понять, что она тянется к нему. Он сознавал, что для этого нужно больше времени, и изо всех сил пытался не торопиться. Он должен сделать так, чтобы вспыхнувший костер страсти горел долго, чтобы Камелия все поняла. Но не было никакого времени, поскольку Камелия двигалась под ним, шепча мольбы и подгоняя его. Саймон пытался обуздать желание, но это походило на попытку остановить волну, бьющую в скалистый берег. Камелия вдруг приподнялась и пылко поцеловала его. От прикосновения ее шелковистого горячего тела он напрягся и с криком экстаза глубоко вошел в нее. Он крепко сжимал ее и целовал, сдаваясь ей, чувствуя, будто умирает, и ему было на это наплевать.

Камелия молча лежала под ним, слушая мощный стук его сердца. Закрыв глаза, она думала об африканском солнце, теплом, чистом и успокаивающем. В этот миг ей больше не было холодно, как это часто случалось с тех пор, когда она приехала в Лондон. Вздохнув, Камелия крепче прижала к себе Саймона и вслушивалась в его быстрое дыхание. Она была не готова к тому, что произошло между ними.

Она давно решила, что никогда не выйдет замуж, и поэтому понятие о близости между мужчиной и женщиной осталось для нее лишь теорией. Много лет назад она познакомилась с особенностями самого акта, когда они с отцом наткнулись на спаривавшихся львов. И хотя отец смутился, он ответил на ее вопросы с присущей ему сугубо деловой решительностью. Он был образованным человеком, ученым, и не видел проку от неосведомленности дочери в вопросе, с котором ей придется столкнуться. После этого Камелия внимательнее прислушивалась к шуткам аборигенок, которые иногда сопровождали своих мужей в Пумулани. И сумела уяснить, что сам акт в целом приятен – именно такое впечатление у нее сложилось, когда она наблюдала за львами, – но его главная цель произвести потомство. А поскольку Камелия не видела себя в роли матери и жены, она оставила эту тему.

Теперь она поняла, как мало знала.

Ее тело постепенно остывало, по спине пробежал холодок страха. Можно зачать ребенка после того, что произошло между нею и Саймоном? В ее жизни нет места для ребенка. Чтобы вести раскопки, нужно быть свободной, она должна долгие дни проводить под палящим солнцем в глухомани. Ребенок будет расти в ней и сделает неуклюжей. А после того, как родится, он будет нуждаться в ней и займет всю ее жизнь. Она не может себе этого позволить. Она должна быть свободной и выполнить данное отцу обещание, на это понадобятся месяцы и даже годы.

Отстранившись от Саймона, Камелия встала с дивана и подняла с пола ночную рубашку.

– Я должна идти, – сказала она, торопливо натягивая через голову пену кружев. Схватив одеяло, она плотно закуталась в него.

Саймон в замешательстве смотрел на нее, пытаясь найти подходящие слова. Что, черт возьми, он мог сказать? Что ему очень жаль? Что он сожалеет, что коснулся ее? И хотя то, что произошло между ними, восхитительно, он все же раскаивается, что это случилось?

Такие слова только бросили бы тень на Камелию, поэтому Саймон молчал.

– Камелия, – тихо начал он, поднимаясь с дивана.

– Я сожалею, – перебила она, отступая к двери.

Боже милостивый, что она наделала? Она, вероятно, разрушила отношения с единственным человеком, который предложил ей помощь. А ей отчаянно нужна его помощь, и если теперь Саймон откажется и прогонит ее, она не сумеет найти погребальную камеру. У нее просто-напросто кончатся деньги.

– Я этого не хотела, но это произошло, и теперь ничего не поделаешь, – сбивчиво оправдывалась Камелия.

Саймон недоверчиво уставился на нее. Он понятия не имел, что сказать в ответ.

– Лучшее, что мы можем сделать в такой ситуации, это признать, что произошла ошибка, скажем, мгновенное помешательство, – продолжала Камелия, стараясь смягчить ущерб. – Зареб говорит, что порой звезды выстраиваются так, что люди вдруг совершают поступки, которых никогда бы не сделали. И хотя я небольшой сторонник мифов и суеверий, давайте согласимся, что скорее всего произошло именно это. Звезды, выстроившись по-особому, заставили нас сделать то, что мы сделали. Но этого больше не произойдет, обещаю вам.

Она отчаянно хотела, чтобы Саймон что-нибудь сказал, но еще больше хотела, чтобы он надел брюки.

– Не нужно беспокоиться обо мне, – горячо добавила она, стараясь сфокусировать взгляд на его лице. – Уверяю вас, больше никаких проблем не возникнет, и я буду полностью владеть собой во всем, к чему вы будете иметь отношение. – Камелия искренне смотрела на Саймона, задаваясь вопросом, сумела ли убедить его.

Саймон был совершенно выбит из колеи, смущен и, честно говоря, немного оскорблен. Он мог ожидать от Камелии любой реакции, но не того, что она спрыгнет с дивана и начнет без умолку трещать о Заребе, звездах, самоконтроле, словно считала, что изнасиловала его против желания.

– Я поражен вашим решением, Камелия, – сухо пробормотал он, поднимая с пола брюки. – Но, полагаю, именно это отличает вас от других женщин: ваша необычайная решительность.

– Значит; вы не прогоните меня?

Саймон удивленно посмотрел на нее. Она так сильно сжимала углы одеяла, что побелели костяшки пальцев, Только тогда он понял: Камелия боится, что после того, что произошло между ними, он может выгнать ее. В Лондоне ей не к кому было идти, разумеется, за исключением Уикема. Саймон решил, что есть какое-то успокоение в том, что Камелия предпочитает остаться здесь, несмотря на то, что звезды должны перестроиться.

– Конечно, нет, – решительно заявил он. – С чего вы это взяли?

Камелия неуверенно посмотрела на него:

– И вы сконструируете паровой насос, поедете со мной в Африку и научите моих работников управлять им?

Саймон надел брюки и застегнул их. Теперь, когда он был хоть частично одет, он чувствовал себя менее уязвимым.

– Да.

Облегчение разливалось в ней, позволяя ослабить хватку вцепившихся в одеяло рук.

– Тогда все замечательно, – сказала Камелия. – Не буду мешать вам работать. Доброй ночи.

Саймон смотрел, как она выскользнула в холл и закрыла за собой дверь.

Затем подошел к столу и налил себе щедрую порцию бренди, абсолютно уверенный, что в эту ночь больше ничего не сможет сделать.

Глава 7

– Где пожар, приятель? – Оливер, нахмурясь, открыл дверь.

Эллиот в замешательстве посмотрел на него:

– Какой пожар?

– Из-за которого вы колотите в дверь так, словно мы вот-вот в головешки превратимся, если не поторопимся, – едко ответил Оливер.

– Мне нужно видеть мистера Кента, – сообщил Эллиот, не обращая внимания на сарказм старика. – Скажите ему, что с ним желает говорить лорд Уикем.

На Оливера это не произвело впечатления.

– Его нельзя беспокоить. Он работает над изобретением и не любит, когда его тревожат.

– У меня дело большой важности, – настаивал Эллиот.

– Могли бы придумать что-нибудь получше, – скептически взглянул на визитера Оливер.

– Это касается местонахождения леди Камелии Маршалл, – уточнил Эллиот, изумленный тем, что объясняется со слугой. Этот еще придирчивее Зареба. Старый африканец по крайней мере прикладывает хоть какие-то усилия, чтобы соблюдать приличия.

Оливер задумчиво почесал голову.

– Если вас так волнует местонахождение леди Камелии, почему бы вам не поинтересоваться у нее самой? Сдается мне, что это гораздо проще, чем тревожить мистера Кента?

– Потому что я не знаю, где она, – объяснил Эллиот, теряя терпение. – А теперь извольте доложить мистеру Кенту, что я здесь…

– Стой, гадкий воришка, – загремел наверху разъяренный голос, – или я с тебя шкуру спущу и шапку из нее сделаю!

Оскар мчался вниз с развевающимися красными панталонами. Увидев в дверях гостя, он завизжал то ли от радости, то ли от раздражения, вскочил на плечо Эллиоту и накинул панталоны ему на голову, словно алый флаг.

– Я тебя в порошок сотру! – сердито грозила Юнис, спускаясь по лестнице, – но сначала я с тебя шкуру сдеру и буду ею ботинки чистить, гаденыш ты этакий… Святая Колумба! – От смущения ее лицо стало почти таким же красным, как свисающие с головы Эллиота панталоны.

– Простите, мадам. – Собрав все свое достоинство, Эллиот сдернул с головы панталоны. – Полагаю, они ваши.

– Нет, не мои, – поспешно возразила Юнис, запихивая обширное красное знамя в карман передника. – Я собиралась постирать их для одной леди с нашей улицы, когда эта бестия их стащила. – Она с негодованием посмотрела на Оскара.

– Какой леди? – нахмурясь, спросил Оливер.

– Леди Камелия здесь? – Эллиот пытался отделаться от вцепившегося в его плечо Оскара.

– Одной леди. – Юнис предостерегающе взглянула на Оливера. – Ты ее не знаешь, Олли.

– Я не знал, что ты подрабатываешь стиркой, Юнис, – смутился Оливер. – Почему ты этим занимаешься, когда и без того дел полно?

– Леди Камелия Маршалл здесь? – повторил Эллиот, все еще сражаясь с Оскаром, который, очевидно, счел Эллиота самой безопасной гаванью.

– Эллиот! – Из двери, ведущей в кухню, появилась Камелия с Харриет на плече. – Не ожидала тебя здесь увидеть.

Эллиот уставился на Камелию, потрясенный ее простым платьем и тем, что она появилась из кухни.

– Я зашел навестить тебя, но все шторы были закрыты, а Зареб не открывал дверь, – объяснил он. – В первый раз я решил, что ты просто вышла, но сегодня я столкнулся с почтальоном, который сказал, что уже неделю не может доставить тебе почту. Естественно, я встревожился. И поскольку видел, как неделю назад ты покинула бал Археологического общества с Кентом, то решил, что он может что-нибудь знать. Поэтому я и пришел сюда. – Отцепив наконец Оскара от плеча, Эллиот решительно усадил озорную обезьянку на пол. – Насколько я понимаю, ты поселилась здесь, Камелия? – сдержанно спросил он, но было ясно, что такое положение дел его не радует.

– Это ненадолго, – уверила его Камелия. – В моем доме возникли проблемы, и Саймон… мистер Кент любезно предложил нам остановиться здесь.

– Какие проблемы? – поднял бровь Эллиот.

– Пустяки, – отмахнулась Камелия. Она не хотела, чтобы Эллиот знал, что в ее дом вломились неизвестные и оставили угрожающую записку. Если Эллиот решит, что она в опасности, то станет присматривать за ней, а Камелия этого не хотела. – Ничего страшного.

– Крыша ужасно течет, – вставил Оливер, пытаясь помочь ей. – Не крыша, а решето, под ней картофель мыть можно.

– Дождя не было больше двух недель, – скептически заметил Эллиот.

– Да, и это означает, что он вот-вот хлынет, – храбро гнул свою линию Оливер. – Нельзя оставлять бедную девушку бороться с ним самостоятельно.

– Камелия, что произошло?

– Я же сказала, в доме имеются проблемы, – настаивала Камелия. – Как только они разрешатся, мы с Заребом вернемся…

– Помогите! – донесся из кухни отчаянный вопль. – Он позади меня!

– Боже милостивый! На кого-то напали! – Бросив шляпу, Эллиот ринулся к кухне.

– Тиша, ты видела Руперта? – окликнул с лестничной площадки Зареб.

Камелия закусила губы.

– Наверное, он в кухне с Дорин. Лорд Уикем сейчас посмотрит.

– Добрый день, лорд Уикем, – вежливо сказал Зареб. – Если вы найдете Руперта, то не могли бы принести его наверх?

Эллиот похолодел.

– Вы имеете в виду змею?

– Помогите! – Дорин в съехавшем набок чепце выскочила из кухни, размахивая сковородкой. – Он меня чуть не укусил! – яростно возмущалась она. – И если он из-за печи не вылезет, я его накрою сковородкой, зажарю и подам на ужин!

– Простите, Дорин, – извинилась Камелия. – Я была уверена, что на этот раз надежно закрыла дверь.

– Ты это сделала, Тиша, – заверил ее Зареб. – Я проверял.

Оскар, раскачиваясь на перилах, скалил зубы.

– Это твои проделки, Оскар, – бранила его Камелия. – Ты же знаешь, что Дорин и Юнис не любят, когда Руперт ползает по дому, это их нервирует.

– Я в кухню не войду, пока кто-нибудь не заберет эту тварь ползучую и не запрет ее как следует, – поклялась Дорин. – Хватит с меня того, что он вывалился из буфета и напугал меня до смерти!

– Руперт любит кухню, потому что это самое теплое место в доме, – примирительно объяснила Камелия. – Боюсь, он так и не привык к прохладной сырости Лондона, ему гораздо больше нравится африканское тепло.

– Если он не прекратит пугать меня, я ему покажу тепло, – сурово пригрозила Дорин. – Буду вам очень благодарна, сэр, если вы заберете его из кухни. – Она с надеждой посмотрела на Эллиота.

Тот на несколько шагов отступил от кухонной двери.

– Думаю, Зареб справится с этим гораздо лучше, чем я.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – Из столовой показался хмурый Саймон. – Я из-за этих воплей работать не могу. О, привет, Уикхоп. Что вас сюда привело?

– Я Уикем, – натянуто напомнил ему Эллиот. – Я пришел сюда, чтобы выяснить, не знаете ли вы, где леди Камелия.

– Вот она, – кивнул Саймон в сторону Камелии. – Я могу вам еще чем-нибудь помочь?

– Эллиот заволновался, узнав, что нас с Заребом нет дома, – торопливо объяснила Камелия, отчаянно пытаясь изобразить, что между ней и Саймоном ничего не произошло.

Всю неделю, прошедшую с ночи страсти, Камелия старалась избегать Саймона. Это оказалось очень легко, поскольку он дни и ночи проводил в столовой, которую превратил в свою лабораторию. Юнис и Дорин периодически носили ему подносы с едой. Иногда из столовой слышался непреклонный голос Оливера, утверждающий, что уже достаточно и пора спать. Камелия сомневалась, что Саймон хоть раз послушался совета Оливера, потому что в любое время дня и ночи из-за закрытых дверей столовой доносились шаги и бормотание Саймона. Если он и спал, то только час-другой, устроившись, должно быть, на столе или на полу.

Беспокойство охватило Камелию, когда она увидела взъерошенного Саймона. Под глазами у него залегли темные тени, кожа от отсутствия солнечного света и свежего воздуха стала серой. Шелковистые волосы, которые она так неистово ласкала, превратились в спутанную копну. Покрывавшая щеки темно-рыжая щетина придавала Саймону грозный, почти свирепый вид.

– Мы только что объясняли Эллиоту, что я поселилась здесь на несколько дней, пока не починят крышу, – добавила она деланно беззаботным тоном.

– Крышу? – в замешательстве нахмурился Саймон.

– Да, сквозь нее льет, как через решето, – быстро объяснил Оливер. – Я сказал его светлости, что ожидается сильный шторм, поэтому леди Камелия осталась с нами.

– Понятно.

– Может быть, поговорим наедине, Камелия? – предложил Эллиот, раздосадованный тем, что, кажется, все здесь считают его круглым идиотом. – Я хочу кое-что с тобой обсудить.

– Что? – Хотя Камелия понимала желание Эллиота поговорить конфиденциально, воспоминание о его поцелуе в парке насторожило ее. Она не имела никакого желания снова обсуждать тему брака.

– Это касается твоего участка, Камелия, – уточнил, раздражаясь, Эллиот. – Я действительно считаю, что нам нужно обсудить это не здесь.

Камелия вопросительно посмотрела на Зареба.

– Темный ветер продолжается, Тиша. – Лицо африканца было строгим. – Мы не можем бороться с тем, чего не знаем.

Камелия кивнула, стараясь подавить разрастающийся в груди страх.

– Давай поднимемся в гостиную, Эллиот, и там обо всем поговорим.

– Я принесу вам чаю, – предложила Дорин.

– Я пойду с вами, Дорин. – Красочные одежды Зареба торжественно зашелестели, когда он спускался по лестнице. – Посмотрю, выбрался ли Руперт из своего укромного местечка, и прослежу, чтобы он не напугал вас.

– Спасибо, мистер Зареб, – улыбнулась ему Дорин. – Вы так добры.

– Пожалуйста, возьми Харриет, Зареб, – сказала Камелия, передавая ему птицу.

– Вы хотите, чтобы я присоединился к вам, Камелия? – спросил Саймон.

Он пристально посмотрел на нее. Страх затуманил ее ясный взгляд, когда Зареб говорил о темном ветре. Саймон видел, что Камелия боится того, что скажет ей Уикем. И хотя их отношения за последнюю неделю сделались щекотливыми, Саймон хотел дать ей понять, что поддержит ее, если она нуждается в помощи.

Камелия удивленно посмотрела на Саймона. Взгляд его голубых глаз свободно преодолевал защитные барьеры, которые она всю неделю старательно выстраивала. Ее обдало жаром при воспоминании о его прикосновениях.

– Нет, спасибо, – выговорила она. – Все хорошо.

Конечно, это была явная ложь. Ничего хорошего нет.

Она была потрясена эффектом, который производил на нее Саймон, хотя он всего лишь смотрел на нее. Еще больше она боялась того, что собирается сказать ей Эллиот. Но она не хотела, чтобы Саймон знал о ее страхах. Ей нужно, чтобы он думал о ней так, как все: что она сильная, знающая и решительная. Если она продемонстрирует хоть малейший намек на слабость, то он может пересмотреть их соглашение и прекратит делать насос. А без насоса участок от воды не освободить.

А если она быстро не откачает воду и не найдет захоронение, которое, по твердому убеждению отца, там находится, то оставшиеся инвесторы откажут ей в поддержке. Тогда ей придется продать участок, или она разорится.

– Очень хорошо. – Саймон резко повернулся и ушел в столовую, закрыв за собой дверь.

– Прошу сюда, – указал на лестницу Оливер, – я вас провожу, а Дорин и Юнис тем временем позаботятся о чае.

Приготовившись выслушать Эллиота, Камелия расправила плечи и вслед за Оливером поднялась в просто обставленную гостиную. Усевшись на диван, покрытый потертым бархатом изумрудного цвета, Камелия стиснула руки. Эллиот шагал по комнате, пока Оливер не ушел.

Наконец они с Камелией остались одни.

– Почему ты здесь оказалась, Камелия? – требовательно спросил Эллиот. – И, пожалуйста, не рассказывай чепухи о прохудившейся крыше. Думаю, после многолетней дружбы ты достаточно доверяешь мне, чтобы сказать правду.

На его лице застыло обиженное выражение. Чувство вины пронзило Камелию, и она почувствовала себя маленькой и пристыженной. Она понимала, что Эллиот прав. Он протеже ее отца, его партнер и близкий друг, Камелия знала его большую часть своей жизни. За это время Эллиот не раз доказал свою преданность и ей, и лорду Стамфорду. Для того чтобы защитить ее, Эллиот готов был сделать все, даже жениться на ней. Он не заслуживал лжи.

– Прости, Эллиот, – извинилась Камелия. – Ты прав, Я здесь потому, что неделю назад кто-то вломился в мой дом и разгромил его, уничтожив всю коллекцию отца. Это случилось в тот вечер, когда Археологическое общество давало бал. Когда я отправилась домой, Саймон был со мной и, увидев, что произошло, любезно предложил поселиться у него.

– Господи! – в тревоге округлил глаза Эллиот. – Полиция ведет расследование? У них есть подозреваемые?

– Я не сообщала полиции.

Эллиот недоверчиво посмотрел на нее.

– Почему?

– К сожалению, это не был простой грабеж. Насколько я могу судить, ничего не украли. Кажется, в дом вломились с целью напугать меня, а не обокрасть.

– С чего ты решила, что тебя намеревались напугать?

– Они разбили все, до чего могли добраться, Эллиот. Такое впечатление, что они стремились уничтожить все, что мне дорого.

– Может быть, какие-то пьяные хулиганы решили позабавиться? – предположил Эллиот.

Она промолчала.

– Было что-то еще, Камелия?

– Они оставили записку, – неохотно призналась она.

– Какую записку?

– Предостерегающую от продолжения раскопок на моем участке.

Эллиот с мрачным видом сжал губы.

– Что в ней было написано?

– Точно не помню, – пожала плечами Камелия.

Эллиот опустился перед ней на колени и взял за руки, заставляя посмотреть ему в глаза.

– Скажи мне, Камелия.

Она вздохнула:

– Что-то о смерти, грозящей тем, кто потревожит сон Пумулани.

– О смерти? – Его взгляд потемнел от гнева. – Там было слово «смерть»?

– Или какое-то другое слово, – поправилась Камелия, встревожившись, что и так сказала слишком много. – Я действительно не помню.

– Мы должны немедленно сообщить об этом полиции, – решил Эллиот, поднимаясь. – Поверить не могу, что ты за неделю этого не сделала. Не понимаю, как этот болван Кент не настоял на этом. Если бы я был с тобой в тот вечер, полиция уже давно бы занялась поисками негодяев!

– Полиция не должна знать об этом, – возразила Камелия. – О расследовании сообщили бы в газетах, все британское Археологическое общество узнало бы о происшествии. И тогда те немногие его члены, что неохотно оказали мне финансовую помощь, отозвали бы ее, якобы заботясь о моем благополучии. Они к тому же усомнились бы в ценности участка, и это лишило бы меня возможность обратиться за помощью к кому-то еще.

– Они – люди науки, Камелия, – возразил Эллиот. – Их разговорами о проклятии не отпугнешь.

– Этого нельзя знать наверняка, Эллиот. Не думаю, что археологи так уж не верят в проклятия, как утверждают. Мы с тобой оба знаем, сколько произошло странных несчастных случаев по всему миру, когда люди раскапывали священные могилы и сокровища. Все мы в душе порой опасаемся, что можем раскопать то, что лучше бы не тревожить.

– Это на тебя не похоже, Камелия.

– Я знаю. – Она провела пальцами по выцветшему бархату дивана и принужденно рассмеялась. – Не думаю, что пребывание в Лондоне пошло мне на пользу. Порой я чувствую себя здесь совершенно дезориентированной, словно не знаю, кто я.

– Тебя только что выгнали из собственного дома под давлением ужасных обстоятельств, вынудили оставить все, что ты любишь, и остановиться у совершенно незнакомого человека, – вслух размышлял Эллиот, усаживаясь рядом с ней. – Ты могла прийти ко мне и остаться со мной, Камелия, – мягко упрекнул он, взяв ее за руку. – Удивляюсь, почему ты сразу не послала за мной. Но теперь я здесь и подожду, пока ты упакуешь вещи. Ты даже можешь взять с собой Зареба и животных. – С многострадальным выражением на лице Эллиот закончил: – Думаю, со временем я к ним привыкну.

Камелия беспомощно посмотрела на него.

– Я не говорила, что хочу жить у тебя, Эллиот, – пояснила она. – Для меня чужой Лондон, а не этот дом. Тут все очень добры к нам, пока Руперт пугает бедную Дорин только раз в день. Конечно, Оскар мучает милую Юнис, но думаю, что оба тайно симпатизируют друг другу. И хотя Юнис грозится сделать из него бархотку для обуви, когда дело доходит до еды, она первая подкладывает ему лакомые кусочки. Я немного побаиваюсь, что, когда мы вернемся в Африку, ему плохо придется без овсяного печенья и пудинга.

– Неужели ты серьезно? – недоверчиво посмотрел на нее Эллиот. – Камелия, ты не можешь здесь оставаться.

– Почему?

– Во-первых, хоть тебе этого и не хочется, ты должна заботиться о своей репутации, – настаивал Эллиот, видя, что она собирается возразить. – Уверен, ты знаешь, что Кента считают безумным. Ты только посмотри на него: небритый, неопрятный. У него такой вид, будто он только что вырвался из Бедлама.

– Он день и ночь работает над моим насосом, Эллиот, – возразила Камелия, защищая Саймона. – Его способность сосредотачиваться на изобретениях, отбросив все остальное, свидетельствует о поразительной дисциплине и ответственности.

– Это свидетельствует о его одержимости, – возразил Эллиот. – К тому же он весьма сомнительного происхождения. Леди Редмонд нашла его в грязной камере шотландской тюрьмы, куда его посадили за кражу.

– Он был тогда ребенком, Эллиот.

– Ему было почти пятнадцать, Камелия, а это уже почти взрослый мужчина. Поскольку юный хулиган всю свою жизнь провел на улице, хорошо известно, что у него случаются опасные приступы ярости. В тюрьме он так избил надзирателя, что бедняга на всю жизнь остался инвалидом.

– Это мой брат Джек избил надзирателя, – раздался от двери низкий спокойный голос Саймона. – А я просто заблевал его ботинки.

Подняв глаза, Камелия увидела небрежно прислонившегося к дверному косяку Саймона. Измазанные машинным маслом руки сложены на груди, на мятой рубашке чернильные пятна. Саймон был совершенно невозмутим, словно его ничуть не беспокоило, что он застал их в собственной гостиной за тайным обсуждением его отвратительного прошлого. Но его голубые глаза потемнели, в них появился оттенок грозового неба. В них был гнев, но Камелия видела в них и уязвимость.

Ту же мучительную уязвимость она видела в его пристальном взгляде в ту ночь, когда застала его в кабинете.

– Пожалуйста, простите нас, Саймон, – торопливо извинилась Камелия. – Нам не следовало говорить о вашем прошлом.

– Меня это не волнует, – пожал плечами Саймон. Это была ложь, но будь он проклят, если позволит Уикему думать, что тому удалось расстроить его.

– Поскольку вы так интересуетесь, Уикхип, думаю, нужно разъяснить несколько существенных моментов. Прежде всего, леди Редмонд взяла меня из тюрьмы, когда мне было девять, а не пятнадцать. Меня посадили в тюрьму за то, что я забрался в дом и съел целую корзину яблок и выпил бутылку спиртного. Наверное, это было виски, но в те годы я ничего не знал об алкоголе. Яблоки, насколько я помню, были гнилые и грязные, но я три дня не ел, поэтому меня это мало волновало. От спиртного меня совершенно развезло, вот почему хозяева, вернувшись домой, застали меня на месте преступления. Меня бросили в тюрьму Инверари, где все содержимое моего желудка оказалось на башмаках надзирателя. Естественно, это не вызвало у него симпатий ко мне. Мне дали двенадцать ударов плетью и приговорили к тридцати дням тюрьмы и пяти годам исправительной школы. Леди Редмонд появилась в тюрьме приблизительно три недели спустя и подкупила начальника, чтобы меня отдали под ее опеку с тем, что она будет отвечать за мое воспитание. Вы хотите еще что-нибудь узнать?

Камелия смотрела на Саймона, не в силах найти слов. В этот момент она с поразительной ясностью поняла, как мучительно преследует его прошлое. Потому ли, что уродливые раны прошлого так и не зажили, или потому что мир не позволял ему забыть, Камелия сказать не могла.

– Простите меня, Кент, – сказал Эллиот, нарушив затянувшуюся паузу. – Поймите, меня волнует исключительно репутация леди Камелии.

– Конечно, – чуть склонил голову Саймон.

– И я уверила Эллиота, что мне ничего не грозит, – добавила Камелия, пытаясь разрядить напряженность.

– Боюсь, что ты не сознаешь силу лондонских сплетен, – ответил Эллиот. – Но Кент это знает, не так ли?

– Я взял себе за правило не слушать сплетен, Уикхип, – с деланным безразличием сказал Саймон. – У меня много других дел.

– Тогда ваша способность игнорировать их просто восхитительна. Но леди Камелия женщина и не может себе позволить роскоши не обращать внимания на то, что о ней говорят.

– Чепуха, Эллиот, – возразила Камелия. – Ты прекрасно знаешь, что я никогда не обращала на это внимания.

– Это было в Южной Африке. Здесь все по-другому.

– Но я не имею намерения оставаться в Лондоне. Как только Саймон закончит работу, мы отправимся домой.

– Но ты проживешь здесь еще несколько месяцев и должна обезопасить себя от мерзких сплетен и домыслов.

– Мы отправимся в Южную Африку через несколько дней, – вставил Саймон.

– Да? – удивленно посмотрела на него Камелия. Он кивнул.

В ее глазах вспыхнули радостные огоньки. Саймон смотрел на нее, совершенно очарованный. Всю прошлую неделю он работал как проклятый, урывая для сна не больше двух часов в день, и машинально поглощал то, что приносили Оливер, Юнис и Дорин. И все потому, что он был полон решимости сделать для Камелии паровой насос. Чем скорее она вернется в Африку к своим раскопкам, тем быстрее он возвратится к привычной жизни, твердил себе Саймон. Но чувствуя, что ее радость омывает его теплой успокаивающей волной, он понял, что желание вычеркнуть Камелию из своей жизни не было главной его мотивацией, хоть он и пытался себя в этом уверить. Саймон хотел ослабить ужасную тоску, которую она испытывала по Африке. И единственный способ сделать это – построить для нее насос и отправить домой.

– Вы хотите сказать, что сумели сделать паровой насос за пару недель? – недоверчиво спросил Эллиот.

– Он еще не совсем закончен, – пожав плечами, признался Саймон. – Но до Африки больше трех недель пароходом. Я смогу закончить сборку и регулировку насоса в пути.

– Это замечательно! – Камелия подскочила, чтобы обнять Саймона, но внезапно остановилась. – Действительно замечательно, – сказала она, пристально глядя на него. – Спасибо за вашу тяжелую работу.

– Что ж, это хорошие новости, – сказал Эллиот, медленно поднимаясь с дивана. Он изо всех сил старался выказать радость.

Саймон бросил на него понимающий взгляд. Он знал, что Уикем отчаянно пытается удержать Камелию в Лондоне. В конце концов, именно тут его сиятельство пытается наладить новый бизнес и жизнь. Эллиот хотел, чтобы Камелия осталась с ним покорной и преданной тенью. Было бы несколько затруднительно ухаживать за ней и склонять к замужеству, когда она радостно копается в грязи в нескольких тысячах миль от него.

– Может быть, до отъезда в Кейптаун ты поживешь у меня, Камелия? – предложил Эллиот. – У меня в доме мать и три сестры, так что для тебя найдется подходящая компаньонка. Я действительно считаю, что это лучше, чем жить с одиноким мистером Кентом, столь любезно приютившим тебя. Уверен, что ты не захочешь дольше его обременять.

– Камелия меня совсем не обременяет, – с невинным видом заверил его Саймон. – Я ее практически не замечаю. Но если она предпочтет поселиться у вас, то это всецело ее право.

Камелия удивленно посмотрела на Саймона. На его лице застыло безразличное выражение, словно для него не имело ни малейшего значения, останется она с ним или нет. Но тень затуманила его ясные глаза, маскируя эмоции.

Камелия всматривалась в бледное лицо Саймона: под глазами синяки, не по моде длинные волосы превратились в спутанную копну. Этот человек поставил себя на грань истощения, чтобы построить столь необходимый ей насос. Он ее деловой партнер и поэтому заинтересован помочь ей вернуться в Африку и выполнить свою миссию. К тому же, пока он не снабдит ее насосом и не научит рабочих с ним обращаться, он не сможет вернуться к другим своим изобретениям. Но Камелия чувствовала, что не по этой причине Саймон заперся в столовой и последнюю неделю работал как одержимый.

– Мне лучше остаться здесь, Эллиот, – сказала она.

– Почему? – недоверчиво посмотрел на нее Уикем.

– Тут Саймону проще найти меня, если возникнет необходимость.

– Какая необходимость?

– Если… понадобится у меня что-нибудь спросить. – Камелия посмотрела на Саймона. – О насосе.

– Да, о насосе, – кивнул Саймон. – Вопросы о насосе действительно возникают, Уикхип. И довольно часто.

– Что ж, коли я не сумел убедить тебя переехать ко мне. Камелия, не буду вас больше задерживать. Позволь вручить тебе это. – Он вытащил из кармана пальто помятый конверт. – Кажется, почтальон именно его пытался доставить тебе несколько дней кряду. Увидев письмо Траффорда, я понял, что оно важное, и убедил почтальона отдать его мне, заверив, что быстро тебя найду и вручу послание.

Камелия неохотно взяла у Эллиота конверт. Она не забыла о предупреждении Зареба.

«Мы не можем бороться с тем, чего не знаем».

Сердце сжалось от дурного предчувствия. Камелия вскрыла конверт и быстро прочитала письмо.

Саймон заметил, как побледнело ее лицо.

– Ч го случилось, Камелия?

– Очередной несчастный случай на участке, – пробормотала она. – Взрыв.

– Что ты говоришь? – вмешался Эллиот. – Мы не используем взрывчатку.

– Очевидно, кто-то это сделал. Взрыв прогремел ночью, когда большинство рабочих спали. Дежурный погиб. Остальные решили, что взрыв вызван проклятием. Около десяти рабочих покинули участок той же ночью, мистер Траффорд сообщает, что люди уходят каждый день. Они считают, что я не могу защитить их от проклятия.

– Что за проклятие? – нахмурился Саймон.

– Аборигены полагают, что Пумулани проклят, – неохотно призналась Камелия. – И всякий раз, когда что-нибудь идет не так, как надо, будь это неблагоприятная перемена погоды или обрушение земли, они винят во всем злые силы, хотя при раскопках это нормальное явление.

– Взрыв на нормальное явление не похож, – заметил Саймон. – Другие несчастные случаи там были?

– На раскопках всегда происходят несчастные случаи. К сожалению, это издержки археологии.

– Но, как я понимаю, рабочие это мнение не разделяют.

– Боюсь, все несколько сложнее, чем описывает Камелия, – вставил замечание Эллиот. – Участок, на котором вел раскопки лорд Стамфорд, предположительно был местом погребения для племени, которое обитало там сотни, а может быть, и тысячи, лет тому назад, – объяснил он. – Около ста лет назад землю приобрела семья одного бура. Но большую часть года земля сухая, что делает сельское хозяйство почти невозможным, а овцы и рогатый скот, которых они пытались разводить, болели и умирали. Туземцы решили, что причиной всему проклятие. И когда отец Камелии предложил купить землю у семейства буров, они с радостью согласились.

– И что в этой земле так заинтересовало лорда Стамфорда? – спросил Саймон.

– Работая на участке, отец обнаружил множество интереснейших наскальных рисунков, – объяснила Камелия. – На стенах было изображено развитое племенное общество, которое, очевидно, долгое время обитало там. Из разговора со старейшинами жившего неподалеку племени мой отец узнал, что у древних были сложные погребальные ритуалы и что есть место, в котором захоронены племенные вожди. Оказалось, оно находится на территории фермы буров.

– Вы хотите сказать, что там есть могила?

– Не такая, какие находят в Египте или Китае, – уточнила Камелия. – Африканцы не строят для своих мертвых грандиозные сооружения. Но старейшины описали Могилу королей, где нашли вечный покой многочисленные вожди вместе с предметами, которые понадобятся им в загробной жизни.

– Какие именно?

– Обычно они очень просты. Сделанные из раковин украшения, жернова, черепашьи панцири, просверленные камни, иногда страусиные яйца.

– На значительное богатство не похоже.

– Это значительно с археологической точки зрения, – возразила Камелия. – Предметы помогают нам понять жизнь и верования древних людей.

– Полагаю, эти реликвии ценны для туземцев, которые не в восторге от вашего желания выкопать их.

– Я хочу выкопать их, для того чтобы изучить и сохранить, ведь их разрушат природные условия.

– Я это понимаю. Но, возможно, аборигены считают, что эти вещи лучше оставить на своем месте. Вы не думаете, что недавний взрыв – это их рук дело?

– Нет, я так не думаю.

– Потому что ты считаешь, что какой-то конкурент археолог хочет запугать тебя и согнать с участка в надежде, что сам раскопает эти кости и страусиные яйца.

– Это более вероятно.

– Почему?

– Прежде всего, аборигены не могут нанять в Лондоне хулиганов, чтобы те вломились в мой дом и напугали меня. Во-вторых, они никогда не воспользовались бы взрывчаткой, ведь они хотят сохранить место погребения, а не уничтожить его.

– Неотразимые аргументы, – согласился Саймон. – Что вы обо всем этом думаете, Уикем?

– В конечном счете, меня не волнует, кто это делает, – категорически заявил Эллиот. – Аборигены считают, что могилу оберегают боги, которые наказывают за попытки раскопать ее. Я не верю в проклятия, но меня волнует безопасность Камелии, учитывая недавнее нападение на ее дом и угрозы.

– Эллиот считает, что я должна оставить раскопки и продать землю за любую цену, – добавила Камелия. – Но я этого никогда не сделаю.

– И кому вы предлагаете продать участок? – спросил Эллиота Саймон. – Если его хочет купить некий таинственный археолог, то я уверен, что Камелия будет только крепче держаться за землю и продолжать раскопки.

– Совершенно верно, – торопливо согласилась она, с мольбой глядя на Эллиота.

Камелия не хотела, чтобы Саймон знал, что компания «Де Бирс» предложила выкупить Пумулани. Если Саймон узнает, что алмазная компания заинтересовалась ее участком, хотя там не нашли ни одного камня, он может искренне согласиться с Эллиотом, что для нее лучше продать участок и заниматься своей жизнью. Тогда он освободится от отнимающего много времени насоса и тягостной поездки в Африку, которая его никогда не привлекала.

– Есть и другие возможности, – неопределенно ответил Эллиот, уважая желание Камелии не раскрывать информацию о предложении «Де Бирс». – К сожалению, Камелия не хочет рассматривать их, несмотря на то, что продолжать раскопки с каждым днем становится все труднее Я посвятил огромную часть своей жизни раскопкам Пумулани и могу сказать, что нет никаких материальных доказательств, что могила существует, есть только разглагольствования старых кафров, которые, наверное, солгали, презирая нас, белых.

– Ради того, чтобы увидеть, как вы копаете землю, мы бы не стали лгать, лорд Уикем. – В комнату с серебряным подносом вошел Зареб, на его плече восседал Оскар. – Мы, африканцы, для этого слишком уважаем землю.

– Я не имел в виду вас, Зареб, – заметил Эллиот. – Я говорил о тех аборигенах, которые убедили лорда Стамфорда начать раскопки.

– Лорд Стамфорд принял это решение сам, – ответил Зареб. – Его сиятельство не был человеком, который позволил бы другим убедить себя в том, во что он сам не верил.

– Большая уверенность начинается с малого, – заметил Оливер, внося блюдо с сыром и горой овсяного печенья. Харриет царственно расселась на его плече, поглядывая вокруг словно недовольная королева.

– На медленном огне получается вкусное мясо, – добавила Юнис, принесшая имбирное печенье.

– Чтобы найти мечту, порой требуется много времени. – Последней в гостиную вошла Дорин с пирогом. – Если леди Камелия не нашла то, что искал ее отец, значит, как говорится, мясо еще не готово.

– Теперь, когда Саймон почти закончил насос и мы собираемся домой, я уверена, что дело пойдет гораздо быстрее, – с надеждой объявила Камелия.

Лицо Зареба было непроницаемым.

– Мы едем домой, Тиша?

Камелия улыбнулась ему. Она знала, что Зареб, как и она, всеми фибрами души стремится вернуться в Африку.

– Мы уедем на этой неделе, Зареб.

– На неделе, говорите? – нахмурил брови Оливер. – Тогда мне хватит времени, чтобы купить новые брюки и ботинки.

– Ты не едешь, Оливер, – категорически сказал ему Саймон.

– Неужто ты думаешь, что мисс Женевьева отпустит тебя одного в Африку? – возразил Оливер. – Ты никогда в жизни не покидал Великобритании.

– И ты тоже, – ответил Саймон.

– Тогда это будет большим приключением для нас обоих, – бодро заключил Оливер, потирая руки. – Думаю, жаркое солнце пойдет моим костям на пользу.

– Ты там как на сковородке поджаришься, – предсказала Юнис.

– Станешь красным как рак, – добавила Дорин.

– С Оливером все будет в порядке, – уверил их Зареб. – Я подберу для него подходящую одежду и хорошую шляпу.

– Вот видите? Мистер Зареб все устроит. Я уверен, что он и о тебе позаботится, чтобы твоя белая как молоко кожа не сгорела.

Саймону не нравилось, что Оливер разглагольствует о его белой коже перед Камелией.

– Со мной все будет в порядке, Оливер. А ты все-таки не поедешь.

– Думаю, нужно отправиться на одном из кораблей Джека, – продолжал Оливер, не обращая внимания на Саймона. – Я уверен, что его суда ходят в Африку.

– Может быть, он сам захочет отправиться с вами, – предположила Юнис. – Мне было бы гораздо спокойнее, если бы у штурвала во время путешествия через океан стоял Джек.

– Речь идет о вашем брате Джеке? – спросила Камелия Саймона.

– Который избил тюремного надзирателя? – округлил глаза Эллиот.

– Да, наш Джек владеет большим флотом, – гордо сказал Оливер. – Вы наверняка слышали о судоходной компании «Северная звезда»?

Камелия недоверчиво посмотрела на него.

– Пару лет назад эта небольшая компания, поглотила «Атлантическое пароходство»?

– Именно так. – Оливер был доволен, что на Камелию это произвело впечатление. – Теперь ею владеет наш Джек, и лучшего моряка вы ни в Атлантическом, ни в любом другом океане не найдете. Если он поведет судно, то доставит нас в Африку целыми и невредимыми.

– Я напишу его управляющему, что мы хотим заказать каюты, – решил Саймон. – Не знаю, где сейчас Джек, но у него нет необходимости самому стоять у штурвала. Я уверен, что на его судах прекрасные команды.

– Но Джек поведет корабль ровно и спокойно, – не унималась Юнис, – а для вас это очень хорошо, поскольку вы оба больше часа на воде не проводили.

– Я справлюсь, Юнис.

– И я тоже, – добавил Оливер.

– Конечно, справитесь, как в тот раз, когда отправились под парусом по озеру с Шарлоттой и Аннабелл, и девушки через полчаса доставили вас обоих обратно. Вас наизнанку выворачивало, и Олли умолял меня дать ему яду, чтобы прекратить его страдания.

– Я тогда съел какую-то дрянь, – оправдывался Оливер.

– Если ты хочешь сказать, что заболел от моей готовки, то придется тебе самому стряпать себе ужин, – предупредила Юнис.

– Вас на волнах укачало, – настаивала Дорин, – удивляюсь, как вас прямо на озере не вывернуло.

– Я дам вам с собой лекарство, – сказала Юнис. – Если принять его при приступе тошноты, то все будет в порядке.

– Это замечательно, Юнис, – сказала Камелия. – Рейс до Африки длинный, и хотя я никогда не испытывала недомоганий, океан порой бывает очень суровым.

– Отлично, значит, все улажено, – заключил, улыбаясь. Оливер. – Заказываем четыре билета до Африки на первое же судно Джека, которое туда отправляется.

– Мне тоже нужен билет.

Камелия удивленно посмотрела на Эллиота:

– Ты планируешь отправиться с нами, Эллиот? Ведь для тебя гораздо важнее остаться в Лондоне и заботиться о бизнесе.

– Для меня нет ничего важнее твоей безопасности, Камелия, – серьезно сказал Уикем. – И поскольку ты настроена продолжать раскопки, я собираюсь помогать тебе. Мой бизнес подождет.

Саймон с любопытством взглянул на Эллиота. Очевидно, Уикем достаточно сообразителен и понимает, что, как только Камелия займется раскопками, он будет тут же забыт. Ясно, что его это совершенно не устраивает. Но Саймон не мог не удивляться готовности Эллиота оставить бизнес и на несколько месяцев отправиться в Африку. Казалось, его преданность Камелии гораздо сильнее заботы о делах. Или Уикем тайно лелеет слабую надежду, что Могила королей существует, и хочет быть рядом с Камелией, если она найдет захоронение. Саймон подозревал, что Эллиот не обрадуется, если другие найдут то, что он сам не сумел раскопать за много лет.

Не важно, по каким причинам Эллиот собрался ехать, но этот факт насторожил и немного раздосадовал Саймона.

– Прекрасно, тогда пять билетов. – Оливер посмотрел на Оскара, который спрыгнул с плеча Зареба и теперь жадно поглощал имбирное печенье. – Наверное, не надо упоминать о животных. Джек не захочет, чтобы по судну болтались звери.

– Ему не о чем волноваться, – уверила его Камелия. – Я прослежу, чтобы Оскар, Руперт и Харриет весь рейс провели в моей каюте.

– Лучше сказать ему, когда все уже окажутся на борту, – предложила Юнис. – Джек очень заботится о своих судах, и ему может не понравиться, что обезьяна будет воровать еду у него из тарелки, а змея заползать в кастрюли.

– Не волнуйтесь, милая, – сказал Оливер, почувствовав, что Камелии не нравится, что ее животных встретят без восторга. – Джек столько раз путешествовал по свету, что я и сосчитать не могу, он видел такое, что мы себе и представить не можем. Вряд ли его побеспокоят крошечная обезьянка, тощая змея и линялая птица.

– Хорошо, тогда все улажено. Я должна сейчас же написать мистеру Траффорду, что мы возвращаемся. Если письмо уйдет с сегодняшней почтой, он получит его за несколько дней до нашего прибытия. Он очень обрадуется, узнав про насос. Машина проклятия не испугается.

– Какого проклятия? – нахмурился Оливер.

– Это чепуха, Оливер, о которой не стоит беспокоиться.

Оливер, подняв бровь, вопросительно посмотрел на Зареба.

– Не волнуйтесь, – сказал Зареб, неловко повторив фразу Оливера. – Я сделаю вам сильный амулет, который отразит любое зло.

Оливера это не убедило.

– Наверное, придется сделать амулет и для него, – указал он на Саймона.

– В этом нет необходимости, Зареб. Я не верю в проклятия. – Саймон вздрогнул, когда Харриет, хлопая крыльями, опустилась ему на плечо.

Зареб посмотрел на Саймона. «Харриет выбрала особенный момент, чтобы усесться на него», – подумал он.

– Может, он вам и не нужен, но я все равно его для вас сделаю.

– А вы не можете пока сделать амулет для меня? – поинтересовалась Дорин. – Чтобы эта змея держалась от меня подальше.

– Руперт вас любит, Дорин, – возразила Камелия.

– Прекрасно, тогда сделайте амулет, чтобы он любил меня поменьше. Или я его на сковородке поджарю.

– Я сделаю амулет, который отгонит Руперта, – предложил Зареб. – Но должен предупредить, что его запах трудно вынести.

– Тогда я повешу амулет на кухонную дверь, – пожала плечами Дорин.

– Простите, что вас оставляю, – извинилась Камелия, – но мне действительно нужно написать мистеру Траффорду.

– А я соберу необходимые лекарства, – решила Юнис. – Думаю, пригодится хорошая порция сиропа фиалки, чтобы время от времени очищать желудок. Неизвестно, что вы там будете есть.

– Лучше бы ты дала нам лекарство, которое удерживает еду в желудке, а не выворачивает его, – заметил Оливер.

– Я упакую оба, – сказала ему Юнис. – На всякий случай.

– Мне тоже надо уладить перед отъездом много вопросов, – сказал Эллиот.

– С удовольствием провожу вас, ваше сиятельство, – любезно сказал Оливер, направившись к двери.

Саймон смотрел, как маленькая компания шумно двинулась вниз по лестнице.

Потом он сел на диван и уставился на Оскара, который весело уплетал имбирное печенье.

– Дай сюда, – сказал Саймон, протянув руку, когда Оскар жадно схватил последнее печенье. – Или я скажу Юнис, что это ты выбросил из окна ее нижнюю юбку.

Оскар непокорно заворчал.

– Тебе не понравится, если из тебя бархотку сделают, – предупредил Саймон. – Юнис использует для полировки пасту, которая пахнет действительно гадостно.

Оскар задумчиво замер, потом неохотно отдал драгоценное печенье Саймону.

– Очень хорошее решение, – уверил его Саймон, собираясь откусить кусочек.

Тут на его плече громко запротестовала Харриет.

– Ты можешь взять овсяное печенье, – предложил Саймон, – оно ничуть не хуже.

Харриет взяла в клюв печенье и сердито отбросила его.

– Ладно, – уступил Саймон. – Но ты получишь только половину. – Он разломил имбирное печенье и дал ей кусочек.

Откинувшись назад, он откусил вторую половину и вздохнул. За свои тридцать пять лет он никогда не ездил дальше, чем от Инвернесса до Лондона, а теперь собирается пересечь океан и углубиться в дебри, чтобы найти могилу, которая, возможно, проклята.

Оставалось только молиться. Во-первых, чтобы его насос работал.

И во-вторых, чтобы он сам пережил это путешествие.