4

Спустя несколько дней Габи и Луис возвращались домой после поездки из города по незнакомой Габи дороге. Когда Луис вывел свою огромную машину к гасиенде, Габи обнаружила, что с интересом следит, как в поле ее зрения сначала появляются уже знакомые королевские пальмы, затем старые мощные стволы джакаранды и, наконец, сам дом, кажущийся ослепительно белым в лучах послеполуденного солнца. Все было настолько прелестным, что Габи повернулась к Луису, желая поделиться с ним своей радостью. На ее полных губах играла улыбка. Но кузен смотрел прямо вперед, от одного взгляда на его жесткий отталкивающий профиль улыбка исчезла, и Габи поспешно отвернулась.

За последние несколько дней она видела Луиса лишь мельком. Завтракал он очень рано, затем либо выезжал в поле, либо закрывался в своем кабинете, находившемся в передней части дома, рядом с его спальней. Однажды утром ей мельком удалось увидеть Луиса за рабочим столом, склонившимся над кипой каких-то деловых бумаг. Внезапно он поднял голову и увидел в дверях Габи. Его губы угрожающе сжались, и Габи поспешила удалиться. Не успела она дойти до конца коридора, как услышала грохот захлопнувшейся двери.

Накануне их поездки Луис за обедом как бы между прочим заявил, – не ей, конечно, а дону Рамону, – что завтра утром собирается съездить в город. Габи с усилием сглотнула и спросила, нельзя ли ей съездить с ним. Луис нахмурился и уже открыл было рот, чтобы отказать, но потом с плохо скрываемым неудовольствием пожал плечами.

Он даже прямо не ответил, берет ли с собой Габи, а лишь произнес куда-то в пространство, что выезжает в семь. И когда утром она, тяжело дыша, появилась на террасе перед домом, Луис уже заводил мотор «шевроле».

Сейчас, когда они уже возвращались домой, Габи проговорила, стараясь не обращать внимания на его холодную враждебность:

– Я очень рада, что вы взяли меня с собой, Луис.

В ответ он пробурчал что-то невнятное и слегка приподнял лежащие на руле руки.

– Я очень хотела бы попробовать для лечения дедушки новый пьезоэлектрический прибор, который недавно приобрела для своей клиники. Некоторым из моих пациентов, даже тем, у которых были серьезные заболевания, он очень помог. – Луис ничего не ответил, и Габи продолжила: – Прежде чем уехать, я за несколько дней могла бы научить Базилио, как им пользоваться.

Она вышла из машины раньше, чем Луис успел распахнуть перед ней дверцу, и подождала, пока он откроет багажник. Но не успела Габи протянуть руку за своими вещами, как на террасу стремительно вылетела Мария, уже сорок лет служившая у деда экономкой. Ее лицо было искажено тревогой.

– Сеньор! О, сеньор! Дон Рамон…

Луис бросил короткий взгляд на женщину и, не говоря ни слова, взбежав по ступеням, скрылся в дом. Габи последовала за ним, не поспевая так быстро. Сердце ее сжалось от ужасного предчувствия.

Она стояла в своей спальне у окна, обхватив плечи руками и ничего перед собой не видя, когда раздался торопливый стук в дверь.

– Он?.. – язык не поворачивался, чтобы выговорить роковые слова.

Луис кивнул.

– Да. Два часа назад. Тяжелейший сердечный приступ. – Луис помедлил. – Он ничего не почувствовал.

Напряженное лицо Габи исказилось, и она приложила ко рту руку.

– Я не заплачу, – яростно проговорила она и в тот же миг почувствовала, как ее глаза наполнились горячими слезами.

Луис сделал непроизвольное движение, и Габи на мгновение показалось, что он хочет подойти и обнять ее. Но вместо этого тонкие губы Луиса насмешливо изогнулись.

– Стоит ли плакать по старику, которого вы едва знали?

– А почему бы мне и не плакать? За последние несколько дней я действительно привязалась к нему. Но еще больше жалею о том, что могло бы произойти в будущем и не произошло.

– Вы имеете в виду богатую и легкую жизнь?

Габи почувствовала, что нарастающая в ней ярость постепенно вытесняет горечь утраты.

– Нет, я имела в виду не это. О, что пользы объяснять? Человек, подобный вам, черствый и холодный, как лед, даже представить себе не может мои чувства.

– Ну, так попробуйте объяснить, дорогая.

Луис стоял, прислонившись к дверному косяку. Габи взглянула на него и, проклиная себя за слабость, испытываемую по отношению к этому человеку, сказала:

– Если вам это так интересно, то я плачу из-за того, что потеряла семью. Теперь у меня не осталось никого.

– Но вы забыли еще кое-кого. – Он усмехнулся какой-то странной плутоватой улыбкой. – У вас есть я.


Только много часов спустя Габи наконец смогла лечь в постель. Доктор к тому времени ушел. Приходил Мигель Серрано – семейный адвокат. Позже зашла изящно одетая молодая женщина и сняла с Габи мерки для траурного платья. Габи попыталась объяснить, что ненавидит черный цвет и что сам дон Рамон, конечно же, предпочел, чтобы она была в розовом платье, которое ему так нравилось, но Луис резко оборвал ее робкие возражения. Глядя на его строгое неподвижное лицо, она сразу же подчинилась.

И вот теперь горе давило на Габи свинцовым грузом, не давая уснуть. Она лежала и смотрела в темноту. Внезапно за приоткрытым ставнем мелькнула тень. Когда Габи встала с постели и подошла к окну, она увидела Луиса, неподвижно стоящего в конце террасы, прислонившись к декоративной балюстраде. Что-то неуловимое в его неподвижности, в очертании широких плеч заставило сжаться нежное сердце Габи.

Едва сознавая, что делает, она накинула пеньюар и открыла дверь. Босые ноги ступали совершенно бесшумно, но каким-то шестым чувством Луис догадался, что он не один.

– Кто здесь? – Луис обернулся. Судя по тому, что вопрос был задан по-английски, он понял, что это Габи, и тело его еще более напряглось.

– Я… я подумала, что могу составить вам компанию, – проговорила она, запинаясь. Луис не ответил. Казалось, что его изваяли из гранита. Габи, конечно, понимала, что ей не следовало выходить из спальни. Что-то угрожающее было в этом человеке, не позволявшем себе проявить хоть какие-то человеческие чувства.

Наконец он очень медленно повернулся. Лицо его все еще оставалось в тени, но в сиянии лунного света, падающего на щеку, Габи заметила часто пульсирующую маленькую жилку.

– Идите в постель, Габи, – голос Луиса звучал даже резче, чем обычно.

– Но я не устала. Я… я не могу заснуть.

Пальцы Луиса сжались в кулаки, которые он засунул в карманы.

– Я сказал, возвращайтесь в дом, черт бы вас побрал.

Жестокость, прозвучавшая в его голосе, ошеломила Габи. Еще мгновение она безмолвно смотрела на него, а затем бросилась в свою комнату.


Люди наконец начали расходиться. Габи пожимала руку пожилому мужчине, старинному другу дона Рамона, и ей пришлось напрячь все свое внимание, хотя он изо всех сил старался объясниться на своем ломаном английском языке. Теперь ее взгляд устремился сквозь толпу к Луису.

Луис разговаривал с сеньором Серрано, его женой и… дочерью. Лилиан Серрано была девушкой ослепительной красоты. Очарование ее черных глаз оттеняла черная кружевная мантилья, а лицо было точь-в-точь как у великолепных молодых женщин, принадлежащих к испанскому двору восемнадцатого века и словно сошедших со старинных полотен. Девушка смотрела на Луиса, и он улыбнулся ей в ответ. При этом жесткие черты его лица смягчились. Таким Габи еще никогда его не видела. И пока она смотрела на эту пару, неприязненное чувство, словно змея, вползало в ее сердце.

Луис поднял глаза и, поймав взгляд Габи, подарил своей собеседнице еще одну улыбку, а затем подошел к кузине.

– Ты хотела мне что-то сказать? – Улыбка бесследно исчезла с его лица.

– Вовсе нет. – Голос Габи дрогнул. – Сеньор Аламеда хотел с вами попрощаться, но не решился прервать ваши развлечения.

Ее не до конца продуманные слова завершил легкий вздох, и Луис сердито насупил брови.

– Развлечения?! – прорычал он, но, заметив, что две средних лет женщины устремили на него недоумевающий взгляд, вновь преисполнился снисходительного обаяния.

Габи посмотрела на этих глупо и притворно улыбающихся дам, почувствовав, как ее губы изгибаются в улыбке. Никто в этой комнате и не догадывается, какая заносчивая и беспринципная свинья этот Луис Эстрадо. Никто, кроме нее. Но ты сама, Габриэла, не забыла ли об этом, прошептал внутри нее тоненький голосок. Не позволяй, чтобы он подчинил тебя своему вкрадчивому обаянию, иначе ты сильно пожалеешь!

Габи прижала пальцем дергающуюся бровь. Даже при открытом окне было жарко. Воздух в маленькой церкви гасиенды казался тяжелым от ладана и приторного запаха заполнивших ее белых лилий.

– Сеньорита Габриэла… – Она обернулась и, увидев еще одну приближающуюся пару, изобразила на лице улыбку.

Наконец почти все разошлись. Габи видела, как сеньора Серрано поцеловала Луиса в щеку, а затем она и Лилиан последовали примеру остальных. Ее муж, незаметно сменив роль друга семьи на роль адвоката, жестом пригласил Габи и Луиса в маленький салон, отделенный от комнаты для приемов застекленными дверями.

Габи посмотрела на адвоката недоумевающим взглядом, и тот поспешил разъяснить ей свой поступок.

– Простая формальность, сеньорита. Я должен зачитать завещание вашего деда… Будьте любезны, сядьте здесь.

Жестом указав на старинный стул, он достал из кармана пиджака большой конверт, скрепленный красной печатью.

– Луис…

Адвокат взглядом указал на стул возле Габи, но молодой человек остался стоять, прислонившись к мраморному камину и скрестив руки на груди. Сеньор Серрано чуть заметно поджал губы, а затем извлек другой запечатанный конверт и посмотрел на Луиса.

– Для удобства сеньориты Холм я приготовил копию завещания дона Рамона на английском языке… Оно может потребоваться ей в дальнейшем.

Адвокат замер, словно спрашивая разрешения, но после того, как Луис безразлично пожал плечами, передал конверт девушке.

– Спасибо, – проговорила Габи, держа конверт в руках и не делая, однако, ни малейшей попытки открыть его, лишь тронув печать. Атмосфера в комнате стала напряженной, и Габи умоляюще произнесла:

– Но вам не стоило утруждать себя. В конце концов, дедушка ничего не знал обо мне до тех пор, пока…

– Будьте любезны, сеньор Серрано, начинайте, – вмешался резкий голос Луиса, и адвокат, перед тем как вскрыть пакет, прочистил горло.

– Как вы догадываетесь, наверное, Луис, ваш дед вызвал меня несколько дней назад к себе и составил новое завещание.

Луис едва заметно кивнул, и сердце Габи учащенно забилось. Новое завещание… Так как же поступил дон Рамон?

– Первая часть завещания осталась прежней. Она касается слуг и друзей. – Адвокат выдержал паузу. – Но остальная часть была значительно изменена, и теперь принимается в расчет существование сеньориты Холм.

– Но он не должен был этого делать. Я всего лишь его приемная внучка! Я не ждала этого… – Габи смущенно замолчала. Ее взгляд обратился не к адвокату, а к Луису, который сосредоточенно изучал ковер у себя под ногами. Единственное, что выдавало его волнение, – плотно сжатые губы.

– Пожалуйста, продолжайте! – отрывисто бросил он.

– Да, конечно. – Сеньор Серрано развернул документ и громко зачитал: – Мой внук Луис Гуэрро Эстрадо будет продолжать осуществлять полный контроль над управлением имением «Маргарита» и всеми дочерними предприятиями, созданными им в большом количестве. Моей внучке, Габриэле Терезе, принадлежит пятьдесят процентов дохода от вышеупомянутых имения и дочерних компаний.

– Что?! – Габи привстала со стула, но потом снова села. – Но… но это невозможно. Здесь, по-видимому, какая-то ошибка…

Не осмеливаясь поднять взгляд на Луиса, она устремила взгляд на адвоката.

– Здесь нет никакой ошибки, сеньорита Холм, уверяю вас. Ваш дед специально вызвал меня, чтобы включить в завещание этот пункт.

– Но я никогда ни о чем подобном не думала. Я… я не хочу этого. – Габи запнулась, ее взгляд устремился к кузену. Этот взгляд умолял поверить ей, но Луис смотрел словно сквозь нее, не замечая ничего перед собой.

– Во всяком случае, – продолжила Габи, обращаясь теперь прямо к Луису, – я собираюсь в ближайшее время вернуться в Англию… вернуться навсегда.

– В завещании есть еще один пункт. – Напряженный голос адвоката еще более усилил тревогу Габи. – Полагаю, сеньор Луис, что вы уже осведомлены о нем. Но сеньорита Холм тоже должна об этом знать.

– Да, конечно, сеньор, но что вы имеете в виду? – с трудом выдавила из себя Габи.

– Дон Рамон добавил следующее: «Вышеупомянутое завещание должно компенсировать те несправедливости, которые я совершил по отношению к своему внуку Луису и моей внучке Гарбиэле. Кроме того, моим горячим желанием является, – Серрано по-прежнему не отрывал глаз от бумаг, – чтобы они поженились и жили вместе на гасиенде «Маргарита», деля друг с другом то же безмерное счастье, которое познали мы с моей возлюбленной женой».

Стало слышно, как в саду поют свои песни птицы и среди розовых гибискусов под окном жужжат пчелы. В комнате же установилась такая глубокая тишина, что когда с одной из роз, стоящих в вазе около Габи, упал лепесток, она вздрогнула… Румянец сошел с ее лица, и Габи пристально посмотрела на свои тонкие руки, которые машинально мяли и разглаживали складки платья.

Что она могла сказать? Какая реакция была бы уместна здесь, вдали от ее дома? Непреклонное «нет, нет и нет»? Из слов Серрано следовало, что Луис уже знал о подложенной в завещании бомбе. Неудивительно, что последние несколько дней он относился к ней еще более враждебно, чем обычно.

Адвокат снова прочистил горло.

– Возможно, мне следует добавить, что этот пункт не имеет законного основания. Это просто изъявление желания.

– Но дело и в другом пункте, – Габи с благодарностью ухватилась за возможность перейти к более нейтральной теме, не отвечая на это ужасное предложение. – Возможно, я не смогу принять своей доли от доходов имения. Это было бы непорядочно, и я не желаю этого.

– Но…

– Если вы хотите сказать, что все юридически обоснованно, то… – она слабо улыбнулась озабоченному адвокату, – будем считать, что я признала свою долю на пять минут, а теперь отдаю ее обратно.

– Конечно, Луис, это поможет нам в решении другой проблемы, которую мы с вами обсуждали. – Сеньор Серрано снова повернулся к девушке. – Ваш кузен, сеньорита…

– Нет, – сердито прервал его Луис, – это не имеет никакого отношения к Габриэле.

– Но если она отказывается от своей части, то, может быть…

– Меня не касается, что она собирается делать со своей частью.

– Тем не менее, – казалось, адвокат расстроился еще больше, но все же продолжал упорствовать, – она должна быть полностью осведомлена о ваших намерениях.

Луис удостоил его долгим многозначительным взглядом и пожал плечами.

– Очень хорошо. Сеньорита Холм, ваш кузен собирается израсходовать большую часть доходов от имения «Маргарита» на учреждение благотворительного фонда для обучения детей из Параиса и других подобных местечек вблизи Каракаса. – Габи вновь взглянула на Луиса, но он смотрел вниз на каминную решетку, и лицо его напоминало непроницаемую маску. – Быть может, если вы твердо решили отречься от наследства…

– Спасибо, Мигель. – Луис выпрямился и подошел к ним. – Я и моя кузина обсудим этот вопрос и сообщим о нашем решении.

Нашем решении! – возмущенно подумала Габи. Для нее было совершенно ясно, что сделает она, ведь она для себя уже все решила, не так ли? И в обсуждении нет никакой необходимости.

– А сейчас позвольте проводить вас, – добавил Луис, и адвокат проворно поднялся со своего места. Было очевидно, что ему не терпится удалиться.

Когда мужчины вышли, Габи, которая была уже не в силах усидеть на месте, поднялась и подошла к одному из огромных окон. Ее лицо, отраженное в стекле, выглядело напряженным и немного испуганным. Она прислонилась лбом к стеклу, стараясь не видеть отражения, но мысли все возвращались к одному и тому же.

Как дедушка мог написать такое? Оставляя ей деньги, он, безусловно, поступил дурно, но последний пункт… Конечно, оба они ни на минуту не собирались подчиняться желанию деда, но если бы он поговорил с ней, возможно, она бы смогла переубедить его…

Слегка повернув голову, Габи заметила, что Луис стоит на гравиевой дорожке и разговаривает с адвокатом. Потом они пожали друг другу руки и, когда машина тронулась, Луис, немного помедлив, вернулся в дом.

Когда он вошел в комнату, Габи стояла в дальнем ее конце, разглядывая огромный пейзаж, написанный маслом. Шаги его не были слышны на толстом ковре, но какое-то шестое чувство, какая-то уверенность в том, что он рядом, вновь подсказали ей, что он здесь. Габи заставила себя повернуться и увидела, что Луис принес два бокала и бутылку коньяка.

– У вас такой вид, что мне кажется, вы не откажетесь выпить со мной, – отрывисто произнес он.

– Нет, нет, спасибо. – В застывшем воздухе словно витало воспоминание о последнем пункте завещания, разрушающее какие бы то ни было отношения между ними. Ее взгляд проследил за его взглядом, и Габи облизнула пересохшие губы. – Послушайте, Луис…

– Полдень уже давно прошел, и я думаю, что мне это уже дозволено! – Налив себе коньяк, он залпом выпил его и поставил стакан.

– Я действительно думаю… – вновь начала Габи.

– И я действительно думаю, что вы думаете слишком много.

– Ну, хорошо. – Габи неприятно задел его тон. – Позвольте мне только сообщить свои намерения. Я…

– Несомненно, вам остается только одно. – Голос Луиса звучал удивительно мягко.

– Да? И что же?

– Выполнить желание дона Рамона и выйти за меня замуж.

– Замуж? – повторила Габи, и ее глаза расширились от удивления. – Можете об этом даже не мечтать!

– Конечно же, я мечтаю только об этом. – Луис небрежно облокотился о стол, но глаза его смотрели настороженно. Габи чувствовала, что за этими жесткими, но красивыми чертами скрывается ясный и холодный, непрерывно работающий рассудок. – Это решит все наши проблемы, и притом очень быстро.

У Габи вырвался нервный смешок.

– Вы имеете в виду, что это решит все ваши проблемы? Но не стоит беспокоиться, Луис. Вам не придется выдерживать тяжкие испытания брака, чтобы получить мою часть имения. Я уже говорила, что в мои намерения не входит вступать в его владение.

– Это вы сейчас так говорите. А вот когда поймете, что потеряли…

– Меня не очень интересует ценность имения. – Габи стиснула пальцы. – Сомневаюсь, что человек вроде вас может в это поверить, но это правда. И я полагаю, что сеньор Серрано предложил замечательную идею насчет фонда. Я собираюсь…

– Этот фонд не имеет к вам никакого отношения. Он будет финансироваться исключительно из тех средств, которые принадлежат мне.

– Но все и так ваше. – Габи была готова заплакать от отчаяния. – Дедушка считал, что поступает, как лучше и, наделяя меня богатством, принадлежащим по праву Елене, заглаживает вину перед ней, но это несправедливо! Ведь он надеялся, что мы поженимся… – Она отвела взгляд, уставившись на обеденный стол… – Может быть, дед и не знал, но я-то знаю, что даже не нравлюсь вам, не говоря уже о любви…

Габи замолкла. Перед ней вдруг со всей очевидностью предстала воистину пугающая картина. Она живет в этом имении в качестве жены Луиса. Они работают вместе, деля друг с другом все радости и огорчения, обедают за одним столом, любят друг друга и спят в одной постели…

Она невольно вздрогнула, подняла на мгновение ошеломленный взгляд и заметила, как Луис смотрит на нее кошачьими глазами. Ей даже на мгновение показалось, что он смог прочитать ее мысли. Может быть, так и должны складываться отношения между двоюродными братом и сестрой, даже не состоящими в кровном родстве?..

– Во всяком случае, – громко продолжила Габи, – я не собираюсь выходить замуж!

– Неужели? – Луис приподнял свою темную бровь.

– Да, это так.

– И вы сообщили эту печальную новость тому влюбленному в вас молодому человеку?

– Да, конечно. – Габи откинула назад шелковистый водопад своих волос. – И он принял это.

– Тогда он дурак, – тихо проговорил Луис, но его слова эхом разнеслись по комнате.

– Да, но в любом случае, – Габи постаралась взять себя в руки, – я уже говорила, я уеду отсюда через несколько дней. Хотя, – тут ей в голову пришла новая мысль, и она глубоко вздохнула, – я могу уехать и завтра. В конце концов, после смерти дедушки меня здесь уже ничего не удерживает. – Тонко очерченные брови Луиса нахмурились, но он ничего не сказал, и Габи продолжила: – Как только я вернусь в Лондон, я попрошу своего адвоката оформить, как это называется… формальное отречение от моей части имения. Адвокат перешлет его вам… – Трудно было прочесть выражение глаз Луиса, но Габи подумала, что она слишком заговорилась. – Да, я полагаю, что сеньор Серрано должен получить копию моего заявления, но и мой адвокат должен знать об этом.

– Однако вы очень спешите уехать, – сухо заметил Луис.

– Когда я вернусь домой, у меня сразу появится куча дел. – Луис выпрямился, и что-то заставило Габи насторожиться. – Понимаете, квартира, клиника…

– Но, дорогая, прежде чем вы уедете, мы должны закончить одно маленькое дельце.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду. – Язык Габи, казалось, прирос к небу, и она с трудом произнесла эти слова.

Луис тихо засмеялся и медленно подошел к ней, напоминая походкой дикого кота, подкрадывающегося к жертве. Габи отступила на шаг и наткнулась на стену. Она прижалась к ней ладонями, сердце бешено колотилось. Когда Габи взглянула на Луиса, он поднял руку и указательным пальцем коснулся верхней пуговицы ее платья. Хотя он не касался ее кожи, Габи все равно ощущала тепло его ладони. Подчиняясь силе его взгляда, веки Габи затрепетали, а затем совсем опустились.

– Нет, Луис, пожалуйста, не надо!.. – взмолилась она.

– Только не лги себе, моя милая. – Легкая усмешка в его голосе скрывала что-то пугающее. – Мы оба знаем об этом, мы знали обо всем с первого момента нашей встречи. Это неизбежно, это рок.

– Нет!

Он посмотрел на нее сверху вниз, и на его губах заиграла легкая улыбка, а в глазах появился серебристый блеск.

– Ты ведь знаешь, что все будет так, как захочу я. Ты можешь кричать как угодно громко, но ты ведь не сможешь перекричать голос своего тела.

– Неправда… – пробормотала Габи. Ее голос дрожал, несмотря на тщетные попытки совладать с ним. Луис лишь слегка коснулся ее, но она в тот же момент ощутила, как он заполнил собой все ее существо, и сердце ее нетерпеливо забилось в ответ.

– Нет?

Их взгляды встретились, и Луис провел кончиком мизинца вокруг ее пухлых губ. Габи вздрогнула от нахлынувшего желания.

– Видишь. – Он поднял мизинец, словно демонстрируя этим свою власть над ней. Габи почувствовала, что голова ее идет кругом, а тело горит, словно в лихорадке. Собрав остатки сил, она произнесла:

– Ничего я не вижу! Во всяком случае то, о чем вы говорите, не любовь, а всего лишь физическое влечение!

Губы Луиса изогнулись в улыбке, весьма невеселой.

– Любовь? Вы уверены, что знаете значение этого слова? Любовь – очень опасная штука, дорогая, и нужно иметь много мудрости, чтобы избежать ее.

– Но это уж слишком цинично! – возмутилась Габи.

– Неужели? Именно из-за любви погибли мои родители, а Елена Маргарита осталась несчастной на всю жизнь.

– Я не уверена, что в ее браке было хоть сколько-нибудь любви, по крайней мере со стороны ее мужа. И когда прошло физическое влечение, прошла страсть, не осталось ничего. – Габи внезапно замолчала. До этого момента она никогда так глубоко не осознавала, что через все ее детство постоянным фоном прошла несчастная жизнь матери. – Именно поэтому я никогда не выйду замуж. – Луис все так же молчал, и Габи продолжила: – Я иду собирать вещи, Луис, а потом лягу. Я очень устала. Хочу завтра пораньше выехать в аэропорт. Не могли бы вы попросить шофера, чтобы он отвез меня? Я не вижу необходимости в том, чтобы вы провожали меня, поэтому попрощаемся сейчас, хорошо?

На мгновение Габи смутилась, а затем протянула ему руку. Луис взял ее, но вместо того, чтобы пожать, поднес к губам и только сильнее сжал в своей руке – именно тогда, когда она попыталась освободиться. Потом он повернул руку Габи ладонью вверх и мягко провел губами по нежной коже, оставляя колющий, словно наэлектризованный след. И Габи прикусила губу, пытаясь подавить невольный вздох.

Она смотрела на его склоненную голову, на темные ресницы, прикрывающие смеющиеся глаза. Тень от ресниц падала на скулы. Внезапно по телу пробежала острая волна боли, словно кто-то вонзил нож и резко повернул его.

– До свиданья, Луис, – повторила она.

Высвободив руку, она почти бегом выскочила из комнаты и закрыла за собой дверь, прежде чем обжигающие щеки слезы хлынули из глаз.

Загрузка...