Видимо, монохромная картинка на мониторе пробирает Ольховского до глубины души. Он, как зачарованный, сидит на стуле и глаз не сводит с монитора, а там уже видны ножки и ручки, которые показывает врач-узист.
– А когда нам скажут пол ребёнка? – с нетерпением интересуется Богдан.
– В двадцать недель, на втором скрининге, – поясняет врач, а Ольховский хочет спросить что-то ещё – видно по его взгляду, но сдерживается.
Услышав от врача, что с ребёнком всё хорошо, он развивается согласно срокам и без отклонений, я облегчённо выдыхаю, да и будущий отец тоже. Странно вот так – находиться рядом друг с другом. Я не звала Богдана в больницу, но этого и не нужно, как оказалось. Догадываюсь, откуда растут ноги. Без тёти Любы не обошлось. Не скажу, что Ольховский сильно раздражает своим присутствием, но и радости от нашей встречи я не испытываю.
Обследование завершается, я вытираю сухой салфеткой остатки геля на животе и спешу отдёрнуть край блузки. Без одежды мой округлившийся живот уже немного заметен, его не спутаешь ни с чем другим, а вот в блузке – нет. На моей работе, кроме самых приближённых, до сих пор не знают о беременности.
Перед тем как захлопнуть дверь с той стороны, благодарю медиков за проделанную работу. А Богдан, как галантный кавалер, открывает передо мной дверь в кабинете и пропускает вперёд.
– Ух ты, я и подумать не мог, что он там такой маленький, – на эмоциях выдаёт Богдан, когда мы оказываемся в больничном коридоре.
– Она, – поправляю, а Ольховский ведёт бровью, мол, ничего не понял: – Я чувствую, что это дочка.
Да, знаю, звучит не убеждающее, но моё материнское сердце на одной волне с крохой. Я не должна ошибаться. Мне даже снилась моя малышка. Да что там снилась, я её сегодня, как увидела на мониторе, так и поняла: внутри меня растёт моя маленькая принцесса.
Скосив взгляд на мой живот, Ольховский смотрит как-то подозрительно. И когда я уже жду от него непонятно чего, он шокирует своей весьма неожиданной просьбой.
– А он… то есть она, – кивает на живот, – уже шевелится?
– Нет ещё.
– Можно потрогать, Уль? Ну в смысле, можно прикоснуться к животу?
Ощутив лёгкий шок, я всё же даю согласие потрогать мой живот. И когда большая ладонь Ольховского несмело опускается на живот, прислушиваюсь к внутренним ощущениям. Нет, ничего не чувствую.
Я думала, он только разок прикоснётся и сразу отдёрнет свою руку, но нет. Вместо этого Богдан гладит живот, водя ладонью вверх-вниз.
– Думаю, достаточно, – тактично намекаю, что мне уже становится неловко.
Покинув коридор, мы идём к лестнице, соблюдая молчание. А оказавшись на улице, я жадно глотаю свежий воздух, приходя в себя после больничного запаха. Кто бы что ни говорил, но все больницы одинаково дурно пахнут. Эта смесь лекарств с какой-то хлоркой, которой моют полы и дезинфицируют всё вокруг, просто в лёгкие въедается.
– Ты обедала сегодня? – интересуется Богдан, повергая меня в шок в очередной раз. Как-то много для одного дня, но, похоже, Ольховский полон сюрпризов, как волшебный сундук у фокусника.
– Нет ещё.
– Тогда позволь пригласить тебя в кафе.
Дурацкая улыбка расползается на лице Ольховского, а я смотрю на него и не могу понять, что он от меня хочет. Откуда это всё берётся. Припёрся на УЗИ, когда его не звали, живот попросил потрогать, а теперь в кафе приглашает. Неужели дядя снова надавил? Да нет же, Игорь Иванович бы не посмел, ведь обещал, что не станет настаивать на нашем браке.
– Уль, ты ничего такого не подумай. Я просто хочу пообедать вместе, – поясняет Богдан, сообразив, что я совсем не в восторге от его внезапного внимания.
– Зачем тебе всё это нужно, Богдан? – не конкретизирую, ведь Ольховский не дурак и точно понимает, о чём я сейчас.
– Да не за чем. Просто ты беременная и, как оказалось, ещё не обедала. Я хочу составить тебе компанию. Уль, не ищи подвоха там, где его нет. Просто позволь немного позаботиться о тебе, ты же мать моего будущего ребёнка.