Твоя нелюбимая жена

Уля

Закончив сушить волосы феном, оставляю их свободно лежать распущенными на плечах. Улыбаюсь своему отражению в зеркале. М-да уж… Никакая косметика не сделает из меня красавицу, да и не надо – счастье ведь не в этом, правда?

Положив ладонь на свой ещё плоский живот, я мечтательно закрываю глаза. Уношусь в потоке сладких грёз, представляя, как уже через несколько месяцев буду держать на руках сына или дочку.

Но от нахлынувших внезапно воспоминаний не скрыться. Они обрушиваются на меня вместе с отголоском перманентной боли. Первая беременность закончилась плохо. Я не то, что потеряла ребёнка, я себя потеряла тогда и самых близких людей. Пожар унёс жизни моих родителей и мужа, которого я очень сильно любила и была любима им.

Но говорят, что близкие люди не умирают – они просто рядом быть перестают… физически, а в мыслях они живы ровно столько, сколько ты будешь о них помнить.

Тряхнув головой, пытаюсь отбиться от воспоминаний, но тщетно. Если они приходят, то от них уже никуда не деться. Они душат меня как едкий газ, глаза становятся мокрыми.

Пока никто не видит, я могу плакать за закрытыми дверями ванной комнаты. Боль выливается через слёзы и в конце рыданий всегда становится немного легче.

От слёз течёт туш, да и весь макияж плывёт – уже не реанимировать. Приходится ещё раз умыться, но краситься во второй раз больше не хочется, да и зачем? Я всего лишь встречаюсь с сестрой Ольховского. Будет меня разглядывать и думать: какая страшная, что во мне нашёл её старший брат? Да пусть себе думает сколько влезет. Я давно привыкла к брезгливым взглядам – люди такие бестактные по своей натуре не то что дети. А дети меня любят, как и я их. В отличие от взрослых, дети всегда говорят, что думают. Им не свойственно лукавство, как и корысть, вот бы взрослым у них поучиться.

Припудрив лицо, чтоб хоть немного скрыть следы постакне, я наношу на скулы румяна – уж очень бледный, болезненный у меня вид.

Поправляю пиджак и, убедившись, что он сидит на мне хорошо, выхожу из ванной комнаты. В коридоре сталкиваюсь с двоюродной сестрой. Она как раз искала меня, чтоб сообщить, что дядя хочет со мной поговорить, ждёт в своём кабинете.

Предчувствуя неприятный разговор, я ощущаю пробежавший по коже мороз. Знаю, о чём хочет со мной поговорить Игорь Иванович. Опять будет стоять на своём, убеждать, что нам с Ольховским нужно пожениться. Дядя вбил себе в голову, что дети должны рождаться в законном браке, иначе это уже безотцовщина. Понятное дело, он человек старых взглядов, жёсткий и суровый. Политик. Боится, наверное, что моя беременность испортит его репутацию.

Спустившись по лестнице на первый этаж, я останавливаюсь напротив кабинета и заношу кулак, чтоб постучать. Не услышав ответа, тяну ручку дверцы на себя, заглядываю в появившийся проём.

– Можно зайти?

– Заходи, Ульяночка.

Оторвав взгляд от ноутбука, дядя тепло улыбается и спешит навстречу. Стул для меня отодвигает, что стоит напротив его стола:

– Садись моя хорошая.

Дождавшись, когда я устроюсь на стуле, дядя смотрит на меня задумчивым взглядом.

– Как дела, Уль? Всё ли у тебя хорошо?

– Дядя, ты ж не за этим меня позвал, правда? Но если тебе интересно, как у меня дела, то я скажу: всё хорошо, беременность протекает нормально. Появился токсикоз. Не могу в себя запихнуть ни крошки до самого вечера.

– Ну, может, лекарства какие-то нужны от этого твоего токсикоза? А гинеколог, что говорит этому поводу?

– Да ничего. Это нормально в первом триместре.

Пожимаю плечами. Забота дяди очень приятна. Он – всё, что у меня есть в этой жизни. Как хорошо, что он это понимает и всячески старается окружить меня комфортом и вниманием. Я это ценю, правда. Он делает для меня очень многое. Игорь Иванович меня к жизни вернул. После пожара забрал к себе домой, впустил в свою семью, будто я не дочка покойного брата, а его родная дочь.

– На самом деле я позвал тебя немного для другого. Но ты это… если что, то сразу говори обо всём врачу. И поменьше работай, Уль. Ребёночек должен родиться здоровым.

– Хорошо, дядя. Так зачем ты меня позвал? Об Ольховском хотел спросить?

– Хотел, да. Что там он? Вы уже виделись.

– Виделись, – вздохнув, я начинаю нервничать и теребить пальцами край пиджака. – Замуж предложил.

– А ты?

– А я сказала ему нет.

– Уля…

Тяжёлый вздох дяди отзывается в моём сердце уколом совести. Дядя же хочет как лучше. Только для меня будет лучше не стать нелюбимой женой. Славика мне никто не заменит, а его любовь будет жить во мне вечно.

– Девочка моя, но нельзя же так. Богдан – неплохой парень, молодой ещё, потому и глупый моментами. Но ты не волнуйся, я буду следить за ним. В обиду я тебя не дам. И если вдруг заслужит, то три шкуры с него сдеру.

– Да не нужно сдирать с него три шкуры, – усмехаюсь я, почувствовав жалость к Ольховскому: – Пусть живёт своей жизнью. А с малышом и сами справимся.

– Нет, так не пойдёт. Как детей делать, так они все молодцы. А как брать за них ответственность, так сразу: пусть живёт своей жизнью. Уль, ты не горячись. Присмотрись к нему. Стерпится – слюбится, может. Вы же встречались, значит, нравились друг другу.

– Нравились, да. И мне правда так казалось поначалу.

– Ну вот и славно.