Твоя случайная жертва

Глава 3

Земля забилась мне в рот, в уши, за пазуху и мешала дышать. Хрустящая, безвкусная и вызывающая позывы тошноты. Не знаю, как я оттуда выбралась и теперь пыталась откашляться, выплюнуть комья грязи. Мне не было страшно, мне не было больно. Я ничего не ощущала. Только понимала, что надо куда-то ползти, чтобы выбраться, а потом бежать. Ведь чудовище может быть где-то рядом.

Я все вспомню потом, позже, уже в больнице. Потом мне будет страшно, больно и холодно. А сейчас я встала на подкашивающиеся ноги и босиком, шатаясь, шла к дороге. Я помнила, что она была где-то недалеко и слышала звуки проезжающих машин. В голове шумело. Я много выпила. Вкус алкоголя и чего-то соленого оставался на языке и во рту вместе с хрустом песка или земли. Я отчего-то плохо видела. Все расплывалось, и казалось, что я смотрю на мир сквозь узкие щелочки.

Упала уже у самой дороги и… перед глазами вспыхнул яркий свет. Это была проезжающая мимо машина, которая не остановилась. Я так и не знаю, кто подобрал меня на той автостраде, где нечеловек выбросил меня после того, как поразвлекался. Пришла в себя уже в больнице. Встать не смогла, было очень больно. Я покрутила головой и увидела медсестру.

– Ооо, спящая красавица пришла в себя. Борис Маркович, прынцесса с дороги очнулась. Давайте я ей обезболивающее уколю.

– Подожди.

Передо мной появился врач, склонился ко мне и посмотрел в глаза, оттягивая нижние веки.

– Да, пришла в себя. Тебя родители не учили, что смешивать наркоту и алкоголь – это чревато?

Я хотела ему ответить, что не пью и не принимаю наркотики, но не смогла.

– И кончать с собой таким способом тоже чревато. Можно выжить, например. Ты б вЕнки порезала или повесилась. Че уж там.

Я не понимала, о чем он говорит. Смотрела ему в лицо, слышала, но ничего не понимала. Кто хотел покончить с собой? Я? Да я трусиха ужасная, я бы никогда не причинила себе вред… Тогда.

Он отошел от моей постели, и я услышала женский голос.

– Думаешь, она сама это сделала?

– Меньше думать надо. Нож там и нашли, девка пьяная, наркотой накачанная, трахалась, видать, потом ее хахаль бросил, а она решила с собой покончить.

– А синяки? А разорванная одежда? Ты ж дежурил ночью и все видел. Он же ее…

– МОЛЧАТЬ! Никто и ничего не видел. Я принял пациентку с ножевым ранением в живот, без следов насилия на теле, с алкоголем и наркотиками в крови. Это все, о чем тебе надо думать, Света!

– Какой же ты…

– Человек. Я че-ло-ве-к! Жить хочу, есть хочу, телек смотреть, разговаривать. И ты хочешь. Так вот запомни все, что я тебе сказал, и повторишь потом, когда надо будет.

– Тебе угр…

– Просто скажи правду. Ту, что я тебе озвучил.

Когда он ушел, Света подошла к постели и, склонившись ко мне, тихо сказала.

– Бедная малышка… не дадут они нам правду сказать, и ублюдок не получит по заслугам. Мразь… выйдет сухим из воды. Давай хоть обезболю тебя.

Она вколола мне что-то, и я уснула. А когда проснулась, очень громко кричала. Мой собственный крик меня разбудил. Только я не помнила, что именно мне снилось.

***

– Меня изнасиловал мужчина, потом ударил ножом в живот.

Следователь оставался совершенно безучастным и что-то записывал в блокнот.

– Какой мужчина? Как его зовут?

– Я не помню, как его зовут. Он был в гостях у Авчинниковой Милы. Мы с ней учились вместе.

– Вы это уже говорили в прошлый раз. А мы, в свою очередь, опросили и Милу, и ее мать, и ее отца – никаких гостей, кроме вас, у них в тот день не было. Но они сказали, что вы пили шампанское, а потом поехали куда-то праздновать, где тоже намеревались выпить.

– Поехала я не праздновать, а домой! С их гостем! Он предложил меня подвезти. Мы поссорились из-за него с Милой, и я поехала. Он высокий такой, светловолосый. На вид очень серьезный, очень властный, такой… чистый, аккуратный… Красивый. Глаза у него бирюзовые.

В отчаянии смотрела на следователя, а он на меня взглядом полным жалости и какого-то презрения.

Я еще не понимала, что нет никакой справедливости, что никто не станет мне помогать, что Милка будет врать мне в глаза, и что ее отец запретит ей со мной общаться, а мать назовет шалавой, получившей по заслугам. Все они скажут, что я больная на голову идиотка, и никакого гостя у них в тот вечер не было.

– Лучше расскажите, зачем вы ударили себя ножом, Ксения.

– Я? Себя?

– Да. Вы. Себя. Мы были на том месте, о котором вы говорите, и нашли там нож. На нем только ваши отпечатки пальцев. Там нет никаких следов борьбы….

– Он сделал это в своей машине. Не там.

– Что сделал?

– Изнасиловал меня.

Краска прилила к щекам, когда на лице следователя появилось насмешливое выражение.

– В заключении из больницы не указано, что вы подверглись сексуальному насилию.

– А синяки? Я, по-вашему, сама себе их поставила? И руку сама себе сломала? Он убить меня хотел! В землю закопал! В яму! Вы это понимаете?

Следователь пожал плечами и вздернул одну бровь.

– Там не было никакой ямы, вы упали в небольшой ров, и вас, видать, припорошило землей, когда вы поскользнулись. Ваш отец алкоголик, может, он вас ударил?

– При чем здесь мой отец? Вы ведь полицейский, вы должны найти того ублюдка, который это сделал со мной. Почему вы делаете из меня идиотку?

От обиды мне хотелось кричать, слезы пекли в горле, но я не плакала. Не хотела при нем. При этом циничном ублюдке, который пытался убедить меня в том, что я психопатка.

– Ксения, когда погибла ваша мама, какие антидепрессанты вы принимали? И как давно вы начали употреблять наркотики? Кто вам их поставлял? У вас в крови обнаружены следы кокаина. Это ведь недешевое развлечение… У вас появился богатый любовник-барыга? Вы понимаете, что, если начнется расследование, вас могут посадить за распространение наркотиков.

Я резко встала с кресла, чувствуя, как натянулся шов и как потемнело в глазах от слабости.

– Да пошел ты! Продажная тварь! Они тебе заплатили! Тебе и врачам и…. я все понимаю. Как там сказал Борис Маркович – жить и кушать все хотят. Только знаешь…, – я оперлась на стол и склонилась вперед, – у тебя есть дети или будут, когда-нибудь вспомни обо мне… вспомни, как выгораживал здесь чудовище, и бойся, чтоб твои дети не встретились с таким однажды.

– Покажитесь психиатру. Я вам искренне рекомендую записаться на прием и возобновить принятие препаратов. В следующий раз, если надумаете мне угрожать, я вас посажу в следственный изолятор… а возможно, найду у вас пакетик белого порошка. Пошла вон отсюда!

Я хлопнула дверью кабинета, в котором он меня допрашивал, и закрыла лицо руками, меня трясло и подкидывало от понимания, что ничего и никому я не докажу. Я не знаю ни как зовут моего палача, не знаю сколько ему лет. Ничего о нем не знаю. Даже лицо его размазано возникает перед глазами.

Помню только, что я это лицо сильно расцарапала, до мяса, тогда он и ударил меня, а потом выкрутил мне руку… Одного только не знаю – зачем и за что? Я бы ему и так. Может, не сразу, не в этот день. Но ему не надо было… он совсем иного хотел. Моей боли, крови, страданий и смерти.

Вспомнилось, как медсестра Света ко мне пришла в палату, позвала с ней на лестнице покурить.

– Я мазки взяла и на всякий случай проверила тебя… на беременность. Чисто все. Ни болезней, ни беременности.

Я ничего ей не сказала тогда. К окну отошла.

– На УЗИ тебя отведу, чтоб посмотрели – нет ли каких повреждений внутри.

– А если есть, что напишете в заключении?

– Ничего не напишем. Так просто, чтоб ты знала, и помочь, если что…

Я к ней обернулась и зло спросила:

– Совесть мучит, да? Стыдно? Не надо мне ваших УЗИ, помощи, бесед этих. Идите купите себе шмотки или губы силиконом накачайте. Вам же заплатили, чтоб вы молчали!

***

Иду совершенно без денег по тротуару, дождь моросит, а я полусогнутая, потому что шов еще не дает разогнуться. И внутри совершенно ничего нет. Пусто там. Как будто все удалили на операционном столе.

– Ксень…

Навстречу из ниоткуда Милка появилась. Вид, как у побитой собаки, глаза припухшие, бледная.

– Ксень. Я поговорить пришла.

– Иди к черту. Ты уже поговорила.

– Я сегодня за границу уезжаю.

– Скатертью дорога.

– Родители тоже скоро уедут.

– И им того же.

– Ксень. Просто забудь и живи дальше. Не ищи его… он страшный человек. Он монстр, он чудовище. Он на все способен. Ты ничего не докажешь. Просто смирись и забудь, если сможешь. И меня прости… не могла я сказать. Никто не мог. Прости, Ксень… прости меня.

Я ее не простила. Никого из них. И отца не простила. Я в тот день стала другим человеком. Когда дверь ключом своим открыла, крикнула:

– Па… ты дома?

Прошла на кухню и застыла на пороге, холодея от ужаса и невыносимой боли во всем теле особенно там, где ребра. Я так и не смогла поднять голову… я только смотрела на его ноги. Как они раскачиваются то ли от сквозняка, то ли… не знаю почему.

На столе записка.

«Прости, это я во всем виноват».

***

И снова проснулась от собственного крика.

На стене тикают Женькины часы, в комнате мягко разливается свет от ночника. Я протянула руку и посмотрела время на своем сотовом. Как всегда, ровно три часа ночи. Легла обратно на подушку и закрыла глаза. А потом так же резко открыла. Я вдруг поняла, на кого был похож тот мужчина в белом офисе…

Меня впустили к Варе, как и обещали, уже на следующий день. И я поняла, что никогда в своей жизни не испытывала большей боли, чем в ту секунду, когда увидела ее всю в трубках, бинтах, повязках. Такую маленькую, хрупкую под голубой больничной простыней.

Я бросилась к ней, наклоняясь и целуя тонкие пальчики, выглядывающие из-под бинтов, посмотрела на белое личико, чувствуя, как сжимается все внутри. Врач шел следом за мной, вместе с двумя медсестрами.

– Больше всего пострадала нижняя часть тела. Правая рука и плечо. Как только будет возможно, будет проведена еще одна операция. Мама уже в ближайшее время внесет первую оплату по медикаментам. Верно, Ксения?

Он протянул мне бумагу.

– А эти деньги вы должны найти в ближайшую неделю.

О боже! Триста тысяч рублей. Где я возьму их за неделю?

– Да-да, конечно. В самое ближайшее время. – ответила я едва слышно.

– Что слышно с вашим донором? Есть продвижения?

– Пока нет.

– Очень плохо! Надо делать переливание уже сегодня. Ее состояние может ухудшиться. Поторопитесь либо с деньгами, либо с донором.

Надо было утром зайти в ломбард и продать серьги с кольцом. А я вскочила и понеслась в больницу. Совсем забыла.

– Пока все без изменений. И пусть вас это радует. Ее состояние стабильно тяжелое. Кровь возьмите и мочу на анализ, Ирина. Показатели мне записать и принести перед пересменкой. Глаз не спускать. Симонюшина, головой отвечаешь за пациентку! И чтоб без фокусов!

Доктор вышел из палаты, а я склонилась над дочкой, всматриваясь в прозрачное белое личико. Спит моя зайка. Даже представить страшно, какую боль она бы терпела, если бы не этот сон. Боль, которую я сама терпеть не могла, и меня трясло от невыплаканных слез, от ощущения, что это мое тело обгорело и моя кожа слазит струпьями до мяса.

– Ну вот еще одну притащил. Да уж. Я вчера всю ночь с девчонкой ее дежурила, глаз не сомкнула, а он «без фокусов». Никаких фокусов, всего лишь благодарность. И ту выпрашивать надо. – пробубнила одна из медсестер.

Я мельком глянула на ее худое лицо с длинным острым носом, не совсем понимая, что она имеет ввиду.

– Ирааа! – шикнула на нее вторая.

– А что Ира? Мне никто за это доплачивать не станет. У меня в реанимации по шесть-восемь человек на палату. В пятой мальчишка при смерти, сопли его мамаше подтираю, пока она молится без толку у его постели и работать мешает. Мне при ней катетеры менять, горшки выносить, простынею всех накрывать. Сидит там вторые сутки.

– Ира! Иди в четвертую. Я сама тут. Давай. Иди.

Вторая медсестра подтолкнула остроносую к двери, тыкая ей пачку сигарет в руку.

– На вот. Покури. Расслабься. Кофе попей. Скоро пересменка.

– Вот именно. Даже на сигареты никто не дает. Спекулируют тут больными своими… а у других людей тоже проблемы есть и кушать хочется.

– Иди уже!

Я обернулась к остроносой.

– Мне вам трусы свои отдать? Или грязный лифчик? Хотите, я вам свою сгоревшую квартиру отпишу? Или шкафы с золой? А долги? Хотите немножко долгов?

Та губы поджала и зло на меня посмотрела.

– Хамка. Мы тут для нее стараемся, а она хамит. Учить таких надо уму разуму! А не подтирать за их де…

Наверное, я так на нее посмотрела, что она осеклась, не договорила. Хлопнула дверью, а я к лобику Вари губами прижалась. Прости меня, маленькая, это я виновата, если б не уехала в тот день, может, все бы обошлось. Ничего, мама что-то придумает. Обязательно придумает.

– Вы на нее внимание не обращайте. Она… ну вот такой характер.

– Врачи вроде милосердные должны быть… или это не про наше государство?

Я поправила простыню, прикрывая ручки Вари, стараясь не смотреть на пропитанные сукровицей повязки. Но от одного взгляда на них в горле заклокотало рыдание. Сердце не просто сжалось, а словно разорвалось на кусочки. Я бы отдала ей свою кожу, свои кости, мясо, что угодно.

– На одном милосердии далеко не уедешь, к сожалению.

– Я понимаю.

– Но вы не думайте об этом… я слышала, что у вас случилось. Это ужасно… я вам очень сочувствую. Несколько суток будет мое дежурство, и я присмотрю за Варей. Просто так. Не волнуйтесь. У меня дочке столько же лет. Викой зовут. Такая же светленькая, как ваша.

Да, я их понимала и при других условиях непременно заплатила бы, дала б на шоколадку, как говорится, но сегодня у меня не было не то что шоколадки, у меня и двух копеек не было. За эти годы я много смогла добиться. Я отучилась на дизайнера во многих направлениях, освоила видео и графические редакторы. Выполняла заказы, как частных лиц, так и компаний. Создавала сайты, рекламу, логотипы. Я и моя дочь ни в чем не нуждались. Я купила квартиру, я накопила денег на донора… И в итоге… в итоге осталась ни с чем. Но это не имеет никакого значения в сравнении с тем, что я могла потерять свою дочь. Когда-то… когда мама была жива, а отец не пил и работал, он говорил, что не в деньгах счастье и совершенно не в их количестве. Счастье только в людях, что тебя окружают, счастье в их жизни и в их благополучии, а остальное все наживное. Помню, у мамы украли кошелек со всей зарплатой, и она пришла домой в слезах… Вечером, они думали, что я сплю, а я стояла за стеклянной дверью кухни и видела, как отец усадил маму себе на колени, поглаживая по светлым волосам, и тихо сказал:

– София, скажи Богу спасибо за то, что взял деньгами. Представь… а ведь тебя могли убить, а не просто отобрать сумку.

– Да…да, ты прав.

Я снова нежно поцеловала Варины щечки. Какие они прохладные и… словно неживые. НЕТ! Я не буду так думать. Она будет жить!

О Боже, спасибо, что взял все остальное, а мне ее оставил. Я буду бороться за тебя, Варя, слышишь? Доченька, я буду бороться за твою жизнь.

Я вышла из реанимации и остановилась в холле, выдохнула, чувствуя, как глаза наполняются слезами, а сердце то замирает, то бьется с новой силой. Потом решительно достала сотовый. Набрала номер и затаила дыхание:

– Здравствуйте, вы попали в центральный офис компании «Сириус. Рэд. Альянс», чем могу помочь?

– Здравствуйте. Меня зовут Ксения Филатова. Я была у вас вчера на собеседовании, вы обещали перезвонить.

– Да, вам перезвонят, как только появится свободная вакансия.

– Как появится? У вас ведь была вакансия!

– Уже неактуально!

Только не это. Господи, пожалуйста, только не это.

– Мне надо поговорить с вашим начальником!

– С каким начальником? – она хохотнула.

– С…Иваном Даниловичем.

– К нему только по записи.

– Тогда запишите меня.

Несколько секунд тишины.

– Через неделю двенадцатого числа вас устроит?

– Почему так долго?

– Вас записать на встречу?

– Да! Запишите…

– Лерочка, Иван Данилович спрашивает, что там насчет мест в «Рояле Блэк»?

Ее кто-то отвлек, и последних моих слов она, кажется, не слышала, мило говорила с каким-то парнем, а я отключила звонок. Через неделю слишком поздно. Мне деньги нужны немедленно. И я их получу!

***

Я распахнула шкафы Женьки и шумно выдохнула – вот это гардероб. У меня отродясь такого не было. Точнее, не так, я бы в жизни такое не надела. Потому что… потому что я никогда не пыталась соблазнить мужчину. Я носила волосы чуть ниже плеч и собирала их в хвост на затылке, не красилась, не покупала юбки и платья. Только штаны, бесформенные кофты, куртки, футболки. На ногах кроссовки или мокасины, зимние ботинки. Все неброское, не цветное. Больше всего меня пугал блеск в мужских глазах. Мне не нужно было, чтоб меня хотели, со мной флиртовали или заигрывали. Я долгое время носила брекеты, хотя они мне особо не были нужны, намеренно уродуя свою внешность.

Но сегодня я должна впервые одеться иначе… впервые привлекать, а не отталкивать. И я совершенно не умела этого делать. Спасало лишь то, что я дизайнер, я умела подбирать цвета, стили, одежду, мебель, да что угодно. Это был мой природный талант. И вещи в шкафу Женьки восхищали красотой и шиком, отвращая одновременно своей броскостью.

На экране ноутбука Иван Данилович Волин давал интервью на независимом канале насчет обвинений холдинговой компании в неправомерных действиях и махинациях. Владельцу Альянса грозил судебный иск. Уже неделю в новостях обсуждали этот громкий скандал после того, как «Сириус. Рэд. Альянс» поглотил несколько предприятий, по слухам принадлежавших мэру города. Я туда не смотрела, только слышала его голос. Такой низкий, уверенный, с нотками с нажимом, очень властный, заставляющий собеседника глотать слова и путаться в вопросах.

Я выбрала черное платье с кружевными вставками на животе и по бокам пышной юбки, которая переливалась и взмывала воланами над ногами при каждом шаге, обнажая колени. Распустила волосы, как тогда… в ту проклятую самую жуткую ночь в моей жизни.

– Потрясающе играешь, малышка.

Тронула губы алой помадой, мазнула слегка тушью по ресницам. Мама говорила мне, что я не должна ярко краситься, с моими чертами лица это лишь все испортит. И мои очень большие серые «блюдца» не нуждаются в косметике. Посмотрела через зеркало на ноутбук – камера взяла лицо Волина крупным планом и встретилась взглядом с кристальными светло-бирюзовыми глазами. Слегка вздрогнула.

– Играй, я посмотрю, как твои пальчики двигаются по клавишам.

Взбила волосы руками, чувствуя, как бешено бьется мое сердце.

– Само совершенство. Вы рождены стать королевой красоты.

Надела туфли на высоком каблуке, чуть пошатнулась, но ноги помнили, как в них ходить. Такое не забывается. Я долго носила мамины туфли на шпильке… до…

Открыла ящик стола, взяла Женькины деньги и вызвала такси.

– В ночной клуб «Роял Блэк».

Пока ехала в машине, руки судорожно сжимали черную лаковую сумочку. Нет, я не нервничала, я смертельно боялась того, что затеяла. Но… это был мой шанс спасти мою дочь, и я не собиралась его упускать.

Машина остановилась у высокого блестящего здания с круглой плоской крышей в форме рояля. Я вышла из такси и в нерешительности выдохнула, а потом все же шагнула по ступенькам вверх.

– Вы по приглашению?

– Да! Я забыла пригласительный, но господин Волин может подтвердить, что я его гость.

Меня пропустили, не требуя подтверждения, и я, с дико бьющимся сердцем, прошла в полутёмную залу, посредине которой стоял огромный рояль, который и был сценой, на крышке «музыкального инструмента» танцевали полуголые стриптизерши в черно-белых лаковых костюмах, и играла музыка из знаменитого фильма Тарантино «От заката до рассвета». Я обвела залу взглядом и стиснула челюсти, когда увидала Волина, сидевшего на верхнем ярусе за прозрачным стеклянным столом. Он был один. Смотрел на сцену отсутствующим взглядом своих невероятных глаз, от которых по всему телу шли мурашки… Я решительно направилась наверх, собираясь нарушить его одиночество. И сама была близка к обмороку, мои ноги и руки заледенели, особенно кончики пальцев. Поднялась и прошла к его столику.

Иван не сразу меня заметил, а когда все же обратил внимание, отмахнулся и презрительно скривился. А мне захотелось закричать от страха и от ощущения, что я только что шагнула в бездну.

– Я не заказывал приват. Уходи.

– Я хочу, чтоб вы взяли меня на работу.

Повернулся ко мне, подперев подбородок длинными аристократическими пальцами с массивными кольцами на безымянном и мизинце. Я его не просто заинтересовала, а даже развеселила, на тонких и в то же время чувственных губах появилась ухмылка, а в глазах блеснула заинтересованность.

– Как вы нашли меня здесь, и кто вас впустил?

– Я хочу работать в вашей компании, и мне нужен аванс в размере трехсот тысяч рублей. Для начала.

Его брови поползли вверх, и он закинул ногу за ногу. Я тяжело дышала, и мне каждую секунду хотелось сбежать, сорваться прочь и нестись с закрытыми глазами подальше от него, подальше от этого места.

– Да вы что? Взять ВАС на работу и дать аванс? – засмеялся, запрокинув голову, отхлебнул воду из прозрачного бокала и поставил его обратно на стол. – И по какой причине я должен это сделать?

Сердце уже не просто билось в горле, оно колотилось со всей силы о ребра, и казалось, я слышу, как они трещат и как рвутся натянутые до предела нервные окончания.

– Одиннадцать лет назад вы меня изнасиловали, порезали и закопали в яму… Как вы думаете, данный факт принесет славу вашей компании? А может, заинтересует власти, готовые вас сожрать за махинации? Как вам такая причина? Подходит?

Чудовище перестало улыбаться, и теперь от его тяжелого взгляда мне захотелось громко и пронзительно закричать. Бездна разверзлась, и языки пламени лизнули мои ноги.