Это был блеф… Я понимала, что ничем и никак не докажу сказанное мной только что. И риск равносилен самоубийству, но у меня не было никаких других вариантов. Смотрю ему в глаза, кусая губы и ожидая ответа, а он не торопится отвечать. Склонил голову набок и внимательно меня рассматривает, подперев подбородок. Так рассматривают диковинное животное или насекомое.
Сногсшибательный подонок в идеальном костюме без единого пятнышка и белой рубашке, которая из-за флуоресцентного освещения отливала сверкающей голубизной, как и его глаза. Удивительные, прозрачные глаза, холодные, цинично спокойные и в то же время поблескивающие издевательским интересом. Я плохо помню его лицо, но хорошо помню глаза и эту высокомерную манеру общения. Все это тогда вскружило мне голову… А сейчас вызывало ужас и дрожь во всем теле. Я, как мотылек, кружащий у огня, прекрасно знала, что прилетела сюда умереть.
– Не напомнишь мне имя? – спросил так обыденно просто, словно я сказала ему не об изнасиловании, а о свидании, после которого он забыл очередную назойливую любовницу.
– Вы не спрашивали у меня имя.
– Странно, обычно спрашиваю и даже запоминаю. Имя – это своего рода трофей.
Я не понимала, что он имеет в виду, а точнее, я поняла, и мой разум отказывался это принять – ублюдок только что признался, что я не единственная его жертва. Он вдруг встал с дивана, и я внутренне подобралась, напряглась, лихорадочно выискивая на столе что-то, чем я могла бы обороняться. Но кроме графина с водой и бокала ничего там не увидела.
Он был высоким, выше меня где-то на полторы головы. Этого я тоже не помнила. И сейчас, тяжело дыша, смотрела, как грациозно он двигается, приближаясь ко мне. Гибкий, спортивный, подтянутый и очень худощавый. Хищник на охоте. Притом жертва сама пришла к нему в лапы.
Подошел ко мне очень близко, остановился напротив.
– Кто-то собирает отрезанные пальцы, кто-то уши, а я имена. У меня дома есть маленькие надгробия, я подписываю их и любуюсь каждый день своей коллекцией могил.
От страха меня начало тошнить, и вся кровь отхлынула от лица. А он вдруг расхохотался и обошел меня сзади.
– Шуткааа. Какой маньяк станет хранить дома надгробия? Тем более такой известный человек, как я. – провел пальцем по моей щеке, и я вся сжалась, превращаясь в напряженный комок нервов. – Я храню их в другом месте. Ха-ха-ха. И это тоже шутка.
Обвел овал моего лица и тронул кончик носа.
– Какой интересный и забавный шантаж. Я встречал многие его разновидности, но этот впервые. Какой идиоткой надо быть, чтоб прийти к зверю, который чуть тебя не сожрал, и предложить окончить трапезу, при этом угрожая навести на его след охотников. После ужина, разумеется… Вы сделали мой вечер.
Я хотела что-то сказать, но он приложил палец к моим губам.
– Тссс. Я разве разрешал разговаривать? Мое логово – мои правила. Ведь малышка не хочет, чтоб ее съели прямо сейчас?
Обошёл меня со всех сторон, не торопясь, словно танцуя. Он так красиво двигался, что это одновременно пугало и восхищало.
– Одиннадцать лет назад, – остановился сзади, – надо же, и только сейчас соизволила прийти? И какими доказательствами располагает малышка? Чем таким ты можешь напугать зверя, чтобы он решил не обглодать твои косточки прямо здесь?
Я ждала этот вопрос. Не про кости, а про доказательства. У меня их не было. Ни одного, кроме Милки. И я знала, где можно ее найти. Правда, совершенно не была уверена, что она согласится мне помогать.
– Свидетель, – едва дыша ответила я.
– Как ты боишься. Это отчаянная смелость или поразительная глупость, да, решиться на такое безумие?
Тронул мои волосы, и я вздрогнула.
– Лунный цвет, – задумчиво произнес он, – это краска или свои?
Я не ответила, меня колотило мелкой дрожью от того, что он был так близко.
– Я спросил, это краска?
– Свои.
Ухмыльнулся, опустил взгляд к моей шее, к декольте, ниже к животу. Господи! Только не это. Пусть я ему не понравлюсь. Я не красивая, мне уже почти тридцать, у меня так и не выросла грудь. Пусть не смотрит на меня так! Пожалуйстаааа!
– Готов поспорить, что одиннадцать лет назад ты была лишь жалким подобием себя самой сейчас. Я, кажется, понимаю, почему так ужасно с тобой поступил. Так что насчет свидетеля?
Снова посмотрел на меня. Красивые глаза. Они украшали его лицо настолько, что, пожалуй, он мог сам казаться красивым. Если бы не этот прожжённый цинизм, если бы не это жутковатое выражение лица с чуть безумным взглядом. Он напоминал мне гестаповца из фильмов про войну. Холодная красота, ледяная жестокость и способность к изощренному зверству. Я мысленно представила его в форме, она бы смотрелась на нем идеально.
– Я могу его купить. Я всех могу купить, и ты останешься ни с чем. Если вообще останешься.
Стало страшно от этого спокойного голоса, спокойного тона. Он совершенно не нервничал, не боялся, тогда как мне было не просто страшно, а до дикости страшно. Иван вдруг взял меня за руку. Я попыталась ее высвободить, но он сплел свои пальцы с моими.
– Что такое? Я вроде трогал тебя не только за руки, а и за все остальные места. Сильно и больно трогал? Скорей всего – дааа, – усмехнулся и сдавил мои пальцы. – Сейчас больно не будет. Пока.
И отодвинулся назад, рассматривая меня с разных ракурсов, наклоняя голову то к одному плечу, то к другому. Делая это оскорбительно демонстративно.
– Кем ты хотела у меня работать? Секретаршей?
– Ди…дизайнером.
– Да уж. Для секретаря ты слишком заикаешься от страха. Наверное, все же не такая ты и дура. Понимаешь, что если я тебе откажу, то живой ты отсюда не выйдешь.
Он вдруг освободил мою руку и вернулся в свое кресло, заставляя меня выдохнуть от облегчения. Моя спина так взмокла, что кружево прилипло к ней. Казалось, что чем больше между нами расстояние, тем ровнее бьется мое сердце, хотя оно продолжало разрываться на части от паники. Но уже поздно идти на попятную.
Пришла официантка в короткой пышной балетной пачке и черной жилетке, прикрывающей только грудь. Она поставила перед Волиным оливки, мелко нарезанный лимон и бокал с темно-коричневым напитком.
Чудовище отправил оливу в рот и откинулся на спинку дивана.
– Я возьму тебя на работу и дам денег.
Но я не ощутила триумфа, я знала, что сейчас последует пресловутое «но», которое мне не понравится… а возможно, повергнет меня в шок.
– С одним условием, – положил оливу на кончик языка, повертел им и отправил в рот. – Я буду иметь право насиловать тебя, когда захочу, как захочу и где захочу.
Обернулся ко мне, отсалютовал бокалом и сделал глоток. Как обычно в его манере – медленно. Дернулся кадык, и на крепкой шее выделилась вена.
У меня потемнело перед глазами, и мне захотелось схватиться за воздух.
– В свою очередь я пообещаю, что не стану тебя закапывать… если ты сама меня об этом не попросишь. – он говорил со мной, как с больным ребенком, и это пугало еще больше, чем если бы он хамил или кричал на меня.
– Мне…мне надо..
БЕЖАТЬ ОТСЮДА!
– Подумать? Нет, малышка, думать надо было, когда ты решила шантажировать Ивана Волина. А сейчас у тебя есть только один вариант – соглашаться. Так как второго я тебе не давал. И… как тебя зовут?
Я двинулась назад, натыкаясь спиной на перегородку между вип-кабинками. Надо уходить, бежать отсюда. Это была ужасная затея, я сошла с ума, если подумала, что смогу чего-то добиться от этого жуткого человека.
– Куда это ты собралась?
Его спокойствие заставляло меня паниковать. Я почему-то вспоминала статьи о маньяках и психах. Они непременно кажутся вам нормальными и даже спокойными. Волин напоминал мне Ганнибала Лектера из Молчания ягнят. И я даже не ягненок, я некто проще и намного безобиднее. Меня так легко разделать на кусочки.
– Я…я хочу уйти. – и это самое правильное, что можно сделать. Уйти. Сбежать и потом подумать, как выбраться из всего этого… Но потом приходит осознание, что не выберусь – Варюша намертво держит меня в этом городе.
– Неужели? То есть пришла, заявила мне, что я насильник, убийца и должен тебе денег за молчание, и вдруг решила просто уйти?
Да, я хотела уйти, потому что от страха перестала соображать. Мне стало душно в этой стеклянной кабинке, в его присутствии, которое давило мне на мозги.
– Поздно, малышка. Ты наступила на мою паутину и уже не распутаешься, пока я тебя не съем. И я спросил твое имя. Обычно я дважды не спрашиваю. ОТВЕЧАЙ!
Нет, не закричал, а сказал с нажимом, но так, что мне это надавило на виски.
– Ксения.
– Ксенияяяя, Ксеня, Ксюша, – это звучало издевательски, то, как он перекручивал мое имя по-разному. Нет, не ласково, а именно издевательски, мне не хотелось, чтоб он меня так называл, – думаю, как лучше написать на надгробии. Как бы тебе понравилось?
– Я хочу уйти. Моя подруга знает, куда я пошла. Если я не вернусь…
Жалкая попытка, но я должна была попробовать.
– Если ты не вернешься, то никто это не свяжет со мной. – он взял свой смартфон и набрал чей-то номер, – Герман, ты видел, ко мне поднялась девушка? Отлично. Позаботься о том, чтоб ты был единственный, кто ее запомнил. Камеры, официантка… водитель такси, или на чем она приехала? И еще… я хочу знать о ней все. У тебя десять минут.
У меня похолодело внутри, я не верила, что это происходит на самом деле, что я не вижу очередной кошмар, а это чудовище закрывает меня в своей ловушке.
– Вот и все. Я решил за тебя проблему выбора. Так что? Неужели несправедливая сделка? Триста тысяч, работа, а взамен всего лишь то, что я уже юзал однажды. Кстати, ты была девственницей или до меня там уже побывали? Чтоб понимать степень морального и физического ущерба. Может, я могу заплатить тебе двести девяносто, – он засмеялся собственной шутке, а мне захотелось вцепиться ему в лицо ногтями.
– Вы меня порезали… степень ущерба намного выше.
– Порезал… как интересно. Обычно я не порчу своих жертв. Может, ты меня сильно разозлила? Сними платье, я хочу посмотреть шрамы. Мне ж надо знать, за что платить. Кто знает, если проникнусь и накину десятку.
– Идите к черту! – процедила сквозь зубы, понимая, что подонок просто издевается надо мной. Он снова встал с кресла… и я дернулась назад, к выходу и тут же натолкнулась на кого-то, обернулась и в ужасе распахнула широко глаза – позади меня стоял огромный, словно скала, мужчина, сложив руки замком внизу под животом. Я невольно шагнула обратно внутрь кабинки.
Волин подошел ко мне не спеша, поигрывая оливой во рту, то зажимая ее зубами, то играя с ней языком. Он улыбался, но не глазами. И изучал меня. Улыбка украшала его лицо. Сексуальная, порочная и… даже притягательная. Если бы я не знала, чем это может закончиться, я бы клюнула на нее снова. Расслаблен, небрежен. Иван уверен, что жертва никуда не денется. Съел маслину, и я замечаю, что наблюдаю за движением сильных, квадратных челюстей и дерганием кадыка при глотке. Даже это меня пугало. Он приблизился вплотную, обошел меня и остановился сзади.
Откинул мои волосы на плечо, и я зажмурилась, готовая заорать так пронзительно, что здесь все оглохнут.
– Кричать бесполезно, малышка. Это же вип. Сюда приходят к богатым дядям девочки, чтобы их трахали. Иногда трахали очень громко.
И словно в ответ на его слова музыка заиграла в самой кабинке так громко, что я перестала слышать что-либо кроме аккордов и собственного сердцебиения. Ощутила, как его пальцы прошлись по линии змейки на боку. От страха меня колотило и лихорадило, я закрыла глаза. Слезы обожгли веки.
– Не надо, пожалуйста. Мне просто очень нужны деньги. Я не хотела вам угрожать…
– Нееет, ты хотела. Именно за этим ты сюда и пришла. Угрожать мне и вымогать. Но за каждый поступок нужно отвечать. У всего есть свои последствия.
Шепчет сзади, и я боюсь этого шепота намного больше громкого крика. Тогда… одиннадцать лет назад он не вызывал таких эмоций. И не только потому что я знаю, на что это чудище способно, а потому что каждое его слово, движение было наполнено каким-то магнетизмом, парализующим жертву. Надо успокоиться, я должна вспомнить, как меня учили на психотерапевтических занятиях, вспомнить, как надо вести себя с потенциальным насильником и агрессором, как успокоить саму себя и не выглядеть жертвой. Но ни один урок я сейчас не помнила, все вылетело из головы кроме паники. Он дернул змейку у меня на боку, и я закричала, в ту же секунду Волин развернул меня лицом к себе.
– Что такое? Страшно? А идти ко мне страшно не было? Что ты там себе думала, когда ехала в «Рояль»? Или все эти одиннадцать лет? Ждала удобного момента? Или тебя кто-то ко мне послал? Именно сейчас?
– Ничего не думала… забыть пыталась весь кошмар, лицо ваше, запах, глаза, руки липкие, жуткие.
Его глаза сузились, и взгляд, казалось, режет меня лезвиями.
– Но забыть не получилось? Вместо моих рук, глаз, волос начали мелькать доллары, а запах мутировал в аромат банкнот, не так ли?
– Нееет…нет! Не так!
– А как?
Я чуть ли не рыдала от страха и от того, что его руки сжимали мои плечи так сильно, что там точно останутся отпечатки его пальцев… синяки на моей коже. Как раньше. Божеее! Я хочу отсюда выйти! У него зазвонил сотовый, и я увидела, как злобно сверкнули его глаза. Потому что помешали. Потому что вошел в раж и получал удовольствие от моего страха. Он его заводил, я это видела.
– Да!
Собеседник что-то ему говорил, а Иван смотрел на меня. Взгляд менялся, сухой и страшный блеск потух, и появилось какое-то странное выражение, которое я не могла понять. Светлые брови нахмурились, и он поджал губы, словно сильно задумавшись, но не прекращая прожигать меня своими ужасного цвета глазами.
И я вдруг поняла, что этот человек может одним взглядом заставить другого человека встать на колени.
– Ясно. – отключил звонок, и пальцы разжались. Я всхлипнула и обхватила себя руками. Волин поправил пиджак, одернув вниз, потянул галстук, ослабив узел.
– Значит так. Сейчас тебя отвезет домой мой водитель. Завтра ты выйдешь на работу к десяти утра. Все остальные условия я озвучу тебе позже.
Кивнул Скале.
– Уведи ее и проследи, чтоб ее доставили домой. Доложишь мне.
Потом снова посмотрел на меня.
– Не вздумай прятаться и играть со мной в какие-то свои игры. Потому что я очень их люблю и всегда выигрываю. Не надо бежать, не заставляй хищника пуститься по твоему следу, потому что найду и… бууу, – я вздрогнула и судорожно сглотнула, а он рассмеялся своим страшным маньячным смехом. – Мы ведь уже играем ты разве не поняла?
Я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, тяжело дыша. Кажется, я только что побывала в аду, и мне удалось выйти оттуда целой и невредимой. На этот раз. Только что теперь? Сбежать не выйдет. И не потому что я его испугалась, хотя боялась смертельно, а потому что Варю я не смогу увезти в таком состоянии.
И чего я добилась? Обессиленно сползла по стенке и села на ковер, закрыла лицо руками, ладони холодные и пальцы мелко подрагивают. Денег я не получила, а оживший кошмар – да. Словно сама спрыгнула в кипящее жерло вулкана и лечу, глядя широко распахнутыми глазами на беснующуюся стихию, на то, как она бурлит, пузырится, и из нее выскакивают языки пламени, чтобы облизать мое тело до костей.
Мне надо отказаться от работы, придумать что-то. Вырваться из этой ловушки, в которую сама же себя и засунула. Если переехать? Попросить Женьку помочь… Но вместо этого я просто разрыдалась ей в трубку после того, как рассказала о своем визите к Волину.
– Ты ненормальная, да? Ты что наделала? Зачееем? Ты хоть понимаешь, кто это? Понимаешь, к кому полезла? Почему мне ничего не сказала… Ты уверена, что узнала его, уверена, что это он?
– Да…нет…точнее, я уверена. Я помню черты лица, помню глаза. Понимаешь, цвет этот помню. Его не спутать. Ты видела его глаза?
Встала и пошатываясь пошла на кухню. В горле так пересохло, что было трудно разговаривать.
– Да! Я, черт возьми, видела его глаза. Глаза одного из самых желанных и крутых мужиков в городе, да и, пожалуй, в стране тоже. Видела и потом трусы выжимала. Черт! Я поверить не могу, что он тебя…
– Думаешь, я лгу? – голос сорвался, и я дрожащей рукой схватила стакан, налила себе воды.
– Нет. Я не думаю, что ты лжешь. Я просто не могу поверить, что мужчина, которому готова отдаться любая, именно любая женщина, станет насиловать восемнадцатилетнюю девочку. Бабы от него без ума. Он их как перчатки меняет. Ты бы хоть почитала о нем. Волин… Я в шоке! Иван Волин! В Форбсе он входит в десятку самых богатых людей. И не только… этот подонок влиятелен, как сам сатана! Я не удивлюсь, если последний ему денег должен.
– И тем не менее он это сделал! Понимаешь? Он сделал это со мной одиннадцать лет назад! И деньги помогли ему выкрутиться и выставить меня дурой! Лгуньей и сумасшедшей! – хрипло сказала я и сделала глоток воды. – И… сегодня он даже не отрицал. Понимаешь? Он ничего не отрицал… Он…он предложил мне заплатить за то, чтоб делать это со мной снова. О, Господи! Сказал, что если сбегу, найдет и…
– Кошмар. Как? Как ты могла к нему поехать и ничего мне не сказать? Ты понимаешь, сколько власти у этого человека? Понимаешь, что он вне закона? И тут не только деньги. Это связи, это такие знакомые, которых боятся даже спецслужбы. Он же тебя размажет и не заметит.
– Я… я думала попросить у тебя денег и снять другую квартиру.
Женька нервно расхохоталась.
– Ты дура. Боже, Ксенька, ты такая дура. Это ж надо было так вляпаться. Наехать на Волина! Шантажировать его! Так, – она закурила, я услышала, как щелкнула зажигалкой, – давай без паники. Во-первых, попробуй с ним спокойно поговорить. Скажи, что могла ошибиться, что говорила все в состоянии аффекта и берешь свои слова обратно. Просто тебе сказали об операции дочери и… В общем, дави на жалость. Мужики, они такие. Они готовы принять женские выходки…
– Женя! Стоп! Ты себя слышишь? Ты вообще понимаешь, что я тебе говорю? Он не просто мужик – он маньяк! Он убить меня хотел одиннадцать лет назад. Он меня ножом резал и в яму закопал!
На том конце провода стало тихо. Наверное, только сейчас она поняла меня. Или осознала, что именно я ей говорю.
– Ксень… я не знаю, что с этим делать. Дай мне подумать. Ты пока ничего не предпринимай. Я поговорю с Сонькой, она пробьет для тебя, кто был донором тогда. Думаю, она нам откроет имя. Она мне кое-что должна. Давай пока о Варе подумаем. Ааа… а деньги он дал?
– Кто?
– Волин.
– Нет. Сказал утром на работу выйти. А мне днем к Варе надо… Деньги надо привезти. Что мне делать, Жень? Где взять?
– У меня тысяч сто есть в банке. Черт, говорила я тебе, что деньги надо на счету хранить, а не дома в шкатулке.
– Тогда надо было налог платить. Ты ж знаешь почему… Если б я сама могла предположить… Мы ж собирали на поездку в Дисней Лэнд и на машину.
– Знаю. Знал бы где упадешь, соломки постелил бы. Тебе не звонили насчет помощи какой-то? Ты никуда не обращалась? Может, фонды какие-то?
– Женяяя, времени нет по фондам ходить. Нет его у Вари. И ждать чего-то тоже нет времени. И… никто не звонил.
– Твари! Какие же твари! Даже в новостях больше ничего о жертвах не показывают. Виноватых ищут якобы.
– Да мне все равно, кто там виноват. Мне о дочери думать надо и… я боюсь. Я теперь так боюсь. Он…он сказал, что поиграет со мной, что уже играет… Он ненормальный, Жень. Ты бы видела его. Он… такой жуткий.
– Да уж… Но это не помешало тебе прийти в лапы к зверю. Навертела ты. Давай так, может, тебе лучше съехать от меня. Перебраться куда-то, где искать не станет. Подожди, я перезвоню тебе.
Она отключилась. А я налила себе еще воды и подошла к ноутбуку, стоящему на журнальном столике. Подняла крышку и придвинула стул. Пальцы сами открыли поисковик и вбили имя «Иван Волин».
Стало тесно в комнате, едва только увидела его на экране. Лицо крупным планом. Его глаза, которые так тянули к себе и в тоже время так пугали. Очень светлые, яркие и ближе к зрачку намного темнее, от чего эти самые зрачки казались расширенными и большими, напоминающими глаза хищника в момент возбуждения и охоты. Его нельзя назвать красивым, но на лице эта печать порока. Чего-то до сумасшествия страшного и греховного, чего-то жуткого и в тоже время завораживающего. Внушающего ужас и трепет. Я могла поверить, что женщины сходят от него с ума… рядом с ним так легко почувствовать себя убогой, незаметной и ничего из себя не представляющей молью. Молью, которую можно насиловать, убить и закопать.
Один его взгляд заставлял застыть и внутренне подобраться. Он словно обещал все муки ада и в тоже время какое-то дикое и страшное удовольствие, после которого непременно наступит мучительная смерть. Самоуверенный, ироничный, пронизывающий насквозь. Глаза чуть прищурены, и в уголках спряталась та самая пошлая усмешка, как и в уголках его губ. Их можно было бы назвать некрасивыми, но это было невозможно, так как они манили изгибом, пугали чем-то жутковато притягательным. Я попыталась вспомнить его лицо наяву, но видела лишь глаза. И… я помнила фамилию. Отец Милки ее назвал несколько раз. Так что никакой ошибки быть не могло. Это он. Только моложе на одиннадцать лет. Может, сейчас он научился заметать следы… Вспомнились его слова о надгробиях, и стало не по себе. Передернуло все тело.
«Ну что ты ломаешься, маленькая. Давай, я сказал! Раздвинь ноги, сука! Не корчь из себя целку!»
Голос словно сквозь вату. Безликий. Страшный. Как в микрофон.
Я закрыла страницу с его лицом. Бегло прочла несколько светских сплетен о его романах с известными актрисами, телеведущими, моделями. И везде эти горящие женские взгляды, полуоткрытые рты, румянец. Не надо быть психологом, чтобы заметить, насколько они увлечены им. Женя права. Женщины без ума от этого психопата. Видно, что они с Волиным не ради денег. Расставания, новые романы, покончившая с собой любовница. Грязные расставания с истерическими постами брошенных пассий в соцсетях. И новые снимки Волина уже с другой. На яхте, в клубе, на природе.
Все это могло быть лишь прикрытием. Много лет назад он совершил преступление сам, а сейчас такому, как он, не составит труда покупать себе девочек и издеваться над ними.
Зазвонил сотовый, и я взяла трубку.
– Ксень, я нашла для тебя квартиру. Там не так уютно, как у меня, но вряд ли он тебя там найдет. Это квартира одной моей знакомой. Она уехала в Эмираты к очередному арабскому шейху в кавычках, а квартиру так и не смогла сдать. Много хочет для этого района. В общем, я с ней договорилась. Я сброшу адрес, и дуй туда прямо сейчас.
– Спасибооо, Женя, как же я благодарна тебе. Чтоб я делала без тебя?
– Не знаю. Может, не научилась бы у меня искать на свою задницу неприятности. Так, все. Меньше слов. Вызывай такси и бегом туда. А я подумаю, как избавить тебя от Волина, и поищем отца Вари. Кто знает, а вдруг он миллионер.
Она хихикнула, разряжая обстановку.
– Все. Давай. Мы разберемся. Я уже через день приехать должна.
– Можно я ноут твой возьму?
– Бери. Это мой запасной. Папки по работе только не трогай.
Через час я уже располагалась в уютной однокомнатной квартире на окраине города и надеялась, что мы, и правда, что-то придумаем. Я буквально провалилась в сон. Отключилась, как будто из меня выпотрошили все батарейки. Мне даже сны не снились.
Проснулась от настойчивого звонка в дверь. Он был монотонным и очень пронзительным и заливался соловьиной мерзкой трелью. Я не сразу поняла, где нахожусь, потом встала и, завернувшись в плед, поплелась открывать. Когда посмотрела в глазок, меня прошибло ледяным потом, и я закрыла рот руками, чтобы не заорать. Там стоял тот самый лысый Скала с зонтом в руках. Он снова позвонил, а потом громко начал стучать в дверь. Так громко, что сотрясалась вся квартира.
– Я вызову полицию! – как-то неуверенно сказала и почувствовала, как начинаю задыхаться.
– Я сейчас вынесу дверь! – спокойно ответил ублюдок.
– Убирайтесь!
Где-то в комнате зудел мой мобильный. Я пошла на звук, переступая босыми ватными ногами по холодному полу. Нашла сотовый в сумочке и, увидев незнакомый номер, закусила губу. Потом все же нажала на кнопку вызова.
– Первый уровень я прошел, а ты проиграла, и я придумаю, как ты будешь расплачиваться за проигрыш.
Голос прозвучал где-то совсем рядом, словно он находился со мной в одной комнате. Я отключила звонок и начала набирать номер полиции, но у меня не выходило. Автоответчик сообщил, что моя сим-карта заблокирована на любой исходящий звонок, даже на экстренные. Я не знаю, как такое могло быть. Снова и снова набирала полицию, как заведенная, пока не увидела на экране входящий звонок. Ответила и сдавила сотовый в обеих руках.
– Она заблокирована. Ты никуда не позвонишь и никуда не выйдешь. У тебя есть всего два хода. Первый – это сделать так, как мы договаривались, и выйти на работу, которую ты так хотела получить, а второй – сидеть там, пока не надумаешь выполнить первый. Разве тебе не надо поехать к дочери, Ксенияяя? Или к ней могу наведаться я.
Сдавила сотовый еще сильнее, чувствуя, как становится тяжело дышать и пульсирует кровь в висках, как сдавливает затылок болью.
– Я выйду.
– Умница. Это правильное решение. И не говори, что я не дал тебе право выбора.